Повесть о забывчивой памяти

Владислав Муштаев
 Давно замечено,что воспоминания зачастую грешат логической несообразностью,но ведь и память,о которой с гордостью говорим,что она у нас долгая,пример такой несообразности,ибо в памяти есть что-то от забывчивости,а в забывчивости от памяти.Любые воспоминания тем и хороши,что это предмет,о котором каждый из нас лучше всего осведомлен.Желательно,конечно,без беллетристики, без особых изысков, лапидарно, как пишутся дневники. Кто-то даже заметил,что не следует читать исторических книг,надо читать только биографические.Биография-живая жизнь. А хорошо описанная жизнь - такая же редкость,как и хорошо прожитая.

 1.

 Хотите сами предсказать свою судьбу? Почаще вспоминайте детство.Ведь все закладывается в нас именно там: и характер,и привычки,и преданность,и честность,и чувство долга,и ревность, и зависть.
 Полжизни я прожил под Москвой, в городе Жуковском.До войны это был поселок Стаханово.Пять каменных домов,бараки строителей, продуваемые насквозь,небольшой,до войны густой лес,за лесом хлюпкое,нетопкое болотце с веселой речушкой Пахрой,где учился плавать,а сейчас уже заросшей тиной и осокой,замусоренной разной дрянью, выброшенной теми,кто получил свои клочки под садово-огородные участки вдоль речушки,а чуть дальше,через поле,Москва-река.За рекой -деревня Чулково с церквушкой,кем-то поставленной там,где земля встречается с небом,а потому и в пасмурный,и в ясный день отчетливо видны две ее луковки.Деревенька,когда смотришь с опушки леса, предсталяется сказочной,ершовской деревенькой,где “мужики живут богатые,гребут жемчуг лопатою.Кому вынется,тому сбудется,не минуется...”
 В первый год войны сказочная церквушка послужила удобным ориентиром для фашистских бомбардировщиков,веером расходившихся от ее луковок бомбить ЦАГИ и испытательный аэродром.
Поселок Стаханово вырос под Москвой в конце тридцатых.Одновременно со строительством ЦАГИ строился и аэродром для восьмого отдела летных испытаний ЦАГИ ( потом отдел будет преобразован в Летно-исследовательский институт,сокращенно “ЛИИ”),на котором сегодня и проходят Международные авиасалоны “МАКS”.
 В начале 1938 года отец был приглашен в восьмой отдел летных испытаний ЦАГИ летчиком-испытателем, и семья из Воронежа,где отец на Воронежском авационном заводе испытывал высотный бомбардировщик с первой в нашей стране герметической кабиной конструкции Дыбского,переехала в поселок Стаханово.Вдруг поймал себя на том,что давно уже не живу в Жуковском,а вот даже сны почему-то связаны с ним.И деревушка с церквушкой снятся чаще,чем Останкинская башня, хотя и живу рядом с ней уже почти тридцать лет,и все сегодняшние житейские перипетии,которые как бы заново проживаешь во сне, почему-то происходят не в квартире,в которой живу сегодня,а в той старой, жуковской,даже друзей и тех встречаю там,а не в Москве...
 После войны отец показывал мне картографические схемы,
найденные им в штабных бумагах люфтваффе,базировавшейся на аэродроме в Инстербурге(ныне Черняховск),под Кенигсбергом,когда войска Третьего Белорусского фронта вошли в Восточную Пруссию. На схемах тонким рейсфедером были нанесены: и сам поселок Стаханово,и болотце с веселой речушкой,и Москва-река,и ершовская деревушка Чулково,и церквушка,кем-то поставленная там,где земля встречается с небом,а потому и в пасмурный и в ясный день так удобно служившая ориентиром.
 Сегодня уже не секрет,что в тридцатые годы,когда строились первые корпуса будущего ЦАГИ и аэродром, в поселке побывали те,кто потом и бомбил Москву и поселок. Как рассказывают старожилы, по их совету был уничтожен и лес,прикрывавший корпуса ЦАГИ со стороны Москвы-реки.Кстати,старая аэродинамическая труба,встречающая гостей авиашоу при въезде в город,точная копия аэродинамической трубы на бывшем авиационном заводе Мессершмитта под Магдебургом и в тихом городке Лехфельде,где были основные заводы фирмы и испытательный аэродром.В середине пятидесятых видел ее обломки,лежащие на земле.Видимо,в сорок пятом при бомбежке аэродинамическая труба,добротно сложенная из красного кирпича, не была разрушена полностью,а от взрывной волны ровнехонько упала на бок,лишь только треснув в двух-трех местах.Демобилизовавшись на три месяца раньше положенного срока,тогда это было возможно,если приходил вызов из института,мы с Володькой Мамонтовым мирно попивали «Корн»,закусывая острыми магдебургскими колбасками,расположившись на рухнувшем гиганте,дожидались поезда «Берлин-Москва».С Володькой мы вместе окончили среднюю школу, учась в одном классе,вместе призывались и,попав в одну и ту же дивизию Группы советских войск в Германии, в маленьком городке Ратенове,прослужили долгих три года,а демобилизовавшись, и не поступив в институт,вместе пошли работать радиомонтажниками в НИИ-15.
 Володьки уже нет... Он рано ушел из жизни.
 Забывчивая память устроена так,что освещает лишь отдельные моменты,оставляя вокруг неодолимый мрак.Даже при самой великолепной памяти можно и должно что-то забывать,а потому и запоминается немногое,только то,что особенно запало в душу.Но чем дальше уходит время,тем явственней проявляются в памяти мельчайшие детали того,что, казалось бы и не могла сохранить память.То ли это все додумывается,когда вспоминаешь,то ли действительно выплывает из потаенных уголков памяти.И если раньше воспоминания были отрывочными,как полузабытый сон,то с годами они обретают стройность,логичность и даже последовательность.И дело тут в том,что зачастую сама жизнь сталкивает с теми,кто был свидетелем тех же самых событий.
 Помню,как летом сорок третьего,когда фронт был уже далеко от Москвы,разыскали мы с ребятами на чердаке дома ручную сирену,которой в сорок первом оповещали о воздушной тревоге,вытащили на крышу и,поочередно взявшись крутить ручку,переполошили весь поселок.На следующий день сирена взвыла снова,никого не перепугав...
 И напрасно.
Низко над домами прошел фашистский бомбардировщик Ю-88 с огромными черными крестами на крыльях и фюзеляже, а немного погодя,следом пронеслась пара Ла-5,срочно поднятых с аэродрома ЛИИ.
 Весь двор,оцепенев,проводил бомбардировщик глазами,и только потом,когда смолк гул,всех,кто был во дворе и в домах, стали спешно загонять в бомбоубежище.
 Тут следует сделать небольшое отступление,чтобы автора не обвинили в исторической неточности.”Летом сорок третьего”-слишком растяжимое понятие.Ведь еще в июне,под Брянском,были сосредоточены крупные силы фашистской авиации,нацеленные на Москву,а вот в августе,когда все силы Третьего Рейха были брошены в сражение на Курской дуге,немцам уже было не до Москвы...
 Ну так вот, как-то однажды рассказал эту историю в кругу своих товарищей.В начале семидесятых довелось работать заведующим отделом литературы на Центральном телевидении.
 Мне не поверили.
Кто-то посчитал,что в памяти сместились годы, кто-то был более категоричен:
-Брось врать! Кто бы это пропустил “юнкерс” к Москве в сорок третьем?Сознайся, что придумал?
 Перестройкой тогда не пахло,война все дальше и дальше уходила в памяти, Русты в Москву еще не залетали, и потому даже сама мысль,что кто-то мог допустить подобную оплошность, казалась кощунственной.
 И тогда один из присутствующих,старейший режиссер телевидения Лев Яковлевич Елагин, вдруг сказал:
-Что пристали к человеку! Было это,было.В сорок третьем и было!
-Вы тоже его видели?!-возликовал я.
-Если бы только видел...Стрелял по нему!
 Тут уж все присутствующие,и я том числе, потребовали рассказа.
-А все так и было...В сорок третьем я служил на зенитной батарее,охранявшей небо Москвы,-начал рассказывать Елагин.-За этого долбленного аса наша батарея получила грандиозный нагоняй от начальства.Комбат в матюках,как в медалях, ходил!Этот “юнкерс” ему так и не простили...Только к концу войны капитана дали,а то бы так и ушел из армии старлеем.Потом уж узнали,что немца этого посадили на одном из подмосковных аэродромов,а он ведь еще и над Москвой успел пройтись!Не бомбил,не стрелял.Шансов вернуться у него не было. Странный,одним словом,немец залетел.
-Как же он до Москвы добрался?-наивно спросил кто-то.
-Огородами!-рассмеялся Елагин.
 А в середине июля сорок первого сирена в поселке не умолкала.Тревоги следовали одна за другой.Бомбоубежище было в подвале дома,где в мирное время жильцы хранили свое барахло.Умно было придумано:каждая квартира имела свой закуток,куда можно было снести старые вещи,да и сами старые дворы,надо сказать, были спланированы с умом.
 Кстати,одна любопытная деталь...В середине девяностых оказался в Италии,где должен был подписать договор на покупку пяти фильмов ведущих итальянских режиссеров для ВГТРК,в то время уже работал заместителем председателя, и в свободное от переговоров время Сережа Иезуитов, наш корреспондент,показывал мне Рим. Мы много раз входили с ним по ступеням в храм святого Петра,поражающего своими размерами.Кто-то говорил мне,что внутри храма поместилась бы колокольня Ивана Великого,долго рассматривали швейцарскую папскую стражу,одетую в средневековые костюмы часовых с алебардами,но больше всего поражали стройные юноши-часовые при входе в папскую канцелярию в черных мундирах с золотыми пуговицами, чем-то напоминавшие наших суворовцев,поднимались с Сережей к куполу ( тысяча ступеней по крутой винтовой лестнице ),чтобы увидеть “вечный город”,раскинувшийся яркой красочной панорамой до самого горизонта,фотографировались у высокого обелиска,вывезенного из Египта,обрамленного с двух сторон великолепными фонтанами.И вот как-то раз,проснувшись рано утром под колокольный звон,а жил я в тихой и уютной папской гостинице рядом с Ватиканом,где на завтрак,обед и ужин подавали огромную бутыль красного вина- пей не хочу ( так ведь и спиться можно было,если подольше пожить в папской гостинице!) решил прогуляться самостоятельно,не дожидаясь, пока за мною заскочит Сережа и повезет показывать очередные исторические памятники.Наскоро перекусив, вышел из гостиницы и, спустившись по крутой лестнице,повернул в первый же переулок, и медленно побрел,разглядывая витрины.Трудно сказать,сколько бы я так шел,если бы из подворотни не выкатился футбольный мяч,а следом за ним и смуглый пацан.
 Ну,как тут было не зайти?!
Потом уже Сережа сказал мне,что дворы, в одном из которых я и побывал,строились еще при Муссолини,и похожи на наши тех лет,как две капли воды. Коробка из четырех домов,где от зари до зари пацаны гоняли в футбол,где на веревках сушилось белье,где из окон сварливые женщины визгливыми голосами звали детей домой,где по вечерам, вернувшись с работы,мужчины играли в карты (у нас в домино), попивая красное виноградное вино, а молодежь танцевала под радиолу или под патефон,где все знали все друг о друге и всегда были на виду у всех.Как наши коммуналки и предвоенные дворы,где в каждой квартире и в каждом подъезде назначались старшие.Сегодня таких дворов уже почти нет,а вот коммуналки еще остались.Но самое удивительное, похожие дворы видел и в Ратенове, уцелевшем в конце войны.То ли город немцы сами сдали,то ли 18-ая Померанская орденов Кутузова и Александра Невского артиллерийская бригада Резерва Верховного Главнокомандующего, в которой потом и прослужил три года,видимо уже зная,что останется в Ратенове,сберегла этот город для себя. Могу ошибаться,это всего лишь мои догадки,но градостроение той поры было строго подчинено тоталитарной идеологии,где негласный контроль был превыше всего.Впрочем, и Михаил Булгаков в романе “Мастер и Маргарита”, взглядом Воланда, отмечает этот квадрат, окаймлявший двор и пруд,”причем заметно стало,что видит он впервые и что это его заинтересовало”...
 Но вернемся в сорок первый.
Как-то глубокой ночью,когда мама и годовалый брат крепко спали,примостившись на деревянной скамье, встал и,тихо ступая среди спящих,выбрался наверх к открытой двери,у которой дежурили две девушки.Притаившись за их спинами, замер,с наслаждением вдыхая чистый,напоенный ночной влагой воздух.
 -Смотри,смотри,-сказала одна из них.-Москва горит!
Высунув голову,посмотрел и я туда,куда показала она рукой.В просвете между домами,далеко у горизонта,кромка неба была окрашена в розовый цвет,как будто не на востоке,а на западе должно было встать солнце.Но больше всего поразило небо над Москвой - все оно было исчерчено лучами прожекторов,а за лесом,где поселок Стаханово опоясывала Москва-река,зависли яркие лампы,медленно опускавшиеся к земле,освещая и сам лес,и небо,готовое уже встретить наступающий день.
Яркая гирлянда на мгновение замерла за лесом и разом угасла.
-Сейчас бомбить начнет?-с тревогой спросила другая.
Тогда я не знал,что это была серия САБов-светящихся авиационных бомб,сбрасываемых с самолетов для освещения местности.
 Но вслед за угасшей гирляндой наступила тишина.
-Разведчик,-определила ее подруга.-Теперь завтра их жди!
 С минуту постояв за их спинами,я так же тихо и незаметно спустился вниз и,растолкав спящую маму,выпалил:”Москва горит!”
 Мама не поверила.
 Было это 22 июля 1941 года.

 2.

 Школа, в которую должен был пойти учиться,с первых дней войны стала эвагоспиталем с четырехзначным номером полевой почты 2943.
Нас же разместили в бараке,перегородив классы фанерными щитами.Ничего не хочется забывать:ни первого портфеля,сшитого мамой из серой холстины,ни третьей переменки,на которой в класс приносили каждому по куску черного хлеба,посыпанного сахаром,ни азартной игры в перышки.О,это была не просто азартная игра,это был заработок! На рынке десяток перышек можно было обменять на четвертушку хлеба или на целый брикет свинячего жмыха.Мечтой каждого из нас было заиметь перо“рондо”-плоское,устойчивое,как утюг.”Рондо” редко переворачивалось на “спину”,зато чуть приподнятый широкий носок высоко подбрасывал “вражьи” перья.На “рондо” меняли пять перышек “86” или два школьных
завтрака,что приносили в класс на третьей переменке.
 Самые азартные баталии проходили на уроках военного дела.Игра в перышки не мешала нам...петь. Пока военрук,привстав на цыпочки,выписывала на доске куплеты песни,бьющий сосредоточенно подводил носик перышка под бок противоборствующей стороны и ...р-р-ра-аз!
 Я по свету немало хаживал...
 Перышко описывало в воздухе веселую замысловатую фигурку и падало на спину.
 Готово!Одно перышко выиграно.
 Жил в землянках,в окопе,в тайге...
 Р-раз! И еще одно перышко переходило в спичечный коробок.
 Теперь эта песня стала гимном Москвы.
 Звали нашего военрука Клавой.Высокая,рыжая деваха,с фигурой,о которой говорят,что делали на троих,а одной досталась.Уроки военного дела начинались с того,что Клава предлагала надеть противогазы.
 Желающих не было.
У каждого в доме был свой персональный противогаз. Домоуправление выдало их в начале войны,потому и не было желающих мерить Клавин противогаз.Встретив сопротивление класса,Клава быстро уступала,и класс с воодушевлением пел:
 ...Похоронен был дважды заживо,
 Знал разлуку,любил в тоске...
 
 Слова этой песни написаны поэтом Марком Лисянским... Впрочем,
 « Мы,авторы текста песни “Моя Москва”,музыка И.О. Дунаевского,просим выслать причитающийся гонорар по следующим адресам:
Лисянский Марк Самойлович-полевая почта № 16726-Б.
Агранянц Сергей Иванович-2-я Извозная ул.,д.30,кв.77.
 М.Лисянский,С.Агранянц.»
 Стихотворение Марка Лисянского было опубликовано в декабрьском сдвоенном номере журнала “Новый мир”,кроме четверостиший о подвиге двадцати восьми панфиловцев...
 Впрочем,лучше процитировать то,что Сергей Агранянц добавил в уже опубликованное стихотворение поэта:
 Я люблю подмосковные рощи
 И мосты над твоею рекой.
 Я люблю твою Красную площадь
 И кремлевских курантов бой.
 В городах и далеких станицах
 О тебе не умолкнет молва,
 Дорогая моя столица,
 Золотая моя Москва.
 Мы запомним суровую осень,
 Скрежет танков и отблеск штыков,
 И в сердцах будут жить двадцать восемь
 Самых храбрых твоих сынов.
 И врагу никогда не добиться,
 Чтоб склонилась твоя голова,
 Дорогая моя столица,
 Золотая моя Москва!
 В стихотворении Марка Лисянского были другие строки:
 У комбайнов,станков и орудий,
 В нескончаемой лютой борьбе
 О тебе беспокоятся люди,
 Пишут письма друзьям о тебе.
 
 А дело в том,что когда писалась сама песня,оркестр Дунаевского был далеко от Москвы,выехав на гастроли до начала войны.С началом войны оркестр Дунаевского в Москву не впустили.Со слов Марка Лисянского,стихотворение понравились Дунаевскому и он написал музыку, попросив завлита оркестра Сергея Агранянца добавить строки о панфиловцах,что заметно изменило стихотворение молодого лейтенанта.Кстати,сам подвиг был уже после того,как были опубликован первоначальный вариант стихотворения. Думаю,был бы Лисянский рядом,он попытался бы сделать это сам,но поэт был на фронте.Одно время,когда публиковались ноты, и текст этой песни, указывались все три автора- Дунаевский,Лисянский и Агранянц,но после смерти последнего,а умер он рано,Лисянский перестал упоминать соавтора,а чуть позже, публикуя стихотворение в сборниках, и вовсе включал эти строки,как свои собственные.Не мне судить о причине его забывчивости,но именно это и стало поводом к одному скандалу.
 В начале лета 1972 года в отдел литературы Центрального телевидения,где я в то время работал,зачастил военный журналист,
полковник, с одним единственным предложением”прихватить” Марка Лисянского за плагиат.Каким-то образом попал к нему в руки документ,который процитирован выше.Никто из нас тогда не слышал,что у Лисянского был соавтор песни .Все считали, что автор песни один Марк Самойлович Лисянский.Уверен, все бы это и закончилось ничем,в те годы телевидение не любило скандалов,кабы не настырность полковника.Побегав по редакциям и вышестоящим учреждениям,он все-таки нашел тех,кто заинтересовался всем этим, и тогда последовал звонок из Союза писателей СССР с просьбой предоставить слово Лисянскому,чтобы поэт сам объяснил причину своей забывчивости.Судя по всему, в Союзе не очень-то любили поэта,и случай этот,как мне рассказывали потом, разбирался на разных заседаниях во всевозможных комиссиях...
 И вот 13 июля 1972 года такая передача была записана. Дату помню потому,что храню книгу ”Все сначала” с автографом Марка Самойловича: ”Владиславу Павловичу Муштаеву - на память о знакомстве с добрыми чувствами.Марк Лисянский.13 июля 1972 г.”
 Никогда больше не встречался с Марком Лисянским.
Помню,что в передаче поэт пообещал в следующий свой сборник включить текст песни,указав и имя своего соавтора. Обещание поэт сдержал. А тут как-то довелось заглянуть по делам в Литфонд и на доме,где жил Лисянский ( у метро“Аэропорт”), увидел мемориальную доску автору гимна Москвы.
Ничего особенного в этой истории,поверьте, нет.Подобное случалось и до этого,когда,к примеру,исполнителю что-то мешало в тексте,и тогда он сам или кто-нибудь,кто был рядом с ним, стилизовали “под автора”.Стилизовать-то проще,чем придумать самому.Вот только мемориальную доску надо было ставить поэту Лисянскому,а не автору песни,ставшей гимном...Авторами песни были все-таки трое: Дунаевский,Лисянский и Агранянц...
 Как хотите,но прав тот,кто первым заметил,что чистоплотность почти так же плоха,как и благочестие.
 Но вернемся в класс,где военрук Клава учит нас петь будущий гимн,не зная ни авторов,ни своей собственной судьбы,ни всего того,что ждет всех нас впереди...
 Клава была зенитчицей.В начале сорок третьего ее демобилизовали за любовь к старшине батареи.Командиру батареи,который и сам был,судя по всему, малый не промах,не понравилось,что Клава “крутила любовь со старшиной”,и он рассказал о них командиру полка.Старшина получил десять суток гауптвахты,а зенитчицу демобилизовали.От греха подальше.Выдали Клаве проездные документы туда,откуда она призывалась,старшина снабдил ее харчем и теплым бельем,и отправили зенитчицу в тыл.
 Устроилась Клава военруком в школу,мужики-то были на фронте,и теперь на каждом уроке старательно выписывала слова песен,поднимаясь на цыпочки,чтобы первые строки легли на широкую раму классной доски,а сорок пар,одни из-под ладони,другие не отводя глаз,рассматривали ее крепкие,мускулистые,поросшие рыжим пушком ноги.
 До весны мы пели,а потом зенитчицу сменил безрукий майор.Одни говорили,что Клава уехала в деревню,другие,что видели ее на ткацкой фабрике в Раменском,только на военном деле петь перестали сразу:
-Встать!Смирно!-гаркнул майор,входя в класс.
 Класс,ошалев,замер.За фанерной перегородкой учительница немецкого уронила мел.
-Двумя этими командами дежурный по классу будет встречать меня,-объяснил однорукий майор.-Чем занимались до меня?
-Пели!-выдохнул класс.
-Петь будете в строю!-отрезал однорукий.
 В дощатом бараке проучился все годы войны, а в начале сорок шестого эвакогоспиталь закрыли и нас перевели в школу,наскоро,за лето,подновив ее.С новой школой мне не надо было знакомиться,как это делали мои одноклассники,школу я знал от чердака до подвала как свои пять пальцев.
 Но это уже другая история...

 


 3.

 Эвакогоспиталь с четырехзначным номером полевой почты 2943 в поселке Стаханово под Москвой был госпитателем для тяжелораненых.
На четвертом этаже школы лежали тяжелораненые,на третьем те,кто начинал вставать,на втором - ходячие.Актовый зал школы служил им столовой,а по вечерам,после ужина,кинозалом.
 Каждый вечер ребята из нашего двора забирались по пожарной лестнице на чердак и,дождавшись пока затихнут коридоры,проникали в актовый зал.Если чердак был закрыт,лезли через подвал,где хранились старые,поржавевшие кровати,какие-то ящики,бункеры с картошкой и капустой,которую никто из нас не трогал даже в самые голодные годы войны.Украсть картошку из госпитального подвала считалось больше,чем воровство.Не знаю,что останавливало нас: то ли причастность к общей народной беде,то ли отношение к нам раненых.
 Никто из нас не попрошайничал,но и не отказывался,если предлагали кусок хлеба.
-Эй,пацаны,ходи сюда,-звали те,кто уже мог вставать и подходить к окнам.
 Подбирались к окнам с оглядкой.Правила в госпитале были строгие,дневальные отгоняли ребят.
-Как жизнь,пацаны?-спрашивал кто-нибудь из раненых для затравки.
-Живем.
-Эй,Рыжий,-замечали прежде всего Леньку Тарабрина,-отец-то пишет?
-От отца получили,братуха молчит.
-Это бывает,-успокаивали его.-Матери скажи, дольше молчат. Молчит,значит,жив.Пожрать,пацаны, хотите?
-Давай, если есть,-соглашался Ленька.
-Братва,у кого чего осталось?-обращался кто-нибудь из них к палате.
 Тут же появлялась наволочка,в которую складывалось все,что оставалось у раненых от завтрака,вчерашнего обеда и ужина,и все это на крепкой бельевой веревке спускалось к нам.Веревку мы с Ленькой срезали во дворе по их просьбе.Из госпиталя не выпускали даже ходячих.В военное время это считалось самоволкой.Но жизнь и смерть подобны вере и неверию,а потому и прячутся друг от друга. Вечерами,когда в госпитале объявляли отбой,мы видели, как самые шустрые,спускались по бельевой веревке со второго этажа,нанизав костыли на руку и,сопровождаемые дамой сердца,ковыляли к лесу.
 Однажды мы с Ленькой решили проследить за одной такой парой,о чем никогда потом не вспоминали и никому не рассказывали... Выследив их и спрятавшись в густом низкорослом ельнике, видели, как его дама сердца быстро оголила огромный розовый зад и прислонившись к сосне стала приглашать своего кавалера приступить к активным действиям,смысл котороых мы понимали,но никогда раньше этого не видели...
 Но бедняге мешали костыли.Он никак не мог приладиться к своему счастью,смешно подпрыгивая на одной ноге.
 После этого мы уже не догадывались,а уже знали,почему особым вниманием среди раненых пользовались пацаны,у которых были старшие сестры.У меня не было сестры.Однажды предложил Зинке,кладовщице магазина,куда меня посылали отоваривать карточки,познакомить ее с кем-нибудь из раненых в госпитале,но та, залившись краской,стала дико орать,и хорошо еще успел увернуться,а то бы она разбила мне голову черпаком,которым отмеривала пшенную крупу.Никогда и никому больше не предлагал своих услуг.И кто знает,не было ли это первым уроком постижения меры,зная которую, человек знает все.
 А знали мы даже то,что и не должны были бы знать в свои девять лет...
 Лука Мудищев был дородный
 Мужчина лет так сорока.
 Жил вечно пьяный и голодный
 В каморке возле кабака.
 
 В придачу к бедности своей
 Еще имел он,на беду,
 Величины неимоверной
 Семивершковую елду.

 Была там и концовка,рассказывающая,как “на утро там нашли три трупа”,но полностью процитировать не могу даже в наш век “свободы слова” и отсутствия цензуры...В сборнике “Под именем Баркова:Эротическая поэзия XV111- начала X1X века”,изданном в издательстве “Ладомир” в 1994 году, нет этого четверостишия.
 Это сегодня,входящие в интернет,могут найти и распечатку “Мастер и Маргарита”- “ В белом плаще с кровамым подбоем,шаркающей кавалерийской походкой,ранним утром четырнадцатого числа весеннего месяца нисана...”,и”Сказки о тройке” братьев Стругацких,и песни Высоцкого, и стихотворения,ходящие под именем Баркова,с обязательнным включением “Луки Мудищева”,но без концовки,которую знали все мальчишки военной поры.
 А в те годы нашим интернетом был двор. Двор и формировал свои законы,по которым жестоко наказывалась трусость,подлость,предательство
 и зависть,что,кстати, пригодилось в жизни.
 Не помню,чтобы трое били одного,всегда один на один,никогда не били лежачего,слабого,к старикам относились не просто с уважением,а с почтением.Сменяя друг друга,могли отстоять целый день в очереди за мукой для больной бабки,Ленькиной соседки,которую никто из нас и в глаза не видел...Впрочем,люди моего возраста все прошли эту мудрую школу.
 Перечитал абзац и поймал себя на том,что кто-нибудь обязательно с недоверием хмыкнет или того хуже скажет,что автор впал в старческий маразм,приукрашая прожитое.
 И будет прав.Но в свое оправдание замечу,что такое восприятие прожитого сродни творчеству.
 Конечно же, били трое одного, били,но считалось это подлостью,а за подлость в моем военном детстве больно наказывали, дрались в кровь улица на улицу- чкаловские с серовскими,наркомводские с серовскими и с чкаловскими, ловили “чужаков”, случайно зашедших в чужой двор.Свой “квадрат” охраняли,как границу.Крали,залезая в пустые квартиры, оставленные теми,кто спешно эвакуировался,когда фронт близко подошел к Москве. Многих,кто попался на этих кражах,судили,отправляя в детские колонии.Все было,всего насмотрелись.
 Однажды был свидетелем особого суда,когда судили красивую буфетчицу летной столовой за растрату сорока тысяч рублей.Это были очень большие деньги в годы войны.Летчикам-истребителям за сбитый бомбардировщик Ю-88 платили две тысячи рублей,за Ме-109 платили тысячу,а за транспортный полторы. Вот и выходит,что мой отец за годы войны не набрал и тридцати. А тут растрата в сорок тысяч !
 Бомбоубежище в подвале первого подъезда к осени сорок третьего года переделали под народный суд,и мы часами,стоя на коленях и заглядывая в подвальные окна,слушали и смотрели судебные разбирательства.Других развлечений не было.От окон нас не гоняли.Только раз поставили милиционеров,когда слушалось дело об изнасиловании.Бородатый мужик изнасиловал девку в лесу,и она,вспоминая как это все было,почему-то не плакала,а хихикала, то ли стесняясь рассказывать,то ли вспоминая что-то приятное...
-Ишь ты,видать,понравилось,-решил милиционер,позволивший нам слушать,но не заглядывать в окно.
 А дело о растрате запомнилось потому, что свидетелем выступал всемогущий начальник ОРСа красавец Мансуров, после войны ставший заместителем министра торговли РСФСР.Как рассказывали в поселке,Мансуров был любимчиком маршала Берия Лаврентия Палыча.
Когда судья пригласил его в зал,все,кто был в зале,заорали: “Вор!Вор!”,не обращая внимания на звонки и грозные окрики судьи.И только после того,как сам Мансуров потребовал тишины,зал замер.
-Не возьму я ваш килограмм сливочного масла!-зло сказал он,обращаясь к залу в наступившей тишине.-Вагон возьму! И никто знать не будет!!
 Зал просто умер. Слышно было, как стучат настенные часы в зале суда.
 Какое сливочное масло?! На карточки можно было отоварить подсолнечное масло,но его никогда не было.Вместо подсолнечного, карточку отоваривали смальцем,цвета оконной замазки,или лярдом-топленым салом,напоминавшим жидкое мыло,а вот сливочное никто и в глаза не видел.Только после войны,когда отец,демобилизовавшись из армии по-сталинскому приказу № 100,стал получать в Раменском военкомате полковничье довольствие,семья вспомнила вкус сливочного масла.
 Буфетчицу суд пожалел, дав пять лет,вместо восьми.Рассказывали, что Мансуров был огорчен не самой растратой,а тем,что буфетчица скрыла от него эту расстрату и ему пришлось быть свидетелем в суде.Как покрыть растрату, Мансуров знал,как знал и правило,которое живо и сегодня: укради миллиард и никто не поймает,а украдешь кроссовки или залезешь в форточку, обязательно посадят.
 Уже после войны судили в этом же зале и моего школьного товарища. За грабежи.Мы вместе учились до шестого класса.Суд дал Вовану двенадцать лет,как главарю банды таких же,как он,сопливых пацанов.Грабили они дачи в Кратово,продавая награбленное барахло на Перовской барахолке.Среди тех,кто сидел на скамье подсудимых,была и беременная девочка,которую Вован называл...женой.
 Это было так неожиданно и странно,что эта история еще долго вспоминалась во дворе.И совсем не грабежи и тюремный срок в двенадцать лет,который получил мой школьный товарищ, удивил всех (чему тут было удивляться,когда мы сами,восхищаясь воровской романтикой, с восторгом рисовали черных кошек в подъездах,пугая жильцов,пели блатные песни и хвастались корявыми наколками “Витя”,”Миша”,”Коля”),а именно эта девочка... беременная жена Вована Гонтаря.
 Потом судили Витьку Муравьева, по кличке Мура,неплохого мальчишку,так и сгинувшего после очередных отсидок где-то на далеких зонах или пересылках,судили и Арсена,подлого и злого подростка,нелюбимого всеми во дворе.Судили и других ребят,но это уже никого не задевало.Кто-то из них возвращался,чтобы потом снова сесть в тюрьму,кто-то так и сгинул, никогда больше не появившись в поселке.У многих и после войны не сложилась судьба...
 В далеком Норильске сгинул Ленька Тарабрин.Встретив однажды на платформе “Отдых” Галку Расторгуеву,узнал от нее,что довелось ей повстречать на аэродроме в Норильске Леньку,опустившегося алкоголика, с обмороженными культяпками рук,таскавшего какие-то тюки на складе...
 А в годы войны вся эта круговерть была привычным и обычным делом, почти не сохранившись в памяти. Вспоминается только рынок да эвакогоспиталь,как магнитом притягивавшие нас.
 Может быть, потому,что были они нашей Меккой,где постигалось высшее проявлениие духа...Или мне это только кажется.
 В дни Курской дуги во дворе госпиталя был разбит палаточный городок.В самом госпитале уже не хватало мест...Раненых подвозили по железнодорожной ветке,проложенной через лес еще до войны при строительстве ЦАГИ и аэродрома ЛИИ,и складывали во дворе под открытым небом,благо, лето было теплым и без дождей,а после обработки переносили в палатки.За это время у эвакогоспиталя перебывали все женщины поселка в надежде встретить близких или знакомых.
 Мама не ходила к госпиталю.Она знала,что отец жив.
Марк Галлай передал ей газету “Правда” за 10 июля 1943 года,где была напечатана коротенькая заметка о воздушном бое на Белгородском направлении “одиннадцати самолетов Ла-5 во главе с ведущим летчиком Муштаевым с несколькими группами “мессершмиттов” общей численностью свыше 20 машин”.Летчики,ведомые Муштаевым,сбили 8 “мессершмиттов” и один подбили,не потеряв ни одного.
 Заметка заканчивалась фразой: “Штурмовка прошла успешно.”
 В конце восьмидесятых, в издательстве “Молодая гвардия”, вышла моя повесть об отце “Анкеты пишутся кратко” . Собирая материал, я узнал,что автором этой заметки был Борис Полевой.
 А в годы войны железнодорожная ветка послужила и для подвоза авиационных бомб и боеприпасов для соединения тяжелых дальних бомбардировщиков Пе-8,взлетавших ночью и уходивших куда-то далеко-далеко за Москву-реку.В поселке поговаривали,что летают они бомбить Берлин,но точно об этом никто не знал.Только после войны стало известно,что на аэродроме действительно базировалось соединение,созданное по приказу Ставки в марте 1942 года с целевым назначением- полеты на Берлин.
 Было еще одно место в поселке,которое ребята охотно посещали.Небольшой базар:два длинных дощатых прилавка без навеса,за которыми бабы,укутанные серыми,мышиного цвета платками,жены тех самых мужиков богатых,что жили за рекой и гребли жемчуг лопатами,торговали мороженой сладкой картошкой,топленым молоком в граненых стаканах,хлебом-полбуханки за триста рублей,да разные “припадочные”- с развалом скобяного старья.Называли себя “припадочные” фронтовиками,торгуясь, плакали пьяными слезами,рвали на груди рубахи,обнажая похабные наколки,ругались и дрались.Военный
патруль забирал их вместе с их рваньем,но через неделю они снова раскладывали свои “товары” на дощатом прилавке.
 У входа на базар,на платформочке с колесиками-шарикоподшипниками,сидел безногий в старой ушанке с красной звездой и всех звал сыграть в “веревочку”.Он шустро и незаметно для глаза набрасывал три петельки,предлагая в любую из трех ткнуть пальцем.Если
петелька затягивалась на пальце - рискнувший выигрывал,если она соскальзывала с пальца- проигрывал.Проигрыш безногий платил махоркой, насыпая махру в стограммовый стопарик,а выигрыш брал мылом,деньгами, хлебом,бумагой,ржавыми гвоздями,огарками стеариновых свечей,разным старьем,которые придирчиво осматривал.Потом это старье оказывалось на прилавке ,и им уже торговал кто-нибудь из “припадочных”.
 Однажды,вооружившись клещами,надергали мы с Ленькой гвоздей с крыши голубятни Туляка и,завернув их в газету “Правда”,отправились играть с безногим.Рассмотрев наше богатство,безногий заставил выпрямить погнутые гвозди. И мы,разыскав два битых кирпича рядом с базарной помойкой,стали лупить по ним кирпичом,выпрямляя их.
 Все гвозди мы проиграли.Только раз хитрая петелька затянулась на грязном,в ссадинах от кирпича,Ленькином пальце.Мы бы и на следующий
день пошли играть с безногим,если бы не Туляк,заметивший нас из окна.
Выволочка,которую он устроил нам,сослужила добрую службу.Никогда больше,даже бывая в Сан- Франциско у сына или в Париже,не испытывал судьбу в азартных играх.Вот уж воистину: да сгниют плевелы,дабы проросло зерно.
 Безногий и раскрыл тайну тяжелых бомбардировщиков Пе-8,
взлетавших с аэродрома поселка Стаханово.В тот день трое молодых летчиков,одетых в одинаковые кожаные регланы с капюшонами,пили топленое молоко у базарного прилавка.
-Смотри туда,пацаны! Ребята Берлин бомбят!
 А когда они проходили мимо,безногий вдруг истерично заорал хриплым,срывающимся голосом:
-Бей их! Бей их,гадов!
 Один из них обернулся и я запомнил его красивое,чуть овальное лицо. Он ничего не ответил безногому,только посмотрел как-то особенно и,как мне показалось, едва улыбнулся.
 Тогда,на базаре,мимо нас прошел дважды Герой Советского Союза П.А.Таран.
 В тот день безногий больше не стал играть в “веревочку”.Собрав свои пожитки,положил мешочек с махоркой на платформочку и,отталкиваясь двумя чурбачками,обитыми черным дермантином,покатил с базара на своих четырех колесиках-шарикоподшипниках,громко выкрикивая на весь базар одну и ту же фразу,как заклинание,как мольбу,как молитву:
-Кто к знамю присягал однажды,у оного и по смерть стоять должен.
 Вы с удивлением спросите,как это я узнал,что это был Таран?
В конце восьмидесятых Наталия Ивановна Харитонова,моя соседка,жена Героя Советского Союза,заслуженного летчика-испытателя СССР Николая Николаевича Харитонова в годы войны летавшего вместе с П.А.Тараном,пригласила меня с семьей погостить у ее сестры Дуси в Чернигове.
 Вот там я и познакомился с ним.
-Сколько же вам было в сорок третьем?-спросил он.
-Десятый шел,-ответил я.
-И запомнили?
-Хотите верьте,хотите нет.
-Ну,положим,сходится.Базировались мы на испытательном аэродроме,потом нас под Полтаву перебросили.И топленку с хлопцами ходили на базар пить.Бабка там одна хорошо ее готовила- с поджаристой корочкой,в деревенской печи.А вот инвалида не помню...Только одного не пойму,как же это вы соседа-то своего не узнали?Ведь Колька со мною все эти годы рядом был? А-а-а?-и хитро,с недоверием, посмотрел на меня.
 Встретившись впервые с Николаем Николаевичем в подъезде,когда он,перейдя из ВВС,где служил под началом генерал-лейтенанта П.А.Тарана, шеф-пилотом на Туполевскую фирму (кстати,Николай Николаевич Харитонов испытывал сверхзвуковой бомбардировщик Ту-22, “Бикфайер”,как его называли американцы), обустраивался на новой квартире,я не узнал его. Ничто не заставило память вернуться в те далекие годы.Нового соседа я видел впервые.
-Так ведь усы-то только у вас одного и были! Все трое одного роста,одинаково одеты...и только у одного усы! А это уже особые приметы,как утверждают криминалисты.
-Ишь,ты! Впрочем,десять лет,-он сделал паузу,- в годы войны,считай,все пятнадцать.А-а-а что?! Вдруг так и было?!- Таран,судя по всему,так и не поверил.А может, был и прав,что не поверил.Забывчивая память часто воскрешает именно то,во что нам самим хотелось бы верить...
 Выдумка нередко мать необходимости,но в этом конкретном случае одно из составляющих формулы-”выдумка-необходимость” отсутствует,а именно,необходимость.Нет и не было необходимости придумывать,что мальчишкой видел человека, которого никогда не знал раньше, с которым никогда бы и не встретился,если бы не поездка в Чернигов,а встретившись, тут же и расстались...Осталось только ощущение,что настоящее,по сути, всегда суммарно взятое прошлое.Как память…
 Впрочем, их величество судьба и случай сыграли тут свою роль:судьба,что детство и юность прошли в городе,где все дышало и жило авиацией,судьба,что родился в семье известного летчика-испытателя Павла Фомича Муштаева,судьба,что жизнь сводила с интересными людьми, а его величество случай подарил соседство с Николаем Николаевичем Харитоновым и забросил в Чернигов,где в те годы жил П.А.Таран.Жив ли он сегодня?
 Давно убедился,что человек счастлив именно этим богатством: судьбой и случаем. Все остальное просто пыль...
 А заклятая “веревочка”долго еще не уходила из нашей жизни.Ленька,
который был посмекалистей нас,стал часами простаивать рядом с безногим,постигая все премудрости этой игры.И как ни старался безногий отвлекать внимание прибаутками и матерными частушками,Рыжий все-таки усмотрел,что если набрасывать петельки справа налево,то серединное кольцо обязательно затянется на пальце,а если слева направо,то соскальзывали все три. И тогда,вооружившись веревочкой,отрыл во дворе собственную игру.
 Но тайна “веревочки” не могла жить долго.И скоро весь двор повалил на базар играть с безногим.Не выдержав нашествия,под улюлюканье и свист пацанов,положил инвалид на колени мешочек с махоркой,сунул “веревочку” в карман телогрейки и укатил на другой базар.Говорили,что он долго еще играл в Перове,пока и там не закрыли барахолку.
 Но это уже было после войны...

