Александр с Цусимовым вошли в ворота, которые с лязгом захлопнулись за их спинами. Их взору предстала небольшая площадь, окруженная деревянными срубами и возвышающейся над ними колокольней с огромным деревянным крестом. Площадь была заполнена людьми разного пола и возраста, одетыми в длинные холщовые рубахи. На лицах столпившегося народа застыла гримаса недоверия и даже враждебности. В этот момент вперед вышел тот самый бородач, который пригласил их сюда, и обратился к собравшимся со словами:
- Люди, не бойтесь этих пришельцев, это всего лишь две заблудших овцы, бежавших из пропитанного ядом дьявола мира в нашу светлую обитель. Не будем гнать их, но встретим как братьев.
Как по команде, лица людей переменились, их неприятие в один момент сменилось слащаво-приторной открытостью и умиротворением. Несколько людей подбежали к Цусимову и Александру и, услужливо взяв их под руки, повели в самый большой из срубленных бараков.
- Пообедайте чем бог послал, - повторил фразу председателя Красных Бурьянов один из сопровождающих.
Путников ввели в барак, где уже на все помещение был раскинут длинный стол. Александра и Цусимова усадили за стол, напротив сел бородач и пристально стал рассматривать Александра. Рядом с ним примостился молодой, а по обе стороны стола расположились остальные жители селения. Насколько было видно из меню, бог этого селения был скупее того, что снабжал Красные Бурьяны, возле каждого стояла лишь миска каши и кувшин с водой. Из-за стола встал молодой и поднял руку. Воцарилась тишина.
- Братья и сестры мои, - сказал он после некоторой паузы. – Сегодня у нас не обыкновенная трапеза. Сегодня к нам пришли еще два воина Христовых, дабы укрепить нашу армию, которая под предводительством божественного кормчего святого отца Виктора через несколько лет победит дьявола, захватившего власть над миром, и пусть нас пока мало, но сила новой староверческой веры и всевышний помогут нам в нашем святом деле. Пусть же теперь наш великий кормчий освятит братьев наших новых и наставит на путь борьбы с заклятым врагом рода человеческого - антихристом.
Молодой сел, а бородач встал со своего места, перекрестился на староверческий манер двумя пальцами и простер руки вверх.
- Во имя отца и сына божьего, - произнес он раскатистым басом, - обращаю этих агнцев в истинную веру. Да будут они полностью подвластны тебе и кормчим твоим как рабы. Да будут они оберегаемы от соблазна и козней сатаны тобой и кормчими твоими, как родные дети твои. Да не дрогнет их рука против еретика, язычника и всех других слуг антихриста. Аминь.
В этот момент сзади к Ивану и Александру подошли две девушки и из глиняных кувшинов стали брызгать на их головы водой. Александру не очень нравилась эта процедура, но дабы не нарываться на скандал, он стоически ее перенес.
- Ну, братья мои, преступим теперь, помолясь, к трапезе, - сказал кормчий. – Спасибо тебе, господь, за яства эти, что ты нам послал. Аминь, - кормчий еще раз перекрестился, тоже сделали и остальные «братья».
Боковым зрением Александр заметил, что Цусимов также, как и все, перекрестился и, взяв в руку ложку, синхронно со всеми стал уплетать жидкое варево из стоящей возле него миски.
Александр тоже взял ложку и попробовал кашу. Она оказалась абсолютно пресной, к тому же отдавала плесенью.
- Как ты можешь эту гадость есть? – шепнул на ухо Ивану Александр и ухмыльнулся. – Или ты словами этого «кормчего» проникся? – в ответ на реплику Александра Цусимов лишь повернул голову и зыркнул на него так, что у Александра по всему телу пробежали мурашки. Его взгляд был наполнен безразличием с оттенком злобы. Казалось, что он вообще не видит Александра, но чувствует какую-то опасность. Цусимов смотрел так на Александра несколько секунд и вновь принялся за еду.
Такие же взгляды поймал на себе Александр со стороны остальных присутствующих. Бородатый что-то шепнул молодому и вышел в боковую дверь. Молодой же подошел к Александру.
- В свою келью вас приглашает святой кормчий наш отец Виктор, - тихо произнес он, наклонясь над ухом Александра.
Александр последовал с молодым до двери, за которой скрылся бородач, где молодой его оставил, и Александру ничего не оставалось, как войти внутрь.
В середине небольшой комнатки стоял дубовый стол, за котором сидел кормчий и обгладывал ногу какого-то животного. Также на столе стояла бутылка красного вина и миска с яйцами, штук пять или шесть икон смотрели на эту радость плоти из угла комнаты, а слева из-за ширмы выглядывала широкая кровать с толстым слоем перины. Пауза, возникшая после того, как Александр закрыл за собой дверь, неловко затягивалась. Никто не хотел говорить первым. Но если «кормчему» скрашивала его молчание еда, то Александру становилось все скучнее за этим наблюдать, и он заговорил первым.
- Вы и есть тот самый святой кормчий, - с некоторой иронией сказал он.
- Да, Александр Котов, это я, - сказал «святой» и стал вновь пристально рассматривать Александра.
- Откуда вы знает, кто я?
- От верблюда.
- Какого? - ничего не соображая от навалившейся неожиданности, спросил Александр.
- От обыкновенного, двугорбого, он мне поставляет обычно всю интересующую меня информацию, - сострил святой.
Александр внимательно всмотрелся в лицо кормчего, и, как озарение, в мозгу вспыхнула догадка, в которую поверить было не только сложно, но и просто невозможно.
- Витька-«Блек»? – выдавил он из себя.
- Не Витька-«Блек», а Святой Кормчий Виктор. К тому же не понимаю, почему это вызывает у тебя такое изумление? Я ведь не удивляюсь, что ты попал сюда, я даже не удивляюсь, что ты не принял свет нашей веры после моего посвящения.
- Какое посвящение?! Какая вера?! Ты же был крутым музыкантом. Вот уж никак не предполагал, что через шесть лет после твоего отъезда в Питер встречу тебя в этой Тьмутаракани в окружении стада баранов.
