В начале весны прибежала к бабе Кате зареванная Людмила Быкова.
- Садись, чай пить будем, - не спрашивая ни слова приказала баба Катя.
Людмила послушно села, положила руки на стол и уткнулась в них носом. Баба Катя опустила в чашку длинный кусок рафинада и с удовольствием втянула в себя сладкую влагу.
- Вот люблю я чай вприкуску с рафинадом, - доверительно сказала она своей гостье, - так сладко. Никакого мужика не надо.
Людмила подняла голову и посмотрела на бабу Катю с некоторым сомнением.
- Что, выпроводила, говоришь? - слегка щурясь, спросила хозяйка.
- Да разве я когда думала об этом, бабушка! Как ты можешь такое говорить! Сам ушел, - уже не сдерживаясь, дала волю своим чувствам Людмила.- Бабушка Катя, как же я жить теперь буду...Что люди скажут...Что ж мне теперь делать...Как же мне больно, как обидно...я жить не хочу-у-у...- и захлюпала носом, снова уронив лицо в свои ладони.
- Щас я, девонька, тебе помогу, - сочувствующим голосом произнесла старая знахарка, - у меня одни капли есть, два раза выпьешь, и все как рукой снимет, - и полезла копаться в старом шкафчике рядом с иконой.
- Вот, - протянула она Людмиле маленький пузырек с зеленой наклейкой.
- Что это такое? - спросила Людмила, пытаясь сквозь слезы прочитать надпись, написанную крошечными буквами.
- Да ты не труди глаза, тут давно другое снадобье налито, моего собственного разлива. Ты пей, пей, - и накапала в столовую ложку ровно двенадцать капель.
- А поможет, бабушка? - с надеждой в голосе спросила Людмила.
- Даже не сомневайся! - уверенно отрезала баба Катя. - К утру от твоего насморка и следа не останется!
Людмила аж плюнула с досады.
- Да при чем тут насморк, - злясь на бабы Катину недогадливость, почти крикнула Людмила.- У меня здесь болит! - и ткнула себя кулаком в грудь.
- А флюрографию в прошлом месяце делала? - тревожно спросила баба Катя. - Что доктора сказали?
- Господи, - устало сказала Людмила. - Даже пожаловаться некому. Думала, баба Катя поможет, посоветует что, хоть посочувствует, да видать, самой придется свое горе хлебать... - и собралась уходить.
- Погоди, - вдруг спохватилась баба Катя, - ты про своего мужика что-то говорила, я так и не поняла, прогнала ты его, что ли? Да за что? Что он сделал-то?
- А ничего он не сделал. Другую полюбил, с нею жить возжелал, - уже не пытаясь ничего особенно объяснять и не надеясь на сочувствие, сухо ответила Людмила и села за стол снова, более из вежливости к старости, чем по своей охоте.
- Вот и хорошо, вот и ладненько, - радостным тоном произнесла баба Катя.
- Что ж хорошего в этом?
- А пусть другая помучается с твоим мужиком. Что ж ты, проклятая, что ли? Вон девка какая видная! И хозяйка хоть куда, и характер золотой!
- Золотой-то, золотой, а муж бросил! – с обидой и злостью заметила Людмила.
- А ты думаешь, кого мужики бросают? Только золотых баб. Стерва та всегда замужем будет.
- Это как? - не поняла Людмила.
- Стерва, та своего мужика ни во что не ставит. И то ей не так, и это не то. Ему только и дел, что вечно перед ней оправдываться и угождать. А если она замолчит, так для него уже это за счастье. А ты как со своим Васькой разговаривала? Небось, только по шерстке гладила: самый хороший, самый умный, самый красивый. А если что не так - с кем не бывает, а ты все равно лучше всех. Так или не так? Вот он и возомнил о себе, что и в самом деле лучше его нет. И зародилась в нем мысль отыскать такую же кралю, как он сам.
- Думаешь, нашел?
- Надеюсь, что она стоит его.
- Так мне завидно, бабушка, аж душа заходится, - снова заплакала Людмила.
- Эх, молодо-зелено, счастья своего не знают, - пробормотала себе под нос баба Катя и сморщила лоб, вспоминая о чем-то.
- А что это у вас произошло тогда? Помнишь? Что-то ты говорила, да я запамятовала.
- Это когда? В сентябре? Это, наверное, у меня день рождения был когда. А, то ерунда. Я уже и забыла.
- Да все-таки, что произошло?