 4.

 Будущие поколения обязательно станут оглядываться на нас с жалостью и несказанным удивлением. ”Как могли они так жить?”- станут они спрашивать друг друга,забывая,что история,по сути,биография их самих.И тут известное изречение Козьмы Пруткова: «Хочешь быть счастливым- будь им!» - уже не отвлеченный афорзм,а жизненное кредо.
 Люди, с которыми свела судьба, лишь с большими оговорками для меня относятся к категории обыкновенных смертных- летчики-испытатели.
 Жили они рядом,многих я знал,со многими дружил до последних дней их жизни,любил и восхищался ими.
 И если раньше это был только юношеский восторг,который никак не укладывался в четкую формулу, то сегодня,с высоты прожитых лет,могу объяснить свое восхищение:
- первое, восхищало всегда стремление летчика-испытателя бороться за опытный экземпляр самолета,не жалея собственной жизни.Это было выше смелости.Впрочем,у них самих это было азбучной истиной;
- второе,многие из тех,кого видел и знал,погибли при исытаниях, и я видел их похороны.Погиб Расторгуев,а с его дочерью Галкой мы росли в одном дворе,погиб Станкевич, и мама сказала,что они дружили с отцом и Юрий Константинович часто бывал в нашем доме;погиб Терехин,а с его сыном Юркой мы жили в одном подъезде, и наши матери были подругами,погиб Петя Попельнюшенко,красивый и веселый человек,”капитан Попельштейн”,как он в шутку называл себя сам,живший прямо над нами, погиб Алексей Гринчик, и я видел его гибель...В детстве это запоминается на всю жизнь!
- третье,в испытательном полете летчик-испытатель должен проявить “привычку к непривычному”,которое и отличает его от других. Конечно же,дается это далеко не сразу и воспитывается немалым трудом и временем,но понимаешь-то это только с годами и собственным житейским опытом,а в юношеском возрасте летчики-испытатели представляются живыми Богами,живущими рядом с тобой;
- четвертое,терпение.Но это требует более подробного объяснения.
После окончания школы пришло время выбирать будущую профессию и меня,как призывника,стали приглашать в военкомат.Выбор был велик:
общевойсковые,артиллерийские,военноморские,авиационные училища.Я выбрал авиацию,мечтая стать,как отец,летчиком-испытателем.О чем же еще могли мечтать мальчишки,живя в городе,где жили Короли?Даже мой сын,окончив школу,поступил в МАИ,а после института два года прослужил в авиации,обслуживая,как авиационный техник-инженер, сверхскоростные бомбардировщики Ту-22 (“Бикфайеры”) на аэродроме в Мачулищах под Минском.Только не подумайте,что это единственный пример.Дочь летчика-испытателя Виктора Расторгуева стала известным летчиком-испытателем вертолетов,рекордсменкой мира Галиной Расторгуевой,Саша Гарнаев,сын Героя Советского Союза,заслуженного летчика-испытателя СССР Юрия Гарнаева,стал известным летчиком-испытателем,Героем России.А вот со мной все получилось иначе...Неожиданно для меня,моему выбору воспротивился отец:
-Только не в авиацию!-твердо заявил он.-Убьешся.Ты не сможешь быть хорошим летчиком,а плохим и быть не надо.
-Но почему?-возмутился я.
-А потому,что хороший летчик должен обладать главным свойством характера- терпением.А вот его-то у тебя и нет.Штурмовать и атаковать не самое трудное в этой жизни,терпение и время – вот главное,чему следует учиться всю жизнь.
Это сейчас,спустя целую жизнь,я знаю,что он оказался прав,а тогда не поверил... Сколько же раз потом корил себя за то,что не хватило именно терпения и времени довести до конца начатое дело,промолчать,когда того требовала логика,и только сейчас, научившись терпению за целую жизнь,понимаю и отца и Марка Галлая, Героя Советского Союза,заслуженного летчика-испытателя СССР,писателя,которые терпение ставили одним из основных условий профессии летчика-испытателя:
“Летчик-испытатель может быть безукоризненно храбрым,исключительно грамотым и неутомимо выносливым,но если ко всем этим обязательным качествам не приложено еще и терпение,ничего хорошего от него не жди...”
-и пятое,порядочность.Да-да,не удивляйтесь,порядочность! Испытательная работа позволяет из самых лучших побуждений любой собственный промах вывернуть так наизнанку,что при желании можно говорить и об объективной пользе,но все это далеко от элементарной порядочности.Чего греха таить,соблазнительно промах превратить в геройство,только все это не имеет никакого отношения к профессии летчика-испытателя, “обязанного свободно летать на всем,что только может летать,и с некоторым трудом на том,что летать не может”.Впрочем,порядочность необходима не только для профессии летчика-испытателя,а уж по сегодняшней жизни и просто дефицит ...
 Тридцать с лишним лет (годы,которые и формируют характер), прожил я в городе,где все имело отношение к авиации.Жил на улице Чкалова в доме,в котором,как рассказывали,бывал Валерий Павлович.В подъезде,в котором и сейчас живет брат с семьей,жили известные летчики-испытатели: Александр Пальчиков,Григорий Галато,Петр Попельнюшенко,Владимир Терехин,Павел Муштаев,а потом и Николай Харитонов...Так уж распорядилась судьба,но выбрали они почему-то именно четвертый подъезд,и для меня мой подъезд стал огромной и щедрой страной.
 Каждое утро старенький автобус увозил их на аэродром,а поздним вечером,когда смолкал моторный гул за лесом,они возвращались домой,и подъезд оживал музыкой,смехом,бесцеремонными звонками.
 До начала войны оставался всего лишь год...
 В марте 1940 года в Германии были закуплены основные типы боевых самолетов:истребители  “Юнкерс-88”,Дорнье-215” и транспортный “Юнкерс-52”.
 По возвращении в Москву члены комиссии были вызваны в Кремль к Сталину.
-Организуйте изучение нашими летчиками-испытателями немецких самолетов.Сравните их с новыми нашими.Научитесь их бить,-сказал он,отпуская их домой.
 Каждый самолет прошел летные испытания по развернутой программе,чтобы выявить летно-тактические данные и аэродинамические характеристики. Немцы были уверены,что русские не смогут соперничать с ними. Что можно сделать за год?..
 На “мессере сто девятом” летал И.Д.Селезнев,на “дорнье”-П.Ф.Муштаев,на “хенкеле сотом”-П.М.Попельнюшенко.
 Первый самолет,который сбил отец во время войны,был...”Дорнье-215”.В книге “Испытано в небе” Марк Галлай заключает, что “похоже сложилась летная биография и у известного американского летчика-испытателя Бриджмена,очень интересные записки которого “Один в бескрайнем небе” были изданы у нас в русском переводе...”,а судя по автографу,который он оставил,даря свою книгу,они искренне уважали и любили друг друга...
 “Дорогой Владислав Павлович! Автор этих записок от души желает Вам жизни,более продолжительной,но такой же достойной и благородной,какую прожил Ваш отец настоящий летчик и настоящий человек.Марк Галлай.22.12.65.”
 Многих знал близко,называя их просто: дядя Петя -Петр Попельнюшенко,дядя Миша-Михаил Федоров,дядя Гриша-Григорий Галато,дядя Витя-Виктор Расторгуев,дядя Макс- Макс Аркадьевич Тайц (М.А.Тайц -один из основоположников авиационной науки,подготавливавший трансарктические перелеты экипажей Чкалова и Громова,жил в соседнем доме),дядя Саша - академик,Герой Социалистического Труда Александр Иванович Макаревский,начальник ЦАГИ (с его сыном Олегом мы были друзьями,а его мама,врач эвакогоспиталя, лечила многих мальчишек во дворе,как и меня,когда врачи нашли затемнение в легком),дядя Игорь-летчик-испытатель,чемпион РСФСР по теннису Игорь Владимирович Эйнис,научивший меня играть в теннис...Марк Лазаревич Галлай,таких как я,называл - « дети Авиатики».
 Они были молоды,а все великое сделано молодыми.
 О гибели дяди Вити- Виктора Леонидовича Расторгуева, двор узнал на следующий день.В школу не пришла его дочь...
 Ленька Тарабрин,тайно влюбленный в Галку Расторгуеву,демонстративно собрав книги и тетради,покинул класс.И даже гневный окрик учительницы:
-Куда? Вернись,Тарабрин!Это не твой отец!Завтра без матери не приходи!-не остановил его.
 Великий мастер фигурного пилотажа,испытывая реактивный ускоритель на серийном истребителе Як-3 и не раз выходивший при испытаниях из самых невероятных ситуаций,не мог спастись на этот раз...При испытании ускоритель взорвался. Воздушные бои требовали высоких скоростей.Шла тяжелая война,и все силы авиации были направлены на решение текущих требований фронта.
 Это была первая смерть,которую запомнил на всю жизнь...
Запомнил и правило,которым руководствовался потом: плохо,когда человеку не хватает ума,но плохо вдвойне,когда не достает души.
 Мне повезло: у меня в жизни были хорошие учителя.Я и плохих называю хорошими.Ведь и они научили многому.Помню Арона Ильича Рубина,фронтовика,учителя истории и прекрасного директора школы,научившего достойно относиться ко времени,в котором живешь,помню и учительницу литературы и русского языка Крейдич,не любившую ни литературы, ни русского языка,и этим,как не странно, научившая полюбить и литературу и русский язык. Смешно,конечно,звучит,но я достойно вернул ей полученные ”знания”,работая заместителем главного редактора Учебного телевидения.В 70-80 г.г. телевидение как раз и создало знаменитый цикл телевизионных программ на школу по литературе и искусству.
 Программы Лакшина,Лотмана,Крымовой,Ваншенкина,Панченко,
 стали украшением телевизионного вещания на долгие годы.Повторяются они и сегодня,хотя телевидение поменяло свое лицо...
 А после того,как в издательстве “Педагогика”вышла моя книга очерков об учебном телевидении “Уроки искусства”,послужившая для многих удобным пособием при написании дипломных работ и диссертаций,Крейдич вдруг вспомнила обо мне.
-Помнишь Крейдич?-спросил меня как-то при встрече ее сын, работавший редактором в литдраме Центрального телевидения.
 Еще бы не помнить!
“Творчество Пушкина(Лермонтова,Тургенева,Гоголя,Некрасова,
Толстого,Чехова,Маяковского,Блока) полноводная река,в которую стекаются маленькие ручейки народного творчества.”
 Такое не забудешь!
-Она просила,если встречу, передать тебе привет! Книга ей твоя понравилась. Может, зайдешь в гости?Мама будет рада.
-Вот уж не ожидал! -удивился я.
 Скажем и ей спасибо,что своим чудовищным штампом о “полноводной реке” разбудила во мне неистовое желание рассказывать о литературе так,чтобы настоящий интерес и любовь к литературе и русскому языку стали нравственным прозрением,а не холодным и скучным перечнем имен, дат и правил. Хотя,если честно,даже и в этом не ее заслуга,а моего покойного деда, Фомы Тимофеевича,преподавателя литературы и русского языка Первой мужской гимназии города Чугуева, и отца,который не только знал и любил литературу,но и сам неплохо писал,подтверждая общеизвестное правило,что талантливый человек талантлив во многом другом.Ну,а если смотреть еще дальше,то не родство ли с Глебом Ивановичем Успенским ,моим прадедом ,сыграло тут свою роль? “Да,прав Коровьев. Как причудливо тасуется колода! Кровь!” Бабка-то моя, по отцовской линии, была Успенской. А если еще и верить «хитрой» конторе в Лос- Анжелесе,готовой тут же разыскать любую родословную,только заплати 50 долларов,род мой начинается с 1707 года и идет от рыцарей-крестоносцев, а герб- щит, в центре которого лев держит в лапах морской якорь,и всю эту конструкцию опоясывает пурпурная лента с многозначительным девизом : “ VZDY PRIPRAVEN”. Как юный пионер.
 День Победы двор встретил доморощенным салютом.
У каждого в квартире хранились боезапасы,натасканные с аэродромных
складов.У кого бомбы- зажигалки,у кого трассирующие снаряды,у меня была даже противотанковая мина,мирно лежавшая под маминой кроватью.А уж просто патроны были у каждого.Помню,однажды в лесу,рядом с железнодорожной веткой, нашли мы дистанционные взрыватели для фугасных бомб с таймером.То ли один из ящиков упал при разгрузке и его падения никто не заметил,то ли их просто рассыпали и не обратили внимания,но ребятам понравились тикающие механизмы и часовые,вращающиеся циферблаты,с которыми по очереди играли все во дворе,пока двое из ребят не оставили “часики” тикать и дальше...
 При взрыве дистанционного взрывателя один из них погиб,его не смогли спасти даже хирурги эвакогоспиталя,другой потерял глаза.Меня спас Ленька Тарабрин,заставивший выбросить взрыватель там же,где мы его нашли.
-Брось!-распорядился он.-Чего он тикает, знаешь?
 Я не знал...
 Победа принесла яркий свет в окнах домов поселка,освободившихся от защитных драпировок,радостное ощущение,что вернутся отцы с фронта,что наконец-то уйдет прочь вечное чувство голода...
 В годы войны новых опытных самолетов строилось мало.Не было шансов на внедрение в серию даже самых перспективных машин.Фронт требовал улучшения и усовершенствования уже серийных образцов,вот почему первые реактивные истребители МиГ-9,Як-15 а чуть погодя,Ла-150, были замечены тут же,стоило им только появиться на аэродроме ЛИИ.
И как бы ни секретили их появление, в поселке знали все,что МиГ-9 будет испытывать Алексей Гринчик,а Як-15- Михаил Иванов.
 Купаясь на Москве-реке, видели,как они взлетали и садились,видели,как первые реактивные истребители выполняли фигуры высшего пилотажа,как заходили на посадку с выключенными двигателями,плавно планируя в упругом воздухе.Видели мы и гибель Алексея Гринчика...
 Взлетал он с дальнего конца взлетной полосы,упиравшейся в дачный поселок “ 42 км.” Есть такая платформа по Казанской железной дороге: сначала станция “Отдых” (город Жуковский),потом станция “Кратово”,мы ходили туда купаться на озеро,а следующая остановка “42 км”.
 Миг-9 низко прошел над взлетной полосой и неожиданно выскочил над нашими головами,с набором высоты уходя на вираж.Другим концом взлетно-посадочная полоса упиралась в песчаный обрыв над Москвой-рекой.Грохот реактивного двигателя тут же и догнал его,больно ударив по барабанным перепонкам.Это уже потом,когда пришла эра сверзвуковых самолетов,грохот реактивных двигателей догонял самолет,когда тот почти исчезал из глаз.Каждый из нас знал,что означает этот взрыв за лесом и дребезжание стекол в оконных переплетах:
-Звуковой барьер прошел!-тут же определяли знатоки причину взрыва. Этот “кто-то” не был близок нам так,как был близок Гринчик.
-Гринчик!Гринчик взлетел! - враздробь заорали ребята,загоравшие на речном песке.
 Это было так неожидано и так красиво,что в первый момент никто не понял,почему вдруг машина резко перевернулась и стремительно понеслась к земле...И только взрыв вывел всех из оцепенения.
 Через два дня поселок вышел проводить Алексея Николаевича в последний путь...
 Траурная процессия растянулась на всю улицу Чкалова,вдоль которой стояли люди.Впереди процессии несли большой портрет улыбающегося
 летчика-испытателя,первым проложившего путь реактивной авиации в стране с гордым именем- СССР.
 В поселке часто хоронили летчиков,это были не первые похороны (и не последние ...),но похороны Гринчика запомнили все,кто видел их.
 “Летчики не умирают,они уходят в небо!”-стала последней фразой документального фильма “АВИАТОРЪ”,автором которого довелось быть, работая на Центральном телевидении.Помню,Галлаю понравился этот фильм,он даже позвонил мне.Потом часто слышал,как эту фразу повторяли другие,не пережившие бесконечной череды похорон,как пережили их мы,мальчишки поселка Стаханово,ставшего потом городом Жуковским.
 Однажды,при встрече с Галлаем, сказал Марку Лазаревичу,что видел и помню,как погиб Алексей Николаевич Гринчик.
 Дело в том,что в тот день Галлая не было на аэродроме.Он был в командировке,и о гибели узнал,подруливая к ангарам,на которых увидел большие черно-красные траурные флаги.
-В чем дело? Что случилось?-спросил он у механика,едва успев вылезти из самолета.
-Несчастье.Погиб Гринчик...
 -Знаете,когда я это услышал,первое,о чем я подумал,что такой летчик не мог,не должен был разбиться.Мне рассказывали потом,как это все произошло.А что запомнили вы?-спросил Марк Лазаревич.
 И тогда я рассказал,что видел и что запомнил в том далеком и голодном, послевоенном сорок шестом...
-Сходится.Похоже,что видели,-вздохнул Галлай.- А погибают и короли...
 “Короли” было любимым обращением Гринчика к товарищам по профессии.
 Марк Лазаревич Галлай продолжил испытание МиГ-9 после гибели друга и теперь уже его имя, про себя и вслух,повторял поселок,с тревогой провожая летящий истребитель.
 При желании меня можно корить за сентиментальность,но если посмотреть на этот недостаток чуть-чуть иначе, то тот,кто сентиментален, не скрывает своих чувств,не изобретает способ их выражения.Впрочем,сентиментальность утомительна,как бесконечная череда одних только слез.
 Испытание первых опытных образцов были закончены, и на аэродром стали прибывать десятки истребителей малой серии,потребовавшие и такого же количества летчиков.
 Поселок ожил.Молодые и крепкие ребята, в одинаковых красивых летных куртках,группой и в одиночку,стали появляться на улицах поселка.
-Гляди, реактивщики пошли!-знал каждый мальчишка в поселке.Это уже не было тайной.
 Больше я никогда не видел авиационных катастроф. Правда,однажды бегали на опушку леса смотреть на упавший самолет, не дотянувший до взлетно-посадочной полосы метров триста.Огромная машина,зарывшись носом,лежала на картофельных делянках рядом с болотцем.Эта машина послужила впоследствии основой для разработки пассажирского самолета Ту-104.
 Вечером слышал,как отец,вернувшися с аэродрома,рассказывал маме и деду,что причиной катастрофы стали произвольно закрывшиеся
посадочные закрылки. Зная летчика-испытателя,отец даже помыслить не мог,что причиной может быть человеческий фактор.Дед,помню,спросил:
-Арестовали?
 Время-то было особое...
-Нет,батька,не арестовали,-ответил отец.-Нет его вины.
 Но аварийная комиссия не нашла каких-либо претензий к технике и ответственность легла на плечи летчика-испытателя. И только спустя много лет, на одном из серийных экземпляров “неожиданно” самопроизвольно убрались закрылки!
 Так был выявлен дефект системы,послуживший причиной той первой аварии при испытании,груз которой все это время нес на себе Герой Советского Союза,заслуженный летчик-испытатель СССР Николай Степанович Рыбко.
 “Время-мгновение,которое захочется запомнить и остановить” -заметил однажды Максимилиан Волошин,что и попытался сделать,вспоминая детство и юность.
 
 


 5.

 В старости не увеличивается число друзей...Так уж распоряжается жизнь. И не только у меня одного, у всех. Но и это еще полбеды.Главное,потери безвозвратны.И понимать это начинаешь, перестав суетитЬся.Ведь по сути все люди, без исключения, эгоисты,только одни сами живут и дают жить другим, другие живут только сами,мешая жить окружающим,но вот третьи самые отвратительные: и сами не живут, и другим не дают жить.Встречался и с теми, кто принадлежит к последней категории.Встречи приносили одни неприятности.
После школы,о которой вспоминаю с противоречивым чувством ,был призван в армию,дважды попытавшись поступить в военное училище:сначала в Высшее военно-морское артиллерийское в Риге,провалившись на экзамене, потом в среднее артиллерийское в Туле,но уже сам завалив экзамен,наслушавшись советов старшины-макаронника , приставленного “дядькой” к абитуриентам.
-Лучше три года,чем всю жизнь!-советовал старшина безусым мальчишкам.-
Загонят в дальний гарнизон,вспомнишь потом старшину,-говорил он,смачно поедая домашний харч будущих курсантов.-Три года- это что! Это раз плюнуть,а потом гуляй-не хочу.
 Но плюнуть и погулять не получилось.
Армию,как живопись,понять можно, только познав саму жизнь.Вот в эту самую жизнь я и был призван в октябре,недели через две после возвращения из Тулы.Никаких проводов семья не устраивала.Помню,после обеда,надел старое пальто деда,намотав на горло белый кашимировый шарф,нахлабучил на лысую башку кепку-семиклинку,тогда военкомат заставлял призывников остригаться наголо “под Котовского”,взял небольшой фибровый чемоданчик,с которым ходил на тренировки в спортивный зал, попрощался с мамой,отец после обеда отдыхал,и поплелся в военкомат,никем не провожаемый.Даже девушка, по имени Элла, не пошла провожать меня.Это был своеобразный ритуал в семье: мужчин никто не должен был провожать,чтобы они быстрее возвращались.
 Быстрей не получилось,но вернуться-вернулся...
Отец уже был серьезно болен,перенеся два инсульта,дед почти не вставал,а девушка Элла готовилась выйти замуж за моего школьного дружка Мишку Ульянова.
 Страшно вспоминать имена друзей... А вдруг уже их нет в живых?..
 Но сначала была армия,когда нас,наголо стриженых,одетых в разное старье,погрузили в автобус времен НЭПа и, под оркестр,игравший в поселке на похоронах,повезли на вокзал.
 Первые два дня провели в колхозном клубе, напоминавшем сарай, в котором хранят зимой семена,недалеко от станции “Бородино”,а потом повезли в Черняховск, в товарных вагонах,на которых чья-то заботливая рука четко вывела: “40 чел.- 10 лошадей”. Такие вагоны,оставшиеся после войны,долго еще сновали туда-сюда по огромной стране.
 В пути было две остановки: днем в Смоленске,другая уже ночью- “Всем выйти и оправиться!”.После Смоленска,когда эшелон в щепы разнес привокзальный рынок,отцы-командиры нигде больше поезд днем не отстанавливали. В те послевоенные годы брали всех: и тех,кому подошло время служить Отечеству,и тех,кто когда-то был освобожден от призыва,работая на производстве,и тех,кто участвовал в восстановительных работах после войны,окончив ФЗУ,и безусых мальчишек,и женатиков с двумя пацанами,и студентов педвузов,где не было военных кафедр,и плешивых “академиков” любовных утех,и наивных пацанов,знавших манящую тайну лишь из похабных историй,щедро передаваемых друг другу свистящим шепотом.Одним словом,всех под одну гребенку.Мужиков на огромную армию после долгой войны не хватало...А в армии уже ждали те,кто хоть краем,но успел зацепить страшную войну,а отслужив после победы положенное,остался на сверхсрочную.Ехать- то им было некуда...
 Выгрузив в Черняховске всю эту разношерстную и дурно пахнущую толпу и построив поротно,повели через весь город в казармы артиллерийского полка.
 22 января 1945 года, в понедельник,войска 3-го Белорусского фронта заняли город Инстербург(Восточная Пруссия),ставший затем Черняховском.Инстенбург -небольшой городок,ничем не лучше Остероде,Дейч-Эйлау,Алленштейна. В первом же письме из дома отец писал,что знает этот городок и что в конце января 1945 года садился на взлетно-посадочную полосу аэродрома в Инстербурге,на котором до этого базировалась эскадра тяжелых бомбардировщиков люфтваффе.По данным разведки предполагалось,что взлетно-посадочная полоса заминирована.В январе фронт двигался стремительно,и саперные части не успевали проверять и разминировать уцелевшие дороги,здания,склады,аэродромы.
 В тот январский понедельник 22 января 1945 года он первым и приземлился в начале полосы и прорулил всю ее от начала и до конца.А потом,вслед за ним,пошли на посадку летчики авиационных полков 130-й истребительной авиационной дивизии.
 Но этого не было в письме.Об этом мне рассказал его ведомый,капитан Быстров, уже после смерти отца.
 А ведь, по сути, это рифма.В поэзии рифмой называется конец слова,считая от ударной гласной,а в жизни: Гринчик и через двадцать лет встреча с Галлаем, “ребята, бомбившие Берлин” и встреча с Тараном, аэродинамическая труба в поселке Стаханово и ее двойник под Магдебургом,Инстербург отца и мой Черняховск,Ратенов во время моей службы и Ратенов спустя сорок лет...Вот и рифма.Вспоминая прожитое,невольно заново собираешь картотеку,которой когда-то воспользовался и по молодости разбросал как попало,думая,что уже больше никогда не пригодится...
 Из двух месяцев,которые провел в Черняховске,на всю жизнь запомнилось...цинковое ведро с цифрой “8”,которое ставилось дневальным по кухне на каждый стол утром, в обед и на ужин,до краев наполненное капустой: утром - тушеной,в обед- с овощами,на ужин- с картошкой.
 Командовал новобранцами бравый старшина с орденом “Красной Звезды” и медалью “За отвагу”,ласково называя нас “новосранцами”. Фамилию старшина носил грозную и рыкающую - Зарембо. На плацу,после его доклада,вызывая искренний восторг артиллерийского полка,словно взрыв с пороховым запахом,долго висело эхо - “р - р - р е-м-м-бо-о-о ”, по мощности чем-то напоминающее далекий, затухающий раскат дивизионного залпа.
 Первое,что сделал бравый старшина, тут же проверил не наличие документов на все нагрудные значки “новосранцев”,а само право на их ношение. Экзамен был простым: надо было десять раз подтянуться на турнике,врытом в землю рядом с курилкой.
-Хто с обвешками,два ша-а-а-га у-у-уперед!- скомандовал Зарембо. После тушеной капусты,шагнувшие “два шага у -у-уперед”,экзамен не выдержали.
-Обвешки снять! -оглядев значконосцев,скомандовал Зарембо.-Кутырь набить кажный может!-вывел он.-Случай в деревне...Баба с мужиком расходились.Судья пытает,у чем причина?- “Так у ево члена нема!” А мужик:-”Как нема?! А справка от врача!?”Тогда теща из залу:-”Зачем нам справка,нам член нужон!” Куявый солдат армии вред!-рубанул Зарембо.
 Строй радостно заржал.
-Шо-о-о за смех?!-удивился Зарембо.- Отставить смех!
 Там,откуда призывался Зарембо,так называли разгильдяев,растреп, одним словом,чумичек,но строй, в котором большинство было из Москвы и Подмосковья,не зная этого, по своему оценил виртуозность срамословия старшины.
 Через два месяца нас всех заново переобмундировали,строго настрого предупредив, ничем и ни с кем не обмениваться.Особенно сапогами,шинелями и ремнями.Сапоги были яловыми,а ремни из темнокоричневого кожзаменителя с тяжелой золотой пряжкой.Не ремень,а мечта дембеля! Так бы и носил всю жизнь!
-В Германию повезут!- повис зловещий слух,рождая смутное и тревожное ожидание чего-то необычного.
-Страдальцы!- решил артиллерийский полк.-Три года за забором! Сдохнуть можно... Ни тебе аванса,
 ни пивной.
 Трезвость.
 -Перешпеньки не будет,будет служба!- поставил точку Зарембо,прощаясь с нами.
 С первыми морозами подняли нас по тревоге,погрузили в те же товарные вагоны и повезли в небольшой городок Ратенов, что километрах в сорока от Берлина,на родину Бисмарка.
 Зарембо оказался прав: перешпеньки не было все три года.
 А в Ратенове,на плацу 25 Гвардейской артиллерийской минометной бригады “Катюш”, нас уже ждали “покупатели”.Построив вновь прибывших в две длинные шеренги,майор,сопровождавший эшелон от Черняховска до Ратенова,скомандовал:“Сми-и-рно!” и,коряво печатая шаг,направился к группе офицеров,кучкой стоявших в середине плаца. Мелкий,противный дождик,встретивший нас на перроне и промочивший до нитки,перестал тут же,стоило только дошкандыбать до этого плаца,откуда и предстояло начинать нашу перешпеньку.
-Водители,два шага вперед!-скомандовал майор.
 Из первой и второй шеренги шагнули восемь человек.
-Слесаря,токаря,инструментальщики!
 Еще человек десять вышли из строя.
-Плотники,сапожники,парикмахеры!
 Шагнули пять человек.
-Строители есть? Два шага вперед!
 Человек пятнадцать шагнули вперед.
 Больше никаких команд не последовало, и офицеры,стоявшие кучкой,разбрелись по шеренге.Мимо меня прошло человек пять и ни один не заинтересовался длинным и худым юношей,на котором шинель висела,как на вешалке.Только капитан,такой же длинный и худой,как и я,вышагивающий как цапля, в сопровождении здоровенного старшины,остановился и стал внимательно разглядывать нелепую,замерзшую и мокрую фигуру.
-Что делал до армии?-тихо спросил он.
-Учился.
-И где же ты учился,родной?
-В школе.
-Надеюсь,десятилетку окончил?-поинтересовался капитан.Тут следует заметить,что тех,кто окончил десятилетку в пятьдесят пятом, в армии было по пальцам перечесть.После восьмого класса обучение было платным и не все могли позволить себе это.
-Окончил,- ответил я,задетый его тоном.
-Поди, москвич?
-Нет,из Подмосковья.
-Уже хорошо,-улыбнулся он. Москвичей почему-то в армии не любили.
-Спортом занимался?
-Бегом,гимнастикой,в волейбол и баскетбол играл,лыжами,-начал перечислять,радуясь тому,что хоть чем-то могу похвастаться,но во- время спохватился, вспомнив,что среди тех,кто сделал “два шага у-у-уперед”,был и я.
-Лыж тут нет,-остановил меня капитан.- Родители живы?
-Живы.
-Отец воевал?
-Воевал.
-Запиши его,-распорядился капитан,обращаясь к старшине.-Подкормить,в хозяйстве сгодится.
-Закандрычина,а не парень!-соглашается шкафообразный старшина.
-Запиши закандрычину, - ставит точку капитан.
 “Закандрычина”,как объяснил мне потом старшина,-толстый клин,которыми псковские лесорубы пользуются при колке дров,особенно толстых и сучковатых кряжей.Как смог разглядеть старшина во мне закандрычину, осталось для меня тайной.
Так я познакомился с Авениром Михайловичем Игнатовым.