- Между прочим, эти бараны, как ты выразился, за два года построили эту деревню и, между прочим, без копейки капвложений. А что касается Питера, так я расскажу тебе эту печальную историю. Да, шесть лет назад я с ребятами двинул в Питер. Группа то у нас была классная, -думал, там-то развернусь. Приехали. В каком-то ДК триста мест собрали, сыграли. Все в отпаде, мочалки табунами бросаются. В общем, круто. Второй раз сыграли – то же самое. Короче, славы много – денег нет. А через месяц такой вот жизни и началось. Сначала Ленка, наш бас, замуж выскочила, обещала музыку и нас не бросать, у нее все-таки музучилище за плечами. Правда, играет теперь только для мужа. Он у нее «крутой», потому со всякой швалью вроде нас якшаться запретил. Потом Игорек Галицын евреем сделался, женился на своей Ире Горман и в Израиль укатил. Сереня Соколов, помнишь, «Птица», сел. Он там какие-то дела с металлами крутил. Вот так кончился проект «Девятый вал». А я с Костиком – перкусионистом по стране нашей необъятной поехал. А этой стране музыка не нужна! Ей ничего не нужно! Ей нужно только жрать и спать, спать и… - У Виктора перехватило дыхание, он весь затрясся, все его лицо покрылось красными пятнами. Судорожно порывшись в столе, он достал оттуда пузырек с каким-то зельем и отпил из него. Через несколько минут он перестал дрожать, лицо вновь приобрело природный цвет, дыхание стало ровным, и он продолжил: - Домой ехать не хотели, да и стыдно было возвратиться ни с чем. Так около двух лет и кочевали из города в город, пока Костик не предложил с мотаться в эту Тьму-таракань на сгоревший староверческий скит. Тут людей мало, никто его особенно не копал. Хотели немного порыть, найти какую-нибудь утварь старинную, а то и иконы староверческие. Взяли еще трех хипарей из Церы. Пока сюда добрались, думал, ласты завернем. В общем, доползли до места, лагерь развернули. Тут-то и началось
Виктор прервался, отхлебнул еще зелья, прошелся по комнате, встал у окна.
- Я увидел посланника Бога, - сказал он.
- Чего?! – переспросил его до сих пор сидевший тихо Александр.
- Посланника Бога, - повторил Виктор. – Это не благообразный старичок с иконки, это чудовище и божество в одном лице. Да это альфа и омега, добро и зло в его целостности. Это всё. Мы с Костиком пошли как-то на военный объект, тут не очень далеко, что-то в роде небольшой базы казармы-склада и так далее, добрались, пошерстили, кое-чего нашли. И тут вдруг наступила ночь. Именно вдруг. У меня на часах одиннадцать дня, а на небе звезды и месяц светит. Думали, затмение, полчаса подождали и решили заночевать, обратно-то идти страшно. Да, перетрухнул я тогда сильно, но все же в руки себя взял, дров с Костей собрали, благо вокруг было этого добра навалом, костерчик разожгли, сидим греемся, вроде даже привыкли к темноте среди дня, анекдоты травим. Потом спать захотелось. Решили по четыре часа спать, по очереди. Я и уснул. А проснулся от Костиного крика. Смотрю, а он весь седой у костра видит, и у него кожа на лице сморщенная и борода седая, знаешь, эдак на глазах растет. Я от страха чуть сам не поседел. А он орет что-то, на ноги встать не может, и руки стали у него дряблые, тонкие, как у старика. Потом он упал, забился в конвульсиях. Я к нему, а он уже и не дышит. А на вид ему лет восемьдесят, а то и все девяносто. Я уже было подумал, что это сон и надо только напрячься как следует и проснуться. И слышу вдруг за спиной голос: «Не волнуйся, - говорит, - у него душа была старая, а в раю место только молодым». Оборачиваюсь и вижу небольшое такое чудовище. Не знаю, что это было, но наверное это и есть то, что управляет всем во вселенной, и зовут его Карл, - Александр чуть не слетел с табуретки. – И сказал он мне, что я избран. Избран для борьбы с темными силами мира, и я поведу воинство его на великую битву. И чтобы я отослал трех гонцов, чтобы те рассказали миру о благой вести его пришествия. Тут я потерял сознание, а когда пришел в себя, был уже день. Глаза открыл. Вижу, что все вокруг такое же, какое было до этой ночи, только вот костер совсем догорел, и труп престарелого Костика рядом лежит, почти разложившись. Вот такие дела. Я тогда Костика похоронил. Вещи собрал и назад к лагерю пошкандыбал. А когда добрался, оказалось, что нас месяц не было. Ребята уже собирались съезжать с этого места, думали, что нас на этой базе повязали. Я рассказал, что произошло, да все боялся, что не поверят. А они мало что поверили, но и сами вызвались быть гонцами святой вести. Тут я и понял, что это и есть истина. Ибо только истина может подвигать праведных людей на мгновенное действие. Они ушли в город, а через месяц пришли с девятью другими и выбрали меня своим кормчим. Потом ушли эти девять и через месяц привели восемьдесят человек. Теперь нас триста человек, не считая пяти детей, из которых трое мои. А еще трехсот я вчера отправил гонцами. Когда они придут, у меня будет готовая армия для похода против зла. И я выступлю против осквернения нашей земли неосвещенными, как предписал мне посланник Бога. Ты думаешь, луки – это все, что у нас есть? Это всё так, антураж, чтобы не демаскировать себя до поры до времени. Потому как непосвященные тоже не дремлют, они засылают к нам своих шпионов, дабы те разведывали наши планы. Вам повезло, что я тебя узнал. Ибо только непосвященные могут приехать сюда на машине абсолютного зла. Мы на днях повесили двоих таких шпионов. Они пробрались сюда под видом посвященных мужа и жены и тайно пронесли сюда свое дьявольское оружие – телевизор. Ведь все знают, что именно через него зло зомбирует своих жертв и превращает их в своих слуг. Но мы их разоблачили и, как они ни отпирались, уничтожили. А теперь ид сюда.
Виктор подошел к шкуре какого-то животного, отодвинул ее, обнажив проем и лестницу, ведущую куда-то вниз. Он зажег свечу и, прикрывая ее ладонью, стал спускаться по лестнице. За ним последовал Александр. Спустившись, он увидел освещенное слабым отблеском свечи большое помещение, буквально забитое оружием. Пол был устлан гранатометами, россыпью в контейнере лежали автоматы. Штабелями стояли ящики с боеприпасами, а в двух углах подвала стояли две сорокапятимиллиметровые пушки.
- Через месяц он станет форпостом нашей великой религии. Оттуда мы двинем свои отряды по странам и континентам, дабы осветить светом новой веры весь мир!
