Знаки Солнца Часть десятая

Свободин Виталий
Александр с Цусимовым вошли в ворота, которые с лязгом захлопнулись за их спинами. Их взору предстала небольшая площадь, окруженная деревянными срубами и возвышающейся над ними колокольней с огромным деревянным крестом. Площадь была заполнена людьми разного пола и возраста, одетыми в длинные холщовые рубахи. На лицах столпившегося народа застыла гримаса недоверия и даже враждебности. В этот момент вперед вышел тот самый бородач, который пригласил их сюда, и обратился к собравшимся со словами:
- Люди, не бойтесь этих пришельцев, это всего лишь две заблудших овцы, бежавших из пропитанного ядом дьявола мира в нашу светлую обитель. Не будем гнать их, но встретим как братьев.
  Как по команде, лица людей переменились, их неприятие в один момент сменилось слащаво-приторной открытостью и умиротворением. Несколько людей подбежали к Цусимову и Александру и, услужливо взяв их под руки, повели в самый большой из срубленных бараков.
- Пообедайте чем бог послал, - повторил фразу председателя Красных Бурьянов один из сопровождающих.
Путников ввели в барак, где уже на все помещение был раскинут длинный стол. Александра и Цусимова усадили за стол, напротив сел бородач и пристально стал рассматривать Александра. Рядом с ним примостился молодой, а по обе стороны стола расположились остальные жители селения. Насколько было видно из меню, бог этого селения был скупее того, что снабжал Красные Бурьяны, возле каждого стояла лишь миска каши и кувшин с водой. Из-за стола встал молодой и поднял руку. Воцарилась тишина.
- Братья и сестры мои, - сказал он после некоторой паузы. – Сегодня у нас не обыкновенная трапеза. Сегодня к нам пришли еще два воина Христовых, дабы укрепить нашу армию, которая под предводительством божественного кормчего святого отца Виктора через несколько лет победит дьявола, захватившего власть над миром, и пусть нас пока мало, но сила новой староверческой веры и всевышний помогут нам в нашем святом деле. Пусть же теперь наш великий кормчий освятит братьев наших новых и наставит на путь борьбы с заклятым врагом рода человеческого - антихристом.
Молодой сел, а бородач встал со своего места, перекрестился на староверческий манер двумя пальцами и простер руки вверх.
- Во имя отца и сына божьего, - произнес он раскатистым басом, - обращаю этих агнцев в истинную веру. Да будут они полностью подвластны тебе и кормчим твоим как рабы. Да будут они оберегаемы от соблазна и козней сатаны тобой и кормчими твоими, как родные дети твои. Да не дрогнет их рука против еретика, язычника и всех других слуг антихриста. Аминь.
В этот момент сзади к Ивану и Александру подошли две девушки и из глиняных кувшинов стали брызгать на их головы водой. Александру не очень нравилась эта процедура, но дабы не нарываться на скандал, он стоически ее перенес.
- Ну, братья мои, преступим теперь, помолясь, к трапезе, - сказал кормчий. – Спасибо тебе, господь, за яства эти, что ты нам послал. Аминь, - кормчий еще раз перекрестился, тоже сделали и остальные «братья».
Боковым зрением Александр заметил, что Цусимов также, как и все, перекрестился и, взяв в руку ложку, синхронно со всеми стал уплетать жидкое варево из стоящей возле него миски.
Александр тоже взял ложку и попробовал кашу. Она оказалась абсолютно пресной, к тому же отдавала плесенью.
- Как ты можешь эту гадость есть? – шепнул на ухо Ивану Александр и ухмыльнулся. – Или ты словами этого «кормчего» проникся? – в ответ на реплику Александра Цусимов лишь повернул голову и зыркнул на него так, что у Александра по всему телу пробежали мурашки. Его взгляд был наполнен безразличием с оттенком злобы. Казалось, что он вообще не видит Александра, но чувствует какую-то опасность. Цусимов смотрел так на Александра несколько секунд и вновь принялся за еду.