 ...Танки,танки,танки!
Танки,пройдя сквозь березовую рощицу,выползали на ровное,не паханное поле.Их сизоватый дымок из выхлопных труб повисал в сереньком предрассветном осеннем утре. Разбрызгивая грязь на размытом дождями поле,набирая скорость,танки выходили на батарею.Вот первый из них,выплюнув огонь,резко довернул на крайнее орудие и изготовился к стрельбе.Снаряд,прошелестев в сытом,сыром воздухе,разорвался позади батареи,разбросав землю с мелкими свистящими осколками.Они,не задев никакого,вывели из оцепенения старшего офицера батареи Игнатова.
-К орудиям!- не прокричал,а сказал Игнатов,но ему показалось,что он так громко крикнул,что сорвал голос.
 Танков было шесть.Прорвав оборону первого батальона стрелкового полка,левее Казанских двориков,танки, неожиданно для Игнатова, вышли на батарею.
 Окончив артиллерийское училище перед войной,Игнатов встретил войну под Минском,командуя огневым взводом.За три года войны привык он ко всему: и к неожиданным прорывам никем не учтенных танков, и к смертям,будучи и сам ранен дважды,знал,что такое кровь и боль,знал,как тяжело хоронить товарищей,выдолбив лопатой неглубокую могилку прямо на огневой после боя и пометив на карте место захоронения,чтобы потом,когда выдастся свободная минута,написать в похоронке,где захоронен чей-то муж,отец,брат,сын...
Потрепанная в последних боях батарея ждала, что вот-вот будет отведена на доформировку, и этот случайный,впрочем,на войне не бывает случайных боев,встретила неполным расчетом.
 Второй танк,который шел в створе двух других,сухо щелкнул орудийным выстрелом,и снаряд разорвался чуть правее орудия,которое четверо солдат пытались развернуть навстречу танкам.
 Разрыв оглушил Игнатова, и он,оглохший и контуженный,увидел,как наводчик орудия и заряжающий почти одновременно упали.Савкин с разорванным животом силился встать и тут же падал на мокрую землю,судорожно перебирая руками.Он еще был жив, и из его открытого,как рана,рта вместе с кровавой пеной вырывались крики,похожие на стон: “Танки,танки,танки!”
“Так это он кричал!”-догадался Игнатов,краем глаза видя,как два других орудия уже вели прицельный огонь по танкам,все ближе и ближе подползавшим к батарее.
 Первое орудие с наводчиком Григорьевым,старым солдатом,о котором в народе говорят “человек не пролей капельки”,участником еще боев под Москвой,методично посылало по танкам снаряд за снарядом. Два танка уже пылали,и смрадный дым горелой резины и металла полз к батарее.
 Прицел второго орудия,к которому приник Игнатов,был цел.Игнатов видел даже ржавчину на гусеничных траках,облупившуюся краску камуфляжа.
-Заряжай!-крикнул он.И,не услышав себя,скомандовал:-Выстрел!
 При откате он не почувствовал боли в надбровье,но металл прицельной скобы ссек ему надбровную дугу и струйка крови поползла по щеке,по шее,затекая за ворот гимнастерки.
-Заряжай!-выкрикнул он снова,даже не посмотрев, кто из расчета выполняет его команды.
 Второй снаряд,скользнув по броне танка,шедшего на его орудие,ушел рикошетом правее и взорвался в небольшом кустарнике дикого шиповника,которым только вчера Савкин заваривал всем в чай.
 Третий снаряд прошил танк и взорвался внутри его.Танк вспыхнул,как спичечный коробок,и встал.На мгновение слух вернулся к Игнатову,и он услышал пулеметную дробь...
-Горят! Горят танки!- кричал заряжающий его орудия.
 Три танка горели на изрытом взрывами поле. Два других отползали,отстреливаясь,к березовой рощице.Но шестой,с перебитыми траками,спрятавшись за горящим танком,бил по батарее. Игнатов посмотрел вправо,первое орудие с изуродованным щитком,с искореженными станинами уткнулось хоботом ствола в сытый,вскормленный войною чернозем.А сзади батареи,уткнувшись перебинтованной головой в бруствер окопа,связист Маркин сорванным голосом повторял одну и ту же фразу:
-Восьмой,восьмой! Батарею атаковали танки!Восьмой,восьмой! - и все повторял сначала.
 Четвертого выстрела Игнатов сделать не успел. Снаряд,посланный в них,лег почти у щита орудия,убив наповал заряжающего и тяжело ранив связиста.Взрывная волна отбросила Игнатова от орудия,и он ударился головой о станину.За это время Григорьев успел развернуть пушку и со второго снаряда поджег шестой танк.
 Бой был окончен.Смрадный дым черным облаком наползал на батарею Игнатова.
 Игнатов очнулся не сразу: сначала к нему вернулся слух, потом зрение. Он попытался встать,но не смог.Только от этого одного желания все его большое тело пронзила боль,и он застонал.
-Жив, Михалыч?Жив! - услышал он голос Григорьева.-Больно?-спрашивал он и самому себе отвечал:-Больно,знаю,что больно,а коль больно,встанешь,Михалыч,встанешь. Как в старину-то говорили:“Не рад хрен терке,да по ней боками пляшет”.Давай-ка я тебе шинельку под голову подложу.
-Сколько?- губами спросил Игнатов.
-Что сколько, Михалыч?- Григорьев понял, о чем спрашивал его Игнатов,но хотел оттянуть правду.
-Сколько?- повторил Игнатов.
-И откуда они взялись- то эти танки?И вышли-то из березняка,как они его,березняк-то,проклятые,прошли?-Григорьев понял,о чем спрашивал его Игнатов,но не хотел говорить,что батареи уже больше нет...
 К концу дня Игнатова отвезут в санбат.Около года проваляется он по госпиталям и только на Одере догонит свой полк.Войну он закончит в Ратенове, комбатом.

 Все это я узнаю потом,отслужив под командой Игнатова почти два года. За эти два года ни разу не видел его в парадной форме и с орденами,даже тогда,когда офицерам выдали новую,нарядную форму с кортиком.Раньше артиллерийским офицерам полагалась шашка,как кавалеристам.Тяга-то в артиллерии была конной.
-Комбат третье батареи на утреннюю поверку в полной форме пришел!-докладывал ему старшина.-Картинка! Как на параде!
-Так он из Дома офицеров только под утро вышел!Тамарка к родителям в деревню отпросилась,вот он вторую неделю и женихается!
 Всегда в кителе, с линялой орденской колодкой и двумя желтыми планками (знаки тяжелого ранения) ,в синих галифе и хромовых сапогах, с неизменной “казбечиной” во рту,а на ответственных артиллерийских стрельбах и в старой, видавшей виды фуражке , целлулоидный козырек которой был размечен надпилами (опыт войны!), определяющими направления при стрельбе: “левее десять”,”левее двадцать” - ”правее десять”,”правее двадцать”.Фуражку комбат надевал так,чтобы переносицей касаться центрального надпила на козырьке,служившим основным направлением, от которого и начинался отсчет.Расстояние от НП к батарее,после привязки на местности, определяют по карте,а расстояние от НП до цели,после привязки наблюдательного пункта, определяет дальномерщик,засекая “стреляющий пулемет” или”стреляющее орудие”,или “скопление пехоты”. К примеру,от НП до батареи шесть километров,а от НП до цели два.Остается только сложить: 6км+2км=8км и определить заряд,вытащив из гильзы 122- миллиметрового снаряда несколько мешочков с порохом. Полная гильза с порохом рассчитана на дальность в 12 км. А вот направление “правее или левее” основного,комбат определял сам:
-Цель вижу!Левее двадцать,-командовал Игнатов,засекая цель.После первой команды начинался отсчет нормативного времени,суть которого определялась все тем же опытом прошедшей войны: не успел в отведенное время поразить цель,считай,сам погиб и батарею погубил.
-Левее двадцать,-тут же повторял за ним связист батареи Рожик.
-Дальность две восемьсот,- определял расстояние до цели дальномерщик,соглашаясь с командой комбата.Ни разу не слышал,чтобы он поправил его.Дальномер-то точнее фуражки!
-Дальность две восемьсот,-повторял за дальномерщиком связист.
-Бата-а-а-ре-е-я! - командовал Игнатов.-Интервал пятнадцать секунд! Господа мушкетеры! Мы имеем честь атаковать! Пе-е-р-во-о-е орудие!- он делал паузу и на выдохе рубил:- А-а-а-гонь!
-Бата-р-ре-я!- где-то там,за шесть километров от НП,вторил за комбатом старший офицер батареи,веселый и шебутной одессит Леонид Алексеевич Буланов, по прозвищу “Марьвана”. -Пе-ер-во-ое орудие!- и через паузу в пятнадцать секунд: -А-а-а-гонь!
-Вы-ы-стрел!-рапортовал сержант, командир орудия.
 Перебирая старые бумаги,наткнулся на чудом уцелевшую газетку “Советский артиллерист” № 132 от 4 ноября 1956 года,воскресенье.После звездочки- строгое предупреждение: “Из части не выносить” . В центре неказистая заметочка- “Учиться и нести службу по уставу”. В заметке речь идет об ефрейторе Рожике.Цитирую: “Передаст,скажем,связист “левее 0-20” вместо “правее 0-20” и снаряд уйдет в сторону от цели.У Рожика не бывает таких неприятностей”.
 Не верите? Могу газетку показать.После этих “неприятностей” Рожику долго не давали спокойно жить.Собьется кто-нибудь в строю или уронит что-нибудь, или ответит старшине невпапад,или получит наряд вне очереди,или на стрельбище мазанет,тут же следовало напоминание:”-А у Рожика не бывает таких неприятностей.” Это продолжалось бы и дальше,но комбат заметил,что Рожику совсем не до смеха.
-Все,хватит.Не над ефрейтором Рожиком смеяться надо,а над автором заметки,как его зовут,старшина?
-Гэ Мороз,-доложил старшина.
-Кто он,старшина?
-Начальник клуба в 25 бригаде,- старшина знал все.
-Ру-у-мын! В батарею не пускать!
 Ни Игнатов,ни старший офицер батареи Буланов матом не ругались. Может, и ругались,но я не слышал. Если комбат злился,он бледнел и еле слышно произносил только одно слово: “Румын!” Чем уж провинились румыны перед комбатом,никто не знал,но это было пострашнее мата. Буланов,когда злился, быстро частил: “Марьвана,Марьвана”.Видать Марьвана когда-то достала Буланова.У старшины было свое ругательство,смысл которого никто не мог объяснить,даже он сам.
-Сми-р-рно! Кру-у-ом! Ша-аго-ом а-а-арш!-командовал он провинившемуся, и зло,сквозь зубы шипел в спину:-Кру-у-ть!
 Этот “круть” так запал, что спустя много лет нашел ему объяснение: среднее между “закрут”- болезнь овец,сопровождающаяся головокружением”и “закрутень”- жердь,прижимающая на возу снопы или воз с дровами” ,а у Даля -угол,тупик.
 Сегодня,когда читаю об армии или смотрю сюжеты по TV пострашнее американских триллеров,не верю самому себе,что служить довелось в совсем иной армии,где не было дедовщины,где офицеры не избивали солдат,где не воровали мясо из солдатского котла,где не унижали слабых и младших по званию,где ценили преданность и отвагу,где гордились своими командирами.
 Все,что “оттуда”,стало сегодня важным для меня; ибо то,что было “там”,оказалось родным и близким,стало “моим”.И это “мое” - было общим,когда радость не одинока,когда горе разделено,ибо тому,чему радовался я,радовались и другие,а то,что тяготило,угнетало всех.
 И было это,как понимаю,потому,что война еще не ушла далеко,сохранив в наших душах противопоставление мелкому повседневному “здесь”- некое великое “там” и потрясла этим “там” до самого корня.То,что было “здесь”, никуда не исчезло,просто наряду с ним выдвинулось что-то новое,заслонив это мелкое, повседневное “здесь”. И душа каждого услышала этот зов,напряглась,похорошела, связывая нас друг с другом, а по сути с тем далеким и близким “там”,чем жил народ,сделав каждого выше,чище,светлее.И все это скрепило нас,солдат, и весь народ в единство,где радость не одинока и где горе разделено. А потом все это ушло куда-то,оставив в душах только мелкое “здесь”,и начались все эти мерзости,которые и уничтожили армию,а вместе с армией и само понятие -народ.

 6.

 В жизни надо научиться делать лишь три вещи: первое-самому делать только то,что советуешь другим,второе-стараться не поступать против справедливости и третье-уметь переносить слабость тех,кто окружает тебя.
 Как же этому научиться?
 Во-первых,изведать все это на собственном опыте,многое понимая чутьем,во-вторых,уразуметь не из книг,а благодаря книгам, и в-третьих,учиться опыту учителей,оттачивая и шлифуя свой ум об умы других, не забывая,что авторитет тех,кто учит,часто вредит тем,кто учится.
 Все эти мысли просты,но именно простые мысли и имеют огромные последствия. Оглядываясь назад,могу утверждать,что моим первым университетом была армия.Встреча с Авениром Михайловичем Игнатовым,с подполковником Пиратовым Васьванычем,командиром Третьего дивизиона,окончившим Академию в Ленинграде и одновременно с Академией консерваторию по классу фортепьяно,с капитаном Кустовым,бывшим кавалеристом из дивизии Доватора,моим непосредственным начальником в последние годы службы,и дружба с Виктором Куманевым и Анатолием Масловым, до последних дней их жизни,научили меня всему тому,что так пригодилось потом,когда довелось поработать первым секретарем Горкома ВЛКСМ в городе Жуковском,в МК ВЛКСМ, в ЦК ВЛКСМ, впрочем,так ли это важно, что было потом,важно,что сейчас иду рядом со старшиной по главной улице небольшого немецкого городка покупать цветную бумагу и краски для оформления “Ленинской комнаты”. Старшина взял с собой только потому,что помню еще счет от одного до десяти и знаю с десяток слов,которые кое-как складываю в простые предложения. Сам старшина знает только три слова и уверяет,что других ему и знать не надо. Вот эти три слова:
 АХТУНГ! ЦВАЙ БИР!
-Ахтунг! - рычит старшина, с шумом открывая дверь в небольшую пивную,
рядом с железнодорожным вокзалом.Два пожилых немца в углу поспешно вскакивают со своих мест.
-Цвай бир!- командует старшина,по-хозяйски устраиваясь у окна.
 Пока пьем пиво,старшина рассказывает,что Ратенов первым из всех немецких городов приветствовал приход к власти Гитлера.
-Одни эссесовцы тут жили!-утверждает он.-Весь город опаковали! В казармах,где мы сейчас, части 6 армии фельдмаршала Фридриха Паулюса стояли.Отсюда и бросили их под Сталинград.
 Брюхатый бармен, прислушиваясь к нашему разговору, демонстративно гремит кружками,при слове “Сталинград”.
-Не ндравится Гансу,- удовлетворенно хмыкает старшина.-Помнит, мослак! В конце апреля сорок пятого они отсюда,как зайцы,на запад драпанули, одна лутоха осталась.Дома побросали,машины,лошадей,собак своих. В город вошли, так этих Губертов,Вольфгангов,Матильд и разных фонов по пальцам пересчитать можно было,одни старики да калеки. Замполит рассказывал, в Ратенове ихней главный рыцарь родился,он потом крестьян предал, бросил их. Каким-то там сражением командовал.Обосрался,видать,круть,и драпанул.Как же его звали-то?Щас вспомню...Обезкумил совсем...Фон,фон...Во-о! Гейц Готфрид фон Берлихинген.Окула чертов.Все они такие,Готфриды эти.
-В какие же это годы было?-спрашиваю старшину.
-Кто его знает,-беспечно машет рукой старшина.-А помнят потому,что предал.Предателей не забывают!-строго наставляет он.-Когда шли,видел кирху?На кирхе, в день рождения Бисмарка, немцы ветошь жгут.Газа-то у них нет.Празднуют. Бисмарк у них тут тоже родился.Предупреждал, говорят, Готфридов не лезть на Россию,так нет же,поперлись...Вот неподладь у них и случилась.А воевать они умеют...Этого у них не отнять. Ну,допивай и пошли.
 Брюхатый бармен низко кланяется нам вслед.
 После венгерских событий всех “стариков” из армии спешно демобилизовали.На бригаду набралось их человек восемь.
 В тот день 18 Померанская орденов Кутузова и Александра Невского артиллерийская бригада была выстроена на плацу,и под оркестр вынесли орденоносное Знамя бригады. Каждый из “стариков”,печатая шаг,подходил к Знамени и,опустившись на колено,прощался с ним.
 “Кто к знамю присягал однажды,у оного и по смерть стоять должен”.
 А потом они были приглашены на дощатую трибуну и 18 Померанская орденов Кутузова и Александра Невского артиллерийская бригада Резерва Верховного Главнокомандующего,церемониальным маршем,дивизион за дивизионом,прошла мимо трибуны, прощаясь с ними.
 И мой строгий старшина Иванов Александр Григорьевич,псковский лесоруб,награжденный орденом “Отечественной войны” второй степени,орденом “Красной Звезды” и серебряной медалью “За Отвагу” стоял рядом с командиром бригады полковником Бондаренко,напряженно ожидая,когда мимо трибуны пройдет его батарея,во главе которой,печатая шаг, вышагивал на своих длинных ногах комбат Игнатов. А первым справа,держа равнение на сплошную белую линию вдоль всего плаца,вышагивала и худая закандрычина,не сдерживая слез.
 Плакали все: и те,кто шел в строю, и те, с кем прощалась бригада.
И сегодня,спустя сорок лет,когда слышу марш “Прощание славянки”, невольно вспоминаю тот день, и слезы,сами собой,помимо моей воли, наворачиваются на глаза.Вот уж воистину,“кто к знамю присягал однажды,у оного и по смерть стоять должен.”
 Через год комбат получил звание майора и перешел в Четвертый дивизион начальником штаба,командир взвода разведки Витя Куманев был назначен секретарем комсомольской организации Первого дивизиона,Толя Маслов ушел с кухни и стал старшиной Школы сержанов,а командир бригады Бондаренко получил назначение командиром дивизии в Забайкальский округ и стал генерал-майором.
 Закандрычина наконец-то окрепла и набрала вес на Масловских харчах с пивом,которые он,как старшина солдатской кухни,обменивал на помои у немца для его свиней, и даже стала выступать за сборную артиллерии Группы советских войск,играя нападающим в ручной мяч.
 На этом можно было бы и поставить точку, все остальное помню обрывочно,фрагментарно: помню,как бегал с ребятами в самоволку,
знакомиться с двумя ”пожилыми” ,хотя и было им лет под тридцать,
немками.Одна с жирными,обвисшими грудями,как лежалые подушки, но с мощным задом;другая и на немку-то не похожа,длинная и худущая,как грабли.За десять марок они обещали нежную и вечную любовь.Получится там или не получится,а деньги вперед.Десять марок для нас были большие деньги.На десять марок можно было купить два байковых одеяла или коврик с оленями,а если добавить еще десять марок,то и огромный чемодан с деревянными обручами-”****ец Германии”,с которыми потом многие и демобилизовались,так и не познав за три года нежной и вечной любви.Помню,как участвовал в инспекционной стрельбе,стреляя прямой наводкой по движущимся мишеням,помню,как Кустов вез меня в Бранденбург вырезать апендицит,помню,как ночью,накануне собственнной демобилизации,жена Игнатова,заставив снять штаны, делала перевязку (операционный шов сочился и она очень переживала,как же это я доберусь до Москвы?), а потом пили водку и Игнатов рассказывал о войне, а под утро все пошли провожать меня и еще долго стояли на перроне,пока поезд из четырех вагонов с маленьким, игрушечным паровозиком,по-немецки- кляйнцуг,тащился от вокзала до переезда и я, открыв двери купе и стоя на подножке вагона,где такие же демобилизованные,как и я, готовились отметить долгожданную свободу, видел их...
 Никогда больше не встречался с Авениром Михайловичем Игнатовым,знаю лишь,что он демобилизовался и уехал в Грузию,где у жены был дом. А вот с Куманевым и Масловым встречался и дружил до последних дней их жизни. Куманев сгорел во время пожара на экспериментальной буровой в Грозном в семидесятых,оставив сиротами троих детей,младшему было меньше годика,а Маслов умер в девяносто седьмом в Ростове-на-Дону от рака крови...
 Не забывайте, жизнь,хотим мы того или не хотим,произведение собственного сочинения,старый,испытанный временем банальный сюжет,где многое повторяется,как рифмы,но об этом почему-то
забываем, суетно живя. А зря. Ведь недаром говорят: не плюй в колодец...Обязательно придет время,когда захочется напиться.
В январе девяносто пятого,работая заместителем Председателя ВГТРК,был приглашен на Берлинский кинофестиваль.В свободное от просмотров и разных встреч время упросил завкорпунктом Славу Мостового свозить меня в Ратенов.
-В армии служили?-удивился он.
-Служил.
-Офицером?-предположил он.
- Солдатом.Первые полтора года солдатом,потом сержантом,а окончил службу старшиной!- с гордостью сказал я.- Три года и прослужил в Ратенове.
-Три-и-и года?!-поразился он.
-В армии тогда служили три года, на флоте пять.
-Никогда бы не подумал,-пожал он плечами.
 Добрались быстро, сорок километров на хорошей машине, да по хорошей дороге, разве это расстояние? Ратенов заметно изменился.
То ли реституция позволила Готфридам,как называл их старшина, вернуть свою собственность,то ли появились новые хозяева,но старые дома стояли отреставрированные,нарядные,красочно подсвеченные.Не дома, а немецкие рождественские открытки, осыпанные серебристой пудрой.
 Долго колесили по городу,пока не догадались,что казармы 6 армии фельдмаршала Фридриха Паулюса искать надо,начиная с вокзала,куда и привозили когда-то нас и откуда уезжали, демобилизуясь.
-Но там никого нет,все наши части выведены из Германии,-предупредил Мостовой.
-Может быть, сторожа оставили?-предположил я.
 Сторожа оставили,но-немца,который и встретил нас,приоткрыв железные ворота с красными звездами.Красные звезды,судя по всему,еще не успели снять.Слава поговорил с ним и сторож разрешил пройти на территорию.
-Знаешь,о чем спросил ? В каком году ты служил тут? Я сказал ,что в пятьдесят пятом, тогда и разрешил войти.
 Любопытно, а если бы только-только демобилизовался,
выходит,не впустил бы?Как же мы надоели немцам!
 И вот, ровно через сорок лет,почти день в день,я снова вошел на территорию 18 Померанской орденов Кутузова и Александра Невского артиллерийской бригады.
 Ну, разве не судьба?!Кто бы мог предположить,что через сорок лет снова войду в эти железные ворота и они, все с тем же характерным скрипом,который, оказывается, еще не забыл,закроются за моей спиной. А что если,подумалось, все это еще раз на три года? И противный холодок пробежал по спине...
 Знакомые до мелочей четырехэтажные каменные дома под черепичной крышей,сложенные из крепкого, темнокрасного кирпича,рассчитанные на тысячу лет Третьего Рейха, все так же полукругом шли от проходной вдоль асфальтового шоссе.В первом доме, помню, был штаб бригады,дежурная часть с гауптвахтой,на которой не довелось побывать, офицерские квартиры с общим туалетом и общей кухней (офицеры 6 армии жили в коттеджах напротив воинской части.Коттеджы целы и сегодня),во втором доме-Первый дивизион (на четвертом этаже - четвертая батарея) и Школа сержантов.Полукруг замыкала солдатская столовая, в которой провел не одну ночь,по наряду и вне наряда,скобля картошку на завтрак и на обед. А в центре - плац и кинозал,при немцах кинозал был спортзалом.Склады и артиллерийский парк - за столовой, все дороги асфальтированы, с прекрасной сточной системой,которую никто и никогда не трогал,боясь ее нарушить.
-Немец сказал,что после капремонта сюда переведут армейские части из Западной Германии,-сказал Слава.
-Обязательно переведут,-согласился я.-Зайдем в этот подъезд, и ты поймешь,почему переведут.
- Открыто,думаешь?
-Посмотрим.Ни один немец не посмеет войти на территорию,если решено сохранить казармы! Армия для них- дело святое!
Подъезд был открыт.
-Посмотри!- поразился Слава.-В каждой комнате паркет!
-Заметь,дубовый,толщиной сантиметров в десять,-пояснил я.-Мы этот паркет,будь он неладен, саперскими лопатками,заточенными как бритва, два раза в месяц скоблили,а потом натирали мастикой.Тут в каждой комнате полы блестели,как в Дворянском собрании! Обрати внимание, какой плиткой выложен пол в коридоре! На таком полу никогда не поскользнешься,а мыть его одно удовольствие! И разбить эту плитку нельзя!Сколько помню,даже трещин не было.И железные кровати волокли по этому полу,и тяжелые ящики роняли на пол, стоит как новенький! А вот тут жили два моих друга, Витя Куманев и Толя Маслов,- сказал я,указывая на дверь,которая вела в небольшую и узкую комнатку с одним окном.
 Когда остановились у проходной,собираясь уходить,я показал на дом:
- В этом доме,во втором подъезде на третьем этаже, и жил мой комбат. Не знаю,может быть, это эффект забывчивой памяти,когда все,что было в молодости,вспоминается только со знаком плюс,но сам посуди,отправляет,положим, батарею в наряд, на дорожку веселый экзамен устраивает,мол,подходит генерал к часовому,а тот ему честь не отдает. -”Почему честь не отдаете?”-”А вы кто такой?”-”Ты не знаете,кто я такой!?” Часовой тут же вызывает разводящего:”-Товарищ сержант,тут какой-то старый козел забрел,так даже не знает,кто он такой!” Кто прав?- спрашиваю Мостового.
-Не знаю,- смеется он,-я в армии не служил.
-Прав часовой.Во первых,никто без разводящего к часовому подойти не может,во- вторых,часовой, по уставу, никому чести отдавать не обязан.
-Жив?- интересуется Слава.
-Если честно,Слава,в армии дни считал,когда служба окончится,а прошло лет десять,стал вспоминать и пожалел,что торопил время.Знаю,что комбат прошел войну,что был тяжело ранен,что долго ждал очередного звания,у него не было высшего,ускоренные курсы во время войны.Вот и все,что знаю.Служить с ним было легко,это помню хорошо,а может, сейчас так кажется.Помню,в бригаде комбата любили,а батарея просто боготворила.Человеком он был строгим,но добрым.Каждый вечер,после отбоя, приходил в батарею,жил-то он рядом, и обходил все комнаты,а то и ночевал с нами,если ждали учебную тревогу.О каждом знал все: как семья живет,кто болеет из родных.И офицеров таких же подобрал.Помню,многих фурункулы замучили.Климат гнилой, зимы-то настоящей нет.Так они со старшиной ввели строгое правило: на полигоне,на выезде,в казарме терли,как миленькие,выю с мылом и каждый день свежий подворотничек подшивали. Утром Игнатов сам проверял! Скажешь,ерунда,так ведь другие этого не делали. Сам водил батарею в столовую и вместе с нами обедал. Плохо накормили,повара из- под земли достанет! А на НП откроет свой баул и каждому по куску хлеба с маслом и котлетой,что жена положила,даст.А если мерзнем,кофейку с коньячком из термоса нальет.Попробуй старшина с кухней запоздать,голову оторвет! Зато уж,если приказал комбат, батарея расшибется, а сделает! Любил байку одну рассказывать,как встретились два школьных приятеля,один стал генералом, другой простым прорабом на стройке. ”Как же ты генералом-то стал,когда в школе всегда отвечал:-”Я ничего не знаю”. -”А я и сейчас говорю:-”Я ничего не знаю,а к утру чтоб было сделано!” И сам смеялся вместе с нами. Однажды,помню, в госпиталь лег,так веришь,ждали его,как отца родного.Может быть, потому и вспоминаю свою армию тепло,что повезло встретиться с таким человеком,и только по глупой молодости ничего не знаю о человеке,которого часто вспоминаю.
В Берлин вернулись ночью, на следующий день я улетал в Москву.

 7.

