Настена уезжала. Провожали ее Людмила Быкова да баба Катя. Иван перетащил в председательский газик две большие сумки с вещами, а Настена и Людмила вынесли из дома сонных ребятишек и уложили их рядком на заднем сиденье.
Настена обняла Людмилу. Людмила заплакала.
- Настя, а, может, останешься? - попросила она.- Я твоим ребятишкам вместо бабушки буду.
- Молодая ты для бабушки, - засмеялась Настена. - Ты еще своих детей не нянчила.
- Старая я уже для своих детей! - сквозь слезы улыбнулась Людмила.
- Кто знает! - ответила Настена и поймала на себе внимательный взгляд бабы Кати.
- С богом! – сказала баба Катя и поцеловала Настену три раза. Затем заглянула в машину и перекрестила ребятишек.
- С богом! – повторила она и отошла в сторону. Иван завел машину. Настена через окно помахала провожающим еще раз.
- Поехали! - приказала она Ивану и закрыла глаза.
За окном машины, в морозном сумраке просыпающегося февральского дня, медленно проплывала Деревня. Даже через закрытые глаза различала Настена зеленый палисадник бабы Катиной усадьбы, кирпичную водонапорную башню, крутую дорогу от верхнего магазина, ведущую к дому Петра, сельский клуб, принаряженный гирляндами огней по случаю наступающей Масленицы. Господи, все Настенино детство, да что детство – вся Настенина жизнь прошла здесь! Слезы сами полились из закрытых Настениных глаз.
- Не дрейфь, Настена! – нарочито строгим голосом скомандовал Иван. – Вспомни, ты же сама учила: не ныть, не стонать!
- Ладно, Вань, не обращай внимания,- ответила Настена.- Это я по слабости. Расскажи лучше что- нибудь хорошее.
- Хочешь, я тебе свой последний стих почитаю? – спросил Иван. - Специально для тебя написал.
Настена прикрыла глаза. Она всегда так слушала Ивана. И когда музыку слушала, тоже всегда закрывала глаза. Иван читал свои стихи тихо и просто, будто рассказывал Настене о чем-то:
Уставший день в ночное покрывало
Спешил укрыться на моих глазах.
И я решил остаться на привале,
Хотя и был у цели в двух шагах.
И, ощутив вечернюю прохладу,
Я, наконец, в душе покой нашел.
Еще внутри стучало:надо, надо...
Но столько дней я шел, и шел, и шел...
Нередко я испытывал блаженство,
Бывал и зол, и добр, велик и мал.
Я жизни постигал несовершенство,
И, честно говоря, устал.
За день сегодняшний судите не жестоко:
Не в миг высокою становится сосна.
За то, что мне идти еще далеко,
Простите путнику ночное время сна.
- Здорово, - как всегда, сказала Настена. - Вань, а ты правда думаешь, что меня ожидает что-нибудь такое...- Настена не стала уточнять, какое именно, но Иван понял ее с полуслова.
- Я не думаю, я знаю, - ответил он. - И ты это знаешь тоже, - добавил он.
Это была правда. С некоторых пор Настена стала предчувствовать многие вещи. Может быть, если бы она знала меньше, ее жизнь сложилась бы совсем по-другому. Когда она сказала Степану...нет, она, конечно, сказала не потому, что знала, тем более, что, если честно, то Настена вообще ничего не знала и не могла знать. Это все потому, что умер Алешка...Когда Вера позвонила ( кажется, это были майские праздники) и прокричала в трубку, что Алешка умирает, Настена вдруг сразу поняла, что это правда, более того, она знала точно, что он умрет. Настена могла сомневаться: Вера была страшная паникерша и всегда видела даже то, чего и рядом не было, но в ту минуту, когда она прокричала, что Алешка умирает, Настена точно знала, что это правда. Она быстро собрала детишек, написала Степану записку, чтобы он не волновался, и вечерним автобусом уехала в областной центр, где в то время жила Вера. Алешка, молодой и сильный парень, только год как вернулся из армии. Вере он нравился еще в школе, поэтому, когда Алешка сделал ей предложение, она дня не сомневалась и правильно сделала, потому что семья получилась хорошая. Весело они жили. Каждый день друзья, песни пели под гитару...Хорошая семья была. Смерть глупая была... «А разве смерть может быть умной?»- подумала Настена. Так вот, об Алешке. Машина его сбила. Он переходил дорогу, а тут машина на скорости...Вера увидела Алешку уже в больнице. Он был без сознания и жил только потому, что его тело заставлял работать аппарат искусственного дыхания.
