… Они назначили встречу на семь часов вечера в сквере. Чтобы облегчить ему выбор (в прямом и переносном смысле) она сказала, что будет проходить в это время по аллее с желтым цветком в руках (как на той, единственной, фотографии, о которой он уже не знал, что и думать – она ли там, и вообще – кто она в конце концов?).
То есть узнать ее он должен был в любом случае (вряд ли нашелся бы еще один такой одинокий желтый цветок в одинокой женской руке) и сделать выбор – подходить или нет (опять же - определиться бы, к кому?). Она дала ему на это 15 минут (на принятие решения, о котором заранее ни один из них не мог сказать ничего определенного). Он приехал на 5 минут раньше, чтобы застать ее первое появление – может быть она будет не одна и что-то можно будет понять (правда, что именно собирался он понять, он и сам не мог себе сформулировать).
Подойдя к красному цветнику из пластмассовых столов и стульев, он сел за крайний, взяв бутылку пива. Плеснув немного в пластмассовый стакан, он понял, что не сможет проглотить ни капли, так неожиданно перехватило горло.Он смотрел из-за поднятого стакана на площадь, одновременно с раздражением понимая, что влип по самое никуда. Вся эта история начинала его напрягать и он с неприязнью перебирал происшедшие за какие-то несчастные 10 дней события, честно пытаясь понять, на каком этапе ситуация вышла из-под контроля…
Мысли вращались воронкой в его мозгу и затягивали способность трезво оценить ситуацию на самое дно подсознания. Временами он даже доплывал до берегов потусторонней реальности и готов был согласиться, что ее (той, которую он ждал сейчас) действительно не существует в привычном человеку смысле. Правда потом, встряхнувшись, вспомнив насмешливые взгляды друзей и подруг и их ехидные замечания по поводу нападавшей на него задумчивости, он припоминал пару ласковых слов по поводу женского ума и тем более женской логики и снова снисходительно и слегка цинично провожал взглядом ноги, бедра, груди, руки проходящих мимо девушек и женщин… Желтого цветка не было…
На часах было 5 минут после семи...
И, еще не отведя взгляд от циферблата, краешком правого глаза он уловил движение из глубины аллеи.
Не желая признаться даже самому себе, как больно сдавило на секунду сердце, не поворачивая головы, он стал ожидать приближения той волны воздуха (или иной субстанции), дуновение которой так точно было уловлено его душой.
Да, это была она. По крайней мере в руках у нее был тот же самый желтый цветок, что и на фотографии. Дурацкое, детское волнение никак не давало ему рассмотреть ее подробнее. А она приближалась… Что-то длинное, светло- зеленое, обволакивающее ее фигуру, тихо обвевало ее всю, временами приоткрывая ноги. Длинные и стройные, как (все-таки сосредоточившись) сумел заметить он. Чтобы рассмотреть ее дальше, надо было откровенно поднять и повернуть голову в ее сторону, что почему-то сделать было совершенно невозможно…
Выругавшись сквозь стиснутые зубы, он заставил себя поднять глаза ей навстречу. Облегчение прохладным воздухом прошло по телу – она была в темных очках. Хотя это само по себе было смешным – ведь это она могла видеть его, не выдавая себя, а не он. Но почему-то встретиться взглядом с ней было выше его сил. Длинные обнаженные руки, высокая грудь, тонкая талия, свободно обнимаемая кольцами какого-то необычного пояса… Шея, гордо поднятое лицо. Походка немного напоминала походку слепых, которые идут старательно и очень прямо, как будто стараясь заглянуть за горизонт … Бледное лицо, пухлые губы, глаз не видно под очками. Она шла как будто вставленным кадром, голограммой, порождением компьютерной графики на фоне обыденности дня. Казалось, она просто пройдет сквозь него и унесет, не заметив, с собой его душу!.. Он так и не мог осознать – красива ли она, сколько ей лет и зачем вообще он здесь!…
Она была уже у края фонтана и немного приостановилась, как будто раздумывая – с какой стороны обойти эти хаотично расставленные столы. И пошла к противоположному от него краю. Он увидел ее со спины. Спина так же рождала ощущение нереальности всего происходящего при всей ее правильности и даже красоте (или именно поэтому)! Прямые плечи, скорее свойственные пловчихе, чем сорокалетней женщине, были чуть-чуть напряжены, как седьмым чувством угадал он…
Так же не спеша, ставя ногу от бедра (в этом была какая-то продуманная искуственность) и держась за цветок как за последнюю надежду в этой жизни, она уходила через площадь от него. Внезапно осознав это, он оттолкнул стол с так и недопитой бутылкой пива, который вдруг встал непреодолимой преградой на его пути, и сделал, как ему показалось, всего два шага на один вздох его зажатой грудной клетки…
Он увидел, что она стоит, пропуская машины, видимо собираясь перейти дорогу. Неслышно он встал рядом. Ему все так же казалось, что это галлюцинация, мираж, порожденный солнцем его воспаленного воображения…
«Татьяна?» – то ли спросил, то ли позвал он ее.
