«Лучше зажечь одну маленькую свечу, чем без конца проклинать темноту»
Конфуций
Настольная лампа слепила глаза. «Старый трюк, - вздохнул заключенный, отводя глаза в сторону, - излюбленный способ вести допрос палачами всех стран». Вот уже третьи сутки ему не давали спать, таская на допросы. Отдыхать пленник мог только по дороге в камеру и обратно, когда его отводили поесть и справить естественную нужду. Последний раз он чуть, было, не задремал за столом с ложкой в руках, но охранник – здоровенный детина с ефрейторскими нашивками – тут же рявкнул «подъем!» и потряс его за плечо.
…Каждый раз, возвращаясь на допрос, заключенный встречал нового следователя. Причем, по мере того, как шло время, следователи сменяли друг друга в порядке убывания чинов: от пожилого грузного полковника на первом допросе до старшего лейтенанта лет двадцати семи сейчас. Похоже, органы постепенно теряли к нему интерес. «Кто знает, возможно, это и к лучшему, - подумал пленник. – С молодыми легче разговаривать, они еще во что-то верят…» «Хотя, - тут же оборвал он себя, - может быть, точно такой же паренек в 1939 году выбил табуреткой зубы генералу Рокоссовскому». Мысли его потекли в новом направлении, невольно он вспомнил всех заключенных, с кем доводилось общаться: и здесь, в сталинских тюрьмах, и в застенках гитлеровской Германии…
- Итак, - неожиданно начал старший лейтенант, - судя по вашим показаниям, вам есть что сказать. Вы говорите, цитирую:
«Призывая всех русских людей подниматься на борьбу против Сталина и его клики, за построение Новой России без большевиков и капиталистов, я считаю своим долгом объяснить свои действия.
Меня ничем не обидела советская власть…»
- Это что, насмешка? – посмотрел на заключенного следователь. – Как советская власть вас могла обидеть?
Пленник промолчал, погруженный в свои мысли.
- Ладно, - старший лейтенант перевернул страницу. - Идем дальше:
«…И вот я увидел, что ничего из того, за что боролся русский народ в годы гражданской войны, он в результате победы большевиков не получил.
Я видел, как тяжело жилось русскому рабочему, как крестьянин был загнан насильно в колхозы, как миллионы русских людей исчезали, арестованные, без суда и следствия. Я видел, что растаптывалось все русское, что на руководящие посты в стране, как и на командные посты в Красной Армии, выдвигались подхалимы, люди, которым не были дороги интересы Русского народа.
Система комиссаров разлагала Красную Армию. Безответственность, слежка, шпионаж делали командира игрушкой в руках партийных чиновников в гражданском костюме или военной форме.
С 1938 по 1939 год я находился в Китае в качестве военного советника Чан Кайши. Когда я вернулся в СССР, оказалось, что за это время высший командный состав Красной Армии был без всякого повода уничтожен по приказу Сталина. Многие и многие тысячи лучших командиров, включая маршалов, были арестованы и расстреляны, либо заключены в концентрационные лагеря и навеки исчезли. Террор распространялся не только на армию, но и на весь народ. Не было семьи, которая так или иначе избежала этой участи. Армия была ослаблена, запуганный народ с ужасом смотрел в будущее, ожидая подготовляемой Сталиным войны…»
- Признаете свои показания? – прервал чтение следователь.
- Это не показания, - спокойно возразил заключенный, пожав широкими плечами. – Вы читаете мое письмо «Почему я стал на путь борьбы с большевизмом». Все, что там написано, я признаю. Уверен, что и вы бы поддержали меня, если бы задумались над смыслом.
- Только давайте без агитации, - возразил старший лейтенант и перевернул страницу. – О какой подготовке к войне идет речь?
