У меня нет причин жаловаться на жизнь. Я хорошо обустроен, в свои двадцать и еще два имею уютную квартиру, образование и необременительную работу. Только одна непонятная страсть владеет мной - любовь к прогулкам. Никак не могу разобраться, почему мне так хочется пройтись по темной улице. В своих походах я не ищу знакомств или приключений, не бегаю за здоровьем, но стоит только глянуть за занавеску, увидеть темный коридор улицы - и меня наполняет неизъяснимое желание уйти из дома.
Люблю представлять, что я -- хозяин этих сумерек и улиц, а редкие прохожие -- мои гости. Летом гостей всегда многовато, да и ведут они себя чересчур вольно. Но я принимаю всех, пусть, ведь места и времени хватит каждому.
Как-то октябрьским вечером я выглянул на улицу. Картинка была очень необычной: свет фонаря, словно водопад, стекал по остаткам листвы на деревьях, отчего они казались серебряными, и выхватывал из темного месива скамейку.
Меня охватило жгучее желание выйти и окунуться в этот поток. Мне захотелось сделать себя главным героем сегодняшней картины. Наспех одевшись, я вышел из дома.
Скамейка была уже занята.
"Какая досада, -- подумал я. -- Что же теперь делать?"
Я так и стоял перед подъездом в растерянности, разглядывая незванного гостя.
Решив пресечь назойливость этого молодого человека, я быстро подошел и присел рядом с ним. Двое на скамейке в центре моих владений было уже слишком. Я заговорил, нарочито солидным голосом:
-- Молодой человек, что вы делаете здесь в столь поздний час?
Фраза получилась напыщенной.
-- Собак выгуливаю.
Ответ был каким-то уж очень простым. Говоря, он повернулся ко мне. Лицо его выражало легкое удивление.
Я машинально огляделся, ожидая увидеть пару или даже тройку догов или сенбернаров. Вокруг было пусто, только в начале аллеи бродил бомж.
-- А где же ваши собаки?
-- Собаки? -- брови у него поползли вверх, он поднял руку и поступчал указательным пальцем по льбу: -- Собаки вот здесь.
Мне нечего было сказать -- сидел и тупо разглядывал асфальт у своих ног, а он потянулся за очередной сигаретой. Краем глаза я следил за ним. Он оперся локтями о колени, поднял голову и смотрел куда-то вверх. Потом, будто спохватившись, достал пачку "Честерфилда", открыл и протянул мне. Я отрицательно мотнул головой - слов просто не было. Он слегка кивнул и убрал сигареты.
Мы молча сидели: я разглядывал его, а он что-то высматривал в кронах деревьев. На нем были сильно стоптанные ботинки, много раз стиранная куртка, вытянутые на коленях штаны, -- все это как-то не вязалось с дорогими сигаретами. Он что-то неслышно бормотал или напевал, изредка касаясь губ красными от холода руками. А я сидел и не мог сдвинуться с места, словно заслушался его беззвучным рассказом.
Неожиданно он развернулся ко мне, легонько улыбнулся и произнес:
-- С тобой хорошо молчать. Обычно люди, -- он плавно отвел руку в сторону, как бы показывая на толпу, -- спешат заполнить тишину словами.
Он поднялся и протянул мне свою руку:
-- Мне пора. Пока...
Я тоже встал, пожал протянутую руку, посмотрел ему в глаза:
-- Счастливо.
Он снова полуулыбнулся, медленно развернулся и пошел к перекрестку.
Этот и следующий месяцы я не ходил по темным улицам. Просто не было желания. Но в окно выглядывал регулярно: созерцал пустую скамейку, осыпанную серебристым светом, темные тучи деревьев над ней... и никуда не шел.
Однажды мне приснился необычный сон: я снова сидел на скамейке с этим парнем, а он шлепал губами, то ли напевая, то ли рассказывая. Это стало повторяться почти каждую ночь. Просто мистика какая-то!
Я решил, что мне обязательно нужно найти этого молчуна. Его нигде не было. Он больше не появлялся на моей аллее, не было его и на окрестных улицах. А был ли он вообще?
В один затяжной зимний вечер, после безрезультатных поисков, я лег спать, взволнованный и огорченный. Этой ночью сон повторился, но со странным финалом: я вдруг заметил, как сильно мерзнут у него руки. Мне захотелось согреть его, я взял его руки, сложил их ладонь к ладони и закрыл своими. Проснувшись, я пытался определить ощущение, которое возникло во сне. И нашел. Когда я согревал его руки в своих... это было похоже на молитву!
Мои сослуживцы, заметив, что я часто сижу, сложив руки ладонь к ладони, шутили:
-- Какую ты веру принял, Сашка?
Наступило лето. Скамейку сломали. Аллею вымостили брусчаткой и расставили вдоль нее лавочки. Я по-прежнему гуляю вечерами. Хотя нет, не по-прежнему: изменился я, изменился мир вокруг меня. Все по-новому...
Я сижу на лавочке, откинувшись на спинку, и разглядываю появляющиеся звезды. Кто-то подошел, присел. От соседа приятно повеяло духами, он закурил. Голос у него молодой:
-- Что это вы так поздно гуляете?
-- Собак выгуливаю.
-- А где же собаки?
-- Собаки?
Поворачиваюсь к нему, улыбаюсь, поднимаю руку и, постучав пальцем по лбу, говорю:
-- Собаки здесь.