Великий Кормчий вновь затрясся и, взяв Александра за руку, быстро вышел из подвала. Затем вновь отхлебнул из своей склянки и пристально уставился на Александра.
- Ты думаешь, почему я тебе это рассказываю? Потому что отсюда у тебя есть лишь два выхода: либо в небытие, либо с нами к вере. Так что иди подумай, а как надумаешь, приходи, я тебя посвящу. А сейчас время причащения телом моим дев наших.
Он хлопнул в ладоши, дверь открылась, и в помещение вошли две девушки лет шестнадцати, одна высокая, темноволосая, а другая – блондинка чуть пониже. Войдя, они скинули свои холщовые балахоны, обнажив упругие груди и еще не до конца сформированные бедра, и направились к кровати. Александр быстро вышел из «кельи» и закрыл за собой дверь. Он не стал отцу Виктору рассказывать ни про Карла, ни про «культурный фашизм». Не стал убеждать в чем-либо Великого Кормчего. Сейчас все это было бесполезно, ибо вирус власти поразил этого человека, каждую клеточку его организма. Что это такое, он знал из собственного опыта, когда сам, как этот несчастный, упивался этим сладким ядом.
Александр вышел во двор, за ним следили несколько пар зорких глаз вооруженных кинжалами людей, тех самых, которые стрелами встречали их у частокола. Больше всего Александр в этот момент хотел найти Цусимова. Порыскав в бараке, где несколько «посвященных» убирали посуду после трапезы, Александр нашел Ивана. В белом балахоне, в таком же, как и на других обитателях этой психиатрической больницы, он сидел в углу и что-то писал. Александр заглянул Ивану за плечо. Длинный свиток, на котором он что-то ыводил пером, ежесекундно обмакивая его в стоящие тут же чернила, был исписан одной лишь фразой: «Великий Кормчий, да придет власть твоя». Внутри Александра все закипело, ему захотелось схватить несчастного Цусимова, встряхнуть, отхлестать по щекам, сделать все, что угодно, только чтобы снять это жуткое наваждение, разбудить его засыпающий разум. Но вместо этого он лишь аккуратно дотронулся до его плеча. Иван обернулся.
- Иван, очнись, бросай эту дребедень и сматываемся отсюда. Они все ненормальные, понимаешь? Здесь уже побывал Карл, - как можно вкрадчивее произнес Александр.
- Какой Карл? – спросил Иван абсолютно безразличным тоном.
- Что с тобой? Ты помнишь, зачем мы сюда шли?
- Конечно, помню, Александр. Мы искали Бога и теперь я его нашел. Мне очень хорошо здесь, в этой обители счастья. Пойми, Александр, все вокруг суета и не стоит того, чтобы жить во имя этого. Неужели ты думаешь, что я не понимаю, что для непосвященных я кажусь сумасшедшим, который исписал целый свиток одной лишь фразой? Прими нашу веру, и ты сразу поймешь, какое удовольствие и счастье покрывать этот лист бумаги словами благодарности тому, кто наконец открыл глаза мне и научил радоваться жизни. За всю свою жизнь я сделал около сотни приспособлений и машин для того, чтобы облегчить человеку жизнь, и запатентовал десяти изобретений и рацпредложений. Слава Богу, лишь очень малая часть этого была внедрена в жизнь. Ибо сейчас я хочу одного: собрать все это и уничтожить. А взамен дать миру лишь эти простые слова «Великий Кормчий, да придет власть твоя, Великий Кормчий, да придет власть твоя».
Цусимов, встав на колени, стал взахлеб тараторить эту фразу, все время крестясь и отбивая поклоны, при этом громко ударяя головой об пол. На его лице светилась благостная улыбка, несмотря на то, что на лбу уже показались несколько капелек крови. Его речитатив стали подхватывать остальные находящиеся в помещении люди, так же становясь на колени и стуча лбами по деревянному полу. Вскоре помещение наполнилось звуками разнобойного хора голосов и ужасным по своей природе стучанием. Ничего уже не соображая, не понимая природы этого массового сумасшествия, Александр выбежал во двор. Но и там повсюду на коленях стояли люди в полной прострации и орали свою нехитрую молитву. Даже приставленные к нему соглядатаи исступленно бились в религиозном экстазе. Пользуясь моментом, Александр осмотрел частокол и, убедившись, что быстро форсировать его не удастся, вернулся в центральный барак. В голове Александра возник план прорыва из этого спятившего поселка. План был настолько же дерзкий, насколько и красивый. Александр аккуратно толкнул дверь кельи Кормчего. Дверь была хорошо смазана и посему отворилась совершенно бесшумно. Из-за ширмы раздавались женские вопли вперемежку со здравицами в честь «Великого Кормчего» и размеренным скрипом кровати. Александр тихо по стеночке пробрался к потайному ходу и быстро нырнул под шкуру, закрывавшую вход. Примерно через минуту он вернулся с автоматом на плече и гранатой в руке.
- Витька, вставай! – крикнул он, выдергивая из гранаты чеку. – Освящаться будем.
Перепуганный Кормчий как ошпаренный соскочил с кровати, свалив на пол обоих прихожанок, которые моментально поднялись на ноги и с визгом бросились вон из помещения. Александр стянул свой ремень, смастерил из него что-то вроде «удавки» и бросил его Виктору.
- Одень на шею.
Виктор дрожащими руками поднял ремень и просунул голову в петлю.
- Теперь становись на четвереньки, - сказал Александр, аккуратно затянув петлю на шее Кормчего.
- Я н-не б-буду это делать, - дрожащим голосом пролепетал Виктор.
В ответ на это Александр поднес к его носу кулак с зажатой гранатой и медленно стал расслаблять кисть руки. Увидев это, Виктор с ужасом в глазах стал медленно опускаться на четвереньки.
- А теперь пошли, - сказал Александр, взяв на поводок свободный конец ремня.
На манер Карацупы со своим верным Джульбарсом они проследовали из кельи в столовую, где их встретили десяток сектантов с арбалетами наперевес.
- Я разнесу всю эту богадельню, если только кто-то шелохнется! – крикнул Александр, высоко подняв руку с гранатой.
Окружающие расступились, пропуская Александра к выходу. Когда «Карацупа с Джульбарсом» вышли во двор, за ними следом вскочила орава лучников, по-прежнему целясь в Александра.
- Прикажи им опустить ворота, - обратился Александр к Виктору и передернул затвор автомата.
- Опустите ворота, - обречено выдохнул Кормчий.
