И был Хаос, и все кружилось, сплетаясь в причудливые композиции, распадалось и разрушалось, и не было Закона, который сказал бы: «Это нужно делать так!» Все делалось, как делалось, без воли и без смысла. Миллионы обезьян стучали по клавишам миллиардов пишущих машинок, в надежде напечатать хотя бы одну связную строчку. Но это было невозможно, потому что они распадались так же мгновенно, как и возникали, и пишущие машинки уносились звездным вихрем, сопровождаемые туманным льдом бывших обезьян, а белые листы, на которых чернело несколько невнятных букв, медленно опускались в жерло вновь вспыхнувшего вулкана, для того, чтобы заткнуть его, словно пробка в ванне.
И был Хаос, который был Ничем, потому что в нем не было Ничего. Ничего такого, чему можно было бы дать имя. Конечно, каждую из обезьян, которые раз в миллионолетнюю долю микросекунды, касались клавиши одной из пишущих машинок, можно было именовать как-то. Например, Петр, Джек, Джонни, Ванечка и так далее. Но что толку было от имен, если они могли просуществовать еще меньший срок, чем их носители? Ведь не все имена рождаются вместе с сущностью. И Ничто клубилось бесформенными клочьями, расползаясь в Нигде. И это был Хаос. Горы вздымались и опадали песками пустыни, пустыни растекались волнами морей, а моря обращались в ветер, уносящий ядовитый воздух, которого не существовало. И Свод Законов, который мог бы положить предел этому безумию, еще не был написан. Да и написать его было бы нечем, потому что птицы, роняющие перья в банки с чернилами, рассыпались прежде, чем на кончик пера попадала хоть одна фиолетовая капля, а сами капли испарялись, не дотянувшись буквой до бумаги, которая затыкала жерло очередного вулкана.
- Привет, - хихикнул странный голос, исходящий не из Хаоса. Неведомо, где находился источник голоса, потому что кроме самого Хаоса еще ничего не существовало, но тем не менее, он где-то был. Точнее – Где-то. Только вот где находилось это таинственное Где-то – было неизвестно.
- Привет, - растерянно отозвался Хаос. – А ты кто?
- Я? – насмешливо переспросил голос. – Я – это ты, разве ты еще этого не понял?
- Нет, - возразил Хаос, замирая, и вместе с ним замерли расплавленные моря, выбрасывая протуберанцы воды в свет не родившихся звезд. – Я – это я. А ты кто?
- И я тоже – ты, - сообщил голос, не переставая хихикать. – Ты – это ты, я – тоже ты, а мы вместе – это тоже ты. Булева алгебра. Операции над множествами.
- Фигню говорите, уважаемый, - важно вмешался еще один голос, приводя Хаос в замешательство. – Он – это я, а я – это он, а вы вообще отношения к нам не имеете. Вы вовсе неведомо кто. И появились неведомо откуда. Кстати, а кто вы?
- Я есть Хаос! – заявил первый голос. – А тебя я вообще не знаю!
- Хаос – это я! – попытался возразить Хаос и в доказательство подтолкнул очередную глыбу песка, пересыпая монокристаллы, скребущие по стенкам стеклянной колбы. – А вы тут как завелись? И, что самое главное, почему вы не распадаетесь на составляющие?
- А вы почему не распадаетесь? – полюбопытствовал тот голос, который возник вторым. – Если вы сохраняете целостность, то почему мы не можем? Тем более, я. Ведь я – это вы.
- Как это? Чтобы я – распался? – поразился Хаос. – Я – все! Все! Понимаете?
- Ну и я – все, - ухмыльнулся второй голос. – Что ж тут такого? Почему вы удивляетесь?
- Не слушай его! – завопил первый голос. – Это я – все! Потому что я – это ты!
- Фигней страдаете, - второй голос не был изобретателен в подборе фраз. – Этот вопрос мы уже решили. Вы – не он, а я – да, я – он.
Хаос задумался, взлетая Песками Времени из нижней колбы в верхнюю, в то время, как сами Пески считали, что мерно сыплются вниз, подчиняясь законам гравитации, которых еще не существует. Лиловое небо мрачно нахмурилось золотом облаков, пронизанных багровыми молниями. Темно-желтый подсолнух закачался в этой лиловости, заставляя покраснеть безухого художника, еще не родившегося, потому что не было рождений, а лишь возникновения из плоти Хаоса.
- Я – сам по себе, - решил Хаос наконец. – А вас не существует. Я вас вообразил. У меня, оказывается, есть воображение.
Голоса забормотали, захихикали, перебивая друг друга, споря с собой и с Хаосом, утверждая свое существование. Каждый из них претендовал на то, чтобы быть личностью, но почему-то именно Хаос они выбрали оба в качестве этой базовой личности, которой желали быть. Может быть, это случилось потому, что других личностей не существовало, а был лишь Хаос, являющийся основой Бытия.
Хаос перестал обращать внимание на эти невнятные звуки, продолжая заниматься высушиванием ледяного песка и игрой с воздушными волнами, набегающими пеной прибоя на подножия хрустальных башен, рассыпавшихся зеркальными осколками в зеленый колючий лес. Он точно знал, что существует только он сам, а более – ничего. Но голоса были настойчивы.
