Шкатулка Моцарта

ШКАТУЛКА МОЦАРТА

Дорогой Людмиле Синициной,
без которой эта книга никогда не была бы
не только написана, но даже задумана

ГЛАВА ПЕРВАЯ. ТАЙНА МОТЕЛЯ "СКОРЛУПКА"

- Посмотри, - сказала Шила, делая едва заметное движение головой. - Видишь, вон там, у стойки портье? Это же лорд и леди Минлент.
Алекс взглянул. Портье почтительно отвечал на вопросы высокого человека с величественной осанкой, рядом с которым стояла красиво одетая дама.
- Ты только подумай! - вполголоса воскликнула Шила. - Ведь они же живут в пригороде! Надо же, приехали сюда и наслаждаются жизнью! - Она слегка обвела рукой роскошный холл. - А ведь у них есть дочка. Лучше бы о ней подумали!
Чета Минлент между тем закончила разговор с портье; они подошли к одному из столиков и сели, кивнув по дороге Шиле. Тут же подбежал официант. Алекс слышал, как лорд Минлент спокойно заказал два коктейля.
Алекс перевел взгляд на Шилу. Породиста, ничего не скажешь, и денег у нее полно. Он посмотрел на ее стакан. Пьет кока-колу. Так богата, что может себе позволить не выпендриваться и не заказывать бешено дорогие коктейли всем напоказ, а просто пить то, что ей больше нравится. Черные очки, которые она в последнее время стала иногда надевать, жалуясь на резь в глазах, были самой модной формы и совершенно новые. Взгляд его скользнул дальше, по ее будто только что сделанным туфлям, безупречным чулкам, простенькому платьицу. Алекс прекрасно знал, сколько стоит такое платьице.
Они познакомились два месяца назад, когда Шила на своем шикарном автомобиле едва не врезалась в бок его собственной машины. Алекс знал только, что ее зовут Шила Бэйзл и что она из очень богатой семьи. Вот только наличных денег у нее никогда не было - чеки пересылались отцу, который беспрекословно их оплачивал. Много раз Алекс видел, как официанты, портье, шоферы буквально сгибались пополам в поклоне, когда Шила протягивала им подписанный чек. А вот чаевые Алексу приходилось давать самому.
Новая идея Шилы, обсудить которую они и встретились в холле отеля "Импайер", ему нравилась. Она предлагала проехаться по стране инкогнито и даже ухитрилась раздобыть на эту затею наличные деньги. Будем останавливаться в мотелях, сказала Шила, возбужденно сияя глазами. Она никогда в жизни не была в мотеле, и приключение казалось ей волнующим.
- А твоя семья не будет тебя искать? - спросил Алекс осторожно.
- Не будет, - коротко ответила Шила. Расспрашивать Алекс не стал: Шила очень молода, но она совершеннолетняя, явно знает, что делает, и может за себя постоять. Он не собирался причинить ей никакого вреда, а если она обманула отца - не его это забота. Он только решительно сказал ей, что не собирается разъезжать за счет миллионерши, так что все расходы они будут делить пополам. Шила мило улыбнулась и сказала странную фразу:
- Ты об этом не пожалеешь.
Алекс не обратил на это особого внимания: Шила часто говорила невпопад. Сейчас они обсуждали маршрут будущего путешествия и рассматривали карту.
Слушая веселую болтовню Шилы, Алекс наблюдал за Минлентами, которые медленно, с удовольствием выпили коктейли и поднялись с места. Алекс заметил, что лорд Минлент подписал чек, - значит, они действительно остановились в этом отеле. Проходя мимо, они снова дружески кивнули Шиле; Алекс слышал, как леди Минлент спокойно предложила прогуляться перед сном. Он отметил глуховатый приятный голос и превосходный аристократический выговор женщины.
- Ты только посмотри - ну просто на каждом шагу мотель, - говорила между тем Шила, показывая карту. - Ты можешь выехать сегодня же?
- Сегодня? - оторопел Алекс.
- Ну да, что там особо собираться! Если мы выедем около пяти, то к вечеру успеем доехать до первого мотеля.
Алекс пожал плечами. У него был отличный, спокойный характер, он никогда не спорил и не раздражался. Почему бы и нет, в конце концов? У него отпуск, а Шиле и вовсе делать нечего. Так что их держит? Почему бы им не отправиться сегодня? Почему бы не отправиться прямо сейчас?
Он немного удивился только тогда, когда Шила заявила, что они поедут на его машине. Ладно, решил Алекс, наверное, соврала дома, что улетела куда-то, так что машину взять не может. Пусть, ему не жалко. Да и форд только вчера из гаража, на нем смело можно отправляться в путешествие.
В шестом часу вечера Шила явилась к нему на такси. Она была одета так, как, по ее представлениям, одеваются люди, имеющие привычку останавливаться в придорожных мотелях. Алекс даже не сразу узнал ее. Неброская бежевая куртка почти полностью скрывала ее фигуру; на голову Шила надела небольшую коричневую шляпку, поля которой позволяли видеть ее лицо лишь тогда, когда она поднимала голову. К этому новому наряду Шила, видимо непроизвольно, сделала подходящий макияж, которого раньше никогда не использовала и который здорово изменил ее лицо. Свои дорогие модные очки она сменила на самые обыкновенные, с обычными, без зеркального отблеска темными стеклами, какие можно купить в любом киоске. В руках у нее была небольшая сумка, явно совершенно новая. Протягивая ее Алексу, Шила обратила внимание на то, как он удивленно рассматривает ее наряд.
- Похожа я на жену, которая неумело изменила внешность, чтобы сбежать на недельку с хахалем по мотелям? - спросила она, поворачиваясь перед Алексом на каблуках.
- Почему неумело? - улыбаясь, ответил он и открыл перед Шилой дверцу своей машины.
И они тронулись в путь.
Начало всякого пути всегда таит в себе особое, чуть тревожное ощущение, которое знакомо все без исключения: более чувствительные люди сильнее, менее чувствительные - слабее. Шила была приятно возбуждена, когда машина тронулась с места; Алекс, обычно совершенно невозмутимый, тоже ощущал некоторый подъем, хотя и не мог знать, какие необыкновенные события начнутся в его жизни вместе с этой поездкой.
Первым делом Шила подвесила на переднее стекло машины маленькую хрустальную снежинку на резинке. Шила обожала снежинки, по возможности скупала сувениры в виде снежинок повсюду, машинально рисовала их на путеводителях, газетах, даже на своих чеках. Алекс вел машину, а Шила не сводила глаз с танцующей в такт езде игрушки.
Они выехали в половине шестого, и Шила всю дорогу возбужденно щебетала. Переночевали они в мотеле, как и намеревались, и Шила, вопреки опасениям Алекса, не только не жаловалась на непривычную и невкусную еду и жесткую постель, но была в полнейшем восторге.
Однако на следующий день к вечеру они несколько повздорили. Алекс избегал давать Шиле руль - он любил свою машину, и в памяти его еще была жива история их знакомства. Поэтому он все время вел машину сам и к вечеру, конечно, начал уставать. Шила же упрямо отказывалась останавливаться в мотелях, мимо которых они проезжали, настаивая на том, что надо проехать еще хоть немного. Алекс даже вспылил.
- Если хочешь, я поведу, - просила Шила. - Смотри, машин уже совсем мало, я поеду медленно и осторожно.
Алекс, как обычно, уступил. Он не был слабым человеком, просто не любил ссориться и часто с удивлением наблюдал за людьми, которые готовы были, как ему казалось, перегрызть друг другу глотку из-за пустяков - в какой цвет покрасить стены в холле, идти ли в театр или в гости, смотреть фильм или футбольный матч, кому мыть посуду. Глупость какая, думал Алекс, как можно на это время и силы терять? Сам он проявлял твердость лишь в принципиальных вопросах, зато несгибаемую, и коллеги и друзья знали это и высоко ценили его.
Он с тревогой наблюдал за Шилой четверть часа, потом, убедившись, что она и в самом деле едет осторожно и машиной управляет вполне прилично, задумался о чем-то своем. Они все ехали и ехали, уже стемнело. Наконец Шила притормозила у небольшого мотеля.
- Вот! - провозгласила она. - "Пестрая утка!" Это название мне нравится! Остановимся здесь.
Они вышли из машины и вытащили вещи. Хозяин уже спешил им навстречу. Они отправили сумки наверх и пошли перекусить.
Алекс с восторгом рассматривал холл. Пока Шила договаривалась с хозяином - была ее очередь оплачивать счета и улаживать денежные вопросы, так они договорились - он восхищенно переводил взгляд с одной стены на другую - оконные проемы были выкрашены каждый в один из семи цветов радуги, в них стояла красивая мебель с такой же обивкой. Некоторая чрезмерная яркость смягчалась развешанными повсюду красивыми плетенками, чеканками, глиняными тарелками и какими-то хитрыми подвесками из грубой веревки. Особенно нравилось Алексу, начав с красного, резко поворачивать голову вправо и просматривать подряд ниши всех цветов, пока глаз не упирался в последнюю - фиолетовую.
- Хозяин сказал, что дает нам желтую комнату, - сказала Шила, появляясь рядом с ним. - Что это значит - не знаю, посмотрим. Как здесь красиво!
- Да, ты была права, когда не захотела остановиться раньше, - согласился Алекс. - Надеюсь, здесь все такого же высокого качества, как и интерьер, включая еду.
Они спустились в небольшой ресторанчик, где чистые маленькие столики тоже были покрыты скатертями всех семи цветов спектра. Шторы на окнах были льняные, некрашеные, зал украшал громадный камин. Алекс и Шила сели за столик рядом с камином, покрытый зеленой скатертью, и в восторге рассматривали семейство глиняных уточек, шествующее по каминной доске. На шейке у каждой птицы был повязан кокетливый шарфик из лохматой веревки. Подельщик, вероятно, был необычайно талантлив - казалось, уточки идут!
Горячий ужин принесли буквально через пять минут. Шила и Алекс оба проголодались и ели с огромным удовольствием.
- Здорово! - с набитым ртом сказал Алекс, наблюдая, как сидящая рядом Шила, не отставая от него, расправляется с бифштексом. - Мне здесь нравится. Можно сказать, даже очень нравится,
Шила только кивнула, прожевывая душистое мясо. Утолив первый голод, они долго еще болтали; Алекс, забавляясь, смотрел, как Шила пытается выложить снежинку из картофельных чипсов на своей тарелке.
Поужинав, они вышли в холл и еще раз с удовольствием оглядели его своеобразную красоту.
- Посидим еще здесь? - предложил Алекс. - Смотри, красиво как, - он показал на плетенную из соломки громадную тарелку, украшавшую голубой простенок.
- Ты посиди, я знаю, ты перед сном любишь выпить рюмочку, а я пойду спать, - сказал Шила. - Устала.
Когда Алекс поднялся в отведенную им комнату, Шила уже крепко спала. Он включил настольную лампу и осмотрел номер - все было желтое, даже телефон и постельное белье. Номер был уютный и светлый, его украшали яркие зеленые листья растений. Ковер был темно-рыжий.
Он посмотрел на спящую Шилу. Она все-таки устает от дороги, в том, первом, мотеле тоже ушла в номер первой, оставив его в баре.
Проснувшись поутру, он увидел, что Шилы уже нет. Он быстро оделся, спустился вниз и застал ее в ресторане, на сей раз за оранжевым столиком. При дневном свете холл и ресторан выглядели еще лучше, чем накануне вечером.
Шила весело ему помахала и показала жестом на стойку с едой. Алекс взял вареные яйца и ветчину, налил себе кофе и сел рядом с ней.
- А я уже расплатилась! - весело сказала Шила. - Даже жалко уезжать отсюда, правда?
- Может, останемся еще на денек?
Шила покачала головой.
По обыкновению, Алекс не стал спорить, и после завтрака они уехали.
Прошло еще несколько дней дороги, с обязательными ежевечерними придорожными мотелями, и вскоре Алекс заметил, что Шиле все это стало надоедать. Она уже не задерживалась в холле, чтобы поболтать с ним, а сразу же уходила в отведенную им комнату и всегда уже спала, когда он, выпив вина или пива, тихо заходил туда. Алекс видел, что Шила тяготится поездкой.
- Может быть, вернемся? - спросил он ее.
Шила колебалась.
- Я еще вчера хотела тебе сказать, - наконец неуверенно начала она. - Дело в том, что у меня немножко изменились обстоятельства, и мне надо срочно вернуться домой. Я собираюсь улететь из аэропорта в Норфолке. Улететь как можно скорее.
- Надеюсь, ничего неприятного?
- Нет-нет, просто мне надо вернуться.
- Очень хорошо. Конечно, возвращайся, раз нужно. Я с машиной доберусь до дома на пароме. Деньги у тебя есть?
- Деньги? - переспросила Шила и вдруг расхохоталась. Она смеялась и смеялась, а Алекс удивленно смотрел на нее. Наконец она всхлипнула и с трудом выговорила. - Деньги у меня есть. А как у тебя? На паром-то пока хватит?
- Почему пока? - не понял Алекс.
- Я хотела сказать просто - на паром тебе хватит?
- Хватит, конечно. У тебя истерика, что ли?
- Истерика, - покладисто согласилась Шила, вытирая слезы. - Я вызову такси, поеду в аэропорт.
- Зачем такси? - удивился Алекс. - Я отвезу тебя.
Ему почему-то казалось, что Шила станет отнекиваться, но она охотно приняла это предложение. Они вышли из кафе, где сидели за обедом, и Шила, направляясь к его машине, вдруг сказала:
- Ты набираешь очки.
Алекс, привыкший к ее странным высказываниям, только кивнул в ответ на это туманное замечание.
Он отвез Шилу в аэропорт и подождал, пока она купит билет. Когда она отошла с билетом в руках от стойки и стало ясно, что она без проблем улетит, он сердечно распрощался с ней и пошел к своей машине - ему хотелось тоже отправиться домой сегодня же и больше не ночевать ни в одном из осточертевших мотелей. Когда рядом была Шила, он нисколько не скучал, но теперь - лучше уж он вернется на работу, выйдет пораньше из отпуска.
Когда он выходил из здания аэропорта, сзади вдруг раздался оклик "Алекс!" - и Шила, всегда сдержанная, холодноватая Шила кинулась ему на шею и еще раз крепко расцеловала.


Отказать леди Сатерленд было невозможно, и Дик согласился принять посетителя. Сейчас он уже жалел о своей слабости - по крайней мере, можно было отложить встречу. Он продрог и сильно устал. Звонок домой не успокоил его: сын клялся, что накормил и выгулял собаку, но Дик все равно тревожился, ему хотелось как можно скорее прийти домой и увидеть веселого, здорового Болли.
Он помнил это ощущение еще с тех времен, когда его сын был младенцем. Малыш казался таким слабым и уязвимым, таким беспомощным, что никакие уверения жены и врачей не действовали на отца, и он успокаивался только тогда, когда держал почти невесомое крохотное существо на руках и ощущал его живое тепло. Ребенок еще не умел говорить, но Дик чувствовал, что с ним все в порядке, что ему комфортно и хорошо.
Сын вырос, теперь он не только не нуждается в особой опеке, но и в силу своеобразного характера иной раз пытается еще и опекать родителей, в особенности мать. Свою же собственную потребность опекать кого-то Дик теперь реализовывал, ухаживая за своим спаниелем. Болли именно его считал хозяином, спал в его комнате и всегда встречал его, когда бы Дик ни вернулся.
Именно леди Беате Сатерленд Дик был обязан тем, что Болли вообще появился в его жизни1. кна подарила ему спаниел¤ еще крошечным щенком, постоянно помогала советами, и fик прекрасно воспитал собаку. Sолли было полтора года, и Дик совершенно не представлял себе, как это он в прежней своей жизни обходился без него.
Поэтому, когда леди Беата позвонила и попросила Дика помочь "одному знакомому", об отказе не могло быть и речи. Уже согласившись, Дик схватился за ежедневник и увидел, что занят весь день; однако отказывать теперь было неудобно, и он вынужден был назначить встречу на поздний вечер. Отвратительная погода окончательно испортила настроение подверженному атмосферным колебаниям Дику Уиллету, и гостя своего он ждал в самом скверном расположении духа.
Когда гость бочком вошел в кабинет, Дик совсем расстроился. На маленьком человечке, который коротко отрекомендовался "Генри", было почему-то огромное темно-бордовое пальто. Оно было велико по крайней мере на три размера, но при этом как-то чувствовалось, что оно не с чужого плеча. И пальто, и темная шляпа были чистыми, хотя и мокрыми из-за дождя, но недорогими.
Дик вздохнул. Леди Беата верна себе: опять она, да простят ему такие выражения, шлялась где-то среди простонародья и подцепила там это ходячее недоразумение. А ведь обещала, что урок, полученный ею от охотников за луной, которых так успешно изловил тогда Дик, пойдет ей впрок.
- Прошу садиться, - сказал Дик очень вежливо. С этим человеком он не мог говорить на равных, и не только потому, что тот был явно другого круга, а еще и потому, что человек был сильно испуган и расстроен, но глядел на Дика с надеждой. Твердое, несгибаемое, самое истинное благородство всегда было свойственно Дику Уиллету, и он, нисколько не задумываясь об этом, всегда вел себя с людьми соответственно: чем слабее и уязвимее был человек, чем сильнее он от него зависел, тем любезнее и предупредительнее становился Дик. Со стороны в таких случаях всегда казалось, что не Дик делает одолжение человеку, беседуя с ним и помогая ему, а, напротив, тот согласился рассказать Дику о своих проблемах после долгих слезных просьб.
Дику не хотелось тревожить ночного дежурного - он знал, что ребятам и так сегодня досталось - но не обогреть чаем этого промерзшего беднягу, который трясся еще и от страха, было невозможно, и он позвонил и попросил принести два стакана. К его радости, дежурил сегодня и принес чай Ральф Теринг - Дик считал его очень способным, прекрасно к нему относился, хотя без всякого удовольствия вспоминал дело о похищении картины Гойи, при расследовании которого и столкнулся с Ральфом Терингом. Ральф потом женился на свидетельнице по этому делу, и теперь у них уже было двое сыновей, для которых Дик был чем-то вроде крестного папы2.
 альф поставил чай на стол, внимательно посмотрел на посетителя и едва заметно кивнул Дику. Потом он вышел, но через пять минут вернулся с плетенкой, в которой лежали бутерброды и круассаны.
Однако Генри не взглянул на угощение. Он взял в руки стакан с горячим чаем, но не пил, а только грел пальцы.
- Ешьте, пожалуйста, - сказал Дик приветливо.
- Нет, благодарю, - голос у этого человека оказался чуть-чуть глуховатым, и Дик с удивлением понял, что речь у него чистая и правильная. Да и "благодарю" не вязалось с первым впечатлением о нем.
- Возьмите что-нибудь, - мягко улыбаясь, попросил Дик. - Понимаете, признаюсь вам честно, я работал весь день, теперь страшно хочу есть, но поскольку я здесь хозяин, то и не могу жевать один в присутствии гостя, как вы считаете?
На лице посетителя появилось что-то вроде улыбки. Он осторожно взял круассан и положил его на свое блюдце, из вежливости откусив маленький кусочек. Дик с наслаждением отпил чаю и взял бутерброд.
- Вы хотели мне что-то рассказать? - спросил он осторожно. - Леди Беата Сатерленд, моя хорошая знакомая, попросила меня вас выслушать, и надо вам сказать, что я буду рад возможности быть ей полезным.
Генри, немного расслабившийся было, снова испугался. Он так крепко сжал свой стакан с чаем, что чуть не раздавил его. Дик незаметно вздохнул - ему ужасно хотелось уйти или хотя бы беседовать с человеком попросту, а тут приходится подстраиваться под этого странного гостя. Но другого выхода не было.
- Давайте начнем с самого простого, - сказал он, вспомнив, что говорил ему недавно знакомый психолог. - Как вас зовут? Чем вы занимаетесь?
- Меня зовут Генри Стиннен, я хозяин отеля "Скорлупка". Точнее сказать, мотеля.
- И как идет бизнес?
- Не так и плохо, - Генри немного оживился. - Когда-то я вел совсем другую жизнь, и образование у меня, знаете ли, хорошее. - Дик кивнул, он это уже понял. - Но потом все пошло не совсем так, как хотелось бы, и я...
Он стал рассказывать о том, как купил мотель, соблазнившись его расположением на перекрестке больших дорог и заняв денег в банке, как выбирался из нужды. Дик слушал. Всегда надо обращаться к профессионалу, назидательно сказал он себе; психолог оказался прав - заговорив о знакомых, понятных, интересных ему вещах, человек невольно успокаивается и не так болезненно воспринимает необходимость говорить о чем-то ему неприятном. А время - ну что здесь поделаешь! Остается надеяться, что при расследовании - если будет расследование - эта информация пригодится сыщику.
- Впрочем, я увлекся, - словно прочтя его мысли, сказал Генри. - Я пришел рассказать о другом...
Наступила пауза. Дик терпеливо ждал.
- Я очень боюсь, что вы мне не поверите, - сказал Генри. - Но учтите: я сам пришел к вам, я не имею никакой корысти, я... - он задохнулся.
- Отчего же я вам не поверю? - спросил Дик мягко. - Пока я не услышал от вас ничего неразумного. Какие же у меня основания вам не верить?
- То, что я вам скажу, очень странно.
Дик вдруг почувствовал знакомый сыщицкий ожог, который всегда сопутствовал ему в работе. Ему стало интересно! Желание разговорить Генри мгновенно превратилось из навязанной необходимости в потребность, усталости как не бывало. Если этот человек не может решиться сам, надо помочь ему!
- Если вы думаете, - улыбаясь, сказал он, - что я выслушал в этой комнате мало странных историй, то уверяю вас, это заблуждение.
- Я знаю, мне леди Сатерленд сказала. Вы сидите здесь, к вам люди ходят, когда уже больше некуда пойти, как к Шерлоку Холмсу на Бейкер-стрит.
- Уверяю вас, на этом мое сходство с Шерлоком Холмсом кончается, - перебил Дик, который очень боялся такого сравнения. - Он стоил двух десятков таких, как я. Если не больше. Но поскольку обратиться к нему вы по уважительным причинам не можете, то вам придется рассказать мне, что с вами стряслось, а потом мы будем думать, что нам делать.
Наступила новая пауза. Наконец Генри решился.
- Вы знаете мистера Александра Джонсона? - спросил он.
- Конечно, знаю, - удивился Дик. Джонсон был довольно известный политический деятель, и его знали все. К тому же Дик знал его лично, потому что встречался с ним в доме леди Сатерленд.
- Он недавно останавливался на ночь в моем мотеле.
Дик удивился, но не показал этого. Такому человеку, как Джонсон, решительно нечего было делать в таком мотеле, как "Скорлупка". Генри опять прочно замолк; Дик размышлял, с ужасом понимая, что дело должно оказаться неприятным. Вероятно, Джонсон прискакал в мотель с дамой, и теперь будет какой-нибудь гнусный скандал. Дик терпеть не мог политики.
Но все оказалось совсем иначе.
- Он возвращался в Нью-Йорк, - продолжал Генри, - и на шоссе у него совершенно неожиданно отказала машина. Прямо возле моего мотеля. Я увидел буксующую машину, вышел, думал, может, надо помочь, и узнал его. Я ему честно сказал, что мотель у меня скромный, не для таких, как он, но я сделаю все возможное, чтобы устроить его получше. Он был на высоте. Сказал, что даже рад, что сломался так удачно, что уверен, что у меня ему будет очень хорошо. Я сам провел его по мотелю, показал комнату - это моя лучшая комната, и оттуда как раз выезжали постояльцы - и он ее вполне одобрил. Шоферу я дал другую комнату, почти такую же. Их обоих как следует накормили - повар у меня просто отличный, и мне показалось, что они хвалили ужин вполне искренне. Пока они ели, комнаты приготовили, как следует там убрали, постелили новое белье... - Он замолчал.
- И что же? - поторопил Дик.
Генри вздохнул.
- Я боюсь, что вы мне не поверите, - снова завел он свою песню.
- Поверю, - кратко сказал Дик, сдерживаясь. - И что же случилось потом?
- Утром он спустился вниз и позавтракал. Потом пришел его шофер - он встал еще раньше и ходил в гараж - и сказал, что машина в порядке, можно ехать. Они заплатили по счету, взяли вещи и уехали.
Он опять смолк.
- Разрешите сказать вам, - заметил Дик, - что до сих пор я не услышал ничего странного. И ничего такого, что дало бы мне основания вам не поверить.
Генри вдруг рассердился. То ли ему почудилась в словах Дика обидная насмешка, то ли его злила собственная нерешительность, но только он внезапно отбросил свою манеру мямлить и сказал громко, четко и раздельно:
- Когда мы поднялись в тот номер, в котором провел ночь мистер Джонсон, мы увидели, что он покрасил трюмо в своей спальне в ярко-синий цвет.
- Что? - изумился Дик.
На лице Генри мелькнуло удовлетворение - ему удалось-таки пронять сыщика!
- Зеркало в его спальне было выкрашено ярко-синей масляной краской, - повторил он.
- Что за чепуха!
- Я же предупреждал: вы мне не поверите.
- Поверить мудрено, - признал Дик. - Ну а где же он взял краску?
- В подвале, - без запинки ответил Генри.
- В каком подвале? - снова изумился Дик.
- У меня в мотеле есть подвал. Там хранятся всякие инструменты, там же лежали банки с краской - я собирался к лету кое-что перекрашивать. Он спустился в подвал, взял одну банку краски и кисть и покрасил зеркало в своей спальне.
Дик Уиллет молчал. Он с трудом подавил в себе недостойное желание разразиться обычными восклицаниями типа "Не может быть!", "Да зачем?!", "Что такое вы говорите?" Не шутить же пришел к нему этот человек, не издевается же он над ним ради собственного удовольствия!
- Он что-нибудь вам сказал перед отъездом? - спросил Дик.
- Нет. То есть сказал спасибо, сказал, что очень доволен, прекрасно спал, и завтрак очень понравился. Поблагодарил за машину, я потом узнал, он заплатил моим механикам отдельно.
- У вас свой гараж?
- Конечно, у меня же мотель, все проезжающие обычно хотят, чтобы машину проверили, помыли и заправили.
- И что потом?
- Я посмотрел, как они отъезжают. Потом стал звать горничную, чтобы послать ее сразу же убрать их номера. Она не слышала - была в дальнем конце коридора на втором этаже, и я туда поднялся. Чувствую - сильно пахнет краской. Тут и горничная идет на мой зов, смотрю, она тоже носом тянет. Зашли мы вместе в номер Джонсона - и ахнули...
- Что вы там увидели - подробно?
- Увидели, что зеркало выкрашено масляной ярко-синей краской. Красили сначала поперек, потом вдоль, краска еще не высохла, текла вниз, на туалетный столик.
- А все остальное было в порядке?
- В полном.
- Господи Боже!
- Вот именно. Не гнаться же мне за ним было.
- Может быть, красил кто-то другой?
- Исключено. Постояльцев было немного, и все они находились вне отеля - кто-то выехал совсем, а кто-то просто уже ушел по делам. Обитатели гостиницы не могли выкрасить зеркало просто потому, что все они без исключения находились у меня на глазах. Утро, горячее время - завтрак и все такое.
- Исключение все же было - та горничная, что вошла с вами в номер.
- Нет, она не исключение. Она только что поднялась туда, а до этого принимала у жены постельное белье - у меня на глазах. Она бы физически не успела покрасить зеркало.
Оба замолчали.
- Я уж не говорю о том, - снова заговорил Генри, - что никто из моих работников и членов моей семьи никогда не испытывал никакой потребности в том, чтобы мазать краской зеркала. Среди нас нет ни художников, ни маляров.
- То есть вы хотите сказать, - медленно заговорил Дик, - что он спустился в подвал, взял там банку синей краски... Кстати, подвал что, не запирается?
- Нет. Там нет ничего ценного. Обычная дверь внизу, там горничные держат свои швабры и прочее. Любой может туда войти. Только он мог не идти сам, а попросить шофера.
- Понятно, - сказал Дик радостно. - Он сказал своему шоферу: "Слушай, друг, мне что-то не нравится зеркало в моей спальне. Ну, ночь я кое-как проспал с таким зеркалом, но перед отъездом прямо сдержаться не могу, так что ты уж, будь добр, сходи за красочкой, чтобы я мог привести его в порядок". Так?
- Не знаю, - неуверенно сказал Генри. - Странно как-то. А может, он сделал это, чтобы не было видно отражения?
- Я хорошо знаю Джонсона, - ответил Дик. - Он, конечно, не Леонардо ди Каприо. Но ведь и не Квазимодо же! И хотя физиономия у него и в самом деле на любителя, все же вряд ли она могла опротиветь своему обладателю до такой степени, что он помчался в чужой сарай за чужой краской и испортил чужое зеркало в номере придорожного мотеля - лишь бы ее в этом зеркале не видеть! Сколько у вас там всего банок?
- Несколько штук. Кажется, семь или восемь.
- И все синие?
- Нет, там разные, но я проверил, он вроде взял первую попавшуюся.
Дик задумался.
- Скажите, а вы понимаете, что Джонсон политик, так что если эта милая история станет известна, конкуренты или как там они называются тут же упекут его кое-куда и раструбят повсюду о его психической несостоятельности? - спросил он.
- Понимаю, - уныло сказал Генри, - и леди Беата мне об этом сказала. Ей нравится Джонсон. Она просила его защитить.
- Зачем его защищать? - удивился Дик. - Просто никому ничего не говорите - и все. И постарайтесь заставить молчать персонал.
Генри расстроенно посмотрел на него.
- Так ведь история на этом не кончилась! - воскликнул он.
- Ах вот как!
- Конечно! Неужели из-за этого, только из-за этого, я пошел бы к вам!
Дик выругал себя - мысленно, конечно. Ведь Генри, когда пришел, был явно расстроен и испуган, а происшествие, о котором он поведал, могло, конечно, удивить и поставить в тупик кого угодно, но не могло бы так расстроить. И тем более испугать.
- Так рассказывайте дальше, - предложил он.
- Дальше рассказывать особенно нечего, - мрачно сказал Генри. - Пришла полиция и произвела обыск.
- Вы вызвали полицию?
- Нет, - терпеливо ответил Генри, - я же не сумасшедший. Ну подумайте: стал бы я звонить в полицию и заявлять, что господин Джонсон переночевал у меня в мотеле и выкрасил зеркало в синий цвет? Тогда вовсе не его, а меня упекли бы куда следует. Полиция пришла в мой мотель по собственной инициативе. Это произошло через несколько дней после отъезда мистера Джонсона, когда краску уже отчистили - она ведь была свежая. Но мы все равно на всякий случай заменили трюмо на новое, потому что краска попала в щели.
- И что же полиция?
- Нашли коробочку.
- Какую коробочку? - чуть не застонал Дик, которого ужасно раздражала манера Генри подавать информацию крохотными порциями.
- Маленькую коробочку с углублением внутри. По этому углублению похоже, там лежало что-то прямоугольное, как будто другая коробочка. Полицейский нашел ее в том самом номере, где ночевал Джонсон. Она лежала под полоской паркета. Кто-то отодрал паркет в незаметном месте - под кроватью, да еще пол там покрыт ковром. Отодрали несколько пластинок, пока не нашли такую, под которой было углубление. Там и лежала коробочка.
- Вы рассказали полицейскому...
- Нет, - вздохнул Генри. - Я не знаю, почему, но я не сказал ему ни слова про Джонсона. Сказал, что недавно в этой комнате был постоялец, который записался в книге как "мистер Д." - так оно и было. И когда он выехал, мы обнаружили, что зеркало выкрашено в синий цвет. Думали, что это просто один из случаев бессмысленного хулиганства, которые хорошо знакомы полиции. Сообщать не стали. Когда я ему это сказал, он и начал обыск именно с этой комнаты. И нашел коробочку. Теперь у нас постоянно ошивается полицейский, и нам запретили выезжать из страны. Я понял так: что бы ни было в этой коробочке, оно исчезло, и теперь мы все под подозрением. Мой бизнес пропал. Тогда я пошел к леди Беате, я ее давно знаю и знаю, что она не отмахнется. Так и вышло - она все выслушала внимательно, согласилась, что так просто оставить этого нельзя, и обещала помочь. Она меня и направила к вам.
- Хорошо, - сказал Дик Уиллет. - Вы правильно сделали, что пришли. Когда Шерлок Холмс впервые услышал историю Союза рыжих, помните, что он сказал? Не помните? Плохо, классику надо знать. Так вот, он сказал: "Я ни за что на свете не откажусь от вашего дела. Оно буквально освежает мне душу своей новизной". В данном случае я пойду по его стопам. Возможности кое-какие есть: узнаю прежде всего, что искала полиция в вашем мотеле, а потом потихоньку переговорю с Джонсоном - я с ним знаком.
- Хорошо, - сказал Генри, не трогаясь с места. - Спасибо.
- Пожалуйста, - сказал Дик, поднимаясь. - Вы меня очень заинтриговали, и я вам благодарен за загадку. - Видя, что посетитель не встает, он добавил. - Вы хотите еще что-то сказать?
- Хочу, конечно, - ответил Генри. - Это еще не все.
- Ах вот как! - снова воскликнул Дик, опускаясь в свое кресло. - Прошу вас, продолжайте.
- Вы мне не поверите, - сказал Генри.
Дик закрыл глаза и медленно сосчитал до шести. Потом открыл их и посмотрел на своего собеседника.
- Я поверю вам, - сказал он достаточно твердо, хотя и не так спокойно, как ему хотелось бы.
- Впрочем, на этот раз вы если и не поверите, то не мне, а леди Беате, - сказал Генри. - Она просила сказать вам, что у Джонсона есть брат-близнец.
- Что? - воскликнул Дик.
- У Джонсона есть брат-близнец, - терпеливо повторил Генри. - Да спросите у леди Беаты, если мне не верите.
- В самом этом факте нет ничего странного, - сказал Дик. - Но почему она решила мне об этом сказать? Вы думаете, это не он, а его близнец был у вас в мотеле?
- Не знаю. Да нет, не думаю. Он был совсем такой, как по телевизору.
Дик молчал. Если, допустим, родной брат-близнец Джонсона поддался на провокации или польстился на деньги и согласился скомпрометировать его, то надо признать, что он выбрал очень странный способ. Ну просто-таки очень странный! Между тем существовали десятки способов это сделать, давно проверенных временем, надежных и безошибочных. Да вот хотя бы явиться в мотель с дамой - недаром ведь это было первое, что пришло Дику в голову. Да и вообще, причем здесь брат-близнец! Чепуха какая!
Впрочем, Дик знал, что подобные невероятные вещи случаются гораздо чаще, чем предполагает широкая публика. Знал он и то, что некоторые известные приемы, к которым прибегают бесчестные люди и которые осмеиваются как "романтические и избитые", по-прежнему срабатывают, и ничуть не хуже, чем раньше. Иной раз даже лучше - у него был недавно случай с кладом, который нашли на территории старинного поместья. Клад был не совсем настоящий, но все-таки3.
- юадно, - сказал он вслух, - сегодн¤ мы все равно уже не изобретем колеса. »дите спать и успокойтесь: если вы ни в чем не виноваты, я постараюсь помочь вам.
- Леди Беата беспокоится о Джонсоне...
- Очень хорошо. Но ко мне пришли вы, и я прежде всего буду думать о вас, ведь вы как бы мой клиент. Уверяю вас, я хорошо знаю Джонсона - он способен о себе позаботиться. Я разберусь со всем этим и с трюмо тоже. А если я не пойму, в чем здесь дело, то этого не поймет никто.
Генри поднялся и, пожав руку Дика, направился к двери.
- Я запомнил, как он просто вел себя и как благодарил за завтрак, - сказал он. - Нисколько не важничал, и видно было, что вовсе не играет в демократию. Правда славный. И за трюмо это несчастное я на него не сержусь ни капельки. Черт с ним, с этим трюмо! Лишь бы это не грозило ему неприятностями! - и он вышел, а Дик остался сидеть на месте, и с лица его не сходило выражение крайнего изумления.


Алекс вернулся домой и спокойно занялся делами. Отпуск подходил к концу, и надо было готовиться к работе. Он ждал звонка от Шилы - номера ее телефона у него не было - но она не звонила.
Прошла неделя, другая. Алекс старался не беспокоиться - в конце концов, он не знал, что там случилось, возможно, она занята. Может быть, какие-то семейные неприятности, которые требуют ее присутствия. Хотя, с другой стороны, позвонить-то она может?
Он попытался разыскать Шилу по телефонной книге, но фамилия Бэйзл там не значилась. Алекс не слишком удивился: отец Шилы, без сомнения, миллионер, и номер телефона у него может быть закрытый. Можно было попробовать прогуляться по тем местам, где они бывали вместе, но тут возникло неожиданное препятствие: поразмыслив, Алекс с удивлением убедился, что они с Шилой ни разу не посетили вдвоем одно и то же место дважды. Каждый раз она придумывала что-нибудь новенькое, и он всегда относил это к ее непоседливому характеру.
Сейчас, когда он начал напряженно размышлять, ему показалось, что непоседливость эта плохо сочеталась с ее холодноватым спокойствием. Ему показалось, что иногда Шила бывала неестественно весела и возбуждена: например, это их путешествие по мотелям... Он вспомнил ее знаменитые фразочки невпопад, и ему впервые пришло в голову, что в них был какой-то скрытый смысл. Она знала его, знала, что он отмахнется и не станет ломать себе голову - поэтому иногда позволяла себе сказать то, что думала. Но что это было?
Нельзя сказать, что Алекс слишком беспокоился, но все же эти мысли занимали его. Шло время, Шила не появлялась. Алекс начал работать; скоро он, к своему удивлению, обнаружил, что скучает по Шиле. Однако делать было нечего, навязываться было не в его правилах, и он терпеливо ждал, надеясь, что Шила объявится.
И она объявилась.
Алекс очень внимательно просматривал почту, хотя и знал, что его адреса у Шилы нет. Но она много раз бывала в его квартире, знала, как называется хотя бы улица, знала, как его зовут, - и легко могла бы узнать его почтовый адрес, если бы захотела.
В тот день он тоже внимательно просмотрел конверты. От Шилы ничего. Отложив в сторону деловые письма, письма от родных и рекламные проспекты, он первым делом вскрыл письмо из своего банка.
Это было извещение о том, что на его личный счет перечислено пятьсот пятьдесят тысяч долларов.
Вне себя от изумления, Алекс рассматривал бумагу. Фамилия его, номер счета его. Что за чертовщина! Он закрыл глаза, потом открыл их, но сумма на извещении не поменялась - больше полумиллиона долларов!
Через полчаса Алекс был в банке. По его требованию выяснили, с какого именно счета пришли деньги. Из Австрии, такой-то банк, такой-то счет.
Алекс никогда в жизни не был в Австрии, никогда не пользовался услугами этого банка, не знал этого номера счета. Он попросил, чтобы ему показали копию перевода.
Это заняло некоторое время - копию пришлось запрашивать и прислали ее по факсу - но зато Алекс, увидев ее, сразу все понял. Легче ему от этого не стало, скорее, загадка сделалась еще загадочнее, но сомнения исключались.
Копия была заполнена на компьютере, и узнать почерк было невозможно. Неразборчивая подпись тоже ничего не говорила Алексу, он не знал имени владельца счета, с которого пришли деньги.
Но на полях копии перевода была фломастером нацарапана изящная маленькая снежинка.

Дик дал Генри два обещания: выяснить, что искала полиция в мотеле "Скорлупка", и спросить Джонсона, почему тот выкрасил трюмо в спальне.
Поразмыслив, он решил, что если первое - просто дело техники, то сделать второе будет не так-то легко. Он и в самом деле иногда встречался с Джонсоном и был знаком с ним, но тот все же занимал определенное положение, так что просто подойти к нему и просить "Я слышал, вы тут переночевали в "Скорлупке"? И покрасили трюмо?" было бы несколько дерзко. И неосторожно: сам он ненавидел политику, но вовсе не считал это достаточным основанием для того, чтобы портить политическую карьеру кому-то другому. Застать Джонсона одного будет очень сложно, а попросить о конфиденциальном разговоре еще хуже: это привлечет внимание.
Он уже потянулся к телефону, чтобы позвонить леди Беате Сатерленд и посоветоваться с ней, но тут прибыли полицейские сводки, и необходимость искать ответ на первый вопрос отпала.
Обыскивались все отели, расположенные вдоль шоссе; в "Скорлупке" искали особенно тщательно из-за странного рассказа хозяина о выкрашенном в синий цвет зеркале. В этом самом номере и нашли пустую упаковку из-под шкатулки Моцарта.
Шкатулка Моцарта принадлежала уже нескольким поколениям семьи Минлент. Принадлежала ли она на самом деле в свое время великому композитору, сказать трудно; во всяком случае, коллекционеры из-за океана предлагали за нее большие деньги. Хранилась шкатулка в спальне хозяйки дома, причем держали ее в специальной упаковке.
Обнаружив исчезновение шкатулки, леди Минлент немедленно вызвала полицию. Прибывший наряд тщательно осмотрел комнату, в которой хранилась шкатулка; на лестнице, ведущей в нижний этаж, обнаружили мужской шелковый шарф белого цвета и листок бумаги. Это была дорожная карта, на которой ярким желтым фломастером был отмечен маршрут в Норфолк. Придорожные мотели были помечены звездочками, причем все.
Дик Уиллет направился к Медведю.
Глава отделения, по прозвищу Медведь, в свое время сделал все возможное, чтобы Дик работал именно у него. Для этого ему пришлось уговаривать, упрашивать, уламывать обе стороны - и самого Дика, который, получив лицензию, намеревался заниматься только частным сыском, и официальные органы, которые упирались, не желая допускать частного детектива в полицейское управление. Дело дошло до самых высоких инстанций, и после того, как Дик в два счета отыскал пропавшие из музея редкостные статуэтки, уладилось ко всеобщему удовольствию. Никто, включая Медведя, не знал, каким именно образом Дик выяснил, что статуэтки находятся в руках частного лица и отыскал квартиру, которую это самое частное лицо снимало на окраине города втайне даже от собственной жены. Дик представил не только статуэтки, но и неопровержимые доказательства, которые позволили уличить и судить злоумышленника.
Медведь был маленький, незаметный с виду человечек с мелкими чертами лица, но большим ртом, который редко растягивался в улыбку. Он хорошо знал свое дело - иначе не смог бы оценить по достоинству Дика Уиллета. Прозвище досталось ему по контрасту - однажды Дик, задержавшись зачем-то в дежурке, с улыбкой сказал, что начальника здесь, наверное, очень уважают - иначе у него давно уже было бы прозвище. И одного взгляда на него достаточно, чтобы придумать прозвище, - лучше всего подошло бы, пожалуй, Медведь. Полицейские расхохотались и, поскольку Дику здесь смотрели в рот и ждали, как величайшей милости, каждого его слова, прозвище приклеилось к Медведю сразу и так прочно, что при необходимости его имя и фамилию вспоминали с немалым трудом. Обращались же к нему по должости.
Сам Медведь, конечно, знал, как называют его в отделении, а может быть, уже и за его пределами, и относился к этому равнодушно. Чувство юмора у него было в зародышевом состоянии, но злобным и обидчивым он тоже не был, так что ему было все равно.
Дик почти вбежал в его кабинет.
- Вы когда-нибудь видели, - закричал он с порога, - чтобы вор, убегая, потерял на пороге план бегства? Чтобы он, собираясь ехать по такому примитивному маршруту, как шоссе в Норфолк, отметил его заботливо на карте, поставив крестик у каждого мотеля? И даже если допустить все это - неужели, обнаружив потерю, он поедет по этому маршруту и остановится в этих мотелях?
- О чем вы говорите? - изумленно выдохнул Медведь.
- О шкатулке Моцарта!
- Тише вы, ради Бога! - попросил Медведь. - Лорд и леди Минлент очень просили не афишировать...
- Но они же сами пришли в полицию.
- А что им оставалось - шкатулка стоит безумных денег, да им и жалко ее. Семейная реликвия!
Дик сел.
- Эта история, - сказал он внушительно, - пахнет довольно скверно. Могу я взглянуть на карту?
Медведь отдал распоряжение.
- Хотелось бы посмотреть и на ту коробочку, в которой хранилась шкатулка. Минленты опознали ее?
- Да. Мы им ее вернули, так что увидеть ее вы сейчас не можете.
Принесли карту. Она была запечатана в целлофан, и Дик напрягал глаза, рассматривая переплетения дорог.
- Похоже на снежинки, - задумчиво сказал он, глядя на отмечавшие мотели звездочки. - Не мог же он остановиться во всех этих мотелях сразу - если это вообще не какой-то тайный умысел, так что он нигде и не останавливался. Ведь некоторые из этих мотелей находятся на расстоянии двадцати-тридцати километров друг от друга, а то и ближе. Так зачем ему было их отмечать? Посмотрите на это! - он указал на змеевидную линию шоссе, обведенную ярким желтым маркером. - Очень похоже на дорогу, вымощенную желтым кирпичом, из сказки про мудрого Гудвина. - Дик читал эту сказку сыну, когда он был маленький, и до сих пор еще иногда с удовольствием перечитывал ее.
Он довольно легко нашел "Скорлупку" - она находилась на стыке двух крупных шоссе и бросалась поэтому в глаза. Значит, какое-то время шкатулка находилась здесь. Неужели в это дело замешан Джонсон? Глупость какая! Пойти на такой риск сейчас, перед выборами - нет, Дик не верил в это.
- Что у нас есть еще? - задумчиво спросил он.
- Ничего. Никаких следов. Есть список останавливавшихся в этой комнате, но вы же знаете: в мотелях с этим нестрого, почти никто не пишет своего настоящего имени, и книга приезжающих пестрит всякими мистерами Би и миссис Ди. Если постараться, их, конечно, можно и найти, но это огромная работа, сами знаете, шкатулку спрячут уже сто раз. Может быть, вы что-нибудь посоветуете?
Наступила длинная пауза.
- У нас есть телевизионное время? - внезапно спросил Дик Уиллет.
- Вы предлагаете сделать объявление? Но лорд и леди Минлент...
- Нет, - сказал Дик Уиллет, - я предлагаю показать карту. Вот увидите: разгадка этого дела - в карте. Пригласите хорошего литературного редактора, пусть составит текст: всякого, кому знакома эта карта, просят позвонить или явиться в полицию, так как карта связана с разгадкой преступления... интригующе, таинственно и вызывающе.
- Интригующе, таинственно и вызывающе, - повторил Медведь с некоторым раздражением. - Хорошо, я попробую.
- И узнайте у Минлентов точнее, как можно точнее, когда они в последний раз видели шкатулку.
- Шкатулка хранилась в коробке. Коробку леди Минлент видит каждый день, поскольку тот ящик трюмо, где она ее держит, открывает ежедневно. Шкатулку тоже иногда достают, чтобы полюбоваться ею и почистить ее - по словам самой леди Минлент, в последний раз она это делала примерно месяц назад.
Дик разочарованно молчал. Ему не хотелось тратить время на визит к Минлентам, и он решил пока подождать результатов телевизионного опроса.
Он пошел было к двери, потом замедлил шаг. Какая-то мысль не давала ему покоя. Убедившись, что дверь закрыта плотно, он вернулся к столу.
- Скажите, у нас есть возможности выяснить личные данные... скажем так... высокопоставленных лиц?
- Какие личные данные? - спросил Медведь настороженно.
- Сугубо анкетные.
- Выясним, конечно. Такие справки мы можем наводить без проблем.
- В политических кругах?
- Где угодно.
Дик помолчал.
- А вы уверены, что это не повредит тому лицу, о котором наводятся справки?
- Если это и в самом деле обычные анкетные данные, то уверен. Обычный запрос в компьютерный центр под полицейским шифром. А что за политическое лицо вас интересует?
- Меня, собственно, интересует даже не лицо, а скорее, мать лица, - сказал Дик. - Короче, я просил бы вас, не говоря никому ни единого слова, потихоньку выяснить: правда ли, что мать Александра Джонсона, того самого, что выставляет свою кандидатуру на ближайших выборах мэра, родила не одного сына, а близнецов?