«Пограничники», пятясь, подобрались к машине. Александр залез в кабину, втащив туда и отца Виктора, и завел мотор. Мелькнула мысль в довершение ко всему швырнуть в лучников, которые по-прежнему угрожающе покачивали своими арбалетами, гранату, но увидел в толпе, «тусующейся» неподалеку, нескольких детей, норовящих то и дело выскочить вперед, чтобы получше рассмотреть происходящее, и убрал смертоносную железку, засунув ее между сиденьями таким образом, чтобы рычаг был плотно зафиксирован.
- Ну, пока, «Великий Кормчий», - кинул он напоследок, пинком ноги выталкивая Виктора из кабины.
Машина взревела и, пробуксовывая колесами, рванулась с места. В тот же миг в машину полетел рой стрел. Одна из них разбила зеркальце заднего обзора, другая, пробив заднее стекло, впилась в бардачок, после чего сзади раздалась автоматная очередь, затем еще одна, и еще. Александр выглянул в окно и увидел двух скачущих на лошадях конников с обрезанными автоматами в руках. Просунув свое оружие в разбитое заднее окно, он открыл ответный огонь. Вдруг Александр почувствовал острую боль в районе предплечья левой руки, как будто кто-то пронзил ее раскаленным ножом. От неожиданности он выпустил автомат, который, выпав в окно и громыхнув по кузову, вылетел из машины. Из последних сил превозмогая боль, Александр продолжал управлять машиной. В пылу происходящего он не заметил, как въехал на какой-то объект. Видимо, это и была та самая заброшенная военная часть, о которой рассказывал «Кормчий». Единственная улица, состоявшая из двух рядов бараков, была покрыта асфальтом, и машина смогла на некоторое время отстать от погони. Но как только часть осталась за плечом, автомобиль вновь стал пробуксовывать по степному грунту, а сзади показались всадники, беспрестанно стрекочущие из своих «Калашниковых». Александр подождал, когда они приблизятся, и кинул в них гранату. На какую-то секунду у него екнуло сердце. Граната влетела в кузов машины и, несколько раз ударившись о деревянный пол, скатилась на землю. Сзади громыхнуло, а когда пыль рассеялась, Александр увидел лишь одного всадника, по-прежнему продолжающего преследование.
Впереди показались вышки типа лагерных, соединенные забором из колючей проволоки. На полном ходу грузовик пробил «колючку», издали казавшуюся прочной, и въехал на объект. Охранник на вышке огонь не открыл, но боковым зрением Александр заметил, как всадник, его преследовавший, повернул и, удаляясь, скрылся. Удивленный поведением преследователя, Александр заглушил двигатель и вышел из машины. Шерстяное, пожухлое пространство степи раскинулось вокруг. Лишь только выступающие в дымке белыми черточками строения оставленной позади военной части, как это ни странно, да длинные ряды колючей проволоки, прерываемые вышками, среди этого увядшего безмолвия радовали глаз. Александр подошел к вышке возле прорванного им проволочного забора и, задрав кверху голову, крикнул:
- Эй, парень, куда меня занесло?
Но парень продолжал невежливо стоять к Александру спиной, не подавая никаких признаков наличия слуха. Александр быстро стал подниматься наверх, дабы в уши этому милитаристу выкрикнуть свой вопрос. По пути он заметил табличку с по-военному лаконичной надписью: «Запретная зона. Проход воспрещен».
- Эй, парень, - успел сказать Александр, тронув солдата за плечо, прежде чем тот с громыханьем свалился на пол, обнажив обтянутый полуистлевшей кожей череп. Видимо, мертвый солдат стоял на своем посту уже очень давно. Гимнастерка старого образца выцвела какими-то причудливыми узорами, сапоги рассыпались в прах, при падении открыв взору белый скелет ступни, а автомат был абсолютно не дееспособен ввиду накопившейся за десятилетия ржавчины.
От чего погиб солдат и почему, несмотря на мирное время, его бросили на объекте, для Александра так и осталось загадкой. Он спустился вниз и лишь тогда, когда адреналиновый наркоз погони стал проходить, вспомнил о раненом плече. Разорванная плоть стала источать неприятную жгучую боль. Пошарив в бардачке, Александр нашел все необходимое для перевязки. Рана была не слишком глубокая; пуля разорвала кожу и, пощадив кость, покинула организм. Наложив тугую повязку, он почувствовал некоторое облегчение и, заведя двигатель, продолжил движение вглубь объекта.
Глава III
Уже давно в зеркальце заднего обзора скрылись вышки, уже стало смеркаться, когда мотор машины вдруг стал сбоить, а после вообще заглох. Александр осмотрел бензобак и мотор. И то и другое было в полном порядке. Бензобак был наполовину наполнен горючим да и в моторе не было никаких видимых повреждений. Тем временем стемнело. Осенняя ночь наступает в степи очень быстро, но сейчас тьма покрыла окрестности почти молниеносно, и Александру ничего не оставалось, как залезть в кабину и устраиваться на ночлег. Он зажег свет и включил радио. Его новое пристанище сразу наполнилось почти домашним уютом. По стеклу кабины забарабанили капельки дождя, а внутри было сухо и относительно тепло. Из динамика доносилась тихая джазовая музыка, и на секунда даже стало как-то радостно. Радостно от того, что он, Александр Котов, здесь, забравшись, что называется, к черту на кулички, до сих пор жив и среди этого бесконечного безмолвия при мягком, почти теплом свете, комфортно раскинувшись на диване-сиденье, слушает джаз. В композицию то и дело вклинивалась городская радиостанция с какими-то маршами, а когда начался блок новостей, Александр настроил приемник, дабы быть в курсе происходящего.