Такие же взгляды поймал на себе Александр со стороны остальных присутствующих. Бородатый что-то шепнул молодому и вышел в боковую дверь. Молодой же подошел к Александру.
- В свою келью вас приглашает святой кормчий наш отец Виктор, - тихо произнес он, наклонясь над ухом Александра.
Александр последовал с молодым до двери, за которой скрылся бородач, где молодой его оставил, и Александру ничего не оставалось, как войти внутрь.
В середине небольшой комнатки стоял дубовый стол, за котором сидел кормчий и обгладывал ногу какого-то животного. Также на столе стояла бутылка красного вина и миска с яйцами, штук пять или шесть икон смотрели на эту радость плоти из угла комнаты, а слева из-за ширмы выглядывала широкая кровать с толстым слоем перины. Пауза, возникшая после того, как Александр закрыл за собой дверь, неловко затягивалась. Никто не хотел говорить первым. Но если «кормчему» скрашивала его молчание еда, то Александру становилось все скучнее за этим наблюдать, и он заговорил первым.
- Вы и есть тот самый святой кормчий, - с некоторой иронией сказал он.
- Да, Александр Котов, это я, - сказал «святой» и стал вновь пристально рассматривать Александра.
- Откуда вы знает, кто я?
- От верблюда.
- Какого? - ничего не соображая от навалившейся неожиданности, спросил Александр.
- От обыкновенного, двугорбого, он мне поставляет обычно всю интересующую меня информацию, - сострил святой.
Александр внимательно всмотрелся в лицо кормчего, и, как озарение, в мозгу вспыхнула догадка, в которую поверить было не только сложно, но и просто невозможно.
- Витька-«Блек»? – выдавил он из себя.
- Не Витька-«Блек», а Святой Кормчий Виктор. К тому же не понимаю, почему это вызывает у тебя такое изумление? Я ведь не удивляюсь, что ты попал сюда, я даже не удивляюсь, что ты не принял свет нашей веры после моего посвящения.
- Какое посвящение?! Какая вера?! Ты же был крутым музыкантом. Вот уж никак не предполагал, что через шесть лет после твоего отъезда в Питер встречу тебя в этой Тьмутаракани в окружении стада баранов.
- Между прочим, эти бараны, как ты выразился, за два года построили эту деревню и, между прочим, без копейки капвложений. А что касается Питера, так я расскажу тебе эту печальную историю. Да, шесть лет назад я с ребятами двинул в Питер. Группа то у нас была классная, -думал, там-то развернусь.  Приехали. В каком-то ДК триста мест собрали, сыграли. Все в отпаде, мочалки табунами бросаются. В общем, круто. Второй раз сыграли – то же самое. Короче, славы много – денег нет. А через месяц такой вот жизни и началось. Сначала Ленка, наш бас, замуж выскочила, обещала музыку и нас не бросать, у нее все-таки музучилище за плечами. Правда, играет теперь только для мужа. Он у нее «крутой», потому со всякой швалью вроде нас якшаться запретил. Потом Игорек Галицын евреем сделался, женился на своей Ире Горман и в Израиль укатил. Сереня Соколов, помнишь, «Птица», сел. Он там какие-то дела с металлами крутил. Вот так кончился проект «Девятый вал». А я с Костиком – перкусионистом по стране нашей необъятной поехал. А этой стране музыка не нужна! Ей ничего не нужно! Ей нужно только жрать и спать, спать и… - У Виктора перехватило дыхание, он весь затрясся, все его лицо покрылось красными пятнами. Судорожно порывшись в столе, он достал оттуда пузырек с каким-то зельем и отпил из него. Через несколько минут он перестал дрожать, лицо вновь приобрело природный цвет, дыхание стало ровным, и он продолжил: - Домой ехать не хотели, да и стыдно было возвратиться ни с чем. Так около двух лет и кочевали из города в город, пока Костик не предложил с мотаться в эту Тьму-таракань на сгоревший староверческий скит. Тут людей мало, никто его особенно не копал. Хотели немного порыть, найти какую-нибудь утварь старинную, а то и иконы староверческие. Взяли еще трех хипарей из Церы. Пока сюда добрались, думал, ласты завернем. В общем, доползли до места, лагерь развернули. Тут-то и началось
Виктор прервался, отхлебнул еще зелья, прошелся по комнате, встал у окна.
