«Просто ты был молод, а это была твоя первая птица»,-раздраженно сказал Попугай, но на этот раз Птицелов почему-то ему не поверил...
...Главной страстью молодого Птицелова было подражание птичьим распевам. Целыми днями бродил он по лесу и вслушивался в трели птиц. Вечером, собравшись у костра, охотники , соревнуясь, начинали петь птичьими голосами. И всегда побеждал Птицелов. Это наполняло его сердце гордостью, и он чувствовал невольное уважение к самому себе.
В один из солнечных летних дней Птицелов отдыхал в прохладной тени многолетнего дуба. Покой и тишина, заполнявшие лес, нарушались лишь журчанием ручья и жужжанием пчел. Внезапно тонкий звук соловьиной трели разрезал воздух и сладкой иглой истомы вонзился в сердце Птицелова. Он поднял глаза. Высоко в ветвях, совершенно незаметная, пела маленькая серая птичка.
На следующий день Птицелов вновь пришел на старое место и снова услышал своего Соловья. Это повторилось через день, и еще через день...А затем Птицелов появился с клеткой. Птицелов мало верил в удачу, он даже не надеялся заманить в западню маленького певца. Но на всякий случай засвистел, рассыпался соловьиной трелью. Неожиданно серый комочек сам влетел в клетку. Птицелов подумал, что Соловья привлекло его пение, но на самом деле Соловью просто нравился его восхищенный взгляд.
Несколько недель взаимного понимания и обожания превратили жизнь Соловья в яркий праздник. Ему нравилось дарить Птицелову идеи, созданные из музыки и нежности, и наблюдать за трогательно-неумелыми попытками его друга повторять их. Новые мелодии переполняли Соловья. Он хотел отблагодарить влюбленного почитателя и просто захлебывался каскадами музыкальных эмоций. Но его друг почему-то становился все мрачней и мрачней. Ему явно надоедало слушать Соловья, и Соловей сменил радостное аллегро на задумчивые ноктюрны. Но это мало помогло, так что однажды Птицелов грубо оборвал Соловья на полутрели хлестким «Заткнись!» и накинул на клетку грязное покрывало.
Соловей сначала хотел обидеться, но быстро сообразил, что в жизни полно мелких радостей, способных сделать жизнь если не счастливой, то хотя бы сносной. Хорoшо было прыгать с жердочки на жердочку, чистить перышки и, на худой конец, гонять по клетке сонных мух.
Так прошли осень и зима. Весной Птицелов наконец убрал с клетки покрывало и посмотрел на Соловья с выражением плохо скрываемого презрения.
-Жалкая курица,- процедил он сквозь зубы.- И чего это я держал тебя столько времени!- и с тоской посмотрел в открытое окно.
На следующее утро Птицелов внес в комнату новую клетку с большим пестрым Попугаем. Попугай был оживлен и весело кувыркался на крошечных качельках. Не говоря ни одного слова, Птицелов взял клетку с Соловьем и поднес ее к распахнутому окну. Соловей в страхе вжался в грязную газетную подстилку. Из последних сил он попытался зацепиться за ставшую уже привычной металлическую решетку, но сильные руки Птицелова вытолкнули его наружу.
Слегка оглушенный нахлынувшими на него звуками, Соловей сделал несколько неуверенных прыжков по земле, потом с трудом взлетел на нижнюю ветку ближайшего дерева. Несколько секунд посидел, набираясь сил. И вдруг рванулся в голубую бездну, словно в пропасть, и …вспомнил. Он вспомнил свежесть утренней росы и пьянящий аромат теплого вечера, таинственный шепот листвы и зовущее дыхание ветра, вспомнил свою радостную песню юности, проникнутую верой и надеждой. И вновь зазвенела его песня. Но теперь она была соткана из тонких полутонов грусти, сожаления и прощания. Соловей пел прощальную песнь своим грезам. Он прощался со своей юностью, сладкой порой наивности и доверчивости. Он еще не знал, что стоит перед открытой дверью, за которой его ждут надежды и мечты, еще более прекрасные, и что то, ушедшее, по чему он лил сегодня такие горькие слезы, еще даже и не наступало. Он просто пел, и нежная боль прощения слышалась в его песне.
Внизу распахнулось окно. Растревоженный Птицелов напряженно вслушивался в удаляющиеся звуки. В руках он держал клетку с Попугаем.