- Итак, - сообщил диктор, - мы передаем обращение нашего дорогого и любимого диктатора Марса к своим согражданам. «Сограждане, я обращаюсь к вам не как ваш вождь, но как патриот нашего молодого государства, - Александр вздрогнул – из динамика слышался его собственный голос. – За последнюю неделю наше молодое государство добилось небывалых успехов в деле упрочения своего статуса на международной арене. Мы уже добились признания как суверенная держава у наших соседей. И наше ядерное оружие стало неоспоримым фактором в этом деле. Ежедневно в партию культурных фашистов вступают десятки тысяч наших граждан. Сотни тысяч патриотов в оружием в руках готовы отстаивать независимость нашей страны. Уже наши братья за границей начинают понимать все эпохальное звучание идей нашей партии. Партии интеллектуальных фашистов уже основаны в Украине, России, Литве, Соединенных Штатах, Франции, Израиле и Германии. Не сегодня-завтра солнце интеллектуального фашизма осветит весь мир. Однако есть и те, кому не нравится поступательное движение наших идей. Во всех перечисленных странах есть силы, желающие помешать нашим идеям. Это всякого рода капиталистические и коммунистические прихвостни, стоящие у власти этих стран и желающие подорвать наше государство изнутри. Гибель моих ближайших соратников Михаила Языкова и генерала Дрынзгофа, исчезновение идеолога нашего дела Ивана Цусимова, поджог редакции нашей газеты – это их рук дело. Они засылают в нашу страну шпионов и диверсантов. Эти выродки рода человеческого не понимают, что миролюбивый народ Филина в любой момент может собраться с силами и дать по рукам всем, кто посягает на нашу родину. Действиями спецслужб соседних государств объясняются и экономические трудности, переживаемые нашей страной. В связи с этим я как диктатор объявляю срочную тотальную мобилизацию и введение на Филине осадного положения. Отечество зовет на помощь своих сыновей, и сыновья…
Александр выключил радио. Слушать этот бред было невыносимо. Все благостное настроение моментально улетучилось, из динамика на него дохнул затхлый запах приближающейся войны. Вдруг шкала радио вновь зажглась и из динамика послышался бегущий по нервам писклявый голос: «Ну что, Александр Котов, теперь ты понимаешь свою ошибку? Я дал тебе шанс вершить миром, а ты его упустил и поэтому сейчас один в этой бескрайней степи. Ты и дальше собираешься бороться со мной?»
- Собираюсь, - глотая ком страха, подкативший к горлу, ответил Александр.
- Ну, ну, - ответило радио и погасло вместе со светом в кабине.
Александр еще раз взглянул на темное окно, по которому барабанили шарики дождя, прислушался к шуму шелестящей от ветра степи и закрыл глаза, силясь осознать происходящее, а когда открыл, в лицо брызнул утренний свет. Спал он или нет в эту ночь, для него так и осталось тайной. Хотя, судя по несколько приободрившемуся организму, этот день все же не наступил вдруг, и между поздним вечером и ранним утром пролегло так необходимое его вечно усталому телу безвременье сна. Еще одна попытка завести машину не привела ни к чему. Поэтому, собрав в сумку кое-какие вещи, а именно компас, аптечку, флягу с водой, зажигалку, сувенирный охотничий нож (вероятно, забытый на радостях шофером в бардачке), а также пачку печенья, найденную там же, он пошел дальше. На секунду Александр даже пожалел, что никто не видит его героического упорства, с которым он, преодолевая трудности, продолжает свое перемещение по этой долбанной степи в абсолютно неизвестном направлении. С другой стороны, если верить карте, то ему осталось еще четверть пути. Хотя верить этому документу, нарисованному фломастером от руки, было довольно трудно.
Над степью стоял густой туман. Настолько густой, что даже мокрая чвакающая трава под ногами была в какой-то сизоватой дымке. Туман буквально душил Александра, вводя его в состояние клаустрофобии в бескрайней степи. Маленькими алмазными черепашками в голове копошились мысли, вероятно, ища выход из черепной коробки. В такт шагам они перемещались по очереди, влезая на островок сознания. На панцире одной из них было написано лишь одно слова: Языков. Почему именно его образ постоянно стоял у него перед глазами – ни образ Карла, ни несчастного Цусимова, который за последнее время стал ему дорогим человеком и которого так сейчас не хватало рядом, а именно Михаила Языкова? Почему призрак этого человека преследует его по пятам? Кто он? Ведь когда-то, может, даже в другой жизни он уже видел эти грустные глаза с неисчезающей с лица улыбкой… Неожиданно черепашка вдруг молниеносно разулась, превратившись в ручную гранату, из которой выпало кольцо. Граната взорвалась, выбрасывая из своего чрева волну воспоминаний.
Когда рассеялся дым, отчетливо проступило изображение, обнажая срез памяти десятилетней давности. он в компании таких же длинноволосых хиппи новой формации раскрепощенного совка гуляет по ночной крыше девятиэтажного дома, представляя себя то Чегеварой, то Моррисоном, не видя между этими фамилиями ничего разобщающего. Травяной запах то и дело начинает гулять по ноздрям, усиливая восприятия происходящего. Вокруг было много знакомых и незнакомых лиц. Какая-то девушка, томно закатывая глазки, читает стихи, кто-то тихо поет Б.Г. голосом солиста Г.О., кто-то просто глушит из бутылки столичную, обильно запивая минералкой. Он же отрешенно глядит на звезды, слегка барабаня пальчиками по деке своей гитары. «Это всё не рок-н-ролл, это всё не рок-н-ролл», - отбивают пальцы зарождающуюся мелодию, и в этот момент пронзительно захотелось взлететь, подняться над миром. Чтобы земля с бешеной скоростью удалялась вместе со всеми земными ничтожными проблемами и страхами, постепенно и вовсе скрываясь из глаз. Огромное небо, развернувшись, даст свободу – то, ради чего и должен жить человек, если он с честью носит это звание. Вперед, к звездам. Планеты пусть паровозами проносятся мимо, а он будет провожать их надменными взглядами, все дальше вгрызаясь в пространство бесконечного космоса. В этот самый момент Александра действительно потянуло куда-то вверх, затем в сторону. На миг Александр вдруг осознал, что он стоит на парапете крыши девятиэтажного дома, и полетел вниз. Какими-то внутренними, никому неведомыми законами самосохранения тело предприняло отчаянную попытку спастись. Невольный крик ужаса вырвался у Александра из груди. Пальцы ударились о что-то жесткое и судорожно вцепились в то, об что ударились. Александр висел, держась руками за небольшую оградку на парапете крыши. Внизу ночным транспортом гудела бездна улицы. Он попробовал подтянуться. Но онемевшие от перенапряжения пальцы не хотели слушаться истеричных приказов мозга и были готовы каждую секунду разжаться, бросая тело на смертельный асфальт. из груди донесся стон обреченности, когда чья-то рука вдруг схватила его за воротник куртки и резко потащила вверх. Поняв, что он не один борется за свое существование, организм приободрился и удвоил усилия к своему спасению. Рука буквально втащила полуживого Александра обратно на крышу. Отдышавшийся Александр поднял голову, дабы посмотреть в лицо обладателю руки. На него, сияя неуместной в подобном случае улыбкой, смотрело лицо паренька лет восемнадцати. Все же остальные находившиеся на крыше в полной растерянности стояли метрах в пяти от произошедшего.
