Питерская любовь хмурое утро

Tatjana
Strelec  ( Николай Алмазов )  & Tatjana

   Сухой застарелый кашель курильщика со стажем надоедливым дребезжанием, подобно будильнику, вытаскивал его из солнеч-ного далёкого утра…
     Губы, казалось, были склеены невысказанными словами. В уголках подсохла слюна (как в детстве)… Пытаясь вдохнуть воздух и откашляться, он почувствовал, как болезненные трещинки  начали лопаться на губах. Поэтому он старался кашлять, не открывая рта, надеясь таким хитрым маневром задушить своего мучителя в самом зародыше. При этом он пытался вглядеться в те истаивающие кадры уходящего сна, которые только что были жизнью – настоящей, радостной, продлевающейся вперёд на многие-многие дни, которые были многомерны и многосодержательны, как и все дни его детства…Это были дни, когда засыпаешь, не помня этого момента… Как будто бы открываешь дверь в волшебный кинозал… И просыпа-ешься с ощущением того, что тебя ждёт ещё непредсказуемое количество серий этого полнометражного цветного фильма под названием Жизнь… Но понимаешь всё безмятежное, незаслужен-ное ничем, а просто свойственное каждому ребёнку, счастье этого ощущения только тогда, когда досматриваешь этот фильм вот до такого утра…
     Но почему-то именно сегодня не было этих разъедающих, как изжога от  выкуренной натощак сигареты и выпитого вчера в неумеренном количестве скверного пива, мыслей… Мыслей, которые обычно долбились в его голове, вызывая мерзостное ощущение загаженной изнутри поверхности черепа… Не было этого нежелания вспоминать, что за день впереди и что такое ОН в этом дне! Не было! Ведь и правда не было! Удивившись твердому и ясному пониманию этого, он потянулся к пачке сигарет, обычно брошенной с вечера около кровати…И, повернувшись, пытаясь разглядеть свою пропажу в узкой полосе света, падающего от прожектора, горящего всю ночь на противоположном здании, он вдруг почувствовал или скорее ему показалось, что он почувствовал, как с его бедра соскользнула тёплая чужая ладонь… Именно исчезновение тепла с определённого кусочка тела поразило его…Это тепло ещё оставалось на его коже…И даже разгоралось, как место, с которого сняли горчичник (это чувство тоже было из уплывшего сна)…Проснувшееся уже окончательно сердце начало свою ежедневную подневольную работу…С перебоями, с замираниями…Но сегодня он не замечал всего этого. И вместе с волнами холода из распахнувшейся форточки, набегающими на открытое тело, перед ним начали повторяться картины вчерашнего вечера…

… Остро и с чувством нахлынувшего и сейчас наслаждения он вспомнил, нет, снова ощутил, как в нижней части  тела, разрывая ткань спортивного костюма, разворачивается мощный ракетный комплекс, устремляя свой ствол в сторону садов Эдема... Там, в саду Любви, на поляне Страсти, среди кустов Алых Роз находилась та цель, теплое дыхание которой улавливали чувствительные датчики  ракетного комплекса, находящегося на боевом дежурстве и готового в любую секунду обрушить всю свою агрессивную мощь в направлении удара... Он видел, сколь резким и сокрушительным был этот прорыв его плоти! Она непроизвольно вскрикнула, едва не потеряв сознание... Постепенно она освоилась с безумной энергией  плоти, буйствующей в глубинах  горячего лона... Заряжаясь энергией  пульсации, она не уловила тот момент, когда он, быстро выйдя, дал её измученному лону короткую передышку... Ощутив странное состояние, похожее на невесомость, она вяло отметила про себя, что её несут в спальню... Распластав её на своей широкой кровати, он быстро и нервно освободил её тело от одежды, едва не порвав трусики... Окунув ладони в чашечки лифчика, он буквально вытолкнул наружу  большие груди, стянул тугой лифчик на живот и, оседлав её, на мгновение замер... Она почувствовала, как упругий член ложится в тесную ложбинку бюста...  Плотно сдавив ладонями груди, она ощутила, как плоть двинулась вперед, проминая себе тесный путь между грудями... Впав в совершенное беспамятство, он уже никак себя не контролировал, накаляясь до предела, и уже не в состоянии был сдерживать в себе бурление рвущейся наружу лавы... И когда она впитала своим плечом и грудью её горячие всплески, по её телу прокатилась сладкая судорога...