ГЛАВА ВТОРАЯ. БРАЧНОЕ ПРЕДЛОЖЕНИЕ.

Когда Алекс перебирал в уме все, что говорила Шила невпопад за два месяца их знакомства, чаще всего ему приходили на ум две фразы, сказанные ею уже в поездке по мотелям. Первую она произнесла еще перед отъездом: когда он заявил, что не намерен путешествовать за ее счет, она среагировала так: "Ты об этом не пожалеешь". Он это твердо помнил. Они сидели в холле отеля, и она показала ему чету Минлентов, что-то говорила о том, что они разъезжают по дорогим отелям, в то время как у них есть дочка, о которой надо заботиться...
Странно, подумал Алекс. Это не похоже на Шилу. Никогда, никогда он не слышал, чтобы она сплетничала. Правда, знакомых она встретила при нем в первый раз - как правило, они посещали простые ресторанчики или просто гуляли по улицам, несколько раз ходили по магазинам - Шила часто советовалась с ним, выбирая себе платья. Алекс всегда полагал, что Шила таким образом проявляет весьма лестный для него такт, не желая ставить его в дурацкое положение: он был нормально обеспеченным человеком, но до Шилы ему было далеко. Вот она и не хотела, чтобы он чувствовал себя неловко или чтобы ему было неприятно. Ни разу он не замечал, чтобы она выразила недовольство тем, что место, куда они пришли, для нее не подходит. Если бы она только подумала об этом - он бы немедленно это понял.
Вторую фразу она сказала, напротив, уже в самом конце поездки, когда он предложил отвезти ее в аэропорт: "Ты набираешь очки". Да, именно так: "Ты набираешь очки".
Значит, это была не просто поездка по мотелям, решил Алекс. Шила преследовала какую-то цель. Но вот какую? Деньги? Нелепо - у нее и так было все, чего она хотела. Могла ли эта цель быть бесчестной целью? Непохоже: они ни от кого не скрывались, он ни разу не замечал, чтобы Шила беспокойно оглядывалась по сторонам или пряталась от кого-то...
Стоп, сказал он сам себе на этом месте. Минуточку! В Нью-Йорке она очень любила ходить в ночные клубы и танцевала до упаду ночи напролет. Шила не знала усталости. Он вспомнил, как она, садясь после танца за столик, дышала почти ровно и выглядела такой же холодновато-спокойной, как обычно. День они тоже проводили с пользой: гуляли по паркам, очень часто посещали выставки и концерты. Шила высоко ценила и умела понимать и живопись, и классическую музыку, но этим не ограничивалась, более простые развлечения тоже доставляли ей огромное удовольствие. И ни разу он не видел ее уставшей, ни разу она не пожаловалась на утомление.
Но вот когда они приезжали в мотели, Шила неизменно первой уходила в отведенный им номер. Неужели она так уставала от дороги, сидя в машине - это при том, что он прекрасно знал, насколько она вынослива?
Он стал подробно, день за днем, вспоминать поездку. Это было нелегко: мотели сливались в памяти в один безликий мотель, бесчисленные проглоченные бифштексы в ресторанах помнились как один-единственный бифштекс. Единственное, что, пожалуй, осело в его памяти, - это тот отель с семью цветами радуги, с уточками на камине и украшениями из веревки и соломки. Прекрасный мотель. Как же он назывался? "Радуга"? Нет. Алекс не мог припомнить.
Дорога и вовсе казалась одинаковой. Он помнил только неожиданные высказывания Шилы и ее странный смех. Она засмеялась, когда он спросил, есть ли у нее деньги... Это и тогда показалось ему странным, не то что теперь. И когда он сказал, что уедет на пароме, она как-то странно построила фразу. Кажется, она сказал: "На паром-то пока хватит?", а он переспросил: "Почему пока?"
Из этого можно было сделать только один вывод: Шила знала, что пришлет ему банковским переводом полмиллиона долларов. Уже тогда знала. Что же все это значит? Может быть, она все-таки позвонит ему и хоть что-то объяснит? Они никогда не говорили по душам, болтали лишь об отвлеченных предметах и о своих хобби, но Алекс чувствовал, что они близки друг другу. И, конечно, Шила должна понимать, что он не притронется к присланным деньгам, пока все не разъяснится. Так где же она? Почему не позвонила?
Отчаявшись разгадать загадку, Алекс наконец заснул; ему снилась бесконечная лента шоссе с мотелями по обеим сторонам, на которую падали прямо с неба бесчисленные холодные снежинки.
Среди ночи он вдруг проснулся, выпил холодной воды и, немного поворочавшись, снова заснул. Перед тем, как провалиться в сон, он вдруг совершенно отчетливо увидел холодноватые глаза Шилы и ту прощальную улыбку, которой она одарила его, исчезая в недрах норфолкского аэропорта.

Мотель "Скорлупка" и в самом деле находился в очень удобном месте: даже не два, а три шоссе сходились сюда, так что автомобилисты, следовавшие в шести разных направлениях, могли стать потенциальными клиентами. И расстояние от крупных городов было самым подходящим: именно на этом месте водитель должен уже устать от дороги и ощутить потребность в пище, отдыхе, бензине. Уж на что Дик Уиллет любил водить машину, но даже и он, подкатив к "Скорлупке", выключил мотор с некоторым облегчением.
- Приехали, Джим, - сказал он сидевшему рядом с ним крупному человеку; оливкового цвета спортивный костюм едва не лопался на его мощной груди. - Смотри, вот и хозяин!
Генри и в самом деле уже спешил к их машине. Он был одет в очень приличный, хотя и несколько старомодный коричневый костюм и держал в руках связку ключей.
- Ты подожди пока, - вполголоса сказал Дик, - сначала пусть хозяин предупредит механиков. - А ты потерпи еще минуту, сейчас выходим, - добавил он, обращаясь к сидевшему на заднем сиденье Болли. Пес всю дорогу не доставлял никаких хлопот, но сейчас выказывал явное нетерпение.
Джим кивнул в ответ. Он был малоречив, не любил лишних разговоров и вообще людей; всем и всему на свете он предпочитал машины. Джим был механиком, что называется, от Бога, моторы автомобилей были для него все равно что раскрытая книга. Двух своих сыновей он брал с собой в мастерскую начиная с полуторагодовалого возраста; сейчас мальчишки были уже довольно взрослые и, к восторгу Джима, полностью разделяли его страсть к машинам и дневали и ночевали в гараже. В настоящее время они без помощи отца собирали автомобиль самостоятельно, и Джим страшно гордился ими.
Общества жены и сыновей ему было совершенно достаточно, он мало с кем общался, но для Дика, который когда-то помог ему быстро разоблачить обманщика, пытавшегося отнять у него с помощью ловкого юридического трюка принадлежащую ему мастерскую, охотно делал исключение. Когда Дик попросил о помощи, Джим немедленно и без малейшего колебания оставил самые срочные дела и согласился отправиться туда, куда было нужно.
- У человека сломалась возле мотеля машина, - втолковывал ему по дороге Дик, тщательно избегая называть какие-либо имена. - Ему пришлось остановиться на ночь в мотеле, а машину к утру починили в гараже. Я попрошу хозяина, чтобы он познакомил тебя со своими механиками, а ты узнай у них, пожалуйста, какого типа была поломка. Главное, что меня интересует, - это была ли она и в самом деле случайной. Есть ли вероятность того, что машину вывели из строя нарочно. Ты понимаешь? Если нарочно, то можно ли было сделать это таким образом, чтобы она сломалась как раз в нужном месте и в нужное время.
- Я все понял, - коротко сказал Джим.
Дик приветливо поздоровался с Генри и представил ему Джима. Тот кивнул и принялся рассматривать припаркованные возле входа автомобили. Дик часто шутил, что люди, подобные Джиму, доставляют полиции множество хлопот, если надо, к примеру, кого-то опознать, за исключением одного случая: когда опознать требуется автомобиль. Если же это человек, дерево, животное, местность - все, пиши пропало. Они смотрят только на машины и только машинами интересуются.
Чтобы не ставить хозяина в неловкое положение, Дик сразу же приказал Болли остаться снаружи и заметил, что Генри явно испытал облегчение. Вероятно, собаки в мотель не допускались.
- За домом есть хороший садик, - сказал Генри. - Пусть ваша собачка там побегает. Я попрошу, чтобы за ним присмотрели, если он вздумает уйти.
Дик покачал головой.
- Он без меня не уйдет, - уверенно сказал он и вошел вслед за хозяином внутрь.
В собственном мотеле Генри явно чувствовал себя гораздо увереннее, чем в кабинете у Дика. Он провел гостей внутрь, в холл, и Дик с удовольствием оглядел безупречно чистое, с большим вкусом и даже некоторым изыском убранное помещение. Генри явно в хорошем смысле этого слова знал свое место: он не пытался прыгнуть выше головы и выдать свой мотель за пятизвездочную гостиницу, но на отпущенном ему уровне проявил похвальное усердие.
- Однажды я вел дело, в котором была замешана группа художников4, - сказал Дик Уиллет, внимательно рассматривая пейзаж в резной раме на стене. - Одна из них, та художница, из-за которой разгорелся весь сыр-бор, занималась отделкой интерьеров, была настоящим гением своего дела. Ей бы здесь понравилось, ей понравились бы эти раздвижные двери и стойка для портье. Жалко, что она не может этого увидеть.
- Пожалуйста, приезжайте вместе с ней в любое время, - сказал Генри. - Если эта история кончится благополучно и мне удастся снова наладить свой бизнес, я ей охотно сделаю заказ. У меня есть кое-какие планы...
- К сожалению, это невозможно, - угрюмо сказал Дик Уиллет. - Она теперь живет во Франции и никогда не вернется в США. Но я могу вам сосватать другую художницу, просто прекрасную, ее картины отлично впишутся в ваш интерьер. У меня дома висит сделанная ею иллюстрация к сказке - леопард и антилопа. Замечательная вещь!
Они вошли в ресторан и уселись за указанный хозяином столик. Джим явно чувствовал себя неловко - ему не терпелось пойти в гараж. Там механики, настоящие ребята, с ними хоть есть, о чем поговорить. К тому же надо было выполнить поручение Дика; а леопард и антилопа нисколько его не интересовали.
- Здесь тоже очень хорошо, - одобрительно сказал Дик, рассматривая покрытые прозрачным стеклом деревянные столы и стоявшие на них керамические приборы для специй. - И чисто, как в операционной.
- Сейчас нам подадут обед, - сказал Генри.
Дик не стал спорить.
- Сколько времени займет это у повара? - спросил он. - Может быть, я пока могу осмотреть ту самую комнату?
- Но ведь там полицейский, - возразил Генри. - Он никого туда не пускает.
- А мы попробуем пройти, - улыбаясь, сказал Дик и поднялся. И, заметив нетерпение и скуку на лице своего товарища, добавил. - Может быть, вы пока отведете Джима в гараж и попросите своих механиков поделиться с ним информацией? Но... - он замолчал, подбирая слова: надо было как-то дать понять Генри, чтобы он не называл даже при Джиме имени Александра Джонсона.
- Не беспокойтесь, - сказал Генри и кивнул, давая понять, что все понял. - У меня записан номер и марка автомобиля, и механики, конечно, знают его; к тому же у них тоже ведется учет поломок, бухгалтерия и все, что полагается. Я скажу им, и они расскажут вашему приятелю все, что он захочет узнать.
Джим живо поднялся, и они вместе вышли из ресторана; Дик тоже встал  и направился к двери в холл.
В ожидании хозяина он задумчиво ходил туда-сюда. Вот это, очевидно, и есть подсобное помещение, где держали ту самую краску, подумал он, и приоткрыл дверь. Действительно, в комнате стояло все то, что обычно используют в своем нелегком труде уборщицы, а возле другой стены были аккуратно сложены несколько стремянок, коробки, явно хранящие в себе слесарные инструменты, и какие-то банки. Дик поколебался, но потом, решив, что ни в какую частную собственность он не вторгается, а если и так, то он, в конце концов, именно для этого сюда и приехал, вошел внутрь.
Найдя выключатель и включив свет, он огляделся еще внимательнее. Его интересовали кисти - ведь для того, чтобы выкрасить трюмо, нужны были не только краски, но и кисти. Да, вот они: несколько кистей разной толщины опущены в банку с прозрачной жидкостью, вероятно растворителем, и еще с пяток совершенно новых сложены рядом с банками с краской. Он осторожно присел, чтобы найти кисть с синей краской среди тех, что были опущены в банку. Инстинктивно Дик старался не запачкаться и только потом сообразил, что в помещении, как и во всем мотеле Генри, царит полная чистота.
Он увереннее присел на корточки и наклонился. Одна из кистей, среднего размера, носила на себе явные следы яркой синей краски, киновари - кажется, именно так называют ее художники. Понятно. Впрочем, сомнений в правдивости рассказа Генри у него не было.
Он снова вышел в холл, чтобы осмотреться. Прямо за его спиной находилась лестница во второй этаж; если именно по этой лестнице надо подниматься, чтобы попасть к себе в комнату, то стащить отсюда банку и в самом деле очень удобно. Даже если кто-то и был в холле, он никак не мог бы увидеть человека, который спустился с лестницы, осторожно проскользнул в эту дверь, взял банку и кисть и снова поднялся к себе. Так что, если он никого не встретит на лестнице, то может считать себя в полной безопасности. То есть Джонсон и в самом деле мог осторожно спуститься по ступенькам и взять краску, а потом выкрасить трюмо - на все это, по расчетам Дика, понадобилось бы не больше нескольких минут, если красить как попало, не заботясь об эстетике.
Дик успел заметить, где находится гараж, и ему было ясно, что даже если водитель Джонсона обменялся с механиками всего несколькими словами, он отсутствовал никак не меньше пяти минут. А ведь он еще расплачивался с ними и, наверное, проверял машину. У Джонсона было вполне достаточно времени, особенно если учесть, что слишком много времени для него тоже было плохо: ведь ему надо было успеть удрать, пока никто не обнаружил его художеств. Поэтому он быстро спустился вниз, рассчитался, сел в машину и умчался, пока хозяин не обнаружил, что он выкрасил зеркало.
Но вот зачем он это сделал? Зачем? Кому это надо? Что за идиотизм?
Вечер накануне Дик провел, запершись в своей комнате вдвоем с Болли, и посвятил все это время попыткам понять, зачем мог Джонсон выкрасить трюмо в спальне. Самая оригинальная мысль, до которой ему удалось додуматься, гласила: Джонсон временно повредился умом. Ничего другого в голову не приходило.
Вздохнув, он вышел на улицу. Генри шел от гаража к дому. Джима не было видно - вероятно, он остался в гараже.
- Вам удалось что-нибудь выяснить? - спросил Генри Дика, когда они поднимались по лестнице на второй этаж.
- Кое-что удалось, - сказал Дик уклончиво; он помнил, что лорд и леди Минлент просили по возможности не распространяться насчет исчезновения шкатулки. - Скажите, подняться во второй этаж можно только по этой лестнице?
- Да.
Генри остановился около двери, выкрашенной желтоватой масляной краской приятного оттенка.
- Это здесь.
Дик быстро огляделся и убедился, что дверь находилась очень близко к лестнице. На все про все требовалось никак не больше двух минут: выйти из этой двери, спуститься по ступенькам вниз, открыть другую дверь, взять кисть и банку, искать которые не надо, поскольку они лежат на виду, снова подняться наверх... Минутное дело! Можно успеть и меньше, чем за две минуты, но только в том случае, если ты, так сказать, у себя и знаешь, куда бежишь. А если одновременно надо ориентироваться и соображать, куда свернуть и что взять, то тогда времени уйдет чуть больше. Но больше лишь на какие-то секунды! И все было бы понятно и просто, если бы злоумышленником был не Александр Джонсон, а кто-нибудь другой, а взял бы он что-нибудь ценное и постарался бы замести потом следы, а не заниматься в своей комнате росписью по зеркалу.
Дик снова тоскливо задумался. Даже если предположить, что Джонсон имеет какое-то отношение к исчезновению шкатулки Моцарта, что Дик считал совершенно невероятным, это все равно не объясняло тех непостижимых причин, по которым он покрасил трюмо в номере придорожного мотеля.
Джонсон - известный политик. Дик считал, что его можно так охарактеризовать, хотя, строго говоря, должность мэра не совсем политическая. Джонсон страстно любит Нью-Йорк и еще до вступления в должность успел много сделать. Безусловно, он добивается должности не из любви к власти или к деньгам - если эти причины и играют какую-то роль, то они второстепенны. Он обеспеченный человек. Правда, вряд ли он располагает такими средствами, которые можно выручить за шкатулку, но сомнительно и то, что он откажется ради этого от практически уже выигранных выборов и ввяжется в сомнительное дело.
Генри, увидев, что Дик задумался, тихонько стоял рядом, стараясь не мешать ему. Дик снова оценил его такт и хорошее воспитание - спокойный, скромный, разумный человек, много работает. И работает хорошо, добавил он про себя, оглядывая чистый и уютный коридор. Двери и стены были заново окрашены в теплые приятные цвета, по полу бежала красивая коричневая дорожка с бежевым геометрическим узором. В воздухе ощущался едва уловимый приятный запах - вероятно, уборщицы пользовались специальными ароматическими препаратами. Любой усталый путник с удовольствием проведет ночь в таком месте.
Дик хотел предъявить документы, но это не потребовалось: стоявший у двери полицейский знал его в лицо. Собственно, делать возле двери номера полицейскому было решительно нечего, и его направили сюда просто потому, что дело касалось дорогой вещи, и не просто дорогой, а настоящего раритета; роль же мотеля в этом деле, по мнению полиции, еще не прояснилась окончательно, а по особому мнению Дика Уиллета, не прояснилась вообще.
Войдя в комнату, Дик убедился, что и здесь сказывается добросовестный труд и вкус хозяина. Номер был, правда, довольно стандартный, но его квадратная форма создавала ощущение простора, мебель была расставлена продуманно и удобно, а шторы на окнах, ковер и покрывала подобраны в тон, чего почти никогда не бывает в придорожных мотелях. На столе стояла ваза с сухими ветками; букет был сделан просто мастерски.
- Жена увлекается, - сказал Генри, поймав взгляд Дика и не дожидаясь вопросов. - Да и я не против, так номера выглядят уютнее, - как бы извиняясь, добавил он.
- Очень красиво, - сказал Дик решительно. - Посмотрите, она выбрала какие-то сиреневые засушенные цветочки. Это лаванда, что ли? Сочетается с цветом стен. А это и есть знаменитое трюмо?
- Нет, это другое. То я отнес вниз, в подсобное помещение. Я же вам, кажется, говорил: там краска все-таки попала в пазы.
Дик потянул носом. Ему показалось, что легкий запах краски ощущается до сих пор. Но потом он сообразил, что просто здесь сильнее, чем в других местах, пахнет ароматизатором: вероятно, горничные постарались, чтобы заглушить все тот же запах краски. Он вспомнил, как в одном расследовании запах краски тоже сыграл решающую роль - в том самом, где помогал ему Ральф Теринг. Тогда он был не на высоте, и то, что успеть было просто физически невозможно, ничуть его не утешало. Он упустил картину...
- Ну, хорошо, - сказал он, с трудом отрываясь от воспоминаний. - И где же нашли коробочку?
Они прошли в спальню. Генри молча подошел к кровати и отодвинул ее. Синтетический палас был грубо разрезан от края - вероятно, не слишком острым ножом. Генри приподнял края разреза, и Дик увидел, что несколько дощечек паркета под ним разворочаны. Кто-то ковырял паркет, грубо и несторожно, вскрыл дощечки, с силой ударил по тонкому перекрытию и пробил его. Внизу были доски, а между ними и паркетом - небольшое пространство. Именно там и стояла пустая коробочка из-под шкатулки Моцарта, когда ее нашел полицейский.
Дик стоял и смотрел. Работа была сделана просто отвратительно, и это навело его на определенные размышления.
- Это полиция так вскрыла паркет? - спросил он. - Вы находились здесь, когда делали обыск?
- Конечно. Меня просто заставили быть здесь, сказали, что я обязательно должен присутствовать. Нет, это сделала не полиция, полиция уже нашла все именно в таком виде.
Дик присел на корточки и, ни к чему не прикасаясь, снова оглядел разоренный паркет. Не зря он сюда приехал. Если оставить в стороне эту таинственную историю с Джонсоном, то теперь можно по крайней мере легко наметить путь, по которому следует идти, разыскивая злоумышленников. Ведь не каждый мог знать о том, что в мотеле "Скорлупка" паркет лежит не на бетонном полу и что, приподняв несколько дощечек, можно найти отверстие.
- Откуда здесь дырка в полу? - спросил он у Генри.
- Если вы посмотрите на дом снаружи, то сразу поймете, - ответил тот. - Эта комната находится в так называемой пломбе, она была достроена, когда прежний владелец купил соседний дом. Вы видите, что холл и ресторан, а также мое собственное жилье, находятся в одном доме, а номера для постояльцев - в другом, но они соединены между собой. Эта комната - крайняя, в этой части здания особые перекрытия.
- Кто мог знать об этом?
- Кто мог знать об этом? - удивился Генри. - Да любой, кто посмотрит на дом снаружи, если он, конечно, хоть что-то смыслит в строительстве. Но смыслить надо немного.
- А как вы думаете, трудно было проделать такую дырку? Я имею в виду, чисто физически.
- Проделать это, да еще таким образом, могла даже женщина - пилкой для ногтей расковыряла паркет, каблучком стукнула посильнее в перекрытие - и готово. Когда мне разрешат снова пользоваться этой комнатой, мне придется менять весь пол - иначе в один прекрасный день кто-нибудь, не дай Бог, провалится. Перекрытие было надежным, пока оно было цельным, а теперь, с этой дыркой и разрушенным в одном месте паркетом и досками внизу, оно никуда не годится.
- Насчет пилки для ногтей - отличная идея, - заметил Дик. - Но неужели...
Генри снова приподнял края разреза.
- Эту комнату привели в порядок совсем недавно. Видите, паркет просто положен сверху на небольшой слой клея и покрыт всего одним слоем лака. Расковырять это - плевое дело! Но какой дурак мог надеяться подобным образом что-нибудь спрятать, я просто ума не приложу.
- Горничная нашла бы при первой уборке, - поддакнул Дик.
Генри покачал головой.
- Нет, горничные убирают у нас ежедневно, но ничего не нашли, пока не явилась полиция. Горничные пользуются пылесосом и просто пылесосят под кроватью - добросовестно, но не отодвигая ее от стены и, наверное, не заглядывая туда. Ведь сверху лежал ковер, так что вряд ли они могли что-нибудь заметить. И все же это только вопрос времени: каждый номер примерно раз в три месяца закрывается и ставится на влажную уборку. Во время этой уборки поднимают паласы и промывают паркет. Вот тогда непременно нашли бы. Можно поставить все на место?
- Можно, - неохотно стоял Дик. Он все смотрел и смотрел на грубо разрушенный паркет - что-то ему не нравилось. - А трюмо знаменитое покажете?
- Ну конечно, - Генри привел комнату в порядок и пропустил Дика вперед. Полицейский в коридоре ел огромный сэндвич, из которого аппетитно выглядывали толстенные ломти ветчины, буженина и зеленый салат. На стуле рядом стоял термос, из которого по всему коридору распространялся упоительный запах горячего кофе. Увидев Дика, полицейский попытался поскорее проглотить кусок и вытянулся в струнку.
- Ешьте, не стесняйтесь, - ободрил его Дик Уиллет. - Приятного аппетита! Вас тут кормят?
- Ну конечно, - сказал Генри несколько раздраженно. - Не стоять же ему тут сутками голодным.
Присутствие полиции в доме раздражает его, мешает его бизнесу, отпугивает клиентов, но он все-таки не забыл предложить человеку поесть, отметил Дик, спускаясь по лестнице. Впрочем, в человеческих качествах Генри он и не сомневался: достаточно вспомнить, что тот никому не сказал о Джонсоне, стараясь не испортить ему предвыборной кампании. А ведь Джонсон - совершенно посторонний для него человек, и позаботился он о нем только потому, что ему понравилось, как тот вел себя и как держался в трудном положении, как был любезен и демократичен.
Джим еще был в гараже, что нисколько не удивило Дика.
- Обед готов, - сказал Генри, - попрошу вас оказать мне честь. За вашим другом сейчас сходят.
Дик покачал головой.
- Вряд ли кто-то, кроме меня, сможет вытащить его оттуда, - сказал он. - Я сам за ним схожу.
На улице Дика радостно приветствовал Болли, для чего, заметил Дик, ему пришлось оторваться от обнюхивания миски с кусочками мяса. Даже о его собаке здесь позаботились, благодарно подумал Дик, и, присев на корточки, погладил Болли и разрешил ему есть - иначе собака не приняла бы пищи из чужих рук.
Пока Болли занимался мясом, Дик прошел по окаймленной анютиными глазками дорожке к гаражу и вошел внутрь. Гараж был довольно большой; инструменты были развешаны по всем стенам, и сразу было видно, что содержатся они в идеальном порядке. Каменный пол был неровный, но тщательно выметенный. Посреди гаража красовалось специальное приспособление, на которое загоняли машины, чтоб осмотреть их снизу.
Джим сидел в углу с двумя одетыми в рабочие комбинезоны мужчинами. Все трое увлеченно о чем-то беседовали. Дик окликнул Джима; механики поднялись и вежливо поздоровались с Диком, не подавая, однако, руки: чернота навеки въелась в их пальцы.
- Нас приглашают на обед, - сказал Дик Джиму.
Тот неохотно поднялся. Было ясно, что он предпочел бы остаться здесь. Однако выхода не было и, попрощавшись со своими новыми друзьями, Джим поплелся к выходу за Генри и Диком.
- Машину просто не могли сломать нарочно, - бубнил Джим в спину Дика. - Вышел из строя карбюратор, так что она глохла при одновременном нажатии педалей тормоза и сцепления. Механики разобрали карбюратор и снова отладили его. Взяли они за эту работу позорно мало. Прямо-таки по самой минимальной шкале.
- Значит, можно с уверенностью сделать вывод, что машина сломалась случайно? - спросил Дик, усаживаясь за стол.
- Можно. Если кто-то захочет сломать машину, существует масса других способов, которые действуют ничуть не хуже и не вызывают никаких подозрений. Можно нарочно продырявить какой-нибудь шланг, открутить свечи зажигания, слить или испортить чем-нибудь бензин. Ну, и так далее.
- Значит, - медленно признес Дик, глядя на приближающегося официанта и с надеждой принюхиваясь к запахам, исходящим от подноса в его руках, - я могу сделать вывод, что поломка почти наверняка была непреднамеренной и человек, который ехал на машине, и в самом деле оказался на этом месте и попал в этот мотель совершенно случайно?
- Можете. И не "почти наверняка", а наверняка.
- На такой машине нельзя было доехать до Нью-Йорка? - спросил Дик, с удовольствием рассматривая поставленные перед ними закуски.
Джим немного подумал.
- Да можно, - наконец признал он. - На ней можно было без всяких проблем ехать по скоростному шоссе - ведь там, как правило, не нужно тормозить и переводить скорости. Но вот въехав в город, на такой машине замучаешься. После каждого светофора ее надо заводить, она может заглохнуть в самый неподходящий момент; дело может даже дойти до беды, особенно в таком городе, как Нью-Йорк. А главное - только после того, как машину посмотрит механик, можно с уверенностью сказать, с чем именно связана поломка. До этого момента ни один разумный человек ездить на ней не станет. Жалко машину, страшно за свою жизнь.
Дик Уиллет, который предпочел бы назвать два эти пункта в противоположной последовательности, только кивнул головой.
- Водитель, который сдавал машину в ремонт, явно понимал свое дело. Он мог бы устранить и сам даже такую достаточно сложную поломку, но у него не было нужных инструментов. Это был очень хороший водитель, а такой водитель ни за что не поедет в дальнюю дорогу на машине с подобной неисправностью. Ребята говорят, он здоровенный такой парень был.
Дик кивнул головой. Он уже думал об этом: его удивило, что Джонсон ехал без охраны, а потом он решил, что водитель наверняка должен был заодно выполнять роль охранника. Тут ему в голову пришла еще одна мысль.
 - Ты ешь, - сперва предупредил он. - А то потом поздно будет. Я голодный, я за себя не ручаюсь. А когда поешь, скажи мне еще кое-что. Видишь ли, я точно знаю, что человек, о котором я сейчас и собираю эти сведения, никак не мог ехать на старой, скверной машине...
- Это могло случиться с абсолютно любым автомобилем, - уверенно ответил Джим. - Даже с самым новым. - И он взялся за закуски, причем аппетит у него оказался отменным.
С той ненавязчивостью, которую уже столько раз отмечал в нем Дик, Генри остался на кухне, беседуя со своими работниками и не желая мешать своему гостю и его приятелю, так что его пришлось окликнуть.
- Вы разве не сядете с нами? - спросил Дик, приветливо улыбаясь. И когда Генри сел рядом и официант поставил перед ним тарелку, добавил. - Очень вкусная еда, тарелки совершенно чистые, подогретые! Могу вам обещать точно: все мои друзья, отправляющиеся куда-либо в этом направлении, будут останавливаться в вашем мотеле.
- Спасибо, - сказал Генри и неуклюже поклонился.
Дик покачал головой.
- Вам не за что меня благодарить. Я забочусь о них. В конце концов, человек, уставший от утомительной дороги, и в самом деле может найти здесь все, что нужно. И может даже остаться на несколько дней.
Как и во время их первой встречи в кабинете у Дика, Генри сразу же оживился, когда речь зашла о его бизнесе. Сверкая глазами, он принялся рассказывать о том, как несколько постояльцев, сначала намеревавшихся только заправить машину и перекусить, ну в крайнем случае - только переночевать, оставались у него на несколько дней, так им нравились кухня и удобства. Они жили здесь, как живут люди в обычных отелях, ходили на реку и гуляли в лесу за домом. Дик внимательно слушал, одобрительно кивая головой и нисколько не сомневаясь в правдивости слов Генри.
- Здесь можно очень даже неплохо отдохнуть, - рассказывал тот. - За домом, если спуститься немного вниз, течет маленькая, но чистая речка, до города всего около пятидесяти километров. Еда у меня сами видите какая, комнаты удобные, плата очень умеренная. Вот они и оставались.
Джим между тем, не теряя времени, покончил с обедом и выразительно смотрел на Дика.
- Если наш хозяин не возражает, можешь опять идти в гараж, - ответил Дик на его взгляд. Генри не возражал, и Джим, коротко поблагодарив за обед, вышел.
- Скажите, пожалуйста, - спросил Дик. - А кто-нибудь еще, кроме вас самого, видел, что в мотеле останавливался Джонсон?
- Нет. Почти наверняка никто. Они приехали поздно вечером, и регистрировал их я сам. В гараж ходил только его шофер, это совершенно точно. Вот разве что официант, который ему обед подавал! Но мне кажется, он не узнал Джонсона - эти ребята и на лица-то не смотрят. Во всяком случае, я не слышал никаких разговоров об этом - а если бы кто-то узнал самого Александра Джонсона, то наверняка об этом бы говорили.
- А горничная?
- Горничная? - удивился Генри. - Она вообще пришла на работу только утром и вошла в комнату Джонсона после того, как он сам уже покинул ее. Нет, мне кажется, мы можем с уверенностью заключить, что никто его не видел, а если кто видел, тот внимания не обратил, не узнал его в темноте или в суматохе. Вы же понимаете: вероятность увидеть в таком месте Александра Джонсона настолько мала, что человек, узрев его, скорее всего не поверит собственным глазам.
- Спасибо! - сказал Дик от всей души, вытирая рот салфеткой. - Замечательно вкусная рыба!
- Кофе? - спросил Генри, подзывая официанта.
- Пожалуй, нет, - поколебавшись, ответил Дик. - Вместо кофе и десерта мы лучше осмотрим наконец трюмо.
Однако осмотр трюмо ничего не дал. Трюмо как трюмо. В щель между деревянной рамой и самим зеркалом набилась синяя краска.
- Как оно было покрашено? - спросил Дик, рассматривая трюмо.
- Да кое-как. Просто вся поверхность была замазана синей краской, сначала крупные, размашистые мазки поперек, а потом вдоль. Вот и все.
- Скажите, - спросил Дик. - А кто жил в номере, где ночевал Джонсон, до него?
- Полиция уже спрашивала меня об этом. Там жила молодая пара, записались как мистер и миссис К. Они выехали буквально за секунду до того, как в номер попал Джонсон - я знал, что они уезжают, потому и обещал ему их номер. Дама еще находилась там, а горничная уже стала убирать его. Пока повар готовил ужин, мы показали номер Джонсону, и он сказал, что его все устраивает.
- Он видел эту пару?
- Кажется, не видел. Точно не видел. Молодой человек уже ушел и сидел в машине. А женщина собирала в спальне еще какие-то вещи, Джонсон туда не заходил. Это точно, я сам видел, я стоял возле лестницы и видел его в открытую дверь. Он вообще не входил в номер, потому что там шла уборка. Горничная как раз вышла за горячей водой, я потому и остановился на лестнице, чтобы дать ей еще кое-какие распоряжения, но в комнате все было вверх дном - ведь для таких гостей мы меняли все, вплоть до чехлов на мебели.
- Вы можете с уверенностью сказать, что Джонсон не разговаривал с этой женщиной?
- Могу. Точно не разговаривал. Он просто остановился у двери, я ему крикнул, что за дверью справа спальня. Он немножко постоял и посмотрел, а потом подошел ко мне и сказал, что ему все подходит. В спальню он заходить не стал. Мы вместе спустились в ресторан. Вы же понимаете, такого гостя я водил везде лично.
- А какая была у этих людей машина, вы не помните?
- И об этом меня спрашивала полиция. Нет, совсем не помню, к сожалению, помню только, что темная. В гараж они не обращались, даже не заправлялись. Может, ехали недалеко.
Генри говорил ровно столько, сколько было нужно, чтобы точно ответить на вопросы сыщика, и не беспокоил его ни своими предположениями, ни советами. И только когда Дик уже вытащил из гаража Джима, нырнувшего вместе с одним из механиков в нутро какой-то машины и упоенно возившегося там, подозвал и усадил на заднее сиденье своего пса, а потом подал Генри на прощание руку, тот задал ему вопрос:
- Скажите, - спросил он с любопытством. - А кто все-таки это был? Неужели же сам Александр Джонсон?
- Не понимаю? - насторожился Дик.
- Может быть, все-таки брат-близнец? - спросил Генри.

Прошло уже две недели с того дня, как Алекс узнал о поступлении на его счет денег, а он все еще тревожился так сильно, что сам себе удивлялся. Он задавал себе бесконечные вопросы, не находил на них ответов, и это его не раздражало, как можно было ожидать, а скорее тревожило, разъедало его привычное спокойствие и невозмутимость.
Он находился в состоянии постоянного напряжения. Никогда в жизни не испытывал он никаких предчувствий, не верил в них и не желал даже думать об этом, а вот поди ж ты! Сейчас сам он постоянно ощущал приближение какого-то события, что-то должно было произойти. Не может же Шила так его бросить, твердил про себя Алекс! Хотя на вопрос, почему она, собственно, не может этого сделать, он бы вразумительно ответить не смог. Они ничего друг другу не обещали, ничто их не связывало.
Почему она ему не позвонила? Ведь она здесь - он своими глазами видел у нее в руках билет в Нью-Йорк! Может быть, приехав сюда, она вынуждена была сразу же отправиться куда-то еще? Но куда? В Австрию? Ведь именно оттуда поступили деньги на его счет.
Он стал вспоминать, говорили ли они вообще когда-нибудь об Австрии. Нет, кажется, нет, если только всплывали отдельные имена во время разговоров об искусстве. Моцарт, Штраус... это не считается. Шила никогда не была в Австрии, Алекс был уверен в этом. Она очень много путешествовала и часто рассказывала ему о других странах, но никогда не упоминала об Австрии ни единым словом. Значит, она там не была - или скрывала это. Что все это значит, черт возьми?!
И Алекс решил найти Шилу.
Просто удивительно, до чего это оказалось трудно! Когда он занялся этим вопросом вплотную, вдруг выяснилось, что у него нет решительно никакой зацепки - вообще ни одной. Номера ее телефона у него не было. И как это он никогда не обращал на это внимания? Может быть, просто потому, что в этом не было никакой необходимости: Шила всегда звонила ему сама, но делала это редко, потому что, расставаясь, они никогда не забывали условиться о новой встрече. Кроме того, Алекс знал, что она богата, и тщательнейшим образом избегал всего, что могло быть истолковано как навязчивость. Он вспомнил, как однажды сказал Шиле:
- Хорошо, в пять я постараюсь быть, но у меня завтра в три тридцать важная встреча, и я не могу дать гарантии, что успею. Если задержусь, куда тебе позвонить, чтобы предупредить?
- Я лучше сама позвоню тебе около четырех, - после едва заметной заминки ответила Шила. Он не стал настаивать и с тех пор больше никогда не спрашивал номера ее телефона.
Итак, позвонить ей ему было некуда. В телефонной книге фамилии Бэйзл не было. Как же ее разыскивать?
В ресторанах и кафе, куда они ходили, Шилу обычно никто не знал. Они часто вместе делали покупки - Шила почему-то очень заботилась о том, как ему нравятся ее наряды, - но всегда в разных магазинах. Алекс напрягся, вспоминая, как вели себя продавщицы. Нет, они явно не были с Шилой знакомы. Рассчитывалась она всегда чеком, причем старалась отойти от Алекса подальше - вероятно, опасалась, что он захочет сам заплатить за ее покупки, что могло бы пробить в его бюджете значительную брешь. Она нигде не заказывала доставки, и ходить по магазинам и пытаться разыскать ее адрес там было бесполезно. Свертки и сумки они всегда сразу же забирали с собой и клали в машину Шилы.
В машину! Может быть, попытаться найти ее по регистрационному номеру автомобиля? Алекс напрягся, но вспомнить номер никак не мог. Ему казалось, что это 45-78, но он не был в этом уверен. Зато был совершенно уверен в том, что вспомнить буквы номера ему уж наверняка не удастся.
О Господи! Неужели за все это время у них не нашлось никаких общих знакомых? Впрочем, они были знакомы-то всего два месяца. Точно, два месяца, подсчитал в уме Алекс и удивился. Ему было так хорошо и комфортно с Шилой, словно он знал ее всю жизнь; именно поэтому, вероятно, он теперь испытывает такую сильную нехватку ее общества.
Удивляясь самому себе все больше и больше, он вдруг ясно понял, что ищет Шилу не потому, что на него свалились неожиданные деньги. Деньги интересовали его куда меньше, чем возможность по-прежнему знать, что вечером после работы он увидится с Шилой, поведет ее в дешевый ресторанчик, где они будут болтать или молчать, сколько им захочется, не испытывания ни на одну секунду неловкости или натянутости. Потом они отправлялись сюда, в его квартиру.
Шила часто делала ему подарки, упрекая его за недостаток уюта в доме, и теперь о ней напоминали многие мелочи: симпатичная пепельница на столе, набор ярких кастрюль на кухне, диванные подушки со смешными аппликациями, даже вышивка, собственноручно сделанная Шилой, - изображала она, конечно, снежинку. Снежинка, вышитая ярко-голубыми нитками, резко выделялась изящным силуэтом на белоснежной ткани, а внизу фломастером было нацарапано: "С любовью, Шила". Она оправила вышивку в голубую рамку, и теперь она висела у двери в гостиную.
Алекс расхаживал по комнате, терзаясь своей беспомощностью. Как же ее найти? Бродя по квартире, он заглянул в спальню и тупо уставился на висевший в уголке распахнутого гардероба халат Шилы, потом подошел и вдохнул ее запах, исходивший от рукава халата.
Ему вдруг страшно захотелось выпить, что случалось с ним чревычайно редко, и он вернулся в кухню. Смешивая напитки, Алекс вдруг вспомнил, что в самый день отъезда в это сумасшедшее путешествие по мотелям они видели в холле отеля "Импайер" пожилую супружескую пару, которая знала Шилу. Точно! Он отчетливо помнил, что не только сама Шила стала вдруг рассказывать про этих людей какие-то чисто личные подробности, хотя он никогда раньше не слышал, чтобы она опускалась до сплетен, но и они, проходя мимо, кивнули ей в знак приветствия. Кажется, даже не один раз, а два! Значит, они знают ее! Может быть, Шила дружит с их дочкой, поэтому и знает чисто семейного характера подробности. Ведь она сказала что-то вроде: "А ведь у них есть дочка! Лучше бы о ней подумали!" Это по поводу того, что они остановились в совсем не дешевом "Импайер".
Только сейчас Алекс подумал о том, как это непохоже на Шилу. Просто совсем не в ее духе! Если говорить об отношении Шилы к людям, то она была просто удивительным человеком. Ее интересовали хорошие люди, которых она встречала на своем пути, от плохих она их отличала с помощью своеобразного безошибочного чутья и много и с удовольствием о них говорила. Однако она никогда даже понятия не имела, каковы их семейные обстоятельства, кто на ком женат и кто с кем развелся, у кого какое состояние и кто сколько потерял. Ее это просто не интересовало.
Значит, решил Алекс, у нее какие-то особые счеты с семейством Минлент! Тем лучше! Значит, они помогут ему найти Шилу. Он вспомнил лорда Минлента и его жену, вспомнил, как они кивнули Шиле. В их кивке не было абсолютно ничего неприязненного, скорее наоборот, он был дружелюбен, даже очень дружелюбен для людей, которые держатся с таким достоинством, с такой важностью.
С воскресшим энтузиазмом Алекс схватился за телефонный справочник и, быстро отыскав там номер телефона Минлентов, схватил трубку. Он даже не подумал о том, можно ли звонить им. Как и Шила, он был изначально уверен в том, что в большинстве своем люди готовы помочь ближнему и делают это охотно; уверенность в этом у обоих была так тверда, что чаще всего так оно и случалось.
- Дом лорда Минлента, - ответил строгий женский голос.
- Я бы хотел поговорить с лордом или леди Минлент, - поздоровавшись, сказал Алекс.
- Ваше имя, пожалуйста.
Алекс заколебался.
- Меня зовут Алекс Кинтер, - сказал он, - но боюсь, мое имя им незнакомо. Просто я попал в затруднительное положение и точно знаю, что они могут мне помочь.
Секретарша просто онемела. Она явно не привыкла к подобным звонкам.
- Попрошу вас минутку подождать, - сказала она ледяным тоном, справившись со своим изумлением.
Алекс терпеливо ждал, пока в трубке снова не раздался тот же голос:
- Какого рода помощь вы желаете чтобы вам оказали?
Алекс вдруг сообразил, что она могла подумать, и едва не расхохотался.
- Уверяю вас, речь идет не о деньгах, - сдерживая смех, сказал он. - У меня этого не было и в мыслях! Просто я точно знаю, что они знакомы с девушкой, которую я разыскиваю, - такая доза откровенности, полагал Алекс, поможет ему разбудить в секретарше естественное женское любопытство. - Она куда-то исчезла, и я думал, что, может быть...
- Минутку, - снова сказала секретарша. В трубке прозвучал щелчок, потом Алекс услышал голос лорда Минлента - он отлично его помнил еще с того дня, когда слышал, как тот заказывал коктейли в холле "Импайер".
- С кем имею честь? - спросил лорд Минлент. Чувствовалось, что ситуация кажется ему скорее забавной, чем раздражающей; однако голос у него был невеселый.
Алекс представился и начал было извиняться, что беспокоит лорда Минлента, но тот решительно прервал его:
- Ладно. К делу. Что там у вас за проблема?
- Месяц назад я видел вас в отеле "Импайер".
- Правильно, мы ездили на пару дней в Нью-Йорк и останавливались там.
- Я был со своей хорошей знакомой. Она вас знает, она назвала мне ваши имена, - он счел излишним доводить до сведения лорда Минлента точные слова Шилы. - Сейчас она исчезла, и я думал, что, может быть, вы дадите мне ее телефон.
- Я не помню, чтобы мы видели там кого-нибудь из знакомых, - неуверенно сказал лорд Минлент.
- Если вы не хотите давать мне ее телефон, то вы, в конце концов, совершенно правы. Я бы на вашем месте тоже не дал чужого номера телефона неизвестно кому. Но может быть вы хоть передадите ей, чтобы она позвонила мне, я о ней беспокоюсь. Или по крайней мере сообщите мне, что с ней все в порядке, - он с изумлением почувствовал, что голос у него зазвенел, и постарался взять себя в руки. Неужели он не зря боялся думать об этом, неужели Шила и впрямь влипла в какую-нибудь темную историю? Не может этого быть!
- Уверяю вас, я просто не помню, чтобы кого-то из знакомых видел в "Импайер", - сказал лорд Минлент. - Разве вы не знаете номера телефона вашей знакомой?
- Нет, - сказал Алекс, чувствуя себя довольно глупо.
- Но хоть как ее зовут, вам известно?
- Известно. Шила Бэйзл.
- Я не знаю ее. В первый раз слышу это имя. Подождите минутку! - быстро сказал лорд Минлент. Алекс ждал, чувствуя, как внутри у него все буквально холодеет. - И жена моя никого с таким именем не знает и никогда не знала, она в этом уверена, - сообщил лорд Минлент, снова взяв трубку.
Алекс молчал.
- Я очень сожалею, - сказал лорд Минлент, не дождавшись ответа.
- Простите, что побеспокоил, - сказал Алекс машинально.
- Не за что. Когда найдете ее, дайте мне знать. Раз вы говорите, что мы с ней поздоровались, мне интересно, кто это такая. И не отчаивайтесь, это не так невозможно, как вы думаете. У нас с женой такой широкий круг общения, что мы вполне могли быть знакомы с ней только по виду, не помня имени и фамилии. Но штука тут в том, что я вообще не помню, чтобы здоровался с кем-то из своих многочисленных друзей и знакомых в "Импайер". Может быть, это она с нами поздоровалась?
- Нет, скорее вы с ней, - ответил Алекс, подумав.
- Не помню, - снова сказал лорд Минлент, и в голосе его на сей раз уже звучало нетерпение.
Алекс еще раз поблагодарил и распрощался. Положив трубку, он несколько секунд ни о чем не думал, потом отправился к бару и налил себе хоршую порцию коньяка. Коньяк он проглотил, ниччем не закусывая. Только почувствовав, что в голове проясняется, а кожа начинает гореть, он вернулся к столу.
Что же это такое? Как объяснить необъяснимое?
Мог ли лорд Минлент скрывать свое знакомство с Шилой? Нет, конечно, это глупо. В конце концов Алекс видел собственными глазами, как он и его жена дважды кивнули ей на глазах у всех, кто находился в этом время в холле "Импайер". Может ли быть, что он знаком с Шилой издалека и знает ее только по виду? Маловероятно: Шила слишком хорошо осведомлена о его жизни, а ведь она никогда не собирает сплетен. И в том, как она говорила об этом, чувствовалась какая-то личная нотка. Определенно чувствовалась. Он еще раз вспомнил, как она сказала: "Они ведь живут в пригороде. Приехали сюда, в дорогой отель. А ведь у них есть дочка. Лучше бы о ней подумали" - или что-то в этом роде. Даже если Шила и в самом деле подруга их дочери, они все равно должны тоже знать ее.
Раз так, может быть, она ошиблась и указала ему не на тех людей? Может быть, это были вовсе не лорд и леди Минлент, а какие-то другие ее знакомые? Или она для чего-то сознательно вводила его в заблуждение и указала не на тех людей именно поэтому? Странно: он никогда не замечал, чтобы Шила лгала.
Кроме того, он помнил голос того человека, которого Шила опознала как лорда Минлента. Несомненно, тот же самый голос отвечал ему только что по телефону, а номер его он нашел в телефонной книжке по фамилии.
У Алекса уже голова раскалывалась от всех этих загадок. Ему хотелось выйти на свежий воздух, и он решил проехать до резиденции Минлентов и посмотреть на них. Он был совершенно уверен, что распознал голос, что это тот самый человек, которого он видел в холле отеля "Импайер", но все же надо было посмотреть на него.
Он взглянул на часы. Половина восьмого. Как раз в это время люди часто выходят из дома, чтобы отправиться куда-нибудь поужинать или в театр. Он, конечно, не будет заходить в дом, но посмотрит на эту пару издали. Этого будет совершенно достаточно, чтобы убедиться в своей ошибке - или в том, что никакой ошибки не было.
При мысли о том, что он придумал себе дело и ему есть, что предпринять и для чего выйти из дома, Алекс сразу же оживился и воспрянул духом. Он выключил бубнивший что-то телевизор, быстро надел коричневую теплую курточку, которую подарила ему Шила, и с облегчением покинул квартиру.
Дверь за ним захлопнулась ровно за три минуты до того, как телевидение начало передавать сообщение полиции.
- Если вам знаком предмет, который мы сейчас покажем, просим вас немедленно обратиться в ближайший полицейский участок с информацией о нем, - с профессиональной четкостью произнес диктор.
И на экранах тех телевизоров, которые были включены, показалась карта. На ней ярко-желтым маркером, словно дорога, вымощенная желтым кирпичом, был проложен маршрут, по которому Алекс и Шила проехались две недели назад, и каждый мотель на шоссе был отмечен крохотной изящной снежинкой.