- Ты к небу то не очень стремись, не ровен час – полетишь вниз и костей не соберешь, - сказал паренек, потирая перетруженное плечо.
- Саша, - представился Александр, пытаясь унять дрожь в коленях.
Спустившись вниз, они разошлись в разные стороны и больше никогда не видели друг друга. Но теперь Александр точно знал, кто такой был Михаил Языков и почему именно его образ не отстает от него, сопровождая его в этом сюрровом путешествии.
Тут Александр заметил, что его ноги уже не утопают в степной грязи. Он шел по твердому грунту. Внизу исчезла трава, а почва представляла собой испещренную паутинками трещин ровную гладь. Несмотря на то, что по его подсчетам время уже давно перевалило за полдень, туман почти не рассеялся, и на расстоянии пяти метров ничего не было видно. Из тумана, равномерно покрывавшего газовой вуалью степь, проступило серое пятно. Не долго думая, Александр пошел в сторону пятна. Пятно увеличивалось, постепенно приобретая конкретные очертания. Вскоре из дымки выплыл грузовик с крытым верхом. Недалеко от него Александр увидел старенький «бобик». Обе машины были по самые дверцы в грунте, стекла, вероятно от сильной влажности, были сплошь затянуты каким-то голубоватым растительным налетом. На проржавевших каркасах кузова висели клочья полусгнившей материи, а в кузове лежали какие-то ящики. Александр тронул дверцу грузовика, которая с грохотом вывалилась на землю. Кабина был пуста. Пошарив в бардачке, он вытащил какие-то бумаги и вылез из машины. Среди накладных, справок и прочего канцелярского мусора он нашел несколько довольно занятных документов. В одном из их значился список археологической партии из семи человек. Другой занятной бумагой был пропуск в запретную зону № 5, выданный Министерством обороны СССР. Александр вспомнил историю об археологах, слышанную от председателя в Красных Бурьянах, и, сунув бумаги в карман, пошел осматривать вторую машину. По дороге к ней его внимание привлек небольшой холмик с впечатанной в него дощечкой. На дощечке была вырезана простая и вместе с тем довольно жутковатая в своей лаконичности надпись: «Здесь покоится шесть из семи членов экспедиции по проекту «Смерч» – простите». Александр постоял несколько секунд возле этой братской могилы и подошел к газику. Стекла автомобиля также были затянуты растительностью. Но двери были довольно прочны и, мало того, закрыты изнутри. Он с силой несколько раз дернул за ручку, затем выломал державшееся на честном слове зеркальце заднего обзора, расколошматил им боковое стекло и, заведя руку в кабину, открыл замок. Дверь натужно лязгнула и, скрипнув, открылась. В кабине за рулем сидел человек, вернее, все, что от него осталось; скелет с висящей кое-где лохмотьями одежды. В черепе зияла огромная ровная дыра. Костяки кисти сжимали револьвер, а рядом на сиденье лежала какая-то тетрадь.
Александр аккуратно, дабы не рассыпалась, взял тетрадь и, присев на подножке машины, стал ее листать. Пожелтевшие от времени листы бумаги были сплошь исписаны химическим карандашом. Первые страницы отсырели и представляли собой сплошное голубое пятно с лиловыми разводами, разобрать, что там было написано, не представлялось возможным. Хотя по всему было видно, что это дневник (Александр разобрал несколько надписей с числом и месяцем записи). Там же Александр нашел праздничную открытку, на которой была изображена огромная объемная единица, окруженная словами: мир, труд, Май. А на обратной стороне красивым почерком написано: «Дорогому и любимому мужу. Поздравляю с праздником Первое Мая, желаю счастья в труде и личной жизни. Марина» и адрес: командиру особого отряда № 7 полковнику А. Зеброву от М. Зебровой. Александр сунул открытку обратно в тетрадь, оглянулся еще раз на «любимого мужа», сидящего в кабине, и вновь принялся изучать рукопись.
Первая запись, которую можно было разобрать, была датирована 1-е мая 70-го года. Она гласила: «Погрузились в Киеве. Теперь на поезде на юг. До сих пор не могу понять, чего хочет начальство – то ли чтобы мы исследовали смерч, либо походили вокруг да около и, не солоно хлебавши, вернулись обратно.
23 мая уже сутки как разбили лагерь недалеко от полустанка Тихий. Машин до сих пор нет. Вчера конфисковал всю водку у сержантского состава «археологов», сегодня все вдрызг пьяные. Где они ее берут – кругом сплошная степь?
25 мая прибыли утром машины и к вечеру добрались до Красных Бурьянов. Утром двинемся в путь.
27 мая. Запретил местным жителям продавать самогон, отобрал деньги у личного состава и, хотя здесь нас принимают неплохо, завтра утром пора ехать дальше.
30 мая. Выехали из Бурьянов, состояние отвратительное, раскалывается голова. Лейтенанту Синицыну пообещал, что свой день рождения 20 июня он встретит на гауптвахте.
3 июня. Уже два дня на военной базе. Здесь за распитие спиртного лишают очередного звания. Очень правильные порядки. Содрогаюсь при одной мысли, что обратно придется ехать опять через Красные Бурьяны. Занимаемся тактической подготовкой к экспедиции. Ждем приказа.
4 июня получен приказ Как я и предполагал, в зону смерча соваться запретили, делаем кружок и домой.
6 июня. Весь день делали радиоизмерения, брали пробы грунта, пока никаких аномалий не обнаружено.
9 июня. Виткин заболел. Вероятно, перегрелся на солнце. С сильной головной болью лежит в машине. С базы дан приказ возвращаться.
10 июня на горизонте показалось странное облако очень низко над землей гигантских размеров, медленно ползет в нашу сторону.
11 июня. Происходят странные вещи: компас испорчен, показывает в совершенно ином направлении, нежели вчера. Также замечено приближающееся облако. Обещали дать нам подмогу. Виткину по-прежнему плохо, лежит в беспамятстве.
12 июня. Связь с базой прервана. Облако нас настигло. Вокруг сплошной розоватый туман. Куда двигаться, не знаем.