 Демобилизовавшись и меньше года проработав радиомонтажником в НИИ-15, был избран вторым секретарем Жуковского ГК ВЛКСМ.Выборы были похожи на известную эпитафию:
 “Прохожий! Здесь лежит Пантелеймон.Сюда направлен партией был он”.
 В те годы,как и всегда, в стране шла очередная реорганизация,при которой Раменские Горкомы партии и комсомола делились на два: Люберецкий и Жуковский.При дележке Жуковскому Горкому комсомола выпадало владеть старенькой “Победой”.Это сегодня машина не такая уж и редкость,а в те годы немыслимое богатство.Правда,при первом же знакомстве машина,которая переходила во вновь организуемый Горком вместе с водителем, оказалась ящиком Пандоры с неведомыми пороками.
-Какая эта машина...Собачья будка,а не машина,-определил водитель.-Старье.В день по две бутылки портвейна “777”жрет! Не напасешься.
 Коля Краснов, работавший инструктором во вновь созданном горкоме и хорошо разбиравшийся в технике,в отличие от меня,с иронией поинтересовался техническими деталями:
-С утра или после работы?
-Утром обязательно! Без этого никак!
-Тогда,мужики,беда!-вздохнул Краснов.
 Утром пьющая “Победа” привозила первого секретаря ГК ВЛКСМ Вадима Стрелкова на работу, он жил в Раменском,а потом весь день стояла у подъезда,дожидаясь часа,когда надо будет везти его домой.
 Скоро было замечено,что ездить на машине по городу опасно: при движении “Победа” издавала противно дребезжащий и болезненно тонкий звук,от которого у прохожих заболевали ушные перепонки.Но главный недостаток машины был в том,что ездила она только по прямой и была на
удивление неудобно сконструирована: единственная дверь,которая открывалась,была только со стороны водителя.Тут следует заметить,что при дележе Жуковскому Горкому досталось одно старье: старые столы,разномастные и колченогие стулья,люстры,эпохи классовой борьбы со Львом Давыдовичем Троцким,диван,на котором ни сидеть,ни лежать было нельзя.Все лучшее,а Раменский Горком был одним из самых богатых в области,об этом могу судить со знанием дела,поработав после Горкома в МК ВЛКСМ и облазив область вдоль и поперек,было отдано в Люберцы.Судя по всему,тот,кто делил,а делить у нас всегда любили,посчитал,что город Жуковский-город богатый и уж вновь созданный горком в городе не обидят.Так и получилось,правда, старье еще долго послужило,но кроме машины...
 Но на то были особые причины,о которых и хочу рассказать.
Лето 1959 года было жарким,сейчас обязательно кто-нибудь заметит:”Во-о-о, память!”,но, добавлю,и душным.И вот, в один из летних дней,когда подошло время обеда,Коля Краснов предложил смотаться на Москву-реку и искупаться.
-Чего,ребята,сидим?Искупаемся,а на обратном пути пообедаем в первой столовой.За час обернемся.
-Поезжайте,-разрешил Стрелков.-А я в горкоме побуду.Только с водителем договоритесь.У него что-то там хитрое с тормозами.
 Водитель был краток и категоричен:
-Не пойдет! Тормоза не держат.
-А чего молчал?-возмутился Краснов.-Автопарк ведь рядом!
-Автопарк не нужен. Она уже стояла на капремонте.
-И после ремонта не держат?!- не поверил Краснов.-Где же его делали, этот капремонт?Небось, в Раменском МТС?
-Где делали,там и делали,-обиделся водитель,-а тормоза не держат.
-Как же ты ездишь?!
-Портвейн “777” заливаю.Плотность у портвейна выше,чем у тормозной жидкости.
-И держит?!-удивился Краснов.
-Еще как! Но не напасешься, и накладно выходит.
 В гастрономе на улице Чкалова портвейна “777” не было,не было портвейна и в магазине у кинотеатра “Родина”.
-Купим ликер.Плотность выше,чем у портвейна,точно знаю,-решил Краснов,а в технике он разбирался.
 -Не-е-е,не пойдет!-не согласился водитель.-Какой ликер?!Только портвейн. И тогда мы втроем,Краснов,я и Зиночка,технический секретарь горкома,стали его уговаривать,еще не зная,чем все это кончится.
-Дорога прямая?-с беспокойством спросил водитель.
-Как скатерть!- бухнули мы хором,забыв,что от второй проходной к аэродрому был крутой и длинный спуск...
 Дальше,как в одесском анекдоте:“Сема,пей кефир,чтоб ты сдох,тебе же поправляться надо!” Мы летели вниз по крутому спуску,высунувшись по пояс из окон раздолбленной и дико дребезжащей горкомовской “Победы”,истошно вопя,что у нас отказали тормоза,что остановиться мы не можем,что всем стоит посторониться,иначе придется заказывать гробы...
 Остановились у самой реки.
 Белый,как мел,водитель осипшим голосом тихо сказал:
-Говорил же...Только портвейн...Ликер она не принимает!
 После этого случая машину отбуксировали в автопарк и она еще долго гнила на заднем дворе,пока не продали ее какому-то умельцу. Через год Стрелков перешел в ЦК ВЛКСМ,а меня избрали первым секретарем Жуковского Горкома ВЛКСМ, и уже на следующий день возникли проблемы, с которыми раньше приходилось разбираться Вадиму.МК ВЛКСМ срочно потребовал от горкома выполнить разнарядку по сдаче металлолома.Была когда-то такая разнарядка в плановом хозяйстве.
-Это просто!-успокоил меня Миша Завьялов,секретарь комсомольской организации туполевской базы.-Сходи к Андрею Николаевичу на прием и попроси у него крыло от Ту-4,что стоит за ангаром на свалке.Тут же покроем всю нашу задолжность.
-А он меня примет?
-Вадим ходил.Харитонов должен на днях Ту-22 поднимать, я тебе пропуск закажу.Если все пройдет хорошо, поговоришь с Туполевым.Дед будет мягким.
 Летчик-испытатель Харитонов Николай Николаевич был мои соседом по подъезду,мы здоровались,но не были близко знакомы.Помощь его отпадала.А из МК звонили чуть ли не каждый день.
 Ту-22 взлетел,сделал круг над аэродромом и благополучно сел.
-Теперь иди,-разрешил Завьялов.-Настроение у деда выше крыши!Согласился,говорят,даже на банкет остаться.Ступай,я договорился,
тебя к нему пропустят.Только не скули,он этого не любит.
-Какое еще крыло?-удивился Туполев.
-Левое,-почему- то брякнул я.
-Ах,левое!- притворно поразился Андрей Николаевич,-так это не ко мне,-и глаза его заблестели хитринкой,-это к Александру Александровичу,крыльями он у нас занимается.
 Спустя три года, уже работая в ЦК ВЛКСМ, снова побывал у Туполева,когда готовился IХ фестиваль молодежи в Алжире.Нужна была легкоразборная эстрада,сконструировать и быстро сделать которую могли только туполевцы.
-Что,не смогли взлететь?!Ни у кого не получалось,точно знаю!Два,два крыла надо было просить,-рассмеялся Андрей Николаевич,узнав меня.
 Иосиф Михайлович Туманов,”вечный” главный режиссер советской части фестиваля,с которым мы и поехали к Туполеву, с интересом посмотрел на меня.
 Но самое удивительное было в том,что Туполев слово в слово повторил Мишу Завьялова,когда, получив согласие Архангельского , я вернулся в горком.
 -Лопухи!Надо было просить два крыла!
 Удивительные кружева плетет жизнь! Работая в семидесятых на Учебном ТВ,познакомился с Романом Богоявленским,племяником Александра Александровича Архангельского.
-Съездим к нему?-предложил он.-Дед будет рад.Ведь он уже давно не выходит из дома...
 Было это за полгода до его смерти.
Посидели мы у Александра Александровича недолго,вспомнили и про злополучное крыло,посмеялись.А прощаясь с нами, он сказал:
-Знаете,молодежь,что понял за долгую жизнь?Что многое говорит в пользу неудачи.Во всяком случае,она куда увлекательнее успеха.
 Сознаюсь, тогда не понял его.Подумал,дурит старик.Сейчас понимаю.
 За годы работы в комсомоле, а потом на телевидении,доводилось встречаться со многими людьми.Одни встречи перерастали в близкое знакомство,реже в дружбу,другие были только “шапочными”,когда при встрече приходилось напоминать о себе.Так было,кстати,и с Архангельским,который не узнал меня.Работая над книгой рассказов “Говорящая голова” ,я рассказал о подобных историях.Хочу рассказать и еще об одной поучительной истории,которую поведал мне Владимир Яковлевич Лакшин.Глядишь,пригодится кому-нибудь...
 У Твардовского был дом во Внуково,потом он дом продал и построился на Истре. Однажды,когда он возился на своем садовом участке во Внуково,его окликнул незнакомый ему человек,попросивший в долг пятнадцать рублей.
-Я в Москве уже дней десять,поиздержался за это время и не могу из камеры хранения на вокзале вещи свои взять,-сказал он.-А там банка клубничного варенья,которую Горупай Павел Иванович просил вам передать.
 Никакого Горупая Твардовский не знал,но пятнадцать рублей дал.
 Через два часа его новый знакомый привез банку клубничного варенья и, передавая подарок от Павла Ивановича,поинтересовался:
-А вы знаете Павла Ивановича?- и услышав,что Твардовский не знает Горупая,был страшно удивлен.
-Как же так? А он вас знает!
-Советую подразделять всех,с кем доводилось встречаться,на тех,кого вы знаете, и тех,кто вас знает,-закончил эту историю Лакшин.-Уверяю,
это убережет от неловких ситуаций.
 Счастлив,что меня знали (не только я знал!)- Галлай и Гарин,Юрий Гарнаев и Саша Гарнаев,Эфрос и Ян Френкель,Гиацинтова и Плятт, Ваншенкин и Андроников, Сурков и Симонов,Лакшин и Гердт,Товстоногов и Аникст...Все они живы для меня, хотя одни уже ушли из жизни, другие рядом со мною. И знакомство с ними не свидетельствует о длине собственной жизни или каком-то особом положении (жизнь всегда измеряется тем,что каждому удалось сделать и почувствовать), а подтверждает простую истину,что сами они обрели счастье в равновесии между притязаниями и способностями, и ценили это в других.
 Должен и предостеречь,что заявление “я его знаю”, невольно ставит вровень с теми,о ком говорите, и звучит не всегда правдоподобно,а главное,как-то не очень скромно,тогда как “он меня знает” и вовсе ничем подтвердить нельзя, к тому же и звучит вызывающе.Так что лучше этим не козырять...
ПамятЬ сохраняет только эпизоды,а весь комсомол,как организация, всего лишь скучная массовка.
Однажды Боря Политковский,с которым вместе работали на Центральном телевидении,объяснил мне разницу между “массовкой” и “эпизодом”:
 -Массовка- Политковский в толпе, а эпизод -Политковский в той же толпе,но с голым задом.
 Юбилейные торжества, по случаю 80-летия ВЛКСМ,этакие тусовки престарелых комсомольцев,только подтвердили образное определение Бори Политковского: за столом,пропустив рюмки три,начинали вспоминать смешные эпизоды,где у каждого была своя интересная и запоминающаяся роль.
 Вспомнил и я,как, перейдя в МК ВЛКСМ на скромную должность заведующего сектором культуры,целый год мотался по области, забираясь в медвежьи углы,а вернушись, строчил бесполезные справки,которые никто не читал.
 Так бы и сгнил в этом МК,кабы не аппаратные бури,разыгравшиеся в ЦК ВЛКСМ. Когда «румяный комсомольский вождь»,ревниво относящийся к Карпинскому,секретарю ЦК ВЛКСМ по пропаганде и агитации,на очередном Пленуме ЦК ВЛКСМ поменял умницу Карпинского на Сашу Камшалова,второго секретаря МК ВЛКСМ ,и тот,переходя в ЦК,взял почему-то и меня с собой.Прочтет ли Саша эту повесть или не прочтет,мне все равно,но он должен знать,что я искренне благодарен ему за это.За все годы работы в ЦК ВЛКСМ ни разу не дал ему повода пожалеть об этом, честно и добросовестно отслужив свою службу.
 А вот обида осталась...
 Перейдя из ЦК на радиостанцию “Юность”,предложил издательству “Молодая гвардия” свою первую маленькую повесть ,прочитав которую и собрав рецензии на рукопись, дирекция издательства включила в план.
 Издательский план вернулся из ЦК ВЛКСМ через неделю,но повести в нем уже не была...Синий камшаловский карандаш вычеркнул повесть из плана. Рукопись Камшалов читать не стал,хотя ему и предлагали.Думаю,что эта была бы первой и последней моей книгой,которую издательство решилось тогда издать на свой страх и риск,если бы не письмо Бориса Николаевича Полевого. Письмо он прислал в издательство,на конверте стояло: “Автору книги “Жизнь,прожитая дважды”.В.Муштаеву.(Лично)”
 “С большим интересом прочел Вашу книгу “Жизнь,прожитая дважды”,-писал Полевой. -”Очень интересная книга. И не только потому,что посвящена она Вашему отцу,Павлу Фомичу Муштаеву- человеку действительно героической биографии,но и по материалу,который она вместила на своих 80 страницах” .
 Не привожу письма полностью,обо всем этом можно прочесть в рассказе “Кампо-с латинского-”поле” .В те годы имя Бориса Полевого для комсомола значило многое.Автор “Повести о настоящем человеке” был для комсомольских чиновников непререкаемым авторитетом. Письмо и сыграло свою роль, когда потом приходил в издательство “Молодая гвардия” с рукописью сборника повестей и рассказов “Пять цветных карандашей”,повестями “Вижу Берлин!”,”Анкеты пишутся кратко”,”Командир легендарной”эски”.
 А о Камшалове ничего плохого не скажу.Не его вина,что занимал человек всю жизнь не свое место...
 За неполных пять лет работы в ЦК, судьба сводила меня с разными людьми: с одними, и до сего дня сохранил добрые отношения,с другими, жизнь развела. Да, я знаю,что дружба — тень,следующая за счастьем,иллюзия,очаровывающая нас,но горе тем,кто не был счастлив этими иллюзиями и не видел этой тени.
 Работая в ЦК,был одним из тех,кто организовывал VIII,а потом IХ фестивали молодежи,разные Форумы и Пленумы,кто помогал студенческому театру “Наш дом”,молодым артистам кино и эстрады,начинающим поэтам и прозаикам,студентам консерватории, А.В.Эфросу стать главным режиссером театра Ленинского комсомола, Гарину в борьбе за Театр киноактера,а, подружившись с Фредом Юсфиным,участвовал в организации молодежного клуба “Глобус” на Братской ГЭС,объездил всю страну от поселка Сангары до Самарканда...Впрочем,как и все,
 ... кто не будет
 Один дремать в своем углу,когда
 великое свершается в отчизне...
 Помню,как осенью 1964,Олег Попцов,Микаэль Таривердиев,Юрий Васильевич Силантьев и я,полетели в Баку,Тбилиси и Ереван прослушивать и отбирать будущих участников IХ Всемирного фестиваля молодежи в Алжире,который так и не состоялся из-за военного переворота в этой стране.
 В Ереване те,кто опекал нас,предупредили,что в один из дней нашего пребывания в Армении,мы посетим Мартироса Сарьяна.
 И такой день настал.
Вечером,когда мы расставались с нашими хозяевами у входа в гостиницу, было сказано,что завтра,рано утром,Мартирос Сарьян вставал очень рано, едем к Мастеру завтракать.
-Знаю я эти завтраки,-ныл весь вечер Силантьев, мы с ним жили в одном номере, -потом весь день голова гудит.И почему завтракать,а не обедать?
 На следующее утро за нами заехали, и мы поспешили в гости к великому художнику.
 Жил Сарьян в небольшом двухэтажном деревяном доме,а рядом высился каменный дом,подаренный ему Правительстом Армении,в котором была открыта экспозиция его полотен.
 Встретила нас сестра Сарьяна,строгая пожилая женщина,одетая во все черное,и проводила на второй этаж, в его мастерскую.Первое,что поразило всех нас,мастерская всемирно известного художника была обыкновенной комнатой с одним,но большим, окном. У окна стоял мольберт,а рядом с ним огромное кресло,похожее на трон.Весь пол у мольберта был усеян листами белой бумаги с карандашными набросками художника.На мольберте стояло полотно будущей картины,на которой выделялись яркокрасные горы.Как только мы вошли,Сарьян встал с кресла и поспешно набросил на мольберт темную ткань.Прошло уже много лет,но помню,что говорили все,кроме Сарьяна.Кто-то говорил о картинах,висящих на стенах мастерской,а Сарьян только кивал головой.Вслед за нами в мастерскую вошла огромная немецкая овчарка и улеглась у двери.
-Она добрая,не бойтесь,-предупредил Сарьян. Добрая овчарка тут же зарычала,стоило мне поднять с пола один из листов с набросками художника.
-Сторожит,-улыбнулся Сарьян.
 Не зная,куда положить поднятый лист,я повернулся боком, собираясь шагнуть к окну ,где стоял низкий, темновишевого цвета,журнальный столик.Овчарка тут же вскочила и уткнулась холодным и мокрым носом в мою ногу.
-Бросьте на пол,-посоветовал Сарьян,что я и сделал.
-Каждый такой листик,-зашептал мне на ухо один из наших сопровождающих ,стоит уйму денег.Мне рассказывали,-продолжал он шептать,-как Сарьян поправил,а потом и надписал рисунок начинающего художника, совсем мальчика,которому в Париже должны были делать сложную операцию,так мать рисунок продала и на эти деньги лечила сына.
-Врет,-решил Силантьев,когда я ему вечером в гостинице,пересказал этот шепот.
-Идемте вниз,нас уже ждут,-распорядился Сарьян.
 Нас сфотографировали с ним , и мы стали спускаться по узкой и скрипучей лестнице.
 Последним из мастерской выходил хозяин,перешагнув,как и все мы, через немецкую овчарку.
-Это ее комната,-объяснил он.-Будет меня ждать.Сюда уже никто не войдет.Даже мои женщинны.
 Столовая в доме Сарьяна представляла собой большую, отделанную деревом, продолговатую комнату с тремя овальными окнами.Стены от пола до потолка были увешаны дорогими для Сарьяна картинами.
 На завтрак подали каждому по горшочку овсяной каши.
-А я что говорил!-шепнул мне Силантьев.-Позавтракали кашкой-малашкой.
Выпить-то хоть дадут?!
 Но Юрий Васильевич еще не знал,что это за кашка! Ни обедать,ни ужинать,ни завтракать на следующий день мы уже не могли!Есть не хотелось! Как оказалось, накормили нас удивительной кашей! По армянскому преданию,первым клочком суши,которую увидел Ной в четверг 1 декабря,было место будущего Еревана.Начиная с 1829 года,организовывались научные экспедиции на Арарат.Профессор Дерптского(Вильнюс) университета Ф.Паррат первым добрался до останков Ноевого ковчега,потом в 1840 году турки,в августе 1915 русский летчик В.Росковицкий,летом 1953 года американский летчик Джорж Д.Грин с вертолета сделал четкие снимки большого корабля,наполовину ушедшего в горные породы,а 6 июня 1955 года Ф.Наварра с сыном Габриэлем вырубили из Ноева ковчега метровый кусок дерева,древность которого,если верить радиокарбонному методу,составляет 5000 лет .Только по прошествии сорока дней Ной открыл сделанное им окно в ковчеге и выпустил ворона,чтобы видеть,убыла ли вода с земли (Быт.8,6-7)?Потом уже Ной ворона не выпускал,а выпускал голубя.Ворона Ной выпустил 10 января,проплавав ...сорок дней! Чем же они все эти дни питались?Так вот,на Ноевом ковчеге,естественно,разносолов приготовить было нельзя,а надо было питаться чем-то,что не требовало постоянного и частого приготовления пищи.По приданиям,Ной с сыновьями и женами ели овсяную(зерновую) кашу,в которой вываривали целого голубя или горлицу .Легенда эта жива и по сей день.Женщины в доме Сарьяна рассказывали,что много лет тому назад,отправляя мужей в горы обрабатывать скудные клочки земли под виноградники,кормили такой кашей мужчин,вываривая в горшочке с овсянкой целого цыпленка.После такого горшочка не захочется есть полтора дня, в чем мы и убедились,побывав в гостях у Мастера. Кашкой Ноевого ковчега накормил нас Мартирос Сарьян!
 Не мне одному комсомол подарил встречи с людьми,о которых вспоминаешь потом всю жизнь...По-сути,это и есть те самые эпизоды,о которых говорил Боря Политковский.Все остальное- нудная и скучная массовка.

 8.

 Ненавидит родину не тот,кто был в ней несчастен,а тот,кто снискал всеобщую ненависть.Как правило,последний не желает возвращаться, вспоминать,даже боится этого,первый же всегда хранит любовь и помнит.
 Летом 1992 ,работая художественным руководителем Студии “ЛАД” ВГТРК,полетел в Сан- Франциско снимать двухсерийный документальный фильм “Покрова святых над Америкой” об эмигрантах первой волны.Тогда это было всем интересно,хотя еще Марк Твен предупреждал,что если это интересно большинству, то пришла пора меняться.Фильм часто повторялся ,пока окончательно не залег на полках телерадиофонда.Вот только беседа с графом Александром Григорьевичем Шереметевым, подтверждающая, что в человеке
 прекрасно лишь то,что присуще ему,а не дано извне, вошла в фильм небольшим фрагментом.Никто не запрещал, просто мода была, как всегда в России, на “извне”.Не потому ли и страдаем все эти годы,что теряем сущее в себе?

-Отец последним уходил из Крыма.Его Серебряная сотня прикрывала отход войск генерала Врангеля.А потом Константинополь,Принцевы Острова на Мраморном море,Рим,Южный Тироль...Везде было плохо с работой, и отец решил,что семье лучше перебраться в Париж,где,как писали ему друзья,работу можно было найти,-Александр Григорьевич тяжело встает с кресла,опираясь на трость,и предлагает поменять диспозицию:
-Не вижу вашего лица,-объясняет он.
 Граф Шереметев высокий,стройный и красивый человек с продолговатым,четко очерченным лицом.Совершенно седой.Усы и те седые. Тонкие,длинные пальцы. Руки сильные,без старческих пятен. Голову держит прямо,не горбится.Чем-то похож на академика Лихачева. Рассказывает неспеша,по-детски радуясь ответной реакции.
-В Париж поехали через Швейцарию,север Италии.Запомнил снег в Швейцарских Альпах.Как горы серебра! Мы ведь тогда были еще дети.Вот мелочи и запомнились.Память,скажу вам,очень забывчива.Мелочи помнишь, главное пропадает.А со временем и помнить не хочется... В Париже отец работу нашел , это и дало возможность нам учиться.Во время войны меня забрили в солдаты.Перед самой войной во Франции был принят закон,по которому эмигранты должны были служить во французкой армии наравне с французами.Правда,денег не платили.Служить служи,а вот семье не поможешь.Был и в плену у немцев,как и многие французы.С женой познакомился еще в тридцать четвертом.Она грузинка,была замужем вторым браком за графом Воронцовым-Дашковым.В тридцать четвертом у нас ничего не сложилось.Мальчишка,материальное положение трудное,какая уж тут женитьба...А потом война,плен,нас разбросало в разные стороны,и только в сорок четвертом,когда немцы из Парижа ушли,а союзники еще не вошли,мы встретились и решили: или теперь, или никогда!
-Сколько же вам было тогда,Александр Григорьевич?-спрашиваю Шереметева.
-Тридцать три года.Возраст Христа.Поженились,через год сын родился.А в Париже жизнь трудная,молока для ребенка не достанешь,работы никакой,одежду не купишь.А у меня в Бразилии двоюродный брат жил,вот он и посоветовал перебраться к нему.Накопили с женой деньжат и поплыли в Рио-де-Жанейро.
-Мечта Остапа Бендера!- вставляю я.
-Ваш знакомый?-спрашивает Шереметев.
-Да что вы! Остап Бендер герой романа Ильфа и Петрова.Вы читали “12 стульев”?
-Не читал,-спокойно отвечает он и продолжает,-из Бразилии в Аргентину,а там и жизнь дешевле и климат лучше.В Буэнос-Айресе и Аня родилась,вы с ней знакомы,а сын во Франции сейчас живет.Заметьте,дети говорят по-русски.Русский-он и в Америке, и во Франции- русский.
-И в Африке,-добавляю я.
-И в Африке,-серьезно соглашается Шереметев,не понимая шутки,-а уж потом из Аргентины перебрались в Америку.Вот так и ездил по всему миру,где работа была.Трудно жили...Впрочем,не мы одни так жили.
-В России побывать не довелось?
-Кто бы меня пустил?Это сегодня в России многое меняется,но до настоящего воскресения еще далеко...У власти все те же большевики. Можете не верить,но многие из нас знали,что система рухнет еще при нашей жизни.Ведь все на крови построено было.
-Александр Григорьевич,а я рядом с Останкинским дворцом Шереметевых живу,- говорю я,ловя себя на том,что сказанное графом не понравилось мне.Во всем,чем жил,во что верил,не было ни крови,ни личной вины.
-Что вы говорите! Еще стоит?
-И стоит,и реставрируют.Только театральный зал в одном уровне,в бальном.Что-то там сломалось,а починить не могут.Механизм,говорят, сделан из дерева.
-Все стареет,- соглашается граф.-Я вот тоже,раньше сутками работал,а теперь полежать тянет.В худые времена у людей отбирают все подряд,а в хорошие оставляют самое худшее и дорогое.Как у меня,-смеется Александр Григорьевич,-дорогое-память,а худшее-здоровье.
-А не было чувства...
-Не было,- резко перебивает меня Шереметев,догадываясь, о чем хочу спросить.-Родители научили, русский народ-народ крайностей.И в святости, и в падениях.На родовом гербе Шереметьевых девиз: “Бог хранит все”.Этим и живу.Настоящей России без религии не будет.Какие-нибудь Соединенные Штаты могут быть,а России никогда.Русская эмиграция была высокообразованной частью российского общества,эта не нынешняя шваль,бегущая в Америку с ворованными деньгами.Их у вас почему-то “новыми русскими” называют?Знаете,как у нас говорят:”На чужой сторонушке рад и родной воронушке”.А это не воронушки,а воронье поганое,хуже большевиков.Те хоть во что-то верили,а у этих ни веры,ни совести,ни чести.Странно,что их “новыми”назвали.”Новые”, в русском языке,плюсовое понятие.
 И снова что-то не понравилось мне,хотя полностью разделял отношение графа к “новым русским”.Но одно дело,когда сами ругаем,и совсем другое,когда ругают люди,прожившие иную жизнь и далекие от наших буден.
-Еще родители научили: никогда не жаловаться и ничего не объяснять,жалеть слабых,помогать больным и старым,не восхищаться силой,которая подавляет все живое,-но хозяин, почувствовав мое настроение, наклонился ко мне и шепотом добавил:- А человек-то интересен тогда,когда им руководят страсти.
 И засмеялся,как ребенок.
-Стали бы искать со мной встречи,не случись эта романтическая история с революцией,войнами и эмиграцией? Как же,нужен старый граф,который к тому же и не помнит ничего!Ну,ладно.Соловья баснями не кормят.Предлагаю перекусить,чем Бог послал.А нам он с вами послал,что Аня приготовила.Милости прошу,в гостиную.
 Расположившись за небольшим столиком в гостиной,Александр Григорьевич налил в рюмки водку и,приподняв свою,спросил:
-Сейчас проверим,насколько вы русский человек.Сколько раз надо выпить обязательно?
-Три раза,-твердо ответил я.
-А вот и нет! Отец научил:первую рюмку -за себя.Да,да,за себя.Если себя не любишь,никто любить не станет.Вторую - за друзей,третью-за хорошее настроение,а четвертую - за врагов.Без них жить нельзя.Чем больше врагов,тем больше друзей.Жизнью проверено!
 С Александром Григорьевичем было удивительно легко.
-А правда,что вы на 16 языках говорите,на 12 пишете?- спросил я,когда мы выпили за друзей.
-Кто вам наврал?-рассмеялся Шереметев.-Английский знаю,французкий, немецкий,итальянский... Итальянский только ленивые не знают.И латынь знаю.Вот этим горжусь!Язык мертвый,а знаю его лучше врачей. А вы?
-Только русский,- вздохнул я.
-Неужто русский знаете?!- с интересом посмотрел на меня Шереметев.
-Надеюсь,что знаю...- ответил я,почувствовав неловкость.
-Завидую...Достаток в старости-умение самому себе говорить правду.Могу сказать, знаю английский,а вот о русском так сказать не могу.Это как знать жизнь.А кто отважится утверждать,что он знает жизнь?
-Вы правы,-согласился я.
-А знаете, каждый человек устраивает свою жизнь в согласии с одним из двух предположений:первое,жить будет вечно, и второе,срок на земле мимолетен.
-А вы какое из двух выбрали?
-Догадайтесь!
-Второе?
-Точно!-обрадовался он.-Выбрав второе,успеваешь сделать больше.А вечно жить устанешь.
-Александр Григорьевич,остались бы в России,если пришлось выбирать самому?
-Остался бы,-тут же ответил он.-Помните,почему отказался бежать Сократ?
 Я не только не помнил,я просто не знал.
-Он был гражданином.А это значит,не свободен от совести,от судьбы народа.А вот оставили бы,не уверен.Ведь всех,кто остался,как Сократ,отправили “философским”пароходом подальше от народа. Сократы правителям не нужны.
-А если бы предложили вернуться?
-Стар,да и не нужны старики в России,-вздохнул он.-Своих-то не любите...Но главное тут,скажу вам, в словечке “потому”...Потому,что в России,как пишут в ваших газетах,уже миллионы безработных,потому,что старики забыты и обкрадены,а ведь это они пережили и войны,и ваши стройки, и вашу коллективизацию,и все эти реформы;потому,что денег по всему миру назанимали,а отдавать тем,кто про долги и слыхом не слыхивал;потому,что о суде над коммунистической партией и думать запретили,а потому и к гимну слов найти не можете;потому,что сегодня только ленивый на Руси не ворует,потому, что восхищаетесь силой,а не слабостью,а о жалости просто забыли...Знаковое слово,скажу вам, это “потому” в русском языке.
 Когда за мной заехал сын, пожалел,что сам определил столь короткий срок для нашей беседы.Уезжать не хотелось.
 Граф Александр Григорьевич Шереметев вышел проводить нас до машины и еще долго стоял у дома,пока не завернули в переулок.
 Умер он через год. Похоронет на Сербском кладбище в San Francisсо.
 Вспомнил фильм “Покрова святых над Америкой”только потому (опять это “потому”...),что стал он последним документальным фильмом в моей журналистской практике.Все,что доводилось делать потом на ТВ,было телевизионной драматургией: спектакль по повести М.А.Булгакова “Роковые яйца” , двухсерийный телевизионный спектакль “Последняя любовь Маяковского”,телевизионный спектакль “Операция Ефима Пьяных”, спектакль-монолог к 100-тетию С.Есенина «Жить до страха и боли...»…Сегодня ни один из каналов не делает ничего похожего,даже этот странный телеканал “Культура”... Телевизионный театр не умер,его просто убили...Убили без пыли и шума те,кто заработал хорошие деньги, доказывая,что дешевле покупать,чем производить самим,те,кто “закупал” зарубежные киноленты, прерываемые бесконечной рекламой до девяти минут за час,а каждая минута в прайм-тайм стоила до 22 тысяч долларов.Больше или меньше сегодня - не знаю,но посчитайте,какие сумашедшие суммы оседали в карманах тех, кто покупал,размещал в эфирной сетке, наконец разрешал все это! Девять минут помножьте на 22 тысячи и отнимите стоимость приобретенной киноленты,которая больше 50 тысяч долларов,даже класса А,тогда не стоила, а если в пакете, то и того меньше.И дело тут не в воровстве,о котором кричат все проверки Счетной палаты,и масштабы которой поражают,дело в сознательной направленности, сопровождаемой и выносом коробок из-под ксерокса, и использованием бюджетных средств при закупках телевизионных программ, производимых ангажированными фирмами или фирмами тех, кто распоряжается закупками,заказами,приватизированным эфиром. Кстати,умно придумано: на содержание структуры деньги из бюджета,а вот эфир приватизирован и распоряжаются им те,кто руководит. Впрочем,телевидение- мелочь в сравнении с вексельными зачетами,с неучтенной нефтью, продажей оружия,разбазариванием золото-валютного запаса,залоговыми аукционами,ваучеризацией.А Останкинская башня,рядом с которой живу,давно уже названа “иглой,на которую посадили страну”.И знаю это не понаслышке,а изнутри,поработав и заместителем Генерального директора ВГТРК, и заместителем Председателя.
 Но обо всем этом чуть ниже.
Впрочем,всего и не вспомнишь,но то,что первая встреча с телевидением (это помню хорошо!) могла закончиться плачевно для меня,если бы не Наталия Николаевна Успенская,помню в деталях.
 Перейдя из радиостанции “Юность” на телевидение,уже на следующий день принял участие в подготовке своей первой литературной передачи,где каждый из участников должен был рассказывать о герое своего произведения.В те годы телевизионные передачи не записывались,а шли,как говорят на ТВ,”живьем”.Необходимой техники для записи в те годы не было и “живые” передачи никто не называл,как теперь,”творческим поиском” и не отмечал их призами...Тогда это было необходимостью, а сегодня заимствуется форма,покупается или просто воруется идея,как это было сделано,скажем, с новым ток-шоу “Арина”,которое выходит по воскресеньям на НТВ.Все бы ничего,если бы в Штатах,как известно,не существовало подобное аналогичное ток-шоу “Опра”,которое ведет американская теледива Опра Уинфри.
 Последним в той передаче должен был выступать писатель Григорий Бакланов,но время,отведенное в эфире,неумолимо приблежалось к концу, и оператор,стоящий за ближней к Бакланову камерой,жестами показал,что осталась всего лишь минута.И тогда Бакланов,чуть развернувшись на камеру,сказал,что он может повторить вслед за Толстым,что героем его произведений,которого он любит всеми силами души,которого старается воспроизвести во всей красоте его и который всегда был,есть и будет прекрасен,-правда.Телевизионная передача рассказывала о новых,только-только опубликованных,произведениях советских писателей.
 Красный глазок камеры погас, и передача закончилась.
И тут же я был срочно вызван к директору программ Богомолову,который строго потребовал объяснить,почему это один Бакланов говорит правду,а все остальные врут? К несчастью,передача шла днем, и ее смотрела заведующая сектором культуры отдела пропаганды ЦК КПСС (опять этот сектор культуры!) Зоя Туманова,и слова,сказанные Баклановым,поняла только так,а не иначе.
 Слушали и говорили со мною,как говорят и слушают придурка. Но мог ли предвидеть,что судьба одарит счастьем работать в одной редакции с Наталией Николаевной Успенской,впервые пригласившей на телевидение Ираклия Андроникова с устным рассказом “Загадка Н.Ф.И.”,а чуть позже и познакомившая меня с ним? Да нет,конечно,предвидеть подобное неподвластно человеку.
 Вернувшись в тот злополучный день в редакцию,встретил в темном и узком коридорчике Телевизионного театра всегда куда-то спешащую Успенскую.
-Плохо?-увидев мою скорбную физиономию,спросила она.
-Хуже не бывает,-ответил я.
-Еще как бывает!-обрадовала она.-О чем говорили?
 Дословно пересказав разговор с Богомоловым, не представлял себе,чем все это может закончиться.
 А вот Успенская знала.
-Надо срочно звонить Николаю Пантелеймоновичу Карцову.Завтра будет поздно.Ну,идемте же,идемте,-властно потребовала она.
 Дозвонившись до Карцова,Успенская коротко и четко изложила ему суть моего разговора с Богомоловым и,передавая трубку, предупредила:
-Он картавит,не переспрашивайте.
 К тому времени,когда я с радио перешел в литдраму,Карцов уже был главным редактором Центрального телевидения.Авторитет его на телевидении был непререкаем.Рассказывают,что однажды,посмотрев очередную передачу,он вынес вердикт:
-Очень ну-у-у-дная передача,-но тут зазвонил прямой телефон, связывающий его с начальством,и он заспешил,предложив обсуждение закончить без него.
 Когда за ним закрылась дверь,его заместитель Боря Каплан,с которым я познакомился, работая еще в ЦК ВЛКСМ,сказал:
-Нет необходимости обсуждать,Карцов прав,нудная передача.Подумайте, что можно сделать?
 Прошло несколько дней и Карцов поинтересовался,а где та передача,которую он смотрел?
-Переделывают.Вы были правы,передача получилась очень нудной,-ответил Каплан.
-Не ну-у-у-дная,а ну-у-удная!-возмутился Карцов.
 Выслушав меня,он попросил немедленно написать объяснительную записку,и сегодня же,несмотря на поздний час,привезти к нему на Шаболовку.
 На следующий день слонялся по коридорам редакционного корпуса на Шаболовке,ожидая своей участи.Никто меня не искал,никому я был не нужен.И только к концу дня,случайно встретив Карцова в коридоре,с удивлением услышал:
-Вы что тут делаете?!
-Жду своей участи...
-Езжайте домой,-и не сказаав больше ни слова,сутулясь,пошел к лифтам.
 Потом я узнал,что был уже готов приказ о моем увольнении и если бы не Карцов,не работать бы мне на телевидении...
 Судьба свела меня еще раз с ним,когда, снимая передачу о поэте Светлове,пригласил Зиновия Паперного.
-В передаче о Светлове есть Паперный?-спросил Карцов,встретив меня при входе в Останкино.
-Да,Николай Пантелеймонович.
-Ступайте в монтажную и уберите его рассказ из передачи.
-Как же так?-поразился я.
-Сделайте это тихо,чтобы никто не узнал,что снимали Паперного.Сегодня
решением МГК КПСС он исключен из партии...
 Карцов еще раз спас меня.Причем,сделал это,не афишируя политическую бдительность.Другие поступали иначе.
 Я не ханжа,для которого публичное избиение-яркий повод почувствовать себя мучеником.Не зная,что будет завтра,лучше сегодня чувствовать себя счастливым.А по-настоящему счастливый человек лишь тот,кому нравится быть счастливым.Впрочем,не каждому это удается.
 Работая с Успенской в одной редакции,никогда не был с ней в близкой дружбе.Многое из того,что смог сделать отдел,которым она руководила,вошло в золотой фонд отечественного телевидения.И как пример,”Плотницкие рассказы” с Бабочкиным.Слышал,что резко защищала “Литературный театр” от нападок Лапина,председателя Гостелерадио СССР,даже ходила к нему на прием,зная его по работе на радио.Попытка эта была не от стремления взять чужое,а от невозможности сохранить свое.На прием к Лапину мог попасть любой,вот только никто не знал,чем может закончится это посещение.А закончилось это тем,что новый главный редактор Константин Степанович Кузаков,как говорили,сын Сталина,тут же поменял штатное расписание,где уже не было ни самого отдела,ни Успенской...С приходом Лапина ушел с телевидения и Карцов.Ушел по принуждению,а не по собственному желанию,впрочем, такие люди уходят, а не их увольняют.Рассказывают,что на каком-то совещании у Лапина Карцов возразил ему,и Лапин,нетерпевший никаких возражений,повысил на него голос.
-Не смейте на меня орать!-не выдержал Карцов.-На меня в армии старшина не орал!
 Это и стало последней каплей,переполнившей чащу его терпения.В тот же день Карцов подал заявление об уходе.
 Любая власть,лишая исподволь всех нас прирожденных добродетелей,к счастью, забывает,что пока жив стыд,не скончалась и добродетель.
 В конце семидесятых я ушел на Учебное телевидение,и встречи с Успенской стали случайными: в магазине на Аргуновской,на почте,на улице,когда вместе гуляли со своими собаками.Она жила в соседнем подъезде.
-Как живете,Наталия Николаевна?
-Как страна,-отвечала она.
-А что делаете?
-Живу.
 Как-то при встрече Наталия Николаевна сказала,что видела “Фауста” с Козаковым и Гердтом,и спектакль ей понравился,что она с любопытством наблюдает за попытками Учебного телевидения возродить то,что когда-то было заметным и самобытным явлением на телевидении,давшим потом толчок телевизионным спектаклям и художественным фильмам.
 Я тут же расхвастался:
-А Грина видели?- автором этой постановки был я.
- Веня Смехов в трех ролях?
-Да,да!-радостно закивал я.
-Очень плохо,-приговор был окончательным и обжалованию не подлежал.Живем в надежде кому-то угодить и невольно ждем того же по отношению к себе.
 Успенская не жила по этим законам.
В августе девяносто первого,встретив меня утром у моего подъезда,когда я не решался шагнуть под проливной дождь,спросила:
-Куда так спешите?
-К Белому дому,Наталия Николаевна.
-Не ходите,-посоветовала она.
-Убьют?-предположил я.
-Кому вы нужны...Просто результат будет противоположен ожиданиям.
 Не вспомню,что ответил ей,но по тому состоянию души и радостным предчувствиям грядущих перемен,просто не понял ее...
 Ее друзья рассказывали мне,что в молодости она была очень красивой девушкой,но так и не вышла замуж. Детей у нее не было.Последние годы ее жизни были просто кошмарными.Хроническое заболевание позвоночника-спондилез,когда боли часто приступообразные и усиливаются при перемене погоды,доставляли ей невыносимые страдания.Гуляя каждое утро перед работой со своим американским коккером-спаниелем Нэшем,встречал старую,седую женщину,скрюченную спондилезом,в ветхом пальчишке,осторожно бредущую вслед за своей собачкой.Ее сестра,а жили они вдвоем с сестрой,после павловской реформы,когда последние деньги,накопленные за долгие годы нелегкой работы на телевидении, превратились в пыль,собирала бутылки у мусорных ящиков и сдавала их в окошко железной будки, напротив школы.
 В конце восьмидесятых опубликовал в журнале “Телевидение и радиовещание” рассказ о И.Л.Андроникове,в котором речь шла и об Успенской.Кто-то из ее знакомых дал ей прочесть этот рассказ и однажды,при встрече,она остановила меня:
-За что вы меня так?
-О чем вы,Наталия Николаевна?- испугался я.
-Разве у меня крутой характер?Я всегда была зависимым человеком и этим мазохистски счастлива.Вы так и не поняли,что жалость- великое чувство,на которое способен человек.Ведь это только внешне кажется,что сильный человек предпочтительней,а в жизни отупляет однообразие.И сильным и слабым жить сложно,а уж разделять это и вовсе бессмыслено.И чем больше скрываем,тем ложь видней.
-Вам не понравилось,-вздохнул я.
-Да о другом я,о другом,-раздраженно проговорила она,удивлясь моей тупости.-Крутой характер для женщины- недостаток,а не достоинство.Вот я о чем.Крутые характеры подавляют все живое рядом.Я не терплю таких людей.А вы восхищаетесь этой силой...Вот уж не думала,что вам это нравится,-и не прощаясь,побрела дальше,тяжело опираясь на палку.
 Это была наша последняя встреча.
 Две жизни, две судьбы.Александр Григорьевич Шереметев и Наталия Николаевна Успенская.На первый взгляд разные жизни,разные судьбы,но если внимательно присмотреться, как же они схожи...Ведь их судьбы как раз и подтверждают истину,что в человеке прекрасно лишь то,что присуще ему,а не дано извне.