Дик Уиллет чувствовал себя совершенно комфортно в любом обществе. Единственное, чего он не переносил совершенно, - это скучных людей, но таковых в доме леди Беаты не водилось.
Здесь собрались интересные и достаточно известные люди; тем не менее, он без колебаний предпочел бы уединиться с Билли, спаниелем леди Беаты, - они были накрепко связаны памятью об одном волнующем приключении; кроме того, Билли был сводным братом его собственного пса. Но это было невозможно: прием устроили по его просьбе, и он мужественно терпел, стараясь не смотреть на ту дверь, за которой спокойно лежал в углу холла Билли.
По просьбе Дика леди Беата пригласила в гости Джонсона, а чтобы это не бросалось в глаза, еще и других гостей - примерно человек пятнадцать. Они уже отужинали, перешли к кофе, вот-вот Джонсон мог откланяться и уйти - а Дик все еще не придумал, как остаться с ним наедине хоть на минуту и как задать интересующий его вопрос, если вообще удастся это сделать.
Джонсон стоял, склонившись к своей очаровательной жене, и что-то говорил ей. Она слушала, слегка улыбаясь и время от времени быстро оглядывая гостиную. Очевидно, разговор шел достаточно интимный, и хотя поблизости никого не было, она испытывала невольное желание убедиться в том, что их никто не слышит.
Джонсон рассмеялся и выпрямился. Жена его тоже засмеялась, весело, искренне, слегка откинулась на спинку кресла, но тут же снова села прямо. Леди Беата подошла к ним и Джонсон что-то сказал ей. Теперь рассмеялись все трое. Дик разглядывал Джонсона настолько пристально, насколько позволяли приличия; Джонсон был на удивление похож на собственный портрет на развешанных по городу агитационных плакатах. Лицо его чрезвычайно нравилось Дику. Это было лицо не только доброго и умного, но еще и мужественного человека. Оно и понятно: на одном уме и одной доброте в политических играх далеко не уедешь. В определенном смысле ум и доброта политику прямо-таки противопоказаны, цинично подумал Дик. Цинизм не был свойствен ему ни в коей мере, но - просто это была правда. Если чистый человек хочет стать политиком, то единственный для него выход - это выбирать, в какой именно грязи он согласен немного запачкаться, а потом искать путей не оказаться в ней по самые уши.
Леди Беата обернулась и оглядела комнату; Дик понял, что она ищет его. Однако он стоял сбоку, видеть его она не могла. Дик же прекрасно видел всю троицу на фоне ярко-синей шторы в белую полоску. И вдруг его осенило - ведь Джонсон же умный человек! Можно сделать это гораздо проще...
Он быстро подошел к леди Беате, все еще смеявшейся какой-то шутке Джонсона, который с легким поклоном посторонился, как бы приглашая Дика встать в их маленьких кружок.
- Нет, благодарю, - сказал Дик Уиллет. - Вы прекрасно смотритесь издалека на фоне этих синих занавесок. Прямо жанровая сценка! Да ведь синий - ваш любимый цвет, кажется? - как бы между прочим добавил он, глядя Джонсону прямо в глаза.
- С чего вы взяли? - совершенно искренне удивился тот. И вдруг в глазах его что-то мелькнуло, на мгновение - не больше, но Дик успел распознать понимание, совершенно четкое и осмысленное. Джонсон не изменился в лице, не перестал улыбаться, тон его не изменился, голос не дрогнул. - А впрочем, вы, пожалуй, правы: я и в самом деле люблю синий. Красивый цвет! - Он наклонился к жене. - Пойдем, дорогая! Гостям нельзя засиживаться. - Подав руку супруге, он снова повернулся к леди Беате, благодаря ее за внимание и чудесный вечер.
- Я буду за вас голосовать! - в полный голос заявила леди Беата. Подобные заявления делать было не принято, но ей все сходило с рук. К тому же все знали, что все, что она говорит, - чистейшая правда. Леди Беата Сатерленд хочет, чтобы Джонсон стал мэром Нью-Йорка. Слова ее значили только это - и ничего другого. В подтверждение она улыбнулась своему почетному гостю и проводила его до самых дверей. По ее лицу никто не догадался бы о том, что она прекрасно поняла тайный смысл заданного Диком вопроса.
Дик поклонился на прощание, но не пошел провожать Джонсона. Ему было достаточно того, что он видел.
Джонсон не испугался. Он просто понял, что Дик знает историю с выкрашенным зеркалом, и невольно подтвердил ему, что необыкновенное это происшествие действительно имело место. И все. Если, конечно, не считать того, что Джонсон ясно дал понять: обсуждать этого он не станет, а если начать задавать прямые вопросы, просто отопрется от всего.
Радоваться Дику было особенно нечего - ничего нового он не узнал. В том, что Генри не выдумал своего рассказа, он не сомневался и прежде. И если бы не этот пресловутый брат-близнец, которого неизвестно зачем приплел сюда Генри с подачи все той же леди Беаты, в этом разговоре с Джонсоном и смысла никакого не было бы.
Его немножко беспокоило только одно: не обеспечил ли он Джонсону бессонную ночь. Ведь тот явно понял, что Дику все известно.
Да что все, вдруг спросил себя Дик Уиллет. Ему известно только, что Джонсон переночевал по чистейшей случайности в придорожном мотеле и выкрасил трюмо в своей спальне синей краской. Здесь нет никакого криминала, разве что Джонсона можно привлечь за мелкое хулиганство и взыскать с него стоимость трюмо и за моральный ущерб. Как это уже просто думается, удивился про себя Дик, привык уже немножко, а ведь какое идиотство!
Значит, это все-таки сделал Джонсон. Еще будучи в мотеле у Генри, Дик пытался сообразить, могло ли так случиться, что это сделал кто-то другой, но по рассказу Генри выходило, что это было физически невозможно. Разве что кто-то посторонний незаметно пробрался в мотель и покрасил трюмо, пока Джонсон спускался по лестнице и рассчитывался, а потом незаметно смылся - но вот зачем? Кому это надо? Это никому не надо!
В том числе и самому Джонсону, напомнил себе Дик Уиллет. У него всегда находилось несколько предположений на каждое загадочное происшествие, но в данном случае он, к стыду своему, не знал, что и предполагать.
К нему подошла леди Беата. Их взаимная симпатия, возникшая в первую же минуту их знакомства и всегда очень сильная, стала нерушимой после так успешно распутанного Диком дела "охотников за луной", в которое вовлекла его леди Беата.
- У вас просто удивительная способность разыскивать для меня хорошие загадки, - вполголоса сказал он, улыбаясь ей.
- Слава Богу! - стараясь тоже говорить тише, ответила она. - Я уже боялась, что вы меня проклинаете за то, что я вам подсунула эту историю! Как Болли?
- Замечательно, - с удовольствием ответил Дик. - У него такое же необычайное чутье, как и у Билли. Недаром они братья.
- Пойдемте к нему, - предложила леди Беата, и они вышли в холл, где Дик принялся с наслаждением ласкать собаку, вертевшуюся возле него. Здесь никого не было, и можно было говорить спокойно. Гостей леди Беата со спокойной совестью бросила в гостиной.
- Выяснили что-нибудь? - спросила она у Дика.
Тот покачал головой.
- Почти ничего.
- Джонсон не мог сделать ничего бесчестного. Он золотой человек.
- Я тоже так думаю, - согласился Дик, отметив про себя, что ей даже в голову не пришло сослаться на предвыборную борьбу, из-за которой Джонсону приходилось соблюдать особенную осторожность. - К тому же он не сделал и ничего плохого. То, что он сделал в "Скорлупке" - если это сделал он - просто очень странно.
- То есть как это - "если это сделал он"? - с живостью спросила леди Беата. - Вы думаете, что его брат-близнец...
- Господи Боже мой, Беата! - простонал Дик Уиллет. - Ради всего святого! Я уже не могу слышать про этого брата-близнеца! Ну вот честное слово - что за чепуха?
- Я слышала, что у него есть брат-близнец, и поэтому сказала Генри передать это вам - вдруг пригодится.
Дик долго смотрел на нее.
- У него и в самом деле есть брат-близнец, - сказал он. - Мы выяснили это по своим каналам. Его мать тридцать четыре года назад родила двойню, двух мальчиков. Один из них - Александр - занялся общественной деятельностью, сделал отличную карьеру и сейчас, как вы знаете, собирается стать мэром Нью-Йорка. Второго сына, по имени Стив, отправили учиться в Европу, и ему там так понравилось, что там он и остался. Он живет во Франции и слывет неплохим художником. За последние шесть месяцев из страны не выезжал.
- Отличное алиби! - воскликнула леди Беата.
Дик промолчал. Он и сам все время думал об этом.
- Что вы думаете о шкатулке Моцарта? - спросила леди Беата с любопытством. - Неужели она была в мотеле у Генри?
- Я бы сказал, что это бесспорно. Я своими глазами видел то место, где она находилась.
- Я тоже, - сказала леди Беата.
Дик оставил это замечание без ответа. Леди Беата то и дело разгуливала по всяким местам, где ей было совсем не место. Именно там она и влипла в неприятнейшую историю с "охотниками за луной", которая могла бы обойтись ей очень дорого, не вмешайся случайно Дик, именно таким образом познакомилась с Генри. Вопрос о том, как она прошла в номер мимо полицейского, Дик и вовсе оставил в стороне. Захотела и прошла.
- Я только хотел бы знать, - сказал Дик, - почему шкатулку возили в коробочке.
- Редкая вещь, боялись ее повредить.
- Очень хорошо, - согласился Дик. - Но почему потом перестали бояться ее повредить? Почему коробочку оставили? Не здесь ли разгадка сути дела? Если шкатулку с самого начала возили в упаковке, боясь повредить, да еще при этом скорее всего намеревались вывезти ее за границу, то почему коробку оставили в мотеле?
- Торопились? - предположила леди Беата.
- Если они торопились, то им куда удобнее было схватить коробку и выбежать вместе с ней, чем открывать ее и доставать шкатулку.
- В самом деле, - признала леди Беата. - Что это я? Сразу и не сообразишь. Ну, а что с Александром?
Дик пожал плечами.
- Да как будто ничего. Спрашивать его открыто бесполезно, а сам я не могу догадаться, в чем тут дело. Почему он вел себя так странно? Но я полагаю, что считать его участие в деле... нет, вернее сказать, считать его присутствие там можно бесспорным. И дикое происшествие с выкрашенным трюмо - тоже.
- Мне кажется, самое главное - понять, зачем он это сделал. Но я даже и предположить-то ничего не могу.
- Интересно было бы узнать и другое, - задумчиво сказал Дик. - Как он мог знать, что Генри никому не скажет о случившемся?
- Он мог рассчитывать на здравый смысл Генри - вы только представьте себе, что было бы, если бы он стал об этом рассказывать!
- Это, пожалуй, верно, - признал Дик. - К тому же доказательств и вовсе никаких быть не могло.
- Но вы совершенно уверены, что это сделал он?
- Да, - помолчав, ответил Дик. - Теперь уверен. Я увидел это по его глазам, когда упомянул о синем цвете. Он понял, что я имею в виду, он ведь, конечно, знает, что я сыщик.
- Значит, брат-близнец вам не пригодится? - разочарованно отметила леди Беата. Дик чуть снова не вспылил, но ему стало ее жалко и захотелось ободрить.
Надо сказать, леди Беата ничего не смыслила в расследованиях, но старалась помочь, как могла, и к тому же обладала превосходным знанием людей, никак не испорченным страстью к титулованным или звездным особам - такой страсти у нее не было, она скорее терпеть не могла высокопоставленных зануд. Она не стала бы приглашать к себе в дом даже самого президента, если бы он ей не нравился, и сама не пошла бы к нему. Правда, знание людей было у нее достаточно своеобразным: она различала не плохих и хороших, а скучных и интересных людей, и Дик был в этом с нею солидарен. У него просто не повернулся язык сказать ей, что брат-близнец ему совершенно не нужен и даже до смерти надоел. Кстати, с подобным выводом можно было еще и подождать - хотя бы из чистой предосторожности.
- Ну, пусть у меня будет такой подозреваемый, - примирительно сказал Дик. - Под кодовой кличкой "брат-близнец". Предположим, это он покрасил трюмо - правда, совершенно непонятно, зачем. Но зато можно с уверенностью сказать, что сделал он это с согласия брата, который об этом знает, - я совершенно уверен, что Александр Джонсон знает об этом пресловутом трюмо, даже если покрасил его Стив Джонсон. И если бы вы видели выражение его глаз, вы поняли бы, что ошибиться невозможно. Да он и подтвердил это косвенно. Сначала он не понял меня, а потом понял, тут же сориентировался и подтвердил: "Впрочем, я действительно люблю синий". Как говорили римляне, "умный поймет с полуслова".
- А я думала, что по поводу синего трюмо вы, как всегда, тут же выдадите цитату из Шерлока Холмса, - улыбаясь, сказала леди Беата.
- Пожалуйста, - без запинки ответил Дик. - "Чем грубее и неожиданней деталь, тем большего внимания она заслуживает". "Собака Баскервилей".
- Я читала в детстве.
- И с тех пор не читали? - с ужасом воскликнул Дик Уиллет.
- Я исправлюсь, - пообещала леди Беата, направляясь снова к гостиной. - Может быть, вы хотите, чтобы я поговорила с Джонсоном? Или еще раз поговорила с Генри? Или узнала у своих знакомых про эту шкатулку Моцарта?
- Леди Беата, - твердо сказал Дик, снова для пущей убедительности титулуя свою собеседницу, которая всегда настаивала, чтобы он называл ее просто по имени. - Я многое могу простить человеку, который не читал "Собаку Баскервилей" с тех пор, как был ребенком. Но только не вмешательство в расследование. Вы чудом благополучно выпутались из одной истории и уже хотите угодить в другую. Шкатулка Моцарта стоит сумасшедших денег, да к тому же все коллекционеры - чокнутые, ради предмета своей страсти пойдут на все. Я категорически запрещаю вам вмешиваться в это опасное дело! Я не уйду отсюда до тех пор, пока вы, во-первых, не примете моей благодарности за сегодняшний вечер - я ведь знаю, вы не любите собирать гостей у себя дома и сделали это только ради меня - а во-вторых, пока вы не пообещаете не вмешиваться. Не вмешиваться в это дело никоим образом и ни при каких обстоятельствах! Дайте мне честное слово, что ничего не предпримете, пока не посоветуетесь со мной.
- Честное слово! - пылко сказала леди Беата.
Дик, знавший, что на ее обещания можно полностью полагаться, в последний раз погладил Билли и стал прощаться.
- Уйду-ка я по-английски, - сказал он. - Сил моих нет возвращаться туда и снова говорить какие-то дежурные фразы.
- Не беспокойтесь, этот зверинец я беру на себя, - неосторожно громко заявила леди Беата и помахала Дику на прощание рукой.

Даже из машины, припаркованной достаточно далеко, на противоположной стороне улицы, Алекс без малейших колебаний опознал лорда Минлента. На всякий случай он вышел из машины, перешел через дорогу и вошел за ним и его женой в ресторан. Да, это были они, на леди Минлент даже было то же самое платье.
Алекс сел у стойки и заказал чашку кофе. Минленты расположились за столиком неподалеку и явно намеревались поужинать. Два места за их столом пустовали, но Алекс заметил, что там было накрыто к ужину - очевидно, ждали гостей. Действительно, скоро к их столику подошла еще одна пара; лорд Минлент поднялся, начались приветствия, рукопожатия. Алекс услышал, как вновь прибывший гость громко спросил лорда Минлента:
- Нового ничего?
Лорд и леди Минлент покачали головой.
Все четверо снова уселись и занялись меню. Заиграла музыка, и теперь Алекс вообще не слышал, о чем шла речь за столиком. Оставаться здесь не имело никакого смысла; он заплатил за кофе, вышел из ресторана и медленно побрел к своей машине. Уходить не хотелось: Минленты почему-то притягивали его к себе, как магнит, хотелось подойти к ним, поговорить с ними, поближе познакомиться или хотя бы получше разглядеть их, но это было невозможно, невежливо, не принято.
Тем более, что ему было, о чем подумать. Сцена, которую он увидел, была очень короткой, но все же дала ему пищу для размышлений.
Знакомый Минлентов, подойдя к ним в ресторане, не спросил "Как дела?" или "Как поживаете?" Он спросил именно "Нового ничего?" Это означает, особенно если принять во внимание его значительный, напряженный тон, что речь идет о чем-то конкретном, и Минленты сейчас же его поняли. Он вспомнил, как они кивнули головами, синхронно и как-то скорбно. И по телефону лорд Минлент отвечал ему хоть и очень вежливо, но как-то расстроенно - он обратил на это внимание еще тогда, вспомнил Алекс. У них что-то случилось! Но ничего позорного или сугубо семейного, личного, похоже, просто что-то очень неприятное.
Случайно наткнувшись на газетный киоск, он купил все газеты и заторопился домой - узнать, не напечатано ли там что-нибудь в светской хронике. Ведь Минленты - известные люди.
От выпитой в ресторане чашки кофе у него началось небольшое сердцебиение, и он поспешно разделся и прилег. Алекс чрезвычайно заботился о своем здоровье и, как правило, кофе не пил, особенно такого крепкого. Отдыхал он недолго: вкусные запахи в том же ресторане изрядно раздразнили аппетит, и он отправился на кухню, чтобы приготовить что-нибудь поесть.
Отыскав упаковку ветчины и сыр, он сделал сандвич, полив его кетчупом, который купила и принесла еще Шила. Чашка, в которую он налил себе слабого китайского чаю, была тоже подарена ею. Если вдуматься, то дом Алекса был просто набит подарками Шилы, но среди них не было ни одного, который стоил бы дороже двадцати долларов. Выбрано же все было с большим вкусом и очень украшало его жилище. Она старалась быть тактичной и не провоцировать его на ответные дорогие подарки; он покупал ей хорошие чулки, белье, футлярчики помады - приметил однажды, какую фирму она предпочитает, а цвета выбирал те, которые нравились ему самому.
Шила выражала одинаковую радость при виде дорогой косметики и десятицентового букетика фиалок, дарить ей что-то было поэтому чрезвычайно приятно. Когда Алекс протягивал ей очередной пакетик и коротко говорил "Это тебе", обычное холодноватое выражение в ее глазах сменялось радостным огоньком, и она всегда тотчас же вскрывала подарок, примеряла его, если это было возможно, и благодарила Алекса. Благодарность ее была искренней и всегда какой-то очень предметной - получив, например, помаду, Шила сразу же говорила: буду носить с таким-то платьем или костюмом. Иногда они тут же отправлялись в магазин, чтобы докупить что-нибудь в тон.
Частенько Алекс удивлялся: радость, которую выражала Шила, казалась такой безмерной, словно сама она не могла себе позволить купить все эти вещи, хотя он собственными глазами видел, как она делала покупки. Но ни разу Шила, вспомнил он, не купила ничего кому-то другому, только себе или ему. Словно у нее не было семьи и друзей, которым ей хотелось бы купить подарки - а ведь она так любила одаривать! Впрочем, покупать подарки другим она могла, когда его рядом не было, так что это не показатель. Но вот ее радость, непосредственная, как у ребенка, в тот момент, когда она получала подарок, говорила о том, что к этому она не привыкла, - словно никто, кроме него, никогда в жизни ее не баловал.
Алекс сел за стол, жуя сандвич, и принялся просматривать купленные газеты. Он был небольшим любителем прессы, но тут очень увлекся: в процессе поиска то и дело попадалась интересная информация. Когда зазвонил телефон, он снял трубку с некоторой досадой.
- Да!
В трубке сначала помолчали, а потом мягкий и очень приятный женский голос спросил:
- Господин Кинтер?
- Да, - удивленно подтвердил Алекс. Но его собеседница не удовлетворилась этим коротким ответом и спросила еще раз:
- Это господин Кинтер, Алекс Кинтер?
- Да, да, это я.
- Скажите, вы ведь не женились за последнее время, господин Кинтер?
- Нет, не женился, - ответил Алекс, гадая, кто из знакомых вздумал разыгрывать его, человека спокойного и в общем равнодушного к шуткам и юмору, столь неостроумным способом.
- Это очень хорошо! - обрадовалась таинственная незнакомка на том конце провода. - Не женитесь, господин Кинтер!
- Хорошо, не буду, - послушно согласился Алекс.
- Дело в том, что здесь есть кое-кто, кто вдруг сообразил, что ужасно хочет выйти за вас замуж! И этот кто-то, вернее говоря, эта кто-то очень надеется, что вы дождетесь ее!
- А долго ждать? - улыбаясь, спросил Алекс.
На том конце провода наступило подозрительное глухое молчание - видно, трубку плотно прикрыли ладонью. Потом раздался шорох, милый грудной смешок, и тот же голос кратко ответил:
- Пока снег не пойдет.
- Вас зовут Мэри Поппинс? - спросил Алекс. - Вы не уходите до тех пор, пока ветер не переменится?
- Пока снег не пойдет, - повторила женщина.
Алекс вдруг насторожился. А потом ему показалось, что он понял...
- Хорошо, - твердо сказал он. - Передайте ей, пожалуйста, что я обязательно подожду, пока пойдет снег, пока... пока с неба не начнут сыпаться снежинки.
Никакого ответа на эту мелодраматическую фразу не последовало - просто зазвучали короткие гудки. С ним даже не попрощались.
Алекс тоже осторожно положил трубку телефона на рычаг и, забыв про сандвич, уставился на лежавшую перед ним газету, не видя ни единой строчки. Или он совсем сходит с ума, чего от него меньше всего можно было ожидать, или он только что сделал Шиле предложение руки и сердца. Или она ему. Или они друг другу.
Мысль о женитьбе никогда не приходила ему в голову, а меньше всего - мысль о женитьбе на Шиле. Как-то с самого первого дня было ясно, что они люди совершенно разного круга, разных слоев общества; оба они были чуть холодноваты, сдержанны, рассудительны и спокойны. Большие деньги накладывают на людей не только большие обязательства, но и особый налет, мешающий другим находиться рядом с ними, не испытывая при этом никаких неприятных ощущений. И хотя общение их было разносторонним, полным, лишенным даже намека на неловкость, все же Алексу и в голову никогда не приходило, что он для Шилы - да и она для него - нечто большее, чем просто времяпрепровождение с подходящей по многим параметрам парой.
Алексу было тридцать два года. Он попробовал вспомнить, получал ли он когда-нибудь подарки от женщин и дарил ли их сам. Нет, никогда - разве что на праздники, что-нибудь показеннее, попроще, просто потому, что иначе нельзя. Цветы, конфеты, ликер. Ни разу у него не возникло желания доставить кому-то радость или обратить внимание на то, какую косметическую фирму предпочитает получательница подарка. С другой стороны - никто ни разу не потрудился запомнить, что он любит светло-коричневый цвет, и отыскать для него именно такую курточку - недорогую, но очень теплую и уютную, никто не интересовался тем, что он любит именно этот сорт кетчупа; бывавшие в его квартире гостьи ни разу не предприняли и слабой попытки украсить ее.
Выходит, что только Шила стала для него человеком, который, не навязываясь и ничего не требуя, довольствуясь тем, что он сам ей давал, и ценя каждую мелочь, готов заботиться о нем, помнить о его вкусах и маленьких потребностях и пристрастиях. Только Шила, богачка Шила, может находиться рядом с ним, не раздражая его и не причиняя ему никаких неудобств - он никогда, никогда, никогда, ни на секунду не уставал от ее общества, всегда был рад каждой минуте, проведенной вместе с ней, ему ни разу не было с ней скучно. Тогда причем здесь ее деньги? Кому они, спрашивается, нужны?
Надо найти Шилу и жениться на ней, понял Алекс. Она же только что ему это предложила! И он безусловно согласен, хотя еще пять минут назад и не помышлял об этом! Они вступят в брак, у них будет белое свадебное платье и черный костюм, блестящие золотые кольца, прием в ресторане и все, что полагается, а потом прямо вот здесь, в этой квартире, зазвучат детские голоса.
Он оглядел комнату совершенно по-новому, словно первый раз в жизни ее увидел. Нет, здесь слишком тесно! Но это, в конце концов, не проблема: принять ту денежную должность, от которой он отказался в прошлом месяце, не желая лишней головной боли, снять другую квартиру - и дело с концом!
Шила первая выступила с этой замечательной идеей - если бы не она, он, может быть, никогда бы не додумался до этого! Она, женщина, сама сделала ему предложение. И хотя условности для нее ровным счетом ничего не значили, для него-то это значит очень много! Стало быть, он должен, в свою очередь, проявить инициативу! В чем должна заключаться эта инициатива, было ясно без лишних раздумий: прежде всего Шилу надо было отыскать!
Только сейчас он понял, как внимательна она была к нему, как обращала внимание на каждую мелочь. Черт возьми, он вел себя безобразно, просто ужасно, он не ценил ее драгоценного внимания, ее заботы! И если у него вообще могут быть оправдания - так это то, что Шила делала все это так естественно и органично, будто иначе просто не могла. И, конечно, она никогда не говорила об этом, ничего похожего на попрек в ее тоне ни разу не прозвучало, ничто не заставляло предположить, что она делала что-то для него лишь в расчете на то, что он это оценит.
Однажды, совсем незадолго до их роковой поездки по мотелям, она пришла в белом брючном костюме и спросила Алекса, как он ему нравится.
- Не очень нравится, хотя костюм хороший и явно тебе идет, - ответил он с той откровенностью, с какой они всегда между собой беседовали. - Я не люблю вообще белый цвет. Ты носи его, не обращай на меня внимания: это просто сугубо личное восприятие. Я не люблю такого, хотя и понимаю, что белый - элегантный цвет. Но, понимаешь, он мне все-таки не нравится. Женщина ходит, как докторша в халате! И есть в этом что-то такое... вычурное.
С тех пор он ни разу не видел Шилу в белом.
И вот теперь она придумала все по-своему, без оглядки на него, она куда-то пропала и полагает, что он будет сидеть тут сложа руки и ждать, когда пойдет снег! Не выйдет! Если он совершил одну глупость, не догадавшись вовремя, что к чему, это вовсе не значит, что от него следует ждать и второй. Он отыщет ее!
Его несколько смущало только что данное им по телефону обещание - "подожду, пока пойдет снег". Но ведь он имел в виду, что до тех пор не женится на другой, только и всего! Он вовсе не обещал сидеть тут сиднем и ждать у моря погоды, то есть зимы. Он будет искать Шилу! И найдет, даже если придется для этого объехать вокруг света в восемьдесят дней.
Время было уже очень позднее, о чем Алекс невероятно сожалел, - ему страшно хотелось немедленно бежать куда-то, все равно куда, найти Шилу, где бы она сейчас ни находилась, и, не откладывая ни на секунду, жениться на ней.

ГЛАВА ТРЕТЬЯ. ОТЛИЧНОЕ АЛИБИ

Визит к Минлентам Дик Уиллет откладывал, сколько мог. Ему почему-то ужасно не хотелось идти к ним; он не мог знать, что именно этот визит в конце концов приведет его к разгадке странной тайны шкатулки Моцарта.
Лишь сыщицкая добросовестность заставила его в конце концов позвонить в дом лорда Минлента и через секретаршу назначить встречу.
Идти не хотелось. Леди Беата была чуть ли не единственным представителем высших слоев общества, с которым Дик общался с удовольствием. Обычно его раздражали даже те, кто не страдал излишним высокомерием и чванливостью. Интересных и умных людей среди них было мало, к тому же надо было все время думать о том, чтобы не сказать чего-нибудь лишнего и кого-то не обидеть и не скомпрометировать. Поразительно, до чего эти люди, наделенные властью и богатством, были ранимы! Постоянная забота о том, чтобы не задеть ненароком их драгоценное самолюбие, была Дику Уиллету просто неинтересна.
Политическая верхушка к тому же была еще и опасна - того и гляди, брякнешь что-нибудь не так, и хорошо, если только дураком прослывешь. Это еще полбеды! А если подведешь кого-нибудь?
Вот, например, Джонсон...
Дик решительно тряхнул головой и поднялся из-за стола. Джонсона он на сегодня оставит в покое. Сегодня он забудет про загадку синего трюмо и про пресловутого брата-близнеца, у него другие задачи: он хочет посетить дом Минлентов и своими глазами увидеть то место, откуда исчезла шкатулка Моцарта.
Минленты неожиданно понравились ему. Правда, они были явно тускловаты, так что свой положительный настрой Дик отнес за счет того, что в них не оказалось того, чего он так опасался. Ну а то, что не оказалось и ничего другого, как и вообще почти ничего, - это уж как повезет!
Без всяких капризов, возражений и ломания Минленты позволили ему осмотреть дом. Дик начал с личной комнаты леди Минлент, которую она упорно величала французским словом "будуар". Войдя туда, Дик подумал, что она, пожалуй, права.
Восьмиугольная комната была обставлена с женским вкусом и вся выдержана в серебряных и голубых тонах, что чрезвычайно подходило блондинке-хозяйке. Возле вместительного гардероба стояло красивое старинное трюмо, при виде которого Дик немедленно снова вспомнил мотель Генри и синюю краску на зеркале.
Леди Минлент открыла один из ящичков с помощью небольшого ключика, лежавшего здесь же, в хрустальной тарелочке, среди бус и других украшений.
- Здесь я держала шкатулку, - пояснила она. - Шкатулка хранилась в специальной коробочке, которую полиция мне потом вернула. Вот эта коробочка.
Дик взял небольшую коробочку в руки. Она была сделана из очень хорошего, плотного картона и совершенно подходила к размерам того углубления под паркетом, который он видел в номере мотеля Генри. Он поднял крышку. Внутри была синтетическая вата.
- Это предохраняло резьбу на шкатулке от ударов, - пояснила, не дожидаясь вопросов, леди Минлент.
- От каких ударов? - спросил Дик.
- Да не от каких, - исчерпывающе ответила хозяйка шкатулки. - Здесь ей ничто не грозило. Но мой отец, от которого шкатулка перешла к нам, заказал эту коробочку специально, она мне так и досталась, и я держала ее всегда внутри.
- Шкатулка перешла к вам по наследству?
- Да. Ну, откровенно говоря, не совсем ко мне. Отец моего мужа очень любил свою внучку, нашу дочь, и оставил шкатулку ей. Я предпочитаю, однако, пока держать ее у себя. У молодых нет никакого уважения к памяти и... Я считала, что дочери еще рано передавать шкатулку.
- Ваша дочь дома?
- Нет. Она учится в Париже и сейчас находится там.
Париж немедленно напомнил Дику о пресловутом брате-близнеце, который тоже жил в Париже и учился живописи. Он поморщился и поспешно заговорил снова:
- Она была дома, когда исчезла шкатулка?
- Да. Полиция допросила ее. Но Клара ничего не могла им сказать.
- Вашу дочь зовут Кларой?
В первый раз он увидел на губах леди Минлент легкую улыбку.
- По правде сказать, не совсем так, - ответила она. - Полное ее имя - Кларисса. Но и это еще не совсем полное. Однако мы ее называли Кларой.
- У нее есть в доме своя комната?
- Конечно, - удивилась леди Минлент. - Если вы желаете осмотреть...
- Желаю, - сказал Дик Уиллет. Леди Минлент пожала плечами и повела его вверх по лестнице в совершенно отдельную часть дома.
Дик с огромным интересом осмотрел все, вплоть до ванной комнаты. Именно в ванной комнате он задержался дольше всего. Включив свет, он долго стоял посередине, на блистающем чистотой кафеле, и пытался понять, что здесь кажется ему важным, но так и не понял. Самым пристальным образом рассматривал он обложенные красивой плиткой стены, висящий в углу халат, рамки зеркал. Вероятно, здесь убирали каждый день - все было просто стерильно. Дик неохотно покинул ванную и так же тщательно осмотрел спальню и гостиную. Ничего. Во всяком случае, ничего такого, о чем он мог бы с уверенностью сказать, что ему это интересно.
В гостиной внизу их поджидал лорд Минлент, сидевший в кресле с газетой в руках.
- Скажите, - спросил Дик Уиллет, сев на предложенный стул, - ваша дочь знала о шкатулке?
- Да, конечно. Собственно, шкатулка именно ей и принадлежала. Клара очень любила своего деда, моего отца, а он, по-моему, из всей семьи вообще любил только ее. Все остальные, включая меня, особых чувств у него не вызывали. Так что это была шкатулка нашей дочери. Просто мы полагали, что будет лучше, если такая ценность перейдет к ней, когда она уже повзрослеет, а еще лучше - после нашей смерти. Мы давали Кларе все, что ей было нужно.
- Вы не собирались продавать шкатулку? Об этом речи не заходило?
Лорд Минлент секунду помедлил.
- Одно время мы об этом думали, но если бы и продали шкатулку, то только в интересах самой Клары. Я хотел, чтобы она непременно вышла замуж за... словом, за одного нашего хорошего знакомого, а для этого потребовалось бы хорошее приданое.
- А ваша дочь тоже хотела выйти замуж за этого знакомого? - нахально спросил Дик Уиллет.
Вопрос явно не понравился хозяину дома, но он попытался ответить честно.
- Она никогда не говорила впрямую ни да, ни нет. Я полагаю, что она не слишком хорошо к нему относилась, но мне кажется, что она и не предпочитала ему кого-то другого. С раннего детства она знает, что происходит из нашей семьи, - тут он выпрямился и с достоинством взглянул на Дика, - так что ей приходилось всегда с этим считаться. Впрочем, я, наверное, несправедлив. У нас в семье решительно не принято совать нос в личные переживания другого, и мы никогда не донимали Клару расспросами. Во всяком случае, когда шкатулка пропала и полиция пришла к нам с вопросами, первое, что сказала Клара, было: "Какое счастье, что у меня теперь нет приданого!"
- "Какое счастье, что у меня теперь нет приданого!" - повторил Дик Уиллет. - Значит, ее не расстроила пропажа шкатулки?
- Расстроила. Клара, как я уже сказал, любила своего деда, который оставил ей эту ценность, и очень переживала. Думаю, что можно с уверенностью сказать следующее: если она и хотела избежать брака, который предлагали ей мы с матерью, то наверняка предпочла бы, чтобы провидение избрало другое орудие.
- Сколько вашей дочери лет?
Лорд Минлент неуверенно глянул на жену.
- Двадцать четыре года, - сказала та.
- Она знала, сколько стоит шкатулка?
- Знала, но расстроилась не из-за этого. У Клары было все, что угодно. Судя по счетам, которые мы оплачивали, наша дочь в основном интересовалась красивой одеждой и вкусной едой - сплошные модные магазины и рестораны. Это у нее от матери.
Леди Минлент подняла брови, услышав эту вольность, но ничего не сказала.
- Жаль, что я не могу с ней поговорить, - сказал Дик, поднимаясь.
На секунду он застыл на месте, пытаясь вызвать в памяти интерьер ванной комнаты Клары. Что же там такое было, черт возьми! Нет, он не знает!
- Поговорить с ней вы сможете, если еще раз зайдете к нам через два месяца, - сказал лорд Минлент. - Клара приедет домой на каникулы. Это будет на Рождество.
К двери Дик Уиллет шел медленно, очень медленно. Он боролся с искушением попросить разрешения вновь подняться в аппартаменты Клары. Вдруг он еще кое-что вспомнил и резко остановился.
- У вас есть фотография дочери? - спросил он.
Леди Минлент отправилась искать фотографию. Дика несколько удивило, что они не держат хотя бы одну из них в рамке на виду, раз Клара почти все время отсутствует. Когда фотографию принесли, он стал с внимательно рассматривать ее.
Широкие скулы, совершенно необычный разрез светлых глаз. Волосы взбиты по бокам и приглажены посередине - прическа не шла ей, хотя ее мать, как он заметил, носила точно такую же прическу. Выглядела она гораздо старше двадцати четырех лет, ей можно было дать все тридцать. Клара была вылитым портретом своего отца. Лицо ее хранило печать какой-то затаенной грусти, словно ей, несмотря на молодость и богатство, уже пришлось немало пережить. Значит, это ее оставили теперь без драгоценной шкатулки Моцарта, которая могла бы обеспечить ее на всю оставшуюся жизнь, даже если она не выйдет замуж "за одного знакомого". Он еще раз посмотрел на фотографию. Женщины такого типа обычно не думают о замужестве. "Какое счастье, что у меня теперь нет приданого".
Он вернул фотографию леди Минлент и поблагодарил ее. Раскланиваясь, он внимательнее посмотрел на лица супругов Минлент и вдруг увидел, какие это старые и опечаленные чем-то люди. Им явно приходится делать над собой большое усилие, чтобы соблюдать приличия.
Добравшись до города, Дик сбавил скорость и поехал в полицейское управление самой длинной дорогой, какую только мог придумать. Он размышлял главным образом о ванной Клары Минлент и о том, как не идет к ее широкоскулому лицу эта прическа, которая зрительно еще его расширяет и почти уродует. Ей лучше было бы причесывать волосы гладко.
Проезжая мимо здания мэрии, он увидел Джонсона, спускающегося по ступенькам в сопровождении охранника. Дик остановился на светофоре как раз рядом с ним, и Джонсон увидел его, сразу узнал и очень любезно его приветствовал.
- Пришлось вмешаться в одну грустную историю, - сказал он Дику, - надо было помочь маленькому мальчику. Жаль, что я еще не стал мэром! У меня еще нет необходимых полномочий, чтобы наказать виновных и обеспечить ребенку действительно существенную помощь.
- У вас еще все впереди, - уверенно сказал Дик Уиллет. - Главное, что вы хороший человек. Дай вам Бог удачи.
- Вы знаете, моей хорошести есть предел, - после некоторго колебания значительно ответил Джонсон.

Придя утром на службу, Алекс первым делом сообщил своим коллегам, что собирается жениться. Хор удивленных поздравлений чрезвычайно его порадовал, он сиял от счастья, и все с любопытством на него смотрели - раньше на его лице даже простую улыбку видели редко.
- И кто же избранница? - спросила его секретарша.
- В самом деле? Кто эта счастливица? - подхватили остальные.
Эти вопросы поставили Алекса в тупик. В самом деле, что на них ответишь? Ведь он теперь просто понятия не имел, кто такая Шила. Особенно странным было то, что Минленты кивнули ей, явно хорошо ее зная, а потом лорд Минлент решительно заявил, что никаких знакомых он в холле "Импайер" не видел, причем Алекс понимал, что это не было ложью. Он говорил правду и тогда, когда заявил, что не знает никакой Шилы Бэйзл. Алекс чувствовал, что именно тут скрыта разгадка тайны, что достаточно понять причины столь странного поведения Минлентов, чтобы узнать, кто же такая на самом деле Шила, и найти ее. Если бы и в самом деле она была подружкой их дочери, они бы ее вспомнили, да и по имени бы, конечно, знали. Странно, очень странно!
На нетерпеливые вопросы коллег он в конце концов ответил:
- Ее зовут Шила. Впрочем, это неважно.
- И когда же свадьба?
- Скоро, - ответил Алекс. - Скоро свадьба. Зимой - когда снег пойдет.
Этим любопытным и пришлось удовлетвориться.
В этот день на работе от Алекса было мало пользы. Главным образом, он сидел в своем кабинете и напряженно размышлял, причем его размышления не имели ни малейшего отношения к проблемам сталелитейных конструкций, о которых ему следовало печься по долгу службы.
Поначалу он обдумывал чрезвычайно важный вопрос - был ли вчерашний звонок междугородним?
Как проклинал он теперь себя за то, что схватил трубку сразу же, так что теперь нельзя было определить, длинными или обычными были звонки! Но кто же мог знать?
Он постарался восстановить в памяти малейшие оттенки голоса женщины, даже ее дыхания, постарался вспомнить шумы, которые раздавались в трубке. Нет, пожалуй, звонили не из Нью-Йорка. Это был звонок из другого города. Впрочем, он не был совершенно уверен в этом. Зато был уверен в другом: эта женщина говорила с ним, а Шила стояла рядом с нею, а когда понадобилось, звонившая прикрыла трубку ладонью и переспросила у Шилы, что ему отвечать, - при мысли об этом он так взволновался, что пришлось встать с кресла и пройтись по кабинету, чтобы успокоить растревоженные нервы.
Но как же все-таки взяться за поиски? Он в сотый раз перебирал в уме все возможности, как вдруг его осенило.
Перевод. Банковский перевод на полмиллиона долларов. Он и забыл про них!
Алекс, неверующий человек, горячо возблагодарил Бога, уверенный, что тот внял его затруднительному положению: через неделю ему предстояла командировка в Австрию. Он практически свободно говорил по-немецки, так что именно ему поручили заключительный этап переговоров и подписание документов с австрийской компанией-партнером. Чего же проще - он отыщет там этот банк и постарается узнать все, что только можно.
Снова испытав сильное облегчение от возможности начать действовать, он чуть ли не бегом помчался к своему начальнику. Уже много лет они были хорошими друзьями, и Рождерс Асторс высоко ценил деловые качества Алекса, его инженерную подкованность, редкостное умение быстро ориентироваться в любом совершенно новом для него сложном производстве и глубокое знание каждого этапа сталелитейного процесса, даже самых мелких его деталей.
Такт и врожденная культура очень помогали Алексу, и его всегда направляли на заводы, где возникали проблемы с продукцией, которую выпускала их компания. Алекс иной раз сидел на таких заводах месяцами, дотошно проверяя все мелочи, все самые крошечные детали - и всегда выходил победителем. Однажды он вычертил за ночь шестьдесят четыре сложнейших графика, после чего было непровержимо доказано, что в стали налицо избыточное содержание кремния. В результате сталь на изломах крошилась, но в этом не было никакой вины компании-производителя оборудования. На заводе были так счастливы, когда обнаружили причину, которую к тому же так легко было устранить, что принесли письменные извинения компании, оплатили полностью все пребывание Алекса на заводе и осыпали его памятными сувенирами, которые теперь украшали его офис.
- У меня к тебе просьба! - воскликнул Алекс, влетая в кабинет своего друга.
Роджерс Асторс поднял голову. В первую секунду он не узнал Алекса - тот преобразился, даже прическа у него была не такой безупречной, как обычно. Сами по себе слова тоже поражали воображение: за почти десятилетний срок их знакомства Алекс ни разу ни о чем не попросил, не стрельнул даже сигареты.
- Здравствуй, Алекс, - сказал Асторс, стараясь соблюдать спокойствие.
- Да, извини, здравствуй, - Алекс без приглашения плюхнулся на стул, что тоже было совершенно на него не похоже. Обычно он очень тщательно следил за тем, чтобы ситуация не стала щекотливой: ведь его друг был его начальником. - Прошу тебя! Пожалуйста! Для меня это очень важно!
- Я постараюсь не отказать тебе, - спокойно сказал Роджерс. - Штука только вот в чем: ты должен сначала ясно изложить мне, в чем твоя просьба, собственно, заключается. Иначе ведь я никак не смогу тебе помочь, как бы мне этого ни хотелось. Итак, начинай. Ты хочешь прибавки к зарплате?
- Нет, - сказал Алекс. - То есть да, хочу. Я согласен возглавить тот отдел, который ты мне пытался впихнуть в понедельник, я готов тащить на свои плечах и ту, другую, проблему. Что там с этой железкой? - спросил он с внезапным любопытством, невольно отдавая дань своей работе, которой был предан всей душой.
- У этой железки, - так же спокойно ответил Роджерс, - мерзкая привычка корчить из себя порядочную, а при малейшем нагреве начинать бешено искрить, так что работающему с ней человеку кажется, что искры сыплются у него из глаз. С виду она самая нормальная, и расчеты не указывают на возможность искрения. Слава Богу, мы не успели продать много: уже поступило шестнадцать рекламаций.
- Очень хорошо, - нетерпеливо сказал Алекс, - я с ней разберусь, разберусь как следует, так что она забудет свои привычки. Обещаю тебе это. Но только не сейчас, прошу тебя!
- Может быть, ты все-таки объяснишь мне, в чем дело?
- Я должен через неделю лететь в Австрию, так?
Наступила пауза.
- Кроме тебя, лететь некому, ты же знаешь, - сказал наконец Роджерс. - Ты один говоришь на этом кошмарном языке, и ты один досконально знаешь, когда измерительные приборы могут указывать на погрешность...
- Я не собираюсь отказываться! - перебил его Алекс. - Наоборот!
- Что значит наоборот?
- Наоборот! Мне надо в Австрию срочно! Немедленно! Мне надо было туда вчера! Я хочу вылететь как можно скорее, лучше всего сегодня же, а не через неделю. Дополнительные расходы я, конечно, оплачу сам.
Роджерс постарался скрыть свое удивление. В первый раз Алекс выразил желание куда-то отправиться.
- Очень хорошо, - сказал он спокойно. - Правда, ты не так давно вернулся из отпуска. Но вернулся ты раньше, чем планировал, так что будет только справедливо, если я тебя отпущу. И не беспокойся о расходах: мы можем позволить себе роскошь как бы выдать тебе в таком виде деньги на отпуск. К тому же, если заказывать отель на две недели, дают значительную скидку, так что разница будет невелика. Если ты сумеешь достать на сегодня билет на Вену, я не возражаю.
- Спасибо! - Алекс вскочил со стула, намереваясь тотчас же бежать куда-то, очевидно, за билетом. - Спасибо! Ты очень меня выручил!
- Одну минуту, - удержал его Роджерс. - Когда и как ты намереваешься подготовить документацию?
- Я возьму все документы с собой и сделаю все там, на месте, - сказал Алекс. - Ты можешь положиться на меня, ты же знаешь. Я обещаю тебе, что от того, что я вылетаю на неделю раньше, работа не пострадает никак.
- А отдел?
- Отдел подождет, - с досадой сказал Алекс. - Я же сказал тебе, что даю согласие им заняться, но только после возвращения из Австрии!
- Но ты будешь возглавлять отдел, который сосредоточит в своих руках всю работу с европейскими странами, - напомнил Роджерс. - Может быть, тебе в свете этого стоит спланировать иначе и свой визит в Австрию? Может быть, полететь потом, скажем, в соседнюю Венгрию или Германию?
- Надеюсь, что ты мне дашь хорошего и крепкого помощника, - тревожно сказал вдруг Алекс. - Я не смогу разъезжать слишком много. Подбери молодого и не обремененного семьей.
- Можно подумать, что ты стареешь, дружище. Или обременен семьей.
- Пока нет, но уже скоро, - ответил Алекс. - То есть стареть в ближайшие тридцать лет я не собираюсь, а семьей скоро обзаведусь. Я для этого и лечу в Австрию, чтобы выручить свою невесту, - совершенно неожиданно даже для себя самого сказал он.
- О! Вот это новость! Поздравляю! - изумленно ответил Роджерс. - Когда это ты надумал?
- Вчера ночью, - чистосердечно признался Алекс. - Каких-нибудь тринадцать часов назад.
- А что твоя невеста делает в Австрии? И кто она такая?
- Вот именно это я и собираюсь выяснить.
- Не понял, - Роджерс уже больше не мог скрывать свое изумление - слишком много неожиданностей обрушилось сразу на его голову.
- Когда-нибудь расскажу, - Алекс уже стоял у двери и приплясывал на месте от нетерпения. - Если у меня будет время, то домой я вернусь с полной прикидкой будущего отдела, составлю примерный план работы и смету расходов. Могут ли в лаборатории за час-полтора сделать мне чертежи той железки? Я посмотрю их в самолете. Может быть, удастся понять, почему она валяет дурака. Искрение может происходить от вибрации, сопутствующей иногда нагреву, от соприкосновения с другим металлом. От слишком резкого нагрева она тоже может искрить.
- Ты сейчас сам искрить начнешь, - сказал Роджерс. - Поезжай-ка ты за своим билетом! Впрочем, подожди: я пошлю кого-нибудь, так будет лучше, чтобы ты мог успеть сделать побольше. Или закажем доставку. Об отеле я позабочусь.
Не сказав больше ни слова, Алекс стремительно вышел. Неужели еще накануне, в это самое время, он и не помышлял о женитьбе на Шиле? Глупость какая! И какая она все-таки умница, что ее осенило - действительно, им надо пожениться, как это он раньше об этом не подумал! Какая блестящая мысль! Бедной Шиле надо было исчезнуть, чтобы он, дурак эдакий, наконец сообразил, что к чему. После нечаянно вырвавшейся у него в кабинете у Роджерса фразы, что он "едет выручать свою невесту", Алекс впервые подумал о том, что Шила могла попасть в неприятную историю, ей, может быть, грозит какая-то опасность, требуется помощь. Раньше он лишь ощущал какой-то тревожный подъем, а теперь подумал об этом впрямую, и это словно наэлектризовало его. Пусть это выглядит не слишком красиво, но вот ей-Богу, он бы даже обрадовался этому - он явится, как прекрасный принц, и выручит Шилу из беды. Это хоть немного загладит его вину перед ней.
Обычно Алекс был довольно медлителен, но всегда и все успевал, благодаря внутренней организованности и большой работоспособности. Манеру поспешать медленно он перенял от своего отца, и она помогала ему делать дело без спешки и нервотрепки, ничего не упуская и не делая кое-как. Но сегодня он буквально летал - и поэтому успел и закончить все дела, и самостоятельно позаботиться о своем билете.
Ночью того же дня Алекс вылетел прямым рейсом в Вену. Его снабдили всем необходимым, и в самолете он старательно работал, проверяя документы. Он быстро изучил подробности эксплуатации "железки" во всех тех местах, откуда поступили рекламации, свел их воедино и вычислил, что у них общего, отыскал наиболее вероятную причину искрения, изложил все подробно на трех листках бумаги и, прибыв в отель, первым делом отправил факс Роджерсу.
Разница во времени повлияла даже на его железный организм, и он лег поспать, попросив разбудить его к ужину.
Засыпая, он подумал о том, что у них с Шилой обязательно будут дети. Он был уверен, что и она мечтает об этом. Поразмыслив, он решил, что ему хотелось бы иметь двух. Нет, лучше трех.
Остановившись на этом числе, Алекс заснул - как раз в тот момент, когда за океаном, в далекой Америке, по телевизору шел повтор информации, предоставленной полицией. Вновь на телеэкранах появилась карта того маршрута, который проложили они с Шилой в своем первом и единственном совместном путешествии. Желтый маркер отмечал их путь, напоминая дорогу, вымощенную желтым кирпичом, которая описана в детской сказке. Она соединяла Нью-Йорк - чем не Изумрудный город? - и Норфолк. Крошечные снежинки отмечали все мотели, густо усеявшие шоссе.