- Если жив останется, будет калека – ног у него нет, - очень обыденно донесла до ее сведения нянечка, видевшая-перевидевшая на своем веку всякое. А Вера была на седьмом месяце... Не дай бог такое пережить!
Умер Алешка только через неделю : сильный был, поэтому долго продержался, но в сознание он так и не пришел. Целую неделю Вера и Настя утром и вечером ездили в больницу, со страхом подходили к белой двери, за которой их ждала беда. Ничего страшнее этих минут ожидания Настя за свою жизнь не знала.Тогда же она определила для себя первое правило своей жизни : никогда не надеяться. Лучше сразу быть готовым к самому плохому, тогда хорошее, если оно произойдет, будет как подарок. Похоронили Алешку в Деревне, откуда он был родом, и куда вскоре переехала Вера с уже родившейся дочкой.
Настена почему-то очень болезненно перенесла Алешкину смерть. Они-то и знакомы почти не были, а Насте казалось, что кончилась ее жизнь. Ночью она долго лежала с открытыми глазами рядом со Степаном, ставшим за последнее время необычно молчаливым.
- А ты хочешь жениться на Марине? – вдруг спросила Настасья Степана и удивилась. Ощущение было такое, что говорила не она. Кто-то за нее говорил ее голосом и ее губами. « Почему именно на Марине?»- растерянно спросила себя Настена и привстала, чтобы поглядеть, не спит ли Степан. Степан не спал.
- Настя, я люблю Марину, - не поворачивая головы, глухо ответил Степан.
Настена отнеслась к этой новости совершенно равнодушно, как будто это известие ее не касалось, а речь шла о ком-то постороннем. А Степана прорвало. Он с болью в голосе рассказывал Настасье, что он долгое время боролся со своей страстью, хотел сохранить семью. «Но согласись, Настена,- умоляющим голосом говорил он,- ведь у нас последнее время не жизнь была, а мука! Эти постоянные скандалы!» «?»- подумала Настена и промолчала. Настя закрыла глаза и решила спать. « Я проснусь, - подумала она, - и все будет снова хорошо. И Алешка будет живой. Это мне снится. Мне снится плохой сон». Но сон не закончился. Он продлился утром, когда Степан собрал свои вещи и ушел к Марине. Настена не спала еще три дня. На четвертый день к Настене заглянула баба Катя. Она дала Настене горячий чай, добавив туда своих, только ей ведомых трав. Сколько дней проспала после этого Настена, она не знала. Когда она, наконец, открыла глаза, рядом с ней сидела баба Катя.
- Где дети? - слабым голосом спросила Настена.
- Дети гуляют, не волнуйся, все хорошо, - успокоила ее баба Катя.
- А Степан? – спросила Настена.
- И за Степана не переживай. Жив-здоров. Заходил, узнавал, как ты.
- Не сердись на него, баба Катя, - попросила Настена.- Он сам не ведает, что творит.
- У каждого своя дорога, Настена, - ответила баба Катя. - Степан идет по своей дороге. Чего мне на него сердиться? Значит, такой путь ему Господь уготовил.
Дети гуляли с Людмилой. Людмила и Настя подружились еще прошлой зимой. Людмила работала в библиотеке, а Настя любила читать. Людмила приносила и Настениным ребятишкам детские книжки с яркими картинками, а иногда уходила с ними гулять. Своих детей у Людмилы не было, а после того, как ушел Василий, она вообще жила одиноко и очень замкнуто. Хотя между ними была большая разница, почти 20 лет, Людмиле и Настене было интересно вдвоем. В последние дни Людмила перебралась к Настене. Она делала всю домашнюю работу и смотрела за ребятишками, лишь на время оставляя дом на бабу Катю, которая отнеслась к Настениной болезни очень серьезно. Настена ушла в себя. Ей казалось, что она умерла. Жизнь представлялась Настене чем-то посторонним, не имеющим к ней никакого отношения. Удивляли людские эмоции. Хотелось спрятаться под кровать или забиться в щель. Настена была благодарна Людмиле и бабе Кате за то, что они не лезли в душу, не доставали ненужными расспросами и вообще вели себя так, будто Настены и не было тут. Через неделю пришел Иван. Сколько себя Настена помнила, Иван всегда был рядом с ней. В детстве они ходили в один детский сад, затем учились в одном классе и даже, помнится, один год (в пятом классе, - уверял Иван) сидели за одной партой. Иван таскал Настин портфель и, когда она не видела, смотрел на нее влюбленными глазами. После Настениного замужества дружба их несколько затихла по понятным причинам, и, пожалуй, что в этот раз Иван впервые заглянул в Настенин дом.