- Я увидел посланника Бога, - сказал он.
- Чего?! – переспросил его до сих пор сидевший тихо Александр.
- Посланника Бога, - повторил Виктор. – Это не благообразный старичок с иконки, это чудовище и божество в одном лице. Да это альфа и омега, добро и зло в его целостности. Это всё. Мы с Костиком пошли как-то на военный объект, тут не очень далеко, что-то в роде небольшой базы казармы-склада и так далее, добрались, пошерстили, кое-чего нашли. И тут вдруг наступила ночь. Именно вдруг. У меня на часах одиннадцать дня, а на небе звезды и месяц светит. Думали, затмение, полчаса подождали и решили заночевать, обратно-то идти страшно. Да, перетрухнул я тогда сильно, но все же в руки себя взял, дров с Костей собрали, благо вокруг было этого добра навалом, костерчик разожгли, сидим греемся, вроде даже привыкли к темноте среди дня, анекдоты травим. Потом спать захотелось. Решили по четыре часа спать, по очереди. Я и уснул. А проснулся от Костиного крика. Смотрю, а он весь седой у костра видит, и у него кожа на лице сморщенная и борода седая, знаешь, эдак на глазах растет. Я от страха чуть сам не поседел. А он орет что-то, на ноги встать не может, и руки стали у него дряблые, тонкие, как у старика. Потом он упал, забился в конвульсиях. Я к нему, а он уже и не дышит. А на вид ему лет восемьдесят, а то и все девяносто. Я уже было подумал, что это сон и надо только напрячься как следует и проснуться. И слышу вдруг за спиной голос: «Не волнуйся, - говорит, - у него душа была старая, а в раю место только молодым». Оборачиваюсь и вижу небольшое такое чудовище. Не знаю, что это было, но наверное это и есть то, что управляет всем во вселенной, и зовут его Карл, - Александр чуть не слетел с табуретки. – И сказал он мне, что я избран. Избран для борьбы с темными силами мира, и я поведу воинство его на великую битву. И чтобы я отослал трех гонцов, чтобы те рассказали миру о благой вести его пришествия. Тут я потерял сознание, а когда пришел в себя, был уже день. Глаза открыл. Вижу, что все вокруг такое же, какое было до этой ночи, только вот костер совсем догорел, и труп престарелого Костика рядом лежит, почти разложившись. Вот такие дела. Я тогда Костика похоронил. Вещи собрал и назад к лагерю пошкандыбал. А когда добрался, оказалось, что нас месяц не было. Ребята уже собирались съезжать с этого места, думали, что нас на этой базе повязали. Я рассказал, что произошло, да все боялся, что не поверят. А они мало что поверили, но и сами вызвались быть гонцами святой вести. Тут я и понял, что это и есть истина. Ибо только истина может подвигать праведных людей на мгновенное действие. Они ушли в город, а через месяц пришли с девятью другими и выбрали меня своим кормчим. Потом ушли эти девять и через месяц привели восемьдесят человек. Теперь нас триста человек, не считая пяти детей, из которых трое мои. А еще трехсот я вчера отправил гонцами. Когда они придут, у меня будет готовая армия для похода против зла. И я выступлю против осквернения нашей земли неосвещенными, как предписал мне посланник Бога. Ты думаешь, луки – это все, что у нас есть? Это всё так, антураж, чтобы не демаскировать себя до поры до времени. Потому как непосвященные тоже не дремлют, они засылают к нам своих шпионов, дабы те разведывали наши планы. Вам повезло, что я тебя узнал. Ибо только непосвященные могут приехать сюда на машине абсолютного зла. Мы на днях повесили двоих таких шпионов. Они пробрались сюда под видом посвященных мужа и жены и тайно пронесли сюда свое дьявольское оружие – телевизор. Ведь все знают, что именно через него зло зомбирует своих жертв и превращает их в своих слуг. Но мы их разоблачили и, как они ни отпирались, уничтожили. А теперь ид сюда.