- Да мне как раз сорок лет исполнялось. И так на душе тошно, а Василий в Польшу собрался за товаром. Я говорю ему: повремени немного, день рождения справим, тогда и поедешь. А ему как в одном месте загорелось. Я так думаю сейчас, что он тогда уже со своей подружкой любовь крутил, им за товаром, что на курорт, а я хоть и не знала ничего, а душа просто выла. А я себя успокаиваю, думаю, может, он подарок мне хочет какой необыкновенный купить. Все-таки сорок лет! И отпустила его. Приехал мой Василий через неделю, на меня не смотрит, не то что про подарок, имя мое вспомнить не может. Я молчу. Через несколько дней спохватился, я ж, говорит, тебя не поздравил. Выбери, говорит, себе что-нибудь из косметики, помаду какую или тушь. Я говорю, спасибо, у меня все есть. Обидно мне было, не за подарок, конечно, а так, даже не знаю за что. Вообще-то он не жадный, просто забывчивый.
- Я не первый год живу, девонька. Я тебе так скажу: их забывчивость произрастает из жадности. Небось, себе не забыл прикупить чего-нибудь?
Людмила только вздохнула.
- То-то и оно,- старуха пожевала губами.
- Нет,- припомнила она, - то, о чем я спросила, раньше было, как бы не в июле.
- А, если в июле, так это вишни, - уверенно вспомнила Людмила. - Точно, вишни. В том году у меня, как на грех, уродилась вишня. У всех морозом побило, а у меня то ли потому что в низинке, то ли просто стороной обошло, да как цвела вишня, так и вызрела, одна в одну, листьев видать не было! Я уж и варенья наварила, и компотов наделала, а вишня все как нетронутая. Ну, у нас в Деревне как? У одного уродилось, все соседи с запасом. Так же, баба Катя?
- А как же иначе! – подтвердила баба Катя.
- Ну, вот. Заходит ко мне как-то Петровна, а я ей на прощанье ведро вишен с собой. Только она ушла, приходит домой Вася. Ты, говорит, по чем вишню продаешь? Я, говорит, на базаре приценялся, меньше, чем 25 рублей за ведро не бери.Я говорю, Вася, какие деньги, это ж деревня! Тут то кум, то сват, то зять, то брат! С кого ж я деньги брать буду?! Он говорит, здесь продавать не можешь, иди в город продавай. Утром пошла на базар как под пистолетом. Господи, что ж я делаю, думаю: вся деревня без вишен сидит, а я продавать! Стою с ведрами, земля подо мной горит. А тут, как на грех, Семеновна с внуком. Увидела меня, обрадовалась. Ой, говорит, хорошо,что тебя здесь встретила. Приехала к внуку в город, а он спрашивает, бабушка, почему вишен не привезла?А ты же знаешь, какая вишня в этом году! Пошли на базар, а здесь с вишней только тебя и увидела. По чем продаешь, спрашивает. А я как язык проглотила. Помню, в прошлом году на мои огурцы мучная роса выпала. Осталась бы я без огурцов, кабы не Семеновна. Ну как я ей вишню продам? Бери, говорю, бабушка, просто так. Мне, говорю, выбрасывать ее жалко, вот и продаю. Она обрадовалась, так я, говорит, заодно уж два ведра возьму, ладно? А я, честно сказать, и рада была, что от вишен избавилась. Прибежала домой, созвала всех соседей, рвите, говорю, быстрей, чтоб ничего не осталось, а то воробьи уже половину склевали. А сама достала свои сбережения, что на черный день, две сотни вытащила и отдала вечером Васе. Вот, говорю, за вишню выручила. Понял он или не понял, но деньги взял. Довольный такой стал, а мне противно на него смотреть было.
- Не наш он, чужой, - сказала баба Катя.- Говорила тебе мать, не выбирай мужа из чужой деревни, так ты разве послушаешь!
- То-то и оно, - согласилась Людмила.- А, может, оно и лучше, что он ушел,- вдруг задумчиво произнесла она, - мне аж легче дышать стало!
- А я о чем говорю! - поддержала ее баба Катя и улыбнулась хитро.
Только ушла Людмила, в дверь постучала Танечка, жена Кузьмы Петрова.
- Я тут, бабушка, пирожков испекла, с творогом и с повидлом яблочным, - робко сказала она, поставила на стол корзинку и собралась уходить.
- Да куда ж ты! - остановила ее баба Катя. - Я тебя сто лет не видела! Садись за стол, чаю попьем, заодно твоих пирожков отведаем.
Танечкины пирожки славились по всей Деревне. Другие бабы уже и рецепты переписывали, и на стажировку к ней ходили, но добиться особого вкуса Танечкиных пирожков все равно не удавалось никому. Гостья присела на край стула и молчала, не притрагиваясь к чашке.
- И как ты только их печешь, чего особенного ты в них добавляешь? - спросила баба Катя. - Как это только Кузьме удается не растолстеть при такой жене?
Танечка печально улыбнулась и ничего не ответила.
- Да, кстати, как твой муженек поживает, не болеет случаем?
Танечкины глаза наполнились слезами.
- Бабушка Катя, - вдруг попросила она, - поговорила бы ты с ним. Что-то у нас не ладится, не пойму я, в чем дело. Не такой он стал, не ласковый. Чужой какой-то. Может, есть у него кто, - Танечкины губы задрожали.
