Под грязной коричневой шубой спит бородатый мужик.
Он слышит звук будильника и ворочается, закрывая уши подушкой.
- Слышу звон... Но не знаю, где он, - красный нос остаётся снаружи и нервно вздрагивает своими пористыми крыльями. Кажется, что поединок звонка с непреодолимым желанием спать продолжается целую вечность, но это лишь иллюзия, с которой надо бороться.
- Один! - сказала длинная минутная стрелка, отходя от цифры «один» и ползком приближаясь к цифре «два». Подушка с отпечатком лица упала на пол и волосатая рука протянулась к звенящим часам :
- Ненавижу Куранты!
Будильник слегка приподнимается на ножках и деликатно отходит в сторону, не переставая при этом будить мужика. Ладонь спящего суетливо шарит по поверхности стола, но ничего не находит.
Открывается один глаз и в зрачке вспыхивает гневная искра :
- Ну и где ты прячешься, тварь трёх-ногая?
- Да я тут... Стою в тени керосиновой лампы... Ты, мужик, лучше вставай по-хорошему! Ты мой характер знаешь, я звенеть не перестану.
Мужик садится на кровати и спускает вниз босые ноги. Пальцы мёрзнут и подёргиваются, а мужик думает, что надо бы ему подняться и взять висящие около печки носки. Вязанные носки сами собой покачиваются, но к мужику не идут.
- Дразнитесь, сволочи мохнатые? Вот я Вас сейчас надену...
Матрас расправляет затёкшую спину и вздыхает всеми своими пружинами :
- Что? Проснулся лежебока?
- Поговори мне... – мужик ехидно садится обратно на кровать.
- Ты шагай за носками-то... – испуганно шепчет матрас, - Иди! Я до смерти боюсь, что ты ноги заморозишь, схватишь насморк и потом будешь две недели на мне валяться...
Бородач сдёргивает носки с крючка и победно сжимает их в кулаке :
- Попались, которые которые над пе-чуркой болтались!
- Да сам ты... пе-Чурка! – обиженно отвечает печь.
- Если не перестанешь поперёк хозяина выражаться, буду топить сырыми дровами...
Он садится на табурет и с подлым выражением лица натягивает носки на ноги.
- Фу! – морщатся носки на мужиковых босых ступнях.
- Приятель, может ты хоть раз в году свои ноги мыть будешь?
Мужик потягивается и начинает ходить по комнате. Внутри носков раздаётся слабый треск и поскрипывание. Он садится обратно, снимает носки и вытряхивает содержимое. На пол падают крошки от сломанной конфеты и раздавленный грецкий орех.
- Соболезнуем... – шепчут носки, - Какая страшная кончина!
- Где же мои валенки? – хозяин заглядывает во все углы, но ничего не находит. Он смотрит за камодом, под столом и около рукомойника.
- Не иначе, как сквозь Землю провалились!
- Скажешь тоже, хозяин, «сквозь Землю провалились»... Что нам в Мексике-то делать? Там и без нас жарко...
- Не говорите ему ни одного слова! – кричит матрас.
- Поздно предупреждать! Они себя выдали, - смеётся мужик, вынимая валенки из под лежанки.
- Эх, век воли не видать... – тяжело вздыхают носки перед погружением в недра валенок.
Мужик надел валенки и задумался, что это ему померещилось во мраке под лежанкой?
- Эй, бутылка, ты мне в реале приведелась или как?
- Поцелуй меня, мужик, не пожалеешь... Я выдыхаюсь без прикосновения твоих губ...
Он лезет под кровать, находит бутыль с домашним самогоном и жадно пьёт, опираясь плечом на дверной косяк. С каждым глотком тихий разговор пола со стеной слышится всё яснее и яснее.
Стена говорит :
- Здравствуйте, любезнейший, что нового в половой жизни?
- Признаться я всегда мечтал быть романтичной стеной, гордо устремлённой ввысь...
- Ну что Вы... – скромно шепчет стена, - Жизнь любой стены лишена здравого смысла. Все настоящие вещи опираются на пол. И любой из полов – есть истинная основа и начало всех вещей.
- Как я хотел бы стать стеной... - шепчет пол.
- А моё заветное желание стать полом... - вторит ему стена, оклееная прошлогодними обоями.
Пол и стена меняются местами, мужик валится вниз и стонет. Шёпот, скрежет и уханье издаваемое домашними вещами превращается в грохот.
- Все вы – хлам! Барахло! Рухлядь! – он яростно стучит кулаками : по полу, стене и по грациозному, тонконогому шкафчику. Вещи начинают сердито раскачиваться :
- Шкафчик не трогай! Он у нас один такой : книжный, образованный...
Особенно кипятятся чайник и кастрюля :
- Вот мы сейчас плюнем на тебя!
- Прямо напужали... Да у вас ручки коротки!
Сердито скрипя ржавой петлей, приоткрылась дверь:
- Тебя предупредили... Наступил час расплаты...
Дверь впустила в комнату кристаллическое снежное облако, которое тотчас растаяло, мелкими слюнявыми каплями упав на полигоно-образную спину мужика.
Коврик под мужиком задрожжал от негодования, по нему пробежала короткая сильная волна, на гребне которой балансировал бородач. Он чувствовал «половое волнение», но не хотел верить своим ощущениям.
- И вот так каждую зиму... Все люди перед Новым годом дома сидят. Лишь я один должен бродить по свету!
- Дебаты кончены, - половичок изогнулся и "домашнее цунами" протащило мужика до порога и бросило его на крыльцо. Скользя на сальном пузе он проехал по обледенелым крылечным доскам. Казалось, что он не катится, а летает...
Вот закончилась инерционная сила толчка и тело бухнулось в снег. Рыжая жирная белка, сидевшая на сугробчике перед домом, резко выронила шишку из лап. Испуганно передёрнула плечиками и ускакала, не сказав мужику ни слова.
Сосновая шишка осталась лежать в бороздке вчерашней лыжни.
- Какая лыжня! – простонала шишка, - Вся жизнь... Лыжня!
- Тоже мне «шишка-на-ровном-месте», - сказал мужик, пятернёй вычёсывая снежинки из бороды. Он огляделся вокруг и фыркнул, выпуская на волю клубящийся пар.
Туман, высвободившийся из-под красных пористых ноздрей, принял форму призрачной фигуры.
- Здравствуй дедок! Как ты нынче?
- О! Новый год на дворе? Заждались мы Вас...
- Ну давай, Дед, пойдём потихоньку... Детишек поздравлять будем.
Дед Мороз, в сопровождении Нового Года, тихонько выходит за околицу...