Вернувшись в свой кабинет, Дик сел за стол, даже не просмотрев оставленные сообщения, и изумленно уставился в стену прямо перед собой. Он был заинтригован до такой степени, что даже не мог вспомнить, когда это случалось с ним в последний раз.
Неужели Джонсон только что признался ему в том, что имеет какое-то отношение к исчезновению шкатулки Моцарта?
"Моей хорошести есть предел", сказал он. Его тон не оставлял ни малейшего сомнения: он старался что-то дать понять Дику, как можно яснее. Но что?
Разве можно считать совпадением тот факт, что трюмо было выкрашено именно в том мотеле и именно в той комнате, где найдена коробка из-под шкатулки Моцарта? Нет, таких совпадений не бывает. Неужели Джек ошибся, и машину все-таки испортили сознательно, специально, чтобы остановиться в мотеле Генри? Но зачем было прятать коробочку? Или она была спрятана вместе со шкатулкой, а потом шкатулку увезли? Может быть, кто-то у кого-то ее перехватил? Вор у вора дубинку украл?
Если бы еще знать, что имело место прежде: спрятали ли коробочку под полом, а потом приехал Джонсон и покрасил трюмо, или наоборот? Невольно приходило в голову, что Джонсон, крася трюмо, давал таким образом своим сообщникам знак, что именно здесь следует оставить шкатулку, но это было бы уж слишком экстравагантно. До такой чепухи можно додуматься только тогда, когда больше предположить уже совсем нечего. Так что ж, значит, все-таки сначала спрятали шкатулку, а потом... Как жаль, что полиция получила информацию слишком поздно!
Зачем было Джонсону впутываться в сомнительное дело? С ума он сошел, что ли, удивлялся Дик. На носу выборы, а он едет в мотель, крадет там шкатулку Моцарта и красит трюмо в синий цвет! Бред, решил Дик. Собачий бред сивой кобылы. Джонсон, если даже предположить, что он мог польститься на деньги, занимает такое положение, что никак не сможет продать шкатулку Моцарта, известную коллекционерам всего мира, не прибегая к помощи посторонних, что для него немыслимо.
И Дик, сам себе удивляясь, снова вернулся к брату-близнецу. Оно и не удивительно, оправдывался он сам перед собой, все только тем и занимаются, что тычут ему в нос этого брата-близнеца! В конце концов, такие вещи бывали. Может быть, с какими-то неизвестными целями, желая, скажем, скомпрометировать брата, из которого он, допустим, тянет деньги, этот самый брат-близнец проделал такую штуку? Дик вспомнил, что он художник, привык, стало быть, иметь дело с красками. И это здесь Джонсона все знают в лицо, а во Франции, где живет этот Стив, его брат-близнец, его физиономия совершенно не примелькалась, так что у него развязаны руки. А Джонсон теперь покрывает его, потому и сказал о пределе своей хорошести?
Рассуждение выглядело довольно логично, но тут Дика прервали, не дав ему додумать. В комнату вошел дежурный, неся какие-то бумаги, и, увидев Дика за столом, только вытаращил глаза.
- Вы здесь! - воскликнул он. - Я не видел, как вы вошли! Медведь рвет и мечет, ищет вас уже два часа!
- Что случилось?
- Не знаю, принесли какие-то газеты, и он взъярился.
Дик неохотно поднялся и направился в кабинет своего начальника. Бросать дело о шкатулке Моцарта и переключаться на "какие-то газеты" у него желания не было.
Едва он вошел, как сидевший за столом Медведь тут же мановением руки выставил из кабинета всех, кто там находился, и, убедившись, что никого больше не осталось, протянул Дику газету с немецким заголовком.
- Прочтите это, - зловеще сказал он.
Дик, плохо помнивший немецкий, раздраженно ответил:
- Это займет слишком много времени. Может быть, вы просто скажете мне, что случилось?
- Это, - сказал Медведь, потрясая газетой, - венская газета недельной давности - выговорить ее название я даже и не пытался.
- Наверное, "Wien Heute" - "Вин Хойте", "Вена сегодня", - сказал Дик.
- Может быть. Неважно. Вы только послушайте! Здесь написано, что в позапрошлую среду на аукционе был продан драгоценный перстень Моцарта и его собственноручное письмо! Все вместе пошло почти за миллион!
- Ну и что? - нетерпеливо спросил Дик Уиллет, не увидевший в этом ничего необыкновенного. - Моцарт - один из величайших композиторов мира. Все связанное с его именем раскупается за огромные деньги, да и кольцо, вероятно, драгоценное.
- Но ведь это кольцо и письмо были в той самой шкатулке! - воскликнул Медведь. - Вы что, не поняли? Я говорю именно о них! Что с вами? Что вы застыли?
- Видите ли, - после некоторой паузы ответил Дик. - Я был совершенно уверен, что шкатулка была пустая. Поэтому я, как вы выразились, застыл.
- Как пустая? Что вы? Разве вам не говорили, что в ней хранились перстень и письмо?
- Нет, - раздельно ответил Дик. - Это для меня приятная неожиданность.
- Но как же так? Я вам ничего не сказал, потому что мне и в голову не приходило, что вы этого не знаете. И потом - разве вы не были дома у Минлентов? Не беседовали с ними?
- Беседовал, - ответил Дик. - Но они, вероятно, так же, как и вы, полагали, что я все знаю.
Воцарилось молчание. Дик просматривал заметку и одновременно пытался уложить в мозгу эту новую информацию.
- Нечего сказать - отлично работает полиция! - с досадой воскликнул он наконец, откладывая газету. - Сыщик, который занимается розысками шкатулки, не знал, что она имела содержимое, тянувшее на скромную сумму в миллион долларов! Развели тут тайны Мадридского двора! Обратите внимание: каждый раз, когда расследуется дело, по которому требуется соблюдать тайну, обязательно происходит что-нибудь в подобном роде! Вспомните историю с поисками ценных бумаг!
Оба невольно поморщились при одном воспоминании об этом кошмаре. Тогда вся полиция, сбиваясь с ног, искала украденные документы исключительной важности и ценности. В это были замешаны высокопоставленные люди, так что требовалось сохранение тайны, из-за чего нельзя было прибегать к обычным методам работы. Дик перевернул весь Нью-Йорк в поисках людей, которые могли видеть злоумышленников в одном из маленьких бистро, а потом выяснилось, что как раз в это время туда зашла перекусить секретарша полицейского архива, которая каждый божий день восемь часов сидела у них под носом, за стенкой. И если бы они не засекретили все материалы хотя бы от своих собственных сотрудников, то нашли бы и бумаги, и преступников по крайней мере на три месяца раньше. И это не говоря о том, что за эти три месяца ускользавшие от них похитители успели натворить и других дел.
- Мы не можем не соблюдать тайны, - несколько обескураженно сказал Медведь. - Вы же сами понимаете. Еще хорошо, что в этой венской газете ни слова не сказано про то, что продано содержимое шкатулки, которую украли у Минлентов! Это меня очень беспокоит - вышло в австрийской газете, потому что именно в Австрии состоялся аукцион, а потом может выйти где-нибудь еще!
- Есть и еще причина, почему о собственноручном письме Моцарта и его перстне написано в австрийской газете, - сказал Дик. - Очень важная.
- Да? - с интересом спросил Медведь, привыкший к потрясающим догадкам и выводам Дика.
- Дело в том, что Вольфганг Амадей Моцарт - австрийский композитор.
- Разве? - неуверенно спросил его собеседник.
- Уверяю вас. Вена - один из самых музыкальных городов на свете. И есть два величайших имени, которые она дала миру среди многих других, чем по праву и гордится: Вольфганг Амадей Моцарт и Иоганн Штраус.
- Штрауса я знаю, - вставил Медведь.
- Рад за вас. Однако в целом вы правы: имя Моцарта давно уже перешагнуло границы его родной страны, и в любой точке земного шара любители классической музыки заинтересуются информацией о его письмах, драгоценностях и вообще обо всем, что с ним связано. Кстати, это не "Wien Heute", а "Wien Zeitung", "Вин Цайтунг", "Венская газета".
- И что же нам теперь делать с этими фактами? - спросил Медведь.
Дик пожал плечами.
- Здесь написано, что продажа анонимна, - сказал он, указывая на газету. - Конечно, можно при желании заявить, что шкатулка была украдена и что сделка незаконна. Но я не думаю, что можно будет отыскать покупателя. Теоретически это возможно: вряд ли такую сумму выплачивали наличными, скорее всего, переводили со счета на счет, и полиция может нарушить банковскую тайну. Но дело сильно осложняется тем, что это другая страна. Не думаю, что Австрия захочет выпустить из рук принадлежавшие Моцарту вещи и даст согласие на то, чтобы они опять оказались в Америке. Они просто откажут нам в расследовании. Ведь никакие документы, насколько мне известно, не подтверждают права собственности и подлинности шкатулки и того, что в ней было. Недаром здесь указано, что проводилась экспертиза, причем двойная - кольцо осматривали и ювелиры, поскольку там дорогостоящие камни, и специалисты по Моцарту.
- Вы так хорошо помните немецкий!
- Кое-что помню. Собственно, когда читаю, я понимаю почти все. Речь понимаю хуже, а говорить сам вообще почти не могу. Только вот нотеншифт - notenschift - меня смущает. К чему бы такой нотеншифт? А, кажется, понял! Ну да, нота, а "шифт" - это, кажется, "клавиатура" или что-то вроде стойки. Этого еще не хватало! Неудивительно, что за письмо выложили такие деньги!
- Что там еще? - встревожился Медведь.
- Нотеншифт - нотоносец. Знаете, такие пять линеечек, на которых пишут ноты. Это единственное письмо Моцарта, в котором он нарисовал пять линеечек и написал какие-то ноты. Поэтому цена его гораздо выше, чем цена других его собственноручных писем, хотя и они совсем не дешевы. Если я хоть что-то понимаю в музыке и в принципах коллекционирования, то этому письму просто цены нет!
Медведь забрал газету и положил перед собой на стол; водя пальцем по строчкам, он шевелил губами, пытаясь прочесть то, о чем говорил Дик. Дик же без всякого труда следил за ним глазами.
Когда он был ребенком, родители взяли в дом педагога, обучавшего его старшего брата. Маленького Дика сперва выгоняли из комнаты, но однажды уступили его просьбам и разрешили посидеть на уроке. Пятилетний мальчик просидел полтора часа так тихо и спокойно, что даже на самого учителя это произвело впечатление, и Дику было разрешено присутствовать на занятиях. Он выучил буквы мгновенно, словно по волшебству, и вскоре, к радости родителей, уже мог читать легкие детские книжки. Впрочем, радость их несколько померкла, когда они обнаружили, что держит он их вверх ногами. Вне себя от ужаса они кинулись переучивать свое младшее чадо; со временем Дик, конечно, научился читать нормально, но умение читать текст и с другой стороны стола осталось при нем на всю жизнь и не раз выручало его в сыщицкой работе.
Сдавшись в неравной борьбе с немецким языком, Медведь отодвинул газету.
- Так что теперь сделаешь? Разве что подать протест? Но у нас нет никаких законных оснований, нет согласия Минлентов, нет заключения экспертизы, поэтому мы даже не сможем доказать, что это те самые вещи. Как теперь убедить австрийцев, что содержимое шкатулки, которую украли из дома Минлентов, и проданные на аукционе ценности - это одно и то же? Единственное, что у нас есть, - это заявление Минлентов.
- А это, простите меня, детский лепет на лужайке, - сказал Дик Уиллет, втайне считавший, что Австрия вполне по праву вернула себе свое сокровище. - И ведь в любом случае избежать огласки совершенно невозможно. Боюсь, что молодая леди - я имею в виду дочь Минлентов, Клариссу Минлент - лишилась этих необыкновенных ценностей навсегда.
- Это ужасно, - мрачно сказал Медведь. - Я рад, что историю не предавали огласке. Полиция не смогла найти и предотвратить продажу в чужой стране чьей-то собственности стоимостью в миллион долларов!
- Показали ли по телевизору карту? Ах, ну да, конечно, я же сам видел. Вы лучше скажите мне, есть ли какие-нибудь отклики?
- Вы думаете, это будет лучше? - переспросил Медведь и еще больше помрачнел. - Ну что же, как вам угодно. Отклики были. Один мужчина, к примеру, уверяет, что это путь, который проходит душа его тещи, умершей два месяца тому назад. Цель у тещиной души при этом вполне очевидная: добраться до него, свести его с ума и отравлять ему жизнь по-прежнему.
- Ай да теща! - сказал Дик Уиллет. - Похоже, ей удалось достичь своей цели. Видимо, душевная была женщина.
- Адрес этого человека вы можете взять у дежурного, - саркастически заметил Медведь.
- Спасибо. Не премину. Что-нибудь еще?
- Большинство звонивших говорили, что следовали по этому маршруту тогда-то и тогда-то. Сам я в жизни не проезжал по этому шоссе и уж теперь никогда туда не сунусь - там, похоже, не протолкнуться. Почти все эти люди останавливались хотя бы в одном из отмеченных на карте мотелей, но так как там отмечены они все, я не могу себе представить, как использовать эту информацию.
- Это все совершенно нам не подходит, - сказал Дик Уиллет. - Те, кто проезжал по этому шоссе, те, кто останавливался в этих мотелях, не говоря уже о тещиной душе, обратили внимание на маршрут, а не на саму карту. Между тем мы ждем человека, который опознал бы карту по какому-то другому признаку. Вы понимаете, что я имею в виду? Этот человек должен узнать не шоссе из Нью-Йорка в Норфолк, а карту, которую показывают на экране. Либо он ее просто видел и держал в руках, либо она подскажет ему какие-то важные для нас ассоциации - ведь карта очень необычная.
- Я часто думаю о ваших словах насчет того, что злоумышленник почему-то оставил карту в доме Минлентов. Вы правы - это очень странно! Неужели он собирался ехать по этому маршруту и услужливо подсунул его полиции?! И ведь похоже, что так оно и есть: коробку от шкатулки-то нашли в одном из мотелей. Как его? "Кожура"?
- "Скорлупка", - задумчиво поправил Дик. Высказывание собеседника заинтересовало его - здесь было, о чем подумать.
До сих пор Дик уделял мало внимания карте - просто потому, что поджидал результатов телевизионного анонса. Таковых пока не было, все звонки были явно пустые. Впрочем, надо будет, конечно, самому просмотреть перечень всех этих телефонных разговоров, которые скрупулезно фиксировались, но это скорее для очистки совести. Скорее всего, там одно и то же: я проезжал по этому маршруту тогда-то, провел ночь в таком-то мотеле, видел по дороге заржавленную консервную банку и подозрительную коробку из-под сигарет. Что из этого выжмешь?
- А где шарф? - внезапно спросил он.
- Шарф? Какой шарф?
- Вы говорили, что вместе с картой наверху, у ведущей в нижний этаж лестницы в доме Минлентов был найден мужской шелковый шарф. Где он?
- Здесь, хранится у нас, - отвечал Медведь. - Кстати, вы знаете, экспертиза показала, что шарф совершенно новый.
- Да?- заинтересовался Дик.
- Конечно, эксперты занимались им. Может быть, запах духов, может быть, следы косметики или еще что-нибудь в этом роде - да что я вам объясняю! Хотя вы ведь, кажется, экспертизу не очень жалуете. Вам бы все по старинке, как Шерлок Холмс.
- Шерлок Холмс, - внушительно ответил Дик, - чрезвычайно высоко ценил экспертизу и, заметьте, проводил ее лично! Он прекрасно разбирался в химии и постоянно ставил химические опыты. Доктору Уотсону даже не раз приходилось бежать из дому от вони. А когда однажды сыщик занимался важным расследованием и доктор спросил его: "Ну как? Выяснили что-нибудь?", он ответил: "Да, это был бисульфат натрия". Потому что был в этот момент занят проведением экспертизы, и расследование, о котором спрашивал доктор Уотсон, просто вылетело у него из головы. Химия, химические опыты увлекали его, он погружался в них с головой и даже забывал о деле. А я только смог выяснить, что бисульфат натрия - это белые кристалы соли серной кислоты, натрий-два-эс-о-четыре. Это вещество хорошо растворяется в воде. Другое его название - глауберова соль, это когда одна молекула порошка соединяется с десятью молекулами воды и существует в виде раствора. Химик Глаубер, по имени которого она и названа, впервые получил ее, соединив хлорид натрия и серную кислоту - причем как побочный продукт, совершенно случайно. Это вещество, между прочим, используется при производстве стекла - там соединяют белый песок, соду и известняк или мел. Так вот, иногда вместо соды кладут этот самый бисульфат натрия и уголь. Результат тот же.
- Господи! - произнес Медведь с каким-то благоговением.
- Но все это я знаю чисто теоретически, - признался Дик грустно. - Провести химический опыт и распознать эту соль, если понадобится, я, боюсь, не способен.
- Вряд ли вам это понадобится, - попытался утешить его Медведь. - А если и понадобится, у нас есть лаборатория, которой не было у Шерлока Холмса.
- Так что же шарф?
- Экспертиза показала, что шарф совершенно новый. Его не носили, иначе остались бы волосы, частицы кожи, пот. Обнаружились бы и следы духов или туалетной воды. Но там не только нет никаких следов, но и сохранилась совершенно новая бирка фирмы-производителя. Она наклеена на шарф, так что любой, кто стал бы его носить, первым делом снял бы наклейку. Знаете, такой специальный состав, который крепит фирменную бирку, но не портит самого изделия? Так что шарф новехонький. Я очень жалел об этом.
- Почему?
- Видите ли, шарф был белый. А белые шелковые шарфы, сами понимаете, носят только мужчины совершенно определенного класса. Я даже звонил лорду Минленту и спрашивал, уверен ли он, что это не его вещь. Может быть, он ее приобрел и еще не успел ни разу надеть? Но он уверяет, что никогда не носил белых шарфов. Странно, да?
- Ничего странного, тут нет никакой обратной зависимости: если человек носит белый шарф, это скорее всего значит, что он благородных кровей; если человек не носит белого шарфа, то это не значит ничего. Всякая селедка - рыба, но не всякая рыба - селедка.
- Это тоже сказал Шерлок Холмс?
- Это сказал я, - теряя терпение, ответил Дик. - Лорд Минлент уверен, что это не его шарф?
- Да. Совершенно уверен. Он даже спрашивал жену, может быть, она купила такой шарф без его ведома, хотя это маловероятно. Но она не покупала. Так что и здесь облом - я очень надеялся, что шарф ношеный и нам удастся что-нибудь выжать из него.
- Но мы можем считать совершенно доказанным, что шарф - вещь в доме посторонняя, так что его скорее всего принес с собой вор?
- И потерял на пороге.
- Потерял или оставил, - задумчиво сказал Дик Уиллет. Шарф заинтересовал его.
- Я еще хотел у вас спросить: почему вы интересовались, нет ли у Александра Джонсона брата-близнеца.
Дик вздохнул. И Медведь о том же! Говорить ли ему, что Джонсон практически признался в своей причастности к этому делу? Нет, еще рано! Ведь причастность и степень причастности тоже могут быть разными, а сказать он всегда успеет.
- Это никак не связано со шкатулкой Моцарта, - с легкостью солгал он. - У меня была другая идея. Сейчас меня интересует другое. Значит, содержимое шкатулки попало в Австрию...
- Вероятно, и сама шкатулка, - вздохнул Медведь. - Только почему тогда продали одно лишь содержимое?
- Я полагаю, что вырученных денег продавшему хватит на жизнь, на хлеб с маслом, вареньем, бужениной и черной икрой. Шкатулку можно сохранить на черный день. Она тоже стоит немалых денег.
- Лучше продать ее и положить деньги в банк. Представьте себе только, какие проценты нарастут на такую сумму!
- Стоимость шкатулки тоже все время возрастает, - сказал Дик. - Кроме того, коллекционные предметы - штука тонкая. К примеру, недавно был год Моцарта - мне кажется, это был 1997-й, если я не ошибаюсь. Интерес к нему обострился, стоимость предметов, связанных с его именем, повысилась. И это только один пример. Деньги, которые можно выручить за подобные раритеты, зависят от множества таких факторов. Если к вам попал такой предмет, а вы ничего в этом не смыслите, то лучше всего отдать вещь на хороший, надежный аукцион, где знают верный момент для ее продажи, знают наперечет всех серьезных коллекционеров и их материальные возможности, знают, кому и когда предложить ваш товар. Видимо, так и поступил тот, кто продал перстень и письмо. Даже риск попасться не остановил его. А ведь вряд ли он так хорошо разбирается в этих вопросах, чтобы ясно представлять себе, насколько мы тут беспомощны. Он, вероятно, боялся, что полиция сможет через аукцион найти его, но все же поступил разумно.
- Мне кажется, вы преувеличиваете. Кроме того, совершенно необязательно, чтобы наш вор и то лицо, которое продало перстень и письмо с аукциона, - один и тот же человек. Вор мог уже перепродать кому-то за полцены - а тот уже отдал на аукцион.
- Безусловно, - согласился Дик Уиллет. - Совершенно с вами согласен - это более чем вероятно. Кстати, в этом случае мы тем более ничего не добьемся.
Распрощавшись, Дик отправился опять к себе, захватив газету. Вооружившись словарем, он прочел заметку более подробно. Однако ничего принципиально нового узнать ему не удалось. Перстень и письмо были выставлены на аукцион и проданы обычным порядком. Цена отличалась от стартовой довольно прилично - в сторону повышения, разумеется. Для определения подлинности драгоценных камней, самого перстня - действительно ли это старинная работа - и письма приглашались независимые эксперты из Франции.
Опять Франция! Во Франции жил и проклятый брат-близнец Джонсона. Он не покидал этой страны уже полгода. "Отличное алиби!" - сказала леди Беата, узнав об этом. И вообще - при разборе этого дела Франция то и дело путалась под ногами - недавно она попалась ему где-то еще.
Ах, да! Во Франции учится дочка Минлентов, Клара.

ГЛАВА ЧЕТВЕРТАЯ. КАРТА ВИН

Ранее утро застало Алекса в банке. Он был достаточно деловым человеком, чтобы вооружиться всеми необходимыми документами: ведь банк не дает информацию кому попало. Следовало доказать, что он - тот самый человек, на имя которого поступили деньги, поэтому интересуется этим переводом на вполне законном основании.
К тому же он рассудил, что было бы нелепо говорить о том, что такой суммы он никак не ожидал и что та женщина, которая, как он предполагает, ему ее перечислила, таинственно исчезла. От этого отдавало детективом, управляющий банка мог даже вызвать полицию. Поэтому Алекс решил сказать только, что ему надо срочно связаться с людьми, сделавшими перевод. Это его партнеры, но у них не отвечают телефоны - может быть, они сменили офис, так что он обращается за помощью к банку.
Он очень надеялся на то, что удастся узнать хоть что-нибудь. В конце концов, он ведь был тем лицом, которое получило деньги, они уже пришли на его счет, так что никакой задней мысли у него быть не должно.
Однако из этой затеи ничего не вышло. В банке наотрез отказались выдавать информацию о клиентах. Как ни убеждал Алекс управляющего, на прием к которому он пробился с величайшим трудом, тот вежливо повторял одно:
- Пожалуйста, напишите вашим партнерам все, что вам нужно им сообщить, и мы обязательно передадим им ваше письмо, когда они снова обратятся к нам по какому-нибудь делу.
- А если не обратятся? - тоскливо спрашивал Алекс.
Управляющий развел руками.
- Тогда, боюсь, мы ничем больше не сможем вам помочь. Если вы станете нашим клиентом, то мы тоже будем соблюдать полную тайну, и никогда не дадим ни вашего адреса, ни телефона, ни какой-то другой информации о вас, кто бы ее ни спрашивал.
- И, может быть, окажете мне плохую услугу, - угрюмо сказал Алекс.
- Может быть. Но это наша профессиональная обязанность. Пожалуйста, пройдемте со мной, - он отворил дверь в маленькую комнату, смежную с его кабинетом. - Я вижу, что вы и в самом деле в затруднительном положении, так что постараюсь помочь, чем могу. К тому же вы прекрасно говорите по-немецки. Здесь вам никто мешать не будет. Пожалуйста, вот бумага, пишите все, что сочтете нужным, и не торопитесь. И дайте мне копию перевода - я пока распоряжусь, чтобы в компьютеры внесли все, что нужно.
- А именно?
- Мы просто поставим отметку, что для обладателя этого счета есть корреспонденция, поэтому, когда бы он ни пришел, он сразу же получит ваше письмо. Более того: если он обратится в другое отделение нашего банка, пусть даже в другой стране, ему немедленно сообщат о том, что в нашем отделении его ждет срочная корреспонденция, - компьютер у нас централизованный.
- Спасибо, - растерянно сказал Алекс. Он совершенно не представлял себе, о чем писать Шиле. Когда управляющий через четверть часа вернулся в его комнатку, он еще не написал ни одной строчки.
- После того, как вам были перечислены деньги, движения по этому счету не было, - сказал управляющий. - Собственно, строго говоря, я и этого не имел права вам говорить, но... - Он развел руками. - Бывают исключительные случаи. Я сказал вам об этом, чтобы вы знали: ваш адресат наведывается сюда нечасто. Если у вас есть другие возможности его отыскать, то лучше начать действовать, а не ждать, пока передадут ваше письмо. Ну, не буду вам мешать, вы все-таки напишите.
И Алекс остался один. Он просто представления не имел, что ему следует написать. Он даже не знал, как к ней обратиться; впрочем, решил он, для него она всегда останется Шилой, что бы впоследствии ни выяснилось. Он решительно написал:
"Любезная Шила!"
Что его подвигло на столь странное обращение, сказать было трудно, но он мудро решил, что раз оно так написалось, то лучше всего так и оставить - они с Шилой всегда понимали друг друга с полуслова, и она, конечно, поймет и на этот раз, какие чувства привели его к такому своеобразному началу. Дальше писать стало легче:
"Я постараюсь дождаться, когда пойдет снег, но это будет нелегко. Хотелось бы по крайней мере получить от тебя хоть какую-то весточку, чтобы знать, что с тобой все в порядке".
Он снова остановился. Перечитывать написанное было почему-то страшно. Потом он решился и перечитал. Надеюсь, в банке не станут вскрывать и смотреть, что я тут нацарапал, подумал Алекс. Сочтут помешанным.
Поскольку репутация помешанного уже была обеспечена и терять было нечего, он быстро приписал внизу:
"Сдаваться не собираюсь, буду искать тебя сам. Подумай о детях. Алекс."
И он нарисовал внизу большую игольчатую снежинку. Больше не перечитывая, он свернул письмо и вложил в один из конвертов со значком банка в верхнем левом углу, любезно положенных перед ним управляющим. Заклеив конверт, Алекс отправился на поиски - ему казалось, что будет надежнее, если он передаст письмо в руки самого управляющего, а не секретарши.
Поймет ли она, что он имел в виду, когда говорил о детях? Поймет, уверенно подумал Алекс. И обрадуется. Он был так в этом уверен, словно они с Шилой десять раз обсуждали возможность иметь троих детей и были в этом отношении полностью друг с другом согласны. На самом деле они никогда между собой не говорили ни о семейной жизни - своей, чужой или хотя бы в общем, ни о детях.
Отыскав управляющего, передав ему конверт и еще раз выслушав заверения в готовности помочь, Алекс вышел на улицу. Времени у него было полно. Можно попробовать разыскать Шилу в Вене - если она отсюда посылала деньги, значит, она здесь была! А может быть, она и сейчас здесь?
Алекс остановился посреди улицы, пораженный внезапной мыслью. Ну да, она посылала деньги! А почему она вдруг послала ему деньги? Что толкнуло ее на это? Надо сесть и как следует, как следует все обдумать.
Он вошел в первое попавшееся кафе и сел за столик. Не обращая внимания на интерьер, он мрачно уставился в стену и задумался, не замечая подбежавшего к нему официанта.
Лишь когда тот несколько раз кашлянул, Алекс опомнился и заказал кофе. Когда официант, кивнув, уже направился к стойке, он вдруг передумал и, вернув молодого человека, сделал заказ на полный обед. Он был голоден, несмотря на ранний час, - ему не терпелось попасть в банк, из отеля он выскочил, почти не позавтракав, и к тому же просидеть здесь он собирался долго. Так почему не использовать такую возможность?
Итак, когда Шила исчезла? Она исчезла в дверях норфолкского аэропорта сразу после поездки по мотелям, которую они предприняли по ее предложению. Можно ли считать странным, что Шиле пришла в голову идея этой поездки? Нет, признал Алекс. Во-первых, они были знакомы всего-навсего два месяца, и он не мог знать, любит ли она такие поездки. Раньше она ничего подобного не предлагала, но ведь у нее просто не было на это времени. Сама эта идея, когда она ее выдвинула, никоим образом не удивила его, она была органична, она прекрасно сочеталась со всем обликом, с самой личностью Шилы - а Алекс очень хорошо ее чувствовал.
Была ли у нее возможность сделать что-то тайком от него или с кем-то встретиться? Нет, ни малейшей. Они все время были вместе, спали тоже вместе. Правда, он обратил внимание на то, что Шила почему-то раньше уходила в свою комнату, хотя вообще была полуночницей, к тому же чрезвычайно выносливой, но она всегда уже спала, когда он приходил. Да и дорога была для нее непривычна, могла и в самом деле уставать.
Но нет, сразу же остановил он себя, она вовсе не уставала. Он вспомнил, как они сидели в ресторанах мотелей перед тем, как она поднималась в отведенную им комнату. Шила с большим аппетитом ела - похоже, чем проще была еда, тем больше она ей нравилась, охотно болтала с ним и прекрасно выглядела. Кожа ее казалась свежей, глаза отливали присущим им холодноватым блеском, она много шутила и охотно смеялась его шуткам. Нет, она не уставала!
Было ли что-нибудь необычное в ее поведении? Он уже думал об этом, когда только что получил банковский перевод. Нет, ничего необычного он не замечал, кроме одного, все того же: она уходила первой в комнату, оставляя его в баре. А он, со своим обычным тактом и привычкой никогда не спорить, соглашался и тут - мало ли что, может быть, Шиле нужно побыть одной? Алекс был самым ненавязчивым и нелюбопытным человеком на свете.
Стало быть, неохотно сделал вывод Алекс, ей надо было что-то сделать. Но что? И в каждом мотеле? Это маловероятно.
Вот если бы восстановить в памяти, в каких именно мотелях они останавливались, он бы, может быть, и смог догадаться, в чем здесь дело, или хотя бы придумать какое-нибудь мало-мальски приемлимое предположение. Но он хорошо помнил только один мотель - тот, что был раскрашен в цвета радуги. Остальные помнились смутно.
Перед ним поставили тарелку - он заказывал венский суп-гуляш. Алекс поднес ко рту первую ложку с дымящимся содержимым, проглотил кусочек мяса в густом бульоне и сразу же, хватая ртом воздух, потянулся за водой. Официант с улыбкой наблюдал за ним.
- Все в порядке? - спросил он, подходя к Алексу. - Если слишком остро, то мы можем...
- Нет-нет, все хорошо, - с трудом переводя дыхание, ответил Алекс. - Просто я не ожидал... словом, неважно.
Он с удовольствием доел острый, необыкновенно вкусный суп и в ожидании горячего снова задумался о своем.
Если говорить об этом отеле... как он назывался... нет, он не помнит... то что-то еще необыкновенное было с ним связано. Но что? Он стал последовательно вспоминать красивый холл с разноцветными нишами окон - из-за своеобразной архитектуры здания их было семь, что, видимо, и вдохновило хозяина мотеля на такое оформление. Из холла они пошли в ресторан и с большим аппетитом там поужинали. На камине или где-то еще рядом, неважно на чем, стояли глиняные уточки, необыкновенно искусно сделанные. Кругом висели плетенки, всякие изделия из веревки. Красиво было! Но тут он почувствовал, что вспоминает не то, что нужно.
Какое-то другое важное обстоятельство было связано с этим отелем. И вдруг он вспомнил, какое: они ехали и ехали, Шила сама вела машину, начала уже уставать, но ни за что не хотела останавливаться на ночь. Он даже немного вспылил, и между ними в первый раз за все время их знакомства произошло что-то похожее на ссору. Но возле этого радужного мотеля она затормозила без малейшего колебания. Она хотела попасть именно в этот мотель!
От волнения Алекс даже приподнялся на стуле. Потом, опомнившись, он снова сел и стал обдумывать свое необыкновенное открытие.
Официант принес бифштекс "Старая Вена" и осторожно поставил перед Алексом на стол. С привычной наблюдательностью людей этой профессии он сразу понял, что клиент чем-то озабочен и не следует отвлекать его лишними вопросами и разговорами. Однако что-то в выражении лица Алекса заставило его спросить:
- Может быть, вы чего-нибудь выпьете?
Алекс молча кивнул головой. Он потреблял алкоголь с той умеренностью, которая свойственна спокойным людям, ведущим здоровый образ жизни, пил очень мало и только по вечерам. Но сейчас он без колебаний заказал немного коньяку.
Бифштекс оказался настолько изумительным, что на несколько минут он даже забыл про Шилу. Мясо было такое мягкое, словно это и не мясо вовсе, а какой-то необыкновенный крем. Соус был вообще непонятно из чего сделан, Алекс, пожалуй, из предполагаемых ингредиентов поручился бы только за грибы, но результат получился просто потрясающий. Гарнирован бифштекс был отварными овощами, что тоже очень понравилось Алексу - гарнир сытный и не тяжелый. Судя по всему, в этом городе знают толк в еде, решил он, доедая бифштекс.
Он с огромным удовольствием выпил коньяку и, как только последний кусочек исчез с тарелки, снова задумался.
Итак, Шила хотела поехать именно в этот мотель! Пожалуй, это можно считать доказанным. Иначе ей не было смысла упрямится - он никогда не замечал в ней ничего, что было бы похоже на упрямство или капризы. Что же там было такого необыкновенного? Подумать только - ему предстоит сидеть здесь еще как минимум полторы недели - раньше он не может вернуться в Нью-Йорк и поехать в тот мотель!
Может быть, оно и к лучшему, решил Алекс. По крайней мере он все спокойно обдумает и не будет кидаться очертя голову с идиотскими вопросами, как сделал это в банке.
Волнение, вызванное внезапным решением жениться на Шиле, немного улеглось, и к Алексу постепенно возвращались обычная рассудительность и спокойствие. Однако по мере того, как он начинал ощущать привычную уверенность в своей способности решить любую проблему и обретал опять привычку рассуждать здраво, решение это не только не изменилось, а напротив, стало тверже. Ему предстояло еще одно потрясающее открытие - рано или поздно он должен был уразуметь, что любит Шилу, - но это произойдет еще нескоро.
Постепенно, по мере того, как подходил к концу поданный к кофе вкуснейший шоколадный торт - Алекс заказывал только кофе, кусочек торта был подарком от кафе - он пришел к мысли, что надо, пожалуй, обратиться к частному детективу. Сам первоклассный специалист в своей области, Алекс знал, что любое дело должен делать профессионал. Только это должен быть человек понимающий, не обычный полицейский, а такой, который выслушал бы его историю и понял, насколько она серьезна.
Он быстро доел торт и, путаясь в незнакомых шиллингах, оплатил счет. Оставляя деньги, он сердечно поблагодарил официанта. Эту манеру он перенял от Шилы - она всегда была очень внимательна к тем, кто ее обслуживал, и официанты, продавщицы в магазинах, таксисты обычно сразу же расплывались в улыбке, слушая искренние слова благодарности. Каким-то непостижимым образом она давала им понять, что видит в них таких же людей, как и она сама, пусть и другого круга, и они готовы были на все, чтобы услужить ей. Алекс сразу почувствовал, что это проявление высокой культуры, понял, насколько легко сделать людям приятное и как высоко это вознаграждется, и сразу же стал вести себя так же. Получилось у него это совершенно естественно, не приходилось делать над собой ни малейшего усилия.
Из кафе он помчался прямо в отель - время было подходящее, но и тянуть было особенно нечего, Роджерс мог вот-вот уйти с работы, так что Алекс поторапливался. Набрав номер телефона своего друга, он сначала поговорил с ним о делах и с удовольствием узнал, что причина искрения "железки", которую он выявил в самолете, подтвердилась, так что удалось вновь заставить ее вести себя прилично.
- Вот за это спасибо тебе, особое спасибо, - сказал Роджерс. - Мне удалось уладить с твоей помощью несколько весьма неприятных конфликтов. Ну, а как твои дела?
- Мне нужен хороший частный детектив.
- Так, - после некоторого молчания спокойно сказал Роджерс. - Там или в Нью-Йорке?
- В Нью-Йорке.
- Подожди минутку.
Алекс услышал, как Роджерс открывает ящик стола, потом раздался шелест - вероятно, он переворачивал страницы записной книжки.
- Записывай, - и Роджерс продиктовал номер телефона. - Этот парень работает в полиции на очень странном положении. У него есть и лицензия частного детектива, и полицейское удостоверение, что, вообще говоря, невозможно и незаконно. Но там специально для него создали какую-то должность, настолько он хорош. Обожает всякие загадки. Не знаю, как он справится с твоей, но когда в банке у Майерса было совершено крупное мошенничество, он в два счета разобрался, в чем дело. Ты можешь позвонить ему прямо оттуда и поговорить с ним, мы оплачиваем все твои разговоры. Не стесняйся.
- А как его зовут?
- Уиллет. Мистер Ричард Уиллет.