- - Я отвечу, - кивнул пленник, в который раз обводя взглядом облупленные стены. – Подготовка к войне началась 1 сентября 1939 года, с принятия Закона «О всеобщей воинской повинности». В соответствии с этим Законом в сентябре 1939 года прошел небывалый призыв в ряды Красной Армии. И с сентября же 1939 года Советский Союз начал планомерно уничтожать независимые государства (Польшу, Литву, Латвию, Эстонию), устанавливая общие границы с Германией. Осенью 1941 года всех солдат из призыва 1939 года полагалось распустить по домам. Значит, проводя массовый призыв осенью 1939 года, Сталин устанавливал предельный срок вступления в войну - лето 1941 года... Кроме того, осенью 1940 года Постановлением Верховного Совета всем отслуживших срочную службу летчикам срок службы продлевался еще на один год. Что же намеревался делать Сталин с сотнями тысяч летчиков после осени 1941 года? Оставить еще на неопределенный срок? А если бы Гитлер не напал на СССР?.. В течение 1940-1941 годов в СССР регулярно проводились учения, на которых отрабатывались только наступательные задачи. Причем согласно планам война шла на германской территории... Начиная с марта 1941 года к границам с Германией осуществлялась массированная переброска войск. Возле границ СССР тайно были накоплены огромные воинские силы, которые были сосредоточены в лесах, а не развернуты для обороны. На новых местах дислокации Красная Армия никак не готовилась к зиме: не было ни казарм, ни бараков, ни полигонов для боевой подготовки. Войска не могли долго оставаться без действия. Куда бы дел Сталин эти войска, если бы нападения Германии не состоялось? Отправил назад? Оставил без действия у границ с Германией? Значит, война была неизбежной вне зависимости от решения Гитлера... В мае 1941 года по всей стране загремел лозунг «быть готовым к неожиданностям», по воинским частям были разосланы секретные пакеты, которые надлежало вскрыть в день «М». В войсках распространялась директива: «Быть готовым по указанию Главного командования нанести стремительные удары для разгрома противника, перенесения боевых действий на его территорию и захвата важных рубежей». Однако для вступления в оборонительную войну приказ руководства не нужен. Все происходит само собой. В пакетах, разосланных по воинским частям, также не было планов обороны, но были планы наступательных операций: именно поэтому командиры и не знали, что им делать в первые дни войны... Для чего было сохранено так много мостов на пограничных реках? Для чего в течение 1939-1941 годов в огромном количестве строились дороги к границам с Германией и укреплялись мосты через реки? Для чего на железнодорожных узлах возле границ СССР создавались огромные запасы рельсов, боеприпасов, топлива, продовольствия? Ведь в оборонительной войне боеприпасы и горячее размещают на заранее подготовленных рубежах, но при подготовке к быстрому наступлению – на подвижном транспорте. При этом боеприпасы выкладывали прямо на землю. Можно ли было оставить их под открытым небом на осенние дожди, снежную зиму и весеннюю грязь? Значит, уже летом 1941 года вне зависимости от планов Германии Сталин знал, что война неизбежна. Когда германская армия нанесла удар, дороги и железнодорожные станции были забиты эшелонами с военной техникой и живой силой. Германское нападение застало войска именно в эшелонах, танки так и остались стоять на платформах, техника не смогла развернуться. Если бы страна готовилась к обороне, то военную технику не стали бы перебрасывать непосредственно к границам с Германией, а разместили бы на расстоянии от границы, на удобных позициях, используя естественные препятствия: реки, болота, леса... В мае-июне 1941 года на многих участках границы были разминированы мосты и минные поля. Также была снята колючая проволока и другие заграждения. Оборонительные мероприятия подразумевают обратное. Проволоку же снимают обычно непосредственно перед наступлением. Кроме этого в середине июня пограничники покинули государственные границы и отошли назад, на новые места дислокации. Место пограничников заняли солдаты. Армию же нельзя долго держать у границ, ее надо пускать в дело…
- Достаточно, - оборвал заключенного следователь. - Читаю дальше:
«…Как солдат и как сын своей Родины, я считал себя обязанным честно выполнить свой долг.
Мой корпус в Перемышле и Львове принял на себя удар, выдержал его и был готов перейти в наступление, но мои предложения были отвергнуты. Нерешительное, развращенное комиссарским контролем и растерянное управление фронтом привело Красную Армию к ряду тяжелых поражений.
Я отводил войска к Киеву. Там я принял командование 37-й армией и трудный пост начальника гарнизона города Киева.
