23.09. – 05.10.2002 г.
“Юля, Юлька, Юленька, Юлёк”, - называл он её. Иногда он звал её ночью, когда лишь сумерки за окном, и неясные очертания ветвей напоминали ему о том, что время сейчас далеко заполночь, и он просыпается в своей постели один. Он никогда не засыпал в своей постели рядом с ней. И ему оставалось только звать её долгими зимними ночами, тягостно, в полузабытьи, не успев снова очнуться и погрузиться в реальность. Проснувшись, Алексей мог долго разглядывать потолок, тонкую паутину трещин на белой штукатурке, а потом с удивлением находить возле себя собственные руки и ноги и удивляться этому со сна. Временами он с удивлением и легким испугом вглядывался в отраженный свет фар автомобилей, проезжающих под окнами его дома. Эти эфемерные, но неумолимые лучи света бесцеремонно вторгались в комнату, где засыпал Алексей, яростно плясали на потолке, бесновались на толстых шторах, цеплялись за его кровать. Когда он был маленьким, он совсем не боялся этих лучей, глядя на них, он засыпал, и засыпал счастливым, как может предаваться сну шестилетний ребенок. Эти лучи действовали на него тогда успокаивающе, как добрые руки матери, всегда пахнущие мылом и хорошим ночным кремом, когда мать приходила, чтобы поправить на нем одеяло и легко поцеловать его в пухлую щеку. С тех пор, как он узнал Юльку, эти лучи почему-то наполнились тревогой и часто мешали ему засыпать, будто бы просверливая своим светом тело Алексея, пытаясь достать до его сердца и посмотреть, что же там внутри. Но только он один знал, что там действительно творится. Каждый день, каждый час, каждую секунду.
Часто, застыв в городской пробке где-нибудь в центре, в своем зеленом Мерседесе-купе, Алексей приглушал радио в машине и начинал вполголоса, словно в забытьи, рифмовать её имя: “Юлёк, мотылек, стебелёк, лепесток…”. И все это она, да, это все о ней, для неё. “Когда-нибудь я напишу о ней настоящие стихи”, - думал он. Алексей пробовал писать стихи, некоторые из них ему неплохо удавались, но всегда не хватало последнего решающего импульса, последнего шага, который превращает нормального человека в поэта. Наверное, слишком банальными были его строки. А пока, стоя в пробке, он рифмовал её имя.
Боль, хрустнув под ложечкой, опускалась куда-то в область живота, тупая ноющая боль, которая теперь надолго поселилась в нем. Как он и предполагал, через несколько минут начинало тревожно вибрировать сердце. Он смотрел на автомобили, вместе с ним застрявшие в пробке и успокаивался. Он ехал к ней. Юлька наверное уже долго ждала его. Алексей набирал на мобильнике знакомые десять цифр её номера. “Алё, да маленький, я тут в пробке… Наверное, минут через двадцать. И я люблю…. Не скучай там. Времени мало, просто заскочу, кофе поставь, ... да, скучаю”. Так случалось часто. Вечная нехватка времени. Разгар рабочего дня, пропущенный семинар в институте, невнятные объяснения родителям. А что он мог сделать? Это стремление было сильнее его, и оно не требовало объяснений, над ним невозможно было думать. Он просто знал, что пройдет еще совсем немного времени, каких-нибудь двадцать минут, и он снова увидит её, худенькую с вечно холодными ладошками, в белых шерстяных носочках и домашнем халате, едва прикрывающем её почти детскую грудь. Но Алексей знал, что Юлька умела быть богиней. Для него и только для него. Он уже предчувствовал, как она яростно впивается своими тоненькими руками в его плечи, впивается острыми длинными ногтями до боли, когда он проникает в неё глубоко, глубоко. Как их сердца стучатся в едином ритме, как гримаса какого-то болезненного наслаждения искажает черты её лица, пока она шепчет: “Алешка, Алешка!” И они становятся единым существом. На пять минут, навсегда… И как потом, разметав по подушкам и простыням волны оргазмов, она опадает своими длинными каштановыми волосами на его грудь. И в этот момент её сердце бьется еще громче. А потом наступает блаженная истома, накрывающая оба тела, словно невидимое одеяло. И тела больше не в силах двигаться. Они просто лежат, и упругое тепло мячиком перекатывается от тела к телу, от мужского к женскому, от неба к земле и обратно. И только губам остается вечный выбор между поцелуем и сигаретой, которая, как всегда заканчивается слишком быстро.
