В совершенно замечательные советские времена существовала совершенно замечательная и широко разветвленная организация, которая основал легендарный Феликс Эдмундович Дзержинский. И в каждом кабинете, имеющем отношение к этой организации, висел его портрет. Это было непременным атрибутом – ну, чтоб, значит, каждый попавший в такой кабинет, сразу мог понять, где он, и в какой переплет он попал. Феликс Эдмундович смотрел со стены строго и с профессиональным прищуром, что навевало мысли о неотвратимости наказания и испорченной биографии.
10 ноября 1983 года я развелась с мужем. Эта история отдельная и многотрудная. Только в процессе развода я поняла, что выйти замуж – дело плевое, а вот развестись – почти невозможное. Выйдя из суда, я долго стояла у дверей осчастливившей меня (как мне тогда казалось) организации, и соображала чем бы таким сбить отвратительную оскомину после тяжбенного процесса. Решила, что надо напиться. И позвонила одноклассникам. Эта парочка моих друзей поженилась после школы, но виделись мы не часто, так как они уехали в Уссурийский край по распределению. Сейчас они были в отпуске, и я подумала, что утешать и веселить меня после развода – их прямая обязанность и священный долг. Слава богу, они думали так же, и уже через 3 часа мы сидели в густо заполненном зале ДК им. Ленсовета на концерте в честь дня советской милиции.
Но концерта было мало – там же не напьешься, и мы поехали в гостиницу «Карелия». Валютный гриль – бар…что может быть лучше, увлекательней и запретней в 1983 году?!
От гнусного состояния у меня появился невообразимый кураж. Мы вкусно ели, много пили, а потом – в качестве художественной устроили части я сорганизовала танцы для западных немцев, сидевших по соседству, хотя в гриль - баре танцы, как таковые не были предусмотрены вообще. Во время танцев я упрямо втюхивала немцам, что я из Лос- Анжелеса. Идиоты фээргэшники верили.
В разгар веселья меня пригласил приятный молодой человек в вельветовых брюках. Поскольку он все время молчал, то понять, кто он - немец или русский(а может, как и я «из Лос – Анжелеса») – было невозможно. Возможность появилась к завершающему туру: он предъявил мне красную книжечку. Сомнений не было. Через 20 минут мы дружно сидели в комнате под лестницей, где со стены на нас укоризненно и с прищуром смотрел Дзержинский.
Кураж, правда, еще не пропал. Мы бодро продиктовали свои анкетные данные и Лешка еще не успел помитинговать в защиту советских офицеров, которые, не щадя живота своего, служат в непосредственной близости от китайской границы, а значит и имеют право на отпуск (по конституции) и выпивку в валютном баре (по этическим соображениям).
Трудности наступили в тот момент, когда мой партнер по танцам в вельветовых брюках подозрительно щурясь (мало мне одного Дзержинского) спросил:
- А почему вы говорили по-английски?
- Потому, что я не знаю немецкого.
- А английский знаете?
- Знаю.
- Откуда же? – он считал вопрос провокационным.
- Учила в школе. И в институте. Государственные курсы закончила, наконец.
- И по работе ей нужно, - встрял, не удержавшись, Лешка.
- Ну, и где же мы работаем? – ехидно поинтересовался «вельветовый».
Лешка гордо выпятил грудь:
- В магазине «Академкнига», в отделе «Антикварные книги на иностранном языке». Товароведом.
- Да –а…-протянул «вельветовый».
Через неделю я в «Академкниге» уже не работала.