- Привет, Настена! - застенчиво поздоровался он.
Настя с трудом повернула голову и равнодушно посмотрела на Ивана. Иван подставил стул к Настениной кровати и смущенно замолчал, не зная, что говорить.
- Настена, а я стихи написал новые, - немного помолчав, сказал он. - Вот послушай:
Я снам не верю, лживы предсказанья,
Но только все случилось не во сне:
Звала звезда таинственным мерцаньем,
И я пошел, и мир открылся мне.
Проник я сквозь наросты кайнозоя,
Касаясь звезд вихрастой головой,
Я знать хотел:откуда я и кто я-
Небесный дух иль человек живой?
Знакомо мне дыхание Вселенной,
Тысячелетий ветер-спутник мой,
И был я юным богом в теле бренном,
На час вернувшимся с Земли к себе домой.
Рождаемся мы там и умираем,
Отведав счастья и испив беды...
И лишь одно мы так и не узнаем,
Зачем зовет далекий свет звезды?
Настена повернула голову и посмотрела на Ивана.
- А зачем? – спросила она.
- Не знаю, - ответил Иван. - Может быть, мы раньше звездами были.
- Выдумщик ты, Иван,- сказала Настена и первый раз за все время улыбнулась.- Вань, - снова спросила она, - а как ты стихи сочиняешь? Это трудно?
- Я их не сочиняю, - честно признался Иван. - Они сами ко мне приходят, а я их записываю.
- А ко мне они могут придти? – спросила Настена.
- Конечно! - уверенно ответил Иван.- Ты только прислушайся хорошенько. И услышишь обязательно.
Через месяц Настена, кажется, начала приходить в себя. Сначала она заглянула в колхозную библиотеку, пристроенную к школе, молча побродила между книжными полками. Настена любила эту необычную тишину читального зала, пропитанную атмосферой далеких странствий и вечнозеленых островов. Можно было, закрыв глаза, тихонько пройти по дощатому полу маленькой библиотеки как по скрипучим доскам палубы старой шхуны и ощутить на своем лице пряную свежесть морского ветра.
После библиотеки Настена зашла к бабе Кате. Они долго говорили о ничего не значащих вещах: о погоде, о здоровье. Баба Катя пожаловалась, что перед непогодой у нее стали ломить суставы. Настена отметила, какое странное слово «непогода». Значит, погода может быть только хорошей. «Правильно,-согласилась баба Катя,- ведь говорят же- распогодилось». «Тогда почему говорят – хорошая погода или плохая погода? Достаточно сказать погода или непогода», -сказала Настена.
С бабой Катей было хорошо. Она умела не задавать лишних вопросов и не требовала, как остальные, чтобы Настена поделилась, облегчила душу, поплакала. Настена не могла плакать. Может быть, если бы она поплакала, ей действительно стало бы легче. Но Настенино горе проникло в каждую ее клеточку и накрепко заперло двери. Утром Настена просыпалась и сразу же начинала ощущать тяжесть своей печали. Мысль о Степане не покидала ее ни на секунду. « Неужели будет время,- думала Настена,- когда я проснусь и буду думать о чем-нибудь другом?»
- Пусто мне, баба Катя, - даже не пожаловалась, а просто выдохнула из себя Настена, - кажется мне, что умерла я. Смотрю на все как из-за стекла. Пусто все, - повторила она.
- А ты ведь в самом деле умерла, Настена, - не глядя на Настю, - ответила баба Катя.
Она надолго замолчала. Настена почувствовала, что сейчас баба Катя готовится выдать ей страшную тайну. Ощущение чего-то большого и важного, что должно было произойти сейчас, заполнило Настенину душу. Баба Катя подняла голову и посмотрела прямо в Настенины глаза.