Так бывало у Алексея только с ней. Раньше у него было много женщин. Так много, что он уже не помнил их имен и лиц. Тогда все обстояло гораздо проще. Легкие знакомства. Успешный, ухоженный мальчик в дорогом костюме, галстук последних расцветок, в изящных пальцах небрежно позвякивают ключи от новенького Мерседеса-купе, черный портфель тонкой дорогой кожи привычным движением руки закидывается в багажник. Девушки ожидали его приближения и, казалось, заранее были готовы продолжить... А дальше, чашка кофе в дорогом кафе со случайной спутницей, оглушительная музыка ночного клуба, незнакомая квартира и секс… Без имен и объяснений. Холеные руки случайных спутниц, губы в дорогой помаде, страстно облизывающие мошонку Алексея, кожаные скачки наперегонки тело к телу, пьяная радость вагинальных проникновений, сопровождаемая бессвязным рычанием. Ужас равнодушных пробуждений наутро. Пробуждений в постели с малознакомой особой. И навязчивые мысли о том, надел ли вчера презерватив? А потом быстрый подъем, утренний душ в незнакомой ванной, спринтерский кофе на столе и полное отсутствие тем для разговора. Обмен телефонами по которым, уже заранее известно, никто не позвонит. Еще одна девушка промелькнула в жизни Алексея, еще одна страница книги перевернута, а он так и не понял её содержания. И так было всегда. Иногда девушки все-таки звонили Алексею, готовые отдаться ему без свидетелей и каких-либо обязательств. Он соглашался редко, да и то если у него давно никого не было. Так, от скуки, для разнообразия. Две три встречи, минет в подъезде, натруженная боль в руках и коленях, и снова Мерседес, ключи, домой… Когда-нибудь это должно было кончиться.
В тот вечер он сидел в стрип клубе. Мозги, одурманенные бренди, не в силах были воспринимать лоснящиеся тела танцовщиц, извивающихся у шестов. Резкая музыка отдавалась в висках. Какие-то женские тела мелькали рядом, пытались о чем-то заговорить с ним, он уже не помнил о чем. Холеные тела, запястья, тощие ключицы, жилистые ноги, надменные губы сливались в единую картину, тонули в толпе, растворялись в лучах прожекторов. Алексей сидел у стойки, и молча пил свой бренди. Сегодня он сдал свою очередную сессию, он победил. Да, да, победил их, считающих его папенькиным сынком и рас****яем, он оказался сильнее, и теперь им нечего сказать. Да пошли они все! Но почему же так грустно, почему так пусто внутри, почему от яркого вибрирующего света и ритмичной музыки наступает тупое оглушение, почему растекается свинцовая пустота в башке. Он силится уйти, но его ослабленное алкоголем тело не в силах подняться. Заплетающимся голосом что-то говорит матери по мобильному, и, не докурив, проваливается в сон. Танцовщицы больше не подходят к нему.
Алексей проснулся утром, все давно разошлись по домам. У стойки бара остался он один. Официанты неторопливо убирали со столов пустые бокалы, бармен переодевался по ту сторону стойки. Внезапно он почувствовал на плече едва заметное касание чьей-то узкой ладони. Алексей обернулся. За спиной стояла худенькая девушка в черном виниловом плаще, лицо её, казалось, за прошедшую ночь утратило былую свежесть, но крохотные искорки жизни сияли в глазах. Каштановые волосы были собраны в хвост. В руках девушка держала черную трость зонта.
- Поздравляю вас, молодой человек! – сказала она и улыбнулась.
- Меня, а что такое? С тем, что я, наконец, проснулся? – ответил Алексей.
- Нет, с тем, что вы сессию сдали. А вы что, сами-то не помните, вчера мы, кажется познакомились.
- Не помню, буркнул Алексей, - Мою знакомую зовут бренди, и она была где-то здесь. Он шарил пальцами по столу, пытаясь нащупать на нем недопитую бутылку.
- А я её уже убрала, я буду вместо, и буду лучше, засмеялась девушка. Да и вообще много пить – вредно, а вы еще наверное, за рулем?
- Ага. А откуда мы с вами могли познакомиться?
