Каждый вечер Липа горько думала: «Какая я невезучая!» За этим тоскливым занятием она проводила где-то от девятнадцати до двух ночи. Мелкие неприятности – само собой, но крупных, пожизненных! – две.
Во-первых, имя. Липа. Липа... А ведь полностью – Олимпия. По паспорту Олимпия Васильева Корогодцева. Ужас! Как могло прийти в голову нормальным людям с нормальными именами (Вася и Лена) назвать дочку Олимпией?!
Нет, были у Липы знакомые с диковатыми сочетаниями – например, Эвелина Кукушкина или Гертруда Никифорова. А в роддоме с ней лежала рядом девочка Люба Фролова, которая очень горевала, что родила не сына, а дочь, так как для сына уже было приготовлено имя.
- Какое? – спросила Липа.
- Жорж.
- Что, вот просто Жорж? – не поняла Липа.
- Да. Так ведь красиво, и по-французски! – наивно сообщила Люба.
- Любочка, - Липа старалась говорить тихо, поскольку была ночь, - а мужа как зовут?
- Леша, - сказала Люба и вздохнула, - теперь девку назову Ириной.
«Мамочки родные!» - внутренне содрогнулась Липа, - «Жорж Алексеевич Фролов... Пронесло же парня...»
Елена Николаевна Корогодцева была искусствоведом и всю жизнь специализировалась на импрессионистах. Ее страстью Мане. Отсюда – и Олимпия.
Иногда Липа думала: импрессионисты – это еще хорошо, а если бы голландская школа? Если бы не Мане, а Рембрандт? Быть бы ей сейчас какой-нибудь Саскией. И тогда сокращенно как – Сася, Сися?
Нет, уж Липа лучше. Но, все равно, свое полное имя Липа не афишировала. Липа. Без отчества. Хотя всю жизнь без отчества не проживешь – не будут же тебя на работе лет через 10 – 15 звать «бабушка Липа». И не увольняться же с работы из-за имени.
В общем, жизнь ей господин Мане не украсил, а как все мужики осложнил.
Сложности в отношениях с противоположным полом – проблема тотальная, и Липа по этому поводу мало горевала. Дочка есть – и, слава Богу. Девочка растет хорошенькая, умненькая, веселая, в чем Липа убеждается каждую неделю, когда приезжает посмотреть на нее и привезти деньги. Родители, уйдя на пенсию, вбили себе в голову, что жить надо на природе, и сменяли хорошую городскую квартиру в центре на менее загазованный Сестрорецкий район, забрали с собой внучку, и теперь Липе раз в неделю приходилось «пилить» в Тарховку, в «домик в деревне».
Тарховка – не так плохо. Да и вообще хорошо. Когда-то у них там была дача. Место замечательное: с одного балкона был виден Финский залив, с другого – озеро Разлив, но свято верящий в светлое будущее папа, когда Липе исполнилось 14, сказал: «Дочка выросла – дача уже не нужна», - и дачу продали. Папа почему-то не подумал, что Липа выросла, а никак уж не умерла, и у нее еще будут свои дети, поэтому пришлось потом долго бегать в поисках домика и платить безумные деньги, беря в долг и продавая машину. Теперь есть крошечный домик на краю Тарховки и бездна долгов, которую будет выплачивать, наверное, уже Липина дочка. Тем более, жить на два дома очень накладно, так что финансовая проблема мучает постоянно. И уж тут Мане никак не виноват.
Денег, конечно, в изобилии не было никогда. Однажды, еще в институте, Липа придумала идеальный выход: надо снизить потребности. Эта дивная мысль посетила ее, когда на пятом курсе изучали научный атеизм. Среди прочих сект Липа облюбовала «адвентистов седьмого дня», которые проповедовали крайний аскетизм, и быстро просчитала, что если скудно есть, бросить курить, ходить пешком и носить обноски, можно здорово сэкономить и даже разбогатеть. Этим открытием она срочно поделилась с подругой. Влетев утром в аудиторию, Липа грохнула сумку на стол и радостно завопила:
- Наташка! Я знаю, как избавиться от безденежья! Мы идем в «адвентисты седьмого дня»!
Подруга всем своим видом изобразила крайнее недоумение:
- А там что, много платят?
Вопрос был закрыт.
В один из вечеров, когда в холодильнике осталось два яйца, а в кошельке 13 рублей 40 копеек, Липа схватилась за голову. Занять не у кого, все золото в ломбарде, выходные через 4 дня, и надо доехать как-то до родителей. Зарплата, конечно, будет, но это не поможет. После долгих и мучительных раздумий, к 12 ночи, она решилась на крайний шаг. И единственный – который может вытащить ее из финансовой бездны. Крайность заключалась в том, чтобы позвонить двоюродной сестре в Лос-Анжелес, и закрыв от стыда глаза, попросить денег.
На душе было мерзостно, но больше она ничего придумать не могла. Оставалась еще одна проблема: Липа патологически не умела считать. Как бы она ни старалась, понять, сколько часов и в какую сторону прибавлять или отнимать, - было невозможно. В любом случае в Лос-Анжелес она попадала неизменно в 3 часа ночи. И это было крайне неловко.
Еще час Липа с бумажкой и ручкой в руке занималась подсчетом. Это была кара небесная. В час ночи все было готово. Липа себя чувствовала так, будто разгрузила два вагона с углем.
В Лос-Анежлесе трубку сняли сразу. Откликнулся автоответчик. Вот только голос был чужой. Липа прислушалась... И вдруг поняла, что вместо обычного предложения оставить сообщение, у нее интересуются: «Чем мы можем вам помочь?» После этого приятный мужской голос рассказал Липе о том, что жизнь хороша, а за окном поют птицы. Она оторопела. В трубке стали петь что-то жизнеутверждающее. Она попала в психологическую службу Лос-Анжелеса.
До утра Липа так и не сомкнула глаз и на нервной почве съела два последние яйца. Интересно, на какую сумму придет счет?