- Глупости ты говоришь! - прикрикнула на нее баба Катя.- Мне ли Кузьму не знать! На моих глазах вырос! У него и отец и дед всегда тем славились, что семьей своей пуще глаза своего дорожили! Не мели чепуху и в голову не бери! А с Кузьмой я поговорю, мало ли какие неприятности у человека могут быть!
Строгость бабы Кати успокоила Танечку.
- Так я пойду? - неуверенно спрoсила она.
- Иди-иди, и веселее гляди. Мужики не любят, когда у баб глаза на мокром месте. А с Кузьмой я, как увижу его, поговорю, зайди через недельку.
Кузьму баба Катя увидела на следующий день. Ждала его специально, знала, что приедет с вечерним автобусом, но удивилась «случайной» встрече, как заправская актриса.
- Кузьма, никак ты? - очень естественно всплеснула она руками. - А я гляжу, гляжу, кто идет? Уже забыла, как ты и выглядишь. То-то ты меня часто навещаешь! Я понимаю, зачем тебе старая бабка!
- Ну, что ты, бабушка Катя! Ты же знаешь, как мы все тебя любим, - смутился Кузьма.
- Ладно, ладно, это я пошутила. Да, - вдруг вспомнила она. - Не зашел бы ты ко мне на минутку? Посмотри, что с моим телевизором стало? Целый день не показывает!
- Какие вопросы! Конечно посмотрю, - ответил Кузьма, открывая калитку через верх невысокого забора.
Поломка оказалась незначительной, даже не поломка вовсе, а так, одно название: антенна выскочила из гнезда, а баба Катя и не заметила.
- Это для тебя ерунда, - возразила баба Катя на замечание Кузьмы, - а для старухи все проблема, я и воткнуть бы не сумела, даже если бы знала куда. На то и мужик, чтоб втыкать куда надо. Нет, без мужика дома не жизнь. Вы нам для помощи, а мы вам для радости, так или не так? - засмеялась она, но в ее хитроватом смехе явно ощущалось приглашение к разговору.
Кузьма сел за стол.
- Давай, баба Катя, заваривай свой чай.
- Уже заварила, - сказала она вдруг строго и поставила на стол две чашки, блюдце с вареньем и вдобавок выложила в глубокую тарелку сухари и сушки, посыпанные маком.
- Может, ты с работы поесть чего хочешь? - спросила она. - Так у меня борщ есть. А то я сразу за чай.
-Так, - сказал Кузьма и отодвинул чашку, наполненную ароматным чаем. - Так, повторил он. – Значит, разговор будет долгий...
- Ну, это уже как получится, - очень серьезно произнесла баба Катя и тут же начала без обиняков:
- Кузьма, я тебя с рождения знаю, не только тебя, но и отца твоего крестила...
- Сколько ж тебе лет? - удивился Кузьма.
- Ты мне зубы не заговаривай, - оборвала его баба Катя. - Ты мне прямо скажи, что у тебя на сердце, или и впрямь зазноба появилась?
- Кто доложил, Гаврилюк, небось? Вот, баба! Мало ли, я что о ком знаю! – разозлился Кузьма.
- Сон я видела, - уже спокойнее сказала баба Катя и отхлебнула из чашки.
Кузьма пододвинул к себе свою чашку. Несколько минут они громко втягивали в себя горячий чай в полном молчании.
- Ну, и кто она? - как бы продолжая давно начатую тему, спросила баба Катя.
- Да одна, с нашей смены, - неохотно признался Кузьма.
- Сменщица, значит, - ехидно заметила баба Катя.
- Катерина Петровна, - обиженно и переходя на отчество, начал Кузьма. - Напрасно Вы так. Люблю я ее.
- Ничего, это пройдет,- насмешливо произнесла баба Катя.
- Боюсь, что Вы ошибаетесь, Катерина Петровна. На этот раз это очень серьезно. Я никого и никогда так не любил.
- А со своей Танечкой сколько носился? Сколько только я признаний выслушала про твою первую любовь, я не говорю про остальных!
- То-то, что первая! За ней тогда многие бегали, вон хоть Яшка, музыкант наш. И я вместе со всеми. Глупый я тогда был, любовь от простого увлечения отличить не мог.
- А теперь, значит, поумнел? Последние ты мозги растерял, вот что я тебе скажу! Ты о детях подумал?!
- Да я разве от них отказываюсь? И помогать буду как раньше, и даже больше. Зоя сказала, что детей мы ни за что не оставим заботой. Она знает, что это такое, вырастить ребенка без мужа: у самой дочь без отца росла.
- Добрая, значит. Своего ребенка без отца оставила и твоих решила осчастливить. Ну, в добрый путь!