Виктор подошел к шкуре какого-то животного, отодвинул ее, обнажив проем и лестницу, ведущую куда-то вниз. Он зажег свечу и, прикрывая ее ладонью, стал спускаться по лестнице. За ним последовал Александр. Спустившись, он увидел освещенное слабым отблеском свечи большое помещение, буквально забитое оружием. Пол был устлан гранатометами, россыпью в контейнере лежали автоматы. Штабелями стояли ящики с боеприпасами, а в двух углах подвала стояли две сорокапятимиллиметровые пушки.

- Через месяц он станет форпостом нашей великой религии. Оттуда мы двинем свои отряды по странам и континентам, дабы осветить светом новой веры весь мир!
Великий Кормчий вновь затрясся и, взяв Александра за руку, быстро вышел из подвала. Затем вновь отхлебнул из своей склянки и пристально уставился на Александра.
- Ты думаешь, почему я тебе это рассказываю? Потому что отсюда у тебя есть лишь два выхода: либо в небытие, либо с нами к вере. Так что иди подумай, а как надумаешь, приходи, я тебя посвящу. А сейчас время причащения телом моим дев наших.
Он хлопнул в ладоши, дверь открылась, и в помещение вошли две девушки лет шестнадцати, одна высокая, темноволосая, а другая – блондинка чуть пониже. Войдя, они скинули свои холщовые балахоны, обнажив упругие груди и еще не до конца сформированные бедра, и направились к кровати. Александр быстро вышел из «кельи» и закрыл за собой дверь. Он не стал отцу Виктору рассказывать ни про Карла, ни про «культурный фашизм». Не стал убеждать в чем-либо Великого Кормчего. Сейчас все это было бесполезно, ибо вирус власти поразил этого человека, каждую клеточку его организма. Что это такое, он знал из собственного опыта, когда сам, как этот несчастный, упивался этим сладким ядом.
Александр вышел во двор, за ним следили несколько пар зорких глаз вооруженных кинжалами людей, тех самых, которые стрелами встречали их у частокола. Больше всего Александр в этот момент хотел найти Цусимова. Порыскав в бараке, где несколько «посвященных» убирали посуду после трапезы, Александр нашел Ивана. В белом балахоне, в таком же, как и на других обитателях этой психиатрической больницы, он сидел в углу и что-то писал. Александр заглянул Ивану за плечо. Длинный свиток, на котором он что-то ыводил пером, ежесекундно обмакивая его в стоящие тут же чернила, был исписан одной лишь фразой: «Великий Кормчий, да придет власть твоя». Внутри Александра все закипело, ему захотелось схватить несчастного Цусимова, встряхнуть, отхлестать по щекам, сделать все, что угодно, только чтобы снять это жуткое наваждение, разбудить его засыпающий разум. Но вместо этого он лишь аккуратно дотронулся до его плеча. Иван обернулся.
- Иван, очнись, бросай эту дребедень и сматываемся отсюда. Они все ненормальные, понимаешь? Здесь уже побывал Карл, - как можно вкрадчивее произнес Александр.
- Какой Карл? – спросил Иван абсолютно безразличным тоном.
- Что с тобой? Ты помнишь, зачем мы сюда шли?
- Конечно, помню, Александр. Мы искали Бога и теперь я его нашел. Мне очень хорошо здесь, в этой обители счастья. Пойми, Александр, все вокруг суета и не стоит того, чтобы жить во имя этого. Неужели ты думаешь, что я не понимаю, что для непосвященных я кажусь сумасшедшим, который исписал целый свиток одной лишь фразой? Прими нашу веру, и ты сразу поймешь, какое удовольствие и счастье покрывать этот лист бумаги словами благодарности тому, кто наконец открыл глаза мне и научил радоваться жизни. За всю свою жизнь я сделал около сотни приспособлений и машин для того, чтобы облегчить человеку жизнь, и запатентовал десяти изобретений и рацпредложений. Слава Богу, лишь очень малая часть этого была внедрена в жизнь. Ибо сейчас я хочу одного: собрать все это и уничтожить. А взамен дать миру лишь эти простые слова «Великий Кормчий, да придет власть твоя, Великий Кормчий, да придет власть твоя».
