Вспыхнувшее ярко веселое пламя осветило лицо Головни. Росский воевода сидел, задумчиво глядя в костер. Темные глаза под густыми нависшими бровями отразили огонь, глубокие складки на щеках стали резче. Головня сидел без шлема, теплый ветерок от костра иногда шевелил черные с густой проседью волосы. Небольшая борода и усы придавали ему угрюмый и нелюдимый вид. Высокий лоб выше середины был светлый, незагоревший, от почти постоянного ношения шлема.
– У нас говорят немного не так, – вдруг сказал он тяжелым низким голосом. Все невольно вывернули головы в его сторону. – Давным-давным, тьму, может – две, лет назад пришли на эти земли два брата со своими семьями. Звали их... – краем глаза Головня увидел, как Токтагай быстро глянул на него, опустил голову, – … как звали их, никто уже и не помнит. Откуда они пришли – тоже никто не помнит.
Он немного помолчал, поглядел на Токтагая, мельком скользнул по непроницаемым лицам Шавкала и Субудая. Фазиль разинул, было, рот, чтобы что-то спросить, но, наткнувшись на хмурый взгляд воеводы, сробел.
– Пришли они сюда еще в то время, когда из Днепра пили воду огромные, с дом, звери с большими белыми рогами на морде и длинным толстым носом, и паслись косматые звери-великаны с одним большим рогом на носу.
– Может, это были охотники или просто скитальцы, которые пленились красотой этих мест. Они не пошли дальше – поставили здесь свои шалаши, и скоро к небу поднялся дым первого костра. Братья были сильные охотники и охотились на огромных животных с одними палицами и копьями. Зимой братья ударами дубин и уколами копий загоняли зверя-великана, может быть, это и был мухор, в глубокий снег и там добивали его, скованного в движениях. А летом братья гнали мухора на высокий обрыв, размахивая горящими ветками - а все звери, даже великаны, боятся огня, и сталкивали его оттуда вниз. Такая охота давала им все: мясо он ел, шкура шла на одежду, жир на топливо и светильники, а из громадных ребер делали каркасы для шалашей. Охотились и на других животных: на дикую лошадь, ловили рыбу. И сейчас в Киеве, на Подоле, когда роют колодцы, на глубине в десять сажен и более, находят кости этих животных, находят и каменные наконечники для стрел и копий.
– Каменные? – ахнул Панька. – А как же их ковали?
Головня пожал плечами:
– Не знаю. Я воин, а не охотник. Так вот, жили братья мирно, поставили деревянные дома, много детей появилось у обоих. Все бы хорошо, но решил бог поссорить их, или, наоборот, проверить их дружбу. Кто ж теперь это разберет, что у него было на уме? Возвращались поздно ночью как-то с охоты, и вдруг из-за куста на них сзади напал великан. Старший брат оттолкнул младшего, а сам схватился с напавшим. Долго они боролись, били друг друга кулаками, пинали ногами. Никто не мог взять верх. Старший запретил младшему вмешиваться и помогать ему, ибо противник один, и пусть двубой будет честным.
– Уже утро наступило, а они все бились. Увидел тут старшой, что у противника на лицо повязан черный платок с прорезями для глаз, чтобы никто не узнал. Изловчился тут он, схватил платок левой рукой и сдернул с лица нападавшего.
– И кто это был? – аж подскочил на месте Панька.
От мощного тычка пудовым кулаком в спину он чуть не полетел в костер.
– Ты дашь послушать, али нет? – рыкнул на него Збыслав.
– Все-все, я умолкаю, язык я свой уже глотаю и прочь отсюда уползаю.
На коленях Панька обогнул Збыслава по дуге, притулился с другого бока воеводы, быстро устроился, подогнув под себя ноги.
Головня спокойно продолжал:
– Младший брат видал, как сильно удивился брат, как открылись широко в изумлении его глаза, а сам он не мог увидеть, кто это был, ибо стоял сбоку, но тут напавший провел подлый прием под ногу, а сам подпрыгнул, перевернулся в воздухе и сиганул в кусты, которые сразу вспыхнули. А у старшого онемела нога, подвернулась, и он упал.
– Растяжение, наверное? – опрометчиво предположил было Панька.
Збыслав угрожающе начал подниматься.
Панька быстро согнулся, выпалил:
– Понял – не дурак, дурак бы не понял.