- Баба Катя! Да что ж ты мне душу на части рвешь! Мне и так жить тошно! И Таню жалко, и без Зои не могу. Ну, что мне делать, помоги...- глаза Кузьмы выражали искреннее отчаяние.
Баба Катя начала оттаивать.
- Хорошо, - сказала наконец она. - Помогу я тебе, как в свое время отцу твоему помогала.
Некоторое время они опять молча пили чай.
- Тут главное не спешить, чтобы не наделать глупостей, - как бы для себя сказала баба Катя.
- Это я понимаю,- поспешно поддержал ее Кузьма.
- Нехорошо быть женщине одной, вот если бы твоя Татьяна тоже могла кого-нибудь найти...- задумчиво произнесла баба Катя.
- Ну, - неопределенно хмыкнул Кузьма.
- Да кого она найдет, с двумя-то детьми,- продолжила свои рассуждения баба Катя.
- То-то и оно, - печально согласился Кузьма.
- Ладно, - уже явно что-то решив про себя, сказала баба Катя и встала из-за стола, давая понять, что гостю пора и честь знать.
Кузьма еще немного помялся у двери.
- Иди уже, - выпроводила его баба Катя, - небось, твои ждут. Татьяне скажи, у бабы Кати засиделся, чтоб никаких мыслей. Сам понимаешь...
- Спасибо, баба Катя, - виновато сказал на прощание Кузьма.
- После благодарить будешь, - загадочно ответила баба Катя и закрыла за вечерним гостем дверь.
...
Танечка, как и приказывала баба Катя, заглянула к ней через неделю. Баба Катя перебирала за столом фасоль и тихонько напевала себе под нос.
Напилася я пьяна,
Не дойти мне до дому,-
- Ох, хороши нынче песни стали, - обратилась она к Танечке, - так за душу и берут. Да ты садись, не стесняйся, - подвинула баба Катя соседний стул. - Наливай чай. Уважь старуху.
Танечка присела и внимательно посмотрела на бабу Катю, словно сомневаясь, помнит ли старая о давешнем разговоре.
- Да не смотри на меня так, - даже не взглянув в ее сторону, сказала баба Катя.- Все я помню. И разговор у меня к тебе будет очень серьезный.
Баба Катя помолчала.
- Плохи твои дела, девка, - покачивая головой, печально сказала она.
- Я так и думала, - тихо произнесла Танечка и опустила голову. И вдруг вздернулась вся, напружинилась, как стальная тетива, и даже голос ее, обычно тихий и ласковый, распрямился в струну, готовую оборваться при малейшем к ней касании:
- Баба Катя, скажи прямо, он что, другую полюбил?
- Если бы! - баба Катя отодвинула фасоль и налила себе чай в маленькую чашку.
- Да ты пей, пей! - обратилась она к гостье. - Я сюда и малинку, и мяту добавила, пьешь и напиться не можешь!
- Баба Катя, да не тяни ты душу! Что с Кузьмой? Уж не заболел ли он чем? – с тревогой спросила Таня.
- Можно сказать и так. Да только от его болезни тебе тошнее будет, чем ему, - ответила баба Катя.
- Да что за болезнь?
- А импотенция, - просто сказала баба Катя и отхлебнула маленький глоток.
- Как импотенция, - не поняла Татьяна,-ты что-то не то говоришь, баба Катя! Не может у моего Кузьмы импотенции быть!
- Как не может? - возмутилась баба Катя. - У всех может, а у него не может! Тоже мне супермен нашелся. У тебя когда с ним последний-то раз было, а?
Танечка покраснела.
- А как хоть было-то, как в юности, или как зря? Небось, подумала, чтоб лучше и не было бы? Не ласковый, не жадный, как на работу пришел, да? А ты что подумала? К другой сходил? А он себе не рад. А ты, небось, еще и упрекнула, да?
- Да как я могла, бабушка Катя! Но что правда, то правда, невеселая я была.-
Танечка задумалась.
-А что, бабушка, разве нельзя это вылечить? Ведь сейчас каких только средств не навыдумывали! Может, ему «Виагру» попробовать?
- Ты что, девка! В таком деле своего мужика не то что какой-то Виагре, бабе Кате доверить нельзя!
- Да вот еще, говорят, корень женьшень помогает...
- Ну, это только если привязать, - рассердилась баба Катя.- Нет, ничего Кузьме не поможет, только время. Покой ему сейчас нужен. Все эти импотенции на нервной почве развиваются. Ты не трогай его пока, от близости отказывайся, даже если попросит, потому как нарочно он просить будет, чтобы узнать, как ты себя чувствуешь, переживает ведь, небось. А ты веселее гляди, как будто тебя ничего не тревожит, и как будто тебе ничего и не надо.
- Я поняла, поняла, бабушка, сделаю все, как ты говоришь.
- Пусть больше времени с друзьями проводит. Сама ему предложи на рыбалку или там на охоту сходить, хорошо бы с ночевкой: природа на мужиков положительно влияет.