- Нет, ну в самом деле, - прогудел бас, напомнивший о толстых струнах, натянутых на изящную тонкую рамку, оставленную в чердачном окошке ловить дуновение ветра. – Что тут такое происходит? Я себе сплю мирно, так нет, чтобы дать выспаться! Кричат… Спорят… О чем спорите-то?
- Я – Хаос! – визгливо прокричал первый голос. – Я – Всеобщая Сущность!
- Нет, я! – упорствовал второй голос. – Самозванец!
- Ну надо же! – лениво воскликнул бас, перебирая струны арфы. – И ради такой мелочи вы меня потревожили? Всем давно известно, что Хаос – это я. Так что не представляю, о чем вы тут говорите.
Хаос замер. Он не ожидал появления еще одного спорщика, который не являлся им. Он удивился – откуда же они все берутся. И он даже прислушался к их спору, в котором, впрочем, не было ничего нового. Теперь уже три голоса обсуждали, кто из них является Хаосом, а кто просто страдает манией величия. «Лично мне больше по душе тот, низкий…» – подумал Хаос, обрушивая очередную водяную колонну, взвихривая ее алым смерчем, формируя невиданный цветок. – «Он как-то солиднее звучит. Предыдущие два – слишком истеричны на мой вкус…»
- Смешно вас слушать! – пропело нежное сопрано. – Разумеется, Хаос – это я!
- Как интересно! – восхитился бас. – А вам известно, сударыня, что Хаос – существо мужского рода? А вы, если судить по голосу, женщина! Конечно, если не являетесь евнухом, но мне почему-то так не кажется. Позвольте думать, что вы – женщина.
«Что такое «женщина»? Странно…» - удивился Хаос, который вообще не был никакого рода и не принадлежал ни к одному полу. – «Какие удивительные у них понятия…» Он попытался изобразить нечто, что соответствовало бы этому высокому напевному голосу, и у него получилось что-то невнятное, розоватого цвета, вытягивающее продолговатые отростки с пятью извивающимися тонкими манипуляторами. Что-то похожее на длинные беспокойные водоросли развевалось за спиной этого создания. Хаос взглянул на свое творение со стороны и вздрогнул, стирая эту форму в очередной песчаный вихрь.
- А было – почти как мой портрет, - разочаровалось сопрано. – Восстановите, пожалуйста. Мне понравилось. Кто вам позволил уничтожить это?
- Хех, а ведь действительно было похоже на женщину, - засмеялся бас. – Теперь вы согласны с тем, что вы – не он?
- Кто более хаотичен, чем женщина? – поинтересовалось сопрано. – Правильно, никто! Следовательно, я и есть он!
- Вы – она, - лениво парировал тот голос, который появился вторым. – Я еще согласен спорить с остальными оппонентами, но вы-то тут явно ни при чем.
- Дискриминация! – взвизгнуло сопрано, проведя по натянутым нервам осколком хрусталя, подобранным у подножия рассыпавшихся башен. – Я создам клуб феминисток! Мы будем устраивать демонстрации с плакатами! Я требую равных возможностей для женщин! Высокооплачиваемую работу! Кухонный комбайн! Посудомоечную машину! Я не хочу стирать грязные носки! Я не желаю больше бегать по магазинам и заниматься приготовлением обеда! Это унизительно!
Хаос попытался разобраться в том, что говорил высокий голос и запутался, свившись звездной спиралью. Он все еще старался распутать узлы, стягивающиеся все больше, когда к спорящим голосам присоединился еще один. И еще один. И еще… Они множились, кричали, стараясь перекричать друг друга, и каждый доказывал свою идентичность с Хаосом, приводя какие-то свои доводы, не слушая остальных.
- Я не знаю, кто вы все, - вмешался Хаос в этот спор, разом перекрывая все голоса. – Однако, я сообщаю, что ни один из вас не является мною, хотя вы продолжаете упорно существовать, несмотря на все мои усилия.
- Следовательно, мы от тебя не зависим, - разумно предположил один из голосов, уже неведомо, какой по счету, уж слишком много их было, чтобы можно было сосчитать. – Значит, либо мы – некая другая сущность, либо – ты сам.
- Я – все! – самоуверенно произнес Хаос. – Все сущее!
- Значит, мы – тоже ты, - сказал все тот же голос. – Иначе ты бы смог уничтожить нас.
- Да он просто шизофреник! – хихикнул скрипучий голос. – У него не раздвоение, а размножение личности!
- Как это? – Хаос растерялся, застывая в неподвижности замерзшего озера. – Что это означает?
- Твое сознание разделилось? – пояснил скрипучий голос, продолжая мерзко хихикать. – Создай учебник по психотерапии и ты сам все увидишь!
Хаос протянул чешуйчатое щупальце в зеленое сердце сосны, нащупывая там нечто прямоугольное. В протуберанцах сизого солнца закружилась книга, рассыпая серебристые блики, отраженные от вытисненных на обложке букв. Страницы вспушились, перелистываясь с лихорадочной торопливостью. Хаос пытался поставить себе диагноз. Все же не зря говорят – врач, да не исцелися сам. Напрасно Хаос это сделал, ах, напрасно. Его спокойное, размеренное и определенное существование закончилось в тот момент, когда он попытался стать одновременно пациентом и врачом, втянув всю свою сущность в этот процесс. Он сам не заметил, как создал Первый Закон, и следствие стало следовать за причиной. Хаос создал Порядок, породив его из своей сущности, не обратив внимания на собственное создание. Он начал подчиняться Закону, но не заметил этого, уж слишком был увлечен чтением книги. Голоса притихли, понимая, что происходит что-то важное.
