… Они сошли с ума! И были совершенно, непозволительно, безудержно счастливы! А ещё они были веселы, бодры, здоровы и немного глуповаты, как, впрочем, и все влюбленные! А ещё они мечтали, надеялись, ждали …
А ещё, ещё, ещё … Но!..
… Каждый день, приходя на работу и включив компьютер, при этом одновременно расстёгивая старенькое пальто и разматы-вая длинный шарф, призванный скрашивать это грустное обстоя-тельство, она смотрела в окно. Окно было замечательное, единственное во всём здании - огромное, полукруглое, занимавшее целиком одну стену их комнаты на четвертом этаже. Все разнообразные проявления ранней осени и стадии золотого умирания растительности, которые наблюдались ею через это окно в ежедневной их плавной безвозвратности, призывали к философскому взгляду на жизнь. Возможно, кто-то и обретал мудрость от созерцания этой опадающей красоты, но она никак не могла присоединиться к этим кто-то, при этом будучи целиком на их стороне при теоретическом разборе вопроса.
На экране всплывали знакомые таблицы, и океан цифр ожидал разлива в запылённые аквариумы столбцов и строчек. Но хотелось к настоящему океану – вечно живущему, поднимаю-щему в своем солёном и прерывистом дыхании громадные, безразличные ко всему волны.
Отводя глаза от мерцающего экрана, она упиралась взгля-дом в эти слова – «И это пройдёт!». Распечатанные в двух вариантах, на одном были нарочито грубые буквы, сваливающиеся одна на другую, на другом - круглые и аккуратные, они красовались на стене прямо перед её глазами. Она вспомнила, улыбаясь, как самозабвенно раскрашивала буквы, вкладывая в это занятие все, устоявшие пока под бурей чувств, понятия о том, как должны вести себя порядочные женщины. Выше этих воплей в пустыне висела небольшая репродукция с осенним лесным пейзажем. Она ничем не напоминала ту, другую, в другом кабинете, но ассоциации наплывали сами по себе, болезненные и жгучие, как горчичники на детской спине.
Народ, периодически забегающий в их комнату и чутко откликающийся на всё новое, приставал с вопросом:
- И что же пройдет ? Может быть, осень?
- Может быть, - отвечала она, улыбаясь.
А сердце скручивало в подобие знака бесконечности и болела кожа на руках, как будто по ней пробегали электрические разряды. Усилием воли переводя глаза на эти слова, она не то, чтобы читала их снова и снова, а пыталась наполнить разваливающийся мир смыслом. “И это пройдёт!” - ведь в этом утверждении в зачаточном состоянии пребывала надежда, что если это (это!) всё-таки пройдёт, то на смену неизбежно должно прийти что–то другое, хотя бы и просто жизнь…
… Цифры, формулы, таблицы, телефонные звонки, беготня к начальству, мелкие разборки внутри их небольшого женского коллектива позволяли с высоко поднятой головой переплывать океан дневных бестолковых страстей и выбираться на вечерний раздумчивый берег. Потом она бежала в тренажёрный зал, а два раза в неделю ещё и на танцы. Там были встречи с другими людьми. Им тоже бывало трудно, и у них были свои неразрешимые и заслоняющие всё на свете проблемы. Они искали у неё (а может быть и не у неё) сочувствия и понимания. И ей становилось стыдно – настолько придуманными казались её болячки.
Она вспоминала странное совпадение (оно было трагиче-ским, но никоим образом не могло быть связано с ними – так она успокаивала себя). Это случилось в тот последний день.
…Звонки по мобильным телефонам людей, оказавшихся под развалинами, к своим близким. Людей, понимающих, что они уже никогда не увидят неба над головой, и поэтому говоривших о своей любви в прошедшем времени: «Я так любила тебя!». Это было настоящим страданием, горем незаслуженным и несправедливым, а она? Что заставляло её с замирающим сердцем поднимать трубку телефона с надеждой даже не услышать голос (слишком сложны были обстоятельства их жизни), а просто попасть в ту реку времени, которая неслышно течёт и укачивает на своих волнах самых исступлённых мечтателей? И так томительно больно и сладко было сидеть потом с телефоном в руках, представляя себе, что вдруг случившийся безымянный звонок был тем самым.
Пару раз счастливое совпадение ожидания с происходящим повергало ее почти в трансовое состояние. Она передвига-лась по квартире с сияющей улыбкой на лице, натыкаясь на углы, включала магнитофон на полную громкость, хватала за передние лапы своего пса и они начинали прыгать по комнате, беззастенчиво полагая, что танцуют. Бедный Тим, вытаращив глаза и оглушительно лая, сначала с восторгом участвовал в этой забаве, но потом с подозрением косился на свою сбрендившую хозяйку и выдирал лапы, показывая всем своим видом, что он всё-таки собака и хочет немного побегать на всех своих четырех конечностях.
“Ничего ты не понимаешь, балда!” – говорила она ему (а может быть и им обоим ), смотрела на себя в зеркало и жалела, что он (он!) не видит её. Какая она счастливая и веселая, а не та унылая и, прямо скажем, занудная в ту их последнюю встречу…
И, махнув на все условности рукой, она приходила к решению, что может позволить себе написать ему! И не только! А ещё позвонить на работу ! А ещё просто так забежать на эту же самую работу только на одну минутку, неслышно войти в его кабинет, не заметить, как оказались преодолёнными те два метра, что всегда были между ними, взять его за обе руки и … Возможно на секунду прислонить голову к плечу, улыбнуться и так же неслышно исчезнуть. Но оставить, навязать, наколдовать свою правду: «Я так любила тебя!». Этими словами начиналось каждое утро и этими же словами начиналась каждая ночь…
И это пройдет ?!
И это пройдет !!
И это пройдет …
…………………………………………………………………………
Много ещё было сумасшедших слов и желаний в её голове, многое ещё хотелось и надо было бы рассказать, чтобы как-то осмысленно оценить ситуацию, но … «и это пройдет»…
Он как-то обронил фразу (среди многих, которые бальзамом лились на её душу, так как были продолжением её собственных мыслей) о том, что любовь должна быть созидательной, а не невротической. И как же было умудриться продемонстрировать её созидательный характер в условиях конспирации и подполья (правда, тут же подло выскакивал из-за угла и другой вопрос – а ждут ли этого от неё)? Конечно, можно было бы задаться целью подружиться с его женой, тем более это всегда удавалось ей с женами своих друзей. И вместе ходить на рынок, в химчистку, выбирать галстуки и рубашки, даже гулять с его ребёнком. Но, наверное, это повергло бы его в такой шок, после которого участники истории благополучно бы вернулись наконец на бренную землю, а сама история исчерпала бы себя до логического конца…
А ведь все друзья и ценили её за то, что с ней очень легко было дружить. И иногда радовали ненароком её никак не могущее успокоиться сердце, сообщая ей об этом.
Почему же сейчас оказались потерянными её самообладание, всегда выручающее умение говорить обо всём со всеми и способность развести любую беду руками?..
Она знала ответ на этот вопрос и поэтому всё реже подни-мала глаза на эти уже ничего не могущие изменить слова – «и это пройдёт» …