Весеннее ожидание

Акиндинов Сергей
               
               
               
                Старый московский дворик постепенно погружался в ночную темень.Подмораживало.
             Весенняя капель всё реже и реже барабанила о кусок старого железа брошенного у водосточ-
             ной трубы.Изъеденная ржавчиной она обломилась на уровне второго этажа,но свою функцию
              выплняла исправно.Вытянувшись вверх по облупленной стене,она собирала в раструб,  как в               
             шапку-кубанку,вешние воды с крыши дома.
            
                Шум городского транспорта,никогда не смолкавший на Садовом кольце,к вечеру стано-
             вился менее интенсивен,но более нахален.А с приближением темноты этот гул всё чаще соп-
             ровождался скрипом тормозов и криками,типа
                - Ты чо,козёл?!...Не видешь,кто едит!?... Свалил,лох рублёвый!...
             Раньше Полкан выходил из своего закутка,садился в арочном коридоре и ждал,ждал когда
             на проезжей части покажется козёл.Но он не появлялся.Потом,это перестало его интересо-
             вать.Полкан понял хватким собачим умом,что "козлами" называют людей,которые ездят
             в маленьких,"горбатых" автомобильчиках.Но иногда случалось,противный визг тормозов
             становился жутким и исполнялся несколькими автомобилями сразу.А после,были слышны
             выстрелы  и истошные крики
                - Лежать!! Руки, руки в стороны !...
             Однажды,переборов в себе страх, Полкан наблюдал и эту сцену.Она была поинтересней,чем
             с "козлами", и тематика её была, чисто собачей.
             С десяток ловцов, наряженные в тяжёлые зелёные безрукавки,вылавливали бритых с затыл-
             ка людей,в кожаных куртках и с толстыми жёлтыми цепями на мускулистых шеях.
             И опять это для Полкана стало ясно,как Божий день; ловят людей сорвавшихся с цепи.
                " Эх, - думал Полкан, - недотёпы эти цепные... Ну смог сорваться... Убежал... А цепь-то,
             какого чёрта, с собой таскать?...Недотёпы, перво-на-перво, должен от цепи избавиться,чтобы
             и подозрений ни каких..., что ты цепной...А теперь что? Ведь, побъют - ладно,так ведь на бо-
             лее крепкую цепь посадят... Ясное дело ! Эх - ма !!... Они даже дурнее, чем Гвидон, ротвейлер
             с Покровки. Его тоже два года назад на цепь посадили, автостоянку охранять. Но будку не пос-
             троили, кормили нерегулярно, жарким летом, воды, и той не всегда... Забегал я к нему, он мне
             жаловался... А этой зимой он драпанул... И хоть недалёк он по уму, в этих породистых - сме-
             калки ни какой, один гонор, да родословная..., но к Шарику из "Гастронома" прибежал. А тот,
             естественно,ему ошейник - долой, обрывок цепи - долой... Свобода! Два дня у меня во дворе,
             отъедался... А сейчас, где-то на вольных хлебах, бегает... А у этих цепных, как у нашего пуде-
             ля, с пятого... Только и дел; стрижка , да прыжки - лапами размахивать... Выставочный вари-
             ант..." - умозаключил Полкан.
             " И ведь, между собой, хуже нет, живут. Перед Рождеством на двух лакированных лимузинах,
             к нам во двор закатили. Мусорный контейнер сбили. Выскачило их из машин, человек восемь.
             Одни в пальто до пят, другие в куртках... Но с цепями все. Те, что в куртках, орут:
                - Надоело ждать! С сегодняшнего дня на "счётчике", ясно?! Ты, не вякай , Азиз...
             И этому Азизу по морде,ногой. Ловко так, в прыжке. Арчибальд, пудель наш с пятого, так не
             может... А этих,видно, дрессируют лучше... Азиз в сугроб. А тот, в куртке, ему на цепь ногой
             наступил и говорит: - Замочу... И здесь-же, урою...
             Нет ума, нет... Во-первых, откуда вода в мороз? А во-вторых, посмотрел бы я, как он здесь яму
             копал..Урою!?... Так бы в метро и провалился. Вот оно, под животом у меня шумит, я-то,чую".
            