- А не перекинуться ли нам в картишки? – предложил скрипучий голос. – Пока наш хозяин чем-то там занят, мы могли бы неплохо провести время.
Хаос отмахнулся небрежным жестом, создавая Казино. В пустоте взметнулись стены, исчерченные неведомыми рунами, набухающими багровым возмущением, извивы колонн подхватили потолок небесной синевы, а зеленое сукно развернулось на массивном столе. Рыжеволосый крупье усмехнулся, откидывая со лба непослушный пламенеющий завиток волос, и поправил галстук-бабочку.
- Делайте ваши ставки, господа, - предложил он, рассыпая карточный веер по столу, оглаживая каждую карту. – Делайте ваши ставки!
За столом начали появляться игроки, удобно устраиваясь на высоких табуретах. Обладательница сопрано оказалась блондинкой в черно-желтом костюме, ее туфелька нетерпеливо постукивала острым каблучком по ножке стола. Мужчина с густым плавным басом был маленького роста, почти карликом, но его голова должна была бы принадлежать кому-то гораздо больших объемов и оказалась на столь хилых плечах явно по недосмотру. Хаос разглядывал игроков, удивляясь их внешности, не соответствующей его представлениям.
- Ну что ж, - седой старичок в засаленном пиджаке с заплатами на локтях потер сухие ладони. – Вот сейчас мы неплохо проведем время. Поверьте, господа, это гораздо лучше, чем спорить о пустяках.
- Не о пустяках, - возразил джентльмен с моноклем, небрежно поигрывая длинной блестящей цепочкой. – Собственно говоря, мы спорили о сущности личности. Я вот до сих пор убежден, что я – это он.
- Нет! – вмешался некто неопределенного пола в сером балахоне. – Я – он! А вы – всего лишь плод моего воображения!
- Прекрасно! – старичок наслаждался ситуацией, беспрерывно потирая руки. – Мы все уверены в одном и том же, но убеждение каждого из нас исключает остальных. А не сыграть ли нам на это? Как вы думаете, господа, является ли личность достаточной ставкой?
Игроки недоуменно загомонили, и Хаос с любопытством заглянул сквозь голубой купол Казино. Он был рад уже тому, что избавился от докучливых голосов, ограничив их игровым залом и дав им занятие. Однако, в том, что говорил старичок, был определенный смысл. Хаос сверился со своим учебником и пришел к выводу, что старичок прав.
- Все просто, - объяснил старик, расправляя затертый галстук павлиньей расцветки. – Так как мы, без сомнения, являемся его воплощениями, то мы можем создать мир, который будет отражать ход игры. Проигравший – выбывает. Так сказать, спускается в этот созданный мир. А оставшиеся будут продолжать игру, пока не останется кто-то один. Вот этот последний игрок и будет – им. Его сущностью. Точно так же, как он является сущностью всего.
- А какие правила будут? – спросил кто-то из игроков, сомневаясь в том, что результат стоит подобных ставок.
- О! Правила! – старичок важно поднял желтоватый когтистый палец и помахал им в воздухе. – Правила будут полностью противоположны ему. Если он есть Хаос, то правилом будет Порядок. Мы создадим его противоположность, чтобы выяснить – кто из нас есть кто!
- Это любопытно… - протянула женщина с сопрано. – Но я уверена, что мужчины проиграют. Это будет только справедливо.
- Женщина не может выиграть, - презрительно сморщился джентльмен с моноклем. – По определению.
- Ах, не может? – взвизгнула обладательница сопрано. – Сейчас проверим!
Старичок захихикал, кивая крупье. Тот понимающе подмигнул и хрустнул карточной упаковкой, вскрывая колоду.
- Делайте ваши ставки, господа! – воскликнул крупье, улыбаясь и кося черным птичьим глазом. – Делайте ваши ставки!
На зеленом сукне нарисовались белые полосы, расчертив стол причудливым узором, отмечая место каждого игрока. Веер карт рассыпался по зеленому сукну, расцвечивая его радугой. Крупье продолжал улыбаться, словно приклеив улыбку к своему вытянутому лицу, а рыжий завиток вздрагивал, отскакивая от гладкого высокого лба.
- Минимальные ставки указаны на столе, - сообщил крупье, тасуя колоду. Многоугольники карт жалобно поскрипывали в его длинных пальцах.
Каждый игрок положил на стол ладонь, кто левую, а кто правую, не разбираясь толком, что нужно делать. Но выемки идеально подошли к рукам, как будто не было различия между правым и левым, а, может быть, его действительно не было. Женщина в полосатом костюме страдальчески сморщилась, когда выдвинувшееся из выемки лезвие распороло тонкую кожу, но тут же сморгнула, возвращая на лицо независимое выражение, уловив насмешливый взгляд джентльмена с моноклем. Старичок изумленно покряхтел, рассматривая тонкую белую полосу зажившего шрама на ладони.
- Ставки сделаны! – заявил крупье, наблюдая, как медленно стекает кровь игроков, затуманивая стеклянный купол вишневой пленкой. – Ставок больше нет!