Цусимов, встав на колени, стал взахлеб тараторить эту фразу, все время крестясь и отбивая поклоны, при этом громко ударяя головой об пол. На его лице светилась благостная улыбка, несмотря на то, что на лбу уже показались несколько капелек крови. Его речитатив стали подхватывать остальные находящиеся в помещении люди, так же становясь на колени и стуча лбами по деревянному полу. Вскоре помещение наполнилось звуками разнобойного хора голосов и ужасным по своей природе стучанием. Ничего уже не соображая, не понимая природы этого массового сумасшествия, Александр выбежал во двор. Но и там повсюду на коленях стояли люди в полной прострации и орали свою нехитрую молитву. Даже приставленные к нему соглядатаи исступленно бились в религиозном экстазе. Пользуясь моментом, Александр осмотрел частокол и, убедившись, что быстро форсировать его не удастся, вернулся в центральный барак. В голове Александра возник план прорыва из этого спятившего поселка. План был настолько же дерзкий, насколько и красивый. Александр аккуратно толкнул дверь кельи Кормчего. Дверь была хорошо смазана и посему отворилась совершенно бесшумно. Из-за ширмы раздавались женские вопли вперемежку со здравицами в честь «Великого Кормчего» и размеренным скрипом кровати. Александр тихо по стеночке пробрался к потайному ходу и быстро нырнул под шкуру, закрывавшую вход. Примерно через минуту он вернулся с автоматом на плече и гранатой в руке.
- Витька, вставай! – крикнул он, выдергивая из гранаты чеку. – Освящаться будем.
Перепуганный Кормчий как ошпаренный соскочил с кровати, свалив на пол обоих прихожанок, которые моментально поднялись на ноги и с визгом бросились вон из помещения. Александр стянул свой ремень, смастерил из него что-то вроде «удавки» и бросил его Виктору.
- Одень на шею.
Виктор дрожащими руками поднял ремень и просунул голову в петлю.
- Теперь становись на четвереньки, - сказал Александр, аккуратно затянув петлю на шее Кормчего.
- Я н-не б-буду это делать, - дрожащим голосом пролепетал Виктор.
В ответ на это Александр поднес к его носу кулак с зажатой гранатой и медленно стал расслаблять кисть руки. Увидев это, Виктор с ужасом в глазах стал медленно опускаться на четвереньки.
- А теперь пошли, - сказал Александр, взяв на поводок свободный конец ремня.
На манер Карацупы со своим верным Джульбарсом они проследовали из кельи в столовую, где их встретили десяток сектантов с арбалетами наперевес.
- Я разнесу всю эту богадельню, если только кто-то шелохнется! – крикнул Александр, высоко подняв руку с гранатой.
Окружающие расступились, пропуская Александра к выходу. Когда «Карацупа с Джульбарсом» вышли во двор, за ними следом вскочила орава лучников, по-прежнему целясь в Александра.
- Прикажи им опустить ворота, - обратился Александр к Виктору и передернул затвор автомата.
- Опустите ворота, - обречено выдохнул Кормчий.
«Пограничники», пятясь, подобрались к машине. Александр залез в кабину, втащив туда и отца Виктора, и завел мотор. Мелькнула мысль в довершение ко всему швырнуть в лучников, которые по-прежнему угрожающе покачивали своими арбалетами, гранату, но увидел в толпе, «тусующейся» неподалеку, нескольких детей, норовящих то и дело выскочить вперед, чтобы получше рассмотреть происходящее, и убрал смертоносную железку, засунув ее между сиденьями таким образом, чтобы рычаг был плотно зафиксирован.