– Подбежал к нему младший брат, подхватил его и понес домой на спине. Только после этого стала сохнуть нога, не мог он уже ходить много и далеко на охоту. Стал младший брат охотиться один и кормить обе семьи. Но звери уходили дальше, и стал младший брат приручать их. Скоро у него были большие стада, которые он перегонял с места на место в поисках сочной травы.
Старший брат тоже не сидел без дела. Он сделал из железа первое рало, научился выплавлять медь и бронзу, в его обиходе появились первые металлические изделия: ножи, топоры, мечи, мотыги, наконечники для стрел и копий. Он стал возделывать поля, засеял их ячменем, пшеницей, просом и чечевицей. Изобрел гончарный круг и жернов - теперь у него были мука и посуда. Многое сделал он, пока младший брат кочевал.
– Вот пригнал младший брат свои стада ближе к дому и настиг его вечер, когда остался всего один переход. Увидал он тут большие поля, заросшие густой сочной травой, которая очень понравилась стадам. Загнал он животных на поле, а сам решил отдохнуть, чтобы утром с новыми силами пуститься к дому.
– Рано-рано утром старший брат сел на коня и поехал осматривать поля. Видит он, что поля все потравлены, хлеба втоптаны в землю, вырваны с корнями, и на поваленных стеблях валяются лошади, туры, коровы, овцы. Схватился он за голову – весь многолетний труд был сгублен, теперь его семья и семья брата, которая жила вместе с ним, остались без хлеба на много лет, ибо он посеял весь запас, что собирал по горсти с маленьких полян.
– Разъярился он и бросился убивать животных. И хоть он хромал, но все – равно оставался великим охотником, поэтому он быстро убил и покалечил всех животных. От рева раненых туров проснулся младший брат и видит, что его с таким трудом приученных животных убивает какой-то охотник. Бросился он на него и сшиб на землю одним ударом, потому что одна нога у старшего брата почти совсем не слушалась, и его легко было уронить. Но не узнал старший брат младшего – возмужал, солнце опалило его, сделав кожу его темно-коричневой, он отпустил усы и бороду. Попался ему под руку камень, кое-как поднялся он, замахнулся, и в это время младший брат узнал его и хотел крикнуть: "Брат, это я!". Но не успел – ударил его камнем в голову родной брат и убил. Потом зарыл на окраине поля и закидал камнями, чтобы дикие звери не добрались.
– Вернулся он домой, никому ничего не сказал, снова стал ждать брата и вести хозяйство. А брат все не идет, старшие сыновья брата уже выросли и пошли искать отца. Средние дети старшего брата тоже выросли и тоже пошли искать своего дядьку. Вот теперь и ждет старший брат и брата, и детей.
– А где..? – начал было Панька, но Головня сурово оборвал его:
– Все. Спать. Завтра будем что-то думать другое...
Скоро ночь накрыла все своим пологом, лишь у догоревшего костра неподвижно высились на страже фигуры Збыслава и Субудая.
......
Наверстывая время, отряд пустился по берегу реки. Всадники опять держались попарно, только теперь Шавкал скакал без запасной лошади.
Фазиль долго томился вопросом, но, поглядывая на хмурого Иваша, не решался его беспокоить. Наконец он не выдержал, догнал Паньку, дернул за рукав.
– Панька!
– Чего? – обрадовался возможности поговорить Панька.
– Панька, спроси у твоего воеводы, кто были те братья. Моя думаю – он знает.
– А сам чего не спросишь? – удивился Панька.
Фазиль смущенно пожал плечами.
– Боишься, что ли? – изумился дружинник.
Степняк закивал головой, заговорил быстро, глядя в спину Головни.
– Он такой строгий, такой сердитый, как мой дед.
– Да-а, деды – это еще те воспитатели, – поежился Панька. – Пойдем, спросим.
Пришпорив коней, догнали Головню.
– Воевода, – обратился Панька, – тут вот дети интересуются именами братьев, ну, тех, про которых ты вчера рассказывал.
Головня хмуро глянул на державшегося чуть поодаль Фазиля.
– А сам что не скажешь? Или не знаешь?
– Да я-то знаю, но он же мне не поверит, – не моргнув глазом, ответил Панька.
– Рус и Хазар.., – чуть помедлив, сказал Головня.
– Ик, – только и мог ответить Панька, разинув рот и вытаращив глаза на остолбеневшего Фазиля.