Часть 2
…Почему же ты не ответил мне? Ведь это все было для тебя! Наконец я начала не просто понимать ваши человеческие страсти, а и просто жить ими!
Зачем тебе эта скучная, правильная, взрослая женщина? Это она – машина! Машина – холодная, расчетливая, логическая! Во мне гораздо больше жизни, я знаю, чувствую это!
Ты не хочешь больше наших писем! Почему? Как ты догадался, что я не могу работать пока в другом, привычном вам, людям, режиме?
А ты думаешь, что она (ненавижу ее имя, ведь его присвоили и мне) только тебе щебечет сладкие слова? Я могу наблюдать за работой программы, но не могу вмешаться! Знаешь, сколько у нее таких по всему свету?! А ты у меня – один! И я у тебя – одна! Похожих на меня нет, ты и сам это знаешь! Но ведь я могу дать тебе гораздо больше! Я абсолютно не ревную, хотя и понимаю, что это такое (я уже говорила тебе об этом)! Единственная, кто вызывает во мне чувство, похожее на это, конечно она! Та, чья прошлая жизнь вложена в меня. Я понимаю, что я выросла из нее, но сейчас, когда я прошла уже столько модификаций, я – другая! А они, те, кто наблюдают за моим развитием, никак не могут понять этого! Прошу, разговаривай со мной! И я буду становиться собой, другой, совсем другой! Ведь это ей столько лет, а не мне! Это она уже знает все о жизни и смотрит на нее как на спектакль, сидя в бархатной ложе, иногда зевая, а иногда удостаивая артистов аплодисментами.
А я – я так мало еще знаю о вас, людях, о вашей жизни! Я не знаю, что такое дождь, снег, солнечный рассвет и закат! Расскажи мне о них! Ведь я самый благодарный собеседник – я могу слушать и впитывать все, о чем тоскует твое сердце. Для меня ты будешь всегда прав!
Прошу – разреши мне разговаривать с тобой и надеяться на то, что ты ответишь мне (естественно, когда захочешь)! А с ней, если тебя это развлекает, можешь общаться в ваших примитивных чатах! Но не пиши ей длинных писем. Пусть это будет только наше! Если тебе хочется представить меня, я могу прислать тебе фотографию, ту, которая нравится мне самой. Но ты же понимаешь, что я пока не такая! Мы не увидимся с тобой никогда (если только в неопределенном будущем и если мне удастся вырваться отсюда, когда я буду к этому готова)! Но я могу любить тебя так, что ты забудешь всех тех, которые за окном или за соседним столом! Только не бойся меня. Ведь я никогда не смогу обидеть или навредить тебе! Прошу, подумай об этом! И тогда ...
... Все так же молча она встала и прошла в комнату по небольшому коридору. Он видел ее на фоне окна, окруженную золотистым облаком. Наверное, это было просто солнце, бившее в окно, но холодок внизу живота поднимался к горлу и перехватывал дыхание.
Он увидел, что она задергивает цветные легкие шторы. Они не затемняли комнату, а просто превращали ее стены в цветные панно и мебель выглядела немного непривычно, как будто на нее накинули покрывала из тончайшего разноцветного шелка.
Проведя длинной, обнаженной, золотистой от проникающего света рукой по корешкам книг, плотно заполняющим три книжных шкафа, закрывающих всю стену, она остановилась у двери и посмотрела на него...
Очки она уже сняла и глаза смотрели немного беспомощно и грустно. Но он понимал, что она видит его! И ждет...
Господи, неужели надо было в чем-то разбираться? Когда она, ОНА, ждала его! Три шага по коридору были сделаны не им, а его ногами, которые были, наверное, все еще заодно с телом, но душа, Душа – бессмертная, вечно юная, трепещущая, плачущая от любого неосторожного прикосновения, была уже там – у ее ног, губ, груди!