- Ну, пока, «Великий Кормчий», - кинул он напоследок, пинком ноги выталкивая Виктора из кабины.
Машина взревела и, пробуксовывая колесами, рванулась с места. В тот же миг в машину полетел рой стрел. Одна из них разбила зеркальце заднего обзора, другая, пробив заднее стекло, впилась в бардачок, после чего сзади раздалась автоматная очередь, затем еще одна, и еще. Александр выглянул в окно и увидел двух скачущих на лошадях конников с обрезанными автоматами в руках. Просунув свое оружие в разбитое заднее окно, он открыл ответный огонь. Вдруг Александр почувствовал острую боль в районе предплечья левой руки, как будто кто-то пронзил ее раскаленным ножом. От неожиданности он выпустил автомат, который, выпав в окно и громыхнув по кузову, вылетел из машины. Из последних сил превозмогая боль, Александр продолжал управлять машиной. В пылу происходящего он не заметил, как въехал на какой-то объект. Видимо, это и была та самая заброшенная военная часть, о которой рассказывал «Кормчий». Единственная улица, состоявшая из двух рядов бараков, была покрыта асфальтом, и  машина смогла на некоторое время отстать от погони. Но как только часть осталась за плечом, автомобиль вновь стал пробуксовывать по степному грунту, а сзади показались всадники, беспрестанно стрекочущие из своих «Калашниковых». Александр подождал, когда они приблизятся, и кинул в них гранату. На какую-то секунду у него екнуло сердце. Граната влетела в кузов машины и, несколько раз ударившись о деревянный пол, скатилась на землю. Сзади громыхнуло, а когда пыль рассеялась, Александр увидел лишь одного всадника, по-прежнему продолжающего преследование.
Впереди показались вышки типа лагерных, соединенные забором из колючей проволоки. На полном ходу грузовик пробил «колючку», издали казавшуюся прочной, и въехал на объект. Охранник на вышке огонь не открыл, но боковым зрением Александр заметил, как всадник, его преследовавший, повернул и, удаляясь, скрылся. Удивленный поведением преследователя, Александр заглушил двигатель и вышел из машины. Шерстяное, пожухлое пространство степи раскинулось вокруг. Лишь только выступающие в дымке белыми черточками строения оставленной позади военной части, как это ни странно, да длинные ряды колючей проволоки, прерываемые вышками, среди этого увядшего безмолвия радовали глаз. Александр подошел к вышке возле прорванного им проволочного забора и, задрав кверху голову, крикнул:
- Эй, парень, куда меня занесло?
 Но парень продолжал невежливо стоять к Александру спиной, не подавая никаких признаков наличия слуха. Александр быстро стал подниматься наверх, дабы в уши этому милитаристу выкрикнуть свой вопрос. По пути он заметил табличку с по-военному лаконичной  надписью: «Запретная зона. Проход воспрещен».
- Эй, парень, - успел сказать Александр, тронув солдата за плечо, прежде чем тот с громыханьем свалился на пол, обнажив обтянутый полуистлевшей кожей череп. Видимо, мертвый солдат стоял на своем посту уже очень давно. Гимнастерка старого образца выцвела какими-то причудливыми узорами, сапоги рассыпались в прах, при падении открыв взору белый скелет ступни, а автомат был абсолютно не дееспособен ввиду накопившейся за десятилетия ржавчины.
От чего погиб солдат и почему, несмотря на мирное время, его бросили на объекте, для Александра так и осталось загадкой. Он спустился вниз и лишь тогда, когда адреналиновый наркоз погони стал проходить, вспомнил о раненом плече. Разорванная плоть стала источать неприятную жгучую боль. Пошарив в бардачке, Александр нашел все необходимое для перевязки. Рана была не слишком глубокая; пуля разорвала кожу и, пощадив кость, покинула организм. Наложив тугую повязку, он почувствовал некоторое облегчение и, заведя двигатель, продолжил движение вглубь объекта.