 9.

 В январе 1974 года почти в каждом номере газеты“Правда”печатались письма,в которых выражалась солидарность с оценкой Партии и Правительства деятельности и личности А.И.Солженицына.Константин Симонов писал,что “дана справедливая оценка пути,пройденного за эти годы А.И.Солженицыным”, народный артист СССР Георгий Товстоногов отмечал,что “Архипелаг Гулаг” “играет на руку сторонникам “холодной войны”,Сергей Михалков, Олесь Гончар,Виль Липатов,Александр Рекемчук,Александр Чаковский,
Иван Мележ,Борис Полевой,народный артист Борис Чирков на страницах
 “Правды” клеймили позором “ отщепенца”...
 Валентин Катаев писал,”что гражданская смерть Солженицына закономерна и справедлива”, митрополит Крутицкий и Коломенский Серафим заявлял,что Указ Президиума Верховного Совета СССР “единственно правильная мера в отношении А.Солженицына”.
 В один из таких дней я и был вызван к главному редактору литдрамы Константину Степановичу Кузакову.
-Прошу позвонить каждому,-подчеркнул он, протягивая мне длинный список имен,-и каждому предложить выступить по телевидению в поддержку статьи в газете “Правда”. Вы читали статью?
 Статью я читал. Автор статьи- И.Соловьев. Читал и “Открытое письмо Секретариату Союза писателей РСФСР”,в котором Александр Исаевич Солженицын пишет:
“Бесстыдно попирая свой собственный устав,вы исключили меня заочно,пожарным порядком,даже не послав мне вызывной телеграммы,даже не дав нужных четырех часов,чтобы добраться из Рязани и присутствовать.Вы откровенно показали,что РЕШЕНИЕ предшествовало ОБСУЖДЕНИЮ.
 Протрите циферблаты! Ваши часы отстали от века!
Это не то глухое,мрачное,безысходное время,когда так же угодливо вы исключали Ахматову,и даже не то робкое,зябкое,когда с завыванием исключали Пастернака.Вам мало того позора? Вы хотите его сгустить?
 Но близок час,когда каждый из вас будет искать возможность,как выскрести свою подпись под сегодняшней резолюцией.
 Слепые поводыри слепых!..”
 Копию письма мне подарил друг детства,поэт Виктор Мамонов,мой крестный,с которым вместе окончили школу и дружим по сей день.Помню,как-то однажды спросил Алексея Суркова,что он думает о Солженицыне.Сурков встал и ушел к себе в кабинет.Вернулся минуты через две,неся в руках две странички знакомого мне текста.
-Прочтите,-сказал он.
-Открытое письмо А.И.Солженицына Секретариату Союза писателей РСФСР,-вслух прочел я.
 Суркову не понравилось,что прочел вслух.Он поморщился.
Комментировать письма он не стал,но за чаем рассказал трагикомичную историю,как были написаны слова когда-то широко известной песни “Сталин-наша слава боевая...” Почему он решил вспомнить об этом,не знаю,но догадываюсь,что ему хотелось проиллюстрировать своим рассказом время,в котором ему довелось пожить,как бы сравнивая с тем,как живем сейчас..Вернувшись домой, не поленился записать его рассказ…
 Жила в семье Сурковых домработницей славная девчушка из соседней с Середнево деревни.Сам-то Алексей Александрович из деревни Середнево Рыбинского района Ярославской области.Была девчушка домоседкой.На улицу ни-ни.Ее и так,и этак уговаривают пойти погулять по Москве - ни в какую.А тут как-то раз,повязала яркую косыночку и отправилась гулять.С того дня,как стемнеет,девчушка за порог.Только стал Сурков встречать ладного юношу в военной форме НКВД на подоконнике у своей квартиры.
-Тебя ждет молодой человек?
-Нет,-отвечает,-не меня.
 Неделя прошла,вторая идет.
-Откуда мне знать,к кому он ходит?
 Вот тут-то и стал Сурков прислушиваться по ночам: хлопнет дверь лифта, сон как рукой снимет.Не выдержал,рассказал Фадееву.
-В издательстве сборник идет?- спросил он.
-Идет,Саша.
-Сталину есть стихи?
-Нет.
-Пока не поздно,напиши и вставь.
 Послушался,написал.Потом стихи стали песней.
 А девчушка через полгода за того ладного юношу в форме НКВД замуж вышла. Вот такая история.
 Но вернемся в наше время...
-Обязательно пометьте, кто согласился и кто отказался,-предупредил Кузаков.-Список вернете мне. Никому этого поручать не надо,звоните сами,-предупредил Кузаков.
 Не трудно догадаться,для чего нужна была вся эта бухгалтерия...
Самое интересное в этой истории то,что списочек-то сохранился : то ли Кузаков забыл потребовать его назад, то ли события разворачивались стремительнее,чем предполагали организаторы,но спустя ровно двадцать пять лет , могу познакомить с ним моих читателей.
 Одни подписывали письма,другие голосовали на собраниях и Пленумах,но вот по телевидению никто из них выступать не спешил, настолько была велика аудитория проклятущего “ящика”...

Н.Грибачев-отказался
К.Симонов-болен
М.Луконин-согласен,но как-нибудь потом,после Пленума по поэзии.
С.Сартаков-согласен
В.Озеров - в командировке,но просили перезвонить.
С.Наровчатов-отказался
М.Алексеев-отказался
Г.Марков-не сможет,идет подготовка Секретариата Союза писателей СССР
С.Викулов-в отпуске
А.Ананьев-отказался
А.Чаковский- уже дал согласие программе “Время” и выступит 15 января.
Ев.Евтушенко- дозвониться не смог.
С.Васильев-отказался
С.Михалков- дал согласие выступить по радио 14 января
В.Беэкман- “Нет,нет и нет!” Положил трубку.
Б.Полевой-отказался,не дослушав.
С.Смирнов- уехал из Москвы до мая.
Г.Боровик- уже выступил по ЦТ.
А.Софронов- согласен,но просит записать побыстрее,уезжает в командировку.

 Вот Анатолия Софронова и записали, а он тут же,чуть ли не на следующий день,потребовал от Энвера Мамедова,первого заместителя Председателя Гостелерадио СССР,сделать телевизионную передачу по его новой “Поэме времени”,изданной в «Огоньке»,где он был главным редактором.
 -Учись,студент! -заметил Боря Ткаченко,с которым после литдрамы,счастливо поработали десять лет на Учебном телевидении,а потом вместе вернулись в литдраму заместителями главного редактора.
-Чудовищная поэма!
-Чудовищная не чудовищная,а “на золоте едал;сто человек к услугам; век при дворе,да при каком дворе!”
 Режиссер Сережа Балатьев,которого упросил помочь мне,неделю уговарил заслуженного артиста РСФСР Константина Захарова принять участие в этой программе:
-Да вы что,ребята! Это ж выучить нельзя! Это ж не стихи!
-Мы тебе на листах писать станем,только согласись!-уговаривал его Балатьев.
 Гриша Зискин ( сегодня он живет в Канаде),Дима Чуковский категорически,вплоть до увольнения,отказались.Даже Алеша Савкин и тот взмолился:
-Оставь меня в покое! Хочешь,на картошку поеду, только не Софронов!
 Наконец договорились: Сережа Балатьев режиссер,я –редактор,а что поделать,не я один “сгибался вперегиб” , читает поэму Константин Захаров.
-Только мне заплатите,ребята!-потребовал Костя.-За такую работу на производстве молоко дают!
 С Софроновым договорились,что поэму берем за основу, остальное строим,как композицию по его стихам.Балатьев с художниками придумали выгородку,на фоне которой, в начале и в конце передачи, Софронов читал фрагменты своего” гениального” произведения...
 Эпоха-слиток
 горестей и бед
 В прожилках радостей и ожиданий.
 Эпоха- это
 прошлого портрет
 От смеха
 до прощаний и рыданий.
 Мы все продукты времени…
После эфира Софронов плакал от восторга,звонил Мамедову, благодарил.
-Тебе-то, лично,что надо?-спросил меня при встрече.
-Об отделе литературы в “Огоньке” можно рассказать? -расхрабрился я.
-И только-то?!-удивился Софронов.- Сделаю! -пообещал он.-А во вторник все ко мне! Выпьем хорошенько,закусим,поговорим по душам! Может, еще что-нибудь сделаем! У меня много идей!
-Обязательно выпьем!- решил Костя Захаров.-Хорошо бы и деньгами помог! А то художника обидеть может всякий,а вот материально помочь-никто!
 Заметка в “Огоньке” называлась”Писатели у вас в гостях” -
“...Пропагандируя советскую литературу,ведя содержательный,умный разговор о ней,отдел литературных передач Главной редакции литературно-драматических программ Центрального телевидения,руководимый Владиславом Муштаевым,делает огромное,нужное дело, и делает его ярко и талантливо.
 Н.Цветкова”.
 Так-то вот! Знай наших!
 Во вторник поехали к Софронову.Перед тем,как сесть за стол,каждому из нас Анатолий Владимирович подарил по первому тому Собрания своих сочинений со вступительной статьей Василия Федорова (не я один “сгибался вперегиб”...) и портретом работы художника Ю.Титова.Кстати,только первые два тома разошлись по подписке,последующие так и остались невостребованными.Видел почти весь тираж,сваленный в кучу во дворе магазина “Подписных изданий” на Кузнецком мосту,когда магазин переделывали под какой-то заграничный «батик».
 Его красивая и молодая жена,под настроение, читала наизусть фрагменты из поэмы,которую так и не смог выучить наизусть заслуженный артист РСФСР,артист театра Советской армии Константин Захаров.Вот что значит любовь! Софронов показывал свою коллекцию холодного оружия,хвастал,что он донской казак.Балатьев,наклонившись ко мне,тихо сказал:-”Какой он казак! Шолохов говорил нам,что отец Софронова был полицмейстером в Ростове-на-Дону!” Все три первых тома Софронов надписал совершенно одинаково: “Дорогому... с самыми добрыми пожеланиями! Сердечно,А. Софронов.”
 А после этой обязательной процедуры,как “школа” в фигурном катании, все уселись за стол в огромной гостиной его дома на улице Александра Невского, рядом с Белорусским вокзалом.
 Все,что у него было в доме,тут же оказалось на столе,а когда водка,коньяк и вино закончались,он достал огромную и красивую бутылку кубинского ликера, искренне предупредив,что фужерами пить опасно,так как градусов в ликере выше 70, к тому же и проглотить эту тягучую,огненную смесь, просто невозможно. Балатьев и я поверили ему,а Костя Захаров,как оказалось потом, засомневался,но виду не подал...Когда уже все прощались у лифта, из гостиной выскочил Костя и, широко раскинув руки, пошел на Анатолия Владимировича Софронова. Из глаз его лились самые настоящие слезы.
 Все онемели.
Растроганный Софронов бросился к ему навстречу и они долго целовались, пока за Костей не закрылись двери лифта.
-Уу-у-ух!- выдохнул он.-Вот зараза, только сейчас проглотил! Когда вы пошли к лифту, налил фужер этого кубинского пойла и разом вмазал! Глотаю,а он,гад, ни туда и ни сюда!Скулы свело!Липкий,как клей БФ! Дышать нечем, слезы душат! Думал,задохнусь!
 В Главную редакцию литературно-драматических программ Центрального телевидения Кузаков пришел с радио,до этого поработав в ЦК КПСС помощником Жданова, заместителем Александрова в отделе пропаганды и агитации,а после истории с актрисами и шампанским,первым заместителем министра кинематографии,а потом и
заместителем председателя Комитета по радиовещанию и телевидению.
 Меня же судьба свела с ним в середине 60-х,вот тогда и запомнил его сакраментальную фразу: “Не надо...” Не сразу понял,что надо лишь то,о чем говорят,что надо.С этого момента все и встало на свои места.
Код к шифру его личности оказался простым и незатейлиым.Если тщеславие и не повергает в прах все наши добродетели,то во всяком случае,колеблет их.
 Кузакова запомнил человеком тщеславным.Исхитриться и протащить запрещаемое на телевидении имя не составляло особого труда,стоило только намекнуть,что это станет его заслугой,а все остальные лишь верные и добросовестные исполнители его доброй воли. Впрочем,не дерзну утверждать,что у нас самих нет пороков,а у всех тех,кого мы не любим,нет добродетелей,но вот что любопытно,в каждом отдельном случае почти готовы этому поверить.
 Я не исключение.
 В манере держать себя,которая заметно выделяла Кузакова среди многих,было что-то,что говорило о его блестящем прошлом,а также и подтверждало оценки,которые он вольно или невольно давал самому себе.Именно эти оценки,как ни странно,возвышали его над всеми,как не могли бы возвышать ни происхождение,ни даже добродетели. Кстати,если верить слухам и еле-еле уловимым намекам на профиль “вождя народов”,сыном которого,как утверждали многие,он и был,происхождение лишь добавляло к его манерам держать себя властную величавость и достоинство.Двигался он не спеша, степенно,никогда не позволял себе повышать голос,был скрытен и коварен.
 Только однажды видел его суетливым и даже испуганным, когда страна готовилась отметить 70-летие М.А.Шолохова и перед литдрамой была поставлена задача попытаться снять писателя.А надо сказать,что во всех документальных фильмах Шолохов сам о себе не рассказывал.Это делали авторы фильмов закадровым текстом. Молчавшего Шолохова снимали на берегу Дона,за письменным столом,в степи на охоте,говорящим на трибуне очередного съезда партии,но никому не доводилось снять Шолохова,который рассказывал бы о себе сам.И тогда,помню,Сережа Балатьев вызвался найти пути-дорожки к писателю.Забегая вперед,скажу, ему это удалось.Месяца три он настойчиво добивался встречи с ним.Это целая детективная история.Шолохов дважды назначал встречу,когда бывал в Москве,и дважды все это срывалось.И вот однажды в отделе литературы появился взволнованный Балатьев с радостной вестью : Михаил Александрович наконец-то дал согласие встретиться с ним завтра...в три часа ночи.Никто этому не поверил.Но встреча состоялась.Приехав на Сивцев Вражек в три часа ночи,Балатьев с удивлением узнал от постового милиционера, который дежурил в подъезде дома,где у Шолохова была московская квартира,что писатель ждет его.Дверь открыл сам Шолохов и,проводив на кухню,выслушал Балатьева. Договорились,что к нему поедут только три человека: Балатьев,редактор Илья Эстрин и оператор.Но и после этого никто не верил,что съемка может состояться.Подошла весна и от Шолохова пришла весточка,что он ждет бригаду в гости.Вот тут-то все и завертелось колесом:Кузаков доложил Лапину,но Лапину почему-то не понравилось,что с Шолоховым станут беседовать незнакомые ему люди,а не проверенные и любимые им политобозреватели.Кузакову пришлось объяснять,что такова воля нобелевского лауреата и члена ЦК КПСС.От Председателя он вернулся в плохом настроении и вызвал меня к себе.
-Готовьте приказ на командировку,- сухо сказал он.-И вот вам книга из библиотеки Председателя,попросите Балатьева,чтобы Шолохов надписал эту книгу.Вы понимаете,как надо надписать?- с заметным раздражением спросил он.
 Я то понимал,а вот Шолохов...
 Бригада выехала в Вешенскую и через пять дней вернулась с материалом, который потом стал передачей к 70-летию писателя. Из их рассказов запомнились три занимательные истории:первая-створчатые двери открывались сами собой,как в сказке,когда навстречу к ним выходил Шолохов.Как будто бы кто-то там, за дверью, одновременно распахивал две половинки двери перед ним.Выход его напоминал явление императора обомлевшему от восторга народу; вторая-при первой же встрече Шолохов предложил выпить коньячку,но бригада отказалась, сказав,что прежде работа.-”Вот даже как?!”-удивился Шолохов.-Хитрые,бестии .Вижу,подготовились.Хорошо же...Тогда жду вас завтра рано утром”.-”В котором часу?”-уточнил Балатьев.-”А как петухи запоют!”
 Петухи запели в начале четвертого. Шолохов уже их ждал.
”Знаешь,-сказал мне,пораженный всем этим Эстрин,-что-то мистическое во все этом есть!Каждый жест ведь у него продуман. Голову повернет-секретарь входит.В щелочку что ли подглядывает?Пить захотел,дочь тут же “Боржоми” несет.Как-будто бы за дверью ждала! Говорит тихо-тихо,а все слышат.За обеденным столом никто его не перебивает! Как заговорит,все в рот смотрят! Курит много, пьет только коньяк.Ходит медленно,степенно,как наш Кузаков.Знаешь,он какой-то бронзовый!Как Сталин!”; и третья история-на следующий день,после съемки,взяв с собой книги Шолохова,среди которых была и книга из библиотеки Председателя Гостелерадио СССР Сергея Георгиевича Лапина, оправились к Шолохову за автографами.Но к писателю их уже не пустили. ”Шолохов работает”,-заявил им секретарь,дежуривший вместе с милиционером в проходной у ворот.-”Да нам только книги надписать!”-стали они объяснять секретарю.-”Оставьте у меня.Вам их вышлют,”-ответил секретарь.И окошечко в проходной закрылось.
 Через неделю пришла посылка от Шолохова.Посылку в редакцию привез фельдъегерь в форме КГБ.Взяв лапинский том, я поспешил к Кузакову. Не читая шолоховского автографа,он тут же стал звонить Председателю, договариваясь с ним о встрече.Лапин милостливо согласился встретиться после трех,когда вернется из ЦК.Довольный Кузаков положил телефонную трубку на рычаг аппарата, раскрыл обложку книги и... изменился в лице. На первой странице рукой Шолохова крупно было написано: “Сергею Георгиевичу Лапину. Мих.Шолохов.”
 Ни тебе “уважаемый”,ни тебе “дорогой”,ни “Твой” и ни “Ваш”,а только “Мих.Шолохов”...Так сказать,с коммунистическим приветом.И баста.
-Это очень плохо!Вы даже не представляете себе,как это плохо!-проговорил Кузаков и, вскочив из-за стола, стал быстро-быстро бегать по кабинету.-Как это я ему покажу?Как?!-не обращая на меня внимания, говорил он.-Ведь это смертельная обида для Лапина!Нельзя,нельзя было посылать их к Шолохову! Прав был Лапин, Зорину надо было ехать!
 Передача в эфир прошла только однажды, в день 70-летия Михаила Александровича Шолохова.Никогда больше в полном объеме,где Балатьев и Эстрин беседуют с писателем,передача не повторялась.Потом видел ” говорящего Шолохова” фрагментами в других фильмах,но никто и никогда не ссылался на авторство Сергея Балатьева и Ильи Эстрина,впервые уговоривших Шолохова порассуждать о жизни,глядя в глазок телевизионной камеры. Никто больше не смог повторить их “подвига”.Коньячок-то для многих оказался убойная сила!
 Помню,что Кузаков никогда не отказывался помочь в беде,если к нему обращался человек,чем-то ему приятный,был снисходителен к мелким порокам,доброжелателен к творческим людям,галантен с женщинами,ласков с друзьями.Впрочем,говоря о Кузакове,трудно будет угодить всем: и тем,кто его любил,и тем,кто его ненавидел.Хотя давно замечено,что люди злословят обычно не столько из-за желания навредить,сколько из-за тщеславия.Во многом,как казалось мне,интерес с нему был связан с одной “жгучей тайной”.
 Разгадать эту тайну брались многие: одни изучали “Личное дело”,сопоставляя даты рождения Кузакова с датами Туруханской ссылки Сталина,другие собирались потратить собственный отпуск на поиски свидетелей в деревне,где родился Кузаков.
 И тех и других поджидало разочарование.
Как мне рассказывал Виктор Михайлович Гончаров,известный поэт и художник,пообедав однажды с друзьями в ЦДЛ,вернулся он в редакцию и на спор пообещал потратить приближающийся отпуск на разгадку этой жгучей тайны.В отпуск он ушел,но вот в Туруханский край не поехал, а полетел в любимый Кокктебель, вернувшись из которого, с удивлением обнаружил,что отдела,в котором служил на радио редактором,больше не существует,как не существует и его должности.Кузаков был мастером на подобные шутки.
 Как-то раз,когда мы выпивали у Миши Анчарова,автора первого отечественного телесериала “День за днем”,Боря Ткаченко,отдел которого и снимал этот сериал,похвастал,что Кузаков сделает все,что он пожелает:
-Я нашел к нему подход,-говорил он,-ему просто не надо возражать.Пусть говорит,что хочет.Надо только выждать,а потом,как бы случайно, вернуться к разговору,но так,чтобы то,что надо тебе,стало его собственным мнением.
-Будь с ним поосторожней,-предостерег Анчаров.-Он сука коварная.
 Телевизионный сериал “День за днем” был в то время очень популярным. Поговаривали,что Гостелерадио СССР собирается выдвигать сериал на Государственную премию.В числе возможных лауреатов называли Грибова,Анчарова,Шиловского,Ткаченко и Кузакова.
Боря ходил важным и многозначительным.Кузаков подчеркнуто выделял его среди нас,а ведь тогда в литдрамме работали и Саша Прошкин и Костя Худяков и Витя Федотов,и Володя Крупин,и Павел Резников,и Виктор Турбин,и Саша Покровский,и Оля Кознова... Помог Ткаченко получить хорошую квартиру на Проспекте мира,все шло к тому,что не сегодня-завтра станет наш Боря заместителем главного редактора...
 И вдруг все разом лопнуло.
В редакции спешно прошла переаттестация и... Боря Ткаченко не был аттестован. С месяц ходил он сломленным и опустошенным,пока наконец Нина Зюзюкина,главный редактор детской редакции Центрального телевидения, не упросила Мамедова разрешить ей взять в редакцию Ткаченко заместителем отдела.
 Что уж там произошло на самом деле,сказать трудно,но однажды Кузаков дал мне понять,что Боря кому-то что-то пересказал из тех многочисленных разговоров,которые велись в кабинете Кузакова накануне выдвижения на Государственную премию телесериала “День за днем”,и этот кто-то дословно передал их Кузакову. Стукача Кузаков не назвал.Коварство-зеркало,в котором видны все лица,кроме собственного.
 Себя Кузаков не видел.
Он твердо знал,что только те,кому отводят вторые роли,имеют неоспоримое право на первые,но не спешат их,как правило,занимать, умело пользуясь этим правом.
 Работая с ним, я выработал собственную манеру поведения:
интересоваться только тем,что касается лично меня,не участвовать в разговорах о самом Кузакове,особенно в туалете,зная,что многое,о чем говорилось в коридорах,тут же доносилось ему.Судя по всему, это его устраивало,если судить по его ошарашенному виду,когда неожиданно для него сообщил,что дал согласие перейти заместителем главного редактора на Учебное телевидение.Он даже остановился в коридоре,чего никогда не делал,а потом заспешил,почти побежал от меня прочь,ничего не сказав в ответ.
 Это уже было коварством с моей стороны.
Не уверен,утвердила бы Коллегия Гостелерадио СССР мой переход на Учебное телевидение,если бы Вилен Егоров в тот же день не подписал у Лапина приказ о моем назначении.
 Работая на Учебном телевидении, несколько раз получал приглашение вернуться в литдраму его заместителем,но всякий раз отказывался,стараясь его не обижать.Не думаю,что был ему нужен,возможно он хотел вернуть меня назад,а затем поступить также,как и с Борей Ткаченко. Если характер Кузакова,кость от кости и плоть от плоти,хотя бы на сотую долю был схож с характером его отца,могу смело утверждать, Сталин был злым гением нашего века -триллера-ужастика.
 В 1979 в издательстве “Молодая гвардия” вышла моя повесть “Вижу Берлин!” ,рассказывающая о трагических днях августа 1941,когда летчики Первого минно-торпедного авиационного полка Балтийского флота,взлетая с небольшого аэродромчика на острове Сааремаа,шли бомбить Берлин.В повести были и главы, рассказывающие,как Сталин
 требовал повысить бомбовую нагрузку,не взирая на то,что с повышенной нагрузкой все экипажи были обречены на верную смерть.Повесть понравилась и главы из нее вошли в 12-томную Антологию художественной литературы о Великой Отечественной войне “Венок славы” ,подписка на которую шла в то время исключительно через Обкомы партии.
 Книгу Кузакову я подарил и однажды,когда выпал случай, поинтересовался его отношением.
-Поскольку это не исключено,значит,возможно,-слово в слово повторил он фразу Сталина,сказанную им в ответ на домыслы,что в октябре 1941 он выезжал в Куйбышев.-О Сталине сегодня пишут много,а пройдет лет десять,появится еще больше,-продолжал он.-Не советую множить.А если сравнивать поведение людей два-три века тому назад, то найдете много общего.Меняется,заметьте,цивилизация,но не люди. Злость,зависть,ревность, тщеславие,жажда власти остаются такими же,как и сотни лет назад.Да вы сами это скоро поймете.А Сталина еще не раз вспомнят...Знаете,-наклонился он ко мне через стол,-ведь Сталин для нас еще не умер.
 -Да нет, умер,давно умер!-хотелось возразить ему,-вот только доселе не остыл.
 На пенсию Кузаков ушел в конце восьмидесятых.Встречались мы с ним на партийных собраниях,на даче,куда он приезжал к сыну.Он заметно постарел,но все также медленно и степенно шествовал,гуляя по дорожкам садово-огородного товарищества “Радуга”.
 Рассказывали,что перед смертью приезжал к сыну на дачу,где и простудился. Почувствовав себя плохо и не дожидаясь помощи,сам поехал в больницу,где и умер через два дня...
 За месяц до смерти согласился дать интервью газете “Аргументы и факты”,где, отвечая на вопросы корреспондента,наконец-то признался в том,что скрывал всю свою жизнь,что он сын Сталина.
 Тайна перестала быть тайной.

 10.