           Так закончился первый акт...
           Что касается второго акта...
           Для начала они долго и неторопливо цедили шампанское в гостиной... Её ладонь мягко приземлилась на его колене, потом она пошла выше, к плотному бугорку, туго округляющемуся под джинсами... Резким нетерпеливым движением распахнув застежку молнии, она проникла рукой внутрь, нащупывая его большой, но ещё сонный член... Он только издал недоумённый, тут же перешедший в восхищённый,  возглас,  когда она,  опустившись на колени перед креслом, медленно вобрала в себя его плоть...  Когда он дошел до полной кондиции, она, проходясь часто трепещущим языком по его плоти, поняла, что пора... Они опустились на пол... Оседлав его, она постепенно сгибала колени, томительно медленно погружая в себя его орудие, и вдруг они оба вздрогнули от проникновения  тёплой, сильной плоти...  Ей приходилось терпеть... Она подала бедра вниз и, когда опустилась почти до конца, почувствовала, что внутри её тела начинает пульсировать какая-то огромная субстанция, бурный взрыв которой едва не опрокинул её навзничь... Чувствуя тепло  руки, скользнувшей по спине и замершей на талии, он подумал, что таинство этой ночи будет с ними еще очень долго...

      …Открыв глаза, она посмотрела прямо на него затуманенным взором. Милая!.. Она выглядела маленькой растерянной девочкой, утомлённой и напоённой его любовью! При этом она была такой сногшибательно томной и благоуха-ющей, что он просто не мог сдержать совершенно дурацкого порыва  обнять и прижать её к своей груди, как будто защищая от себя самого!
   Неужели он опять попадал под это волшебное, безумное, не приводящее ни к чему хорошему, колдовство очарования женским телом?!… А потом и душу его захватывало в железный капкан невозможных чувств! Казалось, что уж на пятом-то десятке он знал жизнь!  Во всех её светлых и не очень светлых образах! И все эти девочки – такие шелковые, пушистые и душистые поначалу – очень скоро превращались в облупленных целлулоидных пупсов, выставленных в витрине игрушечного магазина… Но каждый раз казалось, что вот сейчас, сегодня, в эту минуту  перед тобой -  та!  Единственная, желанная, долгожданная!  Перед которой хотелось преклонить колени, с которой ты забывал о своём цинизме и иронии по отношению к ним – представительницам так называемой лучшей половины человечества!..
      Да и стоило ли так уж анализировать свои чувства! Ведь был тот, кто знал, чего он хочет и как сильно! Его интуиция была безошибочна…  Он давал своему хозяину короткие передышки, а потом снова гнал его на поиски!.. Иногда это становилось невыносимым!.. Иногда хотелось сказать ему и себе - стоп! Сколько можно!  Ты же не мартовский кот! Ты же не кобель в стае таких же рыщущих, принюхивающихся, рычащих и огрызающихся!..
       Но одинокие ночи…, изнуряющие сны…, воспоминания о том, что было и не было,  мечты о том, что могло бы быть… Это совершенно не свойственное ему чувство сожаления… О чём?..  О себе?..  О них, прошедших через его жизнь?.. Да стоило ли обо всём этом сейчас? Сейчас, когда рядом дышало существо, которое было таинственным пришельцем на его планете одинокого Холостяка. Которое он видел в мерцающем пламени свечей и поэтому осознавал, что  это мог быть мираж, рассеивающийся с наступлением  сырого и серого питерского утра …
     Чёрт, это будет, конечно же будет!  Но это будет завтра! А сегодня – Она у него! И неужели он, как семнадцатилетний юнец, будет распускать слюни?..  Она ждёт его любви! А не песен о его чистой и нежной душе! И пусть лучше она молчит! Верно говорят – красивая женщина должна молчать! От этого её красота только начинает светиться лунным светом загадочности...