Я видел, что война проигрывается по двум причинам: из-за нежелания русского народа защищать большевистскую власть и созданную систему насилия и из-за безответственного руководства армией, вмешательства в ее действия больших и малых комиссаров.
В трудных условиях моя армия справилась с обороной Киева и два месяца успешно защищала столицу Украины. Однако неизлечимые болезни Красной Армии сделали свое дело. Фронт был прорван на участке соседних армий. Киев был окружен. По приказу верховного командования я должен был оставить укрепленный район.
После выхода из окружения я был назначен заместителем командующего Юго-Западным направлением и затем командующим 20-й армией. Формировать 20-ю армию приходилось в труднейших условиях, когда решалась судьба Москвы. Я делал все от меня зависящее для обороны столицы страны. 20-я армия остановила наступление на Москву и затем сама перешла в наступление. Она прорвала фронт Германской армии, взяла Солнечногорск, Волоколамск, Шаховскую, Середу и др., обеспечила переход в наступление по всему Московскому участку фронта, подошла к Гжатску.
Во время решающих боев за Москву я видел, что тыл помогал фронту, но, как и боец на фронте, каждый рабочий, каждый житель в тылу, делал это лишь потому, что считал, что он защищает Родину. Ради Родины он терпел неисчислимые страдания, жертвовал всем. И не раз я отгонял от себя постоянно встававший вопрос: да полно, Родину ли я защищаю, за Родину ли посылаю на смерть людей? Не за большевизм ли, маскирующийся святым именем Родины, проливает кровь Русский народ?..»
- Похоже, что вы выиграли битву под Москвой, - криво усмехнулся следователь.
- Только на своем участке фронта, - поправил его заключенный. – Вы видели, как сражалось народное ополчение? Полуголодные студенты, профессора, музыканты, инженеры с одной винтовкой на двоих человек выставлялись против немецких танков. Но сзади, за народным ополчением, с пулеметами и гранатами в удобных окопах (вырытых этим же ополчением) лежали сытые бойцы заградительных отрядов НКВД с единственной задачей: расстреливать отступающих. Разве выгоняя на бойню необученных людей с плохим вооружением, Сталин мог победить? Удивительно, что в тех условиях немцы не захватили Москву. Похоже, Сталин и сам до конца не верил в удачу, если перебрался в Куйбышев.
- Хорошо, - старший лейтенант перевернул еще страницу. - Поехали дальше:
«…Я был назначен заместителем командующего Волховским фронтом и командующим 2-й ударной армией. Пожалуй, нигде так не сказалось пренебрежение Сталина к жизни русских людей, как на практике 2-й ударной армии. Управление этой армией было централизовано и сосредоточено в руках Главного Штаба. О ее действительном положении никто не знал и не интересовался. Один приказ командования противоречил другому. Армия была обречена на верную гибель.
Бойцы и командиры неделями получали 100 и даже 50 грамм сухарей в день. Они опухали от голода, и многие уже не могли двигаться по болотам, куда завело армию непосредственное руководство Главного Командования. Но все продолжали самоотверженно биться.
Русские люди умирали героями. Но за что? За что они жертвовали жизнью? За что они должны были умирать?
Я до последней минуты оставался с бойцами и командирами армии. Нас оставалась горстка, и мы до конца выполнили свой долг солдат. Я пробился сквозь окружение в лес и около месяца скрывался в лесу и болотах. Но теперь во всем объеме встал вопрос: следует ли дальше проливать кровь Русского народа? В интересах ли Русского народа продолжать войну? За что воюет Русский народ?..»
- Опять пропаганда, - усмехнулся следователь. – Вот вы говорите, что вам было трудно под Волховом. Почему же вы не докладывали вышестоящему начальству о своем тяжелом положении?
- Вы смеетесь? - заключенный поднял глаза на старшего лейтенанта. – Десятки, сотни раз я докладывал по телефону о бедственном положении Второй ударной армии и в штаб Волховского фронта, и непосредственно командующему обороной Ленинграда, товарищу Жданову. Наше положение только ухудшилось. Два месяца мы сидели голодными в болотах, дожидаясь приказа об отступлении. Солдаты были настолько изможденными, что не могли удержать в руках винтовку. Разве это не предательство? И только когда немцы полностью нас окружили, Сталин дал приказ отступать. Разве ЭТО не предательство?