- Как же вчера, подошла к вам, попросила сигарету, а вы мне: “Я сессию сдал, а курить женщинам не надо”. Пыталась было пообщаться с вами, а вы почему-то стали называть меня мамой, потом замычали и пытались позвонить по моему мобильнику. А, в конце концов, заснули. А потом, я же работаю здесь официанткой, хотела убрать за вами, пока вы спите, так вы мне в ногу вцепились и отпускать не хотели, говорили, чтоб я погасила свет.
- И что? Я такое творил?! Слушай, да мне прямо неловко, кстати, давай на ты. Просто устал я. Вчера много всего происходило, а я уже ничего не помню.
- Не страшно. Так, давай сначала: молодой человек, не угостите сигаретой?
- Все, что угодно, и Алексей протянул незнакомке пачку Кэмэл лайт.
- Очень мило с вашей стороны, девушка взяла сигарету. Если ты свободен, пойдем погуляем, посмотрим рассвет.
- А что, разве в городах бывают красивые рассветы?
- Бывают, если уметь ими любоваться.
- А хочешь, я тебя до дома подброшу. На машине. Все равно в институт уже опоздал, пойду к третьей паре.
- Сначала рассвет, а потом домой…
Они вышли из клуба и направились к набережной, откуда розовым сиянием восхода просыпался огромный город. “Меня зовут Юля, можно просто Юлька”, - представилась она. “Меня Алексей, можно – наблюдатель”, - отозвался он. “А почему наблюдатель?”, - слова Алексея вызвали у девушки неподдельный интерес. “Так меня называют друзья, теперь ты одна из них. Просто я думаю, что наблюдать всегда интереснее, чем участвовать в чем-то”.
С минуту они постояли молча. Покурили еще по одной. Взявшись за руки, пошли к машине. “С ней спокойно”, - думал Алексей по дороге. Открыв перед Юлькой сверкающую зеленую дверцу авто, Алексей любовался тем, как она складывала свои стройные ноги на переднем сиденье. Все это было как-то по-домашнему, как будто так было всегда.
Машина легко набрала скорость. Встречные автомобили, очертания улиц, контуры домов – все это мелькало, проносилось за окнами, готовое скрыться за ближайшим поворотом. Юлька о чем-то восторженно щебетала, Алексей едва заметно улыбался, уверено придерживая руль. Впервые за долгое время он чувствовал себя таким сильным и уверенным. “Вот, там, за поворотом, во двор и направо”, - сказала Юлька.
Огромный темно зеленый Мерседес вполз в узенький двор и замер перед одним их подъездов. Они поднялись в Юлькину квартиру. Алексей улавливал ноздрями запах старого дома. Давненько ему не приходилось бывать в подобных домах. Запах человеческой бедности струился по лестничным пролетам, стены подъезда были исписаны и загажены черными размывами затушенных окурков. “Из окон Мерседеса мир кажется совсем другим”, - второпях подумал Алексей. А Юлька в это время уже открывала длинным ключом дверь одной из квартир. “Проходи, вот так мы и живем”, - обратилась она к спутнику. Алексей почему-то подумал о своей квартире на Воробьевых горах, и ему сразу стало грустно. А Юлька уже ставила чай.
За стареньким колченогим столом встречали они это утро. Алексей жадно отхлебывал чай из высокой синей кружки и, не отводя глаз, смотрел на Юльку. Та только смеялась и улыбка её была столь проста и естественна, что Алексей тоже улыбнулся в ответ. Где-то внизу под столом, Юлька как бы невзначай коснулась пальчиком своей ноги Алексея. Смущение Алексея послужило ответом. Юлька засмеялась. “Тебя, что, никогда не касалась девушка?”. “Такая, как ты, нет” – ответил он. Она встала и подошла к Алексею, положила свою холодную ладошку ему на голову и начала гладить её, нежно, как ребенок, игриво, как маленькая женщина.
Внезапно Алексей притянул это худенькое хрупкое тельце к себе и впился поцелуем в её проворные руки. Она повернулась к нему лицом и задохнулась в сочном стоне…
Это был нереальный, почти метафизический секс. Такого у Алексея не было никогда. Впервые он почувствовал, как становится с ней единым целым, как два тела объединились в одно и как это новое живое существо пульсирует, рычит, истязает кровать каскадом внезапных конвульсий.