14 июня. Умер Виткин. Врач Бройтман подозревает кровоизлияние в мозг. Сергей Синицын говорил, что ночью возле машин слышал странные хлюпающие шаги. Какая-то мистика происходит. Утром туман поменял свой цвет и стал зеленоватым. Продолжаем движение в неизвестном направлении. По-моему, мы все-таки попали в зону энергетического смерча. И, хотя гипотеза об этом смерче уже существовала, все равно довольно страшно. А, главное, я не знаю, как вытянуть экспедицию из всего этого. Роздал конфискованную водку.
15 июня наткнулись на скифского идола. Вероятно, мы где-то в центре запретной зоны. Повернул машины. Надеюсь к утру выйти из тумана.
17 июня исчез лейтенант Горкин во время остановки, ушел в туман и не вернулся. Поиски ни к чему не привели. Продолжили движение. Туман приобретает фиолетовый оттенок.
19 июня. Произошло что-то страшное. Сегодня чуть не врезались в идола, от которого начали движение. Возле идола молча сидел Горкин и, увидев нас, расплакался. На вопросы не отвечает, только плачет. Пришлось дать ему снотворное. На лбу у него обнаружена выжженная каким-то предметом фигура треугольной формы. Ночью я сам слышал хлюпающие шаги возле машины, однако выходить в туман побоялся. Среди экспедиции назревает паника.
21 июня. Лейтенант Сергей Синицын стащил мой револьвер и открыл беспорядочную стрельбу по нам – убит радист Шанько, легко ранен в руку шофер Иван Мягонький. Синицына удалось связать. Он рассказал, что общался с каким-то мистическим животным по имени Карл и якобы тот обещал его выпустить из тумана, если он убьет остальных.
22 июня. Опять вернулись к идолу. Запас провизии на исходе. Вода тоже. У Синицына врач обнаружил на лбу такой же треугольник, как и у Горкина. Сегодня у меня начались галлюцинации. Видел в тумане немцев времен Великой Отечественной, слышал немецкую речь. Вероятно, туман обладает какими-то свойствами, действующими на психику. Возможно, это секретное психотропное оружие американцев. Самого врача застал за тем, что он колол себе морфий. По его словам, он это делает уже восемь дней кряду. Иначе, как он говорит, можно свихнуться.
24 июня. Я в полной растерянности. Сегодня от заражения крови умер шофер. Теперь я один в компании трех трупов, двух психов и врача-наркомана. Несколько раз видел темный силуэт, выходящий из тумана и исчезающий в нем. Моторы машин примерно часов в два или шесть дня заглохли. Пересчитал все колеса, их оказалось восемь. Какое расточительство для двух машин, достаточно шести или даже пяти, если одно оставить посередине. Остаток бензина слил и устроил костерчик.
25 июня. Сегодня я встретился с ним.
26 июня. Он опять приходил. Уговаривал меня стать хозяином мира в обмен на то, что я уничтожу Америку одним мощным ядерным ударом. Еще говорит, что у нас в стране скоро будет капитализм. За такие галлюцинации можно и в психушку угодить. Бройтман вкачал себе лошадиную дозу морфия и умер.
27 июня опять приходил Карл и уговаривал стать хозяином мира. Самое ужасное, что мне кажется, что это не галлюцинация.
29 июня. Я застрелил Горкина и Синицына. Боюсь, что когда меня не станет, Карл возьмется за них. Всех ребят похоронил. Я не хочу быть сверхчеловеком. У меня есть более высокое звание – человек. Именно поэтому я сделал то, что сделал. Главное – чтобы нашелся тот, кто остановит это существо, которое, если разобраться, сидит в каждом из нас и имя ему – страх. Я сделал только то, что мог. Простите и прощайте».
На этом записи в дневнике прерывались.
Александр аккуратно скрутил дневник и сунул его в карман, затем, немного подумав, вытащил и вернул на исходное место. Он закрыл дверь авто, который стал последним пристанищем неизвестного и всеми забытого полковника Зеброва, и пошел дальше вглубь тумана, отмеряя ногами то ли время на пути к победе, то ли расстояние по дороге в безвременье, и оставляя за плечами это кладбище,
Глава У-1
Еще прошло часов восемь или шесть, прежде чем из пугающего своей тратата и непроглядностью тумана вновь проступил какой-то силуэт. Силуэт шаг от шага увеличивался и на миг Александру даже показалось, что не он движется по этому темному блину, а блин приближается к нему, но, вспомнив Эйнштейна, успокоился, тм более что к этому времени из тумана стали вырисовываться детали объекта, который нарушил гармонию розоватой белизны окружавшего. Это был огромный, в два человеческих роста, каменный скифский идол. Глаза идола были закрыты, а руки, схематично вырезанные в граните, скрещены на груди. Александр обошел идола, осматривая со всех сторон, но ничего особенно необычного не нашел, даже банальных надписей типа «направо пойдешь…, налево пойдешь…» на идоле выгравировано не было. Ничего не оставалось, как идти дальше. Но куда идти, так и осталось неразрешимой загадкой. Указателей на единственном ориентире в этом розовато-матовом безмолвии тоже не было. Еще раз оглядев этот древний памятник скифской культуры, Александр, взяв на вооружение опыт Иванушки-дурачка, пошел прямо.
Примерно через час из тумана вновь показалось темное пятно. Это был еще один идол, как две капли воды похожий на прошлого. «Видимо, идолы и были теми самыми знаками, указывающими путь к колодцу, о котором говорилось в послании на компьютере Цусимова», - подумал Александр. Он еще раз вспомнил Ивана. Огромное, как громадная глыба льда, чувство одиночества сдавило душу. Александр только сейчас вдруг отчетливо осознал всю меру собственной беззащитности в другой степи, такой же огромной и такой же пустой, как эта, - степи жизни. На секунду ему стало жалко себя, такого маленького и никчемного в этом мире. Что дало ему, Александру, это бесцельное, почти тридцатилетнее копошение в надежде изменить мир посредством прекрасно доброго вечного? Ничего, и даже то, что получалось хорошего, не оставило в этом мире значимого следа. Зато все плохое вылезло наружу и прочно вцепилось в этот мир железными пальцами, да так, что, может, поколениями придется выкорчевывать и все без толку. За этими мыслями к Александру пришло чувство голода. Вытащив из сумки печенье, он вытряхнул пачку себе в карман, сунул обертку под ступни идолу и, положив пару штук в рот, двинулся дальше. Через какое-то время из тумана показался очередной идол. Взгляд у Александра скользнул по монументальным формам и с ужасом замер на нижней части статуи. Из-под ног божества торчала скомканная обертка из-под печенья. Обессиленный путник, прислонившись спиной к изваянию, обречено опустился на землю. «Вот и все, приплыли», - была первая фраза, пронесшаяся в мозгу Александра, как только тот вновь обрел способность логически соображать. «Минимум часа два я ходил вокруг этого истукана, и причем самое ужасное, что я даже не удивлен. Что можно ждать от местности, в которой сходят с ума целыми экспедициями?»