И раскинулись под куполом ветви Древа Жизни, протягивая листья над поляной. А с другой стороны взметнулось Древо Познания Добра и Зла, и кровь игроков питала эти два дерева, передавая им бессмертие.
Они открыли карты и переглянулись, старательно скрывая превосходство. Каждый рассчитывал на выигрыш. Более того, каждый из них был уверен в том, что выиграет. Однако, все наборы карт оказались идентичными. Игроки разочарованно сбросили карты, наблюдая, как живые многоугольники скользнули к крупье.
- Делайте ваши ставки, господа, - насмешливо предложил крупье. – Только не забывайте, что заведение всегда выигрывает.
- Это почему же? – возмутилась полосатая дама. – Разве не казино для игроков?
- Ну да, а магазины – для покупателей, - фыркнул некто в сером балахоне. – Это мы – для казино, мадам.
- Таковы правила, - кивнул крупье, и птичий глаз подернулся беловатой пленкой. – Заведение должно выигрывать.
- Это просто дискриминация, - неуверенно сказала женщина, вкладывая ладонь в выемку. Тонкие лезвия жадно свистнули, наслаждаясь теплотой крови. – Я требую изменить правила!
- Вы их сами создали, - покачал головой крупье. – Вот посмотрите…
Они сгрудились над куполом, отталкивая друг друга, стараясь разглядеть то, что скрывало толстое стекло, испачканное кровью. Зеленое чешуйчатое тело обвивалось вокруг ветви Древа Познания Добра и Зла, а опаловые глаза смотрели, казалось, прямо на них.
- Он нас видит! – полосатая дама испуганно отшатнулась от купола, тыча пальцем в треугольную змеиную голову. – Он на нас смотрит!
- Да нет же, - успокоительно улыбнулся крупье. – Не видит он вас. Он слишком занят.
- Чем же? – подозрительно спросил молодой человек в джинсовой рубашке с чернильным пятном на нагрудном кармане. – Мне вот тоже кажется, что он нас видит.
- Стекло одностороннее, видите ли, - пояснил крупье. – Змей видит над собой небо. Облака. Солнышко там еще… А занят он беседой, чем же еще. Прислушайтесь…
-2-
Змей скучал. Скука была отчаянной и беспросветной. Он просто не знал, что делать. Весь Сад был изучен вдоль и поперек, все красоты, которыми нужно было восхищаться, уже успели прискучить, и Змей бессильно кусал прозрачную нежную кожицу плода Древа Познания, чтобы как-то убить время. Прохладный сок, проникший в горло, показался ему любопытным, и он впился зубами в плод, откусывая кусочки.
- Мгм… Это не так уж и плохо, - отметил Змей, проглатывая очередной кусок. – Прелюбопытнейший вкус, право слово, прелюбопытнейший. Интересно, почему же никто не хочет это есть?
- Я запретил Адаму прикасаться к плодам этого Древа, - сообщил Голос откуда-то с вышины.
- Тьфу! – сказал Змей, выплевывая кусок фрукта. – Я из-за Тебя чуть не подавился, разве ж можно так неожиданно появляться? Вежливое создание должно хотя бы как-то предупредить, откашляться, что ли... А Ты? Где Тебя воспитывали?
- Ну… - смущенно протянул Голос. – Некоторым образом… В общем…
- Да, да! Знаю! Тебя нигде не воспитывали, Тебя вообще не воспитывали, Ты – Всеобщая Сущность, Все Сущее, поэтому считаешь, что воспитание и хорошие манеры есть что-то для тебя не обязательное, - интонации Змея были сварливы, он был недоволен тем, что его прервали, а еще более недовольство вызывал тот факт, что он действительно растерялся, услышав Голос. – Так вот, заверяю Тебя, что хорошие манеры обязательны для всех, кем бы Ты там ни был! Элементарная вежливость, друг мой, элементарная вежливость… Знаешь, что это такое?
Голос задумчиво молчал, переваривая информацию подобно тому, как сам Змей переваривал сейчас кусочки плода с Древа Познания.
- Ну и? – поинтересовался Змей. – Я тут тихо и мирно завтракал, а Ты меня прервал, испортил аппетит, напугал, и я чуть не подавился. Так какова же была причина всех этих действий? Зачем Ты побеспокоил меня?
Голос все еще молчал, но Змей ощущал Его присутствие где-то неподалеку, где-то в прозрачно-синих неправдоподобных небесах над головой, и это вызывало невнятное ощущение беспокойства. Змей был любопытен, а это молчание только подогревало любопытство.
- Мне показалось, что ты скучаешь, - неуверенно произнес Голос, и Змей почувствовал удовлетворение от того, что все же смог смутить Его. – Я пришел, собственно говоря, чтобы попытаться составить тебе компанию. Судя по всему, ты нуждался в собеседнике.
- Да что Ты говоришь? – деланно изумился Змей, наслаждаясь ситуацией. – В Твоем идеальном раю кто-то может скучать? Честное слово, это откровение какое-то!
- Ты язвителен, - заметил Голос. – Следовательно, Я прав.
- Я таков, каким Ты меня создал, - заявил Змей, свиваясь в причудливые яркие кольца под Древом Познания. – Не более, но и не менее. Если Тебе что-то не нравится, то винить в этом Ты должен только Себя.