 В конце семидесятых телевидение выбило участки под Обнинском. Вытянув билетик,на котором красовалось короткое словцо “Участок”, уступил свое счастье Василию Федотовичу Чирикову по его просьбе.В годы войны Вася был в армии и работал водителем у Жарова с Целиковской,когда они снимали художественный фильм “Воздушный извозчик”,а после войны работал в Потсдамском драматическом театре в Группе советских войск в Германии.В литдраме он был режиссером. В те годы получить земельный участок выпадало не каждому,но и под Обнинском строиться,скажем так,было не в жилу.Вася это понял быстрее,чем я,и от участка отказался,но мне об этом не сказал.Может быть, и хорошо,что не сказал,а то случись что с Обнинским реактором, мало не покажется,никакие ноги не спасут.Впрочем, в те годы об этом никто и не думал.Все лучшее было советским,а атом мирным.До Чернобыля оставалось шесть лет.Впрочем, и после Чернобыля,как утверждали многие,есть можно все,вот только говно нужно закапывать в свинце.
 Оставалось ждать,когда собственной землицы возжелают заиметь дикторши Центрального телевидения, крутые боссы и политобозреватели.
 И такой момент наконец-то настал.
Как повествует устная «летопись» садово-огородного товарищества “Радуга”,три дикторши,три светлые дивы советского телевидения,наведя потрясающий макияж на знакомые всем телезрителям лица,рванули прямиком в Загорск и уже к концу дня пили водку с секретарем Горкома партии и председателем Горисполкома на собственной землице у небольшого,а по тому времени и уютного озерца.Знали бы те,кто облюбовал эту землицу,что рядом расположился военный городок пострашнее,чем Обнинский реактор,не задержались бы у уютного озерца.
 Кооператив назвали “Радугой”. И тому была причина.
Над озерцом,после короткого летнего дождичка,как определили все присутствующие- “К счастью!”,воссияла яркая радуга,четко обозначив в небе все семь цветов спектора.Это разноцветное коромысло замкнуло края земли,отные принадлежащей тем,кто получил свои клочки в вечное пользование: сто участков отошли телевидению,сто- ГЛАВАПУ ,соседство с которым снимало головную боль при оформлении необходимых документов.
 Строились быстро,безалаберно,шумно и пьяно.И уже через пару лет поплыли дороги,начались перебои с водой и светом,впрочем,все эти мелочи окупались тем,что кооператив рос рядом с Ярославским шоссе у деревни Рязанцы: дорога от Москвы прямая и дома у самой дороги.
 В первый год,когда получил свои шесть соток,построили мы с сыном дощатое,щелистое бунгало,продуваемое всеми ветрами,а рядом вырастали дома,о которых семья могла лишь мечтать,успокаивая себя тем,что и у нас когда-нибудь будет свой дом.По- соседству и Вася Чириков строил небольшой домик,любовно обживая свой участок.Для меня же дело было не только в деньгах,но в том,что достать стройматериалы,необходимые на строительство дома,я просто не умел... В то дремучее время надо было иметь не только деньги, а еще и талант достать, которого у меня не было отродясь...На стройбазах,куда постоянно наведывался,моя постная физиономия сначала вызывала у грузчиков смертную скуку,а со временем и лютую ненависть.Чаще всего наезжал в Катуар,где грузчиками работали бывшие хоккеисты воскресенского “Химика”.Бригадиром у них был здоровенный увалень с широченными и могучими плечами,по слухам,заслуженный мастер спорта СССР. И вот однажды,когда у них не было работы,бригадир остановил меня:
-Чего ходишь сюда,мужик?
-Брус мне нужен.Не скажете,когда его ждут?
-Кого его?!-изумился бригадир.
-Брус...-начал я снова,но он перебил меня.
-Дело говори!Это мы уже слышали.
-Могу ли купить брус?- удивляясь тому,что меня не понимают, повторил я.
-Можешь,-разрешил бригадир.
-А где он?-закрутил я головой.
-Сколько тебе надо?
 Но этот простой вопрос поставил меня в тупик.Во-первых,то,что было мне нужно,не лежало на дворе стройбазы,а во -вторых,даже если бы и лежал брус, я не знал сколько и конкретно что нужно было на строительство дома.
-Чумной ты, мужик,-уже с любопытством разглядывал меня бригадир.-Тебе какой брус-то нужен?15 на 15?
-Да,да,-закивал я головой,-15 на 15!
-Смотри сюда,вагоны на путях стоят,видишь?Так они все с брусом и доской.Леса в стране навалом,-порадовал меня бригадир.
-И можно купить?
-А чего не купить,если деньги есть.Ступай к директору и машины заказывай.Борисыча знаешь?
-Откуда же...-тут же сник я.
-Тогда ищи тех,кто его знает.Сам будешь строить?
-Как сам?- не понял я.
-Сам будешь мудохаться или бригаду наймешь?-строго спросил бригадир.
-Наверное бригаду найду,-предположил я.
-Так у тебя и бригады нет?!-поразился бригадир.-Чума! Найди бригаду,бригада и определит сколько нужно на дом,закажи в конторе машину, а мы тебе все это погрузим.Нам с кубометра за погрузку заплатишь,остальное в кассу и к директору снесешь. Все понял? Но сначала найди тех,кто директора знает. И не ходи ты сюда,от тебя в глазах рябит!
 На следующий день,приехав на Шаболовку, рассказал художнику-постановщику Володе Хохолеву о разговоре с бригадиром.
-Это ведь рядом с дачным кооперативом Большого театра?Не оттуда ли они и материал возили на свои дома?- предположил он.-Начинай искать бригаду,а я кое с кем переговорю в мастерских Большого.Мир не без добрых людей!
 Если мне стоило большого труда обратиться с просьбой к незнакомому человеку,то для Хохолева это всегда походило на веселую игру,с правилами которой тут же легко соглашались те, к кому он обращался.
 Недели через две нас встретила яркокрашенная блондинка с грудями,готовыми выскочить из платья,и улыбаясь во всю ширину белозубого рта,радостно известила,что Александр Борисович ждет
нас,как договаривались.
 Небольшого роста,плотный и мощный еврей,чем-то удивительно напоминавший одесских бандитов двадцатых годов,знакомых каждому,кто читал Бабеля,ждал нас на пороге своего кабинета:
-Ба-а-а! Какие люди! И без охраны!
 Пока пышногрудая блондинка накрывала на стол,все проблемы со стройматериалами были решены:
-Брус дам четырехметровый.Шестиметровый не смогу,другим обещал.Половую доску, доски на обрешетку бери сколько хочешь,а вот тридцатку ,больше шести кубометров дать не смогу.Пока дефицит.Рамы, двери,паклю,гвозди...Вобщем, все,что в твоем списке,бери.Шифер, рубероид,этих двух евреев, бери с запасцем,всегда не хватает,-пошутил он.-Нина!- позвал он блондинку и,когда та вошла,приказал:
-Проводи в кассу,пусть материал и машины оплатит на среду.
 Пока я ходил, они с Хохолевым успели ополовинить бутылку коньяка.
-Все в порядке?- поинтересовался Александр Борисович.
-Спасибо,-еще не веря,что все состоялось,искренне поблагодарил его.
-Слышал?!-обрадовался он,- все, как у людей! А я ему говорю,тебе что от меня нужно: бумаги или деньги?-продолжил прерванный разговор Александр Борисович,- если бумаги, к утру представлю полный отчет,комар носа не подточит, если деньги,назови сколько хочешь? Он, козел,рот свой беззубый раскрыл и яйца об пол!Проверять,понимаешь, пришел!Да тут от районной прокуратуры до Генеральной столько народу перебывало,что считать устанешь! Отсюда все на свои дома возили! Чисто! А знаешь,что было нужно этому козлу?
-Брус?-догадался Хохолев.
-Точно!- обрадовался он.-Так приди,как человек!Попроси, как люди! Я за спасибо железнодорожные рельсы со станции Катуар отдам,не то,что брус! Так нет,пришел пугать,козел старый!Да у меня на сто лет вперед все схвачено!Кругом перевернись, у меня порядок будет,как в аптеке!
 Уезжали мы под вечер,довольные друг другом.Потом уже узнал,что Володя попросил помочь знакомого художника из Большого театра,который в свою очередь помог Александру Борисовичу с накладными на лес,якобы,купленный театром для декорации,а такая услуга и тогда дорого стоила...Иди ищи,где эти декорации,а лес ушел туда,где его очень ждали....Никакая прокуратура не найдет концов.Прав был бригадир,леса в стране навалом...Теперь,когда слышу наивный вопрос откуда же у “новых русских” деньги на покупку магазинов,пароходов,банков, самолетов,гостиниц спешу поведать историю,как начинал строить дом на своих шести сотках в садово-огородном товариществе “Радуга” по Ярославскому трахту.Если раньше умели воровать,то сегодня и вовсе разлюли- малина!
 Первое лето,когда многие строили свои дома,было засушливым.Дожди пошли только глубокой осенью.Засушливое лето и сыграло со многими злую шутку. До сих пор стоят дома в “Радуге”, подвалы которых наполнены водой,как колодцы.
 Вырыл погреб под террасой и Егоров,а осенью вынужден был завозить глину и песок,чтобы зарыть его.На эту нелегкую работу нанял он мужика из деревни Рязанцы за харч,водку к концу дня, и деньги.
 Мужик недели три таскал в погреб глину и песок,превращая чистую колодезную воду в мутную жижу.Глина в воде размокала,а песок оседал на дно,поднимая всю эту муть к полу на террасе.
 Егоров сам рассказывал,как приехав однажды поздно вечером на свой участок,увидел жуткую картину: у ямы стоял пьяный мужик и длинным шестом пытался достать до дна.Слабый свет от “летучей мыши” освещал его небритое лицо и сумашедшие глаза,горящие зловещим фосфоресцирующим светом.Увидев хозяина,мужик дико заорал:
-Вилис Василич! В ей дна нет!
 Дом Вилену Васильевичу Егорову строили глухонемые близнецы,настолько похожие друг на друга,что нельзя было найти даже родинку,которая хоть как-то отличала бы их. Между собой они объяснялись жестами,с Егоровым письменно,коряво выводя буковки на гладко струганном брусе,чем приводили его в бешенство.Он выхватывал у них карандаш из рук и быстро-быстро писал на том же самом брусе,что,мол,зачем же портить чистое дерево,когда для этого есть бумага ?На что близнецы невозмутимо продолжали ковырять,что они еще раз пройдут рубанком и брус будет чистым.О том,что рабочие у него глухонемые,Егоров никому не рассказывал,прося кого-нибудь из тех,кто собирался съездить на свой участок в середине недели,заглянуть и к нему,чтобы предупредить старшего в бригаде,что раньше субботы сам он приехать не сможет.
 Попавший на участок Егорова тут же и обалдевал: по участку ходили два одинаковых человека,ни с кем не разговаривали и ничего не слышали,а если к ним продолжали настырно приставать,хватались за обрезки досок.Глухонемые,как замечено,народ нервный.
-Где вы их нашли?Они даже разговаривать не желают!Я ему в ухо кричу,а он головы не повернет!
-Работают?-спрашивал Егоров.
-Как звери!
-Ну,спасибо!-радовался он,-я ведь плачу за каждый день,а проверить не могу.А то,что не слышат и не говорят,так они глухонемые.
-Так предупредили бы!
-Зачем?- удивлялся Егоров.-О чем с ними говорить? Пусть работают...
 Эта коротенькая зарисовка почти точно отражает характер главного редактора Учебного телевидения,члена Коллегии Гостелерадио СССР Егорова Вилеонара Васильевича,с которым счастливо проработал глухонемым целых десять лет.Нет,говорить-то я говорил и слышать слышал,но главным для меня была только работа,как у братьев-близнецов.Ведь тогда впервые мне поверили и разрешили самостоятельно спланировать и построить то,что потом стало событием на отечественном ТВ.По сути,это были единственные счастливые годы в череде тех лет,которые прожил,работая на телевидении.Впрочем, никакому воображению не придумать противоречий,какие обычно уживаются в каждом из нас,хотя желание вызвать восхищение нередко и составляет основу нашей откровенности,а откровенность,зачастую,объясняется желанием собственные недостатки представить в благоприятном свете.
 С Егоровым меня познакомил Борис Соломонович Каплан,заходивший в отдел пропаганды и агитации ЦК ВЛКСМ к Валерию Иванову,а ближе свел с ним Михаил Павлович Макаренков,он же и порекомендовал Егорову забрать меня из литдрамы на Учебное телевидение.
 Лакшин и Товстоногов,Андроников и Крымова,Козаков и Эфрос,Юрский и Аникст,Лотман и Адоскин,Гердт и Смоктуновский,поэт
Ваншенкин и академик Панченко,Кабалевский и Неменский принесли Учебному телевидению заслуженную славу. Многие программы,авторами которых они были,и сегодня востребованы.Таких авторов не было в литдраме .И было бы не справедливо не назвать тех,кто создавал эти программы: Людмила Хмельницкая и Ира Диалектова,Зоя Алиева и Татьяна Власихина,Ольга Кознова и Вика Ермакова,Илья Эстрин и Боря Ткаченко,Володя Загоруйко и Клавдия Строилова,Андрей Торстенсен и Галя Кругляк,Ира Петровская и Алла Тагиева,Саня Забаркин и Леня Буслаев,Леня Ершов и Володя Ежов...Кто-то из них и сегодня работает,кто-то ушел на пенсию и преподает,кто-то уехал из страны и живет далеко от России, а кто-то и покинул этот мир, оставшись в памяти тех,кто знал и любил их,научив всех нас пробуждать в телезрителях мысль, целенаправленно и систематически рассказывая о литературе,театре, живописи,музыке, рассказывать так,что пассивный созерцатель превращался в заинтересованного собеседника.Литдрама же жила зачастую по законам“телефонного права”: позвонили из Союза писателей,тут же и сняли,поступило указание свыше- “Надо!”,тут же и сделали.
 С Учебным телевидением все было иначе...
 ”Какая россыпь материала для тех,кто хочет видеть!Для тех,кто не хочет упускать!” -заметил однажды С.Эйзенштейн,когда зашел разговор о книгах.Телеуроки,мастерство которых состояло в умении последовательно подвести своего зрителя к той мере заинтересованности,за которой и начинается познание,заметно отличали программы Учебного телевидения от программ литдрамы.На Учебном телевидении уже не мог появиться Анатолий Софронов со своей поэмой.Желание встречи обязано была быть обоюдным,иначе встреча не могла состояться.И чем выше был профессиональный уровень преподавателя литературы в школе,тем больше учитель радовался удачным телепередачам и учился вместе с питомцами.Ведь показ учебной передачи становился продуманной системой:передача на урок в школу и в тот же день,после школы,на факультатив.Суммированный заряд знаний!И если учебное телевидение было заинтересовано знать,чего оно стоит,то узнать можно было только от тех,кто его смотрел.И не нужны были никакие рейтинги,передачи-то шли прямо на урок и в классы продленного дня.Условия суровые,но справедливые.Ничего похожего сегодня нет и,судя по всему,уже и не будет.
 Ну как объяснить,что литература,искусство пробуждает в человеке движение души и мысли,развивает чувство самовыражения в поступке.А поступок сам по себе -визитная карточка человека.”Литература нравственно прозревает” говорил Тардовский. Литература как род искусства совершает незримую духовную перестройку человека, формирует его творческие способности.
 Работать с Егоровым было легко: он почти не вмешивался,искренне радуясь удаче.Ведь каждая удача носила его имя.Будучи занят собой, он умело и весело руководил редакцией,пользуясь любой возможностью что-то получить и для себя лично.
 Он обладал удивительной способностью,блестящим талантом на пустом месте создавать сильный,работоспособный коллектив,который тут же и рушился,стоило ему только уйти,как бы подтверждая его уникальность. Так было и с Главной редакцией пропаганды,и с Учебным телевидением,так было и с литдрамой,куда он перешел после того,как Кузакова отправили на пенсию.Жаль,что решение было принято тогда,когда время его уже уходило.Сделать это надо было раньше,глядишь,и выжила бы литдрама.Впрочем, все это Егорова не беспокоило,даже отчасти радовало,как бы подтверждая особенность его личности.
 Сталкиваясь сегодня с человеческой нечистоплотностью,когда подлость,обман и деньги затопили все живое,многое из того,с чем довелось познакомиться,работая в Гостелерадио СССР,почти не отличается от времени сегодняшнего. Судите сами…
 В середине 80-х на Коллегии Гостелерадио СССР утверждался тематический план Учебного телевидения.Коллегию вел Лапин. Образованный и неглупый человек.В плане,а план был рассчитан на школу,было много классики.Но почему-то ”Фауст” Гете вызвал у Лапина лютую ярость.
-И это тоже проходят в школе?!-грозно спросил он.
 Зловещая пауза повисла в зале,где проходила Коллегия.
Егоров с беспокойством поискал меня глазами.Читал ли он “Фауста” или не читал,не знаю. Но даже если бы я и успел в эту паузу нашептать ему, что Фауст и Мефистофель - две стороны одной жизни человека,две стороны души самого создателя великой трагедии,сделка человека с самим собой,история продажи собственной души,едва ли бы это выручило нас.
-Я спрашиваю, это тоже проходят в школе?-снова повторил Лапин.
 Кто-то услужливо поспешил сказать,что в школьной программе этого нет.Сегодня нет и половины того,что было когда-то в школьной программе... ”Коммунисты,коммунисты придут! Голосуй или проиграешь!” Да они и не уходили! Постарались даже воплотить в жизнь грозную установку члена Политбюро,Героя Социалистического Труда,председателя Гостелерадио СССР Сергея Георгиевича Лапина...
 Лапин побелел от ярости и рявкнул:
-Кто позволил?! Не понимаете,что зная Гете,никто не пойдет навоз убирать?!
 Члены Коллегии,чувствуя вину,понуро опустили голову.
-Тематический план переработать и сократить!-распорядился Сергей Георгиевич.
 Кстати,Иосиф Бродский однажды заметил,что человек,прочитавший Дикенса,никогда не возьмет в руки винтовку.Выходит,Лапин был прав,что, зная Гете,не пойдут убирать навоз?
 Признаюсь, отношусь к Егорову Вилеонару Васильевичу с благодарностью.Ведь если бы не он,никогда бы Козаков и Гердт не смогли бы поставить и сыграть блистательный спектакль “Фауст” Гете,никогда бы этот спектакль не увидели школьники и телезрители,не повторялся бы этот спектакль и сегодня по телеканалу “Культура”,не было бы и программ Владимира Яковлевича Лакшина,которому долгих четырнадцать лет была заказана дорога на телевидение после того,как он прочел с экрана письмо геологов Северо-Западного геологического управления в поддержку Солженицына и его повести“Один день Ивана Денисовича”.Помню,при встрече с Лакшиным, он рассказал о своей первой встрече с телевидением...
-Выходит,мы с вами по одному”делу” проходили.”По делу телевидения”,-засмеялся Лакшин,выслушав и мою историю.И тут же вспомнил о банщике Мартыныче,пострадавшем “по делу Александрова”.Когда “философа” и секретаря ЦК партии Александрова,бышего начальника Кузакова,вместе с Еголиным,тем самым Еголиным,который оправдывался тем,что “он ничего...он только гладил”, и другими “гладиаторами” уличили в содержании тайного притона с девицами и стали обсуждать на собраниях, в Сандунах жертвой пал банщик Мартыныч,переведенный из банщиков в подсобники.Когда его спрашивали:
-Мартыныч,ты чего при входе стоишь?
 Мартыныч горестно вздыхал:
-Сняли... По делу Александрова...
-Я однажды прочел,-продолжал Лакшин,- на настольном календаре заведующей редакции критики издательства “Советский писатель”: ”План засорен классиками”. Каково?! Рассказал об этом Твардовскому,так он замотал головой,как от зубной боли...
 А ведь это Егоров не побоялся прихода Лакшина на Учебное телевидение,обшаркав все вельможные кабинеты от Старой площади до улицы Пятницкой,пока не добился согласия,правда, с условием,что Лакшин будет рассказывать только о классике.Рассказывая об Егорове,невольно ловишь себя на том,что в человеке столько понамешено,что даже великий Гете, устами Фауста,признается,что и ”...богословием овладел,над философией корпел,юриспруденцию долбил и медицину изучил.Однако при этом всем был и остался дураком...” Веселый и остроумный циник Егоров обладал единственным недостатком -неправдоподобным сочетанием достоинств и недостатков.Давно замечено,что большинство относятся с завистью и недоверием,даже с подозрительностью к неординарным личностям, и только почтенная посредственность не оскорбляет никого.Егоров Вилен Васильевич - личность неординарная.
 Перейдя в литдраму,Егоров проработал меньше года,по сути,так ничего и не сделав в новой для себя редакции.Впрочем,быть может, дело было и не в нем,а просто менялось время, в котором ему удалось наконец-то обрести свое и только ему принадлежащее место,став ректором Института повышения квалификации работников телевидения,той самой квалификации,которая стремительно падала и уже больше никого на телевидении не интересовала .
 Подступало время,когда в человеке ценится не достоинство,а только цена...
 
 11.

 Ровно через десять лет вернулся в литдраму.Дважды за свою жизнь ступал в одну и ту же реку и дважды заканчивалось это печально, подтверждая общеизвестную истину.Родной дом оказался для меня чужим. Поменялись оценки,изменились и люди.
-Напрасно.Пожалеете,что перешли,-определил Лакшин.-Впрочем, делайте, что должно, и пусть будет,что будет.
 Единственный человек,который искренне был рад моему возвращению в литдраму,был Анатолий Владимирович Софронов.
-Наконец-то!-порадовался он.-Я давно об этом просил Попова ,но вас,как он мне говорил, не отпускали.Теперь-то мы с вами наконец-то сделаем то,о чем я давно мечтал.У меня есть пьеса,в театры я ее не давал,а для телевидения в самый раз!
 Но ничего больше мы уже не сделали,хотя по просьбе Попова навещал Анатолия Владимировича в ЦКБ, и он передал мне старую,пожелтевшую от времени рукопись пьесы,прочесть которую отказались все режиссеры литдрамы.Время Софронова уходило стремительно... вместе со здоровьем. Через полгода он умер.
 Вместе со мною в литдраму перешли и те,с кем вместе работали на Учебном телевидении,но не все. Борис Голдаев отказался, не задумываясь:
-Не пойду,-твердо заявил он.-Предлагать станут,откажусь.Всего этого в театре успел отведать, а потом и в Главной редакции пропаганды.В Стаканкино,сам ведь знаешь, самостоятельно шагу не дадут ступить.
Амбиций,интриг,сплетен,партактивов,телефонных звонков,всего этого там выше крыши.По горло сыт.Да и Егоров,вот увидешь, долго там не задержится... Это ведь не его дело.Сейчас ему нравится,что Лапин предложил именно ему после Кузакова возглавить литдраму,а дойдет дело до рутины,когда из десятка пьес надо будет выбрать одну- единственную и угадать, сбежит.
 Голдаев оказался прав.
 На Учебном телевидении Борис Васильевич Голдаев работал главным режиссером,а до этого был актером Театра на Таганке,прекрасно сыграл одну из главных ролей в художественном фильме “Анна Каренина” - Константина Левина,поработал режиссером в главной редакции пропаганды на Центральном телевидении,а на Учебном телевидении вместе с народным артистом СССР,режиссером С.А.Герасимовым и редактором Неллей Исмаиловой сделали хороший цикл “История мирового кино”.Красивый,сильный человек с тяжелым и не всегда терпимым характером,Голдаев обладал удивительной жизнестойкостью,которой можно было только позавидовать.Порой мне казалось,что характер его героя (Константина Левина) не просто пришелся ему по душе,а как бы внутренне перекликается с ним самим,объясняя его собственную суть.И жить по- барски- это удел не всех,и работать,как вол,вытесняя в себе самом праздного человека,и непременно считать каждую копейку,не стесняясь «мизерности в этом считанье»,и не желание общаться с людьми,которые не доставляют радости от общения с ними,и мрачная молчаливость,принимаемая многими за спесивость и самодостаточность, - все эти качества его характера удивительным образом перекликались с образом литературного героя,воссозданного им на киноэкране. Не знаю,помнит ли он наш с ним разговор,но все о чем говорил Голдаев,подтвердилось полностью.Стоило мне только перейти в литдраму,как тут же начались телефонные звонки из Союза писателей СССР, всевозможные “Трибуны писателей”, ”Прожекторы перестройки”, партактивы,вызовы к начальству,нудные и утомительные объяснения,когда приходилось врать и хитрить, лишь бы сохранить в сетке вещания хорошую передачу,которая кого-то не устраивала...
 Если быть честным, с легким сердцем пролистнул бы эти три года,хотя и были работы, оставившие свой след. Но в конечном счете случай - это бог ,только он и определяет дальнейшую судьбу.Так оно и случилось.За эти три года,когда работа на телевидении уже не приносила той радости,что довелось испытать,работая на Шаболовке,успел написать повести,вошедшие в сборник «Предисловие к судьбе» ,достроить наконец-то дом на своих шести сотках в садово-огородном товариществе “Радуга”, а, бывая на своем участке встречаться с Голдаевым и судачить о телевидении, вспоминая прошлое.Помню, проснувшись однажды от истошного вопля: “Пожар!Пожар!”,не спеша встал,натянул старые,линялые джинсы,поискал глазами носки,но найдя только один,валявшийся рядом с печкой,надел кроссовки на босые ноги.
 Выпито вчера было много.
К вечеру притащился Боря с огромной бутылкой спирта,долго колдовал,разбавляя спирт водой и вишневым сиропом,потом жарили шашлыки,бегали по участкам,скликая мужиков,а что было потом,не помню...
 Садово-огородное товарищество “Радуга”,в котором восемь лет строил дом,просыпалось с шумом и криком.У соседей,низким и противным басом,взвыл барбос.Кто-то рядом с ним уронил пустое ведро и оно загремело вниз по высоким ступенькам крыльца.Барбос и вовсе захлебнулся лаем.Нервного барбоса звали Нюська.Нюську нашли зимой у метро,пожалели и взяли в дом.
 Мимо дома шустро трусил сторож.
-Кто горит-то,Демьян?
-Андреев,в просеке,-ответил тот и пояснил,-на пост ГАИ бегал,пожарников вызывать.
-Быстро прикатили!
-Какой быстро!До ГАИ минут десять,там минут двадцать,считай полчаса прошло пока они только выехали.Поди, все сгорело. Ты-то как? -
поинтересовался Демьян.-Вчера-то ведь круто забурились.
-Башка гудит.
-Это лечится.Сейчас догорит,загляну,-и заспешил в сторону просеки.
 Вернувшись в дом,надел футболку,поискал ключи от дома,но не найдя их,как и носков,вышел и,пройдя с пяток шагов,оказался на дороге,по которой спешили на пожар пейзане.
-Знаешь,что Андреев удумал?-встретил Голдаев в просеке.
-Ну?
-Баранки гну.Олифу кипятил! Сарай решил проолифить.
-Ну?
-Ты бы завязывал...В “Радуге”никто так не пьет,кроме Демьяна.
-Намешал какой-то гадости,аж в ушах звенит,-возразил я.
-Это ерунда,-с облегчением вздохнул Голдаев.-Это лечится!-подтвердил он диагноз Демьяна.
-Что у него с олифой-то случилось?
-Как молоко кипятил!Олифа и вспыхнула.
-Сам-то зачем?Позвал бы мужиков.Повесь объявление,тут же мужики найдутся.
-Тебя послушать...Объявление,-хмыкнул Голдаев.-Одно тут висело...
-Какое?-купился,забыв с кем имею дело.
-Презервативы на дорогу не выбрасывать,гуси давятся.
 Андреевский сарай медленно догорал.Пожарные подъехали во время : стены уже сгорели,крыша рухнула,и все это месиво из шифера,старого тряпья и догорающих досок смачно чадило,заливаемое вялой струйкой воды.
-Как там Стаканкино живет?-поинтересовался Голдаев.К тому времени он уже ушел с телевидения,создав собственную фирму.
-Да как сказать...
-Не хочешь,не говори,-по своему понял он.-Если хочешь знать, с появлением рекламы на телевидении, входит в вашу жизнь чистоган,когда только деньги станут определять лицо телевизионного экрана.Кому теперь будут нужны программы,которые когда- то делали на Учебном телевидении?Рекламой жвачки,зубной пасты и разными соками такие передачи не прервешь! Представь,Лотмана или Панченко прерывают рекламой мыла!Убиться можно. Только ширпотреб выдержит весь этот мусор.Вот и смотри, потратился на копейку, на рекламе сотни заработал.И не надо никаких спектаклей снимать,не надо и фильмы самим делать, шить костюмы актерам, строить декорации.Зачем на все это деньги тратить,когда они самому пригодятся?А если всего этого не надо,то и держать не надо ни художников, ни режиссеров-постановщиков,ни редакторов.Проще купить, и чем дешевле,тем лучше.И это только начало,впереди похлеще завернут. Пройдет немного времени и станут с пеной у рта доказывать,что купить дешевле,чем делать самим.А знаешь,почему? А потому,что покупаю дороже,чем стоит программа,а разница возвращается ко мне черным налом, покупал-то я.Не хочешь так? Забирай свое добро и катись к чертой матери! Тот,кто будет эфиром распоряжаться, тот и деньги будет считать. А в основе простая диалектика и стабильная мыслишка: ”Кто не с нами,тот против нас”. Чужому человеку ведь такую тайну не доверишь,глядишь,и продать может.Какая уж тут профессия! А за деньги и убить могут...
 Пройдет немного времени и фантазии Голдаева станут былью,как будто кто-то подслушал наш разговор и точно повторил нарисованную им схему.
-Ты только вспомни,сколько на разных субботниках в этом Стаканкино отработали,сколько полов перемыли,сколько грязи перетаскали,сколько ночей не спали,просиживая в монтажных, а тут,посмотришь, в одночасье всему этому “хозяин” объявится! Собственную программу,где автором был, из телерадиофонда только за деньги и взять сможешь.Всему “хозяин” найдется. Стаканкино это мелочь. Россия с молотка пойдет. Ладно,пошли отсюда.
-Вы куда?-окликнул Андреев.-А обмыть?
-Во-о,чудик! У него сарай сгорел,а он обмыть зовет,-засмеялся пожарник,
лениво сматывая ненужный уже рукав.
-Застраховался,видать,-решил его напарник.
 Разговор их слышит Голдаев.
-Отчего страхуется чукча в “Поле чудес”,знаешь?-спрашивает он.
 Пожарный молчит.
-Не знает,-догадывается Голдаев.-Запоминай,угадал все буквы-не угадал слово.
 Мне повезло застать последние дни того самого телевидения,о котором старожилы любят рассказывать занимательные истории.Одна из них мне особенно нравится. На студиях любят поговорить,что нет интересных сценариев,как в театре пьес,в журналах прозы,в издательствах рукописей.Однажды на очередной производственной летучке снова зашел разговор о сценариях.И вот в разгар этих прений слово попросил пожилой милиционер.Его знали все,кто входил и выходил через проходную Шаболовки.Поднявшись на трибуну,он начал так:
-Тут все говорят,что сценариев нет.Откуда ж им быть?Четвертый год стою на проходной и вижу,какие безобразия у вас творятся.
 Зал обескураженно притих.
-Ежли и дальше так пойдет,то дело это вам никогда не исправить.
 Зловещая тишина повисла над залом.
-Спрашиваю,что в сумке несете?Отвечают: сценарии.На другой день опять идут.Спрашиваю,что несете? Сценарии.Откуда же им быть,когда их со студии сумками выносят!
 От хохота дрогнули стекла.
 Мне повезло в течение семи лет вместе с Ираклием Луарсабовичем Андрониковым и Семеном Степановичем Гейченко снимать фильмы и готовить телевизионные трансляции из Михайловского.Уже в начале мая в отдел литературы начинали подтягиваться те,кто выезжал каждый год в Псковскую область,в Пушкинские Горы, освещать Всесоюзный Пушкинский праздник поэзии,посвященный Дню рождения Александра Сергеевича Пушкина.Никто не отказывался поехать в гости к Пушкину,хотя для телевидения эта работа была не самой легкой. Просто в Михайловском все дышало волшебством! Не раз нами проверялся совет Семена Степановича Гейченко выйти вечером на околицу усадьбы,стать лицом к Сороти и кромко крикнуть: “Александр Сергеевич!” И всякий раз эхо отвечало: “Иду-у-у!”
 А звучащее било на Савкиной горке ровно в полночь! Сколько раз бежали на этот звук из Тригорского в надежде хотя бы раз увидеть того,кто бьет по подвешенному коромыслу,но всякий раз заставали лишь звучащее, вибрирующее било и тонкий,чарующий своей тайной,угасающий звук. И ни души.
-О-о-о,да тут много тайн!- рассмеялся Гейченко,когда я ему рассказал о нашем марафоне от Тригорского до Савкиной горки.-Рассказывают,когда Пушкин приехал в ссылку, стал он устраивать свой кабинет: раскрыл портфель,шкатулку,вынул памятную мелочь и стал размещать все на столе...Но вдруг все бросил! Сел к окну и задумался...О чем? Кто же знает!Может подумал,что никогда,до конца жизни отсюда не уедет...Только вскочил с кресла,открыл ящик с пистолетами,подлетел к окну,взвел курки и бабахнул в рощу.С вершин деревьев слетела стая ворон! Было это часу этак в третьем...Вот с тех пор стая ворон и поднимается с деревьев в этот час! Видать,не забыли,как Александр Сергеевич бабахнул! Помнят еще,как пугнул их!
 Жили мы на Тригорской турбазе.Сегодня ее уже нет,а раньше Тригорское и Михайловское входили в “золотое” кольцо.Вот и возили туристов по этому кольцу.Привозили под вечер,кормили ужином,а после ужина приглашали на танцверанду.В группах были в основном женщины.Как только зазвучит на танцверанде танго Строка, кабельмейстеры бриннеровской походочкой отправлялись выбирать “невест” на одну ночь...
 В начале июня просыпаются белые ночи, почти до утра светло и, не умолкая,поют соловьи. Загодя купив в продовольственной палатке, рядом с турбазой, у единственной продавщицы,живущей тут же в Тригорском и названной всеми Ариной Родионовной, три ящика дешевого яблочного вина,шли на Воронический погост и до восхода солнца слушали соловьиное пение.Как-то раз утром застал нас там Гейченко и часа два сидел с нами, рассказывая об отце Ларионе Вороницком,добром пастыре,с которым Пушкин любил откушать доморощенной,и об истории Воронического погоста.
-У них,значит,все ведь как получилось,-рассказывал Гейченко.-Принес отец Ларионе Пушкину просвирки,а они духовитые,ядреные.Попадья сама пекла. Пушкин как увидел их,так и затараторил:”-Отче Ларивоне,а недурно бы к телу добавить и крови бога живого.А-а-а?” “-Аз есмь грешен и многогрешен. Как говорится в писании:”Сподоби, господи,в сей день слегка напитися нам!” ”-За чем дело-то стало? И почему слегка?” Они и сподобились,да так,что чуть дракой не кончилось, когда дело до божественности дошло.Поп кричит:-”Нечестивец,анафема,благочинному пропишу,ужо быть тебе в Соловках”,а Пушкин ему дулю под нос,накося выкуси! А на следующее утро под окошком поповского дома, рано-рано, плеткой в окно стучит и советует,дайте,мол,Отче стаканчик зубровочки-тут же де и полегчает, да скажите,что Пушкин Александр Сергеевич мириться приезжал.Через час,мол, к чаю будет,пусть просвирочек свеженьких приготовит,таких же,как вчера,да крови бога живого не пожалеет .На коня и в поле ускакал.Да вон же он,глядите! Уже возвращается!
 Со стороны Опоки,по лугу вдоль Сороти скакал всадник, направляясь прямиком в Тригорское...
 На погосте стало тихо-тихо.Соловьи и те приумолкли...
На Всесоюзные Пушкинские праздники поэзии постоянно ездили одни и те же.Они и сегодня помнят упоительные дни,проведенные в Михайловском, Тригорском,Святогорском и Псково-Печерском монастырях,а вспоминая, воскрешают в памяти и “доброго домового” Степана Семеновича Гейченко.Никогда не спрашивал их об этом,но уверен, не ошибаюсь.Думаю,что помнят,как ходили ночью от Тригорского в Михайловское вдоль Сороти,а поднявшись с околицы к усадьбе, оказывались перед домом Пушкина.Ни души.Ни огонька вокруг.Только в кабинете Александра Сергеевича горит свеча! Колдовское ощущение! Мурашки по спине.
 Сколько раз бывал в Михайловском,столько раз и пережил это!
Ведь знали,что свечу зажигает Гейченко,знали,что увидим освещенное окно,даже знали, в котором часу Гейченко задует свечу,а все равно благоговейно застывали перед этим чудом!
 Поместья мирного незримый покровитель,
 Тебя молю,мой добрый домовой,
 Храни селенье,лес,и дикий садик мой
 И скромную семьи моей обитель!
 Да не вредят полям опасный хлад дождей
 И ветра позднего осенние набеги;
 Да в пору благотворны снеги
 Покроют влажный тук полей!
 Останься,тайный страж,в наследственной сени,
 Постигни робостью полунощного вора
 И от недружеского взора
 Счастливый домик охрани!
 Ходи вокруг его заботливым дозором,
 Люби мой малый сад,и берег сонных вод,
 И сей укромный огород
 С калиткой ветхою,с обрушенным забором!
 Люби зеленый скат холмов,
 Луга,измятые моей бродящей ленью,
 Прохладу лип и кленов шумный кров-
 Они знакомы вдохновенью.
 Мне повезло застать старую Шаболовку,когда телецентром руководил Абрам Ильич Сальман .При Сальмане Шаболовка была цветущим садом.В июне зацветала элитная сирень, цветочные клумбы от ранней весны до поздней осени не сбрасывали цвет.Чистые,ухоженные коридоры в корпусах,прекрасная столовая,студии,всегда готовые к работе.И сам Абрам Ильич,спокойный и отзывчивый человек,отвечавший на любую просьбу творческих бригад неизменным: “Надо сделать”.В конце 20-х годов он был редактором радиогазеты “Комсомольская правда”,поэтому и к просьбам относился с пониманием и заинтересованностью.
 Мне повезло застать время,когда преемственность была основным правилом в подборе кадров.Телевидение старалось сохранить старые, опытные кадры,которые на практике учили молодых профессии,когда профессия перестает быть просто работой,а становится смыслом жизни.Это сегодня профессия на телевидении, как малюсенький жучок- осмодерма эремита,пахнущий спелыми сливами и живущий во Франции между Ле-Маном и Туром,занесены в Красную книгу.
 Искренне благодарен им за науку,которую не постигнешь ни в одном из учебников.Даже в тех,которые написал и пишет Вилен Егоров.
 Конечно,всему этому нельзя научиться,если нет желания, впрочем,как и в любой другой профессии,но счастье,если желание соседствует с мудрыми и щедрыми учителями,даже если они и не догадываются,что они учителя.
 Мне повезло строить вместе с друзьями радиостанцию “Юность”,гремевшую в середине 60-х годов,создавать отдел литературы
в Главной редакции литературно-драматических программ Центрального телевиденния,быть одним из тех,кто готовил программы,спектакли и фильмы по литературе и искусству на Учебном телевидении,телеканал “Слово” в литдраме,девятичасовые программы в Главной редакции “Содружество”,куда перешел после того,как мне дали пендаля из литдрамы,создавать дирекцию художественного вещания “ЛАД” во Всероссийской государственной телерадиокомпании, в меру сил трудиться заместителем Генерального директора,а потом и заместителем Председателя ВГТРК.
Мне повезло застать и старую Шаболовку,и новое Останкино,и
вновь созданное ВГТРК, и нынешнее телевидение,когда сгинули в преисподню и профессия,и преемственность,и творческое братство, а взамен всему этому пришли деньги,безысходность,творческое бесправие, бездушье и беспредел тех,кто в угоду деньгам приватизировал эфир,гордо называя все это телебизнесом.
 Но настоящее- это суммарно взятое прошлое.

 12.
 