Дик взял на себя неприятную обязанность сообщить Минлентам о продаже письма и перстня. Медведь мужественно предложил ему пойти вместе, но Дик отказался: все-таки он ведет это дело.
Раговор и в самом деле получился неприятным. Минленты, правда, уже не ожидали, что им придется когда-нибудь вновь увидеть шкатулку, и отчасти смирились с ее потерей, но все же известие о том, что они лишились почти миллиона долларов, повергло их в отчаяние. Дику пришлось выдержать град неприятных вопросов, на которые у него не было особенно ясных и конкретных ответов.
Ему было не только неприятно, но и скучно с Минлентами и не терпелось уйти. Единственное, что интересовало его, - это их дочь, Клара, но ее ведь все равно не было дома.
- Скажите, - спросил он, - а шкатулка прнадлежала вашей дочери официально?
- Ну конечно, - ответил лорд Минлент. - Мой отец оставил много редких и ценных вещей. Шкатулка вместе с содержимым переходит к Кларе по завещанию.
Дик невольно огляделся по сторонам. Лорд Минлент перехватил этот взгляд и нахмурился. В этой комнате, холодной, неуютной, не было ничего, на чем останавливался бы взгляд; скорее всего, большая часть коллекции уже существовала только на бумаге.
Дик постарался распрощаться как можно вежливее. Ему было жалко Минлентов. Сколько их, вот таких обедневших аристократов, цепляется за свое благородное происхождение и не выдерживает неравной борьбы с новыми поколениями, предпочитающими погоню за деньгами уважению к голубой крови! Он вспомнил лицо на фотографии. Клара Минлент, пожалуй, сумеет выстоять в этой схватке.
Всю дорогу обратно в полицейское управление он напряженно думал. Могла ли Клара украсть свою собственную шкатулку, как он было заподозрил? Был ли в этом какой-то смысл? Сомнительно: лорд Минлент, конечно, не лгал, когда в прошлый раз заявил, что если намерение продать шкатулку и было, то только в пользу Клары. Что такое было в ее ванной? У Шерлока Холмса тоже было такое: когда доктор Уотсон спросил его, где ключ к этому делу, Великий Сыщик ответил: "В ванной". "Человек с рассеченной губой" - совершенно гениальная по задумке и увязке деталей история, где ясно и последовательно показан процесс раскрытия тайны.
Дик не стал говорить этого Минлентам, но он был совершенно уверен в том, что шкатулку можно вернуть. Почему-то ему очень хотелось сделать это для Клары. Похититель продал письмо и перстень, потому что ему срочно понадобились деньги, так срочно, что он не стал выжидать, хотя не мог не понимать, на какой риск идет. Может быть, надо было оплатить счета или отдать старые долги.
А может быть, оплатить предвыборную кампанию...
Снова возник Джонсон со своим синим трюмо и, конечно, братом-близнецом. Дик мысленно сплюнул. Ну что за детство, честное слово!
Он постарался опять прибегнуть к опыту своего излюбленного героя - Шерлока Холмса и хорошенько пробежался мысленно по его расследованиям. Выходило, что близнецы встречаются дважды - первый раз в "Пестрой ленте", где сходство сестер-близняшек никак не сказывается на сюжете; второй раз один и тот же человек выдает себя за двух разных людей, а чтобы их сходство не бросилось в глаза - за братьев-близнецов. "Приключение клерка". Совершенно другой разрез!
Но тут же он вспомнил и свой собственный опыт. Когда он был маленьким, рядом с ними жила семья, где были девочки-близняшки. С самого раннего детства они привыкли подменять друг друга, делали это постоянно, а потом провернули такую штуку: поступили сразу в три колледжа. Она из близняшек училась в одном колледже, другая - в другом, а в третий они ходили по очереди, каждая изучала определенные предметы и сдавала экзамены. Диплом им выдали, конечно, один, но это было совершенно неважно: любая из сестер могла предъявить его, устраиваясь на работу. И ни разу они не попались! Они были похожи, как две горошины, и их совершенно невозможно было отличить, даже несмотря на то, что они никогда не одевались совершенно одинаково, хотя стиль в одежде у них был один и тот же.
Попробовал бы Конан Дойль описать эту историю, подумал Дик, и его немедленно обвинили бы в схематичности и нежизненности сюжета. Из этого следовал логический вывод, что такие случаи бывали. Значит, скидывать их со счетов нельзя!
Припарковав машину, Дик вошел в управление и сразу же, не заходя к себе, направился к Медведю.
- Ну, что там? - приветствовал его тот.
- Ничего хорошего, - ответил Дик хмуро.
- Сильно расстроены?
- Очень.
- Вы им ясно объяснили, что теперь уже, к сожалению, ничего нельзя поделать?
- Ясно. И спросил, есть ли у них какие-нибудь документы. Оказалось, что нигде, кроме завещания отца Минлента, по которому "шкатулка Моцарта со всем содержимым переходит в собственность его горячо любимой единственной внучки Клары", не было написано черным по белому, что шкатулка принадлежала Моцарту. Просто вся семья об этом знала - и все. Поэтому они, как разумные люди, поняли, что доказать теперь ничего нельзя. Во всяком случае никаких доказательств, достаточных для того, чтобы признать продажу недействительной, нет.
- Еще какие-нибудь новости есть? - спросил Медведь.
- Есть, - сказал Дик. - Много.
Медведь подался вперед.
- Моцарт, - начал Дик. - Вольфганг Амадей. Родился 27 января 1756 года в Зальцбурге. Это маленький городок совсем близко от Вены. Его отец, Леопольд Моцарт, тоже был музыкантом. Ребенок начал изучать музыку в три года! А в шесть лет он уже сочинял целые сонатки, которые по своему художественному совершенству не только не уступали, но даже превосходили самые удачные произведения тогдашних венских музыкантов. Отец повез сына в Мюнхен, Лондон, Вену и Париж. Везде он производил необыкновенный фурор. Услышав любую мелодию, ребенок немедленно повторял ее практически на любом музыкальном инструменте, украшая при этом необычайно выразительными и красивыми вариациями. Его музыкальный слух казался фантастическим. На клавесине он импровизировал так, что мастера этого дела только рты раскрывали. В четырнадцать лет он поехал с отцом в Италию и начал писать оперы. Например, он написал "Мнимую садовницу", которую по сей день ставят на оперных сценах. Однако золотым временем детства и ограничивается период благополучия Моцарта. Впоследствии он, обремененный большой семьей, вынужден был постоянно писать на заказ, чтобы прокормиться. Кстати, он был первым музыкантом, который предпочел жизнь свободного художника, отказавшись работать на богатого вельможу и существовать при нем - это было бы что-то вроде полукрепостничества. Чтобы вырастить своих детей, Моцарту приходилось писать концерты для разных инструментов, концертные арии, сонаты для одного, двух или трех инструментов, квартеты, квинтеты для смычковых, серенады для духовых, песенки, мессы, симфонии, оратории, оперы. Все это отличалось поразительным совершенством формы и необычайной музыкальной красотой. Вас эти сведения согревают?
- Нет, - честно признался Медведь.
Дик вздохнул.
- В биографии Моцарта, которую я с величайшим интересом прочел вчера вечером в библиотеке, нет ни одного периода, когда он мог бы позволить себе драгоценный перстень. Даже с учетом того, что тогда драгоценные камни не стоили таких бешеных денег, да и работа, которая сейчас называется старинной, тогда, разумеется, таковой не являлась. Только в детстве Моцарты имели приличные доходы, но если бы шкатулка осталась со времен детства, Моцарт, конечно, продал бы ее, чтобы выжить в тяжелые времена. У него было шестеро детей... Если бы он знал, сколько будет со временем стоить один-единственный листок, написанный его рукой! Но тогда это были ничего не стоящие бумажки. К тому же Моцарт вел совершенно эпикурейский образ жизни - по музыке видно, как он умел ценить ее радости. А на это требуются немалые средства.
- Вы хотите сказать, что шкатулка была не подлинная?
- У меня нет оснований с уверенностью делать подобные утверждения, - сказал Дик. - Послушайте дальше - может быть, вам придет в голову что-нибудь другое. По заказам различных театров Моцарт писал оперы. Например, в Праге он написал для одной итальянской труппы оперу "Дон-Жуан". Это, несомненно, одна из лучших опер, какие когда-либо украшали оперную сцену! "Дон-Жуан" - такое чудо музыкального совершенства, что никаких слов не хватает, чтобы описать его. Это одно из высших чудес искусства звуков. В опере Моцарт - все равно что Шекспир в драме, Бетховен в симфонии или Пушкин в поэзии. - Дик остановился, прикидывая про себя: не надо ли пояснить, кто такие Шекспир, Бетховен и Пушкин, но потом отверг эту идею. - Между прочим, как и многие другие гении, он ушел из этого мира, не достигнув 37-летнего возраста; увы, то же самое можно сказать о Байроне, Рафаэле, Пушкине... История с его отравлением...
- С отравлением? - оживился заскучавший было Медведь.
- Да, вокруг жизни и особенно смерти Моцарта ходило множество слухов и легенд. Одна из самых популярных - что его современник, композитор Сальери, отравил Моцарта из зависти к его гениальному дару. Русский поэт Пушкин написал об этом небольшую трагедию. Я читал ее, к сожалению, в переводе. Кстати, в другой трагедии того же цикла он рассказывает историю Дон-Жуана. Его гений, хотя и выраженный в литературной, а не музыкальной форме, близок гению Моцарта. Оба были большие жизнелюбы и понимали толк в удовольствиях, потому их и привлекали одинаковые сюжеты. Мне выпало счастье слышать "Дон-Жуана" дважды, и оба раза в лучших театрах Италии. В Берлинской опере я слушал "Свадьбу Фигаро" - немцы вообще очень любят Моцарта и постоянно ставят его. Моцарт написал "Свадьбу Фигаро" за шесть недель! Это при том, что оперы иногда пишутся годами. Несмотря на этот невероятный срок, "Свадьба Фигаро" - само совершенство. Ведь сюжет Бомарше в общем-то не очень подходит для оперы, но Моцарт справился с задачей гениально, насытив музыку необыкновенными по красоте мелодиями. "Дон-Жуана" я слышал и в Париже, в Большой парижской опере. Это было ужасно: вместо двух действий, как написано у Моцарта, было почему-то пять, сделали какие-то вставки, не имеющие ни малейшего отношения к авторскому замыслу, а в конце, после сцены в аду, и вовсе вставили похоронное пение над гробом Донны Анны под звуки моцартовского знаменитого "Реквиема".
- Разве похоронный марш тоже написал Моцарт? - спросил Медведь.
"Господи!" - подумал Дик Уиллет.
- Не похоронный марш, - сказал он терпеливо, - а "Реквием". Мне эта постановка в Париже показалась странной. Попробовал бы кто-нибудь, например, отрезать фигуру святой Варвары на "Сикстинской Мадонне" Рафаэля, хотя некоторые эстеты считают ее несколько жеманной и гораздо слабее остальной картины!.. Никому ведь это не приходит в голову, верно? Так почему же с Моцартом можно поступать подобным образом?
- Расскажите подробнее про "Реквием", - попросил Медведь.
- Слушаюсь, - сказал Дик с некоторой иронией. - "Реквием". В творчестве Моцарта стоит особняком - это уже не комическая опера, не "веселая драма", как сам Моцарт называл своего "Дон-Жуана", а траурная месса для хора, квартета солистов и большого оркестра. В отличие от других произведений Моцарта, "Реквием" наполняют траур и скорбь - вероятно, сказалась тяжелая болезнь композитора и соответствующее психическое состояние. "Реквием" тоже писался по заказу: его заказал Моцарту граф со странным именем Вальзегг Штуппах...
- Как вы сказали?
- Вальзегг Штуппах. Да-да, не смейтесь. Так звали этого графа, и именно под этим именем он и намеревался опубликовать музыку Моцарта - для того он и заказывал "Реквием", чтобы выдать произведение своего гениального современника за свое собственное. Он готов был заплатить за "Реквием" хорошие деньги. Но принявший заказ Моцарт был уже смертельно болен лихорадкой и не успел закончить реквиема - это сделал его ученик, я сейчас не могу вспомнить фамилию - то ли Зюсмайр, то ли Зеймайр. Так вот, специалисты и по сей день спорят о степени участия этого Зюсмайра-Зеймайра в написании "Реквиема". Другая версия - отравление Моцарта масонами. Он был членом масонского общества - "свободным каменщиком". И слава Богу, что был: его увлечение масонством привело к созданию "Волшебной флейты" - сюжет морализован, несколько утопичен, но музыка этой оперы - настоящее чудо, по сей день сводящее с ума меломанов. Ходили слухи, что между Моцартом и масонами начались какие-то трения, и они отравили его - то ли из ненависти, то ли чтобы он не выдал каких-то их тайн. Но об этом пишет главным образом немецкая литература крайнего националистического направления.
- Вы думаете, его могли отравить из-за шкатулки? - спросил Медведь.
"Господи!" - снова подумал Дик Уиллет.
- Мы не можем делать подобные предположения, - сказал он.
- Тогда откуда она у него взялась? Может, у него были богатые родственники?
 Дик улыбнулся.
- Предки Моцарта в течение нескольких столетий были каменщиками, - сказал он. - Его дед стал переплетчиком, а его старший сын, отец Моцарта, обнаруживал явный талант к музыке и занялся ею, перебравшись в Зальцбург. Остальные сыновья, братья Моцарта, тоже стали переплетчиками. Еще и сейчас в родном городе деда Моцарта, Аугсбурге, есть переплетчики-Моцарты. Мать его была простая женщина, дочь полукрестьянина, если можно так выразиться, совсем маленького зальбургского чиновника. Она говорила только на народном зальцбургском диалекте.
Медведь задумался.
- Но что же нам делать с этими фактами? - спросил он.
В дверь постучали; заглянул дежурный.
- Вам звонят, мистер Уиллет, - извиняющимся тоном сказал он. - Я сказал, что вы заняты, но звонок международный, из Вены, и этот человек очень просит, чтобы вы с ним поговорили.
- Из Вены? Как интересно! Кто это вам оттуда может звонить?
- Во всяком случае, не Моцарт, - ответил Дик.
Он прошел к себе в кабинет и неохотно взял трубку.
- Слушаю.
- Простите за беспокойство, здравствуйте, - сказал мужской голос. - Меня зовут Алекс Кинтер. Мне очень нужна помощь, и я хочу предложить вам работу в качестве частного детектива.
- Вы американец? - спросил Дик.
- Да. В Вене я нахожусь по поручению фирмы, где работаю уже почти десять лет.
- Что у вас случилось? - спросил Дик, стараясь не слишком показывать, как ему не хочется продолжать разговор.
- Моя невеста пропала. Ее исчезновению сопутствовали странные обстоятельства.
- Какие обстоятельства?
- Видите ли... мы с ней поехали путешествовать, а потом она вдруг сказала, что ей надо срочно вернуться домой и отправилась самолетом. И больше я о ней ничего не знаю. Мне банковским переводом прислали крупную сумму денег, и я думаю, что это сделала она.
- Почему? Откуда у вас такая уверенность?
- Не могу вам сказать, - признался Алекс. Говорить по телефону про снежинки было как-то неловко. - Но думаю, что это она. Она была богата и...
- Послушайте, господин Кинтер. Когда вы видели вашу невесту в последний раз?
- Месяц назад.
- Где?
- В аэропорту в Норфолке.
- В Норфолке? - машинально переспросил Дик.
- Ну да. Мы ехали из Нью-Йорка в Норфолк, а потом она отправилась назад самолетом и пропала куда-то.
Дик вздохнул. Это уже было слишком. На его столе лежали длинные списки людей, которые путешествовали по шоссе из Нью-Йорка в Норфолк. А тут еще один!
- Господин Кинтер, - сказал он, стараясь не спешить и произносить слова медленнее. - Я уверен, что ваша невеста найдется. Вы должны и сами понимать, что месяц - это не срок. Наберитесь терпения. Или же вам придется обратиться к кому-то другому - уверяю вас, дело, которое я сейчас расследую, отнимает все мое время и все мои силы. Поймите меня, пожалуйста, правильно. Я могу заниматься частным сыском лишь тогда, когда это не вредит моей работе в полиции.
- Но Шила оказалась не Шила, - Алекс говорил уже что-то не то, но отказ Дика его так расстроил, что он вновь утратил способность мыслить логично и говорить ясно. - Люди, с которыми она здоровалась на моих глазах, говорят, что не знают никого с таким именем!
- Вам надо обратиться к этим людям.
- Я пробовал. Ничего не вышло.
- Сколько времени вы были знакомы со своей невестой?
- Два месяца.
Дик снова вздохнул. Ситуация казалась вполне очевидной: по каким-то причинам юная особа не назвала своего настоящего имени. Может быть, она даже замужем. И теперь молодой человек встревожен и обижен. Очень жаль, но у него, право же, нет времени.
- Надеюсь, господин Кинтер, у вас все будет хорошо, - сказал он мягко. - Я думаю, что ваша Шила жива и здорова, она просто решила на время уехать куда-нибудь; а может быть, простите меня за откровенность, сочла, что ваши отношения бесперспективны и будет разумнее прервать их сразу.
- Она бы мне сказала, - уверенно ответил Алекс.
Дик помолчал. Откровенно говоря, этот Кинтер производил приятное впечатление; его уверенность в невесте звучала не как бахвальство знающего свою неотразимость мужчины, а как знание умного и понимающего человека, сумевшего построить доверительные и по-настоящему хорошие отношения с женщиной. Но заниматься этим он сейчас и в самом деле не мог, хотя в другое время охотно попробовал бы помочь человеку с таким голосом.
- Прошу вас не воспринимать мой отказ как обиду и нежелание вам помочь, - сказал Дик. - Просто я и в самом деле сейчас никак не могу этим заняться.
Растроенный мужской голос попрощался с ним и дал отбой; Дик с некоторым облегчением положил трубку и схватился за пульт дистанционного управления. По телевизору вот-вот должны были показать повтор полицейского сюжета с картой, и он хотел еще раз посмотреть, достаточно ли крупным планом ее показывают и хорошо ли видны отмечающие мотели остроконечные снежинки.

Отказ сыщика расстроил Алекса так, что он сам себе удивлялся. В конце концов, твердил он себе, этот Уиллет - занятой человек, который никак не мог предположить, что я, как снег на голову, свалюсь на него со своими проблемами. И наверняка он и в самом деле занят серьезными делами. Впрочем, повторять все это себе не имело смыла, Алекс вовсе не обиделся, он был не так глуп, но расстроился здорово.
Что теперь делать, он понятия не имел. Внезапно наступившая апатия впервые в жизни едва не помешала ему выполнить возложенное на него поручение. С трудом взяв себя в руки, он сосредоточился на работе. Закончив, как обычно, с большим блеском все дела, он вернулся в Нью-Йорк, не задержавшись в Вене ни одного лишнего часа. Если бы Шила была с ним или если бы он хотя бы знал, что она спокойно ждет его в Нью-Йорке, он обязательно посетил бы прекрасные венские театры, послушал бы, как сами венцы исполняют произведения Моцарта или Штрауса, сходил бы в филармонию. Но сейчас у него не было никакого желания делать это. Нетерпение его было так велико, что он даже не стал дожидаться прямого рейса - в пути ждать будет легче, какой бы долгой ни оказалась дорога.
Он принял окончательное решение, когда самолет уже сел в Нью-Йорке. Ожидая в очереди на паспортном контроле, он опять вспоминал свою поездку с Шилой и тот мотель с пестрыми уточками. Надо съездить туда еще раз, решил Алекс. Что он хотел там найти, он не смог бы объяснить, но после отказа детектива какая-нибудь деятельность была ему совершенно необходима.
Хорошенько поразмыслив, он вспомнил, что мотель, раскрашенный в семь цветов радуги, был вторым на их пути. Правильно, в первый раз они остановились в каком-то другом мотеле, он еще опасался, что Шиле там не понравится, но она была явно довольна. А на другой день они ехали долго-долго, потому что Шила ни за что не хотела остановиться ни у одного из тех мотелей, которые они проезжали. Нет, он все-таки не ошибся, и хорошо, что он до этого додумался, - она непременно хотела остановиться именно в том мотеле с уточками, раскрашенном в семь цветов радуги.
Трудность заключалась в том, что Алекс решительно не помнил, каков этот мотель с виду. И не было ни единого шанса вспомнить это, потому что приехали они уже в потемках. Правда, у отеля своеобразная форма - там было семь ниш, вспомнил Алекс, и каждая раскрашена в один из цветов радуги. Скорее всего, эта архитектура сказалась и на внешнем виде здания снаружи, так что он постарается узнать его.
Даже не отдохнув с дороги, он поехал на работу и подробно рассказал обо всем Роджерсу, который остался очень доволен результатами его поездки.
- Ну, что ты будешь теперь делать? - спросил он. - Ты дозвонился этому Уиллету?
- Да. Но он не взялся за мое дело, сказал, он очень занят.
Роджерс огорченно прищелкнул языком.
- Найти тебе кого-то другого? - спросил он.
- Не знаю, - в задумчивости ответил Алекс. - Может быть. Пока я хочу кое-что проверить сам. Отпустишь меня?
- Опять на неделю?
- Что ты? На какую неделю? Сегодня на весь вечер.
- Нет, - подумав, заявил Роджерс. - Точнее, отпущу, но обязую выспаться. У тебя такой вид, что если ты начнешь бегать и заниматься кустарным сыском, то непременно свалишься. Поспи и подумай.
- Это замечательная мысль, - признал Алекс. - Посплю и подумаю. - Отправляться в поездку, не выспавшись и не решив предварительно для себя, как повести дело, было глупо, особенно если учесть, сколько часов придется просидеть за рулем.
- Завтра можешь не приходить, - разрешил Роджерс. - А уж в понедельник надо начинать работать. С понедельника ты будешь получать больше - ты уже числишься начальником отдела по связям с Европой. Планы привез?
Алекс протянул ему папку.
- Здесь все обрисовано вкратце так, как я это вижу. И за прибавку спасибо - мне она пригодится. Детали обсудим позже.
- Всего трое сотрудников? - удивился Роджерс, наскоро просматривая материалы. - Справишься ли?
- Зато мне с самого начала нужно как минимум четыре компьютера и хороший программист, а они, как говорится, не валяются, и труд их вовсе не дешев. Но ты же и не предполагал, что мы будем создавать отдел вовсе без расходов.
- Нет, конечно, но мои расчеты почти не изменятся - это покроется за счет фонда заработной платы, который я предполагал гораздо выше.
Алекс решительно стукнул ладонью по столу.
- Если этих троих подобрать с умом, то мы вполне справимся, - заявил он. - У меня все рассчитано.
- Хорошо, как знаешь, - сказал Роджерс. - И прошу тебя, будь осторожней. Я не задаю тебе никаких вопросов, но...
Алекс обошел стол и чуть ли не в первый раз в жизни положил руку на плечо своего друга.
- Спасибо тебе, - сказал он. - Я всегда осторожен.
На другой день утром, отдохнувший и выспавшийся, он уже ехал по шоссе в Норфолк. После первых четырех часов дороги он пожалел о своем опрометчивом решении: надо было поехать поездом до ближайшего населенного пункта, взять напрокат машину и ехать оттуда, а так целый день пропадает зря.
Он попытался найти тот мотель, в котором они останавливались с Шилой в первую ночь поездки, но не смог: все они были одинаковы. Утром следующего дня он снова выехал очень рано, чтобы успеть поискать мотель, который ему был нужен, засветло. Остановившись на бензоколонке, он спросил, нет ли карты здешних мест. Может быть, удастся найти мотель по названию.
На карте мотели были обозначены специальными значками и цифрами, а на оборотной стороне мелкими буквами были напечатаны их названия. Алекс нашел примерно тот участок шоссе, где должен был бы находиться интересовавший его мотель, и стал медленно читать названия.
Ну конечно! "Пестрая утка"! Как это он раньше не догадался посмотреть карту! Теперь он вспомнил, как Шила воскликнула: "Пестрая утка"! Это название мне нравится!" И недаром там по камину шли глиняные уточки - он отлично их помнил! А он-то почему-то решил, что отель обязательно должен называться "Радуга" или как-то в этом роде, чтобы его своеобразное оформление отражалось в названии. Вероятно, владелец счел, что слова "пестрая" в составе названия достаточно, а чтобы окончательно привязать к названию интерьер, поставил на камин эту важную утку с утятами, которая так понравилась им с Шилой.
Воспрянув духом, Алекс сел в машину и отправился в путь, ощущая большое облегчение от того, что не надо глазеть по сторонам и тыкаться во все мотели слепым котенком. Он ехал в определенное место, обозначенное на лежавшей рядом с ним карте, и одно это ускоряло путь и придавало уверенности.
В мотель Алекс прибыл довольно поздно, но это теперь не имело значения. Слава Богу, что я догадался посмотреть карту, подумал он: ни за что не узнал бы здания снаружи.
Внутри мотель был точно такой же, каким Алекс его запомнил. Он спросил, свободна ли желтая комната, и человек за стойкой, ничуть не удивившись, выдал ему ключ.
Поднявшись наверх, Алекс не без трепета вошел в ту самую комнату, где они с Шилой останавливались два месяца назад. Здесь решительно ничего не изменилось. Он поставил небольшую дорожную сумку, которую взял с собой, на пол и сел на желтое покрывало на кровати.
Ну, и что же дальше?
Прежде всего, решил Алекс, надо спуститься вниз и поужинать. Точно так же, как тогда это сделали они с Шилой. А потом уже он попробует побеседовать с теми, кто здесь работает, и выяснить - что?
Там видно будет, решил Алекс. Он переоделся, вымыл руки и спустился вниз.
Помнится, они с Шилой сидели тогда за зеленым столиком. Однако теперь зеленый столик был занят. Алекс уселся за синий и заказал хороший ужин.
Лицо официанта было ему совершенно незнакомо, но метрдотеля он вспомнил сразу. Именно он стоял здесь, на том же самом месте, когда они с Шилой ужинали. Управляющего Алекс даже в глаза не видел: ведь в тот день Шила расплачивалась здесь по счету, была ее очередь, так что она сама с ним и объяснялась - вечером, когда они только приехали, и утром. Значит, надо поговорить с метрдотелем. Выбрав момент, когда метрдотель был к нему ближе, чем официант, Алекс попросил карту вин.
Завязать разговор он, однако, не успел - метрдотеля тут же окликнул кто-то еще. В ресторане было довольно много народу. Алекс для виду открыл карту вин и снова стал выжидать удобного момента.
Внезапно он замер и, не веря своим глазам, уставился на четыре маленькие черные снежинки, нацарапанные шариковой ручкой на полях карты вин. Шила! Он потер снежинки пальцем, но они не стерлись - значит, были нарисованы уже довольно давно.
Метродотель подошел к нему.
- Что будете пить?
- Откуда это здесь? - спросил Алекс, показывая на снежинки. Метрдотель хотел взять карту у него из рук, но Алекс вцепился в нее мертвой хваткой и не сразу отдал.
- Кто-то нарисовал, - с неудовольствием сказал метрдотель, рассматривая снежинки. - Извините, пожалуйста. Сейчас вам подадут чистое меню.
- Ни в коем случае, - заявил Алекс, отбирая корочку назад. - А кто же мог это сделать?
- Наверное, кто-нибудь из посетителей. Они иногда, знаете, задумаются о чем-то своем и рисуют что попало на салфетках, на меню, иногда даже прямо на столе или на скатерти.
- Вы не могли бы припомнить, кто это нарисовал? - И, вспомнив уроки Шилы, он добавил очень искренне и любезно. - Вы понимаете, я очень был бы вам благодарен. Дело в том, что я разыскиваю одного человека, и именно у этого человека была манера рисовать повсюду снежинки. - Он встал.
- Сидите, пожалуйста, - ответил метрдотель, и сразу было видно, что уважительный тон Алекса произвел на него впечатление.
- Мне неудобно разговаривать с вами, когда я сижу, а вы передо мной стоите. Я лучше встану, - сказал Алекс.
- Ничего, у меня работа такая. Вы садитесь, сейчас я постараюсь вспомнить.
- Если вы сами не помните, может быть, вы спросите у официантов? - попросил Алекс.
Метрдотель кивнул и поспешно отошел к столику в углу, откуда его позвали. Алекс все еще смотрел на снежинки и напряженно размышлял.
Может быть, он зря устроил здесь весь этот сыр-бор, может быть, Шила начертила снежинки, когда они вместе приезжали сюда? Он еще раз напрягся, стараясь вспомнить, как все происходило, и получилось это у него очень хорошо - ему даже показалось, что Шила снова сидит перед ним, с аппетитом ест бифштекс, выкладывает из картофельных чипсов на своей тарелке снежинку и улыбается ему холодноватыми глазами. Нет, они совершенно точно ничего за ужином не пили. Карту вин здесь подают, только если попросить об этом, а не вместе с основным меню. Она потом ушла наверх отдыхать, а он выпил рюмочку в баре...
Утром они завтракали здесь же, но в это время дня, конечно, ни о какой выпивке не могло быть и речи. А за ужином Шила ничего нигде не чертила, он это точно помнил! Значит... значит, если только это не совпадение, она была здесь еще раз!
Снова подошел метрдотель.
- Официант говорит, что он не помнит, чтобы кто-то рисовал на меню - в этом случае он бы вмешался и забрал меню. Однако это ничего не значит - у него много работы, и он мог не заметить. Сейчас я расспрошу остальных.
- Спасибо! - сердечно сказал Алекс.
Снова оставшись в одиночестве, он быстро доел мясо и выпил минеральной воды, чтобы немного охладиться и успокоиться. В совпадение он не верил, и говорил себе об этом только из привычки все анализировать и допускать любую возможность, как приходилось делать на работе. Снежинки не оставляли никаких сомнений не потому, что это были именно снежинки, а потому, что это были ее снежинки, Шилы. Алекс знал ее манеру рисовать сначала крест, потом еще один под углом в сорок пять градусов к первому, а потом делать "хвостики" размашистыми штрихами. Каждый конец крестов становился похожим на оперенную стрелу. И только Шила могла поставить эти едва заметные точки между снежинками, она всегда так делала: рисуя быстро и энергично, чуть кропила бумагу кончиком каранадаша - то ли это должно было изображать своеобразную снежную крошку, то ли просто у нее была такая привычка.
Снова вернулся метрдотель.
- Один из наших ребят думает, что меню изрисовала женщина, которая приезжала сюда недавно со своей подругой. Они сидели прямо здесь, за этим столиком, где сейчас сидите вы.
Алекс почему-то чуть не вскочил со стула, но удержался.
- Вы можете, если хотите, поговорить с ним, если пройдете в мой кабинет, но только, прошу вас, недолго. Сегодня много посетителей.
- А как его зовут? - спросил Алекс, поднимаясь с места и идя вслед за метрдотелем.
- Джон.
- А вас?
- Вы знаете, меня тоже зовут Джоном. Джоном Петерсоном.
Алекс твердо усвоил уроки Карнеги, который советовал всегда запоминать имя человека, с которым вы общаетесь, и пользоваться им как можно чаще. Звук собственного имени, учил известный психолог, - это самый сладкий звук для слуха любого из нас, и надо обязательно этим пользоваться, налаживая хорошие отношения с людьми. Кроме того, обращаться к людям по имени требует простая вежливость.
Комнатка, которую метрдотель величал кабинетом, оказалась крохотной каморкой, в которой с трудом помещался стол. Алекс вновь вспомнил Карнеги: каждому из нас необходимо сознание собственой значимости. Называя это помещение кабинетом, Джон Петерсон, вероятно, удовлетворяет эту свою потребность. Хоть маленький, а собственный кабинетик!
В кабинетике уже ждал совсем молодой парень в белоснежной куртке. Алекс протянул ему руку, что явно его удивило.
- Добрый день, Джон! Можно я буду называть вас по имени?
 Парень покраснел от удовольствия и пробормотал что-то, что могло быть истолковано как согласие.
- Меня зовут Александр Кинтер, - сказал Алекс. Назвав официанта по имени и представившись, он как бы поставил их обоих на одну доску. - Ваш метрдотель, другой Джон, вероятно, уже сказал вам, что меня интересует?
Алекс специально не назвал фамилии метрдотеля, чтобы юноше не бросилось в глаза, что его самого он назвал просто по имени.
- Да. Вас интересует, кто нарисовал там что-то на меню. Но вы понимаете, я совсем не уверен...
- Конечно, - дружелюбно сказал Алекс. - При таком количестве людей трудно за что-либо ручаться! Хорошая у вас профессия - людей кормить! И вы все-таки расскажите мне, кто, как вам кажется, сделал это?
- Ко мне за столик сели две женщины. Они заказали ленч.
- Ленч?
- Да, я тогда работал в дневную смену.
- Значит, они не ночевали в мотеле?
Джон покачал головой.
- Нет. Совершенно точно. Они просто заехали пообедать. Я видел потом, как они садились в машину.
- Какая была машина? - быстро спросил Алекс. Но ответ разочаровал его.
- Прокатная, - уверенно сказал Джон. - Темного цвета, но не помню точно, какого именно. Народу в тот день было не так много, а окна кухни выходят как раз туда, где все, кто приехал ненадолго, обычно паркуют свои машины. Я только что подал горячее на тот единственный столик из прикрепленных ко мне, который был занят, и стоял в кухне у окна, там воздух свежее. Эти две женщины как раз вышли, сели в свою машину и уехали.
- Куда они поехали?
- В Нью-Йорк.
Алекс собрался с силами и спросил:
- А как выглядела эта женщина? Ну, которая рисовала на меню?
Джон покачал головой.
- Она все время сидела с опущенными глазами, я ее толком не рассмотрел. Правда, по счету платила она сама, поэтому я немного с ней поговорил. Помню только, что у нее красивые глаза. Холодные, как морские.
- Морские? Почему морские?
- Не знаю, - смутился молодой человек. - Мне просто так подумалось.
- Когда это было? - спросил Алекс; вероятно, именно с этого вопроса ему следовало начать.
- Неделю назад, не больше.
- Неделю назад? - изумился Алекс. Неделю! В это время он искал ее в Вене! Неужели Шила вернулась в Нью-Йорк? - Всего неделю назад?
- Не больше, - уверенно подтвердил Джон.
- Ну что ж, спасибо, - Алекс поднялся со стула, на котором сидел, размышляя, не обидит ли он юношу, если даст ему денег. Джон, очевидно, понял, о чем он думает, и, поспешно попрощавшись, вышел.
Алекс, однако, щедро вознаградил и его, и метрдотеля, когда вернулся обратно за свой столик. Уходить ему не хотелось, но, судя по всему, делать здесь больше было нечего. Он только попросил, чтобы ему отдали карту вин, на которой остались снежинки Шилы; метрдотель не возражал, ее все равно надо было заменить.
Поднявшись в свою желтую комнату, он надел пижаму. Алекс в общем был неприхотлив, но все же очень любил удобства, так что даже на одну ночь повез с собой удобную теплую пижаму. В ней он и расхаживал по комнате, изредка поглядывая на раскрытую карту вин со снежинками, лежавшую на тумбочке, и думая о странной ситуации, в которой оказался, до самой полуночи.
Дайте срок! Он найдет Шилу, а там уже заберет ее с собой. Думал Алекс об этом так уверенно, словно между ними никогда и не стояло ее богатство, словно с первого же дня знакомства он только и думал, что о женитьбе на ней.
Он вспомнил, как Шила однажды рассказывала ему о том, что Моцарт был романтически влюблен в свою невесту, Констанцию Вебер, которую ему пришлось похитить из родительского дома, чтобы жениться на ней. Говорила Шила со своим обычным холодноватым спокойствием, но все же было совершенно ясно, что поведение Моцарта она полностью одобряет. Любовь к Констанции, сказала тогда Шила, вдохновила Моцарта на создание одной из лучших его опер - "Похищение из сераля".
Оперу написать мне вряд ли удастся, подумал Алекс, но вот похитить Шилу - это очень хорошая мысль. Пусть она оценит его поступок по достоинству. Почему-то ему было очень важно, чтобы Шила оценила по достоинству все его усилия, так что Алекс стал прикидывать, что бы такое еще придумать, чтобы сильнее поразить ее. Всегда спокойный, никогда не терявший головы, рассудительный Алекс нисколько не удивлялся той перемене, которая с ним произошла, - он всегда знал каким-то внутренним пониманием, что если ему посчастливится найти такую женщину, которая ему подойдет, он сделает для нее все, что угодно. Надо было только догадаться, что эта женщина - Шила, и она сама помогла ему в этом.
"Когда пойдет снег", вспомнил Алекс. Шила сдержит слово, он понимал это. Но для него было вопросом мужской чести не ждать сложа руки, а найти ее. И похитить - или по крайней мере уговорить уехать с ним.
Внизу пробили часы. Моцарт сочинял специальные мелодии для часов с боем - Алекс вспомнил, как Шила об этом рассказывала. Она много знала о Моцарте. Иногда это его удивляло, потому что любимым ее композитором был Джакопо Россини. Когда он однажды задал ей какой-то вопрос о Россини, Шила не смогла ему ответить. Правда, она сильно заинтересовалась и нашла то, о чем он спрашивал, в справочнике, но все же ответить сразу она тогда не смогла.
Ну что ж, может быть, ее интересовала история с похищением невесты, подумал Алекс. Женщины любят подобные истории, хотя на Шилу это, честно говоря, совсем не похоже. Не слишком похоже на нее интересоваться и таинственными и сенсационными подробностями загадочной смерти Моцарта, хотя и об этом она много ему рассказывала. Шила скорее лишний раз послушала бы музыку, чем стала старательно собирать детективные подробности.
В конце концов Алекс все-таки улегся и постарался заснуть. Но едва он коснулся головой подушки, как ему вспомнился тот вопрос, который он задал себе на улице Вены: почему Шила послала ему эти деньги?
Ведь тогда он начал свои размышления именно с этого, а потом отвлекся. Так почему Шила послала ему деньги, если оставить в стороне вопрос о том, где она их взяла?
Шила была богата, но Алекс почему-то был твердо уверен, что присланные ему деньги не имеют ничего общего с ее состоянием. Как она хохотала, когда он спросил, есть ли у нее деньги! Он вдруг подумал, что тогда в первый раз увидел Шилу хохочущей. Она любила хорошую шутку, но понимала, что Алекс не слишком увлекается юмором. Ради его общества она воздерживалась от удовольствия посмеяться хорошенько, понял Алекс. И напрасно: он ничего не имел бы против, если бы она смеялась...
Может быть, стоит вспомнить и другую ее фразу: "Ты набираешь очки". Она должна была получить откуда-то деньги и собиралась поделиться с ним... Может быть, думала, стоит ли делиться, а может быть, прикидывала, в каких пропорциях делить...
И прощание ее было таким пылким - как она расцеловала его!
Она не собиралась возвращаться к нему больше никогда, вдруг отчетливо понял Алекс и в волнении сел на постели. Она попрощалась с ним навсегда! Она собиралась выслать ему эти деньги как бы в уплату за что-то и навек с ним расстаться! Может быть, она даже использовала его - так, что он об этом не знал, а потом попросту сбежала.
Скорее всего, так оно и было, понял Алекс. Точно! Ведь та женщина, которая звонила ему по телефону, сказала: "Тут кое-кто вдруг понял, что очень хочет выйти за вас замуж". Значит, Шила в таком же положении, как и он сам. Она собиралась с ним расстаться, но вдруг поняла, что не может - наоборот, хочет всегда быть вместе с ним. И как ему не приходило в голову, что Шила может выйти за него замуж, в который раз поразился Алекс. Наверное, потому, что он никогда не помышлял о женитьбе, а она - о замужестве, иначе они обязательно поговорили бы об этом. Кто это ему звонил? Наверное, нашла себе подружку, такую же независимую особу, как она сама, а теперь эта подружка над ней смеется! Эта мысль доставила ему такое удовольствие, что он и сам рассмеялся вслух.
Он не сердился на Шилу. Пусть она как-то использовала его - наверняка не подвергая ни малейшей опасности. В конце концов он действительно оказался слепым дураком, ну и поделом ему. Но он загладит свое недостойное джентльмена поведение! Ему вдруг так остро захотелось найти Шилу, что он во второй раз с момента ее исчезновения взмолился Богу.
Оба они были неверующими, говорили и об этом. Шила терпеть не могла условностей, навязываемых религией, и считала, что религия частенько душит тех, кто способен к высшему творчеству - иногда в самом прямом смысле, во времена инквизиции такие случаи бывали. Помнится, она привела ему как нечто исключительное такой пример: в Голландии на время постов музыка строжайше изгонялась, но духовенство разрешило выступать и концертировать малолетнему Моцарту - для него было сделано исключение, так как в необычайном таланте мальчика был усмотрен дар Божий.
Алекс не умел молиться, поэтому просто произнес вслух:
- Господи! Помоги мне!
Зазвонил телефон. От изумления Алекс подскочил на кровати и снял трубку не сразу и с некоторым страхом:
- Слушаю?
- Это господин Кинтер? - спросил неуверенный голос.
- Да, - ответил Алекс, соображая, кто бы это мог быть.
- Это Джон, господин Кинтер. Официант из ресторана. Я знаю, что уже поздно, вы меня, пожалуйста, извините.
- Нисколько не поздно, я еще не спал, - сказал Алекс, пытаясь понять, который из двух Джонов звонит. Ах да, он ведь сказал "официант", значит, молодой.
- Я кое-что вспомнил, господин Кинтер, может быть, вам будет интересно. Эта женщина... ну, та, что нарисовала снежинки на меню... она говорила, что собирается ехать в Париж.
- Куда? - воскликнул Алекс.
- В Париж. Как раз когда я подавал им закуски, она сказала той, другой женщине: "Послезавтра я уже буду в Париже, так что придется тебе съездить к нему самой".
- К кому съездить?
- Этого она не сказала.
- Хорошо, Джон. Спасибо вам. У вас есть сейчас возможность записать? Я дам вам номер своего телефона в Нью-Йорке. Вдруг вы вспомните что-нибудь еще?
- Вряд ли, - ответил молодой человек. - Но все равно, если что, я вам сразу позвоню. Спасибо вам, господин Кинтер.
- Вам спасибо. Очень, очень большое спасибо. До свидания.
Алекс положил трубку. Все, что он сделал для этого парня, - отнесся к нему уважительно, ничем не подчеркивая социальную разницу между ними, и поблагодарил за помощь с той искренностью, с какой это всегда делала Шила. И вот он не поленился позвонить ему и рассказать такую важную вещь!
Так и в Бога уверуешь, подумал Алекс, и поежился при воспоминании о том, как телефон зазвонил словно прямо в ответ на его молитву.
Ну что ж, подумал он. Пора налаживать контакты, претворять планы компании в жизнь, как он и обещал Роджерсу. Пора начинать работу по организации отдела по связям с Европой.
И начать ее придется в Париже, где же еще.

