Свинцовые тучи, низко нависшие над землей, остались позади. Трудно было поверить, что от солнечного Ренессанса нас отделяли всего лишь два часа неспешной езды. Подъезды к Замку были не заасфальтированы. Машины ставились прямо на траве, но в ясно указанном порядке. Все было очень продуманно, спокойно и празднично-обыденно.
В разноцветном пространстве, охваченном со всех сторон крепостными стенами, бурлила жизнь. Хозяйки в чепчиках спешили домой с корзинами, наполненными овощами, тут же, за грубо сколоченными столами, оголодавшая публика наслаждалась средневековой трапезой. По площади прогуливался принц в сопровождении нескольких богато одетых друзей. В другом обозримом краю мушкетер из королевской гвардии, пытаясь быть незамеченным , договаривался о свидании с миловидной смущающейся девушкой. Кто-то громко смеялся, кто-то просто бродил в толпе разношерстных зевак с печатью посетившего прозрения.
Посреди дороги, мало обращая внимания на прохожих, сидела девочка лет четырнадцати и с удивлением разглядывала муравья, легко справляющегося с тяжеленной ношей.
Смешение стилей, эпох и времен делало небольшой участок земли, скрывающийся за высокой стеной, подобием зачарованного пространства, живущего по своим собственным законам.
Я была завалена в инвалидной коляске тысячью необходимых и постоянно теряющихся друг в друге вещей, но эта заполненность окружения давала мне, как ни странно, ощущение комфорта. Из глубины моего недвижения было легко и естественно разглядывать внешний мир.
Я ожидала встретить костюмированный бал, хорошо отрепетированные представления, с уже навязшими в зубах шутками и остротами. Может быть, оно так и было на самом деле, но теперь уже другая мысль всецело завладела мной и заставляла мучительно искать для нее словоопределения, вязко ворочаясь в тине необработанных ассоциаций.
Взгляд мой задержался на босоногом парне, одетом в длинную холщовую рубаху и такие же свободные штаны. Белокурые волнистые волосы обрамляли его юношеское поэтическое лицо. Легко отрываясь от земли, он взлетал вместе с огромными качелями-ладьей, раскачивать которые и была его профессиональная задача. Затем, незаметно пружиня руками, он толкал ладью от себя и , отделившись от увесистой громады, опускался на землю. Не прыгал, не падал, не скакал, но опускался, как опускается птица, свободно паря в безоблачном пространстве. Он был очень естественен, этот босоногий парень, и легко вписывался в атмосферу иного времени. Занавес распахнулся посередине между театром и жизнью, и стерлась грань, отделяющая первое от второго.
«Измениться может что угодно: внешние условия жизни, одежда, архитектура, пища и множество других важных и незначительных вещей, но человек остается неизменным», - эта мысль поразила меня, пока я безотрывно следила глазами за ритмичными взлетами и парениями босоногого мальчика.
Эпоха сменяет эпоху, как одна декорация другую. Артисты надевают новые костюмы, но в душе они остаются теми же самыми людьми. Каждый играет свою роль, и эта роль не меняется из века в век, и по существу все остается тем же самым.
Это «то же самое» легко узнаваемо и предсказуемо в платье ушедшего времени и неясно в современных реалиях лишь потому, что внешний признак эпохи не успел отстояться и превратиться в штамп.
Актер, выбирающий платье по собственному желанию, неосознанно ориентируется на свою истинную жизненную роль: принц выбирает одежду принца, а торговка рядится в яркое аляповатое платье. И по сути, они продолжают играть самих себя, но в иных исторических декорациях. От принца, даже ряженого, исходит сила и величие, а торговец пивом выставляет на стол вмеcте с наполненной кружкой свою хозяйственность и ограниченную приземленность.
Было интересно отыскивать свое собственное место в этом карнавале жизни и мысленно примерять всевозможные платья и костюмы. Я не хотела бы быть босой, но и пышное платье мне не грело душу. В любом случае, не хотелось демонстрировать себя, выступать, зазывать, покровительствовать и, наоборот, ощущать чье-либо покровительство. Похоже, что моим призванием было вести тихую затворническую жизнь, но при этом быть общественно значимой персоной. Странное самоопределение, но я точно знала, что это подлинная правда обо мне.
Ощущение удовольствия, которое испытывали артисты, исполняя свои, ими же выбранные роли, наполняло атмосферу настроением праздника и делало ее по-настоящему ренессансной. «Вот так и надо жить,- подумала я,- легко, светло, дорожа каждым прожитым мигом и наслаждаясь им. Надо ценить то, что имеешь. Умение так жить – это лучший подарок судьбы».
Но с другой стороны, разве зазорно босоногому мальчишке, раскачивающему качели, мечтать стать принцем? Ведь жизнь несколько отличается от театра, где роль дается или выбирается на время! Когда человек рождается, его никто не спрашивает, какую роль он хотел бы сыграть. Так что же лучше: выжать все возможное из собственной роли, сыграв ее в предлагаемых обстоятельствах и все время помня о том, что не бывает маленьких ролей, или же попытаться получить другую роль, изменив первоначальные условия?
Ответить на этот вопрос можно только ответив на другой: а зачем? Если претендент на другую роль мечтает получить ее только потому, что ему мало того, что он имеет, то он заранее обрекает себя на неудачу, потому что, если ему мало сегодня, то будет мало и завтра.
Каждый человек изначально имеет все, что ему надо: полные легкие воздуха, глоток воды и кусок хлеба, а если повезет, то и зубы, чтобы этот кусок хлеба разжевать. Если же нет хлеба, то всегда найдутся люди, которые дадут его. Если ты имеешь две ноги и две руки, здоровое сердце и органы, нормально обслуживающие твое тело, какое другое сокровище ты жаждешь?!
«Мало»- это категория, которой богатые пользуются столь же часто, как и бедные. Мало потому, что кто-то имеет больше. Кто-то всегда имеет больше. Но ведь кто-то имеет и меньше? И даже самый обездоленный на Земле человек имеет больше того, который вовсе не родился.
Сытость и богатство – плохие попутчики истинному богатству, которое хранится только в человеческой душе. Тот, кто тянется к благополучию, заведомо выбирает ложный путь, он бежит истинных ценностей, потому что дороги к разным целям оказываются несовместимы. Платье, к сожалению, можно выбрать только одно. Таково суровое условие жизни.
...Актеры Ренессанса отработали свои роли и разошлись по домам. Они надели привычные костюмы и стали играть другие роли. И трудно сказать, какой из этих двух театров был для них более реальным.
.