            Полкан потянул носом. Пахло рыбой и жаренным луком с Большого Козловского, мясом и
             уксусом - с Сухаревской площади, и чем-то непонятным и приторным - из Ленкиного окна.
             Полкан не отрывая голову от передних лап поднял глаза и посмотрел на незановешенное окно
             второго этажа.
             " А вот и Ленка... Опять перед зеркалом, в чём мама родила.Рисует у себя на лице.Хотя бы
             зановески задёрнула... Опять Макаровна,с третьего, что напротив  Ленкиного, орать будет на
             весь двор... Обзовёт Ленку всякими словами.  А что кричать? У Ленки работа трудная...
             Бабочка она - ночная... Даже зимой ей работала. Мироныч мой, работу эту неодобряет, но и
             Ленку в обиду не даёт.А Макаровне он так и сказал:"Небогохульствуй,- говорит,- наконец-то
             девка оделась по-человечески, да и харч у неё теперь завсегда...А, что она научным сотрудни-
             ком-то получала?... Слёзы... Эх, Макаровна, жизнь ноне другая..." Мироныч - он мудрый и зна-
             ет что к чему... А бабочками зимой, конечно, не сахар..."
             Полкан поднял голову и опять потянул воздух носом. Уловив что-то знакомое в его мартов-
             ской прохладе два раза радостно вильнул хвостом.
             Под лапой кто-то зашевелился.Он сунул большой чёрный нос между лап, но тут же поднял
             голову и фыркнул. Из мехового коридора лежащих параллельно передних лап выскочил тара-
             кан. От него пахло химикатами. Описывая неимоверные зигзаги, падая и замирая, и опять
             поднимаясь, он добежал до открытой двери, как есть сопротивляясь состоянию невменяемо-
             сти и выбежал на улицу. Полкан брезгливо посмотрел ему вслед.
             "... Странные всё-таки люди... Зимой, им обязательно надо быть бабочками. Перед тем, как
             выгнать таракана, они зачем-то меняют ему запах. С цепи сорвутся, а свободы не хотят..." -
             филосовствовал Полкан, положив свою большую вислоухую голову на чёрный мех передних
             лап.
             Вечерняя прохлада опять принесла знакомый запах и Полкан часто завилял хвостом.Он ясно
             представил себе грузно идущего Мироныча.
             "... Вот он, шаркая галошами, тяжело поднимается по Басманной... Останавливается у киос-
             ков метро. Здесь он купит 200 грамм водки в запечатанном стаканчике, и два беляша, у тётки
             в белом халате. Перейдёт вонючую дорогу, почему-то названную Садовым кольцом, по кото-
             рой ездят  "козлы" и "люди сорвавшиеся с цепи", войдёт во двор, и скажет:
                - Ну, Полкаша, заждался?... Экой у тебя хвостище...
             Сядет на скамейку под лестницей, положит у моей миски беляш, и продолжит:
                - Живём брат!... Вот и весна на подходе... Живём. А ты, брат, зажрался... Эвон, сколько
             у тебя провианта. Непман ты, брат, непман...
             Выпьет водки. И мы начнём закусывать беляшами...".
             Полкан сладостно зажмурился. Он вообразил, как Мироныч набивает курительную трубку,
             раскуривает и вздыхая говорит:
                "- А Москва-то нынче не та... Глаза лопни - не та... И народ глумной... Право-дело,
             глумной...".
             Полкан почти ощутил этот выдох, пахнущий табаком и водкой.Он вспомнил фразу Мироныча,
             которую тот говорил всегда,перед тем , как уйти к себе:
                "- Прости, прости им,Господи ! Ибо не ведают, что творят...".
          Полкан открыл глаза и жадно потянул воздух. Во двор въехала "Скорая помощь".Два дюжих
          санитара, открыв заднюю дверь, выдвинули носилки. Белая простынь накрывала человека в
          фетровых бурках с галошами. Полкан рванулся со своего лежака, подбежал к носилкам и жа-
          лобно заскулил.
               
                " Ну, что ты, Полкаша... Живём брат... Весна... ".
               
                Гулкий стук каблучков метался под аркой. Отражаясь от кирпичных стен быстрым
          эхом, тонул в колодце московского двора, на середине которого недвижно сидела собака.
          Глаза её были устремленны вверх. Серое мартовское небо застыло в её просящем, не мигаю-
          щем взгляде. Она сидела так вторые сутки.Ни угрозы, ни уговоры жильцов, ни какого дейст-
          ва на неё не возымели. Если бы не изредка вырывающиеся вздохи, её можно было принять
          за изваяние. Ночная изморозь блестела на её чёрной шерсти серебренным бисером.
          Но вот стук каблучков вырвался из кирпичного туннеля и через мгновение замер рядом с
          сидящей собакой. Это была Ленка. Не обращая внимания на соседей глазевших из окон, она
          опустилась перед Полканом на колени и положила голову на росный загривок.Так они побыли
          какое-то время. Потом Ленка обняла Полкана за шею и сказала:
                - Врачи утверждают, что есть надежда... Я думаю, всё будет хорошо.
          И поцеловала Полкана в прохладный и чуть влажный нос.
                - Надо ждать, Полкаша... Надеяться и ждать...
          Положив свою маленькую красивую ладонь на нос собаки, она также некоторое время смот-
          рела в холодную синь мартовского неба. От ладони пахло апельсинами и чем-то приторным и
          не понятным.
                - Пойдем... Он тебя услышал...
          Полкан шевельнулся и встал. Его лапы мелко дрожали. Понурив голову он пошёл за Ленкой.
          У самого подъезда, его чуткие уши услышали насмешливые голоса.
                " Смотрите, Ленка, нового кобеля повела...".
          Полкан остановился и кротко взлянул в небесную даль.
                " Прости, прости им, Господи! Прости!...Ибо не ведают, что творят...".