- Да разве я возражать буду? Лишь бы ему хорошо было.
- Вот и ладненько,- улыбнулась баба Катя, - может, и вылечится твой Кузьма, и снова будет все как раньше.
- А что, может и не вылечится? - тревожно спросила Танечка.
- Это уж как бог даст, - поджала губы баба Катя. - Конечно, может и навсегда импотентом остаться.
Танечка задумалась. Лицо ее стало печальным, но в глазах засветилась отчаянная решительность.
-Ну и пусть! - сказала она и встала, готовая уйти. - Я его все равно всегда любить буду. Что ж, значит, у меня такая судьба. Да и сколько той жизни осталось, 35 уже стукнуло! Ладно. Не умру, - уже спокойно закончила она.
- А вот это бабушка надвое сказала, - прервала ее баба Катя и налила себе вторую чашку чая, всем своим видом показывая, что разговор не окончен.
Танечка села опять и вопросительно посмотрела на бабу Катю.
- Думай, что хочешь, но женщине без этого дела никак нельзя. Так уж нас господь задумал. А как начнешь уклоняться от своего назначения, тут на тебя и посыпется.
- Что посыпется? - с некоторым страхом спросила Танечка.
- А болезни всякие женские,-пояснила баба Катя и тут же понизила свой голос до бросающих в мелкую дрожь низких регистров,- тут и рак груди, и рак матки, и всякая другая зараза, о которой ты даже и не слыхала. Ты посмотри, что в мире делается: бабы через одну помирать стали. Мужикам хоть бы что, а бабы давно на том свете. Это когда такое было? Мы всегда живучее их были. А теперь как мир перевернулся. А все почему?
- Почему? - шепотом спросила Танечка, готовая услышать самую страшную тайну.
- Потому что у всех мужиков к сорока годам нестояние на жен начинается, уж я-то знаю, можешь мне поверить, - ответила баба Катя уже обычным, даже обыденным голосом и снова принялась пить свой чай.
Танечка не сомневалась в правдивости бабы Катиных слов. К ней кто только ни шел со своими секретами, уж ей ли было не знать о семейных проблемах Деревни, в том числе и о таких сокровенных тайнах, как эта.
- А тебе еще своих ребят на ноги ставить, - продолжала сыпать соль на раны баба Катя. - Кроме тебя, кому твои дети нужны? Отец матери никогда не заменит, какой бы хороший он ни был, а мачеха, сама знаешь...
Танечка готова была расплакаться:
- Да что же делать, баба Катя? - с отчаянием в голосе спросила она.
- Не ты первая, не ты последняя, - ответила баба Катя. - Я тебе расскажу, что твои бабки и матери в таких случаях делали.
Танечка приготовилась слушать с самым серьезным видом.
- Любовник тебе, девка, нужен, - баба Катя произнесла свои слова с видом самым невинным, как будто советовала Танечке передвинуть буфет в гостинной поближе к окну.
- Да где ж его найдешь, любовника-то этого? - Танечка даже рассмеялась от бабы Катиной выдумки.
- И искать не надо, сам в руки просится.
- Кто ж это такой?
- А ты подумай хорошенько. Кто по тебе еще в школе убивался?
- Господи, да вы-то откуда знаете?
- А ты подумай.
- Неужто сам сказал? Я думала, все уже давно прошло, быльем поросло.
- Э! Старая любовь не ржавеет.
- Неужели поэтому до сих пор не женился? Поди ж ты! А я думала, для него ничего, кроме клуба , не существует.
- Запишись-ка ты к нему в хор для начала. А там посмотрим, что получится.
- Ох, не нравится мне эта затея, баба Катя! Так не хочется начинать это все...
- Разве хочется - надо! - уверенно отрезала баба Катя и перевернула чашку на блюдце вверх дном.
...
Ровно через месяц бабу Катю навестил Кузьма. Было странно не то, что зашел он к ней сразу после работы, а то, что приехал он с работы на два часа раньше.
- Или расписание поменяли? - в вопросе бабы Кати Кузьме почудилась плохо скрываемая издевка.
«Наверняка догадалась, старая колдунья», - подумал Кузьма, однако же постарался улыбнуться приветливо и простодушно:
- Да нет, баба Катя, просто с работы пораньше отпустили. – Кузьма немного помялся и, наконец, нашелся:
- Как телевизор? Все в порядке?
Баба Катя не очень приветливо посмотрела на Кузьму и неохотно сказала:
- Ладно уж, заходи, - но чаю, как обычно, не предложила.
Сначала Кузьма хотел бодрым голосом осведомиться, не заболела ли баба Катя, но сразу понял, что его радостный голос будет явно не к месту. Немного поразмыслив, Кузьма решил давить на бабкину жалость.
- Что-то последнее время я себя плохо чувствую: не нравится мне мой сердечный ритм и кашель появился...