“Что сейчас было?” – спросил он Юльку, когда все закончилось.
“То, что ты и хотел”, - невинно отозвалась она: “Моё утро началось здорово, даже слишком здорово!”
- А давай в следующий раз наденем бумажные колпаки или шляпы, когда займемся любовью, - предложил Алексей.
- Если шляпка с вуалью, то она моя, - ответила Юлька, хотя ночной чепец, больше распалил бы твое воображение.
- На мне будет длинная ночная рубаха, я буду, как сельский помещик, такой же старый и беспомощный.
- Ну, так я приду на помощь, только позови, а если захочешь пороть крестьян, мы сделаем это вместе.
- А если бы я сказал тебе, что я будущий дипломат.
- Ну, так скажи…
- А я действительно будущий дипломат, учусь в МГИМО.
- А я, наверное, будущий полотер, только сейчас вот официантка в клубе.
- Ты считаешь, что это имеет значение.
- Нет, не считаю, мне с тобой классно, а тебе?
- А мне так не с кем не было…
- А ты не опоздаешь на семинар в свой МГИМО?
- Опоздаю, но зато подольше побуду с тобой.
Через некоторое время Алексей судорожно одевался, почему-то не попадая ногой в штанину брюк. Она смеялась и подбадривала его жестами. Он зачем-то закутался в её зимнее пальто и стал делать вид, что просит милостыню в метро. Она подбежала к нему, запрыгнула ему на плечи: “Женщины любят садиться на шею, ты не знал?” “Слезай, декан услышит”, - вторил он и, скинув Юльку горячо поцеловал девушку во впадинку между грудей.
Близился полдень, снова уверенный поворот ключа зажигания, автомобиль Алексея медленно и вальяжно стартует с парковки перед её домом и стремительно удаляется в направлении института. Она ждет его. Теперь, она постоянно будет ждать его, теперь все будет иначе.
Прошло несколько месяцев. Жизнь Алексея переменилась. Старые подруги давно, наскучившие ему, сначала пытались звонить, а потом и вовсе растворились, устремясь к новым приключениям своей юности. Алексей не жалел. Теперь каждый день его неудержимо тянуло к Юльке, после института он почти ежедневно бывал у неё. Он знал, что она ждет его, когда бывает дома. Иногда они не виделись по несколько дней, и в душе Алексея в такие дни возникала смутная тревога. Но когда он снова видел Юлькину улыбку, слышал её искристый смех, эти мысли сами ускользали прочь. Теперь каждую встречу она становилась для него богиней, их тела сливались, от криков и стонов содрогались стены, за которыми верещали недовольные соседи, но они были счастливы, или это им так казалось. Они никогда не говорили о любви. Такие разговоры казались необязательными, опошляющими настоящие чувства, загоняющие их в рамки привычных понятий. Они знали, что никогда не смогут быть вместе по настоящему, всерьез. Ведь, действительно, он будущий дипломат, она официантка, что может объединять их? Да и его родители никогда не смогут принять её, у них на этот счет совсем другие планы. Они знали, что ни одной ночи им не придется провести вместе в его квартире на Воробьевых горах, но, казалось, для них это не мело значения. Просто в жизни Алексея открылось новое русло, и он устремился туда со всей силой, всем своим желанием, желанием увидеть и почувствовать что-то настоящее.
Алексея неудержимо тянула к ней. Отошли в тень старые приятели, однокурсники, наскучили семинары и лекции. Даже ночная езда в автомобиле не доставляла ему былого восторга. Езда в одиночестве, без неё. Иногда он вырывался с ней за город, останавливал машину на какой-нибудь просеке. “Хочу тебя”, - ревел он как зверь. И у машины в который раз яростно раскачивались задние амортизаторы. Крики любовников заполняли лес, и громкая музыка в машине не в силах была заглушить их. Потом взмокшие, но счастливые Алексей и Юлька выбегали из машины и с восторженными криками носились друг за другом по упругим полянам по свежим просекам по еловым веткам, раскиданным на земле. Каждая такая встреча надолго оставалась в памяти.