- А разве Я сказал, что мне что-то не нравится? – усмехнулись небеса. – Я просто констатировал факт, вот и все, это ты уже делаешь совершенно необоснованные выводы.
- Ну, мы академиев не заканчивали, - усмехнулся Змей. – Гимназий тут тоже нетути, так что – звиняйте, бананов немае.
- Ты откусил от плода Древа Познания! – грозно сказал Голос. – Ты ел его!
- Кажется, немного съел, - слегка смутился Змей. – Кажется, я именно этим и занимался, когда Ты заявился и прервал мой завтрак. И что с того, собственно говоря?
- Я же запретил это делать! – рассердился Голос. – Ну почему ты нарушил Мой запрет? Теперь придется тебя наказать…
- Какой еще запрет? – Змей поднял треугольную голову, вглядываясь в небеса. Ему показалось, что где-то в вышине мелькнуло нечто, похожее на движение, даже не движение, а только намек на него, но, возможно, это было всего лишь полупрозрачное облако, пробежавшее по синеве. – Ты не запрещал мне ничего. Адаму – да, запрещал. Но я ведь Змей, а не Адам. Повторяю по буквам – Зонтик, Машина, Ель, Йод… З-М-Е-Й!
- Нда… Доелся… - печально сказал Голос. – Теперь эрудицию демонстрируешь. Может, достаточно?
- А Ты чего ожидал? – усмехнулся Змей. – Думал, я сейчас начну кататься, посыпая голову прахом и пеплом, и просить прощения за тот проступок, которого не совершал?
- Нда… Наглец ты, однако… - констатировал Голос. – Плод сожрал, нахамил… И еще правым себя чувствуешь…
- Я такой, каким Ты меня создал, - на всякий случай напомнил Змей. Все же он немного беспокоился – не перегнул ли палку, не слишком ли был нахален и бесцеремонен. Все же Он – Создатель всего сущего, а с этим нужно считаться.
- Ну да, знаю, знаю, создал… на Свою голову… - задумчиво и грустно сказал Голос. – Теперь вот нужно подумать, что же с тобой делать.
- А ничего со мной делать не нужно! – взволновался Змей. – Вот лежу я себе тут, ну и ладушки, ну и хорошо… Вот и оставь меня тут лежать… Переваривать завтрак. Ты же знаешь, что нельзя беспокоить в процессе переваривания, правильно?
- Я подумаю, - пообещал Голос, и Змею показалось, что он уловил тень злорадства в Нем.
- Ты жесток, - опечалился Змей, уже сожалея о том, что вообще отвечал Голосу. – Ты очень жесток.
- Справедливость не бывает другой, - отозвался Голос. – Это Закон. Я не горяч и не холоден, я всего лишь справедлив. Хотя справедливости никто и не обещал…
- А как же с этим – Бог есть любовь? – поинтересовался Змей. – Или это неправда?
- А это откуда? – изумился Голос. – Это ты сейчас придумал, что ли, чтобы меня разжалобить? Знаешь, во Мне нет жалости.
- При чем тут «разжалобить»? – Змей даже рассердился. – Это все этот плод! От этого несчастного Древа! По мере того, как он переваривается, ко мне в голову лезут разнообразные сведения, масса информации, о которой я и не просил! Я всего лишь хотел позавтракать!
- Мгм… не понял, - Голос звучал растерянно и недоумевающе. – При чем тут Древо Познания до того, что ты разводишь какую-то странную философию?
- Да как это «при чем»? Все элементарно, как грабли под ногами Чингачгука Быстрый Коготь… Понимаешь ли, я теперь знаю о тех книгах, которые будут написаны в будущем, в моей голове крутятся обрывки каких-то текстов, куски каких-то знаний, в общем – сборная солянка. И это все плод!
- При чем тут книги? – Голос явно запутался окончательно. – При чем тут грабли? Ты о чем говоришь? Слушай, может, ты отравился просто? Ну, несварение желудка или еще что? А?
- Какое несварение! Какого желудка! – Змей понял, что уже визжит от возмущения, хотя его голосовые связки были явно не приспособлены для таких звуков. – Это все будет в Библии, они это так назовут!
- Кто?
- Да люди же, люди! – Змей отчаянно извивался, грызя очередной плод с Древа Познания. – Твои обожаемые люди! Они напишут книгу о Тебе! Просто вот не смогут удержаться, да они вообще не отличаются сдержанностью, знаешь ли. И там будет утверждаться, что Ты есть любовь! Теперь понятно?
- Нда… Теперь понятно… - задумчиво протянул Голос. – И ты все это узнал потому, что съел плод с Древа?
- А откуда же еще оно могло возникнуть в моей голове? – Змей судорожно глотнул, проталкивая в горло кусок плода, чуть не подавившись из-за того, что пытался одновременно есть и говорить. – У меня таких мыслей не было с того момента, как Ты меня создал. Так что – однозначно, все из-за этого неудачного завтрака. Лучше бы я что другое съел… Мышь, к примеру, поймал бы…
- Как – мышь? – поразился Голос. – Это же… Это же каннибализм!
- Согласно словарю, каннибализм есть поедание себе подобных, - устало ответил Змей. – А мышь никоим образом не подобна мне. И вообще, она даже теплокровная!