- Я никому и никогда ничего не рассказывала о его судьбе, - сказала баба Катя. - Не надо человеку это знать. А тебе скажу. Ты рядом со смертью стояла. Тебе нужно.
«Говори, говори, старая!» - умоляли Настенины глаза.
- Я скажу, - решилась старуха. - Сколько раз я тебя видела, Настя, ведь ты всегда умирала. В каждой жизни умирала молодой. Когда успевала выйти замуж, когда нет, но никогда не давал тебе бог детей увидеть, вырастить их, на внуков порадоваться. Душа твоя привыкла умирать. Жить ты не умеешь, душа твоя радости простой человеческой жизни не знает. Потому и просит душа твоя смерти, что жить не может. Не знаю я, за что на тебя бог так прогневался, и за что помиловал, не знаю. Видать, чья-то светлая душа за тебя помолилась. Отпустил бог тебе твои грехи. Новую жизнь дал, не дав умереть. Со старой памятью ты в новую жизнь входишь, а это, знаю я, ой, как трудно. Не всякий со своей памятью справиться может. Тебе надо жить научиться. Может, для этого бог и оставил тебя здесь.
- А что со Степаном, бабушка? - задумчиво спросила Настасья.
- А Степан тебя терять привык, не пожив с тобой. Первый раз ему бог семью и детей дал. А он по старой колее поехал. Ведь он после твоей смерти никак тебя забыть не мог. Сколько с кем ни начинал, все у него плохо заканчивалось, все прахом шло. Доживал он до глубокой старости, а умирал всегда в одиночестве. Не знает его душа, каково семью потерять, каково без любимой женщины остаться, не похоронив ее. Видать, этому и будет он учиться в этой жизни.
- Так, может, подождать его, пока он научится? - с надеждой спросила Настена.
- А пока ты его ждать будешь, душа его не ощутит потери, а, значит, и ничему не научится, - ответила баба Катя. - Отпусти его, Настена, - вдруг попросила она. - Из него в будущем хороший Хранитель получится!
Настена задумчиво молчала.
- Ты сама жить должна научиться, - сказала ей баба Катя. - Иди, смотри, глаза пошире открой, ищи свою дорогу. Кто знает, какой он, твой путь.... Прости, помочь не могу. Не ведаю я твоей дороги, Настена...
- Спасибо, бабушка, - сказала Настена. - Ты мне уже помогла. Ты мне звезду указала, я по свету ее дорогу свою найду...
...
Иван, как обычно, заскочил к Настене после работы.
- Ты какая-то другая сегодня, - сказал он, внимательно приглядевшись к Настене.- Случилось что-нибудь?
- Вань, а я стихи написала, - призналась Настена. - Послушай...
Трижды солжешь, и трижды поверю.
Не лгу.
Мерой любви и доверия меряю.
Могу.
Не унижать себя подозреньем
Хочу.
Душу чужую своим прозреньем
Лечу.
Тяжесть ран и обид невольных
Тащу.
Тысячу раз мне сделаешь больно,
Прощу.
-Это ты для Степана? - спросил Иван.
- Нет, это я просто так, вообще. А для Степана я другое написала.
Напрасно разрушил он дом,
Построенный из песка.
Надежности не было в нем,
Но в нем не жила тоска.
На месте, где стан изгибала стена
И в небо вонзался шпиль,
Сегодня лениво гуляет волна,
И царствует мертвый штиль.
За тысячу верст от меня, без меня,
Оправданный сердцем моим,
Он строит и сносит, любя и кляня,
Песочные замки другим.
В туманном на синей палитре мазке
Обрывки чудесного сна.
Мой след одинокий на влажном песке
Небрежно стирает волна.
Сухими губами шепну,
Крепясь из последних сил:
Спасибо, спасибо ему
За праздник, который был...
Настена замолчала и вопросительно посмотрела на Ивана.
-Учиться тебе надо, - немного помолчав, сказал Иван.- Вон, посмотри, все твои подруги техникумы позаканчивали. Что ты дома сидишь? Тебе на люди надо выходить.
- Так я ж болела, Иван, - стала оправдываться Настена. - А сейчас дети маленькие. Куда я от них?
- В вечернем можно учиться. Вон Татьяна Петрова учится же!
- У нее муж с детишками сидит...