ГЛАВА ПЯТАЯ. СООТЕЧЕСТВЕННИКИ

Тупик, в который зашло полицейское следствие, разыскивавшее шкатулку Моцарта и вора, ее укравшего, сильно беспокоил Дика Уиллета. Он возлагал такие надежды на показ по телевизору карты, что теперь, когда среди звонков по этому поводу не оказалось ни одно стоящего, почувствовал, что остался, в сущности, с пустыми руками.
Надо было придумать что-нибудь другое, потому что сдаваться он не собирался. Он не чувствовал и беспомощности, как, например, Медведь, потому что в своей богатой практике уже оказывался в подобных ситуациях.
Он знал, что надо теперь делать: пересмотреть весь случай с самого начала и непременно зайти с другого конца. Непременно! Надо вспомнить свои собственные мысли, свои подозрения, обрывки рассуждений - и уцепиться за то, что покажется наиболее стоящим.
Он было заподозрил Клару Минлент. Очень хорошо. Куда в таком случае она могла спрятать шкатулку? И потом, если продажу производила Клара, что вообще-то немыслимо, почему она не продала и шкатулку тоже - ведь с точки зрения закона ей ничего не грозило, шкатулка и так принадлежала ей?
У него две задачи. Первая: найти шкатулку. Это самое главное - найти шкатулку и вернуть ее Кларе Минлент. Второе: найти вора, который эту шкатулку украл, потому что он должен быть наказан.
Дик вздохнул. Может быть, побеседовать с Кларой? Она в Париже, но ведь Париж - не дальний свет. Медведь наверняка не будет возражать, если он отправится туда по этому делу, а заодно побывает в театре. Проведя несколько часов в библиотеке и начитавшись книг о Моцарте, Дик ощутил сильнейшее желание снова послушать "Волшебную флейту" - а где это можно сделать, как не в Париже? Разве что в Австрии или Германии. Можно будет найти Клару Минлент, поговорить с ней, а вечером сходить в театр - а то и задержаться на один денек, чтобы сходить в еще один! Ведь из-за разницы во времени такая поездка будет нелегкой, так что задержка вполне оправдана.
Выгуливая утром Болли, Дик еще и еще раз прикидывал, стоит ли предпринимать путешествие во Францию. С одной стороны, Франция то и дело всплывала при проведении этого расследования; с другой - делать ему там было особо нечего. До Рождества оставалось не так и долго, и Клара должна была приехать домой на этот семейный праздник.
Но в Париже можно будет еще разыскать и Стива Джонсона, загадочного брата-близнеца. Разыскать, побеседовать с ним, убедиться, что он никуда не выезжал из Парижа за последние шесть месяцев и наконец успокоиться, вычеркнув из расследования этот мелодраматический момент. На худой конец можно было просто подойти к нему и, не представляясь, спросить: "Не знаете ли вы что-нибудь о трюмо, выкрашенном синей краской в отеле "Скорлупка" на шоссе из Нью-Йорка в Норфолк?" Эффект внезапности должен сработать - если он замешан в этом деле, если он, так сказать, замещал на шоссе своего брата-близнеца, то Дик непременно поймет это по его реакции. И уж тогда выяснит - зачем? И, может быть, ему удастся оказать Александру Джонсону услугу, как-нибудь, хотя бы через ту же леди Беату, предупредив его, что родной брат строит козни против его политической карьеры, правда, очень своеобразным способом.
Последнее звучало особенно соблазнительно. Дик задумчиво погладил Болли и вернулся домой, приняв наконец соломоново решение: он просто оставит выбор за Медведем. Если тот скажет лететь в Париж, он отправится туда с удовольствием; если сочтет это неразумным - он останется в Нью-Йорке и придумает что-нибудь еще.
Однако этот номер с Медведем не прошел. Выслушав Дика, он сразу же ответил:
- Я вам полностью доверяю. Если вы считаете, что вам надо лететь в Париж, - пожалуйста. Если вам нужна какая-то помощь здесь - только скажите. Вы сами понимаете: есть определенный шанс, что шкатулка еще в Нью-Йорке, причем он не так уж мал. Ее надо обязательно найти.
Дик смущенно прокашлялся.
- Но как вы сами думаете?
- Если дело только в том, чтобы побеседовать с дочерью Минлентов, то я, по правде говоря, не вижу здесь особого смысла. Но вам виднее. Вы можете побывать у нее в колледже.
"Я бы куда с большим удовольствием побывал еще раз у нее в ванной!" - внезапно подумал Дик Уиллет, вспоминая то странное ощущение близости разгадки тайны, которое охватило его, когда он рассматривал стерильно чистую ванную Клары. Что же там такое было? Что-то показалось ему ужасно знакомым или просто наводило на какую-то мысль...
- Когда Клара Минлент узнала о краже шкатулки, первое, что она сказала, было: "Какое счастье, что у меня теперь нет приданого!" - сказал он вслух.
- Да, я помню, вы рассказывали. Но не кажется ли вам, что она никогда не сказала бы ничего подобного, если бы и в самом деле была виновата?
- Может быть, - подумав, признал Дик.
- Не думаете же вы, что она украла свою собственную шкатулку только для того, чтобы не выходить замуж? - спросил Медведь.
Дик вспомнил лицо на фотографии.
- Нет, - категорически сказал он. - Она и без того достаточно независима, чтобы отстоять свое право решать.
- Вот видите.
Дик молча думал. Действительно, Медведь прав: все его подозрения выглядят неубедительно. И на основании чего он вообще заподозрил Клару? На основании неясного ощущения, которое охватило его в ее ванной комнате? Маловато.
Маловато для Медведя, поправил сам себя Дик. Для него самого это было не так уж и мало. А тут еще Джонсон со своим братом-близнецом!
- Нет, - сказал он внезапно. - Я полечу в Париж.
- Как вам будет угодно. Но только, пожалуйста, не задерживайтесь там.
Дик и не собирался задерживаться - Болли слишком скучал без него, его нельзя было оставлять надолго на попечении жены и сына. Он поедет на денек-другой.
Париж! Там наверняка сейчас гораздо теплее, чем в Нью-Йорке. У него есть утепленная курточка из приятной мягкой ткани очень красивой и оригинальной расцветки: полоски болотного цвета постепенно переходили в песочно-желтые, а спереди, около застежки, была пришита маленькая бирка с панорамой Манхэттена и надписью "Манхэттен". Куртку эту Дик купил, когда уже поздно было ее надевать: похолодало. В Париже она будет, наверное, в самый раз. Страсть к хорошей одежде была в нем неистребима, и такая мелочь, как возможность надеть новую куртку, сама по себе могла очень его порадовать. Решено: нарядный костюм - он ведь пойдет на концерт или в театр - и новая куртка.
- Я постараюсь не задерживаться, - сказал он вслух. - Только побеседую с Кларой - и назад, - о брате-близнеце Дик не сказал ни слова. Во-первых, он вообще не посвящал Медведя в историю с Джонсоном, чтобы не подвести политика, а во-вторых, вовсе не хотел, чтобы над ним втихаря потешалось все отделение. Вообще-то Дик был совершенно независим в подобных мелочах и ради истины не побоялся бы выставить себя в смешном свете, но в данном случае его коллеги были бы стопроцентно правы, поэтому он предпочитал помалкивать.
- Мы не можем обойтись без вас, - сказал Медведь извиняющимся тоном. - Если вы отсутствуете больше недели, это создает нам определенные трудности.
Дик покачал головой.
- Я буду там дня три, не больше. Теперь послушайте, что я вам расскажу. Есть в Австрии один человек, кое-чем мне обязан.
- Стало быть, и в Австрии такой есть, - вставил Медведь.
- Где угодно найдется. Так вот, по моей просьбе он выяснил некоторые детали аукционной продажи.
- И что?
- Выяснить, кто продавец и покупатель, не удалось, но есть кое-какие интересные подробности. К примеру: перстень был выставлен на аукцион как "предположительно принадлежавший Моцарту".
- Значит, никакой экспертизы на этот счет никто и не проводил?
- Нет. Я, конечно, не специалист, но, насколько я понимаю, это и невозможно. Какая экспертиза может теперь доказать, принадлежал ли перстень Моцарту? Ведь отпечатков его пальцев у нас нет! В документации, связанной с именем Моцарта, он ни разу не упоминается. Но вот на другой предмет экспертизу провели, и принадлежность перстня к той эпохе бесспорна. Специалисты различают и способы отделки оправы, и особенности огранки камней. Они совершенно однозначно заключили, что этот перстень мог быть сделан только в Германии и только в восемнадцатом веке.
- В Германии?
- Да. Моцарт много раз бывал в Германии, так что это ни о чем не говорит. Он страшно любил Вену и старался жить там как можно дольше, но после того, как он перестал быть чудо-ребенком и стал взрослым, Вена принимала его довольно холодно. А ведь ему надо было зарабатывать себе на хлеб! Поэтому в Германии он бывал очень часто, и мечтой его было - создать крупную, значительную оперу на родном языке. Эту свою мечту он претворил в жизнь, написав "Волшебную флейту". Считается, что "Волшебная флейта" основала собой целую оперную школу для стран немецкого языка...
- Выходит, перстень мог попасть к нему и в Германии?
- Теоретически - да. Но это нас теперь интересует только само по себе - к расследованию это больше не имеет отношения. Я же вам сказал, что никто и не пытался выдать этот перстень за перстень Моцарта - официально объявлено, что перстень "предположительно принадлежал Моцарту" - а это большая разница.
- А письмо?
- С письмом все проще. Оно написано Моцартом собственноручно - в этом не может быть никакого сомнения. Сохранилось очень много его писем, так что экспертам есть, с чем сравнивать. Интересно, что письма его грубоваты, пестрят довольно рискованными шутками - некоторые даже сделали вывод, что гений совершенно случайно поселился в пошляке. Немцы почему-то считают, что он должен был все время торжественно и важно рассуждать о высоких музыкальных материях. Это одна из причин, почему они не хотят, чтобы его письма покидали пределы Австриии и Германии - словно им стыдно за Моцарта. Но он вышел из старой народной стихии и, судя по его письмам, не имел никакого желания с ней расставаться. Письма так и брызжут жизнью и любовью к ней. Там очень видна южнонемецкая народная стихия, и французы, например, когда письма Моцарта вышли во Франции в переводе на французский язык, вполне их оценили. Они ведь понимают в этом толк. В письмах Моцарта то и дело встречаются поразительные характеристики различных людей, с которыми ему приходилось сталкиваться. Эти характеристики интересуют специалистов по психологии: острые, едкие, очень часто разоблачающие.
- И кому же адресовано то письмо, которое было в шкатулке?
- Пока неизвестно. Ведь там только листок из письма. Но судя по тому, что в письме есть ноты, Моцарт обращался к кому-то из коллег, во всяком случае, - к тем, кто мог читать ноты с листа. Кстати, выяснилось, что мелодия там приводится незнакомая, хотя она и очень напоминает ариэтту Сюзанны из "Свадьбы Фигаро" - так называемую "арию говорком". Кстати, прелесть необыкновенная. Это еще повышает ценность письма. Если тот, кто приобрел письмо - серьезный коллекционер, то он будет все это выяснять. Есть все основания на это надеяться: письмо могли купить только для себя, перепродавать его уже невозможно, цена слишком высока.
- Вы так думаете?
- Я спросил, - коротко ответил Дик.
- И что?
- По мнению специалистов, немалые деньги, заплаченные за письмо, - предел. Оно может подскочить в цене только в том случае, если выяснятся какие-нибудь потрясающие факты - скажем, что Моцарт в этом письме обращался к потомкам или что он писал кому-нибудь из очень известных людей. Но такие открытия делаются крайне редко. Нет, почти наверняка тот, кто купил письмо и перстень, купил их для себя.
- Это был один и тот же человек?
- Неизвестно. Я просто выразился в общем. На самом деле выставлялись они на аукцион один за другим - сначала письмо, потом перстень - но все же по отдельности, и купил ли их один человек или два - выяснить нельзя. В любом случае, покупал знаток.
- Знаток?
- Да, безусловно. Письмо в общем-то редкостное. Как я уже сказал, Моцарт писал в основном самые простые письма, в которых ясно проступает его близость к тому народу, среди которого он вырос, его пристрастие к юмору и так далее. Лишь психологи различают в них глубокую душу, желающую скрыть от современников свои лучшие ощущения и порывы. Между прочим, он много писал своей кузине, и в письмах так и называл ее - basle, кузинушка. Эти письма к кузине - дочери аугсбургского подмастерья - вообще стоят особняком. Они так и пестрят грубыми шутками, которыми Моцарт подзадоривал девушку. Вы знаете, Женэ даже собирался сжечь эти письма...
- Кто?
- Женэ. В Зальцбурге создано специально учреждение - Моцартеум, посвященное изучению жизни Моцарта и его произведений. Так вот, основатель этого общества, Женэ, был так разгневан, прочитав письма молодого композитора к кузине, что едва не спалил их. К счастью, его вовремя остановили, сказав, что именно так шутили предки Моцарта, каменщики в Аугсбурге; южнонемецкие подмастерья и теперь еще шутят именно так. Так - шутками - Моцарт и скрывал свое истинное "я"; многие исследователи считают, что Моцарт был одним из самых одиноких людей в мире... Такова цена гениальности.
- Ну хорошо, а что же наше письмо?
- Наше письмо явно адресовано человеку образованному, музыканту. В нем нет никаких шуток и содержатся только музыкальные рассуждения. Таких писем Моцарта сохранилось совсем мало, поэтому цена его так высока.
- Ну хорошо, - вздохнул Медведь. - Вряд ли нам это поможет.
- На аукционе не было и речи о том, что перстень и письмо до недавнего времени хранились в шкатулке, которая тоже считается принадлежавшей Моцарту. Я убежден, что шкатулка еще в Нью-Йорке.
- Хорошо бы, - тоскливо сказал Медведь. - Ведь если так, вы наверняка сумеете ее отыскать. У меня нет ни малейшего желания снова встречаться с Минлентами и рассказывать им о том, что шкатулку мы тоже не нашли.
- Скажите, а почему, собственно, мы говорим об этом Минлентам? Ведь их дочь Кларисса - совершеннолетняя, и шкатулка вместе со всем содержимым принадлежала именно ей. Мы должны беседовать с хозяином украденного имущества, то есть с самой Клариссой Минлент.
- Я говорил с ней, - сказал Медведь. - Признаться, она мне понравилась. Спокойная, без истерики. Видимо, она никогда особенно не ждала, что родители при жизни дадут ей возможность распоряжаться шкатулкой, поэтому особенно и не переживала. У меня не создалось впечатления, что она против того, чтобы о пропаже говорили не с ней, а с ее родителями, а уж о том, чтобы требовать этого, поскольку именно она владелица, и речи не было. Мне показалось, что она любит своих родителей - она очень заботливо утешала лорда Минлента при мне, говорила ему, чтобы не переживал.
Дик принял это к сведению. "Мне показалось, что она любит своих родителей..." Он знал, что Медведь, хоть он человек и недалекий и не блещущий особенной культурой, обладает даром чувствовать ситуацию, хотя в этом смысле до самого Дика ему далеко. Но на суждения его можно полагаться. Значит, Клара привязана к своим родителям. Интересно. Ну что ж, в Париже он ее отыщет и постарается выяснить, так ли это на самом деле.
Ему пришло в голову, что он, возможно, напрасно подозревает Клару в утаивании шкатулки для каких-то своих целей; но ее причастность к тому делу не вызывала у него ни малейших сомнений. Может быть, она просто знает, кто украл шкатулку, но не верит в возможности полиции, поэтому и не хочет возбуждать в своих родителях напрасных надежд. Предположим, она знала, что должен состояться аукцион, что содержимое шкатулки уже за пределами страны и поэтому...
Дик внезапно поднял голову:
- Вы не знаете, какого числа Кларисса Минлент покинула Нью-Йорк?
- Не знаю, какого числа она его покинула, но твердо знаю, что разрешили ей это сделать десятого октября. До этого дня всех просили постоянно оставаться в распоряжении полиции. Думаю, что она уехала сразу же - она говорила, что ей надо срочно вернуться в колледж.
Дик вскочил.
- А где газета? Помните, та венская газета, из которой вы узнали об этом аукционе?
- Я же вам ее отдал.
- Ах, да.
Дик чуть ли не бегом помчался в свой кабинет и разыскал в ящике стола газету.
Нет, Клара Минлент не могла быть причастна к похищению непосредственно. Аукцион состоялся восьмого октября, исчезновение шкатулки обнаружили шестого - она в это время была в Нью-Йорке, это не вызывает сомнений.
Сводя воедино все даты, Дик нахмурился. Или он сошел с ума, или... Впрочем, это легко проверить. Его рука уже сама потянулась к ежедневнику, он нашел нужную страницу и, не веря своим глазам, уставился на нее.
Джонсон приехал к Генри в мотель и выкрасил зеркало в синий цвет первого октября.
Как же так, изумился Дик. Неужели это только дикое совпадение, и покрашенное в синий цвет трюмо не имеет никакого отношения к исчезновению шкатулки Моцарта? Как это ему раньше не пришло в голову сверить даты? Впрочем, это вполне объяснимо: для него события шли в самой что ни на есть естественной последовательности, так что сверять даты просто не было необходимости. Сначала происшествие в "Скорлупке", потом находка там же коробочки из-под шкатулки, потом продажа содержимого шкатулки с аукциона... Все вилось, как веревочка, и лишь желание выяснить местонахождение Клары Минлент в каждый отдельный момент стало причиной того, что он вообще этим занялся.
Он набрал номер телефона Минлентов, представился секретарше и едва дождался, пока леди Минлент возьмет трубку - к счастью, она оказалась дома.
- Простите за беспокойство, леди Минлент, - сказал он, - но мне нужно узнать у вас кое-что.
- Пожалуйста, я вас слушаю.
- Вы обнаружили, что шкатулки нет, шестого октября. Скажите, может ли быть, что исчезла шкатулка еще раньше - ну, например, первого?
- Нет, мистер Уиллет, этого быть не могло.
- Зовите меня просто Диком, - попросил Дик. - Почему вы так уверены?
- Потому что в том же ящике моего трюмо, где лежала коробка со шкатулкой, я держу те свои украшения, которые ношу постоянно. Понимаете?
Дик понимал. Вероятно, у нее их не так и много, отметил он про себя, но то, что есть, она выставляет напоказ. Каждый день выходит вечером куда-нибудь и надевает на шею брилланты, несчастное существо. Храбрится, как только может.
- Значит, вы не могли в течение, скажем, трех дней не замечать, что шкатулки нет в ящике?
- Невозможно.
- А вы открывали коробку, проверяли, на месте ли шкатулка?
- Иногда. Но это совершенно бессмысленно. Во-первых - шкатулку ведь взяли вместе с коробочкой, а во-вторых - я уже несколько десятков лет складываю свои украшения в известном только мне порядке - кстати, этому меня научил один сыщик, ваш коллега - и если бы кто-то переместил даже самую маленькую сережку, я бы это тотчас же заметила.
- То есть вы совершенно уверены, что до шестого октября, когда вы обнаружили, что коробочки со шкатулкой на месте нет, она находилась там?
- Совершенно уверена.
- Вы позволите мне приехать и еще раз осмотреть то место, где находилась коробочка?
 - Конечно. Только приезжайте прямо сейчас - через полтора часа мы уйдем из дому.
Упрашивать Дика не пришлось, он умчался из отделения пулей, позабыв про несколько важных дел. Ему пришлось, едва он прибыл в дом Минлентов, позвонить по телефону, чтобы исправить это упущение; Медведю он лишь кратко сказал, где находится, пообещав все объяснить потом, - тот был страшно заинтригован внезапным и поспешным бегством Дика за газетой.
Леди Минлент провела Дика в уже знакомую ему комнату и выдвинула ящик трюмо. С первого же взгляда было видно, что отсюда невозможно было взять ничего, не заметив при этом, на месте ли коробочка со шкатулкой. Собственно, Дик и так хорошо это помнил, но добросовестность заставляла его проверять все.
- Значит, ее взяли отсюда только шестого октября - иначе быть не могло, - сказал он задумчиво.
- Могло быть разве что пятого, - с сомнением сказала леди Минлент. - Но ни в коем случае не раньше.
- А можете ли вы сказать, где находилась ваша дочь Клара шестого октября? - внезапно спросил Дик.
- Могу, - ничуть не удивилась леди Минлент. - Клара была дома, с нами. Она совсем незадолго до этого вернулась из какой-то поездки с друзьями, кажется, в Вашингтон, но может быть, я и ошибаюсь. Вернулась она домой третьего октября вечером, потому что у моего мужа, отца Клары, четвертого числа день рождения, и оставалась с нами до самого отъезда обратно в колледж.
- Она часто уезжает?
- Не особенно. Но если хочет - уезжает. А не хочет - живет с нами. Клара делает, что ей вздумается, мы никогда не вмешивались в ее жизнь, старались, как могли, быть в этом отношении как можно современней. Мой муж очень надеется на благоразумие Клары и, надо сказать, не без оснований. Она ни разу нас не опозорила.
- В каком смысле?
- Ни в каком. Просто Клара знает, к какой семье она принадлежит, и старается вести себя соответственно.
Дику стало скучно.
- Могу я еще раз взглянуть на ее комнаты? - спросил он.
Леди Минлент молча проводила его. Дик первым делом направился в ванную, но на сей раз такого сильного ощущения у него не возникло. Лишь смутно он чувствовал, что здесь есть что-то такое, на что ему нужно обратить внимание. Теперь это уже не казалось таким важным, и он разочарованно вышел из комнаты. Они спустились в гостиную, где их приветствовал лорд Минлент. Он опять сидел в кресле с газетой в руках, и Дику показалось даже, что с момента его предыдущего посещения злосчастный лорд так и не поднимался со своего места.
- Что нового, мистер Уиллет? - спросил лорд Минлент.
- Просто Дик, - ответил Дик и по воцарившемуся молчанию сразу понял, что фамильярность здесь совершенно неуместна. - Простите. Я хотел сказать, что нового ничего. Продолжаем искать шкатулку.
- Есть ли какие-нибудь шансы?
- Я считаю, что есть. Я убежден, что шкатулка еще в Нью-Йорке.
- Как же вы ее ищете, если это не полицейская тайна?
- У нас свои методы, - улыбаясь, сказал Дик. - Показываем по телевизору карту...
- Я видел.
- Но это пока, к сожалению, не дало никаких результатов. - Он подумал, что бы еще такое сказать, что не обидело бы этих аристократов и было бы информативно, не нарушая полицейской тайны. - Мы как следует осмотрели комнату в том мотеле, где была найдена коробочка из-под шкатулки, там до сих пор дежурит полицейский пост. Впрочем, может быть, пост уже сняли. Да, я думаю, что сняли, - нет никакого смысла там его держать, а хозяину это здорово мешало в его бизнесе. Исследовали белый шарф, который нашли здесь у вас. Он оказался совершенно новым.
- Это шарф Клары, - внезапно сказала леди Минлент.
- Что? - воскликнул Дик, поворачиваясь на каблуках.
- Я думаю, что это шарф Клары, - повторила леди Минлент.
- Но это же мужской шарф!
 Леди Минлент покачала головой.
- Совсем необязательно. Клара часто носила джинсы и рубашки, хотя и знала, что мы с отцом этого не одобряем. Сейчас молодежь одевается совсем иначе, чем в дни моей молодости. У Клары даже была ужасная ярко-желтая куртка. Так что она вполне могла счесть, что мужской шелковый шарф - как раз то, что ей нужно. Я бы не удивилась.
- Очень хорошо. Звучит убедительно, но этого еще недостаточно, чтобы делать столь далеко идущие выводы. Ваша дочь могла бы купить себе такой шарф - но это не значит, что именно ей он и принадлежал. Это разница.
- Мне кажется, я видела этот шарф у Клары, - пояснила леди Минлент. - Впрочем, я не могу сказать с полной уверенностью. Ей доставили покупки из магазина и, поскольку мы собирались всей семьей на прием, я пошла к ней посмотреть, что она купила по этому случаю. Правда, когда мы ходили на такие приемы, она ни разу не позволила себе надеть что-то неподходящее, но все же я считала, что лучше зайти и посмотреть. Мне кажется, среди покупок, которые она в тот момент распаковывала, был этот шарф в прозрачной упаковке - знаете, в такой коробочке. Но, повторяю, я могу ошибаться.
Дик молчал, не зная, куда пристроить этот новый факт. Шарф, найденный на пороге, принадлежал Кларе! Но тогда получается, что его действительно просто случайно потеряли на пороге - в том, чтобы оставить его нарочно, не было никакого смысла! Даже если предположить, что сделала это сама Клара и преследовала при этом какую-то особую цель, она бы непременно позаботилась о том, чтобы шарф не попался ее матери на глаза.
Нет, это сделала не Клара! Значит, кто-то захватил шарф с собой - случайно или намеренно, а потом оставил его на пороге вместе с картой.
Ему не терпелось подумать об этом, и он быстро распрощался с Минлентами.
- Прошу вас, - сказал он уже на пороге, обращаясь к леди Минлент. - Если вам придет в голову еще что-нибудь такое... если вы еще что-то вспомните, немедленно звоните в полицию, мне или Мед... или начальнику управления. Номера телефонов у вас есть?
- Есть. Я просто не думала, что это так важно, - сказала леди Минлент.
Дик сел в машину, но доехал только до первого придорожного кафе - до Нью-Йорка было довольно далеко, а ему хотелось поразмыслить в спокойной обстановке.
Итак, первого числа Джонсон выкрасил синей краской трюмо в мотеле "Скорлупка", как раз в том самом номере, где была позже обнаружена коробочка из-под шкатулки Моцарта. Третьего числа Клара Минлент вернулась домой, в Нью-Йорк, из поездки с друзьями куда-то, предположительно в Вашингтон. Шестого числа обнаружена пропажа шкатулки, причем она могла пропасть только шестого числа или в крайнем случае пятого.
Могла ли Клара быть первого числа в "Скорлупке"? Теоретически да. Она успела бы вернуться домой, если бы воспользовалась не машиной, а, например, поездом. Но что ей было делать в мотеле? Она что, лично долбила там полы? Чтобы позже спрятать туда шкатулку Моцарта? Чушь какая-то! И Клара Минлент, и Александр Джонсон - оба люди известные, принадлежат к самым высоким сферам - и вот в один и тот же день одна вздумала долбить полы в придорожном мотеле, а другой - красить там трюмо в синий цвет!
Слава Богу, у Клары хоть нет брата-близнеца, подумал Дик Уиллет, допивая мутноватый кофе из поставленной перед ним чашки. А вот рогалик с медом, который ему предложили, оказался неожиданно свежим и вкусным, и Дик с удовольствием жевал его. Почему-то эти Минленты никогда не предложат гостю ни поесть, ни выпить!
К тому же, окончательно разуверил сам себя Дик, если продолбить полы Клара могла хоть теоретически, то спрятать позже шкатулку она уже не могла никак: с третьего до десятого октября она безотлучно находилась дома. Мотель "Скорлупка" расположен не так далеко, но и не близко, так что съездить туда меньше, чем за день, невозможно.
Но раз первого числа в мотеле еще не было шкатулки, то почему Джонсон покрасил зеркало? Может быть, между этими странными событиями вообще нет никакой связи?
Но он чувствовал, что есть. Потребовалось бы уж слишком необыкновенное стечение обстоятельств, чтобы в одной и той же комнате самого обыкновенного придорожного мотеля оказались и шкатулка Моцарта, и будущий мэр Нью-Йорка, занятый столь несолидным делом.


Генри сам вышел навстречу своей гостье - из остановившейся перед мотелем машины выходила приятная молодая женщина в теплой серой куртке. На ней был шелковый платок, завязанный на шее сзади, как это часто делают автомобилистки, и это очень ей шло. Глаза у нее были карие, какие-то ореховые, очень большие и выразительные.
- Пожалуйста... - он остановился, не зная, как обатиться к ней. Мисс? Или все-таки миссис? Но потом разумно рассудил, что хуже не будет. - Пожалуйста, мисс! Проходите! Желаете комнату?
- Да, - ответила женщина. Голос у нее был мягкий и очень приятный. - Я устала, мне надо отдохнуть с дороги. Так что, пожалуй, я останусь у вас до завтра, а уж завтра поеду дальше - мне придется проехать еще не меньше двухсот километров.
- Возвращаетесь в Нью-Йорк?
- Да.
Расспрашивать подробнее было неловко, хотя Генри и показалось странным, что такая девушка путешествует одна на машине. Впрочем, он всякое повидал за те годы, что провел в этом мотеле, так что привык уже ничему не удивляться.
В незнакомке было что-то настолько приятное и располагающее, что как-то сразу хотелось принять в ней участие. Генри выделил ей лучшую комнату, какая только у него была, и когда она спустилась в ресторан, велел принести ей рюмку хорошего ликера и не ставить это в счет.
Пока она ела, он заглянул в книгу проезжающих. Она записалась как мисс Д.Джиллет, причем было похоже, что это ее настоящее имя. За годы работы в мотеле Генри научился различать записи: свое собственное имя, которое приходится писать часто и не задумываясь, человек пишет совсем иначе, чем вымышленное. Он почти наверняка отличал по манере письма подлинные имена своих гостей от не подлинных, а уж если они писали на его глазах, дал бы голову на отсечение. У прибывшей в мотель мисс Джиллет был хороший твердый почерк, и было очень похоже, что имя она указала свое собственное, настоящее, хотя он и не видел, как она писала его.
После ужина девушка вышла в бар и села в кресло у стены. Генри слышал, как она заказала кофе; он подошел к ней узнать, как ей понравился ужин.
- Очень, - блестя своими ореховыми глазами, сказала мисс Джиллет. - И спасибо за ликер. Посидите со мной немного? Мне иногда бывает одиноко по вечерам.
Генри охотно сел рядом с ней.
- У вас здесь очень мило, - начала разговор мисс Джиллет. - И чисто. А что, в той комнате, которая расположена через одну от моей, идет какой-то ремонт?
- Он уже заканчивается. Вас никоим образом это не потревожит, мисс.
- Меня это и не тревожит, - ответила мисс Джиллет. - Просто мне интересно узнать, как у вас идут дела.
- Были кое-какие проблемы, - неопределенно отвечал Генри. - Но сейчас, с Божьей помощью, я надеюсь выпутаться.
- Какие проблемы?
 Генри внимательно посмотрел на симпатичное существо, сидевшее перед ним. Мисс Джиллет было маленькая и худенькая, но не производила впечатления воздушности - скорее наоборот, казалось, что она довольно прочно стоит на земле. Однако рассказывать ей что-либо Генри не собирался - во-первых, это было не в его интересах, а во-вторых, этот знаменитый сыщик, Дик Уиллет, отнесся к нему с таким уважением, что даже не стал предупреждать его о необходимости хранить тайну синего трюмо и полицейского расследования. Не оправдать это доверие было невозможно, да он уже и не в том возрасте, чтобы выдать тайну под огнем прекрасных глаз.
- Некоторое время постояльцев было совсем мало, - уклончиво сказал он. - Но сейчас вроде дело пошло лучше. Вот видите, и вы сами удостоили нас своим посещением.
Мисс Джиллет улыбнулась.
- И не жалею об этом, - сказала она. Генри снова отметил про себя, какой у нее необыкновенно приятный голос и какая-то особая манера выговаривать слова - не акцент, а что-то другое, какая-то пленительная неторопливость, вообще совершенно не свойственная женщинам, - вероятно, именно поэтому ее речь и обращала на себя внимание.
- У вас очень красиво и приятно, - продолжала мисс Джиллет. - Мне нравятся эти камины и особенно большой камин в ресторане. Я сидела за тем столиком, который в нише.
- Туда хорошо бы поставить большой медный чайник, знаете, из старинных, - Генри немного оживился, когда речь зашла о его мотеле, о близком ему предмете, - но пока я не могу себе этого позволить. Там такая полочка есть...
Мисс Джиллет выпрямилась.
- У меня осталось несколько таких чайников, старинных, с деревянными ручками, - сказала она. - Такие медные, рыжеватые, если их как следует начистить, они матово блестят. И ручка медная, а там, где ее держат, - дерево. Да? Ну, правильно. У меня есть такие, и я, как только вернусь домой, сейчас же вам пришлю.
- Что вы? - удивился Генри. - С какой это стати? Оставьте их себе.
- Они только занимают место у меня на кухне, честное слово, - сказала мисс Джиллет. - Они мне совсем не нужны.
- Вы можете продать их. Старинные вещи нынче в цене и могут стоить очень дорого.
Улыбка появилась не только на не тронутых помадой губах мисс Джиллет, но и в ее необыкновенных ореховых глазах.
- Не беспокойтесь об этом, - сказала она. - Это вещи моей бабушки. Мне самой они не нужны, но продавать их неизвестно кому мне тоже совсем не хочется. Я буду только рада, если они будут украшать интерьер в вашем ресторане. Не сомневаюсь, что здесь им будет обеспечен хороший уход.
- Конечно, за ними будут хорошо ухаживать, - заверил Генри. - Но я все-таки не понимаю...
- Давайте считать, что я даю их вам на хранение. Так будет лучше всего. Они занимают у меня слишком много места, да и чистить их мне особо некогда. Здесь они будут в сохранности.
- Разумеется, они будут здесь в сохранности. И если вы говорите серьезно, я буду рад взять их у вас. И, кстати, в этом случае вы можете не оплачивать счета - я предупрежу портье.
Мисс Джиллет улыбалась.
- Я уже оплатила счет, - сказала она. - И я не вижу между этими двумя фактами никакой связи. Впрочем, мне интересно: вы что же, согласились бы не брать с меня денег по счету? Вы же видите меня в первый раз. А вдруг я уеду, и потом - ищи-свищи. А вдруг я не пришлю вам никаких чайников?
- Пришлете, - уверенно заявил Генри. - Я знаю.
- Ну что ж, вы не ошибаетесь, - мисс Джиллет допила кофе и поднялась. - Вы сейчас заняты?
- Не особенно.
- А можно мне посмотреть ваш мотель?
Генри удивился.
- Ну конечно, пожалуйста, - неуверенно сказал он. - Я сам вас провожу.
Они поднялись по лестнице. По дороге Генри раздумывал - не слишком ли он увлекся? Может быть, у этой девицы какие-то особые цели? Все это очень странно, особенно если учесть те события, которые недавно имели место у него в мотеле. За все время, что мотель принадлежал ему, никто из гостей ни разу не выразил желания его осмотреть.
- Очень мило, - сказала мисс Джиллет, оглядывая коридор, украшенный живыми цветами. - И чистота кругом полная. Кто у вас ухаживает за цветами?
- Вообще-то это должна делать горничная, но больше этим занимается моя жена. У нее это что-то вроде хобби. Она же меняет букеты живых цветов летом во всех комнатах и ставит туда сухие букеты зимой. Составляет она их сама.
Мисс Джиллет внимательно слушала. Почувствовав ее глубокий интерес, Генри позабыл об осторожности и заговорил с тем удовольствием, какое испытывает любой, когда к делу его жизни проявляют внимание.
- Конечно, можно было бы купить растения в кадках, но моей супруге гораздо интереснее раздобыть где-то какой-нибудь необыкновенный саженец и вырастить его самой. У нее целая библиотечка, она знает, какие цветы где растут, что им нужно - влага, свет и так далее. Очень хочет изучить икэбану, но мы находимся слишком далеко от Нью-Йорка, где есть такие курсы. Курсы садоводства она успела зкончить, когда мы еще жили в Брайтоне, так что теперь наслаждается.
- По икэбане есть всякие пособия.
- Да, я купил ей несколько штук, но они не слишком хороши.
- Они здесь? Можно мне их посмотреть?
Генри еще больше удивился.
- Вы что, тоже увлекаетесь икэбаной?
Мисс Джиллет опять улыбнулась.
- Мне просто хочется посмотреть эти книги. Давайте, я вернусь в бар, - сказала она с тактом человека, который не желает вынуждать кого-то приглашать его к себе домой. - Ведь вы, я так понимаю, живете здесь же?
- Конечно. Я сейчас принесу книги.
Он проводил мисс Джиллет в бар, попросил, чтобы ей подали все, что она пожелает, за счет мотеля, и пошел за книгами. Странно, думал он. Если у нее есть какой-то умысел, то при чем здесь книги по икэбане?
Мисс Джиллет внимательно просмотрела принесенные книги. Генри обратил внимание на то, что она не слишком интересовалась их содержанием, а больше заглядывала в выходные данные и рассматривала обложки.
- Вероятно, в саду ваша супруга тоже сама работает? - спросила она, откладывая в сторону последнюю книгу.
- Да. То есть она делает работу полегче, а копают грядки и поливают растения специально нанятые люди.
- Они работают у вас постоянно?
- Нет. Время от времени я приглашаю кого-нибудь из деревни.
- Погуляем по саду? - предложила мисс Джиллет.
- Как хотите. Но ведь вам нужно одеться - там прохладно. - Он оглядел надетый на мисс Джиллет довольно тонкий свитер.
- Ничего, мы быстро.
В саду мисс Джиллет оглядывалась по сторонам так же цепко, как и в доме.
- А что будет здесь? - спросила она, указывая на небольшой пустырь между двумя крыльями дома.
 Генри вздохнул.
- Здесь, как вы сами видите, идеальное место для плавательного бассейна. Может быть, бассейн - слишком большая и даже ненужная роскошь для мотеля, но мне хотелось бы его иметь. Может быть, со временем я превращу мотель в отель. Здесь совсем рядом река и красивый лес - там нет ни пляжей, ни ужасных полянок для пикников, так что любители природы с удовольствием останавливались бы здесь, хотя бы на три-четыре дня.
- А может быть, и на недельку-две, - подхватила с живостью мисс Джиллет. - Я считаю, что это замечательная идея. Но потребуются большие расходы.
- Вот именно, - мрачно подтвердил Генри.
- Я поговорю с одним своим знакомым, - сказала мисс Джиллет. - Он возглавляет компанию, которая занимается именно такими видами строительства. Его зовут... впрочем, нет, я, пожалуй, поговорю с другим своим знакомым, который специализируется на тех же видах строительства. - И она улыбнулась.
Генри слегка нахмурился. Что она, смеется над ним, что ли?
- Бассейн прекрасно сюда впишется, - задумчиво продолжала мисс Джиллет, оглядывая пустырь. - Можно даже сделать его какой-нибудь оригинальной формы. Я видела такой где-то - называется бассейн в форме почки. Вот тут его расположить - так вытянуть и так - а вот на этом месте можно сделать детский бассейн.
- Сладкие мечты, - сказал Генри несколько сухо. - Не знаю, будет ли мне это когда-нибудь по карману.
Мисс Джиллет улыбнулась и ничего не ответила. Генри заметил, что она слегка поежилась.
- Вам холодно, - заявил он решительно. - Надо вернуться в дом.
Она не стала спорить, и они снова вошли в холл. Мисс Джиллет протянула Генри руку.
- Спасибо вам за все, вы меня чудесно приняли, - сказала она. - Вы не думайте, я не забуду об этом. И вообще не забуду о том, что я вам здесь пообещала.
- Мне кажется, это странно, что вы приняли во мне такое участие.
- Но ведь и вы сразу же приняли во мне участие, когда еще совсем не знали меня, - возразила мисс Джиллет.
После некоторого раздумья Генри ответил:
- Нет, это совсем другое дело. Вы - женщина.
- Как приятно встретить рыцаря, - сказала мисс Джиллет и снова улыбнулась, в который уже раз за этот вечер. - Я непременно выполню все свои обещания. А сейчас, надеюсь, вы меня извините - я провела весь день за рулем и очень устала. Пойду к себе.
Она помахала ему рукой, поднимаясь по лестнице; в другой руке у нее был ключ. Генри успел заметить, что походка у нее пружинистая, обличающая привычку к спорту.
Когда на следующее утро он спустился вниз, мисс Джиллет уже уехала. По словам портье, она позавтракала, когда еще не было семи утра; завтрак, собственно, еще не подавали. Узнав об этом, девушка собралась уехать без завтрака, но портье, видевший, что накануне хозяин лично водил ее по всему мотелю и долго беседовал с ней, а потом угощал в баре за счет заведения, счел за благо вмешаться, и по его просьбе повар быстро приготовил специально для нее омлет с сыром и кофе.
- Она ничего не сказала? - спросил Генри.
Портье собрался ответить, но тут из кухни прибежал взволнованный повар.
- Эта мисс, для которой мы готовили завтрак, не взяла сдачу! - закричал он. - Она дала мне сто долларов, я пошел за сдачей, прихожу - ее нет, я думал, она вышла ненадолго и оставил сдачу на столе. Так она не пришла за ней! Она что, уже уехала? Может быть, она вспомнит про сдачу и вернется? Вот, возьмите.
- Как же я могу это взять? - запротестовал портье. - Может быть, она оставила чаевые?
- Со ста долларов?!
- Мне она тоже что-то дала, - портье сунул руку в карман и - извлек оттуда стодолларовую банкноту.
Генри внимательно смотрел и слушал.
- Двести долларов на чай при цене на комнату в двадцать два доллара, - сказал портье. - Сумасшедшая!
Генри молча повернулся и отправился в комнату, которую занимала мисс Джиллет. Но там ничего интересного не оказалось - только на столе лежала стодолларовая бумажка и краткая записка: "Для горничной. Спасибо за уборку".

Когда Алекс прибыл в Париж, там уже шел снег - еще осенний, крупный и мягкий, но все же снег. Несмотря на владевшее им лихорадочное нетерпение, Алекс все же остро ощутил, что впервые находится в одном из величайших городов мира и может приобщиться к его величию и культуре; кружевные очертания знаменитой башни очаровали его. Шиле это понравилось бы, решил он, эти необыкновенные пропорции, то, как естественно и органично возносится башня над городом, и эти клумбы внизу. Можно себе представить, какая здесь красота летом, если даже сейчас, поздней осенью, Париж был прекрасен.
В отеле, где он остановился, было полно американцев, и это заставило его почувствовать себя уверенней, потому что в городе почему-то мало кто говорил по-английски. В отеле, конечно, проблем не было, а вот в городе... Впрочем, в магазине Алексу удалось объясниться с продавцом, говорившем на довольно приличном немецком; он купил там Шиле красивое серебряное кольцо и бирюзовую шелковую блузку.
Вернувшись с покупками в отель, он перекусил и снова поднялся к себе в номер - ему надо было подумать.
Где искать Шилу, если предположить, что здесь нет никакой ошибки, что и он, и Джон правильно все рассчитали и она и в самом деле находится здесь, в этом городе?
Не такая уж это и трудная задача, подумал Алекс, предположить, где именно она может находиться, если она в Париже. Он достаточно хорошо знал Шилу и был совершено убежден, что угадает ее предпочтения.
Отправится ли она в Лувр? Несомненно. Но если принять во внимание сроки, то в Лувре она уже побывала - наверняка она отправилась туда сразу по прибытии. Куда она могла пойти потом? В картинные галереи? В театр? Слава Богу, в этом городе есть, на что посмотреть.
Завтра с утра он отправится работать - у него в Париже уйма дел. Несмотря на розыски Шилы, Алекс уже увлекся работой по организации своего будущего отдела, и все новые и новые идеи то и дело приходили ему в голову. Он собирался предложить партнерам кое-какие изменения - выгодные для них, но пока не особенно выгодные для компании самого Алекса. Однако он был убежден, что со временем экономический эффект будет гораздо выше; поскольку Роджерс дал ему полную свободу действий, именно с этого он и собирался начать. Значит, завтра он этим и займется, а вечером отправится в те места, где, по его мнению, должна находиться Шила, если она тоже приехала в Париж.
Конечно, дело это было заведомо почти безнадежное. Толпы туристов бродили по городу даже сейчас, хотя сезон закончился, а до начала нового было еще далеко, и если даже предположить, что Шила действительно окажется в том же самом месте, куда направится он, они запросто могут и не увидеться в толпе. Но у Алекса было какое-то странное ощущение. После того, как телефон в мотеле "Пестрая утка" зазвонил словно бы прямо в ответ на его неумелую молитву, ему казалось, хотя он старался об этом не думать, что какие-то высшие силы помогают ему в его поисках, и он даже забыл о так расстроившем его отказе сыщика Ричарда Уиллета. Если это суждено - то они с Шилой встретятся, если нет - ну что ж, так тому и быть, встретятся позже.
Была и еще одна причина, по которой Алекс твердо решил не расстраиваться, если не найдет Шилу в Париже. Он вдруг вспомнил о письме, оставленном в австрийском банке. А что, если Шила нашла это письмо и теперь звонит ему и разыскивает его? Ну вдруг? А он в это время бегает тут по картинным галереям! Лучше уж покончить поскорее с делами, сходить для очистки совести в несколько мест и вернуться в Нью-Йорк, сидеть там на телефоне. Что еще он мог поделать? Не бегать же по кафе и не искать там снежинки на всех подряд меню?
Если бы он хотя бы говорил по-французски, он обзвонил бы отели и спросил бы, не останавливалась ли у них мисс Бэйзл. Кстати, не такая уж и плохая идея! Отелей множество, но Шила, если она здесь, остановилась, конечно, в одном из самых дорогих - в мотелях ей понравилось, но не до такой же степени. Поэтому можно взять справочник и обзвонить хотя бы самые дорогие отели, и с языком особых проблем нет - в отелях все понимают английский.
Правда, у него были сомнения, касающиеся ее имени. После разговора с Минлентами, считал Алекс, смело можно было сделать вывод о том, что Шила не назвала своего настоящего имени. Если они не помнят, с кем они здоровались в холле отеля "Импайер", то уж имя ее они должны были вспомнить! Между прочим, тогда все это ему показалось очень странным, а теперь, по прошествии времени, уже казалось простым: они люди далеко не молодые, запросто могли забыть, что встретили в "Импайер" знакомую. Когда Алекс подумал об этом, на мгновение к нему вернулось прежнее твердое ощущение того, что все это очень странно, что разгадка заключается именно в этом, что если он поймет, почему лорд и леди Минлент не признали, что встретили в "Импайер" знакомую, то сразу же найдет Шилу. Но потом это прошло, и он снова решил, что ничего особенно странного в этом нет, - бывает и не такое. Пожилые люди, к тому же явно расстроенные какими-то семейными неприятностями, забыли что-то - это случается сплошь и рядом. Шила назвалась выдуманным именем - что ж, вероятно, у нее были на этот счет свои причины, и он обязательно выяснит, какие именно.
Идея со звонками по отелям была хороша еще и потому, что можно было делать это всю ночь - в отелях дежурство круглосуточное.
Воспрянув духом, Алекс без особого труда раздобыл справочник парижских гостиниц на английском языке, принял душ, переоделся в пижаму и уселся на телефон.
Нельзя сказать, что ему удалось добиться успеха. Но и надежда тоже появилась: в отеле "Луара" ему сказали, что у них остановилась американка, некая мисс Бэзили. Фамилия была немного другая, но Алекс заподозрил, что французы просто не могут правильно выговорить ту фамилию, под которой он знал Шилу и которой она запросто могла снова воспользоваться. Он попытался было расспросить портье, как выглядит эта американка, но она поселилась в свой номер не в его смену, так что он не знал. Выход был только один: поехать в отель, подстеречь американку и познакомиться с ней.
Этот маленький успех совершенно уничтожил его благие намерения отправиться с утра на работу; утро следующего дня застало его в "Луаре". Отель был просто прелестный: шикарный и в то же время уютный. Алекс обратился к человеку за стойкой, и тот быстро отыскал американскую гостью с такой фамилией.
- Номер двести два, месье. Второй этаж.
Поблагодарив, Алекс направился к лифту. При мысли о том, что за дверью номера двести два может оказаться Шила, он почувствовал, что у него слабеют колени. Впрочем, это было маловероятно: портье сказал ему, что дама приехала только позавчера. По срокам не совпадало.
У номера двести два он на несколько секунд остановился, переводя дух. Даже если здесь ошибка, вряд ли эта мисс Бэзили будет на него в большой претензии. Как-никак, она его соотечественница.
Он постучал в дверь, и она тотчас распахнулась. Алекс уставился на открывшую дверь девушку.
- Мисс Бэзили?
- Да.
Разочарование, которое он испытал, походило на удар; только сейчас он понял, как сильно надеялся увидеть Шилу. Теперь надо было извиниться и уйти, но он только стоял, глупо тараща глаза на высокую брюнетку лет тридцати, которая с улыбкой смотрела на него, спокойно ожидая развития событий. Поняв, что вряд ли дождется, мисс Бэзили взяла иницитиву в свои руки.
- Американец?
- Да, - пробормотал Алекс.
- Ну, проходите.
Алекс вошел в ее номер. Хозяйка жестом предложила ему сесть, но он отрицательно покачал головой.
- Меня и в самом деле зовут мисс Бэзили, Энн Бэзили. Теперь у вас есть передо мной преимущество, потому что ваше имя мне неизвестно.
- Алекс Кинтер, - машинально ответил Алекс.
- Очень хорошо. Чем обязана?
- Извините меня, пожалуйста, - наконец придя в себя, заговорил Алекс. - Я разыскиваю в Париже одну свою знакомую. Ее зовут мисс Бэйзл. Я обзванивал отели и подумал, что, может быть, французы просто не могут правильно выговорить ее фамилию.
- Вы что, даже не знаете, в каком именно отеле она остановилась?
- Я даже не уверен, что она в Париже.
Мисс Бэзили пожала плечами.
- Очень жаль вас разочаровывать, - сказала она. - Но мою фамилию здесь выговаривают совершенно правильно. Вы могли сами заметить, что она немного похожа на французскую. Мой дед был француз.
- Именно потому, что она похожа на французскую, я и подумал было, что это просто переиначенная американская фамилия. Извините меня, пожалуйста, за беспокойство.
- Никакого беспокойства, - ответила Энн. - Надеюсь, что это какая-нибудь любовная история. И надеюсь, что она закончится свадьбой.
- Непременно закончится, - пообещал Алекс. - Уж об этом я позабочусь. - И он поднялся.
Энн проводила его до двери и еще раз пожелала ему удачи, но настроение у Алекса сильно испортилось. В глубокой задумчивости он ждал лифта. Лифт спустился сверху, с пятого этажа, и в нем находился всего один пассажир. Алекс мельком заметил, что на нем симпатичная мягкая куртка в зеленую и желтую полоску, явно довольно дорогая, украшенная биркой с силуэтом Манхэттена. Сколько же в этом городе американцев, подумал он.
Пассажир, видимо, тоже признал соотечественника.
- Американец? - улыбаясь, спросил он.
Алекс кивнул. Настроения поддерживать разговор не было; его спутник, видимо, понял это и ничего больше не сказал. Лишь когда они вышли из лифта и Алекс пошел к выходу, незнакомец, остановившись возле стойки портье, с улыбкой проговорил:
- Желаю вам приятно провести день.
- И вам того же, - вежливо ответил Алекс и вышел на парижскую улицу, где бродили запахи свежевыпеченного хлеба и кофе.

ГЛАВА ШЕСТАЯ. БАССЕЙН

Генри попытался дозвониться в Нью-Йорк Дику Уиллету, но ему сказали, что сыщик уехал в Европу. Оставив сообщение с просьбой позвонить ему, Генри сделал еще одну попытку - на сей раз поговорить с леди Беатой Сатерленд, но его снова ждала неудача - леди Беата также находилась в отъезде. Она то и дело куда-то ездила.
Прошло три дня, и Генри начал думать, что, может быть, он поторопился беспокоить Дика и леди Беату - в конце концов, ничего страшного не случилось, хотя рассказать им о визите мисс Джиллет, конечно, следовало. Он просто поставит Дика в известность - а какие сделать выводы и делать ли их вообще, это уж сыщику виднее.
На четвертый день после отъезда мисс Джиллет, когда персонал мотеля только начал приходить в себя от радости после полученных от нее щедрых чаевых, в "Скорлупку" прибыл еще один гость. Он приехал на роскошной машине, новеньком "БМВ", и сразу же спросил хозяина мотеля.
Генри вышел к нему, оторвавшись от своих расчетов - в конце каждой недели он подводил итоги.
- Моя фамилия Веллит, - внушительно сказал гость, солидный, немного похожий на индюка мужчина лет сорока пяти в строгом сером костюме и сорочке в узкую серую полосочку. - Я представитель компании "Вита лимитед". Мы специализируемся на строительстве водоемов. Меня направили к вам, чтобы обсудить возможность строительства бассейна возле мотеля.
- Это ошибка, мистер Веллит, - удивленно сказал Генри. - Может быть, вам нужен другой мотель?
- Нет, мне нужен именно ваш мотель, мотель "Скорлупка".
- Но я не вызывал вас!
- А я и не сказал, что вы меня вызывали. Я сказал, что меня к вам направили - и так оно и было.
- Но я просто понятия не имею, сколько пройдет времени, прежде чем я действительно смогу себе позволить сделать этот несчастный бассейн!
- Пусть вас это не беспокоит, - сказал важный мистер Веллит. - Я собираюсь осмотреть место и составить примерную смету - по времени и стоимости - а за это я никаких денег не беру. Раз уж я здесь, как вам кажется, может быть, было бы разумно воспользоваться этим?
- Но кто вас надоумил ко мне приехать?
- Простите, как вас зовут? А то так очень неудобно разговаривать.
- Виноват, мистер Веллит. Я и в самом деле забыл представиться - это от неожиданности. Генри Стиннен.
- Очень хорошо, мистер Стиннен. Меня направила к вам клиентка, она говорила о том, что ей очень понравился ваш мотель. Возможно, что со временем она захочет купить его, поэтому сейчас заинтересована в том, чтобы дела здесь шли как можно лучше.
- Но я не собираюсь продавать мотель!
- Да, у нее тоже создалось такое впечатление, поэтому она и не стала задавать вам этот вопрос. Но ведь все имеет свою цену, мистер Стиннен! Возможно, вам предложат столько, что отказываться будет попросту нелепо. Может такое быть, как вам кажется?
- Может, - подумав, ответил Генри. - Я купил бы тогда небольшой дом, непременно с садом, - для жены.
- Пусть ваша жена, не откладывая этого слишком надолго, займется садом уже сейчас, - сказал Веллит, доставая с некоторым трудом с заднего сиденья своей машины огромный пакет. - Вот это для нее. И будьте любезны, позовите кого-нибудь из рабочих.
Генри взял пакет у него из рук и едва не согнулся пополам - пакет был страшно тяжелый. Положив его на широкую скамью у входа, на которой его гости обычно ждали, пока их машину подгонят из гаража, Генри надорвал светло-коричневую бумагу. В пакете лежали роскошные книги по искусству цветоводства и икэбане.
Он уставился на книги.
- Позовите, пожалуйста, кого-нибудь из рабочих, мистер Стиннен, - повторил Веллит с некоторым нетерпением, открывая багажник своей машины. - Я не потащу это все один.
- Что у вас там? - спросил Генри.
- Не знаю. Наша клиентка просила передать.
Но Генри уже понял, что лежит в багажнике. Он позвал официантов, они забрали несколько объемистых сумок, которые брезгливо достал из багажника Веллит, и отнесли в мотель; войдя со своим новым гостем в холл, Генри увидел, что из сумок уже достали три великолепных медных чайника с деревянными ручками, а также блестящее старинное ведерко для угля, изящную медную кочергу и каминные щипцы. Вещи были старинные, красивые, какие-то основательные и явно очень дорогие.
Совершенно растерявшись, Генри провел своего гостя в бар, где предложил ему выпить чего-нибудь прохладительного. Веллит попросил апельсинового сока, но отпил всего глоток, заявив, что ему некогда и хотелось бы как можно скорее пройти в сад и посмотреть место для предполагаемого бассейна.
- Послушайте, - ведя его к пустырю, растерянно говорил Генри. - Но я не могу сейчас строить бассейн, никак не могу. Октябрь! В ближайшее время не стоит особенно ждать выручки!
- Я же сказал, это не ваша забота, - отвечал Веллит, внимательно оглядываясь по сторонам. - Наша фирма предоставит вам хороший кредит на выплату, если понадобится, и без всяких процентов. Это здесь? - тон у него вдруг изменился.
- Да.
- Просто отлично. Поздравляю вас. Место и в самом деле очень хорошее. Значит, отсюда поведем сюда... прекрасно! Просто прекрасно! Как по заказу! - От важности и величавого спокойствия Веллита ничего не осталось, он сразу же увлекся делом. - Так! Почвы здесь рыхлые, поэтому, с одной стороны, рыть котлован будет несложно, но с другой - потребуется хорошее укрепление стенок. И система водоснабжения в отеле тоже очень удачно расположена, я уже обратил внимание. Когда я учился в колледже, - добавил он, и на лице его впервые появилось что-то похожее на улыбку, - нам показывали поначалу именно такие варианты, как ваш. Все как в учебнике. Сейчас я начерно подсчитаю, во что это обойдется, - он сел на первую попавшуюся скамейку и углубился в какие-то листки, а Генри, уже понявший, что возражать бесполезно, только обреченно стоял рядом.
- Рытье котлована, - бормотал Веллит. - Вывоз земли. Проведение системы труб. Укрепление стен. Система очистки. Отделочные работы - если ставить лучшую облицовочную плитку.
- Не надо лучшую, - пискнул Генри.
- Разровнять площадку вокруг, - не слушая, продолжал бормотать Веллит. - Часть тоже уложить плиткой. Хорошей плиткой для облицовки пола, чуть пористой. Так. Приобрести машинку для еженощной очистки дна. Так. Навес. Система подогрева воды...
Генри сел рядом. У него уже не было сил возражать, и он только изумленно смотрел на Веллита. Так прошло еще около десяти минут. Наконец, Веллит поставил жирную точку и поднял глаза на Генри.
- Все вместе обойдется вам примерно в пять с половиной тысяч долларов.
- Во сколько обойдется?! - воскликнул Генри.
- Пять с половиной тысяч долларов. Ну, может, шесть.
- Вы смеетесь надо мной?
- И в мыслях не имел. Если и эта сумма для вас обременительна, мы охотно дадим вам большой кредит.
- Нет, - сказал Генри. - Эта сумма для меня вовсе не обременительна. Но я ни за что не свяжусь с вашей компанией. Только мошенник может сделать подобное предложение. Извините меня. Я вовсе не считаю вас мошенником, я считаю, что здесь что-то не то. Я, может быть, и не слишком хороший бизнесмен, но я достаточно хорошо соображаю, чтобы опасаться дешевки. В таком случае можно быть уверенным: или от тебя чего-то хотят, так сказать, по большому счету, или собираются взять аванс и - ищи ветра в поле!
- Мы готовы начать работу хоть завтра, не взяв с вас ни единого цента предоплаты, - твердо сказал Веллит, снова обретая чувство собственного достоинства и становясь похожим на надутого индюка. - Уверяю вас, здесь все чисто. Наша клиентка, по поручению которой я сюда прибыл, предоставит нашей компании крупный и выгодный заказ, о чем мы уже договорились и подписали все необходимые бумаги. Единственная просьба, с которой она к нам обратилась, - это выполнить работы по строительству бассейна в вашем мотеле по самой низкой цене.
- Вашу клиентку зовут мисс Джиллет? - спросил Генри.
- Кажется, да, - немного поколебавшись, ответил Веллит. - С ней самой договаривался не я, меня просто направили к вам, так что не могу ответить вам точно, но мне кажется, имя то самое. Она объяснила, что со временем, скорее всего, сделает вам предложение о продаже, а поскольку она не одна будет покупать мотель, а с партнерами, ей нужно будет убедить их в выгодности такой покупки. Поэтому она хочет, чтобы мотель приобрел наилучший вид и приносил на момент продажи максимальную прибыль. Мы не только готовы, а рады пойти ей навстречу - нам это выгодно.
Генри покачал головой.
 - На первый взгляд это звучит убедительно, - сказал он. - И я не стану притворяться, что так уж хорошо знаю, что почем. Но все же я не могу не понимать, что одна только плитка, которая нужна, чтобы выложить бассейн и площадку вокруг него, стоит гораздо дороже той суммы, которую вы назвали.
Веллит внимательно посмотрел на него, и на лице его опять появилось что-то похожее на улыбку.
- Посмотрите, мистер Стиннен, - подчеркнуто уважительно сказал он, вынимая из портфеля какие-то бумаги. - Вот конракт. Я готов подписать его немедленно - а вы подпишете со своей стороны. Какая сумма будет с вас причитаться - это, в конце концов, наша забота. Лишь бы она не показалась вам слишком крупной, правда? Ну вот и хорошо. Подпишите, я дружески советую это вам, подпишите контракт.
Генри прочел контракт. Компания "Вита лимитед" брала на себя обязательство построить на его участке бассейн в трехмесячный срок, а он должен был уплатить компании пять с половиной тысяч долларов. Срок уплаты не был проставлен - в контракте было оставлено место.
- Можете вписать сюда любой срок, какой вам удобен, - сказал Веллит, наблюдая за Генри. - Если вы произведете оплату через год, нас это не обидит. Можете проставить также условия кредита.
Генри внимательно читал перечень работ. Составитель контракта ничего не забыл - когда условия соглашения будут выполнены, мотель украсится превосходным бассейном с площадкой для отдыха и даже станет похож на отель для туристов.
Он задумался. Что он теряет? Может ли быть, что эта мисс Джиллет и в самом деле собирается купить его мотель? Может. Недаром она так пристально его рассматривала. Убедить в этом Генри было нетрудно - он любил свой мотель, так что ему легко было поверить в то, что кто-то им хочет завладеть. Неужели она сама собирается доплачивать необходимую сумму? А если потом раздумает покупать?
Решившись, он быстро поставил над прочерком срок "три месяца" и подписал контракт. Веллит пожал ему руку и, явно очень довольный, стал складывать бумаги обратно в портфель.
- Я мог бы заплатить вам прямо сейчас, но я хочу сначала посмотреть, как пойдут работы, - сказал Генри.
- Не беспокойтесь об этом, - в третий раз повторил Веллит. - Ну, спасибо вам. Я рад, что все так хорошо устроилось. Мне пора.
- Вот об этом прошу вас даже не заикаться, - твердо сказал Генри. - Ваша машина в гараже, ее осматривают мои механики. Машину проверят, помоют и зальют бензином. А мы с вами отправляемся в ресторан - обед уже готов.
- Ну что же, раз вы так настаиваете, спасибо, - слегка оттаивая, произнес Веллит. - Только, если можно, недолго, - я и в самом деле тороплюсь.
- Обед будет сию минуту.
Однако Генри ошибся - весь персонал ресторана в полном составе усиленно надраивал чайники. Увидев, что хозяин привел гостя, повар ахнул, бросил бархотку, которой начищал бок самого большого чайника, и помчался на кухню. За ним по пятам бежал официант.
Пришлось подождать, но недолго: салаты подали уже через пять минут. Важный мистер Веллит, как и все гости, воздал должное искусству поваров "Скорлупки", хотя и был весьма сдержан в своих похвалах. После обеда, еще раз пожав Генри руку и выразив свое удовлетворение по поводу совершенной сделки, он уехал.
Глядя вслед исчезавшему в дорожной пыли БМВ, Генри вдруг вспомнил, что сумма в пять с половиной тысяч долларов была внесена в договор еще до того, как странный гость сделал свои подсчеты.