- Где же был комиссар?
- Комиссар? - переспросил пленник, - не знаю. Скорее всего, в тылу, в штабе фронта. Разве комиссары когда-нибудь подставляли свою грудь под пули?..
- Довольно! Ваша агитация заходит слишком далеко, - следователь снова взялся за бумагу:
«…Так не будет ли преступлением и дальше проливать кровь? Не является ли большевизм и, в частности Сталин, главным врагом Русского народа?
Не есть ли первая и святая обязанность каждого честного русского человека стать на борьбу против Сталина и его клики?
Я там, в болотах, окончательно пришел к выводу, что мой долг заключается в том, чтобы призвать Русский народ к борьбе за свержение власти большевиков, к борьбе за мир для Русского народа, за прекращение кровопролитной, ненужной Русскому народу войны за чужие интересы, к борьбе за создание новой России, в которой мог бы быть счастливым каждый русский человек…»
- Интересно, - зевнул следователь, – как вы собирались прекратить войну, когда враг был на нашей территории? Совершить очередное предательство, отдать родину немцам?
- Вы не поняли, - вновь поднял глаза заключенный, - я говорил совсем о другом. Вы ведь не хуже меня знаете, что многие народы с радостью встречали немцев, ища освобождения от сталинской тирании. Почему же вы говорите о предательстве? Кого предавали люди, пережившие «красный» террор, расстрелы заложников, «раскулачивание» и голод в Поволжье и на Украине? Кого предавали жители Западной Украины, Западной Белоруссии и Прибалтики, чьи земли были оккупированы советскими войсками, чьих братьев, сестер и даже грудных детей расстреливали и ссылали за полярный круг? Разве не вправе были простые люди радоваться избавлению от этого режима? Именно поэтому многие воинские подразделения добровольно переходили на сторону немцев, именно поэтому с такой легкостью дошла немецкая армия до Волги. Вот и для нас, Русской Освободительной Армии, дело было не в том, чтобы прекратить войну, но в том, чтобы принести освобождение Русскому народу, создать новую Россию…
- Ну, эту песню мы слышали, - перебил пленника старший лейтенант. - Вот она:
«…На честных началах, на началах искреннего убеждения, с полным сознанием ответственности перед Родиной, народом и историей за совершаемые действия, я призываю народ на борьбу, ставя перед собой задачу построения Новой России.
Как я себе представляю Новую Россию? Об этом я скажу в свое время.
История не поворачивает вспять. Не к возврату к прошлому зову я народ. Нет! Я зову его к светлому будущему, к борьбе за завершение Национальной Революции, к борьбе за создание Новой России – Родины нашего великого народа. Я зову его на путь братства и единения с народами Европы и в первую очередь на путь сотрудничества и вечной дружбы с великим Германским народом.
Мой призыв встретил глубокое сочувствие не только в широчайших слоях военнопленных, но и в широких массах Русского народа в областях, где еще господствует большевизм. Этот сочувственный отклик русских людей, выразивших готовность грудью встать под знамена Русской Освободительной Армии, дает мне право сказать, что я нахожусь на правильном пути, что дело, за которое я борюсь, - правое дело, дело Русского народа…»
- Итак, - почесал нос следователь, – сотрудничество с немцами и война против России?
- Не против России, - убежденно проговорил заключенный, расправив плечи и глядя прямо в глаза тюремщику, - но против антинародного правительства. Против тех, кто расстрелял, «раскулачил» и заморил голодом миллионы самых работящих людей; против тех, кто погнал Русский народ в концлагеря и на военную бойню; против тех, кто переселял целые народы в самые глухие места, за полярный круг и в безводные степи, без пищи и теплой одежды, на верную смерть; против тех, кто развязал эту войну…
- Пропаганда, - отмахнулся старший лейтенант, - вот ваши слова:
«…В последние месяцы Сталин, видя, что Русский народ не желает бороться за чуждые ему интернациональные задачи большевизма, внешне изменил политику в отношении русских. Он уничтожил институт комиссаров, он попытался заключить союз с продажными руководителями преследовавшейся прежде церкви, он пытается восстановить традиции старой армии. Чтобы заставить Русский народ проливать кровь за чужие интересы, Сталин вспоминает великие имена Александра Невского, Кутузова, Суворова, Минина и Пожарского. Он хочет уверить, что борется за Родину, за отечество, за Россию.