Казалось, что она прислушивается. Это длилось вечность! Потом она повернула лицо к нему и покачнулась, судорожно прижав цветок к груди. Не в силах уже ничего соображать, он прижал ее к себе двумя руками. Небеса раскрылись, чтобы спустить к их ногам лифт – прозрачную кабину, которая накрыла их и казалось защитила от всего того, что продолжало происходить в этом мире.
Прошла вечность… Прошла секунда…
Взяв себя в руки и заметив, что на них смотрят, он обнял ее за плечи и перевел через дорогу. Она шла молча, напряженная как струна, и он чувствовал, что любое слово может сломать ее и поэтому молчал.
Они вошли во двор, подошли к подъезду. Дверь была металлической и закрытой. Растерянно улыбнувшись, она протянула ему цветок. В руке у нее оказался зажатым длинный ключ, которым она открыла дверь, и они вошли в спасительную темноту и прохладу подъезда. Поднявшись на второй этаж, она открыла старенькую дверь и пропустила его вперед, тихо сказав – «Собака!».
Итак обалдевший от всего, что произошло (не столько за эти 5 минут, как вообще от того, что происходило в его перевернутой во всех направлениях душе), он чуть не вздрогнул от неожиданности, когда черно-белый пес, похожий на лайку, кинулся ему на грудь, как будто поджидал его всю свою небольшую собачью жизнь. Натянутые нервы уже не выдерживали, хотелось выругаться и понять наконец, в какую историю его втянули…
Сказав не слишком грозно: « Тима, сидеть!», - она повернулась к нему и улыбнулась – «Он не кусается! Просто очень любит моих друзей!»
Махая руками, чтобы он не снимал туфли, она провела его на кухню, взяла из его рук цветок (уже почти забытый им) и стала наливать воду в вазу. Наконец он смог немного оглядеться. Все очень скромно. Но чувствовалось, что именно здесь проходит большая часть жизни обитателей этой квартиры. Телевизор, магнитофон, электрический чайник, небольшой диванчик около кухонного стола – все признаки любителей не роскоши, но удобства…
Наконец она поставила вазу с цветком на стол, собака улеглась на подоконник открытого окна разглядывать происходящее на улице, и стало слышно, как капает вода из протекающего крана.
Она сняла темные очки, подвинула табуретку, показала ему на диван напротив и села, все также чуть растерянно улыбаясь. Потом, будто вспомнив что-то, встала, вышла в другую комнату и вернулась уже в других, с обычными
стеклами, очках. Снова присела на краешек табуретки и через его плечо посмотрела на собаку, лежащую на подоконнике…
Теперь он узнавал в ее лице черты той женщины на той фотографии. С одной стороны это как-то успокаивало – хоть что-то сходится, что-то стыкуется с этой реальностью. С другой – услужливая воронка в голове начала раскручиваться в другую сторону и выкидывать на поверхность дурацкие мысли – «А все-таки, сколько ей лет? И на кой черт он здесь сидит? И что общего между ними, сидящими здесь, и тем, чему он так и не смог подобрать определения, тем, что упало маленьким зернышком в его душу 10 дней назад и дало такой мощный, перевернувший всю душу и все привычные представле-ния, росток! Росток, который грозил вырасти во что-то слишком сложное и уже мешающее жить в этом мире его мальчиков и девочек, вечерних тусовок, драйва и кайфа на ночных дискотеках и всего того, что было до сих пор необходимо, привычно и удобно, пусть даже иногда и вызывало стремление положить на все и всех…
Они сидели молча, не смотря друг на друга и думая об одном и том же (это знал тот, Великий и Единый, наверху, улыбался в усы, но не хотел помочь своим неразумным детям). Она растерянно улыбалась, теребя кольца своего пояса….