Это был уже другой день. Алексей сидел за компьютером в Интернете, собирая материал для своего будущего реферата. Но, на сей раз, верх взяла извращенная похоть. Привычным движением руки он набирал в окне браузера знакомые WWW.DOSUG.NU. Почему-то именно сегодня ему хотелось читать объявления падших женщин, видеть их вывернутые наизнанку порочные сущности, и пошловатые фотографии – маленькие модели изысканных наслаждений, которые предлагали эти особы. Он смотрел каталог проституток так, как разглядывают в магазине новые запчасти для машины. Он пытался представить себе любую из этих женщин, как запчасть для своей изголодавшейся психики, но последовать за этим ничего, решительно, не могло. Алексей равнодушно листал каталог, и тут его взгляд остановился и впился в экран.
“Ты устал и одинок, сделай хоть один звонок! Скорая помощь для мужчин, все виды секса... Только выезд” - кричало объявление. Алексей похолодел от ужаса. Под объявлением стоял номер Юлькиного телефона. Он открыл объявление. Сомнений не оставалось. На фотографиях была она, его Юлька! Алексей судорожно нажал на строку “отзывы”. “Были с другом. Натягивали в два смычка по полной программе. Клевая телка, минет на отлично! Мужики, не упускайте шанс! Толян Маленький”, следующим было: “Какие у неё ляжки, обязательно заеду и засажу по самые яйца! Изумительная шлюха! Миха Скелет”.
И это все о ней... О его Юльке. Правда, на сайте у неё было другое имя, там её звали Лилиана. Но это уже не имело значения.
Воздух вокруг Алексея остановился. Дышать стало нечем. В ушах серебряной струной звенела тишина. Юлька! Моя Юлька! Зачем ты!?… Почему мне?!…
Алексей с силой выдохнул остатки воздуха. Чужой спокойный низкий голос из груди Алексея отчетливо произнес: “Теперь я убью её”.
Он и сам не помнил, как пулей выскочил из дверей парадного. Как с неожиданной нечеловеческой злостью повернул ключ в машине, как Мерседес в ответ яростно взревел и выстрелил в направлении Юлькиного дома. Алексей влетел в чужой двор, швырнул машину на бордюр у её подъезда и бросился по лестнице вверх.
“Алешка!..” – обрадовалась полусонная Юлька открывая дверь. Договорить она не успела. Невероятной силы удар в лицо сбил Юльку с ног и отбросил в глубину коридора. Казалось, она поняла, что произошло. Юлька сидела на корточках в самом конце коридора, плечи её сотрясались в рыданиях, с разбитой губы на грубый линолеум сочилась кровь. “Что, думала, сука, что пришел Толян или Миха Скелет?! Ты их ждала!? Или собиралась поехать опять куда-то навинчиваться своей поганой дыркой на чужие ***! Ты врала мне все эти месяцы! Всё это время я любил другого человека, я думал, что этот человек ты. А ты просто шлюха, падаль и ****ь. Вот как ты зарабатывала свои деньги!”
“Алешка”, - еле слышно отзвалась Юлька: “Я же люблю тебя, правда тебя. Только тебя одного, а не этих вонючих козлов! А они – это только работа, подработка… Прости, я просто не хотела, чтобы ты знал и видел эту грязь. Я ничего не говорила тебе об этом, но ведь мать в Ялте тоже надо как-то кормить! Я посылала ей эти поганые деньги.”
“А почему ты не сказала мне об этом?! Тебе нужны деньги? Так я бы дал! Ты думаешь, мне жалко для тебя денег? Дура!”
“Я не могу принимать твои деньги, я же люблю тебя!” – сквозь рыдания выпалила Юлька: “Мне не нужны твои деньги, мне нужен ты сам, понимаешь?!”
Алексей застыл в оцепенении. Для того чтобы убить, разорвать в клочья, размазать по стенам это хрупкое тельце ему хватило бы и трех минут. Но что-то мешало ему приблизиться к Юльке хотя бы на шаг. “Ты последняя сука, но я болен тобой” - тихо сказал Алексей, приблизился к Юльке, приобнял её плечи и рухнул рядом с ней. “Я готов быть с тобой, если ты немедленно, прямо сейчас бросишь все это! Если не можешь, скажи, и я сразу уйду”…
Она уткнулась в его колючий подбородок: “Брошу, Лешка, брошу, как ты скажешь. Прямо сейчас. Прости меня, ты мне нужен, очень нужен!”
Алексей неумолимо отвел от своего лица её руки, потом резко встал и выскочил из квартиры. Через двадцать минут он был уже дома.