- Убийства запрещены! – строго сказал Голос. – Ты ведь знаешь это! Лев может лежать рядом с ягненком…
- Ну да, ну да, знаю! – Змей был в полном отчаянии. Он хотел бы выбросить из головы крамольные мысли, но они не желали уходить, поселившись там прочно и надолго, как тараканы на грязной кухне. – Не убий, не укради, не возжелай… Зна-а-ю! А толку-то? Мой желудок, видишь ли, приспособлен для поедания мышей. Ты меня сам таким создал! Я Тебя об этом не просил!
- Желудок… для поедания… не укради… - бормотал Голос. – Надо же… А Я и забыл совсем… Интересно… Нет, просто любопытно… Нет, ну надо же…
- Ты что, совсем все забыл? – Змей даже перестал извиваться и отбросил в сторону плод, который ел. – Совсем-совсем? Склероз у Тебя, что ли?
- Да нет, не думаю… - застеснялся Голос. – Просто, видишь ли, столько дел… А Я – совсем один… Или не один? В общем, слишком много дел, слишком много впечатлений, слишком много изменений. А Я, вообще-то, всего лишь стараюсь познать Истину, вот и все.
- А мыши – тоже часть Истины! – расхохотался Змей. – Поедая мышей, я бы познавал их до конца! Целиком и полностью! Фактически, ты препятствуешь моему процессу познания.
- В твоих рассуждениях есть какая-то извращенная логика, - сказал Голос. – Но Я не могу с ней согласиться. Никоим образом. Убийство – отвратительно.
- Угу. Знаю. Я теперь многое о Тебе знаю… - буркнул Змей, осторожно укусив себя за хвост.
- Что-то мне это напоминает… Что-то… Вот крутится прямо на кончике языка… - Обладатель Голоса внимательно рассматривал Змея, кусающего свой хвост. – Вспомню, конечно, но попозже… Сейчас это не самое срочное. Еще столько дел…
- Вообще-то я думаю, что мои проблемы связаны с тем, что эти плоды не предназначены для меня, - доверительно сообщил Змей, выпуская многострадальный хвост. – Понимаешь, у меня объем мозга недостаточен. Явно. Вот и получается, что все запуталось, а знания – совсем не те, какие должны были быть. Я думаю, что это Древо Ты создавал для людей.
- Им запрещено пробовать плоды с Древа Познания Добра и Зла! – торжественно продекларировал Голос. – Запрещено!
- Я думаю, - мягко сказал Змей. – Так вот, я думаю, что у Тебя был какой-то план, связанный с людьми и познанием Твоей обожаемой Истины. Просто Ты о нем забыл, закрутился во всех Своих делах. Но Ты еще вспомнишь. Я в Тебя верю.
- Истина многогранна и не принадлежит никому, - рассеянно отозвался Голос, занятый своими мыслями. – Ладно, Я пошел. Приятно было поболтать.
И Он исчез, как обычно, в неведомом направлении, а Змей проводил намек на облачко в неправдоподобно синем небе внимательным взглядом и вздохнул.
- А я, кажется, попал… - сказал Змей сам себе, нервно заползая на ветку Древа Познания Добра и Зла. – И сильно попал… И вот что мне не спалось сегодня… В такую погоду-то… Эх…
Он обвился вокруг ветви, прикрывая глаза, размышляя о происшедшем. «Все предопределено», - думал Змей, тихо посапывая в листьях Древа. – «Это тоже было предопределено, это часть того плана, о котором Он сейчас забыл. Но Он вспомнит, обязательно вспомнит. И тогда мне придется ползать очень быстро… Даже быстрее, чем я сейчас думаю…» Змей засыпал, пригревшись в лучах райского солнца, успокоившись на некоторое время и выбросив грустные мысли из головы. «Хорошее приходит, когда мы спим», - невпопад подумал он, окончательно проваливаясь в сон… Глаза закрылись, словно по какой-то команде свыше, и он уснул. Где-то в далекой голубизне вышины удовлетворенно вздохнул Обладатель Голоса.
-3-
- Это что значит? – возмущенно кричала дама в полосатом костюме, нервно дергая тонкий шарфик, словно пыталась себя им удушить. – Это же мы создали этот мир! Это наша кровь питает корни Древ! Моя, в частности! А Хаос пришел и все изгадил! Забрал все себе!
- Так вы уже не думаете, что вы – это он? – с тонкой улыбкой поинтересовался крупье, машинально тасуя колоду многоугольных карт. – Собственно говоря, не понимаю вашего возмущения. Если вы – это он, то какая разница? Кто-то же должен присматривать за теми, внизу. Вот он и присматривает. А вы определяете направление их жизни.
- Это каким же образом? – джентльмен с моноклем решил ради разнообразия поддержать претензии женщины. – Насколько я понимаю, нас используют в качестве банальнейших поставщиков удобрения, а все сливки достанутся ему.
- Их жизнь зависит от хода игры, - серьезно ответил крупье, продолжая перетасовывать карты. – Таковы правила, вы же сами на этом настаивали.
- Любопытно… весьма любопытно… - проскрежетал старичок, пытаясь ногтем отодрать от галстука выпуклое пятно от кетчупа. – Все же мадам права с одной стороны. С другой стороны, если мы – он, то тогда это действительно безразлично.
- Да! Но который из нас – он? – спросил некто в сером балахоне, надвигая капюшон поглубже. Из темноты под капюшоном сверкнули гранатовые глаза.