Этот жалкий и гнусный обман нужен ему лишь для того, чтобы удержаться у власти. Только слепцы могут поверить, будто Сталин отказался от принципов большевизма.
Жалкая надежда! Большевизм ничего не забыл, ни на шаг не отступил и не отступит от своей программы. Сегодня он говорит о Руси и русском только для того, чтобы с помощью русских людей добиться победы, а завтра с еще большей силой закабалить Русский народ и заставить его и дальше служить чуждым ему интересам.
Ни Сталин, ни большевики не борются за Россию.
Только в рядах антибольшевистского движения создается действительно наша Родина. Дело русских, их долг – борьба против Сталина, за мир, за Новую Россию. Россия – наша! Прошлое Русского народа – наше! Будущее Русского народа – наше!
Многомиллионный Русский народ всегда на протяжении всей истории находил в себе силы для борьбы за свое будущее, за свою национальную независимость. Так и сейчас не погибнет Русский народ, так и сейчас он найдет в себе силы, чтобы в годину тяжелых бедствий объединиться и свергнуть ненавистное иго, объединиться и построить новое государство, в котором он найдет свое счастье».
- Таким образом, - следователь положил бумаги на стол, – фактически, в своем письме вы призываете на борьбу против России.
- Мы не боролись против России, - снова покачал головой заключенный. – Мы сражались против бесчеловечного режима. Вы совершенно напрасно думаете, что Сталин радеет за интересы Русского народа. Сталин боится Русского народа. Иначе, зачем было уничтожено столько крестьян, начиная от стариков и заканчивая младенцами? Для чего нужны были пытки, бесчисленные, немыслимые в своей жестокости и бесчеловечности концлагеря? Для чего десятки, сотни тысяч людей вешали, расстреливали, топили, забивали палками, морили голодом, заживо замуровывали в шахтах? Для чего был устроен голод в Поволжье и на Украине, когда погибли миллионы людей: старики, женщины, дети? Для чего была начата война с Германией? Зачем все это было нужно?.. Когда сидишь в камере, есть время подумать. Знаете, что пришло мне в голову? Я думаю, что и гражданская война, и голод в Поволжье, и раскулачивание, и колхозы, и голод на Украине, и война с Германией проводились лишь для того, чтобы сломить сопротивление народа большевистскому режиму, чтобы навсегда истребить в людях дух свободы…
Дверь за спиной пленного неожиданно распахнулась, к старшему лейтенанту лениво подошел толстый краснощекий майор в новенькой форме. Поздоровавшись со следователем, майор брезгливо посмотрел на заключенного:
- Ну, как? Сознался?..
Не дожидаясь ответа, майор протянул старшему лейтенанту несколько листков бумаги:
- Поспрашивай-ка об этом.
Когда майор вышел, старший лейтенант снова сел за стол и начал читать вслух вопросы, методично помечая карандашом ответы заключенного:
- Кем был ваш отец? Какова девичья фамилия матери?
И вдруг ни с того, ни с сего, срываясь на крик:
- Где вас завербовали? Какое задание передал вам Гитлер, оставляя в Праге?
Затем последовало несколько вопросов по существу:
- Кто может подтвердить, что вы были в Китае в 1939 году? Кто вас туда направил? Кто был комиссаром Второй ударной армии?
И снова срываясь на крик («видно, у них сейчас такие методы ведения допроса», - мимоходом отметил пленник):
- Через кого вы держали связь с Гитлером? Где планировались диверсии на территории СССР? Что помешало их осуществлению?
Вначале заключенный пытался отвечать, но затем, ввиду явной бессмысленности некоторых вопросов, он перестал отвечать на самые абсурдные. Тем более что следователь, похоже, и не ждал на них ответа. Наконец, старший лейтенант перешел к вопросам о плене:
- Почему вы попали в окружение? Почему не улетели на присланном за вами самолете?