 Первым из литдрамы ушел Сережа Ложкин , а через год и Егоров,оставив, вместо себя Борю Ткаченко исполнять обязанности главного редактора.Помню,тогда меня это обидело. А сейчас,оглядываясь назад,благодарен ему за это.Бори Ткаченко это стоило жизни... Почти сразу в литдраму метеором ворвался Рыбас,потеснив Ткаченко на прежнее место. Пришел Рыбас из “Литературной России” с большевистским запалом “до основанья,а затем...” Ни Лапина,ни Мамедова уже не было,остановить его было некому. Авианосцем, с гордым именем на борту “Гостелерадио СССР”, рулил тогда Аксенов. Добрый,но слабый человек. По сути,каждый из нас сам участвует в создании разных историй,которыми потом и восхищаемся. Стало быть,каждый из нас хотя бы в самой ничтожной доле содействует их красоте и не дает историям быть уж слишком безобразными.Но следует помнить,что нет ничего ужаснее,как попасть в историю,как бы она ни закончилась...
 С Рыбасом никогда раньше мы не встречались,друг друга не знали, друг о друге никогда не слышали,но почему-то с первой же встречи не полюбили друг друга. Так бывает, и найти этому объяснение трудно.То ли нос ему мой не понравился,то ли самостоятельность и независимость, к которой привык,но факт остается фактом, с его приходом жизнь моя в литдраме превратилась в муку мученическую. Наверное,было что-то,что никак не устраивало его,впрочем,как и меня.Рыбас не терпел никаких возражений, покрываясь красными аллергическими пятнами.Остряки тут же нашли объяснение его появлению в редакции: “На безрыбье и Рыбас рак”.Как показало время, это стало началом конца старой и доброй литдрамы.Обессилив под Рыбасом,литдрама уже не могла сопротивляться “реформам” Влада Листьева.Сама судьба определила Рыбаса бесплатным и добросовестным гробовщиком художественному вещанию.
 С этим безрачьем,на котором Рыбас был рак,можно было бы и побороться,если бы редакция была единой.Впрочем,жизнь и от меня требовала поступков,которые я далеко не всегда хотел совершать.К тому же и Боря Ткаченко, однажды уже испытавший на себе,что такое бесправие и безработица,посчитал нужным смотреть со стороны на “битву гигантов”.Потом он спохватится,но будет поздно.Больше тридцати человек перейдут во Всероссийскую телерадиокомпанию,создавая своим переходом художественное вещание на российском телевидении.
-Нам надо поговорить, зайдите ко мне,-сказал Рыбас,встретив меня месяца через два в коридоре редакции.
-Сейчас можно?-зная о чем будет разговор,спросил я.
-Конечно,конечно,-порадовался он.
 Уже через двадцать минут я просил “политического убежища” у своих друзей ” под лестницей” в редакции “Содружество”,и Миша Огородников с Андреем Скрябиным согласились взять меня в редакцию редактором-консультантом вместе со ставкой,которую “щедрый” Рыбас готов был отдать в качестве моего приданого лишь бы я ушел из редакции,где он властвовал. Он тут же слетал наверх и подписал приказ о моем переводе.Рыбас очень спешил.Я мешал ему,как больной зуб. Пройдет чуть больше года и сам Рыбас бесславно сгинет, потеряв к телевидению всякий интерес,а телевидение к нему.
 А по стране полыхала перестройка, заметно меняя лицо телевидения.Уходила в прошлое романтика,телевидение все больше и больше приобретало слишком большую власть над умами и слишком большое влияние на ход событий в стране.Публичный нарциссизм-заразная болезнь, становился основным интересом к телевидению.Реализм телевидения,по сути гнев Калибана,увидевшего себя в зеркале.Желание видеть действительность не безобразным чудовищем,а сказочным принцем,было главным идеологическим принципом советского телевидения.Когда же рухнула система,романтика тут же стала вызывать отвращение,как гнев Калибана,не пожелавшего узнавать себя.И тех,кто противился всем этим переменам,вертящееся колесо поместило на ободе,где удержаться было невозможно,а тех,кто смирился с переменами,оказались ближе к ступице,где было легче устоять на ногах.
На Учебном телевидении когда-то довелось поработать с Федором Федоровичем Надеждиным,фронтовиком,смешным и трогательно беззащитным человеком,но далеко не “облаком в штанах”.Он мог и больно обидеть,если зазеваешься или ослабеешь. С Федей мы сделали неплохой спектакль по рассказам Глеба Успенского “Медик” Хрипушин и etc”.Надеждин был режиссером-постановщиком,а я-автором сценария.Когда же завертелось колесо,Федя первым и оказался на ободе.Никто уже не хотел возиться со сложными личностями,прощать слабости,рисковать,поддерживая творческий поиск возможного,но не всегда реального результата.
-Пошли в Останкинский парк,пивка попьем,-предложил он, прослышав новость,что Анатолию Лысенко поручено создание Российской телерадиокомпании.В Останкино давно уже,как сквозняки, гуляли слухи, что Толяныч собирает дружину под свои знамена.Поговаривали,что не сегодня-завтра и Указ Верховного Совета РСФСР опубликуют в газетах...
 Взяв по две кружки пива в загаженном от пола до потолка фанерном павильоне рядом с общественным туалетом, расположились на травке у сиротливого пенька и,созерцая великолепие голубоватого Останкинского куба, соседствующего с шампурообразной иглой-антеной,стали не спеша схлебывать пену.
-Телевидение- это чудище,-глубокомыслено изрек Надеждин,причмокивая от удовольствия.-Сорок лет проработал, дня не было спокойного. Сколько раз уйти собирался, а все не мог,пока под зад коленкой не дали.Мне однажды Тамарин анекдот один рассказал о телевидении. Объявилось,значит, чудище за рекой и стало это чудище деревни жечь. Мужики к Илье Муромцу:”Илюша,-орут,-выручай!” Помнишь,кто такой Илья Муромец?
-Занимать деньги,объясняться в любви и рассказывать анекдоты надо быстро!-авторитетно заявил я.
-Кто сказал?
-Немирович-Данченко.
-Он мне этого не говорил.Водочки выпьем?-спрашивает он.
-Выпьем,-соглашаюсь я.
-Выпьем, -твердо решает Федор Федорович.-Пиво допьем и выпьем.В шашлычной?- уточняет он.
-А тут ничего другого и нет.
-Что-то худеть стал,- озабочено говорит он, похлопывая себя по животу.
-Давно пора вес сбросить! Что там дальше?
-Где?- удивляется Надеждин,разглядывая низ живота.-Ты это о чем,бесстыдник?
-Об анекдоте,козел старый! Почему анекдот-то о телевидении?
-За” козла” ответишь поллитрой!- миролюбиво предупреждает он.-Сейчас поймешь.Значит, Муромец им: “Подумать надо,мужики”.А чего тут думать,когда чудище деревни жжет! Мужики к Добрыне. Добрыня и им, мол,подумать надо.Они к Алеше Поповичу. Обрати внимание,к самому молодому .-”Выручай,Алеша!- орут.-Чудище деревни жжет!” А Попович,ни минуты не размышляя:- “Коня! Кольчугу! Меч!” Мужики аж обалдели:-“ И думать не будешь!?”- “Чего тут думать! Бежать надо,мужики!”Я тогда не понял Тамарина, зачем это он мне рассказывает? Сорок лет на телевидении проторчал,все смотрел,как деревни горят,пока наконец-то сам не сообразил,что давно надо было бежать с телевидения,как советовал Алеша Попович.Все ведь ждал чего-то,все на что-то надеялся, пока самого не помели поганым веником.Слушай, возьми меня с собой?
-Куда,Федя?!
-На Российское телевидение.
-Меня-то кто звал?
- А если позовут,возьмешь?
-Возьму,- беспечно пообещал я.
-Тогда допиваем пиво, и пошли в шашлычную.
 Через месяц Федору Федоровичу Надеждину сделали операцию,но, обнаружив обширнейшие метастазы,оставили умирать в больнице.Он уже не увидел,как горели ” деревни” в Останкинском голубоватом кубе...
 14.

 В шесть часов утра было передано “Заявление советского руководства”,в котором сообщалось о введении чрезвычайного положения на территории СССР на срок до 6 месяцев,начиная с 4 часов утра 19 августа 1991 года.Временно приостанавливались деятельность политических партий,общественных организаций и движений,вводился запрет на проведение митингов,уличных шествий,демонстраций,а также забастовок.
 
 Василий Федотович Чириков уже встал, успел помыться и, увидев меня на крыльце,крикнул:
-Приходи чай пить, и поехали.
 Накануне вечером договорились с ним пораньше уехать в Москву. У Васи был “Запорожец” и он изредка подвозил меня до улицы Докукина,где я садился на трамвай и добирался к себе.
 
 Около четырех часов утра Язов пригласил к себе Ачалова.
-Слушай,в шесть объявят,а на телевидении у нас никакой охраны.Посылай спецназ в “Останкино”,надо заблокировать телецентр.
 
 Первый раз нас остановили у Софринского поста ГАИ.
-Документы!-потребовал шкафообразный спецназовец в шарообразном шлеме,прижав коленом дверь со стороны водителя.
-Откуда едете?- спросил он,рассматривая водительские права Василия Федотовича.
-С дачи,-ответил он.
-Зачем в Москву?
-На работу,-влез я.
-Тебя спрашивали?- удивился шкафообразный.
-Нет,- пришлось с ним согласиться.Приятно ощущать власть.
-Поезжайте,-милостливо разрешил спецназовец и,протягивая документы Чирикову,предупредил,-будут отстанавливать,тормози немедленно.Из машины не выходить!Ждите,когда подойдет патруль.
-Да что случилось-то,ребята?- спросил я.
-Радио надо слушать! ЧП в стране.Поезжайте,-сухо ответил шкафообразный,отходя от машины.
-Ишь ты! - “Стой! Стрелять буду!” - ”Стою.” -”Стреляю!”- не утерпел Василий Федотович,включая зажигание.
 
 В 17.00 была проведена пресс-конференция,на которой присутствовали пять членов ГКЧП во главе с трясущимся Янаевым.
 В 18.00 премьер Павлов назначил экстренное заседание правительства,на котором спросил : “Ну что,мужики,будем стрелять или будем сажать?”
 
 К чести или к глупости,но должно признать,что преследование только увеличивает число защитников.В этом и вечная слава рода человеческого и гулкое эхо его истории.Сколько раз в истории защита преследуемого оборачивалась бедою для тех,кто выступал в роли защитников.И избави Бог быть приближенным к тем,кто выигрывает от защиты!Ничего,кроме разочарований, ждать не следует. Испытайте, и в гулком эхе истории будет и ваш плач! У каждой формы правления,даже у тирании,бывают свои удачные проявления.Но вот что поразительно, не упускаем ни малейшей возможности с легкостью устранять конституционные гарантиии,ставить над собой неограниченных повелителей.
 История ничему не учит.
 
 4 августа 1991 года Горбачев, Раиса Максимовна,зять Анатолий и две референтши-Ольга Ланина и Тамара Александрова прилетели в Крым готовить выступление первого Президента СССР при подписании Союзного договора.
 Почти следом за ними в Форос вылетели О.С.Шенин,В.И. Варенников,О.Д.Бакланов,В.И.Болдин,чтобы в очередной раз убедить Горбачева,что страну ожидают трудности,с которыми Верховный Совет СССР никогда не согласится,если будет принят проект Союзного договора.Но Горбачев, вечно плывущий по течению,и на этот раз ушел от ответа.
 Дальше все было фарсом.
И радиоприемничек,и любительская камера,и записочка командиру военных кораблей,охранявших Форос с моря,и поздравление Буша,и разговор с Лукьяновым и Ивашко.
 Первый и единственный Президент СССР был слабым человеком,а слабость не обезоруживает,а побуждает к новым требованиям.
 Помню,в самый разгар горбачевской перестройки была придумана телевизионная передача “Прожектор перестройки”.Вот я и вляпался в это дерьмо. Дима Крылов обратил внимание на идиотские стенды,входившие в “стройную” систему наглядной агитации,
понапиханные по всей Москве.Апофеозом всей этой галиматьи красовался стенд,рядом с цирком на проспекте Вернадского, “180 %”. Кроме только крупно выписанных цифр- «180%»,стенд ни о чем не рассказывал.
 Боже,что тут началось!
Приказы,Коллегия,объяснительные записки,как из рога изобилия хлынули на мою голову!Сам Алик Роганов,заведующий сектром ЦК КПСС,знавший меня еще по работе в Московском Обкоме комсомола,собственноручно писал грозное постановление Коллегии Гостелерадио СССР о политической ошибке автора и редактора. Георгий Пряхин,в то время заместитель Председателя Гостелерадио СССР,а ныне Генеральный директор издательства “Воскресенье”,бывший пресс-секретарь Президента Горбачева и помощник Раисы Максимовны,готовил всю эту муть на Коллегию.Причем,делал это без злости,буднично,как брился.
-Успокойся,ничего не будет! У нас гласность,-успокаивал Боря Ткаченко.

 Но ничто притворное не бывает продолжительным.Это очень скоро почувствовали все.О перестройке и не вспоминают,а если и вспоминают,то только в анекдотах.
-Что будет после перестройки?
-Перестрелка.
 Так оно и вышло.
Во время августовских событий был лишь однажды в Белом доме- в идеологическом штабе Геннадия Бурбулиса,куда приходили актеры,писатели,журналисты,художники. Студия “ЛАД”,которая к тому времени уже была сформирована,записывала рассказы тех,кто был среди защитников Белого дома.Записывали для истории.Вещание канал
 начал только 13 мая 1991 года,когда уже прошла эйфория и все эти рассказы “для истории” уже никому были не нужны...
 А по Центральному телевидению,сменяя друг друга,шли концерты симфонической музыки,балет “Лебединое озеро”,дозированные информационные выпуски.
 В эти дни здание на 5-ой улице Ямского поля,где разместилась Всероссийская государственнная телерадиокомпания,гудело,как улей.По домам развозилась техника,которую компания к тому времени успела закупить,факсы,ксерокопировальная техника, новые телефонные аппараты,кассеты.Все боялись повторения Вильнюсских событий,когда была разгромлена литовская телерадиокомпания.А рядом со зданием дежурили две машины БТР,но никто не знал,то ли они охраняют нас,то ли ждут команды на штурм.Люба Матчукова,Наташа Костылева и Мая Осипова,накупив в столовой пирожков с капустой,кормили сумрачных и уставших солдатиков,дни и ночи проводивших в этих таинственных БТРах. -”Стрелять будете?”-спрашивали они.-”Да у нас и снарядов-то нет,”-успокаивали их солдаты.-”А зачем тогда приехали?” -”На вас посмотреть!”-смеялись они. Танки стояли на Новом Арбате,около Кремля,на Кольцевой дороге,на Садовом кольце, за Калининским мостом,потом танкисты этой бригады перейдут на сторону защитников Белого дома и откажутся стрелять. Запомнил в те дни бородатого мужика,спросившего меня:-”Что главное в танке?” и я,как бывший артиллерист, с гордостью ответил,что главное в танке - броня и вооружение.-«Нет!- отрезал он.-Главное в танке не пустить шептуна,а то экипаж задохнется!»
 В ночь на 20 августа в Москве пошел сильный,проливной дождь.
Имена Горбачева,Ельцина,Хасбулатова,Руцкого,Гавриила Попова, Силаева, Бурбулиса,Лебедя,Коржакова плотно и надолго осядут в памяти,но пройдет совсем немного времени, и они никогда больше не окажутся рядом.Очень скоро станет известно,что первому Президенту СССР,от которого устали все, в пожизненное пользование отдадут государственную дачу “Москва-река- 5”,где на 18 гектарах раскинулось богатейшее поместье с просторными помещениями, спортивными площадками,гаражами и охраной,и разрушат огромную и сильную страну,лишь бы Горбачев поскорее поселился в этом поместье,что Хасбулатов вселится в генсековские апартаменты,выстроенные для Брежнева,а ордер на жилье ему подпишет лидер демократического движения Гавриил Попов,один из ярких борцов с привилегиями,что “водитель самолета” Герой Советского Союза Руцкой дважды сдававшийся в плен в Афганистане,окажется мелочным и жалким сутягой,жадным и корыстолюбивым обывателем с одиннадцатью чемоданами компромата,что Бурбулис,потеряв свое государственное великолепие,снова превратится в нудного и банального лектора марксизма-ленинизма ,что Коржаков,не рассчитав сил в борьбе с коробченкой,доверху набитой долларами, вынужден будет покинуть Кремль,а в отместку напишет книгу,в которой поведует и о пьяном падении с моста, и о Шеннонском скандале,и о доме на Осенней, и о дирижерских способностях всенародного кумира “ от рассвета до заката”...
 Но в те дни никто из нас подобного и предположить не мог. Каждого из нас легко было обмануть,ведь мы сами обманываться были рады! Казалось бы,что исторический урок должен был быть заучен назубок,но учение не пошло впрок.Снова революционный пафос,всенародный энтузиазм,минутное торжество и ... оглушительный провал. Все,кто когда-то шумел на манежных массовках,кто спешил в пикеты с плакатами “Демроссии” и “живым кольцом” опоясывал Белый дом,кто осенней ночью в 93-ем вышел на улицы,кто неистово “штурмовал” Останкино и млел,зачитываясь бесконечным компроматом в “свободной”прессе, вдруг стали пересматривать собственные жизненные установки, тут же забыв об уроках истории и роковой повторяемости революционных процессов.Что-то странное все время происходит с нами,как вы думаете?
 А в те дни,забегая в кабинет к Анатолию Лысенко ,узнавал,что “Альфа” готовится к штурму,что генерал-майор Лебедь,имя которого слышал впервые, отказывается штурмовать Белый дом,хотя,как оказалось потом,никому он этого и не обещал,что подготовлен указ о назначении Ельцина Верховным Главнокомандующим России,что “живое кольцо” из защитников Белого дома дали клятву стоять на смерть, защищая свободу и демократию,а узнав все эти ошеломляющие новости,спешил на пятый этаж,где разместилась студия “ЛАД” и где с нетерпением ждали меня мои друзья,с которыми вместе перешли с Центрального телевидения на ВГТРК.
 Утром 21 августа в Компании все знали,что штурма не будет,что за Горбачевым в Форос летит самолет,а спустя несколько часов Центральное телевидение без конца повторяло исторический эпизод,как фороский затворник с семьей спускается с трапа самолета во “Внуково-2”.
 Победа!Начинался новый этап в истории России и демократии,где каждому было отведено свое,особое место,когда отхлынувшая волна восторга и восхищения оставила на песке только щепки,гниющие водоросли и мелкий мусор...
 От всех этих воспоминаний,почему-то вдруг так стало муторно на душе,что встал из-за стола,погасил настольную лампу,прошел на кухню,достал из холодильника початую бутылку водки и,налив в стакан,выпил.
-Это еще что такое?! -изумилась жена.
-А ничего особенного,просто стремительное превращение сопляка в старого хрена.Без слез не взглянешь.

 15.

 В феврале 95-го прошел слух,что уже подписан Указ о снятии Олега Попцова с должности Председателя ВГТРК и о назначении Сергея Носовца исполняющим обязанности руководителя телерадиокомпании.
Причиной такого решения стало резкое осуждение Президента за ведение боевых действий в Чечне в программе “Вести”.Ельцин назвал это “чернухой”.Носовец в то время работал в администрации Президента и был близок к Ельцину,резко выступал против Хасбулатова, яростно защищая позиций Ельцина,когда было неясно,кто же победит в том противостоянии.
 Все понимали,что с уходом Попцова резко менялось и лицо компании и судьбы тех,кто работал рядом с ним.Что в итоге и произошло,когда он,накануне президентских выборов, Указом Б.Н.Ельцина был освобожден от занимаемой должности.
 Начиная со второго съезда народных депутатов Попцова собирались увольнять восемь раз.Предложения вносили: два раза Братищев,Астафьев,Аксючиц,Лапшин,Рыбкин,но всякий раз в дело вступал коллектив телерадиокомпании и,как мне тогда казалось, отстаивал своего Председателя к общей радости всех,кто работал в компании в эти годы и кто переживал за наши судьбы.
 В компании тут же узнали,что автором Указа был первый заместитель Председателя Правительства Олег Николаевич Сосковец. Анатолий Лысенко,по большому секрету,сообщил мне,что Указ не был подписан Ельциным только потому,что на Совете безопасности Рыбкин и Шахрай выступили против Указа,а Шумейко осторожно засомневался в целесообразности смены Председателя.Как утверждает Коржаков, Борис Николаевич дискуссий не выносил:
-Давайте спросим мнение Виктора Степановича.
 И Черномырдин,завизировавший до этого Указ,но,как мне тогда казалось,хорошо относившийся к Олегу,неожиданнно заявил:
-А я думал,что все уже решено,потому и завизировал!
-Ну,раз есть против,снимать Попцова не будем,-решил Президент.
 Недели через две после этих событий Попцов попросил зайти к нему.
-Сегодня никуда не уезжай. В восемь приедет Сосковец.
 А надо сказать,что Олег умел и любил устраивать встречи и с Ельциным,и с Хасбулатовым, и с Шахраем,и с Гайдаром,и с Шумейко,и с Филатовым,и с Сатаровым,и с Яровым. Проходили эти встречи в зале заседаний на 5-ой улице Ямского поля, потом шли в кабинет к Попцову,где за чаем с коньяком старались поговорить о нуждах компании.К Ельцину ездили в Кремль,где говорили Попцов с Лысенко,а Президент слушал и молчал.Ни одна из этих встреч не принесла компании успокоения,все они,так или иначе, в итоге сыграли отрицательную роль и в судьбе компании, и в судьбе самого Попцова.
 Запомнилось,как однажды встречал пьяненького Хасбулатова, согласившегося выступить в прямом эфире после какого-то бурного заседания Верховного Совета. Приехал он поздно вечером и мы со Славой Лебединцем ,встретив его внизу при входе, повели к Попцову.В холле у лифта на третьем этаже,после бесконечных переездов с этажа на этаж,были выбиты стекла в одной из дверей, и Хасбулатов яростно пытался распахнуть ее,смешно толкая рукой воздух.
 Лебединец выразительно посмотрел на меня,и я понял,что спикер хорошо поужинал,не отказывая себе в удовольствии пропустить лишнюю рюмочку.Политика политикой,но ничто человеческое ему не было чуждо. По коридору он шел, заметно петляя,попыхивая трубкой. Приятный аромат дорогого английского табачка долго еще витал в коридоре третьего этажа.
 Приезд вальяжного красавца Шумейко запомнился бесконечной чередой пошловатых анекдотов, которые,надо отдать должное,он умел рассказывать.О Филатове ничего не могу вспомнить.Вот Сатаров- умница,хитрая и коварная личность.Он первым,как помню,стал наводить мосты,первым,как мне кажется,и ударил исподтишка.Гайдар запомнился особым выражением лица,которое заметно менялось,стоило ему только заговорить.Когда он говорил,его толстое, брезгливо-сонное лицо преображалось,маленькие, глубоко посаженные глазки загорались выразительностью и завораживающим блеском. Он,как мне тогда казалось, не любил диалоги, даже безобидные вопросы,как мне казалось тогда, раздражали его,мешая его собственным монологам.Человек,как правило,не раскаивается,что мало говорит,чаще,что говорит слишком много.Гайдар исключение.Впрочем,истина эта старая и всеми сегодня забытая.Сегодня говорят больше,чем думают и делают.К собственному удивлению заметил,что чем больше слушаешь Гайдара,тем больше закрадывается сомнение,что существует некий разрыв между тем,о чем он говорит и тем,как он живет сам.Потом в этом убедился дважды: первый раз,когда накануне второго тура президентских выборов встретил в Праге Тимура Гайдара и узнал,что он с семьей и внуками живет в отдельном коттедже,который для него снял сын,судя по всему, сомневавшийся тогда в положительном результате предстоящего второго тура, а второй раз,когда борцы с привилегиями делили квартиры на Осенней улице и, Гайдар получил бесплатную квартиру в президентском доме. Ведь никто не забыл слова Ельцина,что общество должно поровну делить и беды, и радости,но вот гайдаровские реформы всех почему-то поделили иначе, одних сделав нищими, других миллионерами, причем,миллионерами сделали как раз тех,кто был ближе к демократам. Впрочем, давно замечено,что для того,чтобы быть счастливым при власти,надо быть дураком,эгоистом и обладать хорошим здоровьем. Кстати,если первого нет,то все остальное бесполезно.Гайдар первым и потерял это счастье... Уж кем-кем,а дураком его не назовешь!
 А вот о Ярове - только хорошее!
Как-то вечером позвонил Игорь Золотусский и попросил помочь срочно вывезти с дачи Томашевского,у которого в тот день случился обширнейший инфаркт.Районная поликлиника отказывалась везти его в Москву на обыкновенной “скорой”,нужна была особая реанимационная машина,взять которую можно было только на Сивцевом Вражке. В моем кабинете стояла правительственная “вертушка” и я позвонил Юрию Ярову. В то время Яров был вице-премьером, и СМИ входили в круг его обязанностей.Секретарь приемной,записав мой телефон,пообещала ему передать, как только он вернется.Честно говоря,не поверил,что мне перезвонят.Но Яров позвонил. И это был не единственный случай,когда Яров не отказывал в помощи.
 Сосковец приехал,как и обещал,после восьми вечера.Приехал,как я понял, посмотреть гордость ВГТРК -студию информационной программы “Вести” и на тех,кто производил в этой студии раздражающую Президента “чернуху”.Думаю, он догадывался,а может быть, и знал,что вся страна,кроме “лучшего министра” Паши Грачева и десятка генералов,для которых война- всегда родная мать,Президента и его разношерстной администрации,не считали “чернухой” информацию “Вестей”.Одним словом,автор Указа, в сопровождении чудом уцелевшего Попцова, чинно,как и следует вершителю судеб, проследовал, окруженный охраной, на второй этаж знакомиться с коллективом.
-Ты тут посмотри,чтобы все было в порядке,когда мы вернемся.А где Лысенко?- спросил он.
-Сейчас придет,-ответил я.
 Это был вечный вопрос,на который Попцов так и не смог ответить самому себе.Они были похожи друг на друга.Ни одно из совещаний, которые назначал Попцов,никогда не начиналось во время,но даже это не мешало Лысенко опаздывать. Впрочем, как заметил, они тут же обменивались любезностями: на следующий день опаздывал уже Попцов.Сами же совещания не были похожи друг на друга: встречи у Попцова выливались в монологи председателя о его взглядах на текущую политику и о собственной роли в ней, Лысенко же был практиком и совещания проводил,как производственные планерки.Оба были терпимы к человеческим слабостям,миролюбивы и незлопамятны.
 Если не ошибаюсь,за долгие пять лет приказом председателя был уволен только один человек.Встретив в коридоре веселенького технаря,босиком шлепающего в туалет,пораженный Попцов спросил:
-Босиком -то почему?
-Да ноги потеют!-беспечно заявил технарь и,держась за стенку,пошлепал дальше.
 В компании стало хорошим правилом проводить еженедельные творческие летучки,которые,к несчастью,быстро переросли в формальные и не всегда интересные обсуждения программ,прошедших в эфир накануне, Художественные советы,по-сути,мало что давшие творческим объединениям,творческие просмотры, еженедельные планерки,на которых каждая дирекция до хрипоты отстаивала собственную программу в сетке,зачастую мало заботясь о качестве вещания в целом,но когда доходили слухи о возможной отставке Попцова немедленно и слаженно собирался актив,готовились обращения к Президенту и Правительству,проводились пресс-конференции, Попцов охотно и весело раздавал интервью и выступал по телевидению,и всем тогда казалось,что механизм защиты никогда не даст сбоя.И только однажды, узнав,что Ельцин вызвал в Екатеринбург Сагалаева,где собирается объявить о начале своей борьбы за переизбрание в Президенты, поняли,что отлаженные” бури в стакане” больше не спасут Председателя. Против Попцова играл не один человек,а сборная команда, капитаном которой был Сосковец.
 Так оно и случилось.
 Сосковец и Попцов вернулись минут через сорок.
-А где Лысенко?-снова спросил Попцов.
-Сейчас придет,-ответил я,как попугай.
 Пока рассаживались, пришел и Лысенко.
-Тут у вас наливают?-поинтересовался Олег Николаевич.
-А как же!-ответил Попцов,доставая из бара бутылку коньяка.
Разливая коньяк,Попцов решил продолжить разговор,который они,судя по всему,вели,поднимаясь к нему в кабинет,но Сосковец не был расположен продолжать прерванный разговор.
-Знаешь,Олег,анекдот о политике?-спросил он.
 Ожидая продолжения,Попцов прервал обязанности виночерпия.
-Ты наливай,наливай,-засмеялся Сосковец.-Одно другому не помеха.Так вот,два мужика заговорили о политике.-”Объясни ты мне,что такое политика?”-попросил один другого.-”Ты когда-нибудь член у комара видел?-”Нет,не видел.” -”Так вот: политика еще тоньше!”
 Бывая на этих встречах,обратил внимание,что Попцов страдал навязчивой нравоучительностью,которая,если и не раздражала,то, во всяком случае,настораживала собеседников. Он безаппеляционно судил обо всем: о политике,об армии,о музыке,о живописи,о литературе,о спорте. Даже если и разделял то, о чем шла речь, считал свои долгом повторить сказанное собеседником,но чуть иначе,по-своему.Последнее слово всегда должно было оставаться за ним. Не было такой области,в которой бы он не разбирался.Но больше всего меня поражала его забычивость: Олег мог долго рассказывать о том,как боролся с отделом пропаганды ЦК КПСС,забывая при этом,что многие из присутствующих знали Попцова - коммуниста,Попцова-секретаря Лениградского Обкома ВЛКСМ, Попцова- замзавотделом пропаганды и агитации ЦК ВЛКСМ, Попцова- секретаря Московской организации Союза писателей СССР...Причем, он не стеснялся даже тогда,когда в издательстве “Текст” в 1991 году был напечатан литературный альманах “МетрОполь” со вступительной статьей-воспоминанием “Десять лет спустя” Виктора Ерофеева,где он рассказывает,как распахивались двери кабинета Феликса Кузнецова и “в него врывались,чтобы продолжать с нами борьбу,бледнолицый Лазарь Карелин и румяный,в комиссарской кожанке Олег Попцов”. Сегодня могу с уверенностью сказать,что именно эти слабости и сыграли свою роковую роль в его судьбе.События августа 91-го и октября 93-го открывали перед ним,как мне казалось, необозримые горизонты.На мой взгляд,он ни в чем не уступал ни Шумейко,ни Рыбкину,ни Филатову,ни Сосковцу…Не вспомню,где читал,но запомнилось высказывание одного из бывших высоких чиновников государства,что Ельцин приближает к себе людей примерно одного типа: не очень интеллигентных и обязательно высокого роста.Попцов не подходил ни под одно из этих обязательных условий. Мне почему-то думается, что его книга о “Царе Борисе...” стала как-бы естественной реакцией на убегающий от него горизонт...
 А в тот вечер “перемирия” выпито было много. Сначала выпили бутылку,которую первой достал Попцов,потом остатки дорогого коньяка из того же бара,потом послали водителей в ближайшую коммерческую палатку.
 Пока водители мотались в палатку,Сосковец окончательно пришел к выводу,что в следующий раз надо привозить с собой.
-А то, как в том анекдоте:-”Мужик,дай выпить!”-просит попугай.Мужик налил,попугай выпил. Выпил и снова просит:-”Мужик,дай выпить!” Мужик налил и говорит:-”Еще раз попросишь,все перья повыдергиваю!” А
попугай бегает по клетке и самому себе говорит:-”Да зачем мне эти перья!”
 Все засмеялись. Попцов даже не улыбнулся.
Наметившуюся натянутость разрядил Сережа Подгорбунский :
-А ведь вы должны были знать моего отца,- сказал он.-Отец вел канал “Иртыш-Караганда”.
-Подгорбунский?!
-Подгорбунский,- засмеялся Сережа.
-Конечно,знал! Знали бы вы,-обращаясь ко всем,начал рассказывать Сосковец,-что это был за канал!Вода не шла вниз,как по жолобу,а ее поднимали вверх к Джезказганскому металлургическому комбинату,накачивая воду в канал мощными насосами!Уникальное сооружение!Так это был ваш отец?! Предлагаю выпить за Подгорбунского-старшего!
 Попцов почти не пил,если бы не требовала необходимость,он бы и вовсе не пил. Лысенко всячески старался избежать этой радостной процедуры.У одного была язва желудка,у другого повышенное давление,к тому же, работая на Центральном телевидении и отвечая за программы “ВИДа”,после “смелого” заявления Марка Захарова в прямом эфире,что Ленина давно уже пора похоронить по-человечески,Лысенко перенес небольшой инсульт.Совсем худо было бы,если бы они не пили,избегали застольных бесед и общества прелестных женщин.Помните,что-то недоброе таится в таких мужчинах...
 Прощаясь,Сосковец спросил Попцова,знает ли он,что такое похмелье.
-Та же пьянка,- ответил Олег.
-Правильно!-порадовался Сосковец.-Но только с утра.
 Утро наступит позже...
 
 16.
 