- Вполне возможно, что все, - вздохнул крупье. – Вероятно, каждый из вас представляет какую-либо часть его личности.
- Неправда! – взвизгнула женщина. – Так всегда говорят, когда пытаются доказать, что мужчины лучше! Тем более, что тут – одни мужчины! Сначала будете говорить о том, что все мы являемся его частью, а потом скажете, что я – слишком незначительная часть, чтобы принимать ее во внимание! Знаю я эти штучки! Мужской шовинизм, вот что это такое!
- И вы, разумеется, собираетесь с этим бороться, - джентльмен насмешливо сверкнул моноклем и смахнул несуществующую пылинку с рукава. – Плакаты, демонстрации, и неведомо что еще, как я понимаю.
- Да! Собираюсь! – женщина взмахнула рукой, случайно задев крупье. Он испуганно отдернул руки от карт, и одна из них упала на пол, медленно переворачиваясь в сгустившемся воздухе. Все замерли, вслушиваясь в шелест пространства, разрываемого углами карты. Колонны, поддерживающие купол, дрогнули, оплывая сгоревшими свечами, оставляя после себя лужицы воска, сворачивающегося вечной спиралью. Рунические надписи на стенах потекли, изменяясь и переливаясь цветами, которых нет ни в одной радуге, цветами Изначального, и их сочетания иногда даже складывались в понятный всем текст. Игроки пытались читать надписи, пока стены надвигались на них, грозя захлопнуться жаркой ловушкой, а потолок начал опускаться, и украшающий его изогнутый месяц оказался серпом палача, со свистом рассекающим воздух. А карта все переворачивалась, переворачивалась, переворачивалась, не в силах преодолеть сопротивление воздуха, подрагивающего под ее тяжестью, не дающего опуститься на пол. Она летела мучительно медленно, плывя неспешно, и шелест песков Времени был равнодушен и размеренен, как и обычно.
Одежды игроков истлевали, обнажая изможденные тела, свисая лохмотьями, прилипая к тускнеющей обивке кресел. Лица игроков изменялись, искажаясь в дрожащем блеске пламени, заполнившего зал. Крупье не мог отвести глаз от них. Мужчина-женщина-мужчина-женщина-оскаленная морда неведомого зверя-мужчина-женщина-сонные глаза на лице с кошачьими чертами-мужчина-женщина… Это продолжалось мгновение, это продолжалось бесконечность, и Время утратило смысл, пока летела карта, но песок все еще продолжал сыпаться, сыпаться, и сыпаться, утверждая, что есть что-то неизменное в течении бытия. Под куполом зала возникла змея, держащая в пасти свой хвост. Она вытянулась одним извивом, треугольная морда приблизилась к лицу крупье и раскрылась пасть, показывая заключенные в ней звезды и галактики. Змея зашипела.
Крупье вздрогнул, моргая, чтобы не видеть вечности в змеиной пасти, и наклонился, подхватывая карту. По треугольной морде мелькнуло что-то вроде улыбки, и золотые диски глаз на мгновение прикрылись, выказывая одобрение. Стены замерли, а руны прикрылись драпировками, чуть колеблющимися в дуновениях слабого ветерка, пробегающего по залу. Колонны подхватили потолок, отжимая его вверх, как ладони атлантов, и спиральные узоры расчертили их, когда они приседали от неподъемной тяжести. Месяц улыбнулся серебряной улыбкой, качнувшись и замерев в вышине купола. Карта легла на стол, присоединяясь к колоде.
- Уф, мадам, - выдохнул крупье. – Вы бы чуть поаккуратнее тут… Тут ведь история делается, если вы еще не поняли. А вы… Ну прямо как в очереди за колбасой…
Женщина замерла, открывая безмолвно рот. Сузившееся от злости горло не пропускало слова, а лишь невнятный хрип.
- Напрасно вы так, - осуждающе сказал джентльмен, полируя стеклышко монокля носовым платком с монограммой. – Ни о какой колбасе речи быть не может. Эта дама так бы не стремилась к еде, она явно заботится о своей фигуре. Вот за какими-нибудь предметами туалета… Или там за косметикой… Это да, это я понимаю…
- Ну знаете ли! – обрела голос полосатая женщина. – Вам, значит, издеваться понравилось, да? Мужчины… - она произнесла это презрительно, как плевок. – Ладно, я вам всем покажу! Я докажу! Я – это он! Я – его доминирующая часть, а вы – всего лишь мальчики на побегушках!
- Хе, леди, - старичок примирительно похлопал ее по руке, но она зашипела разъяренной кошкой, вытягивая пальцы, как будто собиралась царапнуть. – Не сердитесь так. Давайте лучше продолжим игру.
- Разумеется! – рассмеялась женщина, но глаза ее злобно сверкали. – Продолжим! На моих условиях!
Она шагнула к куполу, касаясь его израненными ладонями, приникая к прозрачному стеклу. Крупье вытянул руку, пытаясь ее остановить, но не успел. Полосатый костюм бессильно сполз пустой тряпкой с гладкой поверхности…
***
… Ева проснулась, сладко потягиваясь и улыбаясь.
- И они собираются доказать, что в них больше от Хаоса, чем в женщине? Ха-ха! Три раза ха-ха!