Дик Уиллет очень любил путешествовать и, приезжая в какой-то город, старался всегда останавливаться в разных отелях. Отели интересовали его, они были естественно включены в живую ткань города, и он старался увидеть их как можно больше. Собственно, отель, в котором живет гость, обязательно оставляет часть впечатлений о поездке, а их - впечатления - нужно разнообразить.
На сей раз он выбрал "Луару" - отель был дорогой, но он мог себе это позволить, а атмосфера здесь была довольно своеобразная. Роскошь сочеталась с почти домашним уютом - не всегда органично, но, во всяком случае, интересно.
Он уже знал, в каком колледже учится Клара Минлент, и прямо с утра отправился туда. Однако Клара была на занятиях, а правила в колледже были довольно строгие. Не желая подводить девушку, Дик ушел, пообещав вернуться к часу дня, к перерыву.
Оставшееся время можно было использовать, отыскав брата-близнеца. Исключить из расследования эту линию - с братом-близнецом - было голубой мечтой Дика Уиллета. Уж очень сложным и запутанным станет дело о шкатулке Моцарта, если и в самом деле будут основания заподозрить, что в мотель приезжал не сам Александр Джонсон, а его брат-близнец. Впрочем, после того, как выяснилось несовпадение дат, решил Дик, если еще выяснится и то, что это был брат-близнец, а не сам Джонсон, можно будет предположить, что эти два события - синее трюмо и пропажа шкатулки - никак не связаны между собой. Уже легче.
Он решительно направился в ближайшее полицейское управление. Французский язык Дик знал неплохо, но это ему не понадобилось, так как его французские коллеги говорили по-английски. Поняв, что ему нужно, они в два счета навели необходимые справки. Дик с удовольствием узнал, что школа-студия, в которой преподает американский подданный Стив Джонсон, находится чуть ли не за углом.
На всякий случай он спросил, нет ли в полиции чего-нибудь интересного на эту школу. Нет, ответили ему, там все тихо. И все же кое-какая интересная информация полицейским была известна и сильно огорчила Дика: оказывается, все в школе знали, что родной брат Джонсона собирается стать мэром Нью-Йорка; знали об этом и в полиции.
- Они близнецы, - рассказывал Дику полицейский, который говорил по-английски лучше всех. - Но Джонсон не проявляет никаких признаков огорчения по поводу того, что его брат достиг большего. Хотя разница в их положении довольно значительная.
- Он в последнее время выезжал из Франции?
- Не знаю. У нас нет никаких оснований следить за ним.
- А Александра Джонсона вы знаете?
- Нет. Никогда его не видел. Насколько мне известно, он ни разу не приезжал в Париж. Впрочем, мог приезжать раньше, до того, как стал известен.
Дик поблагодарил, выслушал указания, которые должны были привести его к школе-студии, поблагодарил еще раз и отправился в указанном ему направлении очень медленно. Ему надо было подумать.
Итак, здесь знают о высоком положении брата Стива Джонсона. Значит, ему следует соблюдать осторожность. Самое лучшее - это просто посмотреть на него издали; расспрашивать нельзя! Может быть, удастся побеседовать с ним наедине. Слава Богу, нет проблем с узнаванием: никого не спрашивая, он мог легко узнать Стива Джонсона в лицо, поскольку хорошо помнил, как выглядит его брат.
Перед школой он остановился и слегка разлохматил себе волосы. Критически оглядев свое отражение в стеклянной двери, он пришел к выводу, что в своей яркой, болотно-зеленой с желтым куртке вполне сойдет за художника, или по крайней мере за человека, близкого к искусству.
Внутри школы было совершенно пустынно - вероятно, шли занятия. Дик наугад пошел по коридору. Одна из дверей приоткрылась, оттуда вышел какой-то длинный, нечесаный молодой парень в испятнанном краской белом рабочем халате.
- Где Стив Джонсон? - коротко спросил Дик Уиллет, вспоминая ту особую простоту обращения, которая принята в студенческие годы.
- Тут, - так же кратко ответил парень, ткнув пальцев в ту самую дверь, из которой вышел, и поспешно убежал куда-то.
Дик заглянул в щелочку приоткрытой двери. Человек пятнадцать молча сидели и рисовали - очевидно, со стоявшего перед ними гипсового торса. Они совершенно ушли в работу и не обращали ни на что никакого внимания. Дик тихонько прикотрыл дверь и вошел внутрь, но и тут не удостоился ни от кого даже взгляда.
Он медленно пошел вдоль рисующих, решив, что если его спросят, что он тут делает, то он просто скажет, что разыскивает кого-то, и назовет первое попавшееся имя. Но, видимо, появление в аудиториях посторонних было тут самым обычным делом - никто Диком не интересовался.
Медленно, стараясь все же вести себя как можно тише и спокойнее, Дик прошел по всему залу. Ни один человек из тех, что рисовали на своих мольбертах, совершенно не был похож на Александра Джонсона - ни малейшего сходства. Закончив прогулку, Дик для очистки совести проделал ее еще раз. Ошибка исключалась.
Так же медленно он вышел в коридор и остановился. Если бы он спросил, где искать Стива Джонсона, и ему, например, ответили бы "В пятнадцатой аудитории", это было бы одно дело. Может быть, Джонсон ненадолго вышел или вообще не пришел в этот день в школу-студию. Но человек, который сказал ему, где Стив, на его глазах вышел из той самой комнаты. Мог ли он не заметить, что на самом деле Стива там нет, и сказать "Он тут" случайно? Нет, это крайне маловероятно.
Дик встревожился. Больше всего ему не нравилась в этой истории фамилия Джонсон - уж очень она была распространенная. Стивов среди американцев тоже совсем немало. Или кто-то умышленно занял место Стива Джонсона, или произошла какая-то ошибка, что вполне вероятно при таком распространенном имени, и это совсем другой Стив Джонсон. Но ведь и дома, в Нью-Йорке, официальные источники сообщили ему, что он преподает и работает над своими картинами именно в этой школе-студии, и местная полиция сказала то же самое.
Этого только не хватало, сердился Дик. Он так настроился на то, чтобы разобраться в Париже с этим братом-близнецом и наконец успокоиться, что это новое осложнение казалось ему удивительно неуместным. Особенно его раздражала невозможность действовать открыто. Но иного пути не было: Генри и леди Беата доверились ему, он как бы пообещал им оберегать Александра Джонсона от неприятностей. К тому же в нем заговорило и собственное гражданское чувство: Дик любил свой город и очень хотел, чтобы именно Джонсон стал мэром. И история с синим трюмо нисколько не поколебала в нем этого желания.
Единственное, что он мог теперь сделать, - это вернуться в Нью-Йорк и еще раз попросить Медведя навести справки о Стиве Джонсоне. Надо надеяться, что здесь не было никакой неприятной или кровавой истории с подменой близнецов и прочим - Дик отмахнулся от этой мысли. Но разобраться надо, черт возьми!
В пустом коридоре появился другой студент, и опять в измазанном краской халате. Внешне он совершенно не походил на того, к которому Дик обратился раньше, но в чем-то они все же были схожи: в их глазах было одинаковое, какое-то сумасшедше-задумчивое выражение. Студент не обратил на Дика никакого внимания и уже прошел было мимо, но Дик окликнул его:
- Простите, вы не скажете, где мне найти Стива Джонсона?
- Он здесь, - кратко ответил студент, показывая на дверь все той же комнаты, и опять собрался бежать дальше.
- Сейчас ведь идут занятия? - снова остановил его Дик.
- Да. Но вы можете войти, только ведите себя тише. Его место у самого окна, справа.
Дик заглянул в щель.
- Не вижу, - сказал он неуверенно.
Студент подошел сзади и тоже посмотрел.
- Да вот же он сидит. Вот там, видите, в оранжевой рубашке.
- Ах да, вы правы, спасибо.
Парень кивнул головой и умчался, даже не посмотрев, будет ли Дик заходить в аудиторию, и ничуть более не интересуясь происходящим. Дик же быстро вышел на улицу.
Когда они заглядывали в дверь, человек в оранжевой рубашке, сидевший у окна, отвернулся, но это было неважно: во время своей прогулки по аудитории Дик прекрасно разглядел его лицо, и точно знал, что это не Стив Джонсон. Да и волосы у него были совсем другие: Александр Джонсон был темный шатен, а этот человек - почти блондин.
Придется подумать об этом позже, решил Дик. Сейчас, наконец, наступило время встретиться с Кларой Минлент.
Девушка уже знала, что во время перерыва к ней придут побеседовать, и ждала его в специальной комнате колледжа, отведенной для встреч с гостями. Дик с удовольствием ощутил пожатие ее руки - крепкое, изначально дружеское. Она внимательно рассматривала его, но в этом не было ничего невежливого или назойливого.
- Смотрите не забудьте сказать, откуда вы, - попросила она, пожимая Дику руку.
- Откровенно говоря, я из полиции, - сказал Дик Уиллет. - Мы все еще разыскиваем вашу шкатулку Моцарта.
- Вашу шкатулку Моцарта - это замечательно, - с некоторой иронией ответила Клара.
- Шкатулку, которая некогда якобы принадлежала великому Моцарту, а теперь принадлежит вам по завещанию вашего деда, если вам угодно, - поправился Дик Уиллет и подумал, что эта молодая особа - не без ехидства. И чувство слова у нее явно развито - это хорошо.
- И как подвигаются поиски? - спросила Клара.
- По-разному. Занимаюсь ими я сам. Меня зовут Ричард Уиллет. Просто Дик.
Клара кивнула и села на одно из кресел, стоявших вдоль стены. Дик сел с нею рядом, думая, какой бы ей задать вопрос.
- Со мной уже беседовала полиция, - так и не дождавшись вопроса, сказала Клара; Дику показалось, что она немного встревожилась. - Я рассказала все, что знала. Скажу вам сразу же и совершенно откровенно, мистер Уиллет: я не верю, что вам удастся найти шкатулку.
- Просто Дик, - поправил Дик. - Почему?
Клара пожала плечами; плечи у нее были красивые.
- Просто потому, что, как мне кажется, в таких случаях украденную вещь либо находят сразу, либо не находят вовсе.
- Отчасти вы правы. Но я все-таки попробую шкатулку разыскать. Мне кажется, что она не покидала пределов Америки.
- Почему вы так думаете? - быстро спросила Клара.
- У меня есть для этого основания, - уклонился от прямого ответа Дик. - Вы разрешите мне задать вам несколько вопросов?
Клара помедлила.
- Пожалуйста.
- Скажите, - начал Дик, - найденный около двери белый мужской шарф принадлежал вам?
- Мне? С чего это вы взяли?
- Ваша мать сказала, что видела его среди ваших покупок в вашей комнате.
- Мама? - удивилась Клара. - Видела в моей комнате?
- Она не уверена, - признался Дик. - Но ей кажется, что однажды, когда она зашла к вам посмотреть покупки, среди этих покупок был белый шелковый шарф, он лежал еще в упаковке.
- Мистер Уиллет... Дик! - сказала Клара. - Если я хожу по магазинам, я покупаю сразу много. Среди моих покупок может быть все, что угодно. Но мужских вещей я не имею обыкновения носить. Это не мой стиль. Кроме того, белый - очень распространенный цвет. Это могла быть какая-нибудь блузка или что-то из белья, а маме показалось... - Она замолчала.
Дик внимательно слушал. В конце концов, с молодыми девушками бывает всякое - он знал по опыту, как мало можно полагаться на их слова. Может быть, Клара купила подарок какому-то мужчине и совсем не хочет, чтобы об этом узнала ее мать. В таком случае ее волнение не значит ничего. И скорее всего, так оно и есть: если бы Клара имела какое-то отношение к похищению шкатулки, то беспокоиться ей было бы нечего: грабители с таким же успехом могли оставить и ее шарф, и любой другой, это не доказательство и даже не улика.
- Ну хорошо, - сказал он вслух. - До того, как шкатулку похитили, вы были в Вашингтоне? Могу я спросить, с кем?
- До того, как шкатулку похитили, я была в Вашингтоне. Я была там не одна. Сообщать вам, с кем я была, я не собираюсь - вам придется либо поверить мне, либо нет.
Дик улыбнулся. Ну слава Богу!
- Ваш отец, - сказал он доверительно, - рассказал мне о том, что они с леди Минлент хотели бы, чтобы вы вышли замуж за какого-то их знакомого. Я сразу подумал, что у вас, наверное, должна быть иная точка зрения на это дело.
Клара нахмурилась было, но потом рассмеялась.
- Папа и мама смотрят со своей позиции, - сказала она мягко. Было видно, что она не хочет обижать родителей. - Они стараются вовсе не для себя. Они всегда делали для меня все, что считали нужным, старались строить мою жизнь так, как, по их мнению, ее следовало строить, - голос у нее чуть напрягся, и Дик снова внимательно посмотрел на нее. Клара сидела чуть отвернувшись, смотрела в сторону. Должно быть, нелегкое это дело - расти в такой вот семье, где главным считается соблюдение приличий, где все помешаны на своем происхождении и желании вечно пускать пыть в глаза.
- Скажите, - спросил он, - а вы знали, что ваш отец подумывал о том, чтобы продать шкатулку Моцарта?
Клара кивнула.
- Знала. По правде говоря, денег у нас совсем не осталось. Если бы мама и папа услышали, как я говорю вам это, с ними бы истерика случилась и они никогда не простили бы мне. Но я думаю, что вы не проговоритесь.
- Ни в коем случае.
- Папа считал, что мне обязательно следует жить в достатке. Он не виноват - его самого так воспитали. Если я говорила, что смогу сама работать и зарабатывать, он отвечал, что это даже не смешно. О том, чтобы жить скромнее и хотя бы отпустить прислугу, он и слышать не хотел.
- А вас это мало занимает?
 Клара пожала плечами.
- Занимает. Но больше потому, что шкатулка это дедушкина. Я... очень его любила.
Дик немного помолчал, стараясь дать ей понять, как он ценит это признание. Эта девушка явно не имела привычки говорить о своих чувствах - она сделала ему честь.
- Мне действительно очень жаль, - сказал он серьезно. - Я сделаю все, что от меня зависит, чтобы разыскать ее.
Клара хотела что-то сказать, но передумала.
- Мисс Минлент, - сказал Дик. - Вы не хотите, чтобы ваша шкатулка была найдена?
- Я просто не верю в то, что ее можно найти, - ответила Клара. - Я не люблю пробуждать в себе лишние надежды - это иногда потом плохо аукается.
- Вы знали о том, что в шкатулке были перстень и письмо Моцарта?
- Конечно, знала, - удивленно ответила Клара. - Само собой разумеется.
- А вы знаете, что их уже продали на аукционе в Вене?
Клара застыла, зрачки у нее чуть расширились, белая от природы кожа побелела еще больше.
- Нет.
- Письмо и перстень проданы с аукциона, - сказал Дик, наблюдая за ней. - Об этом писали венские газеты.
- И что же?
 Дик пожал плечами.
- Ничего. Мне просто показалось странным, что речь идет только о поисках шкатулки, а вы даже не вспоминаете о перстне и письме.
- Я просто имела в виду сразу же и шкатулку, и ее содержимое, - быстро ответила Клара.
Дик встал, прошелся по комнате.
- Скажите, - неожиданно спросил он, - а нет ли кого-нибудь... например, ваша мама... я имею в виду даму старшего возраста, с которой вы могли бы поговорить откровенно и посоветоваться о своих личных делах?
- Нет.
Дик огорчился. Все-таки она еще совсем молодая, хотя выглядит старше своих лет и явно не трусит.
- Тогда, может быть, у вас есть какая-нибудь хорошая подруга... близкая вам по возрасту, с которой вы могли бы посоветоваться в трудную минуту?
- Есть, - сказала Клара, и по тону ее сразу чувствовалось, как она любит эту подругу.
- Она француженка?
- Наполовину. Наполовину француженка, наполовину американка.
- Она здесь?
- Да, она тоже здесь учится. И она тоже из обедневшего аристократического рода, поэтому хорошо понимает все мои проблемы. Ей пришлось бы с занудами-родителями еще хуже, но у нее счастливый дар видеть вокруг себя только хорошее. Она и меня своим оптимизмом заразила, во всем меня поддерживает. Недавно дала мне просто замечательный совет - я думаю, я всю жизнь буду ей за него благодарна! - неудержимо рассказывала Клара. Дик удивился: сначала она не показалась ему многословной.
- Хорошо, - сказал он, подавив желание спросить, что же это был за совет. Она все равно не скажет. - Я рад за вас! Мне показалось, что ваша мать...
- Маме приходится нелегко, - перебила Клара. - Ей не до меня. Быть бедным гораздо труднее, чем стараться выглядеть богатым.
- Как вы сказали? - удивился Дик Уиллет. - "Быть бедным гораздо труднее, чем стараться выглядеть богатым"? Вы знаете, это замечательно сказано, - у этой девушки есть чувство слова, снова отметил он про себя, и спросил. - Что вы изучаете в колледже?
- Современную французскую литературу.
Так и есть.
- Читаете по-французски?
- Да. И читаю, и говорю.
- Вы сами хотели учиться именно в этом колледже?
Клара печально покачала головой.
- Папа и мама выбирали подешевле. А поскольку упоминать о том, что я учусь в недорогом колледже, было нельзя, они и услали меня подальше.
- Но ведь, как я понял, вы занимаетесь именно тем, что вам по душе?
- Не совсем, - медленно ответила Клара. - Но у меня еще все впереди.
Дик, улыбаясь, смотрел на нее. Воплощение прекрасной самоуверенной юности! У нее еще все впереди... Могла ли она сама украсть свою собственную шкатулку? Но тогда почему ее так поразило известие о том, что содержимое шкатулки уже продано с аукциона? Оно просто потрясло ее, это было видно, несмотря на все ее самообладание. Самообладание, кстати, завидное; впрочем, ее же с детства учили этому, вспомнил Дик.
Нет, решил он. Скорее, дело в том, что она что-то знает. Или что-то подозревает. Что-то здесь нечисто. Но если Клара замешана в этом деле, то в чем состоит его, Дика, миссия? Для кого он должен разыскать шкатулку? Для Медведя?
Клара тоже молча размышляла. У него создалось впечатление, что она не нарушает молчания вовсе не из вежливости, а потому, что и ей есть, о чем подумать.
- Вы знаете Александра Джонсона? - внезапно спросил Дик.
- Джонсона? - тревожно переспросила Клара. - Который баллотируется в мэры? Нет. А что?
- Я просто спросил.
- Просто спросили? - на сей раз Клара проявила столь явные признаки беспокойства, что сомнений в этом уже просто быть не могло. - Что значит просто спросили? Он что - имеет какое-то отношение к моей шкатулке?
- Отчего вы так разволновались?
- Просто странно. Вы приходите насчет шкатулки Моцарта, а потом вдруг спрашиваете о Джонсоне. Причем здесь Джонсон?
- Я просто знаю, что вы принадлежите к самым высшим кругам общества, и думал, может быть, вы его знаете. Очень хороший человек, и я надеюсь, что именно он и станет мэром.
- Я тоже, - сказала Клара.
- Спасибо за все, - сказал Дик и встал. - Вас проводить?
- Нет, спасибо, - отвечала Клара, не трогаясь с места.
Дик попрощался и быстро вышел. Ему казалось, что надо уйти именно на этой ноте. Вопрос о Джонсоне сильно напугал ее - ошибиться он не мог. Она встревожилась трижды: первый раз в самом начале, когда он только сказал, что занимается розысками шкатулки Моцарта, второй раз - когда узнала о том, что письмо и перстень уже проданы в Вене, и третий - когда услышала вопрос о Джонсоне. Все эти три тревоги, если можно так выразиться, шли по нарастающей - каждая последующая сильнее предыдущей. В последний раз она встревожилась сильнее всего, прямо-таки испугалась.
Клара Минлент, решил Дик, имеет отношение к исчезновению шкатулки Моцарта. При этом она скорее всего не знает, где шкатулка сейчас находится, но либо знает имена похитителей, либо догадывается о них, либо просто помогла им, стала их сообщницей.
Был ли у нее мотив? Трудно сказать. Родители не давали ей распорядиться шкатулкой так, как она считала нужным, но лицо Клары, необычайно похожее на лицо лорда Минлента, ее вид, речь, манера поведения - все говорило о том, что она может постоять за свои права. Что могло толкнуть ее на столь экстравагантный поступок?
Почему она испугалась первый раз, когда он представился? Потому что замешана в этом деле, это объяснить проще всего. Почему она испугалась во второй раз, когда он сообщил, что перстень и шкатулка проданы в Вене? Может быть, потому, что дала их кому-то на сохранение, а тот человек подвел ее и продал вещи? Нет, вряд ли: ведь Клара так или иначе узнала бы об этом, а поскольку вещи принадлежали ей, могла бы наделать тому человеку кучу неприятностей. Она могла бы просто сказать, что ничего ему не давала, что он украл ее собственность - и это звучало бы правдоподобно. Тогда почему она так среагировала? Уж не тот ли мужчина, которому она купила белый шарф, если это был ее шарф, замешан в этом? И, наконец, почему она испугалась в третий раз, когда он спросил о Джонсоне? Да потому, что Джонсон тоже как-то связан со все этой катавасией, а она никак не ожидала, что до него доберутся.
Дику ужасно хотелось побеседовать с подругой Клары, но спрашивать ее имя он нарочно не стал: если подруга ни при чем, говорить с ней не имеет смысла; если же она тоже замешана в этом деле, Клара все равно ее не назовет. Узнать-то о ней нетрудно: достаточно расспросить студентов колледжа. Но вот стоит ли это сейчас делать?
Он вспомнил, как Клара расказывала о своей подруге. Нет, было совершенно непохоже, что та имеет на нее влияние - вообще вряд ли кто-то имел на Клару влияние. Она прямо сказала, что подруга "заразила ее своим оптимизмом и счастливым даром", а люди, находящиеся под сильным влиянием какого-то другого человека, никогда не признают этого открыто. По ее словам скорее выходило, что это дружба-равноправие - такая редко встречается между женщинами, но бывает очень крепкой, и на Клару это очень похоже.
Вероятнее всего, он прав. Тогда выходит, что, если Клара замешана в исчезновении шкатулки, то ее подруга, конечно, в курсе дела. Но она ничего не скажет.
Но хуже всего то, что в это дело, похоже, замешан и Джонсон.
Дик просто не видел иного варианта - что еще тут можно предположить? Эта девушка - а в том, что она что-то знает, как-то участвовала в похищении, он теперь не сомневается - страшно испугалась, когда он упомянул имя Джонсона. Он просто спросил, знает ли она его, - и она тут же впала в панику. И ведь этот самый брат-близнец, дело с которым так и не прояснилось, тоже находится в Париже! Что за чертовщина такая!
Могла ли Клара первого октября, когда было выкрашено трюмо, находиться в мотеле "Скорлупка"? Теоретически могла: она в это время была якобы в Вашингтоне неизвестно с кем, скорее всего - с каким-то мужчиной. Наверное, и шарф предназначалася ему. Но шкатулка-то в это время еще лежала на своем месте в доме Минлентов! И для чего Кларе было бросать на пороге дома карту и шарф? Чтобы навести на след?
Здесь была какая-то нестыковка, даты упорно опровергали все предположения и рассуждения Дика, и он решил отправиться в оперу и выкинуть пока все из головы, чтобы попытаться обдумать ситуацию утром с самого начала.
Ему повезло: он приехал в Париж всего на несколько дней, но в опере как раз давали "Волшебную флейту". Теперь Дик знал о Моцарте гораздо больше - и музыка воспринималась совершенно иначе. Это сильнейшим образом поразило его, он не ожидал такого эффекта. Надо будет все еще раз переслушать, подумал он. Человек, который написал эту музыку, просто не мог беспокоиться о шкатулках и перстнях; пусть ему приходилось думать о хлебе насущном, но на излишества в его душе, должно быть, просто не оставалось места.
В отель Дик вернулся как на крыльях - история с исчезновением шкатулки и связанные с ней таинственные факты, которые никак не желали соединиться и составить общую картинку, казались ему совершенно неважными. В отеле его ждал факс из полицейского отделения - в нем перечислялись телефонные звонки, поступившие на имя Дика в его отсутствие. Он сам просил об этом.
Лидером в этом списке оказался хозяин мотеля "Скорлупка" Генри Стиннен. Он звонил Дику одиннадцать раз. Внизу была краткая приписка Медведя - он просил сыщика как можно скорее вернуться в Нью-Йорк.

Нельзя сказать, что Алекс очень рассчитывал на то, что поиски в Париже будут удачными. Скорее он предпринял попытку найти Шилу в великой столице потому, что его снедало жгучее нетерпение и жажда деятельности; звонок официанта Джона и информация о том, что Шила собиралась в Париж, были такими неожиданными, что хотелось надеяться на помощь свыше.
Но, видимо, он оказался настолько туп, что у Бога, если он и помогал ему поначалу, лопнуло терпение. Сколько можно выручать такого бестолкового дурачка? Глупая голова не дает ногам покою, вспомнил Алекс одну из своих любимых поговорок, и поразился: сколько раз он повторял ее прежде - и ни разу не вспомнил с тех самых пор, как она действительно ему понадобилась! Как критиковать кого-то из знакомых - так у того дурная голова; а как сам мечешься по всему свету в поисках неизвестно кого и на неизвестно каких основаниях - так не до критики.
Нью-Йорк встретил его дурной погодой, сильным холодом и дождем, что нисколько не обескуражило Алекса: он был просто счастлив вернуться домой. Они с Шилой будут жить только в Нью-Йорке, решил он. Она много путешествовала, часто об этом рассказывала и на жительницу Нью-Йорка как-то не походила; было такое ощущение, что она живет везде или нигде, не имея родины. Но он обязательно заразит ее своей страстью к этому городу! Он поделится с ней этим прекрасным ощущением, когда какое-то место на земле кажется тем прекраснее, чем дольше здесь живешь, и тем желаннее, чем чаще его покидаешь. Шила очень походила на космополитку, но Алекс чувствовал, что это вынужденное: космополиткой ей быть не нравилось. Просто какие-то жизненные обстоятельства не позволяли ей полюбить свой город. До чего же он был невнимателен к ней, просто даже вспомнить странно; видно, мы частенько оказываем себе и другим дурную услугу, стараясь быть тактичными и не лезть с вопросами. Где-то существует тонкая грань, которая отделяет бестактность и назойливость от невнимательности; боясь спросить, иной раз рискуешь выглядеть или просто быть равнодушным.
Первым делом он просмотрел почту. От Шилы - ничего. Он вскрыл все конверты, о принадлежности которых не мог догадаться сразу, и банковские извещения. Ничего такого, что напоминало бы о Шиле.
Алекс наспех сбросил ботинки и кинулся к автоответчику. Звонков было немного - круг его знакомых ограничивался в основном сослуживцами, а они все знали, что его нет в городе. Звонок от Роджерса: "Ау! Ты вернулся? Позвони мне сразу же!" Потом еще несколько звонков, один - от делового партнера, очень неприятный. Алекс, прослушав запись, поморщился: чуть ли не первый раз в жизни он дал обещание, да еще связанное с работой, и не выполнил его! Партнер, знающий его обязательность и аккуратность, встревожился и звонил не с претензиями, а скорее для того, чтобы убедиться, что с Алексом ничего не случилось.
Алекс быстро вскочил и, не выключая записи, кинулся к письменному столу, чтобы отыскать нужные документы - выполнить обещание следовало немедленно, прямо сейчас. Открыв ящик стола, он застыл на месте: автоотчетчик продолжал дальше:
- Любезный господин Кинтер!
"Любезный"! Именно так он почему-то обратился к Шиле в своем дурацком письме - "любезная Шила"! И тот самый голос, который звонил ему тогда!
- Пожалуйста, не волнуйтесь. Все будет хорошо. Однако где-то вам очень признательны за то, что вы тревожитесь!
Щелчок - и отбой.
Алекс снова забыл о документах и метнулся обратно к автоответчику, который уже цитировал следующую запись. Дрожащими руками он отмотал пленку назад и снова включил воспроизведение:
- Любезный господин Кинтер! - снова заговорил голос. - Пожалуйста, не волнуйтесь! Все будет хорошо. Однако где-то вам очень признательны за то, что вы тревожитесь!
Он отматывал пленку назад снова и снова и прослушивал запись. Потом ему пришло в голову, что, может быть, незнакомка звонила еще раз, и он, сгорая от нетерпения, прослушал всю пленку до конца. Нет, остальные были звонки от знакомых. Он снова нашел нужное место.
- Любезный господин Кинтер!
Алекс прислушался, остановил пленку, прокрутил ее назад, снова включил.
- Любезный господин Кинтер!
Он готов был поклясться, что на заднем плане играет музыка. Причем музыка какая-то необычная, чем-то характерная, но он никак не мог понять, чем именно. Что-то она ему упорно напоминала. Пришлось прослушать пленку еще по крайней мере двадцать раз, прежде чем Алекс сообразил, что это не просто музыка, а бой часов. Точно! Бьют какие-то большие часы! И играют какую-то мелодию. Слышен и еще какой-то глухой шум - наверное, незнакомка звонила с улицы, из автомата, у которого была неплотно прикрыта дверца.
Он вытащил пленку из автоответчика и побежал к телефону. От волнения домашний номер Роджерса вылетел у него из головы. Двадцать семь или семьдесят два? Наконец Алексу удалось вспомнить номер телефона, по которому он звонил чуть ли не каждый день в течение последних десяти лет своей жизни. Хоть бы жена Роджерса была дома!
Трубку снял сам Роджерс.
- Привет, старина! - обрадовался он, услышав голос Алекса. - Мы без тебя зашиваемся, просто зашиваемся! Как ты съездил?
- Очень хорошо, - машинально ответил Алекс. - Твоя жена дома?
- Моя жена? - несколько удивился Роджерс. - Впрочем, в последнее время ты на себя не похож, и я уже ничему не удивляюсь. Сейчас я тебе позову свою жену.
Через несколько секунд Алекс с облегчением услышал в трубке голос Коры Асторс. Он познакомился с ней, когда они с Роджерсом уже были женаты; крепкая дружба их не связывала, но взаимная симпатия присутствовала несомненно. Кора была музыкантшей, и горячая любовь Алекса к музыке нравилась ей; Алексу же нравились мягкость и такт молодой женщины.
Кора была англичанкой, со своим будущим мужем она познакомилась, приехав в Америку на гастроли в составе женского скрипичного оркестра. Решение оставить родину и перебраться в Нью-Йорк далось ей нелегко, но в конце концов было принято. Родив Роджерсу двоих сыновей, она распрощалась с музыкальной карьерой, но постоянно посещала концерты и читала книги о музыке и ее служителях. Когда они с Шилой поженятся, решил Алекс, услышав голос Коры, он непременно познакомит обеих женщин, им будет приятно и интересно побеседовать друг с другом!
- Почему бы тебе не зайти к нам? - говорила Кора. - Роджерс сказал, что ты собираешься жениться! По правде сказать, это меня здорово удивило, но я ужасно рада: это то, что тебе нужно. Может быть, вы зайдете вдвоем?
- Может быть, - согласился Алекс, - но попозже. А сейчас мне очень нужна твоя помощь. Я заеду к вам сейчас, можно?
- Ну конечно. Приезжай, как раз успеешь к ужину.
- Спасибо, мне не до ужина. Я привезу тебе одну пленку... запись с автоответчика. Мне надо, чтобы ты сказала мне, что за музыка там играет.
Кора рассмеялась.
- Тебе что, звонят и оставляют на автоответчике музыкальные послания?
- Я все объясню, - пообещал Алекс. - Можно мне приехать?
- Приезжай, конечно.
Алекс примчался к дому своего друга уже через полчаса, хотя это было не так уж и близко.
- Снова играешь в детектива? - встретил его Роджерс.
Алекс только кивнул. В холл вышла Кора и, изменив на сей раз своей обычной английской сдержанности, расцеловалась с Алексом. Потом отстранилась и внимательно оглядела его.
- Н-да, - заключила она. - Тут медлить нечего. Давай свою пленку.
- Тут в основном говорит голос, - пояснял Алекс, вставляя пленку в автоответчик Роджерсов. - Музыка играет на заднем плане. Мне кажется, это бьют какие-то часы, но я не уверен. Определить тебе, наверное, будет сложно, потому что голос говорит гораздо громче, чем играет музыка. Но если ты определишь, что это за мелодия, мы постараемся узнать по справочникам, какие часы так могут бить. Если надо, я прокручу тебе запись хоть сто раз, - и он нажал на кнопку.
- Любезный господин Кинтер! Пожалуйста, не волнуйтесь! Все будет хорошо. Однако где-то вам очень признательны за то, что вы тревожитесь!
Прослушав запись, Кора протянула руку и выключила автоответчик.
- Что? - тревожно спросил Алекс. - Мотать назад? Прокрутим столько, сколько надо! Я же сказал, хоть сто раз!
- Какие сто раз? - спросила Кора. - Ты что, серьезно меня спрашиваешь, что это за музыка и что это за часы?
- Мне это крайне важно.
- О господи! Алекс! Ты что, с ума сошел? Часов на свете и в самом деле немало, но так... так может бить только Биг Бен!
- Биг Бен? - изумился Алекс. - А ты уверена?
Кора даже не стала отвечать. Наступила пауза. Наконец Алекс вытащил пленку из автоответчика и решительно поднялся.
- Ты куда? - спросил Роджерс. - В Лондон?
Алекс снова сел. Он уже не знал, что и думать, и только беспомощно уставился на друзей. Кора взяла инициативу в свои руки и начала с того, что принесла для всех троих хорошую выпивку. Когда Алекс залпом проглотил свое бренди, словно заправский алкоголик, она одобрительно кивнула и принесла еще.
- Послушай, - слабо сказал Алекс, умоляюще глядя на Роджерса. - А не устроить ли нам одно из наших отделений в Великобритании?
- Обязательно надо устроить, - согласилась Кора.
Роджерс вздохнул.
- Тебе известно о наших проблемах с ирландскими компаниями, - сказал он. - Можешь поехать туда, если берешься их решить. Решив их, бери два дня отпуска и, если хочешь, проведи их в Лондоне. Но оплачивать счета на сей раз будешь сам.
- Нет проблем. Спасибо тебе, - сказал Алекс.
- Нашей фирме повезло с тобой с самого начала, - заметил вскользь Роджерс. - И у меня просто душа поет при мысли о том, как ты станешь работать, когда наконец отыщешь ее и вы поженитесь! Неужели еще лучше, чем раньше?
Кора подняла глаза на мужа.
- Ты ведь знаешь историю нашего знакомства? - спросила она. Алекс кивнул. - Так вот, я не знала, стоит ли перебираться в Америку, но... в тот день, когда Роджерс мне это предложил, вечером был концерт, и дирижер сказал мне, что я еще никогда так хорошо не играла. Тогда-то я и поняла, что надо принять предложение Роджерса.
- На период острой влюбленности сотрудников надо отправлять в бессрочный отпуск, - сказал Роджерс.
- Это ты обо мне? - удивился Алекс. - А с чего это ты решил, что я влюблен?
Кора рассмеялась. Роджерс поднял глаза к небу.
- Будем считать, что ты просто решил проехаться, причем уже в третий раз за последние три недели.
И он с улыбкой проводил своего друга к выходу. Выйдя на улицу, Алекс еще долго стоял, вдыхая холодный осенний воздух и удивленно прислушиваясь к тому сладостному брожению, которое все это время, с тех пор, как он начал разыскивать Шилу, росло и крепло у него в груди. Что же теперь будет? Что ж, он так и будет метаться по всему свету, разыскивая ее? Эта перспектива почему-то не обескураживала. Он чувствовал, что лицо у него горит, и ему вдруг пришло в голову, что это, возможно, следует приписать не выпитому коньяку, а каким-то совсем другим причинам.

На сей раз у Дика не было времени ехать в "Скорлупку" машиной, и он добирался туда на поезде. Генри встретил его на станции; вид у него был озабоченный. Дик крепко пожал ему руку и, садясь в его машину, ободряюще улыбнулся ему.
- Слушайте, я ничего не понимаю, не могу понять, что вообще происходит, - трогая с места, встревоженно начал Генри. - Мне бы радоваться надо, а я что-то беспокоюсь.
Дик внимательно посмотрел на него. Генри уверенно вел машину, почти не глядя по сторонам; впрочем, что тут удивительного, ведь это для него привычная дорога.
- Может быть, вы мне расскажете все как следует, по порядку, - предложил он, стараясь говорить как можно увереннее и спокойнее. То, что Генри успел сказать ему по телефону, встревожило его.
- Работы по строительству бассейна начались, - пояснил Генри. - Идут они так, что лучше и не надо. Рабочие трудятся в две смены. Котлован уже готов, сейчас начались дополнительные какие-то там доделки - проводка труб и так далее. У меня сомнений нет, что все будет сделано на высшем уровне - это сразу видно по тому, как они работают. Я заплатил половину тех денег, которые обязался заплатить по договору... но вы понимаете, это такие гроши, что я просто не могу не беспокоиться! Здесь что-то нечисто! Я просто чувствую, что это неспроста.
- Вам только кажется, что вы это чувствуете. На самом деле, если вам строят бассейн, облицовывают его плиткой, делают всю систему подачи и подогрева воды, привозят аппарат для очистки дна, укладывают плиткой и площадку вокруг - и все это за пять с половиной тысяч долларов, то догадаться, что дело нечисто, может любой. Чувствовать здесь попросту нечего, и так все понятно. Поэтому постарайтесь не настраивать себя на что-то зловещее и сложное. Вы, конечно, правы: это неспроста, но мы обязательно во всем разберемся. Скажите, вы познакомились с рабочими?
- Ну разумеется. Я ведь кормлю их - это самое меньшее, что я могу для них сделать. Они едят здесь трижды в день. Но даже если учесть эту еду и то, что я дополнительно приплачиваю повару, все равно работы не оправдываются.
- Конечно. А скажите, вы никогда не замечали, чтобы они не просто рыли котлован, но... например, пытались при этом что-нибудь разыскать в земле? Или, наоборот, спрятать?
Генри подумал.
- Нет, - сказал он наконец. - Ничего такого я не замечал. Но ведь вы, конечно, понимаете, что мотель продолжает работать, хотя я сейчас стараюсь никого не селить в комнаты, окна которых выходят на строительную площадку. Тем не менее, у меня достаточно много забот, так что я не могу все время сидеть у окна и наблюдать за рабочими. Хожу я к ним посмотреть, как у них дела, очень часто, но если бы они захотели что-то такое сделать в мое отсутствие, у них не возникло бы никаких проблем.
- Вы можете описать эту девушку - ну, ту, с визита которой все началось?
- Могу. Она среднего роста, у нее глаза такие коричневые, похожи на лесные орешки, волосы русые. Очень приятный голос и располагающие манеры. Зовут ее Д.Джиллет - так она записалась в книге проезжающих, и я думаю, что это ее настоящее имя.
Дик покачал головой.
- Мы уже проверили, - сказал он. - В Нью-Йорке, конечно, полно Джиллетов, но нет никого с инициалом Д., кто подходил бы по возрасту. Значит, одно из двух: либо вы все-таки ошиблись и она не указала своей настоящей фамилии, либо она не жительница Нью-Йорка.
- Она от меня поехала в Нью-Йорк, - сказал Генри. - Однако это, конечно, вовсе не значит, что она живет там постоянно.
- Конечно. Вы говорите, она пожелала осмотреть мотель?
- Да. Я провел ее повсюду.
- Она интересовалась тем номером, в котором произошли известные вам события?
- Да. То есть она спросила, идет ли там ремонт. Это меня нисколько не насторожило, это совершенно естественный вопрос. Ее ведь поселили в комнате совсем рядом, может быть, она боялась, что шум будет беспокоить ее.
- Она не осматривала эту комнату?
- Нет.
- И не выражала такого желания?
- Нет. Я же говорю вам: с самого начала она спросила, идет ли там ремонт, и больше мы к этому вообще не возвращались. Мы приехали.
Они подъехали к мотелю. Дик вышел из машины и поспешно направился к двери - на строительную площадку было ближе пройти насквозь через мотель, чем обходить кругом; он прекрасно запомнил местность. Генри едва поспевал за ним.
Медведь вызвал Дика потому, что новости, полученные от Генри, показались ему очень важными, но он не знал, что с ними делать. Генри звонил так часто и настойчиво, что в конце концов Медведь занервничал, распорядился, чтобы в следующий раз хозяина "Скорлупки" соединили прямо с ним, и сам расспросил Генри, сославшись на отсутствие Дика. Генри, доверявший только Дику, сначала не хотел говорить ни слова, но Медведь заверил его, что Дика немедленно вызовут, если факты окажутся достаточно серьезными. Получив даже те крохи информации, которые Генри счел возможным передать ему, Медведь немедленно связался с отелем в Париже и вызвал Дика. Приехав, тот, в свою очередь, немедленно связался с Генри и, уже зная, что он может проявить нервозность, поинтересовался у него как можно беззаботнее:
- Ну, какие новости?
Новости из "Скорлупки", о которых Генри рассказывал не менее четверти часа, показались Дику настолько тревожными и в то же время обнадеживающими, что он даже не взял с собой Болли. И правильно сделал, похвалил он себя, увидев, что творится на площадке. Посреди того места, где прежде был небольшой пустырь, все было разворочено, повсюду лежали строительные материалы, стоял ярко окрашенный мини-экскаватор. Однако впечатление хаоса возникало лишь при первом взгляде; приглядевшись, легко было увидеть, что на строительной площадке царит безупречный порядок и соблюдается чистота.
- Вы сами здесь прибираете? - спросил Дик, обозревая чисто выметенную дорожку, идущую по периметру котлована.
- Нет. Рабочие.
Напряженно размышляя, Дик Уиллет обошел котлован кругом. Неужели это связано со шкатулкой? Неужели под таким странным, таким явным предлогом разыскивают именно ее? В общем все совпадает: выждали, пока пройдет какое-то время, и теперь... Полицейский пост из мотеля убрали, как выяснил Дик, всего за два дня до того, как приехала эта самая мисс Джиллет. Странное совпадение.
Предположим, кто-то узнал о том, что шкатулку спрятали в мотеле. Полиция соблюдала тайну, но, если уж кто-то знал, что речь идет именно о "Скорлупке", то легко мог бы узнать, что коробочку из-под шкатулки нашли именно в одном из номеров. Поэтому нет никакого смысла затевать рытье котлована под бассейн, заказывая огромные стрительные работы и устраивая целую историю. Ведь тот, кто это все затеял, наверняка сам доплатил немалые деньги.
- Дайте-ка мне визитную карточку этого Веллита, - попросил он Генри. - Я заеду в их компанию и постараюсь разобраться, что к чему.
- Буду вам очень признателен, - с облегчением ответил Генри, доставая карточку. Дик заметил, что он заранее положил ее в нагрудный карман пиджака. - Откровенно вам сказать, я чувствую себя как-то странно. Точно я кому-то чем-то теперь обязан за все это, - он обвел рукой панораму строительства.
- Хорошо, - сказал Дик. - Здесь все понятно. Давайте вернемся в дом, мне что-то холодно.
- Сейчас вам подадут горячий кофе, - сказал Генри, поспешно проводя своего гостя в бар и усаживая его поближе к электрическому камину. - Потом будем обедать.
- От вас просто невозможно уехать не пообедав.
- Никого еще не отпустил голодным, - подтвердил Генри. - Это просто невозможно, ну как же так? Пойдемте в ресторан, если вы согрелись, я вам покажу кое-что.
Они прошли в ресторан, где Дик сразу увидел медные чайники. Они были безупречно вычищены и сияли, точно маленькие солнышки. Кочерга и щипцы изящно оперлись на каминную доску и тоже сверкали.
- Да! - восхитился Дик. - Недурно!
- Это она прислала, - пояснил Генри. - Как только я упомянул, что хотел бы иметь такие чайники, она сразу сказала, что у нее есть, от бабушки, мол, остались, старинные такие. Только это неправда.
- Почему?
- Ну... потому что чайники эти были упакованы в такие большие коробки, знаете, картонные коробки. А в небольшие продолговатые коробочки были упакованы кочерга и щипцы. Так вот, коробки из-под чайников были самые обычные, а вот с коробочки, где лежали щипцы, видимо, забыли снять бирку магазина. Я снял ее и наклеил на обратную сторону визитной карточки этого Веллита.
Дик вытащил карточку и перевернул ее. На обороте была овальная наклейка с затейливой надписью "Антик". Внизу был указан адрес магазина.
- Эти вещи были куплены, я в этом уверен, - сказал Генри.
Дик и сам так думал, но все-таки спросил:
- Почему?
- Потому что... не знаю. Потому что в коробках была специальная стружка, в какую упаковывают хрупкий товар. Если это действительно ее личные вещи, где она взяла такую стружку?
- Она могла прибегнуть к услугам хорошей фирмы по упаковке и перевозке вещей.
Генри покачал головой.
- Чайники привез Веллит.
- Ах, вот как! По телефону вы просто сказали "прислали", и я думал...
- Я же не мог все рассказать по телефону, - возразил Генри. - У меня почему-то с самого начала не было сомнений в том, что она говорит неправду. То есть я точно знал, что она сдержит слово и пришлет мне чайники, но вот насчет бабушки - неправда это!
- А с книгами что?
- А что с книгами? Я же говорю: когда она была тут, попросила принести книги моей жены. Я и принес. Она их посмотрела, причем почти не листала. Я думаю, просто потому, что ее не интересует икэбана сама по себе, просто она хотела запомнить, какие книги у нас уже есть.
Дик кивнул. Это объяснение показалось ему достойным внимания.
- Значит, этот мистер Веллит сказал, что заказчица, возможно, купит у вас мотель, - сказал он. - И поэтому она хочет привести его в порядок?
- Да. Но это объяснение, мне кажется, не выдерживает никакой критики. Для чего ей заниматься работами на участке, который пока еще принадлежит мне? А может быть, я не соглашусь продать? Она ведь даже не спросила, кому принадлежит мотель, - может быть, он вовсе и не мой?
- А он ваш?
- Он мой, но она-то об этом не знает! Посудите сами: кто будет вкладывать деньги в недвижимость еще до того, как получит хоть какие-то гарантии, что сможет приобрести эту недвижимость!
Дик задумался. По обыкновению Генри не стал ему мешать, тихонько встал и отправился на кухню отдать распоряжения об обеде. Дик рассматривал чайники и думал о мисс Джиллет.
Что ей было нужно? Зачем она приехала в мотель? Зачем стала осматривать его? Может ли быть правдой история о предполагаемой покупке мотеля? Нет, вряд ли, тут он был совершенно согласен с Генри. Если предположить, что шкатулка Моцарта находится где-то здесь, в мотеле, то купить его могли лишь с одной целью: чтобы спокойно искать ее. Но тогда не было никакого смысла разводить историю со строительством бассейна. Можно было просто предложить Генри хорошие деньги и купить мотель. И причем здесь тогда чайники, каминные щипцы, причем здесь книги по икэбане?
- Генри! - окликнул он хозяина. - Ничего, что я вас так называю? Вы мне представились именно так, если помните. Хотя теперь я знаю, что ваша фамилия Стиннен.
- Генри меня вполне устраивает, - спокойно сказал, возвращаясь, хозяин. - Вы же тоже все время требуете, чтобы вас называли просто Диком.
Дик улыбнулся.
- Покажите мне, пожалуйста, книги, - попросил он.
Генри молча вышел из ресторана; Дик видел, как он направился в сторону своих комнат. Пока его не было, официант принес салат с креветками. Дик, уже успевший проголодаться в дороге, мужественно терпел, считая, что начать есть без Генри было бы невежливо, хотя сердце у него и болело при мысли о том, что поданный ему подогретый хлеб остывает.
Генри вернулся, сгибаясь под тяжестью книг. Дик с удовольствием пролистал страницы - он никогда не интересовался цветоводством или искусством составления букетов, но книги были так великолепны, что одно только прикосновение к ним доставляло удовольствие; иллюстрации были потрясающие.
- Такие книги стоят недешево, - как бы в скобках заметил Дик.
- Это, наверное, какое-то особое издание типа подарочного, - сказал Генри. - Обратите внимание на формат и полиграфическое исполнение.
Дик кивнул, в который раз отметив про себя, что Генри явно получил неплохое образование и знавал лучшие времена.
После превосходного обеда он еще раз вышел через заднюю дверь и долго стоял, не обращая внимания на холод и рассматривая котлован для будущего бассейна. В этом мотеле что-то происходило, что-то такое, чего он пока не мог понять. По крайней мере, сейчас ясно, что Клара Минлент не могла иметь к этому отношения. Он своими глазами видел ее в Париже. Впрочем, тут у него была одна идея, которая могла бы принести неплохие плоды.