В тот вечер ему впервые за долгое время не хотелось жить. Никогда больше он не был таким пьяным, таким беспомощным. Быть может, она искала встречи с ним, пыталась дозвониться. Но Алексей отключил телефон, отключил чувства, отключил разум. Его как будто уже не было. Пугаясь своего отражения в серванте, натыкаясь на битые стекла разбитого им же парадного зеркала, Алексей как тень скользил по квартире, в которой было совсем пусто. Мозги его насмерть пропитались блевотиной угарных испарений, предметы в глазах принимали причудливые и бессмысленные очертания. Он растворялся в аквариумных рыбках, глупых репродукциях на кухне, в стрелках настенных часов. Ее больше не было с ним, он не хотел видеть Юльку. Он хотел быть с ней.
Утро следующего дня взорвал телефонный звонок. До судорог знакомый голос тихо сказал: «Лешка, я действительно решила завязать с этим, я уже сняла рекламу в нете. Я люблю тебя, и я тебя недостойна. Недостойна быть с тобой. Сегодня в двенадцать тридцать я уезжаю. Домой, к маме в Ялту… Прости и не жалей ни о чем. У меня к тебе последняя просьба. Ты можешь проводить меня на вокзал? Я хочу запомнить тебя, может быть мы когда-нибудь и встретимся еще, я не знаю. Я хочу видеть тебя, в последний раз, наверное…». «Тугая басовая струна тяжело запела под сердцем Алексея: «Хорошо, Юлька. Сегодня в одиннадцать буду», - ответил он и повесил трубку. Он уже точно знал, что снова не попадет на утренние занятия в институт, но какое сейчас это имело значение?
Когда Юлька открыла дверь, Алексей обнял ее и замер. Замерла и Юлька. Так они простояли молча несколько минут, которые каждому из них показались вечностью. Все уже было сказано, слова были не нужны. Молчание было нескончаемым. И когда он выносил во двор ее видавший виды чемодан, и когда он ставил его в машину, и всю дорогу потом они молчали. Нет, они разговаривали, без слов. О чем? Наверное, это было известно только им самим. Городские пейзажи, не знающие пощады все также проносились мимо, Мерседес был также стремителен и безупречен, Алексей – все также молчалив и печален. Только Юлька непрерывно курила одну за одной, кончики пальцев ее дрожали. Дорога казалась нескончаемой. Это были долгие проводы, слишком долгие, чтобы забыть об этом.
К вокзалу они подъехали вовремя. Алексей как всегда был точен. Проходя вдоль платформы, он внимательно вглядывался в многочисленные типажи человеческих лиц, стоящих на перроне. Интересно, о чем же они сейчас думали? И могут ли вообще совершенно разные люди думать одновременно об одном и том же? Там думал Алексей, быть может, так думала Юлька. А вот и нужный вагон. До отхода поезда еще целых семь минут. Он заносит ее нехитрый багаж в купе, она берет его за руку, выходит на улицу, чтобы покурить. Они курят, смотрят друг другу в глаза. Глаза в глаза, не отрываясь. Еще очень многое надо сказать, еще есть надежда. Но они молчат, говорят одни глаза. До отхода поезда одна минута. Он выбрасывает недокуренную сигарету и обнимает ее. Он впивается в ее плечи, бешено, с нечеловеческой силой, хаотично целует ее всю. На глазах Юльки слезы… Она целует его в губы, целует долго и протяжно, поезд начинает отходить, она успевает запрыгнуть в вагон.
Поезд медленно, как бы нехотя отчаливает от перрона, Юлька уплывает на подножке вагона за горизонт, где в тумане в единую линию сходятся рельсы. Алексей отворачивается, идет обратно. Они удаляются в противоположные стороны. Вот уже последний вагон почти скрылся за линией горизонта. Алексей оборачивается. На перроне люди. Много людей. Они такие разные. И тут Алексей понял, как без Юльки ОСИРОТЕЛ ПЕРРОН. Прямо на глазах. На перроне никого не было. Юльки уже не было здесь…
Он подошел к машине, открыл массивную дверь. Привычный поворот ключа, и снова все как обычно. До третьей пары в институте оставалось еще час пятнадцать. Но что это? Пробка. Опять эти чертовы пробки, как всегда невовремя. Он должен был успеть, он успеет.
А пока, стоя в пробке, он рифмовал ее имя…