Баба Катя молчала.
- Кх, кх, - закашлялся Кузьма и виновато развел руками: вот видите! Про себя же подумал: «Ну, идиот натуральный!»
- Ну? - спросила баба Катя.
« Ложки гну», - про себя выругался Кузьма, - « хоть бы что спросила, старая ведьма!»
- Вот так вот живешь, баба Катя и не знаешь, что завтра будет, - сказал Кузьма и сделал вид, что задумался. « Как же у нее узнать про Таню?- напряженно подумал он. – Может, это все пустое, сам же я и придумал, и баба Катя ни сном, ни духом...» Кузьма внимательно посмотрел на старуху, но не увидел в ее лице ничего, кроме раздражения. Старуха явно была сегодня не в духе. «Нет, - подумал Кузьма, - надо к ней подъехать с другой стороны, может , спросить что-нибудь про Яшку?»
- Баба Катя, а ты петь любишь? - нашелся он и даже духом воспрял, похвалив самого себя: «Черт возьми, удачный ход! Сначала вспомним песни ее молодости (если она, конечно, вообще была когда-то молодой ), затем плавно перейдем к местному хору, а в конечном итоге выйдем на эту темную личность завклуба».
- Отпела я уже свое.
Лаконичность бабы Кати поставила Кузьму в тупик.
- А чего ты спрашиваешь?- наконец хоть что-то спросила она.
- Да так, не нравится мне этот Яшка-баянист! - произнес Кузьма немножко более эмоционально, чем ему бы хотелось.
- Да лишь бы твоей Танюше нравился, - ответила баба Катя и посмотрела прямо в глаза Кузьмы пронзительным и ясным взглядом.
«Знает! - ахнул про себя Кузьма.- Значит, не показалось.»
- А чего это он должен нравиться ей? - открыто переходя из обороны в наступление, начал Кузьма.
- Ну, как же! Он же художественный руководитель хора, куда твоя Татьяна бегает каждый день...
«Значит, каждый день! То-то она веселая такая! Ничего ей не надо, ничего ей не хочется, знаем мы, отчего нам не хочется!» - мгновенно пронеслось в голове Кузьмы.
Это известие настолько ошеломило его, что он не понял даже, каким образом и когда оказался он за калиткой бабы Катиного дома. Не помнил даже, попрощался ли он с хозяйкой и какую причину придумал для столь спешного ухода. «А не все ли равно, - равнодушно подумал Кузьма, - семью спасать надо!!!»
...
Ноги понесли Кузьму к родительскому дому. «Помогу тебе, как в свое время отцу твоему помогала», - вспомнил он слова бабы Кати. «Дурак, - выругал сам себя Кузьма. - Чего сразу к отцу не пошел, не спросил, как ему помощь бабы Кати? Может, все бы и обошлось. А то, что же получается: жену отдай дяде, а сам иди к б... Нет,- перебил себя Кузьма,- нехорошо так о Зое. Она хорошая женщина, и мне с ней было хорошо... Но без семьи мне Зоя не нужна,- вдруг подумал он с полной определенностью и ощутил, как с его плеч свалилась огромная тяжесть, давившая на них последние месяцы.
Старый Петров собирался ужинать. На столе в чугунном кагане дымилась только что сваренная картошка в мундире, рядом стояла открытая трехлитровая банка с солеными огурцами «со своего огородика» и неизменная поллитра с самогоном собственного производства. Михалыч, увидев вошедшего сына, радостно заулыбался. Это было как раз то, что он ценил превыше всего: благодарный слушатель под соленый огурец.
- Заходи, сынок, присаживайся к столу, - гостеприимно предложил он. Тут же достал из стола второй граненый стакан и доверху налил его мутноватой жидкостью.
- Ты попробуй, попробуй, - требовательно предложил он. - Такого самогона ты за всю свою жизнь не пробовал! - и радостно посмотрел на Кузьму, заранее наслаждаясь предстоящим зрелищем.
Кузьма сделал один маленький глоток, и , оглушенный ядовито-огненной мощью первака, поперхнулся, передернулся, со страшным шумом втянул в себя воздух и на мгновение застыл с широко открытым ртом и выпученными глазами. Старик затрясся в неудержимом хохоте.
- Закусывай, закусывай, - сквозь смех еле выговорил он и засунул соленый огурец в распахнутый рот сына.
- Эх, молодо-зелено, - проговорил Михалыч, вдоволь насладившись произведенным эффектом.- Кабы мне бы еще здоровье, - продолжил он, опрокинув в себя стакан гремучей смеси, - я бы показал вам, где раки зимуют.