- Ты ищешь причину, чтоб не делать, а надо искать возможность, чтобы делать, - ответил Иван. - Если надо будет, и я посижу.
Настена долго думала над словами Ивана. «Менять мне жизнь надо, - решила наконец она. - Хватит за старое цепляться. У меня тысяча дорог впереди. Что ж я, одну-единственную себе выбрать не смогу?!»
Перед отъездом Настена снова зашла к бабе Кате.
- Все-таки уезжаешь? - спросила баба Катя. - Не боишься-то, в чужой мир? Москва- не Деревня. Там побежать, если что, не к кому.
- Люди везде есть, - ответила Настена. - А здесь я не могу остаться. Меня отсюда выталкивает что-то, как соломинку из воды. Не вижу я себя здесь, бабушка!
- То-то что и я не вижу, - пожевала губами старуха.
- А то, может, с Иваном останешься? - безо всякой надежды спросила она.- Любит он ведь тебя! И ребятишек твоих любить будет...
- Разные у нас с Иваном дороги, - печально заметила Настена.
Старуха молча согласилась с ней.
- Как же ты там будешь? - спросила она. - Трудно ведь одной в незнакомом городе!
- С детишками тетка поможет,- ответила Настена, - да и я ей помогу. Старая она уже, а у нее кроме меня и нет никого. Я думала ее к себе забрать, да вот приходится к ней ехать.
Настенины глаза наполнились слезами.
- Ну, почему так все произошло, бабушка?! - с тоской спросила она.
- Не спрашивай «почему», - строго ответила баба Катя.- Спрашивай «для чего?». Для чего это твоей душе надо? Что она из этого вынести должна?
- Господи, укажи ей путь истинный, - глядя через окно вслед Настене, прошептала старуха. - Спаси и сохрани ее, Господи...
...
После Настениного отъезда баба Катя и Людмила вернулись в дом. Пусто в нем было. И нежилой дух уже поселился в оставленных стенах.
- Я позже зайду, наведу тут порядок, - сказала Людмила. - Пока они в пути нельзя в доме мести: дорога пустая будет. Ой, Настена варежки забыла! - вскрикнула она.
- Ничего страшного, - ответила баба Катя.- Скоро уж тепло наступит: весна на носу.
Баба Катя подошла к письменному столу, на котором в беспорядке были разбросаны бумаги. Она взяла листок, исписанный крупным размашистым почерком Настены. « Здравствуйте! Какой чудесный день!» - прочитала она. Это было стихотворение Настены, написанное ею напоследок, в ночь перед отъездом:
Здравствуйте! Какой чудесный день!
Оклик, как спасение из ада.
И мгновенно высветлилась тень:
Здравствуйте, конечно, очень рада!
Где я пропадала столько дней?
Ведь давным давно увидеть надо:
Нити жемчугов висят с ветвей,
И искрится снег, как сотня радуг.
Школьницы румяною гурьбой
Лыжный путь осваивают ловко,
Милая, смешливая головка,
Было, было то же и со мной.
Вы сегодня веселы и смелы.
Кто ж из нас в семнадцать лет не рад?
Дай вам бог, в свое, конечно, время,
Посетить не только рай, но ад.
Дай вам бог пройти путем печали,
Онеметь от страшной тишины.
Смех и радость, милые в начале,
В старости становятся смешны.
Дай вам бог не плакать под плетями,
И суметь подняться каждый раз,
Даже если камнепад над вами,
Даже если почва из-под вас.
А потом, мгновенье за мгновеньем,
И в конце далекого пути,
Может, ждет нас умиротворенье,
Я не знаю. Мне еще идти.
- Иди, девочка, иди, - сказала баба Катя.- И ничего не бойся. Бог поможет тебе.
Она подошла к окну и отдернула занавеску. В свете разгорающегося утра явственно проступили очертания дороги, начинающейся близ Настениного дома и уходящей за горизонт. Где-то по ней ехал сейчас председательский газик и увозил Настену все дальше и дальше от Деревни и все ближе и ближе к чужому и незнакомому миру. На заднем сиденье, прижав к себе двух маленьких детей, спала Настена, и была она сама, как маленький бесстрашный воробышек, затерянный в бесконечных просторах Вселенной. Красное, все еще по-зимнему холодное солнце вставало над землей.
Начинался новый день.