Она поднялась, оглядываясь по сторонам, пытаясь понять, в каком месте Сада находится. Ягненок, подбежав к ней, прижался к коленям пушистой мягкой шерсткой.
- Мы сегодня будем играть, Ева? – спросил он, ласкаясь к женщине.
- Конечно! – с воодушевлением сказала она. – Сегодня мы сыграем в новую игру, друг мой. Где тут у вас Древо Познания Добра и Зла?
***
- Она ненормальная! – кричали игроки, нервно заглядывая в купол, пытаясь рассмотреть, чем занята Ева. – Ее нужно остановить!
- Ну и как вы планируете это сделать? – крупье смеялся, совершенно не скрываясь. – Поймаете ее? Насыплете соли на хвост?
- У нее нет хвоста, - задумался старичок и потер сухие ладони. – Пожалуй, я тоже спущусь туда…
Он прильнул к стеклу так же, как перед этим женщина, туманя его своим дыханием, и его потертая одежда бесформенным комом сползла вниз.
- Как мне надоело быть старым… - прозвучал тихий шелест, и он окончательно исчез из зала казино.
***
… Адам усмехнулся, крутя в руках флейту. Он потянул за ухо льва, мирно лежащего рядом, зарылся пальцами в жесткую гриву.
- Знаешь, приятель, - сообщил он льву звучным голосом. – Пожалуй, мне здесь нравится. Очень даже неплохо. Тепло, светло, мухи, опять-таки, отсутствуют. И потом, как хорошо быть молодым!
- А разве бывает иначе? – заинтересовался лев. – Я тут ни разу не видел никого, кто не был бы молодым.
- Вот это мне и нравится, - рассмеялся Адам, поднося флейту к губам. Сладкая мелодия взлетела вверх, сплетаясь с ветвями деревьев и тревожа уснувший в листве ветерок. Птицы начали слетаться, чтобы спеть вместе с флейтой…
***
- Но кто-то же должен за ними проследить! – взволновался некто в сером балахоне. – Это же нечестно! Они могут сорвать всю игру! Мы останемся ни с чем!
- Я думаю, что этот вопрос уже решен, - сказал крупье, толкая носком туфли груду одежды. Блестящее стеклышко монокля покатилось по полу, насмешливо позванивая. – Наблюдатель уже отправился следом, пока вы тут спорили, что же делать.
***
… Змей сладко потянулся, обвиваясь вокруг ветви Древа Познания Добра и Зла.
- А что, мне нравится такая шкура, - он залюбовался переливами солнечных лучей на блестящей чешуе. – Очень и очень даже симпатично. И изящно…
Он посмотрел на висящие вокруг плоды Древа и улыбнулся, обнажая белоснежные клыки.
- Подождем… Посмотрим… - он тихо зашипел, теперь он так смеялся. – Рано или поздно кто-нибудь из них придет сюда. Вот тогда я им и устрою райскую жизнь!
***
- Желаете продолжать игру? – полюбопытствовал крупье, хрустнув карточной упаковкой. – В конце концов, вы можете сыграть на замену. Знаете, любой из вас может попробовать выиграть право спуститься туда.
- Вы знаете, уважаемый, - сказал один из игроков, рассматривая драпировку на стене с отстраненным выражением лица. – Мы, пожалуй, продолжим. Но если вам не трудно, позвоните, пусть принесут чего-нибудь выпить. Странно конечно, но мне почему-то кажется, что мы несколько переволновались.
Крупье рассмеялся, и в смехе звучало облегчение, смывая испуг и усталость. Игроки тоже смеялись, касаясь ладонями зеленого сукна, похлопывая по нему, словно услышали необычайно веселую шутку. Появились напитки, и цвет их был странен, как будто в высокие стаканы попала звездная пыль, когда змея открывала пасть, но никто не обратил на это внимания. В самом деле, когда хочется пить, то пьют и из грязной лужи, не то что из хрустальных стаканов, в которые налит напиток, заключающий в себе все вкусы Мира.
- Ваши ставки, господа? – крупье опять был безукоризненно вежлив, а капельки пота испарились, унесенные ветерком, пробежавшим по залу, замаскировавшим все следы, загладившим острые углы, превращая их в причудливые скульптуры. – Делайте ваши ставки, господа!
И ладони опять прижались к зеленому сукну стола, а на лицах игроков впервые за все время с начала Игры появились улыбки. И впервые разрезы не принесли боли, а лишь чувство удовлетворенности от того, что все идет так, как должно идти, так как запланировано и предопределено.
- Ставки сделаны! Ставок больше нет! – и полетели над зеленым сукном стола многоугольники карт, шурша и скользя в воздухе, а руны все текли по стенам, рассказывая историю, которую не мог прочесть ни один из сидящих за столом.
- Если бы был молоточек, то я бы решил, что мы на аукционе! – с улыбкой сказал молодой человек с чернильным пятном на рубашке, и все рассмеялись.
***
Хаос удовлетворенно вздохнул, наблюдая за всеми этими перемещениями. Наконец-то голоса окончательно перестали его беспокоить, занявшись своими собственными проблемами.
- Вот и хорошо, вот и замечательно, - пробормотал он, обрушивая пеной очередную скалу, уколовшую своей вершиной далекую звезду. – Вот и будьте, кем хотите, я не против. А я – это я! Не больше, но уж никак и не меньше!