Кузьма слегка захмелел. Под живительное тепло самогона было легче выговорить наболевшее, да и само наболевшее приобретало в свете мутноватой жидкости несколько иные черты. Но заговорить о сокровенном ни с того ни с сего тоже как вроде было неудобно. Приходилось в сотый раз выслушивать отцовские байки. Михалыч был в своем роде мужик необыкновенный. Чувствовалась в нем здоровая мужская сила и добротность. Больше всего на свете Михалыча занимал земельный вопрос. С самого детства Кузьма привык слушать батянины рассуждения о том, как по уму распорядиться земельными угодиями, и свято верил, что, если бы отцу доверили решение этого вопроса, вся страна давно бы засыпалась хлебом и утопла в молоке. Землю Михалыч любил безумно и где-то понимал и разделял безрассудную страсть крестьянина, над которой в то же время философски мог и посмеяться.
- ...как тот крестьянин, которому говорят, сколько бежать будешь, столько твоей земли будет,-рассказывал Михалыч, хитро прищурив глаза. - Он бежал, бежал, бежал, бежал ну, все, смерть пришла. Он упал и руки вытянул - и то мое...
Михалыч рассмеялся хитроватым смешком и посмотрел на сына.
- Отец, - наконец решился Кузьма. - А какие у тебя отношения с бабой Катей?
От вопроса сына и без того узкие глаза Михалыча, созданные под несомненным влиянием татаро-монгольского ига, сузились еще больше и превратились в щелки.
-О чем ты говоришь! - голос Михалыча выражал всю степень презрения и неприятия самого существа вопроса. - Какие могут быть у меня отношения с бабой Катей?!
- Она говорила мне, что когда-то помогла тебе.
- Кто?! Баба Катя?! В гробу я видел ее с ее помощью, понял?! Тоже мне, помогала нашлась! Да она мне чуть всю семью не развалила, эта баба Катя, понятно? - со злостью ответил Михалыч и поставил стакан на середину стола.
- Не может быть, - не поверил Кузьма.
- Не может! Ты вообще когда-нибудь видел семью, лучше, чем моя?- явно рассчитывая на поддержку сына и несколько нервничая, произнес Михалыч.- Мы с твоей матерью душа в душу прожили 50 лет. Кто-нибудь, когда-нибудь сказал о нас дурное слово? То-то! Как у нее только рука поднялась на нашу семью! Эта баба Катя, чтоб ты знал, твою мать чуть замуж не выдала. Это при том, что ей было тогда под сраку лет и двое детей при ней самого неподходящего возрасту.
- Отец, так, может, у тебя было что? - спросил Кузьма.
- А что, ты что-нибудь слышал? – насторожился Михалыч.
- Да нет, я просто так спросил, - стараясь не выдать собственной тайны и не глядя отцу в глаза, ответил Кузьма.
- Ну вот, - обрадовался старый Петров .- Если бы что было, так тут бы уже все уши прожужжали! Это ж деревня! - продолжил Михалыч и потянулся за отставленным минутой раньше стаканом. - Тут пукнуть только подумаешь, а уже скажут, что штаны менять надо!
- Ну с чего бы тогда бабе Кате разваливать твою семью? - продолжал допытываться Кузьма.
- А из-за вредности, - уже совсем миролюбивым тоном ответил Михалыч и долил стаканы. - Мне, помню, еще мой дед говорил, что у бабы Кати яд вырабатывается каждые 40 лет. Как набралось яду, начинает она мутить баб, сбивать их с толку. Баба Катя, скажу я тебе, самый натуральный провокатор. Ты помнишь историю о Змее-искусителе? Чтоб мне на этом месте провалиться, если это не баба Катя была! А если и был Змей, так уж наверняка науськала его баба Катя! Для нашего мужского рода нет человека более вредного, чем она. Eще мой отец говаривал: «Ну и мерзопакостный же человек, баба Катя. Моему поколению жизнь испортила, а теперь за детей наших принялась!» Гляди, Кузьма, - погрозил он сыну, - хоть ты на удочку бабы Кати не попадись!
Кузьма тяжело вздохнул.
- Или уже попался? - Михалыч внимательно посмотрел на сына.
- Можно сказать, сижу на крючке, - невесело пошутил Кузьма.
- Видать и впрямь без моей помощи тебе не обойтись, сынок, - Михалыч задумался. - Хитра баба Катя, - медленно, словно взвешивая каждое слово, продолжил он через некоторое время, - но есть и похитрее ее. Я уже давно за ней наблюдаю, так сказать, постигаю логику ее жизни. Ее преимущество только в том, что она долго живет, она успела изучить нас и разработать приемы, которые действуют на нас безотказно. Вот, например, наверняка, против тебя сейчас выступает местный гармонист...
- Баянист, - поправил Кузьма.
- Неважно, - отмахнулся Михалыч.- Придет время, и какой-нибудь горнист будет стоять против твоего сына.
- Ты кого имеешь в виду - Сережку или Петьку?
Михалыч раздраженно посмотрел на сына, недовольный скоростью его мыследеятельности.