    Он почувствовал, что и она с некоторым недоумением посматривает на него…
   Встав с постели,  он налил остатки шампанского в широкие низкие фужеры и присел перед кроватью, протягивая их ей. Она с улыбкой выпила, глядя на него влажными глазами … Отставив в сторону фужеры, он потянулся к ней…
    … Закрыв глаза и проводя руками по совершенным линиям её тела, он вдруг вспомнил имя той девочки… Той, которая никогда не знала и даже не догадывалась, как трепетно он мечтал о ней!…  Эту звали так же! Он даже и не сообразил этого в первую минуту их знакомства! И вот всё совпало, всё встало на свои места! Вот он  - тот момент истины! Вот он - тот круговорот жизненных загадок и отгадок!  Голова сладко кружилась! Время потекло вспять! Чувства, казалось, давно остывшие, умершие, да и просто покинувшие его, вдруг нахлынули горячим потоком, как тепло первых лучей долгожданного солнца после слякотной питерской зимы…
       Руки обнимали ту  мечту, ту невозможную сказку, ту горькую и одновременно сладкую песню, слова которой он давно, как ему казалось, позабыл… И не испытывал никакого неудобства от этого…
      И вот маленький, робкий, далеко запрятанный родник начал разворачивать свои журчащие струи… С упрямой силой пробиваясь сквозь струпья прошлых обид и вынося на поверхность обрывки каких-то детских снов и песенок…И вот та часть его тела, которой он гордился и которая никогда не подводила его, вдруг перестала существовать сама по себе…
       И вот душа его, Душа, начала расцветать и набухать кровью и соками Любви!Душа, по которой ходили все, кому ни лень! Душа, о которой он и сам давно перестал думать, как о чём-то достойном внимания! И уж тем более, как о чём-то достойном заботы и жалости!..
       Припав к её груди, он почувствовал, как слёзы выступили на глазах. Стыдясь их и надеясь, что она их не увидит, он начал жадно целовать её. Напрягшиеся соски сводили его с ума! Её живот поднимался и опускался от судорожных вздохов. Припав к нему щекой, он слышал, как стучит её сердце. Оно билось уже не в груди, а  там – внизу… В том таинственном сумрачном благоухающем хранилище… Из которого мы выходим на заре нашей жизни и в которое нас всё время так тянет вернуться!…
       Закрыв глаза и уже ни о чём не вспоминая, он отдался тому ритму, который подсказывало его тело… Он чувствовал, что и она следует ему и сходит с ума от тех же волн света и тени, шума и тишины, слёз и смеха, которые накрывали его с головой, а потом опять выносили на прибрежный песок… Жаркие пляжи Любви! Раскинутые по всему свету!.. По всей планете!.. По всем планетам!.. Под всеми Солнцами, пылающими во Вселенной… Под всеми не сосчитанными звёздами ночных небес, накрывающих влюблённых своими бархатными покрывалами, затканными строчками неудержимых в своём неистовстве соловьиных песен и мерцающими  вздохами маленьких светлячков…
         Стон восторга и боли от неповторимости этого момента вырвался из его груди!..  Да что там – сердце его плакало освобождающими слезами ( как в детстве от горькой обиды, которая тут же забывалась от прикосновения материнской руки и от сладкой возможности уткнуться в родную грудь – о, опять эта женская грудь, на протяжении всей жизни остающаяся символом прикосновения к счастью и восторгу )!  Чувство гармонии и примирения с несовершенством мира наполнило благоухающим покоем его душу, сердце, тело!…
        Теперь действительно можно было и уйти из этого пройденного вдоль и поперёк мира, сказав самому себе, что я испытал всё! И всё это можно было унести с собой! Именно это! Именно эти невесомые богатства  - чувства, эмоции, мечты, надежды, желания!…
       …Рядом дышала она в безмятежно доверчивом сне, тихонько посапывая, как ребёнок.  Одна её рука лежала на его груди. Другая была внизу. В трогательном жесте, как будто боясь потерять  подаренную наконец  долгожданную игрушку, она лежала на его плоти.  И это было настолько  естественно и долгожданно, что он  заснул наконец тем далёким сном, каким спал в детстве, когда, набегавшись за весь долгий и многоцветный день и насмотревшись на все открывающиеся с щедростью распускающегося цветка тайны мира, падал без сил около своей кровати с наполовину снятым носком…