 После августовских событий 91-го, не очень долго проработав в “ЛАДе”, был приглашен Лысенко перейти к нему заместителем. Студию оставлял на Валю Тернявского,зная его по “Юности” и по Учебному телевидению,куда он вынужден был перейти после скандального увольнения с должности заместителя главного редактора Главной редакции музыкальных программ Центрального телевидения.
 Как-то раз, вернувшись с Коллегии, Егоров сказал,что Лапин предлагает ему взять в редакцию Тернявского,замешанного во взятках,которые тот, якобы, брал с эстрадных исполнителей за возможность появиться в популярных музыкальных программах Центрального телевидения. О взятках Лапин узнал от сотрудников КГБ,которых в Гостелерадио СССР тогда было немало.Наврали они Лапину или это было правдой, сегодня не проверишь...
-Не может быть!-не поверил я.-Тернявский рубль займет,потом день бегает сам не свой,стараясь побыстрей отдать! Он честный и порядочный человек!
 Егоров с иронией посмотрел на меня. Я знал этот взгляд, даже научился выделять составные: “От рождения дурак?!”, ”Прикидываешься или действительно олух?”,”Нельзя же быть таким наивным!”
 Сегодня не стал бы с той же горячностью,как раньше, защищать Тернявского,но тогда все было иначе и он пришел старшим редактором на Учебное телевидение,где вместе проработали три года, а потом перешли в литдраму ,и даже после моего вышибона из литдрамы отношений не потеряли, продолжая встречаться “под лестницей” или в нижнем баре в Останкино за чашкой кофе.Там и родилась идея перейти во вновь организуемую телерадиокомпанию, если Лысенко позовет строить художественное вещание.
 Лысенко позвал.
14 июля 1990 года постановлением Верховного Совета РСФСР была создана Всероссийская государственная телерадиокомпания.Спустя пять лет,отвечая на вопросы корреспондента газеты “Известия” ,Олег Попцов,в частности,заметил,что “мы всегда подбирали команду по уровню умения,а не по загадочному слову”профессионал”.Все профессионалы. Смотришь некоторые работы-волосы начинают шевелиться,хотя профессионал,между прочим,делал.Что я имею в виду под умением? “Вести” возглавляет Нехорошев,и если завтра кто-то взбрыкнет и скажет “До свидания”,то он спокойно сам проведет эфир. “Нет проблем,-скажет Владик Муштаев,-я буду редактором этой передачи...” Крюков в ночь с 3 на 4 октября 1993 года сел за пульт и отработал всю ночь, как режиссер.Всю ночь- шестнадцать часов,не отходил от пульта.Скворцов пришел и провел синхронную передачу,когда шли события.Это очень важно,чтобы компания была из людей умеющих”.
 Согласен с ним,но кроме “загадочного слова “профессионал”. «Профессионал» и подразумевает такое умение.Умеющий делать - не может не быть профессионалом.Волосы шевелятся как раз от того,что сегодня передачи берутся снимать не профессионалы,а любители,а любители,как правило, оказываются там, где нет преемственности,где профессионализм - “загадочное слово”. Впрочем,все это сегодня уже не имеет смысла обсуждать.Ни один из тех,о ком говорил Попцов, в телерадиокомпании уже не работает...С приходом Сагалаева вынуждены были уйти многие,а с приходом Лесина и Швыдкого ушел и я,хотя в “Независимой газете” Михаил Швыдкой поспешил заявить,что “Владислав Муштаев,Анатолий Лысенко,Анатолий Малкин,- я их всех по сей день очень ценю,люблю и уважаю...Тем,что я знаю телевидение,я обязан им”.
 Обманул Миша Швыдкой. Телевидения,к несчастью, он не знал,становясь главным редактором канала, а потом и Председателем, третьим за полтора года после снятия с должности Попцова,иначе не стал бы разрушать то,что пригодилась бы и телеканалу “Культура”,и телеканалу РТР. Рушить проще,создавать сложнее.Уничтожение творческих объединений,как “ЛАД”,сокращение более двух третей творческих работников,тактика постепенного оглупления аудитории РТР,отсутствие собственного производства,полное игнорирование творческого коллектива,когда ни один из его представителей не входит в совет компании ,все это на совести Швыдкого и Лесина.Впрочем,для Лесина,как мне кажется, Швыдкой был просто «кабанчиком»,которого тут же отдают на заклание, если «кабанчик» больше не нужен.Что и случилось,стоило только кассетке с голыми девочками и генпрокурором появиться на канале РТР.Смешно смотрелось,когда Швыдкой заявлял,что это он сам решил показать по телевидению политическую порнуху. Телевидение-рентген,высвечивающий многое в характере тех,кто не побоялся связать свою судьбу с этим таинственным ОНО. А показывать старые программы,где в конечных титрах почему-то заявлено ,что сделаны они “для телеканала “Культура”,хотя сделаны они были тогда,когда о телеканале “Культура” никто и не помышлял,еще не значит знать и любить телевидение.Знание и любовь к телевидению проявляются прежде всего в поиске интересных авторов,а не собеседников,отраженным светом освещающих тех,кто сидит напротив,в совершенствании того,что было накоплено годами в художественном вещании,используя опыт умеющих довольствоваться малым и исповедующих принцип “голь на выдумки хитра”. Прав Никита Михалков,когда говорит,что дайте миллионы тем,кто утверждает,что хорошее кино можно снять только за большие деньги,так ведь не сделают,не смогут,только деньги потратят на ерунду.Так и в художественном вещании.Даже старые передачи и те надо показывать с целью продолжить начатое до тебя,иначе теряется сам смысл.Уже никто не спорит: телевидение-искусство или только информация?Сегодня телевидение – только информация и кинозал повторных фильмов.
 О каждом,с кем вместе создавали Студию “ЛАД”, можно долго рассказывать,они заслуживают этого.Оля Кознова стала “Заслуженной артисткой РСФСР”,Валя Тернявский, Володя Загоруйко,Андрей Торстенсен,Катя Андроникова,Костя Антропов -“3аслуженными деятелями искусств Российской Федерации”, а Мила Каширникова “Заслуженным работником культуры Российской Федерации”. Во всем этом была и моя заслуга и моя вина.Заслуга в том,что никогда раньше работники телевидения не могли похвастаться таким вниманием к себе,а вина в том,что присвоенные звания,кому заслужено,а кому и в долг,не сослужили добрую службу “ЛАДу”, в одних разбудив ревность и зависть,в других апатию…
 Ольгу Васильевну Кознову в этом ряду назвал первой не потому,что она первой получила почетное звание,а потому,что все хорошее в моей собственной жизни,связанной с телевидением,носит ласковое имя-
 ОЛЯ
 И не только у меня одного.
Отец Ольги Васильевны, Василий Семенович Сидорин, был профессором,ректором Литинститута,а мама -заведующей библиотекой. Запомнилось,что мама Оли была восхитительной красоты женщина.Сегодня их нет рядом.Они ушли из жизни,но не из моей памяти...
 Предвоенное детство и послевоенная юность Ольги Васильевны прошли в том самом дворе,о котором сложены легенды.Семья профессора Сидорина жила в квартире при институте,кстати,и потом,когда Василий Семенович получил квартиру побольше,семья жила в доме,где размещалось общежитие Литинститута. Ольга Васильевна знала и помнит Андрея Платонова, помнит молодого красавца Симонова, была знакома со всеми поэтами и прозаиками блистательной плеяды послевоенной литературы- Константином Ваншенкиным,Михаилом Лукониным,Инной Гофф,Сергеем Наровчатовым,Евгением Винокуровым,Владимиром Тендряковым...Не стану множить этот список,скажу лишь о том,что прекрасное знание литературы в сочетании с режиссерским мастерством Ольги Васильевны Козновой стали для художественного вещания богатством по самому высокому гамбургскому счету.В сознании каждого сильного и здорового творческого коллектива всегда существует свой честный,бескомпромиссный “гамбургский счет”,застрахованный от нагловатого самомнения и переоценки,и имя этому “гамбургскому счету” в отечественном художественном вещании -
 ОЛЯ
В самые сложные периоды телевизионной жизни Ольга Васильевна умела находить удивительные слова,помогавшие выйти из бесконечного ступора,обрести уверенность,почувствовать свою нужность,многим помогала и уберечься от влияния людей,которых она считала плохими. Ни разу Оля не ошиблась.Сознаюсь,когда бывает не очень легко, отправляюсь в гости к Козновым,где ждет меня пузатенький серебряный казачий лафетничек,”стремянной”,как называют его на Дону, неспешная беседа с Дмитрием Георгиевичем и Ольгой Васильевной. Дмитрий Георгиевич,супруг Ольги Васильевны,известный телевизионнный режиссер,один из основателей цветного отечественного вещания, профессор Щепкинского театрального института,”Заслуженный деятель искусств Российской Федерации” и многих республик России,где в театрах играют его ученики,а сын Ольги Васильевны и Дмитрия Георгиевича,Митя-младший - великолепный актер Малого Театра.Люблю их приветливый и ласковый дом...
 Впрочем,многие телезрители были в этом доме. Фильмы В.Я.Лакшина,рассказывающие о творчестве М.А.Булкакова,сцены из телевизионного спектакля “Роковые яйца” снимались в доме Ольги Васильевны и Дмитрия Георгиевича. У козновского камина,в центре суетной Москвы, грелись и Олег Борисов,и Юрий Яковлев,и Владимир Лакшин, и многие друзья и гости этого чудесного дома. А вот в доме Василия Семеновича,в его кабинете,помню,была заветная тумбочка,заглянуть в которую разрешалось не каждому. Счастлив,что был удостоин этой чести. В 70-ые годы впервые прочел “Собачье сердце” и “Роковые яйца”,а спустя десять лет получил в подарок от Козновых книгу М.А.Булгакова “Роковые яйца”,изданную в двадцатые годы в издательстве “Edition neimanis”, с теплой записочкой Ольги Васильевны - “из тех самых “закромов” моего отца””. Бережно храню и письма Василия Семеновича и книгу из заветной тумбочки,которую держал в руках при его жизни.
 Не встречал ни одного человека,который бы сказал об Ольге Васильевне Козновой хотя бы одно дурное слово.Всегда Ольга Васильевна приветлива,доброжелательна,а если чем-то и бывала раздосадована,то только необязательностью,халатностью и безразличием.Никому не прощала халтуры, русского “авось”, к каждой работе была не просто готова,а готова с запасцем,с учетом телевизионного верхоглядства тех,кто случайно мог прибиться к нашему хрупкому делу. На каждый чих у нее была заготовлена своя,особая козновская “спасительная” таблетка.
 Отвечая как-то на вопросы корреспондента “Независимой газеты” ,сказал,что телевидение сегодня способствует не только умиранию художественного вещания: утрата культурных ценностей в вещании и есть признак умирания,а прежде всего утрате высококлассных специалистов,а вместе с ними и традиций,восстановить которые,по-сути,уже нельзя,а создавать наново...так ведь на это уйдут годы. А телезрители нуждаются в эмоциональной и нравственной работе, только вот нет уже целенаправленной линии в художественном вещании,которая была в прошлые времена,ее просто не существует, что и позволило,судя по всему, Мирославу Мельнику,явившемуся,как черт из табакерки, в телерадиокомпанию из ресторана,которым он владел , образно определить художественное вещание,как вещание - “для головастиков”,кстати,говоря о “головастиках”, буфетчик имел в виду прекрасные программы академика Александра Панченко,за которые,кстати, ВГТРК и получила свой первый приз ТЭФИ в 1995 году. А это,пожалуй, будет похлеще гнева Лапина. “Стариков”, занятых когда-то в художественном вещании, и раньше сокращали,не учитывая,что традиции надо беречь,а не ломать,а с приходом “умельцев”,типа буфетчика Мельника, ориентация на рейтинги и выживание уже рождали профессиональную дисквалификацию, меняя тем самым и лицо вещания в угоду рекламодателям разных памперсов,жвачек и прочего мусора.
 Первым громким сигналом,что грядут серьезные перемены, которые затронут всех, в том числе и художественное вещание,стала смерть Влада Листьева.Тайна его гибели и до сих пор остается тайной,хотя не встречал ни одного человека,который не был бы уверен,что убили Влада из-за денег...30 декабря 1996 года в американском журнале “Форбс” была опубликована статья “Наиболее влиятельный человек в России”,в которой говорилось,что Листьев объявил о намерении прекратить коммерческкую рекламу на канале ОРТ,отказавшись от услуг компании Лисовского.Сергей Лисовский запросил 100 миллионов долларов в счет возмещения убытков.А к тому времени Листьев уже нашел европейскую компанию,пожелавшую приобрести права на размещение рекламы на ОРТ. И тогда,как говорится в статье,Листьев попросил Березовского выступить в качестве трансфертного агента и передать 100 миллионов долларов Лисовскому.Березовский взял кредит,но денег Лисовскому не передал.В результате Влад Листьев был убит.Что здесь правда,а что вымысел, сказать трудно... Но факт остается фактом,реклама на телевидении стала основным и определяющим фактором: и кадровым,и творческим,и человеческим. Никаких иных интересов к телевидению отные не существует.Тот,кто владеет эфиром- владет деньгами.И совсем не обязательно приватизировать всю компанию,достаточно приватизировать только эфир,и уж совсем хорошо,если владеющий эфиром, владеет и рекламной компанией,как к примеру, “Видео Интернешнл” .А таким “умникам”,как я,толкующим о приватизации и рекламе,задают только один вопрос: “Если ты такой умный,то почему такой бедный?”И ни один из “умников” не нашелся с ответом. А причины “заказа”,ну,так это столкновение экономических интересов,избавление от конкурентов и только потом “ревность” к успеху.Если верить статистике,то события осени 1993 года,когда танки палили по окнам Белого дома,только подтолкнули все эти невидимые простому глазу “экономические” процессы развивающегося телебизнеса. Вот уж где была всероссийская “стрелка”, ставшая рубежом,за которым наступала новая,но чужая для многих, эпоха.
 Счетная палата Российской Федерации,после отставки Попцова и ухода Лысенко, вдруг неожиданно выявила подробности, которые и предположить было невозможно.Оказалось, что на площадях государственной компании размещались коммерческие структуры, компания и раньше делала ставку на заказную продукцию,покупая за бешеные деньги телевизионные программы,которые,якобы, не могла сделать сама, доказывая всем,что собственное производство гораздо дороже,чем благоприобретенное, брали кредиты в банке и, не использовав взятое, выкладывали огромные суммы штрафов,судя по всему зная,что банк такой подарок не оставит без внимания, а уж переплачивать за “информационную услугу”,имея собственную информационную структуру,некой фирме “Пирамида-С” сумашедшие деньги,так это сам бог велел,как и отчуждать государственное имущество в пользу негосударственного АО “РТР-Сигнал”,получать от правительства государственные облигации на сумму 90 миллионов долларов и тут же продавать их, причем,гораздо дешевле,чем они стоили по номиналу...А после ухода Сагалаева Счетная палата и вовсе удивит новостью: на канале РТР прошло 58,8 часа “никем” неучтенной рекламы,а одна минута этой самой неучтенной рекламы днем стоит 8 тысяч долларов,а вечером свыше 30... Ко всему этому добавится и потрясающая история о краже из АО “РТР-Сигнал” целого килограмма платины! Понятно, не авоськой выносили,а переплавляли техническое старье, использовать которое было уже нельзя,но вот вопрос:
 
 “Где
 деньги,
Зин?”

 Впрочем,чему удивлятся,зная,что в телебизнесе все воруют,как сиротки 2-го дома Старсобеса. И какой же дурак, спрашивается,станет тратить ”заработанные” деньги на телеспектакли и разное там художественное вещание?Да пусть это художественное вещание медным тазом накроется!
 
 
 

 Читатель спросит:“-А ты-то где был?” Все дело в том,что я не Цинциннат ,а потому и писал разные записочки (так было проще...), потом эти шедевры эпистолярного жанра читал в отчетах Счетной палаты.Все ведь доказывал,старый дурак,что телерадиокомпания должна расширять,а не сокращать собственное вещание,что покупать надо художественные и документальные фильмы,которые самим не снять,а телевизионные передачи делать самим,а не кормить коммерческие структуры. И ведь не один был такой наивный... Белла Куркова ,Витя Правдюк ,Сережа Торчинский ,Саша Нехорошев ,Таня Бондаренко ,Витя Крюков разделяли эту точку зрения,но Лысенко доставал калькулятор и, шустро щелкая кнопками,начинал считать.Я тут же и сникал, по этому предмету выше тройки в школе у меня не было... Только потом, уже создав Автономную некоммерческую организацию “Студия ЛАД плюс” и узнав на практике цены на рынке, понял, что Анатолий Григорьевич Лысенко, мягко говоря, лукавил, доказывая, что собственное производство дороже покупного. Зачем это было ему нужно?!
 
 Во все времена, даже в религии,целью которой всегда было возвышение духа до космического мира,не отказывались от золотого моста между мирами материальным и духовным.Надо быть и умным и богатым. Вот только научиться за зарплату трудное делать привычным,привычное-легким,а легкое-приятным суждено не каждому ...
-Кто сказал?-спросил бы Федор Федорович Надеждин.
-Станиславский.
-Мне он этого не говорил,-отрезал бы он.
 И был бы прав. Сегодня никто не желает трудное делать привычным,а привычное-легким.
 Легкое - приятным, вот это с удовольствием.

 17.

 В Толковом словаре Владимира Даля сказано о времени как о пространстве в бытии, когда дни идут за днями и века за веками. Значит,каждый живущий сегодня не начинает все с самого начала,а продолжает существование,когда день идет за днем,а век за веком.Потому память и питает наш дух,и без этой пищи человек скудеет сердцем.Память не ограничивается только тем,что вспоминает о прошлом;память живет в нас самих,способствуя нашему нравственному прозрению.
 Человечество всегда стремилось разгадать тайну времени,уловить его магию.Память-это тоже форма времени.
 ... Впервые за сто лет и на глазах моих
 Меняется твоя таинственная карта!
 Ловлю себя на мысли,что отчетливо помню то,что было давным-давно,но часто не могу вспомнить,что было месяц назад.Память человека подвластна времени.Сквозь время, как сквозь таинственное сито, просеивается жизнь, и время,как нам часто кажется,сохраняет лишь значительное,опуская мелочи.А на самом деле чаще как раз наоборот.Но что для человека мелочь, а что главное?Сам человек не в состоянии определить это и,как правило,именно мелочи помогают соткать полотно времени. Взять хотя бы телевидение.Ведь рассказывать о телевидении- бессмысленное занятие,к тому же телевидение среднего рода.Помню,как на каком-то партактиве в Концертной студии Останкино пьяненький Энвер Мамедов,раскачиваясь на стуле и бессмысленно рассматривая белоснежный платок,вдруг встрепенулся,услышав,как какая-то экзальтированная дама страстно вскрикнула,что каждый из присутствующих живет с телевидением.
-С телевидением житЬ нельзя!-оборвал ее Мамедов.-Телевидение-среднего рода! С телевидением жить,точно знаю, не получится!-авторитетно заявил он,сорвав бурные аплодисменты.
 Рассказывать можно только о людях,с которыми работал на телевидении.О самом телевидении рассказать нельзя. Это космос. Вот из рассказов о людях телевидения,как из мозаики,может сложиться телепанно.И телевидение- среднего рода и панно-среднего рода.Причем,
 у каждого,кто возьмется за это, будет и свой сюжет, и своя композиция.
 С Анатолием Григорьевичем Лысенко близко познакомились в Париже,когда оказались вместе в туристической группе,приглашенной на очередное празднование юбилея газеты “Юманите”.
 Ближе просто не бывает!
Проходя каждое утро мимо портье,ловили на себе его ироничную и понимающую улыбку:спали-то мы с Лысенко на двухспальной кровати в дешевой гостинице, недалеко от площади Бланш (Мулен-Руж) и знаменитой своими борделями и сексшопами улицы Пигаль. Помню,побродив по шумной и веселой улочке,заглянули в бар и,пока нам варили кофе, вдруг оказались в окружении голых девиц, судя по всему,спустившихся с верхних этажей борделя передохнуть и выпить по чашечке кофе,как и мы с ним. Кстати,это близкое знакомство с Лысенко никогда не давало мне особых приемуществ,когда работали вместе.Если он что-то просил сделать,в чем-то ему помочь, добросовестно исполнял,стараясь ничем не подчеркивать наши добрые отношения.А после его и моего ухода из компании,отношения и вовсе прекратились.То ли Лысенко побоялся,что стану без меры вязаться к нему с просьбами покупать для “ТВ Центра” или авансировать программы,производимые Автономной некоммерческой организацией “Студия ЛАД плюс” ,то ли просто надоели друг другу за эти годы,но, позвонив ему как-то под Новый год,чтобы поздравить его,трубку он не взял...
 Начиная с нуля,ВГТРК постепенно обретало одно из ведущих ролей в отечественном телевизионном мире .В первые годы своего существования российский канал на равных конкурировал с ОРТ,
временами и опережая Первый канал,не забывавший подчеркивать,что он- Первый. И “Вести”,которыми в то время руководил Олег Добродеев,и общественно-политическое,и художественное вещание,и кинопоказ были, как мне кажется,лучшими тогда.Правда,в то время на ОРТ уже сгорели “деревни” ... и никто не остановил чудище за рекой.Соревноваться в те годы было просто не с кем...Ни НТВ,ни “ТВ-Центра” еще не было,а “ТВ-6” только-только начинался.Но это продолжалось недолго.Если судить по газетным публикациям тех лет,телеканал РТР занимал тогда далеко не второе место в общем ряду существующих компаний.Попцову даже советовали перейти на Первую кнопку,но он гордо отказывался,ссылаясь на то,что не важно как называться,важно быть этим первым по существу. Честно скажу,жаль,что сегодня,сохранив лишь кнопку Второго канала, ВГТРК потеснили далеко вниз и НТВ, и ОРТ,и “ТВ Центр”, и “ТВ-6”...
 ВГТРК проиграл в этой конкурентной борьбе вчистую.
 А в первые годы еще не существовало и внутренней конкуренции между Лысенко и Попцовым:первый-зная телевидение,и используя опыт тех,кто пришел на ВГТРК,умело выстраивал вещание и саму организацию;второй- только присматривался,обретая навыки и опыт.Но все это быстро кончилось: они сравнялись и стали дублировать друг друга,имея по сути одинаковый статус и даже зарплату.Продолжаться так долго не могло,кто-то один из них должен был уступить. “Уступил” Лысенко,став Первым заместителем Председателя ВГТРК,сохранив за собой должность Генерального директора.Внешне они были вместе,а вот в делах уже шли порознь,каждый по своему понимая,каким должно быть вещание.Все это тут же сказалось и на отношениях между людьми. Был свидетелем,как получив отказ у Лысенко,бежали к Попцову и он решал иначе, вопреки мнению Генерального директора. Или наоборот.Все это ни могло не сказаться на утлом,еще не окрепшем суденышке.Одни, умело этим пользовались,не забывая и о собственной выгоде,другие,с интересом наблюдали,чем же все это окончится в итоге,поторапливая спешащее время,когда еще только одиннадцать,а часы уже бьют полдень.
 Особенно остро проявились изменения,когда компания уступила за фиксированную “мелочь” весь свой рекламный рынок “Видео Интернешнл”,до этого самостоятельно занимаясь рекламной деятельностью.В этой шахматной партии первым же гроссмейстерским ходом е2-е4 были скованы главные фигуры на доске,а следом пали и средние .Дебют начинался победоносно.
 Чудесен шахматный закон и непреложен:
 Кто перевес хотя б ничтожный получил
 В пространстве,массе,времени,напоре сил-
 Лишь для того прямой к победе путь возможен.
 Но самое любопытно,как оказалось, “мелочь”-то эта не всегда оставалась фиксированной при постоянных ссылках на слабость вещания и на нежелание рекламодателей покупать рекламное время на слабом канале,рейтинг которого стремительно падал, по мнению “Видео Интернешнл” .Согласно мировой практике,рейтинги составляются по одному критерию-размеру агентского гонорара.Плати деньги и заказывай нужный тебе рейтинг.Сегодня выгодно иметь высокий рейтинг- будет высокий,нужен низкий- будет низкий.Одно только знаю,переуступка рекламного времени не принесла ВГТРК ожидаемого благополучия,а вот вред нанесла ощутимый.Сегодня лучше не стало,но зато стал понятнее сам механизм “честного” отъема бюджетных денег.С приходом Сагалаева одна только белая мышь Селиванова за год перекачала на счет собственной фирмы “Регия” до 3 миллионов долларов ,не считая аферы с машинами Кирилла Легата ,который на каждой летучке,закатывая глаза от возмущения, не забывал напоминать присутствующим,что при Попцове и Лысенко,ну так было плохо, что даже слов всему этому найти не может ...Кстати,и сам Легат пользовался наработанной схемой:заказывал собственной структуре телевизионные передачи, расплачиваясь с самим собой деньгами из бюджета. Коррупция при Сагалаеве достигла вселенского размаха,когда центр везде,а окружность нигде. Причем,все очень спешили,зная,что их время вот-вот закончится и, догадываясь,что величина эта непостоянная (двадцать лет летит скорее,чем один день), они почему-то не испытывали страха,что придет время оглянуться на стремительно мелькнувший для них день.То ли время уже не повернуть вспять,то ли бандитский капитализм стал нормой,то ли есть еще что-то особое во всем том,о чем простые смертные и догадаться не могут...
 Впрочем,должен заметить,что, не без помощи Легата, удалось возродить “Телевизионный театр”, платить людям гонорар,но вот с приходом Михаила Юрьевича Лесина ( а это был последний и окончательный ход “Видео Интернешнл”) все это прекратилось тут же ... Эта шахматная партия задумывалась,судя по всему, давно,но очертание эндшпиля стали понятны из разговора в ресторане “Alta Maira@” , за мостом Golden Gate,откуда виден красавец Сан- Франциско, во время чемпионата по футболу 1994 года.Знали бы те,кто под текилку планировал легкофигурный эндшпиль, что вместе с ними за одним столом сидел и мой сын...И вправду, тесен мир!
 Вернувшись в “ЛАД”, почувствовал какую-то затаенную настороженность и озлобленность, напомнившую мне “старую” литдраму,в которую вернулся после Учебного телевидения,и где уже не было ни единства, ни дружбы, ни творческой солидарности.Все попытки вернуть прежний “ЛАД” в лад,в создании которого когда-то принимал участие, закончились,по сути, ничем.Мне просто не поверили,что можно честно зарабатывать деньги, а не припрятывать подачки разных “спонсоров” и прочих “меценатов”, деля их потом между близкими и нужными людьми. Многим казалось,что уж если они открыто,по ведомости, получают приличные деньги за свой труд,то сколько же остается за закрытыми дверями?! Судя по всему, слишком долго отсутствовал,когда рядом с “ЛАДом” и внутри самого “ЛАДа”,налаживалась иная жизнь,о которой в те годы много говорили на совещаниях у Попцова и Лысенко,все догадывались и возмущались, но почему-то особенно не стремилися что-либо менять.А, может быть, уже и не могли,но,хочется верить, очень хотели.
 Оставаясь сторонником эволюции и лучшим администратором считая время,я почему-то был уверен,что люди сомнительных достоинств, прибитые к настоящему творческому делу некоей приливной волной,той же волной будут унесены,когда наступит отлив.Но наступали отливы, которые именовались “пересмотром штатного расписания” или того проще ”сокращением”,и уносили они не только тех,кто обладал сомнительными достоинствами,но и людей несомненных творческих качеств.Видимо, отливы,которые подтверждали основные принципы моей эволюции, были настолько сильны,что не каждому хватало сил бороться с ними.Впрочем,чем правдивее объяснения,тем меньше хочется им верить.
 Впервые совет Федора Федоровича Надеждина я вспомнил в 1995 году,когда вместе с Михаилом Ефимовичем Швыдким полетел в США искать деньги на один симпатичный проект:пять фильмов об истории России снимают американцы,пять фильмов об истории Америки снимаем мы,не зная еще,что скорый приход Швыдкого в компанию ускорит и мое желание попрощаться с телевидением.Денег мы тогда не нашли, зато удалось побывать у сына в Сан- Франциско,где он жил с семьей.Сан Франциско в четырех часах лета от Сиэтла.
 Вставал рано утром,завтракал и уходил бродить по городу, забираясь в самые дальние уголки,а устав,садился на автобус и доезжал до Клифф-Хауза,благо, сын жил рядом,обедал в ресторане,а после обеда поднимался наверх и заходил в парк,где, устроившись на скамейке у самого обрыва и,подставив лицо яркому калифорнийскому солнцу,по-стариковски дремал,наслаждаясь покоем,теплом и чистым воздухом, остро сдобренным запахами океана.Вот тогда впервые и подумал,что пришло, видимо, время и мне попрощаться с телевидением и, кто знает,не суждено ли еще и осесть у сына? Это состояние покоя точно определил Екклесиаст: “Что было,то и будет; и что делалось,то и будет делаться,и нет ничего нового под солнцем”.
 Из этого умиротворенного состояния вывел меня мягкий комочек,ткнувшийся в ноги.Открыв глаза,увидел смешного американского коккера-спаниеля,сидящего у моих ног.Коккер был рыжий,как Чубайс.
-Боже,отккуда ты такой?-обрадовался я.
-Это мой,-ответил мне голос сзади.
 Обернувшись,увидел пожилого господина, медленно подходившего к скамейке.
-Он вас давно приметил,-сказал он.-Все порывался подлететь,да я не пускал.
-Вы из России?-спросил я.
-Я- то из России,а вот Топа абориген,-засмеялся он.-Мы с ним тут гуляем в это время,а потом идем чай пить.
-Сколько ему?
-Пошел второй год,как и мне,-снова засмеялся он.-Разрешите,присяду?
-Конечно,конечно,-обрадовался я собеседнику.
-А вот вы, как я догадываюсь,в Америке недавно?-проговорил он,усаживаясь рядом со мною.
-Угадали.
-Погостить или насовсем?
-Завтра улетаю.Я тут рядом у сына живу.А как вы угадали,что я из России?
-Ну,это проще простого. Всех русских выдает выражение глаз,манера ходить,сидеть,даже дремать,- улыбнулся он,посмотрев на меня.-Когда иду по улице, могу безошибочно определить,кто из России.Менталитет закладывается веками.Я не историк,но давно понял,что еще с времен Петра I в русском человеке подавлялось главное - человеческое достоинство.Вспомните,крестьян освободили,а по приказу земского начальника могли и выпороть.Тыкать и по морде бить,если власть,и до сего дня не разучились.
-Сегодня и ответить могут,-не согласился я.
-Могут,но не все.Чувство достоинства надо выращивать,как деревце в саду.Вы заметили,что все американцы ведут себя так, как будто они самые главные в мире? Думаете, они все богаты? Да ничего подобного! А мы? Языка не знаем-убоги,денег нет-ущербны,деньги завелись- наглы и беспардонны.И все время врем,как пленные немцы! Сегодня в Сан- Франциско русских приезжает много,насмотрелся...Первое,что бросается в глаза, наша незащищенность.Консульству никто из нас не нужен.Одна морока с нами.Случись что,кто защитит?Все это и накладывает отпечаток на всех русских.Сами-то вы откуда?
-Из Москвы.
-А я из Киева. У дочери живу.Дочь тут замуж вышла.
-Тоже гостите?
-Летел погостить,да вот остался.Жена у меня умерла,а одному жить тяжело.
-Работаете?
-Да нет, что вы! Я уже на пенсии девятый год.
-На пенсию не прожить,-вздохнул я.
-Это у нас не прожить,а я американскую пенсию получаю,600 долларов. Тут к старикам отношение иное.Американцы народ практичный.Зачем,
спрашивается,лишние хлопоты?Дали минимум и живи,как все.Не приставай к государству.Страховка,на лекарства скидка.Мне вот дочь коккера купила,а самому бы этот подарок никогда не поднять.400 долларов щенок стоит!Вся моя пенсия.Учись довольствоваться необходимым,а без лишнего обойдешься.Это из России Америка- страна сказок.Обыкновенная,скажу вам, страна обустроенного неравенства,но богатая, со всеми похожими на нас бюрократическими институтами,наглыми чиновниками,бандитами и хулиганами,”крутой”полицией, кошмарной медициной,когда без денег градусника не поставят.Это американское кино создало миф об Америке...Правда,жить тут проще,чем в нашем отечестве, потому и встречаешь русских с уязвленным самолюбием. Эмигранты первой волны худого слова о России не скажут,а нынешние кроют почем зря! Жить тут можно,но русскому человеку, с нашим жизненным опытом,жить трудно.Заговорил я вас. Топа,-позвал он коккера,-пошли домой чай пить!
 Рыжий Чубайс от восторга крутанулся на хвостике-обрубке и полетел по тропинке,распластав по воздуху уши-крылья.
-Всего вам доброго,- поклонился он и пошел по тропинке к выходу из парка. И пока он не спеша шел, я неотрывно смотрел ему вслед.
 Хозяин рыжего коккера не оглянулся.
 “Аэрофлот”,как всегда задержал рейс, и мы с сыном,устроившись в баре,больше часа говорили о домашних делах.
-Передохнул?- поинтересовался сын.
-Главное понял,что значит жить в свое удовольствие.
-Научил бы,- засмеялся он.
-Жить в свое удовольствие в Америке могут только те,кто не имеет денег!
-Это и есть твое открытие Америки?! В России иначе?- с иронией поинтересовался сын.
-В России это несчастье, в Америке- удовольствие.
-Мудрено и по-русски,но что-то в этом есть,-хмыкнул сын.
 Нашу неспешную беседу прервал женский голос,объявивший посадку на рейс.
-На русском повтори,сука!-ухнули за столиком в углу.
 И женский голос послушно повторил по- русски,что объявляется посадка на рейс “Аэрофлота ” –Сан- Франциско-Сиэтл-Москва.
 Соотечественники зааплодировали.
-Тщетны россам все препоны ,- определил сын и стал расплачиваться за текилу,которую учил меня пить все четыре дня в стране обустроенного неравенства.
 Дни,проведенные в Сан- Франциско,оставили в памяти иллюзию праздника,принимаемого за реальность.
 А в Москве меня ждала реальность, в которой с избытком хватало праздников,но уже не было никаких иллюзий.
 
 
 18.
 
 В тот последний вечер, когда растерянный Попцов отвечал на множество телефонных звонков,в паузах давая интервью многочисленной прессе,когда инициативная группа,возглавляемая Сашей Нехрошевым, писала обращение к Президенту,а ВГТРК бурлила слухами и всевозможными предположениями,по коридору шестого этажа мирно вышагивали Заполь , Лесин, Дмитриева и Скворцов,давно уже знавшие дальнейшую судьбу многострадальной компании и определившие свою собственную.
 Приход Председателем ВГТРК Эдуарда Сагалаева,одного из учредителей рекламной компании“Видео Интернешнл”,никого из них не напугал. Близился легкофигурный эндшпиль, окончательно определивший всю партию в целом.
 Почти тут же закупили дорогую мебель в кабинеты нового Председателя и его заместителей, спешно переделали кабинеты (“европейский”ремонт!), приобрели (наконец-то!) так необходимые ВГТРК аквариумы с экзотическими рыбками,стали кромсать штатное расписание,пугая всех грядущими сокращениями…
 Вот с этого момента и переставала существовать та самая компания,в создании которой принимали участие те,кто должен был неприменно уйти.Они и ушли.Отсутствие прежней цели давало им полное,радостное ощущение свободы,которое и составляло счастье, когда принималось это решение,как бы ни тяжело это было в ту минуту.
 По-сути,мой патриатизм - форма поведения,когда защищаешь свою среду обитания,где любые перемены могут проходить только по двум направлениям: либо что-то реализовать,либо противостоять чему-то.Противостоять было невозможно,а реализовывать было уже нечего,собственное вещание неуиолимо сворачивалось,как шагреневая кожа.К тому же,с приходом псевдорешительного и субординированного зиц-председателя Коли Сванидзе все вещательные дирекции,в том числе и “ЛАД”, и вовсе были стремительно сокращены, а сотрудники выведены в очередной раз за штат. Компания, в которой проработал семь лет,приказала долго жить.
 Федины «деревни» уже горели в ВГТРК…Пришла пора мне ставить точку.
 
 В тот день,день летнего солнцестояния, над садово-огородным товариществом “Радуга” краем промчался ураган, как-будто кто-то свистнул далеко-далеко в Москве, а потом вся кавалькада с грохотом пронеслась над Сергиевым Посадом,выбивая подковами своих лошадей яркие сварочные вспышки в бурлящем небе,напоминающим вздутый плащ Мессира.
 На следующее утро все пейзане знали, что свистнуто было совсем не средне,к тому же,судя по всему,суровый голос не стал предупреждать,чтобы не было членовредительских штучек. Погибло десять человек и более 130 оказались в больнице.С корнем рвало деревья в Кремле,вдоль Кремлевской набережной,в Александровском саду,на улицах Москвы,ломало кусты и деревья во дворах,в Останкинском парке,рядом с голубоватым кубом,рухнули столетние дубы,переворачивало автомобили вместе с “ракушками”,валило рекламные щиты,срывало крыши.Даже в Свято-Даниловом монастыре,резиденции Алексия II,от посвиста был сорван малый купол с крестом над приделами храма князя Даниила,лишились крыш братский и административный корпуса,а на недавно отремонтированных зданиях резиденции отлетела побелка.В речном порту утоп пароход,на который упал многотонный подъемный кран.
 Напрасно,ох,напрасно кто-то поверил,что только,мол,пошутить, исключительно пошутить.
 Кто же верит сегодня подобным шуточкам ?..
 


 Москва - San Francisco
 июнь 1998-июнь 1999
 Повесть издана изд. "Новый ключ", М., 2000 г.