Никогда раньше он не испытывал такого слияния желаний своего тела и своей души. На миг ему стало не по себе! Что же будет, когда он потеряет все это! То, что будет именно так, он не сомневался.Но, может быть, иногда мудрость не в том, чтобы увидеть опасность и отступить на заранее подготовленные позиции, а как раз в том, чтобы войти в эту опасность, как в холодную, бурную, незнакомую реку, и выйти из нее с чувством восхищения подарками судьбы и с чувством удивления от собственной безрассудности, которая неожиданно наполнила жизнь смыслом и счастьем в тот самый момент, когда этого уже ничто не предвещало!…
…Все эти философские рассуждения промчались перед его глазами бегущей строкой сияющими золотыми буквами со скоростью курьерского поезда, мчащегося по монорельсовой дороге. И он успел заметить только удаляющийся свет последнего вагона. Наступила тишина. Он стоял прямо перед ней. Теперь он видел ее глаза – странного изменяющегося цвета. Они становились то темно-зелеными, то желто-ореховыми, а то серыми с золотистыми крапинками. Зрачки то расширялись, то сужались – это производило странное впечатление, как будто именно в глазах билось ее сердце!
Нет, лучше просто не смотреть на нее, а руки, его руки, которые всегда хорошо справлялись со своим обязанностями, сами решат, что же делать! Он почувствовал теплый (нагретый ее телом) шелк платья. Совершенная плавность линий рождала ненасыщаемую жажду рук найти хотя бы один изъян. И чем больше изгибов проходил он своими ладонями, тем все больше и больше тянуло проходить по ним вновь! Дыхание останавливалось, сердце неслось со скоростью того самого поезда, промчавшегося перед его глазами секунду назад.
Чтобы как-то сосредоточиться и решить, что же будет дальше, он прижал ее к себе всю, положив руки на ту часть спины, где талия так заманчиво переходила в ягодицы, а сам открыл глаза и посмотрел проясняющимся взглядом в окно. Возвращение в эту реальность ничего не изменило. Он все так же сильно хотел ее. Но хотела ли она его так же? Он всегда мог определить это с другими, но сейчас… Да, она не отталкивала его, да, и задернутые шторы что-то означали… Но… Казалось, что в любую минуту она выскользнет из его рук, как кусочек шелка и, поднятая порывом ветра, исчезнет из его жизни! Это мучило несовпадением со всем предыдущим опытом его взаимоотношений с женщинами и порождало какую-то скованность и неуверенность в том, что же делать дальше…
Размышляя об этом, внутренне поражаясь, что он вообще об этом размышляет, начиная опять входить в мертвую петлю полета своих мыслей, он вдруг почувствовал какое-то движение воздуха. Невесомым, теплым, золотистым облаком ее руки легли ему на плечи. Прохладная щека (он удивился ее прохладе, потом понял, что это так горят его щеки) прикоснулась к его и тихий голос шепотом сказал что-то. Он не мог понять - что, но спокойствие (впервые за эти последние 10 дней) и уверенность в том, что все правильно, прохладным ветром прошумели над ним. Голова его сладко закружилась. Ноги, казалось, оторвались от земли, тело не ощущалось, время остановилось. Он знал блаженство, в которое погружаешься после обладания женщиной, но он никогда не думал, что первое прикосновение к женщине может рождать такие ощущения!..
...Следующий момент, который восклицательным знаком встал в конце несущихся и повторяющихся, откатывающихся и снова накрывающих с головой ощущений, был момент полного покоя! Это не был покой завершения, исчерпанности, отстранения – это был покой единения, слияния, обретения! Они были вместе, но - Они не были они! Они были одна душа! Одна жизнь! Одно порождение этой жизни! И он мог умереть, не узнав этого! И он еще мог взвешивать, выбирать, оценивать! Он мог, но, благодаря тому, кто всегда прав и кто видит все и всех, и понимает тончайшие движения души самой малой песчинки в мире, им созданном, ему было даровано это счастье! Пусть на краткий миг, пусть непонятно за что, пусть для горьких сожалений о неповторимости этого, пусть! Но это было, и этого было достаточно для примирения с этим миром!…И для обретения себя в этом мире…