- Тот сын, о котором я говорю, - медленно и членораздельно произнес Михалыч,- еще не родился.
- Но я даже не думал о еще одном ребенке!
Глаза Михалыча снова сузились:
- Он не думал, велика важность! Достаточно того, что об этом подумала баба Катя! Вот посмотришь, - продолжил Михалыч, - как только у тебя родится сын, баба Катя примется женить вашего гармониста.
-Баяниста...
-Какое это имеет значение! Главное, что его сын в свое время перейдет дорогу твоему сыну, о котором ты еще даже не думал. Это ж какое мышление надо иметь, чтоб такое замыслить! Так это только моя семья. А она под своим контролем всю деревню держит. Вот чертова баба! - почти восхищенно произнес Михалыч.- Была бы она мужиком, другое дело. А мужику признать бабу умнее себя- так это себя потерять.
Уже давно стемнело. Кузьма начал собираться домой.
- Сынок, - немного замявшись, начал Михалыч. - Я что хотел сказать тебе. Ты семью береги. Ты запомни – мужик, он как стены дома, а внутри, за этими стенами, горит огонь. Это твоя жена, твои дети, твоя кровь. Это свет и тепло для тебя. Они согревают тебя, а ты защищаешь их. Не надейся сохранить тепло очага твоего без стен твоих, не дай огню, заженному тобой, погибнуть от злого ветра и от дождя. Может получиться так, что другой укроет побеги твои, да много ли чести тебе знать, что семя, брошенное тобой, выращено и взлелеяно другим садовником? Береги семью, - повторил он. - На семье мир держится.
- Спасибо, отец, - тихо произнес Кузьма. - Я все понял.
...
Дверь , как всегда, была не заперта: ждали хозяина. В доме было темно и тихо. Из спальни пробивался неяркий свет. На кровати, не раздевшись, спала Танечка, закутавшись в старенький, затасканный детьми плед. На столе горела свеча. Кузьма старался не слишком шуметь, но Танечка проснулась от легкого шума его шагов. Она подняла голову, увидела Кузьму, почему-то смутилась, словно почувствовав какие-то в нем перемены.
- Света нет, - сказала она. - Целый вечер при свече просидели. - И тут же спохватилась:
- Ужинать будешь?
- Не волнуйся. Я у отца поел. Извини, что не предупредил, что задержусь.
- Ничего, я привыкла, - сказала Танечка безо всякой обиды в голосе, а Кузьме стало стыдно, за то, что у нее такие привычки и еще за то, что у нее такой тихий голос, и за то, что она так зябко кутается в плед при живом муже.
Он подошел и прижал ее к себе. Он вдохнул в себя давно забытый запах ее волос и почувствовал, как тревожно бъется ее сердце под тонкой тканью ситцевого халата. В этот миг весь мир сошелся для Кузьмы в одну точку. Он понял, что эта точка всегда будет его опорой и началом любого отсчета. И этой точкой был его дом. И был его дом связан крепкими нитями с его прошлым и будущим, и никуда было Кузьме ни деться от своего дома, да сказать по правде, и не хотелось.
- А что ты думаешь насчет еще одного сына? - полушутя, полусерьезно спросил Кузьма у жены.
- А, может, дочку? - с надеждой спросила та.
- Баба Катя решила сына.
- Ну, сына, так сына, - безропотно согласилась Танечка.
Через месяц Кузьма снова зашел после работы к бабе Кате. Та ничуть не удивилась, по-хозяйски выставила угощение на стол и налила две чашки чая: одну себе, а вторую подвинула Кузьме.
- Спасибо, баба Катя, - сказал Кузьма. - За все спасибо: и за чай, и за урок, и за семью...
- А ты поумнее своего родителя будешь, - ответила баба Катя.
- Да нет, баба Катя, отец все понимает, но он гордый, не хочет он признать первенства женщины.
- Гордость тоже не от большого ума, - ответила баба Катя. -A что до первенства, то за умным мужчиной всегда стоит умная женщина. Мужской ум, может быть, и заключается только в том, чтобы уметь слушать и слышать женщину.
- Баба Катя, - спросил Кузьма, - а сына крестить придешь?
- Сам догадался? - улыбнулась баба Катя. - Или старый подсказал? Конечно, приду. Куда от меня деться, - закончила она.
Кузьма уже отошел от бабы Катиного дома шагов на сто, когда вдруг почувствовал кожей на своей спине чей-то взгляд, и, оглянувшись, увидел бабу Катю, смотрящую ему вслед и осеняющую его крестом.
- Баба Катя! - крикнул Кузьма. - А сына-то как звать будут?
- Андрей, - крикнула в ответ баба Катя.
- Андрей, - повторил Кузьма,- Андрюха. Хорошее имя.
Он прошел еще немного и обернулся снова. Баба Катя все так же стояла на крыльце и смотрела ему вслед. Кузьма улыбнулся и помахал ей рукой.