- Не знаю, - просто ответил пленник. – Наверно, я просто хотел разделить судьбу своих солдат. Мы вместе воевали, значит, и умирать нам надлежало вместе. И потом, какой смысл был в том, чтобы спасать свою шкуру, если меня все равно ждал расстрел? Чем я лучше Павлова, Коробкова, Климовского, Григорьева и других генералов? Они ведь тоже вырвались из окружения, но были тут же схвачены вашими коллегами из НКВД, где подверглись избиениям и пыткам, а после расстреляны как дезертиры. Легко отдавать приказы, попивая подогретое вино в уютном Куйбышевском бункере, и очень трудно выполнять их голодным, измученным солдатам под пулями в болотных топях…
- …Да, - в раздумье повторил заключенный, - умирать легко, трудно выполнять бездарные приказы…
- Но почему вы сдались в плен? – удивился следователь. - Почему не застрелились? Боялись?
- Нет, - покачал головой пленник, - я не боялся умереть, и не боюсь сейчас. Просто мне было жалко своих ребят. Кто знает, что стало бы с ними без меня.… Повоевать довелось? – вдруг обратился он с вопросом к старшему лейтенанту.
- Нет, - неожиданно для самого себя ответил следователь. – Когда окончил училище, направили в органы, ловить шпионов и дезертиров. Потом перевели сюда…
И вновь без стука вошел красномордый майор, старший лейтенант нахмурил брови и принял сосредоточенный вид.
- Ну, что тут у вас? – брезгливо проговорил майор. – Подследственный сознался? – И, не дожидаясь ответа, добавил, обращаясь к старшему лейтенанту: - Зайди-ка ко мне.
Когда следователи вышли, генерал-лейтенант Красной Армии Андрей Андреевич Власов вновь предался воспоминаниям.
…Шел март 1943 года, когда он написал открытое письмо «Почему я стал на путь борьбы с большевизмом». Пройдет совсем немного времени, и Гитлер предаст генерала Власова так же, как когда-то предал Власова Сталин. Русскую Освободительную Армию расформируют и перебросят во Францию и Италию. Руководство Русской Армии вместе с небольшим отрядом солдат оставят в Праге.
Там, в Праге, в ноябре 1944 года генерал Власов опубликует Манифест Комитета Освобождения Народов России. И там же, в Праге, Русской Освободительной Армии доведется послужить братским славянским народам, когда весной 1945 года они, вместе с восставшими чехословацкими партизанами, будут освобождать Прагу от фашистов. Американский бригадный генерал от лица Правительства Соединенных Штатов будет поздравлять Власова с победой и крепко жать ему руку, но не пройдет и двух дней, как Правительство Соединенных Штатов в очередной раз предаст Власова и выдаст генерала и его солдат - освободителей Праги - в руки сталинского НКВД. На верную смерть.
Андрей Андреевич Власов еще раз вспомнил свою жизнь. «Жизнь прожита, - вздохнул он. - Поступил бы я теперь так же, как тогда?.. Да, - сказал он себе через мгновение. – Все было бы точно так же. И пускай я умру, и пусть даже памяти обо мне не останется…»
…Генерал Власов не знал, что беседа с ним зародила в старшем лейтенанте искру сомнения. Весь день следователь бегал по кабинетам, подписывая бумажки, но вечером, ложась спать, он вспомнил слова из письма генерала о том, что тот мечтал сражаться за свободу России. «Если Власов сражался за свободу России, - с каким-то странным чувством подумал старший лейтенант, - за что же тогда сражаюсь я?..»
P.S.: Да, был такой неизвестный герой - генерал-лейтенант Андрей Андреевич Власов... Как он хотел послужить Русскому народу, как хотел нашей свободы! Он отдал за нас свою жизнь, принял за нас позор, а мы этого так и не поняли. Как жаль, как все-таки жаль, что мы его почти не слышали. Но помните Галича: «Ведь и это так важно – быть слышным на целых четыре шага»…
P.P.S.: В рассказе использованы документальные факты из книги Виктора Суворова «Ледокол».