Снова пустота как пропасть, накрыла страхом внезапности. Двери вагона метро закрылись неуспев проглотить меня, и поезд, нырнув в туннель, внезапно разверз пустоту рельс. Блестящие, сверкающие накатанностью рельсы звали простотой решений. Самой себя стало до мокрости жалко, собственная слабость вызвала укол жалости или жалкости, очень противной и скользкой. Захотелось скорее стряхнуть ее с себя, словно комок чего-то склизкого прилипшего к ботинку.
Внезапность пустоты оглушает и бесит. Бессилие что-то изменить-исправить, приводит в бешенство. Метание мыслей вызывает боль при ударах о череп, совсем немного осталось, и черепная коробка не выдержит и, расколовшись на части, выпустит бешеные мысли. Надо сжать ее посильнее, но руки холодны и нервно дрожа, слабо помогая голове. Лучше спрятать голову где-то в коленях, глубже в себя, замотаться шарфом и не видеть испуганно-сочувствующие взгляды проходящих мимо “жителей” метро. Полчаса теплого запаха метро и всё утихло. Дрожь рук и мыслей ушли куда-то в мраморный пол, хотя нет, я слышу еще их звон или это просто фонари, весящие над головой, звенят как буддийские колокольчики от рваного ветра туннелей. Только на одной станции московского метро такие фонари, раньше их музыка меня успокаивала, теперь забрала мою дрожь. Звенят.
Бред, я начинаю сходить с ума.
Тело чужое и надоевшее, лицо уставшее, бледное, еще больше не моё. Всё бесит и злит, найти кусок арматуры и устроить погром, разбить эти фонари к чертям, ради того, чтобы увидеть удивление-страх на лицах этих копошащихся кругом людей. Кто-то закричит, кто-то побежит, кто-то вызовет милицию. А я просто убегу в туннель. Там и оставлю себя. Слабачка.
Снова зазвенели фонари-колокольчики. Поезд идет, пора выбираться на поверхность. Можно будет напиться хорошего вина в одиночку из одноразового стаканчика в одной из подворотен Тверской или Таганки. Напиться так, как ненавижу. Как всегда бесило - вино, стакан, подворотня, одна. Пусть станет противно даже чуять себя. На утро мозг распухнет больше размера моего чужого черепа, начнет давить на стенки, но уже иначе, чем вчера. Поеду домой, запоминая каждый удар колес электрички о рельсы. Бам-бам-бам. Боль разрежет мозги полосочками, переплетет и затянет в узлы, глаза невидящим автопилотом дотащат тело, уговаривая ноги идти. Не раздеваясь последним усилием некогда бывавшей во мне воли, брошу тело на кровать. Забудусь бредом и насмотрюсь черно-белых снов. Буду летать в пустоте и вернусь лишь к вечеру измотанная, но успокоенная усталостью. Крепкий чай и теплое полотенце вернут похожесть меня. Телевизор и листопад убьют остатки времени до сна. Мысли о работе вернут желание проснутся.
Завра будет день.