- Ну и какого черта тебя сюда занесло? – спросил тот второй, черный, который сидит в каждом из нас и вмешивается в ход мысли, когда мысль останавливается перед непробиваемой стеной тупика. – Свалил бы из города и только – ищи-свищи. Нет, поперся герой, супермен. Что, лавры бетмена не дают покоя?
- А это не твоего ума дело, я сам как-нибудь разберусь, - огрызнулся белый, ввиду благих намерений которого мы зачастую и попадаем в этот самый тупик.
- Ага, разберешься. Сдохнешь под этим идолом. Странно только, что вокруг нет костей и черепов других идиотов, которые сюда забредали, хотя это правильно, ни одному идиоту не могло придти забраться в эту глухомань.
- Хватит морали читать, лучше скажи, как отсюда выбраться.
- Как, как – бежать.
- Правильно, бежать, хватит этого показного геройсвта. Что я могу сделать, я, простой смертный, простой человечишко? Бежать!
Александр вскочил и кинулся прочь от идола. Он бежал в обратном направлении, как ему казалось, назад, прочь от этого сумасшедшего места, прочь из этой степи, домой, а поскольку дома как такового не было, то по крайней мере туда, где есть верный друг заурядности – покой. Но не сделал он и ста шагов, как вокруг стали происходить странные изменения. Туман сначала потемнел, затем из розового превратился в ярко-красный, после чего наступил полный мрак, словно кто-то сверху вывинтил пробки, и все погасло. Не видно было даже рук и ног. Александр нащупал в сумке спички и чиркнул по коробку. Конвульсивный огонек головки на миг вспыхнул и погас, как будто спички были отсыревшие. Но слабое тепло продолжало греть пальцы. Александр поднес спичку почти к самому носу и увидел или, скорее, даже почувствовал каким-то внутренним зрением слегка размытое, голубоватое очертание пламени. Перейдя на шаг, Александр ощутил, что грунт под ногами утратил твердость, создавалось впечатление, что земля под ногами стала зыбкой. Шаг от шага идти становилось все труднее, ноги уже проваливались в почву, и их было все труднее вытаскивать оттуда. Александр остановился.
- Куда я иду, от кого бегу? От идола? Я не смогу убежать от него, ибо помимо внешних факторов что-то внутри всеми фибрами сопротивляется этому. Я не могу уйти от своего второго «Я», которое всегда верит в меня и которое осталось там.
Александр остановился и сделал несколько шагов назад. В тот же миг ввинтили пробки, и все вокруг вновь стало на свои места: розовый туман, твердый грунт под ногами, а когда Александр обернулся, то увидел Идола. Невольно какой-то ком подкатил к горлу, и он расплакался. Это были странные слезы – ни печали, ни радости, ни боли в них не было. Они просто текли по щекам, как капельки конденсата на разогретой кипятильником банке с водой. Вдруг сверху на Александра тоже что-то закапало. Это был обыкновенный моросящий дождь, капельки которого падали на идола, оставляя на гранитной поверхности темные штрихи. От ощущения, что он не в силах остановить слез, Александр улыбнулся, и над идолом взошла слегка размытая туманом радуга.
Слезы просохли, и Александр произнес или, скорее, прокричал в пустоту.
- Я все понял, я готов с вами говорить. Что вы хотите?
Но пустота молчала. Ни звука никакого, ни знака она не подавала. Александр озирался по сторонам, махал руками, выделывая при этом ими всевозможные знаки, стараясь как-то разговорить этого невидимого собеседника, что со стороны выглядело довольно комично, затем, устав изголяться, он вытянул средний палец и многозначительно поднял его кверху. Туман моментально побагровел.
- А, значит, мы все-таки понимаем, только, как та собака, сказать не можем. Ну что надо сделать? Дайте хоть какой-то знак, может, с идолом что-то.
Александр стал ощупывать и внимательно осматривать каждую деталь изваяния, когда сзади до него донесся голос:
- В правильном направлении мыслите, Александр.
Из тумана неторопливой походкой к нему приближался Языков.
Никогда еще Александр так не радовался призраку. В данной ситуации это был такой же подарок судьбы, как коробка спичек на необитаемом острове.
- Михаил, наконец-то, никому еще я не был так рад в своей жизни.
- Из привидений, - добавил Языков. – Но, к сожалению, больше, чем уже помог, я не могу тебе помочь.
- Ну как же, как, ведь… - но призрак уже скрывался в тумане, и Александр лишь успел выкрикнуть. – Миша, я тебя вспомнил.
- Я знаю, - послышался из тумана голос.
«В правильном направлении», говоришь, в правильном направлении, - тихо шептал Александр, продолжая ощупывать идола. Он надавил на монумент сильнее, и идол качнулся, затем со всей силы навалился, и статуя с коротким глухим звуком упала., после чего Александра отбросило как током. Открытый рот и выпученные глаза выразили полное недоумение. Упавшая статуя вдруг встала. Распрямила сложенные на груди руки. Сделала движение, напоминающее отряхивание, и, шатаясь, слегка поскрипывая, ушла в туман.
Оправившись после очередного стресса, Александр взглянул на место, где стояла статуя. Там зияла небольшого диаметра дыра, точнее, выложенный камнем глубокий колодец. Александр подполз ближе и заглянул внутрь. Дна видно не было. Камни стенок, покрытые розоватой растительностью, похожей на мох, уходили в непроглядную черноту. Александр отковырял из стенки маленький камушек и, кинув его вниз, напряг слух. Никакого, даже малого шороха из глубины не последовало, но Александр заметил, что от времени кладка расшаталась, и во многих местах появились выбоины. Уцепившись пальцами за край, упираясь ногами и облокотясь спиной о противоположную стенку колодца, Александр стал медленно спускаться вниз. Но не прошел и двух метров, как вдруг камни, служившие опорой, стали мягкие и вязкие. Как пластилин, и Александр соскользнул вниз. Все внутри похолодело, и Александр потерял сознание.
Очнулся он в какой-то неизвестной местности.