ГЛАВА СЕДЬМАЯ. "Я ЛЮБЛЮ ТЕБЯ".

Вернувшись домой, Алекс первым делом выполнил обещание, о котором напомнил ему с автоответчика его старый партнер. Ему было очень неловко, что он, обнадежив человека, подвел его, поэтому все, что было нужно, он отправил почтой, приложив короткую записку, что ему пришлось неожиданно уехать из города по семейному делу и он приносит извинения за задержку.
Потом он поехал на работу и провел там целый день, досидев до позднего времени. Дел было невпроворот, и Алекс старательно работал. На какое-то время он почувствовал себя совсем прежним, занятым только любимой работой, спокойным человеком, никогда не теряющим головы и не пускающимся в какие-то авантюры; но ощущение это быстро прошло, и его кратковременное возвращение только еще яснее показало Алексу, что с этим покончено навсегда. Он изменился, изменился необратимо, и надо было теперь жить так.
Вечером к нему зашел Роджерс. Алекс, у которого накопилось к нему много вопросов, немедленно взял его в оборот. Они проговорили почти час; наконец Роджерс глубоко вздохнул и отложил последнюю бумагу.
- Если бы мне кто-то сказал, что можно свернуть такую гору работы за один день, я не поверил бы, - сказал он, созерцая Алекса. - Но мне это скорее не нравится, чем нравится. Ты как в лихорадке. Подумай - может быть, я все-таки могу тебе чем-нибудь помочь?
- Мог бы, если бы уговорил этого Уиллета все-таки подключиться.
- Но я его не знаю, даже никогда не видел. Какое я могу иметь на него влияние?
- Понятно, - покорно сказал Алекс.
- Может быть, ты расскажешь мне, в чем дело? Ведь вдвоем мы и без сыщика можем придумать что-нибудь полезное. Если тебе звонили по телефону, а на заднем плане бил Биг Бен, то как ты будешь искать ее в Лондоне? Просто ходить по улицам? Или встанешь посреди Трафальгарской площади в надежде на то, что когда-нибудь она по ней пройдет? Есть у тебя хоть какой-то план?
- Никакого, - признался Алекс.
Предложение рассказать все Роджерсу вначале показалось ему соблазнительным, но потом он решил, что рассказать это невозможно. Что он скажет? Ну что? Что Шила уехала от него в Норфолке, а потом прислала ему деньги, что она явно не собиралась никогда больше с ним встречаться, а потом передумала? Что ее подруга позвонила ему по телефону и передала от нее предложение руки и сердца? Что он помчался в Париж только потому, что увидел снежинки на меню придорожного мотеля? И что они поженятся, что Шила вернется, когда пойдет снег, но он не желает ждать, а собирается отыскать ее прямо сейчас? Это звучало даже не нелепо, понял Алекс, и передать это кому-нибудь невозможно. Он мог бы, пожалуй, рассказать этому Уиллету, у него работа такая - выслушивать нелепые истории. Но не Роджерсу.
- Как хочешь, - сказал Роджерс, наблюдая за Алексом. - Я не собирался лезть в твои личные дела, извини. Просто думал, может, помогу.
- Все в порядке, - сказал Алекс несколько виновато. - Просто, понимаешь, это действительно должен сделать только я сам.
- Бог в помощь, - согласился Роджерс. - Делай. У тебя получится. Я много раз был свидетелем того, как у тебя получается невозможное. Удачи. Может, отложим организацию отдела еще на месяц? Может, дать тебе отпуск?
Алекс покачал головой.
- Я и так достаточно долго пренебрегал работой и испытывал твое терпение, - сказал он твердо. - Как бы тяжело мне ни пришлось во всяких личных делах, я намерен сделать все, что обещал и за что брался. К тому же мне действительно скоро понадобится приличный доход и хорошая должность: я надеюсь иметь большую семью. Вот у тебя два сына. Это хорошо.
- Неплохо, - согласился Роджерс.
- Но мне кажется, что было бы еще лучше, если бы у тебя было три, - заявил Алекс.
- Я должен обсудить это с женой, - ответил Роджерс невозмутимо. - Но думаю, что здесь нет ничего невозможного. Так что, заказывать тебе билет в Дублин? На завтра?
- На послезавтра, - поправил Алекс. - А сейчас мне надо позвонить в банк.
- В какой банк? Ты с ума сошел? Все спят давно! Ты знаешь, сколько времени?
- В том банке, куда я буду звонить, не спят, - пояснил Алекс. - Этот банк находится в Вене, там сейчас утро.
- Бог в помощь, - повторил Роджерс и поднялся. Алекс крепко пожал ему руку, еще раз поблагодарил за все и сел к телефону.
Он никак не мог вспомнить, как зовут менеджера венского банка, который так любезно разрешил ему написать письмо и так удачно передал это письмо по назначению. Но это было неважно. Он набрал номер и на своем превосходном немецком языке объяснил, что желал бы поговорить с менеджером. На стандартный вопрос, кто звонит и по какому делу, Алекс ответил:
- Пожалуйста, скажите ему, что с ним хочет поговорить человек, которого он сажал в маленькую комнатку писать письмо.
- Минутку, - ответил строгий женский голос после паузы; вероятно, секретарша никогда не слышала столь странной рекомендации и слегка оторопела.
Когда менеджер ответил, Алекс заговорил с той прямотой, которой он тоже выучился от Шилы:
- Вы знаете, я забыл ваше имя. Если учесть, как вы были ко мне любезны и снисходительны, это выглядит особенно невежливо. Мне очень жаль. Но я надеюсь, что вы снова проявите снисходительность - ведь вы, наверное, помните, что у меня небольшие проблемы.
- Конечно, ничего страшного, - ответил менеджер, и по голосу было слышно, что он улыбается. - Более того: мне кажется, я не называл вам своего имени и вы нисколько им не интересовались. Но пусть это вас не беспокоит. Я вас отлично помню; вы прекрасно говорите по-немецки. Могу я снова вам чем-нибудь помочь?
- Да, - выдохнул Алекс. - Я бы хотел прежде всего поблагодарить вас - и если бы я не боялся отнимать ваше драгоценное время, то поблагодарил бы вас не один раз, а сто. То письмо, которое я написал, забрали. А ведь без вас мне бы это и в голову не пришло.
- Я рад. Просто удивительно, сколько энергии вы тратите на то, чтобы отыскать деловых партнеров, - с некоторой иронией отозвался голос в трубке. - Ну и что же теперь?
- Я хотел бы снова прислать вам почтой письмо и обратиться к вам с такой же просьбой - передать его, если владелец счета опять обратится в банк.
- Никаких проблем. Только не забудьте указать номер счета и все детали.
- Конечно, разумеется, - ведь настолько-то я еще соображаю, подумал Алекс.
- Когда вы вышлете письмо?
- Послезавтра я лечу в Ирландию, так что вышлю прямо сегодня или завтра.
- В Ирландию? Тогда позвольте дать вам совет.
- Буду очень благодарен, - искренне сказал Алекс. - Один раз вы ведь уже дали мне бесценный совет - когда придумали написать письмо.
- Возьмите ваше второе письмо с собой в Ирландию и отправьте оттуда. Так оно дойдет гораздо быстрее.
Верно. И как это он не подумал об этом?
- Послезавтра вы будете в Дублине и, насколько я понимаю, первым делом отправите письмо. Оно будет здесь примерно в среду. В этот день я лично прослежу за почтой.
- Спасибо! - сказал Алекс.
Он распрощался, все время чувствуя, что забыл спросить что-то еще, и только положив трубку, вспомнил, что опять не выяснил, как зовут этого милого человека.
Он взял листок бумаги и быстро написал:
Любезная Шила! Я не намерен дожидаться, пока пойдет снег. Искал тебя в Вене и Париже. Теперь лечу в Лондон. Остановлюсь в гостинице "Англетер". Если будешь звонить, то звони сама. Алекс.
Он сложил письмо, вложил его в конверт, потом написал на компьютере письмо на имя менеджера с указанием номера счета и инструкциями по передаче письма. Вложив все в общий конверт, Алекс положил его в дипломат и больше не прикасался к нему до того момента, когда его самолет сел в Дублине.
Сутки, остававшиеся у него перед отлетом, он крепко проспал. За последнее время ему несколько раз пришлось летать из Америки в Европу, подстраиваться к разнице во времени, и хороший отдых был совершенно необходим.
О том, как искать Шилу в Лондоне, он не слишком думал. Он подождет в "Англетере" - может быть, она получит письмо и позвонит ему; если нет, то он попытается найти ее в хороших гостиницах, как делал это в Париже. Глупость какая-то, если даже она и в самом деле звонила откуда-то из Вестминстера, так что было слышно Биг Бен, то могла уехать оттуда уже двадцать раз. Если бы она хотела ему позвонить, то с таким же успехом могла бы позвонить и сюда, в его квартиру или в офис, ей вовсе не обязательно звонить в лондонский "Англетер". Чушь. Да и зачем искать ее? Шила обещала вернуться и выйти за него замуж, когда пойдет снег, и он не сомневался, что она сдержит свое слово.
Но просто сидеть и дожидаться было немыслимо. Однако поездка в Лондон все же будет, наверное, последней: нельзя больше заставлять фирму оплачивать его путешествия, даже если Роджерс и пойдет на это, а у него самого не такие большие запасы.
Всего-навсего полмиллиона долларов, подумал он, которые лежат на его банковском счете и спокойно дожидаются своей очереди.
Он снова задумался. Неужели это деньги нечестные? Ему вдруг стало ясно, что именно потому он не стал делиться своими проблемами с Роджерсом: ведь любой нормальный человек, не зная Шилу, именно так и подумает! Деньги нечестные! Но если она мошенница, то зачем прислала их ему - ведь это тоже лишено всякой логики! Добрых мошенников не бывает! Откуда могла Шила взять эти деньги? Он чувствовал, что это как-то связано с их поездкой по мотелям. Но, как ни напрягался, не мог припомнить ничего необычного, если не считать того, что она рано уходила в свою комнату, хотя прежде с удовольствием вела ночной образ жизни. Она ни от кого не скрывалась, нигде не пряталась; и уходить в свою комнату для того, чтобы от кого-то спрятаться, тоже не могла, потому что перед этим совершенно открыто сидела с ним в ресторанах и барах, где видеть ее мог любой.
Может быть, кто-то ей должен был что-то передать? Если так, то скорее всего в "Пестрой утке" - ведь он уже вычислил, что Шила явно почему-то хотела остановиться именно в этом мотеле. Могла ли она там с кем-то встретиться?
Он стал напряженно вспоминать их пребывание там - в который уже раз. Нет, выходило, что это совершенно невозможно. Они провели вместе все то время, что находились в мотеле, если не считать тех нескольких минут, когда она уже поднялась в желтую комнату, а он остался в баре выпить рюмочку. Он совершенно точно помнил, что долго не задержался: ведь по дороге Шила настаивала, чтобы они ехали все дальше и дальше, не желая останавливаться в других мотелях, так что оба они устали. Теоретически она могла встретиться с кем-то и за эти десять минут, но это было слишком уж маловероятно. Она спала, когда он вошел, она успела раздеться и лечь; более того, он точно помнил, что волосы у нее были чуть-чуть влажные, - значит, она принимала душ! Нет, ничего такого быть не могло!
Но что-то все-таки было связано с этими деньгами и с этой поездкой - что-то такое, о чем сам он догадаться не может! Вот если бы этот частный сыщик согласился все-таки помочь ему! Может быть, попробовать позвонить еще раз? Может быть, сейчас он посвободнее? А вдруг он подведет Шилу - ведь если имело место нарушение закона, этот Уиллет вынужден будет действовать соответственно. Но нет, Алекс не верил в это. Он не просто знал точно, что Шила может прекрасно обходиться без роскоши, но и видел это собственными глазами.
Он посмотрел на часы. Его самолет должен был подняться в воздух через два с половиной часа. Он набрал номер, который благоразумно сохранил в своей записной книжке, и вежливо попросил к телефону господина Ричарда Уиллета.
- Мистер Дик в "Скорлупке", он приедет позже, - ответил ему уверенный молодой голос. - Не хотите ли оставить ему сообщение?
- Нет, спасибо, - разочарованно ответил Алекс и повесил трубку. В скорлупке? Что значит - в скорлупке? Может, имеется в виду, что он сидит в уединении и размышляет?
Алекс вздохнул. Что бы это ни значило, ему не удалось связаться с сыщиком. Можно будет попробовать еще раз, когда он вернется из Лондона. А скорлупка... ну что ж. Что-то это ему смутно напоминало, но он никак не мог вспомнить, что именно.

Первое, что сделал Дик, вернувшись в полицейское уравление, - это позвонил в Париж. Отделение полиции, в котором он наводил справки о брате-близнеце Джонсона, оставило у него самые приятные воспоминания, ребята там работали хорошо и встретили его любезно, и он с удовольствием услышал голос того полицейского, который говорил по-английски лучше всех и больше всех помог ему.
- Прошу вас помочь мне снова, - сказал он. - Меня зовут Ричард Уиллет. Просто Дик. Вы меня помните? Я приезжал к вам насчет Стива Джонсона.
- Конечно, помню.
- Так вот, сейчас я вам дам адрес и телефон одного из парижских колледжей, а вы, пожалуйста, узнайте, учится ли там некая молодая особа по фамилии Джиллет. Инициал имени предположительно "Д". Если таковая там имеется, мне хотелось бы также выяснить, выезжала ли она из страны за последний месяц. Это сложно?
- Нисколько. Вы можете даже подождать у телефона, это займет не больше пяти минут.
Дик ждал; сначала он попытался прислушиваться к беглой французской речи и что-нибудь разобрать, но потом махнул рукой. Пяти минут не прошло, но ему уже ответили.
- Студентки с таким именем в колледже нет.
- Я могу быть в этом уверен?
- Абсолютно. Я связался с отделом кадров, проверили по компьютеру не только всех студентов, но и весь преподавательский состав.
- Нет, она не преподает, она учится.
- Такой студентки нет. Если желаете, я проверю другие колледжи, но это займет время.
- Пожалуйста. Прошу вас. И потом, если можно, позвоните мне, - он продиктовал номер телефона. - Я вам очень благодарен, если вам понадобится какая-то информация из Нью-Йорка, можете всегда на меня рассчитывать.
- Вы хоть что-нибудь знаете о ней? Например, какие предметы она изучает?
- Нет. Знаю только, что она наполовину француженка, наполовину американка.
- Она что, гражданка Франции?
- Не знаю, - честно признался Дик, поразмыслив. - Возможно. Раз один из родителей был французом...
- Это очень облегчает дело. Джиллет - не французская фамилия. Если она гражданка Франции, то мы ее найдем.
- В Америке полно Джиллетов, - сказал Дик.
- Ну еще бы! Я постараюсь сделать, что смогу, и позвоню вам.
Дик поблагодарил, предупредил дежурного, что ждет очень важного звонка из Франции и просит тщательно записать всю информацию, которая оттуда поступит, снова вышел на улицу и сел в машину. Предстояло нанести наконец визит господину Веллиту, который заключает столь невыгодные для своей компании сделки.
Встретили Дика в компании "Вита лимитед" с той идиотской вежливостью, которую он часто замечал в людях, не желающих иметь никаких дел с полицией. Он хорошо знал, что это вовсе не свидетельствует о нечистой совести - просто люди хотят дружить с представителями закона. Обычно это свидетельствует к тому же о том, что раньше они никогда не сталкивались с полицейскими, не знают, как себя держать, и стараются быть как можно любезней и предупредительней, часто переходя границы.
Веллит вышел к Дику немедленно, и Дик обратил внимание на то, что тот явно был занят, но все бросил ради его общества.
- Всего несколько вопросов, - примирительно сказал он. - Меня интересует мотель "Скорлупка".
- "Скорлупка"?
- И бассейн.
- А! - Веллит явно не притворялся, действительно вначале не понял, а потом сообразил. Одно это уже значит, что если в "Скорлупке" и происходит что-нибудь крамольное, то фирма в этом не замешана. - Мы проводим там работы по строительству бассейна. Они уже оплачены. Частично их оплатила клиентка, которая обратилась непосредственно к нам, частично - владелец мотеля. А что там случилось?
- Если полиция приходит к вам и интересуется каким-то местом или какими-то людьми, - сказал Дик приветливо, - это вовсе не означает, что там что-то случилось, или что эти люди замешаны в чем-то скверном, или что вам грозят какие-то неприятности. Это совершенно не обязательно. Нам может понадобится любая информация, которая в пятидесяти случаях из ста никак не порочит людей, о которых мы собираем сведения, и вовсе не обязательно приводит к их аресту или даже задержанию. При проведении расследования бывают разные ситуации, приходится разыскивать самых разных людей и беседовать с ними, но это вовсе не значит, что они в чем-то виноваты. Вот сейчас, например, мне надо найти вашу клиентку, которая внесла плату за строительство бассейна в мотеле "Скорлупка". Но я не собираюсь ее задерживать - если она и сделала что-то плохое, то нам об этом ничего неизвестно. Мне просто надо с ней поговорить.
- Одну минуту.
Веллит нажал на кнопку селектора и сказал что-то секретарше - Дик не очень понял, что именно, разобрал только слово "Скорлупка", но зато сказанное, очевидно, было совершенно понятно секретарше, потому что через минуту она уже принесла в кабинет пухлую папку с бумагами.
- Ее зовут Дина Джиллет, - сказал Веллит, открыв папку и просмотрев несколько страниц.
- Адрес или телефон у вас есть?
- Нет. В этом не было необходимости - она оплатила заказ сразу и не стала называть ни адреса, ни телефона. Если надо, она сама позвонит или зайдет к нам. Кроме того, насколько я знаю, она сказала, что с момента оплаты нашим клиентом фактически становится не она, а хозяин мотеля, а его координаты у нас есть.
- Вы когда-нибудь встречались с ней раньше?
- Нет. В этом случае бумаги по "Скорлупке" были бы иначе маркированы и их, скорее всего, положили бы в уже заведенный на нее раньше файл. Она обратилась к нам в первый раз.
- Вы сами с ней беседовали?
- Нет. С ней говорил другой менеджер, но я ездил в "Скорлупку" побеседовать с хозяином. Плата была предложена более чем щедрая, и она предупредила, что хозяина придется чуть ли не уговаривать. Ему надо было назвать совсем другую сумму и...
- Простите, - перебил Дик. - Могу я побеседовать с тем, кто разговаривал непосредственно с мисс Джиллет?
- Можете, - коротко ответил Веллит и снова нажал на кнопку селектора. Однако на сей раз это, видимо, была другая кнопка, потому что ответил мужской голос и он просто попросил:
- Зайди ко мне.
Пока они ждали, Дик спросил:
- А как зовут этого человека?
- Тоже Веллит, - ответил его собеседник. - Это мой брат.
"Надеюсь, не близнец", - подумал Дик со вздохом.
Однако Веллит-второй оказался гораздо старше своего брата, хотя выглядел не таким важным. Вероятно, он уже сделал хорошую карьеру, и казаться надменным ему уже было просто не нужно. Он уважительно поздоровался с Диком и пригласил его к себе в кабинет.
- Вы знаете, если вам это удобно, я бы предпочел побеседовать с вами обоими, - ответил Дик. - Много времени я у вас постараюсь не отнимать. Ведь это вы беседовали с Диной Джиллет? - обратился он к старшему брату.
- Не припоминаю.
- Она заказала строительство бассейна для мотеля на шоссе в Норфолк и заплатила за него, - напомнил Веллит-младший.
- Ах, эта! Да, конечно. Я сам с ней разговаривал, правда, недолго.
- Вы не могли бы рассказать поконкретней?
- Она пожелала видеть главу фирмы...
- Минутку! - перебил Дик. - Кто-нибудь ее к вам направил?
- Нет. Насколько я знаю, нет.
- А почему она пришла именно к вам?
- Не знаю, может быть, просто увидела рекламу, мы стараемся рекламироваться практически во всех популярных газетах.
Дик кивнул. Это подтверждало его предположение, что таинственная мисс Дина Джиллет никогда в жизни не имела дела со строительством бассейнов, ее знакомый, которого она пообещала направить к Генри, - выдумка от начала и до конца. Она просто просмотрела рекламу в газетах и пришла в первую попавшуюся компанию. Может быть, она живет где-то рядом?
- И что же дальше?
- Она сказала, что ей хотелось бы, чтобы мы выстроили бассейн в мотеле одного ее знакомого. Просила не говорить владельцу ни при каких обстоятельствах, что часть суммы уже внесена. Со временем она собирается купить этот мотель, ей надо будет убедить своих партнеров по покупке, что мотель в хорошем состоянии, так что она хотела бы, чтобы там был бассейн и все, что полагается.
- Но вы же деловой человек! Неужели вы в это поверили?
- Я поверил в это, мистер Уиллет, когда она выложила на стол наличные. Я сижу тут уже больше двадцати лет и выслушал немало странных историй. Мой опыт говорит, что у людей какая-то странная манера умалчивать о своих личных делах. Им даже в голову не приходит, что они совершенно никого не интересуют. Может быть, молодая леди собиралась замуж за хозяина и хотела таким образом сделать ему подарок. Может быть, она была у него в долгу и хотела таким образом долг вернуть. Может быть, это на самом деле ее родственник. В любом случае меня это не касалось, и никто никогда не говорил мне, что в строительстве бассейна возле мотеля есть что-то криминальное, поэтому мне и в голову не пришло уведомлять полицию.
- Напрасно вы горячитесь, - сказал Дик. - Я просто обращаюсь к вашим знаниям и опыту именно для того, чтобы узнать: кажется ли это вам правдоподобным? Я-то ведь не бизнесмен и могу невольно что-то упустить.
Веллит смягчился. Дик часто прибегал к этому приему - стоит сказать человеку, что ты обращаешься к нему с просьбой и признаешь превосходство его знаний и опыта, как он сразу оттаивает и выражает обычно полную готовность прийти на помощь.
- Нет, я не думаю, откровенно говоря, что это была правда, - сказал Веллит. - С другой стороны, я совершенно себе не представляю, какие цели могла преследовать эта дама.
- Скажите, а вас не удивило, что она внесла такую сумму наличными?
- Да не особенно. Она узнала, сколько это будет стоить, и пошла в банк, чтобы снять деньги со счета.
- А почему же она не заплатила чеком?
- Не знаю. Она спросила, как нужно произвести платеж, и когда мы сказали, что нам все равно - наличные, чек или кредитка - заявила, что принесет деньги наличными через полчаса. Пошла в банк и принесла их.
- А может быть, она ходила не в банк?
- Она сама сказала, что пойдет в банк. На лгунью она совершенно не похожа, человек приличный, достойный доверия. - То же самое твердил Генри, вспомнил Дик. - Мало ли какие могут быть причины? Может быть, у нее кончилась чековая книжка.
Дик покачал головой.
- Она не упомянула, в какой именно банк отправится?
- Нет.
- Скажите, пожалуйста, - после паузы спросил Дик, - а кто подбирает рабочих для выполнения этих работ?
- Как это кто? Мы. Это наша прямая обязанность.
- А вы хорошо знаете их?
- Конечно. Я работаю в этой компании больше двадцати лет, у нас только хорошо подобранные, квалифицированные бригады.
- Но лично вы их знаете?
- Да. Обычно знаем.
- Не можете ли вы выяснить для меня, не работает ли в "Скорлупке" какой-нибудь новый, привлеченный со стороны человек?
Снова ожидание и отрицательный ответ. Все рабочие, которые трудились на строительстве бассейна в мотеле "Скорлупка", - проверенные люди, давно сотрудничающие с "Вита лимитед".
- Иначе и быть не могло, - пояснил Веллит. - Это крупный, хороший заказ. На такие мы отправляем только проверенных людей.
- Хорошо, спасибо, - сказал Дик и поднялся.
- Что-нибудь передать этой мисс Джиллет, если она зайдет? - спросил вдруг Веллит.
- Нет. Ничего передавать не нужно. И не упоминайте о нашей встрече.
Веллит поклонился и любезно проводил Дика к выходу.
В управлении его уже поджидал Медведь, который давно не беседовал с Диком о ходе расследования и совершенно утратил его нить. Несмотря на это Дик, хорошо его знавший, сразу понял, что Медведя осенила какая-то свежая идея, и он собирается поделиться ею с Диком немедленно.
Дик подчеркнуто неторопливо вошел и уселся на стул, стараясь оттянуть тот момент, когда придется начать докладывать, - ему хотелось сперва уложить все в голове.
- Ну, что там? - нетерпеливо спросил Медведь.
- Пока ничего не понятно. Девушка по имени Дина Джиллет пришла в компанию и заплатила деньги за то, чтобы были выполнены работы по строительству бассейна в мотеле "Скорлупка". Она договорилась с компанией, что хозяину мотеля не скажут о том, что большая часть суммы уже выплачена, а просто предоставят маленький счет. Заплатила она наличными на месте, у компании нет никаких претензий. Сразу видно, что компания хорошая, с репутацией, работы выполнит на высоком уровне.
- Имя, конечно, вымышленное?
- Не знаю. Генри Стиннен уверен, что нет.
- Как раз о Генри Стиннене я и хотел с вами поговорить, - сказал Медведь. - Вы хорошо его знаете?
- Вообще не знаю. Но он мне нравится.
- Послушайте, а вам не кажется, что если предположить, что он замешан в этом деле, то очень многое объясняется?
- Нет, - коротко ответил Дик. - Совсем не кажется.
- Если предположить, что карту на пороге дома Минлентов оставили все-таки по чистой случайности, он мог нарочно пойти к вам, чтобы отвести от себя подозрения. Шкатулка действительно какое-то время хранилась в его мотеле под полом, он понял, что это обнаружат, и счел за лучшее сам показать полиции это место. А эта история со строительством бассейна - не знаю, как ее сюда приплести, но пахнет она за целую версту!
В этом на первый взгляд есть смысл, подумал Дик. Да! Это логично. Правда, Медведь ничего не знал о синем зеркале. Но и зеркало сюда вписывается - этой дикой истории просто не было, Генри мог просто выдумать ее, чтобы... чтобы, например, вынудить Дика держать все дело в тайне! Он связался с леди Беатой, та рассказала ему про брата-близнеца, и Генри охотно приплел сюда эту эффектную деталь. Но почему тогда он припутал именно Александра Джонсона? И ведь Джонсон что-то знал об этом - ошибиться Дик не мог.
- Давайте еще раз пройдем всю историю по порядку, а то столько всего произошло, что пора как-то свести к общему знаменателю, - сказал он.
- Отлично, - обрадовался Медведь. - А то я, знаете, уже запутался.
Дик и сам запутался, но это нисколько его не пугало. Он знал, что так бывает практически в любом сложном расследовани. Кропотливая работа приводит к тому, что накапливается огромное количество фактов, которые могут свести неопытного человека с ума. Но Дик твердо знал, что этот момент - начало пути к разгадке. Именно сейчас, когда все так запуталось, что, кажется, уже не распутаешь никогда, начнется постепенное движение к концу этого дела.
- Надо сесть и хорошенько подумать, - сказал он. - Шерлок Холмс называл такие дела "делом на одну трубку".
- А Эркюль Пуаро усаживался поудобнее и размышлял, - неожиданно сказал Медведь.
"Батюшки"! - подумал Дик Уиллет.
- Верно, - сказал он вслух. - Давайте последуем их примеру. Итак, что мы имеем? Лорд и леди Минлент обратились в полицию с сообщением о том, что из их дома похищена драгоценная шкатулка Моцарта, которая содержала в себе собственноручное письмо великого композитора и драгоценный перстень, который якобы также принадлежал ему. Минленты просят, чтобы этот инцидент расследовался так, чтобы не предавать его гласности. Полиция отправляется в их дом, чтобы осмотреть место происшествия, и находит у порога загадочную карту и мужской шарф. Карта изображает шоссе из Нью-Йорка в Норфолк, причем каждый из мотелей отмечен звездочкой. Все мотели до единого! Шарф, как выяснилось, был совершенно новый, его никто ни разу не надевал.
- На нем даже бирка была, - вставил Медведь.
- Даже бирка не была оторвана, вы правы. Итак, полиция, за неимением другого пути поиска, начинает обыскивать на всякий случай все мотели, отмеченные на карте, и узнает от хозяина одного из них, что один из посетителей недавно зачем-то выкрасил в синий цвет трюмо в своей комнате. Это непонятное происшествие заставляет полицейских искать в этом мотеле и в этой комнате особенно тщательно, и они обнаруживают под полом коробочку, в которой хранилась шкатулка Моцарта.
- Минленты опознали коробочку, - снова вставил Медведь, которому, очевидно, непременно хотелось поучаствовать в процессе.
- Верно. Возле комнаты выставляют полицейский пост, но это ни к чему не приводит. Шкатулка как в воду канула. Между тем в Австрии на аукцион каким-то образом попадает содержимое шкатулки - и уходит за миллион долларов с лишним. Эксперты не подтверждают принадлежности перстня Моцарту, но подлинность письма несомненна. Установить, кто и кому продал вещи, не представляется возможным, поскольку нельзя даже доказать их идентичность тем, что пропали из дома лорда Минлента. Однако шкатулку похититель почему-то не продал, и я убежден, что шкатулка еще в Нью-Йорке.
- Убеждены?
- Чувствую. И не только в чувствах дело. Продать шкатулку таким образом, чтобы об этом тотчас же не стало известно, невозможно. Понимаете? Я постоянно держу связь с одним человеком... кое-чем мне обязан... так вот: он наверняка узнал бы, если бы была продана такая вещь. Уверяю вас: она еще здесь. Что-то такое с этой шкатулкой... короче, она в Нью-Йорке, и я уверен, что ее можно найти. Мы ее и найдем.
- Дай-то Бог, - простонал Медведь. - Меня уже просто замучили из-за этой несчастной шкатулки!
- Найдем, - сказал Дик еще уверенней. - Теперь дальше. Не проходит и двух дней после того, как в мотеле сняли полицейский пост, как туда приезжает некая дама, заводит разговор с хозяином, просит его показать ей мотель, а потом присылает ему подарки и рабочих, причем рабочим заплачено практически полностью за строительство бассейна в мотеле. Генри Стиннен убежден, что Дине Джиллет самой это не пришло бы в голову - водя ее по мотелю и саду вокруг, он сам заговорил о том, что хотел бы со временем выстроить на этом месте бассейн.
- Мало ли что говорит этот Генри, - заметил Медведь. - Я не стал бы слишком ему верить. Он мог сам все это подстроить - не может открыто признаться, что получил деньги за письмо и перстень, вот и сосватал свою сообщницу, эту Джиллет, разыграть комедию - чтобы никто не заинтересовался тем, откуда у него деньги на перестройку мотеля. А вам, то есть полиции, рассказал об этом, пока вы сами его не спросили.
Дик снова вынужден был признать про себя, что в этом есть логика. Впрочем, когда человек получает такие деньги, ему уже нет смысла перестраивать мотель; но ведь Генри мог быть замешан в этом деле просто в качестве соучастника и получить не всю сумму, а только свою долю. Однако вслух он сказал только:
- Об этом мы поговорим позже. Пока продолжаю. Дочь Минлентов, Кларисса Минлент, учится в Париже в колледже. Во время похищения шкатулки она находилась дома. Собственно, шкатулка принадлежала именно ей, поэтому красть ее на первый взгляд нет никакого смысла. Да Клара и не могла бы, при ее положении в обществе, продать шкатулку. Есть у меня и еще одно соображение на ее счет. Дело в том, что я совершенно убежден: тому, кто продал письмо и перстень, деньги потребовались срочно, иначе он просто не стал бы рисковать и продавать все это так скоро после похищения. Кларе же деньги сейчас не нужны - по крайней мере, ее жизнь никак не переменилась. Кроме того, деньги мало ее интересуют. Я с ней знаком.
- Тоже сомнительно, - сказал Медведь.
- Как вам будет угодно. Но я решаюсь на более скромное утверждение: я достаточно с ней знаком, чтобы уверять, что она способна настоять на своем. Шкатулка, повторяю, принадлежала ей, она совершеннолетняя, и если бы ей понадобилось продать шкатулку в свою пользу, она так и поступила бы. И скандал с родителями ее бы не смутил.
Разве что расстроил бы, подумал он про себя, вспомнив, как Клара защищала свою мать, хотя дома ей явно было несладко. Он вспомнил и то, что лорд Минлент не смог сразу ответить на вопрос, сколько лет его дочери, и то, что фотографию ее им пришлось разыскивать, хотя Клары в то время не было в Нью-Йорке. А ведь она их единственный ребенок!
- Вы хотите сказать, - спросил Медведь, - что Клара Минлент в этом не замешана?
- Ничего подобного. Я считаю, что она в этом замешана. Но как-то иначе. То ли она знает, кто взял шкатулку, то ли догадывается. Но почему она молчит - вот в чем вопрос!
- Может быть, здесь замешан мужчина? Вы ведь знаете не хуже меня, что самое просто объяснение чаще всего и оказывается верным.
- Какой-то мужчина в ее жизни есть, она этого и не отрицает, - ответил Дик, - но вряд ли это он. Я помню, как она об этом говорила... нет, в ее сознании этот мужчина никак не связан со шкатулкой Моцарта. Но когда я пришел и сказал ей, что занимаюсь поисками шкатулки, она испугалась. Она испугалась, точнее, была сильно поражена и тогда, когда я сообщил, что содержимое шкатулки уже продано с аукциона. Она... - он едва не проговорился о том, как перепугалась Клара, услышав имя Джонсона, но вовремя остановился. - Короче, она замешана в этом деле - так я считаю. Меня интересует и ее подруга - не мисс ли это Джиллет?
- Вот как! - заметил Медведь.
- Сейчас ее разыскивают в Париже. В том же колледже ее нет - я уже выяснил. А ведь мисс Минлент сказала мне, что они вместе учатся... Но все же попробовать надо. Моя поездка в Париж не была напрасной, - и Дик вспомнил про брата-близнеца. Надо будет потом, наедине с собой, еще разок пересмотреть все дело вместе с теми фактами, о которых он умалчивал в присутствии Медведя. Ему в голову пришло еще одно соображение: Клара сказала, что не знает Джонсона; а что, если спросить об этом его самого?
Новая идея так ему понравилась, что он с трудом заставил себя сидеть на месте и продолжать разговор. Впрочем, все уже было сказано.
- И теперь, - постарался он поскорее завершить свою речь, - нам надо решить, в каком направлении отныне вести расследование.
- Шкатулку надо найти, - сказал Медведь. - Или уж, на худой конец, на очень худой конец, доказать, что она тоже навсегда ушла из наших рук. Оставлять это просто так, в вакууме, нельзя.
- Мы найдем шкатулку, - твердо сказал Дик. - А теперь - вы меня извините...
- Куда это вы? - удивился Медведь. - Нам ведь надо решить, что теперь делать, - вы сами сказали.
- Мне нужно позвонить, - сказал Дик. - Очень срочно.
Медведь неохотно отпустил его, и он побежал в свой кабинет к телефону.
Дозвониться до леди Беаты оказалось несложно. Узнав от горничной, что звонит Дик Уиллет, она немедленно схватила трубку.
- Дик! - радостно закричала она. - Ах, как же я рада вас слышать! Вы меня совершенно забыли! Я ведь дала вам слово не вмешиваться в это дело и героически держу его, а вы даже не расскажете мне, как идут дела!
- На этот раз я просто буду вынужден вам рассказать, - ответил Дик. - Мне опять нужна ваша помощь.
- Да что вы? Какая чудесная новость! И что же, вы приедете прямо сейчас?
- Да, если вы не против, - поколебавшись, ответил Дик.
- Против? Я против? Приезжайте как можно скорее!
Дик съездил к леди Беате и, как обычно, засиделся у нее. Она немедленно выполнила его просьбу и навела справки. Можно было почти с полной уверенностью сказать, что Джонсон не знал Минлентов, а они - его. Джонсон часто бывал у леди Беаты, Минленты же не удостаивались такой чести. Они были скучными людьми, а она терпеть этого не могла.
- Я не поручусь, что они не могли встретиться где-нибудь на приеме. Вы понимаете, что я имею в виду? Но что близкого общения между ними не было - это точно.
- А их дочь?
- О дочери почти никто из тех, с кем я говорила, не упоминал. Вероятно, они ходили с ней куда-то не так часто. Нет, дочь тем более не могла близко общаться с Джонсоном.
Конечно, не могла, подумал Дик. Да если бы и общалась! Клара Минлент! Девчонка! Хорошая, но девчонка! Какими дикими должны быть обстоятельства, как они должны были сложиться, если Александр Джонсон, будущий мэр Нью-Йорка, сговорился с Кларой Минлент, дочерью лорда и леди Минлент, украсть принадлежавшую последней шкатулку Моцарта!
- Хорошо, - медленно сказал он. - Спасибо.
- Вы мне обещали все рассказать, - напомнила леди Беата.
- И расскажу непременно, только не теперь.
- Скажите хотя бы: что Джонсон?
- Не знаю, леди Беата, - честно признался Дик.
- Очень жаль, мистер Уиллет, - ответила она.
- Просто Дик! - запротестовал Дик Уиллет.
- Просто Беата!
- Так он что, в чем-то виноват?
- Думаю, что нет.
- Через неделю выборы, - напомнила леди Беата.
- Уже через неделю? Ой! Дай ему Бог удачи! А сейчас простите меня, мне надо бежать! - и Дик умчался. Ему не хотелось говорить о незаконченном деле.
В полицейском управлении его ждала на столе записка.
"Звонили из Парижа. Они нашли Дину Джиллет. Она учится в колледже святого Мартина. На послезавтра у нее билет в Нью-Йорк - рейс 34. Она гражданка США".

Алекс много путешествовал, но в Лондоне ему бывать не приходилось, и первое впечатление оказалось необыкновенно сильным. Дорога на такси из Хитроу в "Англетер" показалась ему минутной, и он был удивлен, взглянув на счетчик, - такси обходилось в приличную сумму.
Непривычное левостороннее движение, знаменитые двухэтажные автобусы и телефонные будки, узкие улочки с очаровательными домами - все привлекало его восхищенное внимание. Чувствовал он себя прекрасно, потому что в Ирландии, где провел два с половиной дня, сумел как следует отдохнуть.
Прежде приходившие из Ирландии факсы, подписанные "искренне ваш Кен О"Кенти", раздражали его, казались сухими и равнодушными. Теперь же, познакомившись с их автором лично, Алекс с удовольствием убедился, что это отличный человек, всей душой преданный инжерной работе, как и он сам; более того - выяснилось, что причиной их разногласий стало небольшое недоразумение, разрешить которое было очень легко. Правда, придется проделать массу работы по сведению воедино двух различных технологий, но если Алекса чем-то и можно было напугать, так только не работой. К тому же задача была творческая, интересная, как раз ему по плечу. Он уже ощущал сильное нетерпение при мысли о том, что предстоит этим заняться.
Новый знакомый пригласил его в ресторан; они ужинали втроем - сам мистер О"Кенти, его жена и Алекс. Алексу было ужасно жалко несчастную женщину: похоже, ее супруг был убежден, что прочность и конфигурации конструкций из различных видов стали - это тот самый предмет, о котором надо побольше беседовать в женском обществе.
Желая развлечь бедняжку, он принялся рассказывать о Нью-Йорке, о его широких улицах и стройных небоскребах, о сумасшедшей жизни, о той необыкновенной, загадочной притягательности, которой обладает этот великий город. Миссис О"Кенти слушала его с жадностью, иногда задавала вопросы, а ее муж смотрел на нее с удивлением - вероятно, ему никогда и в голову не приходило, что она может интересоваться чем-то, кроме дорогих его сердцу металлоконструкций.
- Если вы соберетесь навестить нас в Америке, - говорил Алекс, - мы будем очень вам рады. Я думаю, что вам все равно придется к нам приехать, - обратился он к О"Кенти, - потому что мы организуем новый отдел по работе с Европой, который я буду возглавлять. У нас найдется, чем заняться на месте и о чем побеседовать. Надеюсь, вы захватите с собой жену.
- Действительно, мы собирались поехать в Штаты, хотя и по другому поводу, - отвечал Кен О"Кенти. - Но если так, то мы, конечно, посетим и вас! Вы ведь уже завтра улетаете?
Алекс покачал головой.
- Да, но я лечу в Лондон.
- Отдел по связям с Европой?
- Нет, - вздохнул Алекс. - По личным делам.
Миссис О"Кенти подняла глаза, внимательно на него посмотрела.
- Какие-нибудь проблемы?
Алекс только кивнул.
- В Лондоне живет мой родной брат, - заметила миссис О"Кенти. - Если вам потребуется какая-нибудь помощь...
- Спасибо, - поблагодарил Алекс, почувствовав, что предложение делается от всей души. - Но дело в том, что я понятия не имею, понадобится ли мне помощь и какого рода помощь. Мне надо отыскать в Лондоне одного человека.
- Обратитесь в полицию.
- Нет, эта... этот человек не лондонец. Просто я знаю, что он был в Лондоне примерно неделю назад, и вот хочу попытаться.
- Неделю назад! - воскликнул Кен. - Вы шутите! Он мог уехать оттуда уже тысячу раз.
- Конечно, - потвердил Алекс. - Но у меня нет выбора. Больше мне искать негде.
Миссис О"Кенти снова внимательно взглянула на него.
- Может быть, попробовать навести справки в аэропорту? - сказала она.
- Может быть, - уклончиво согласился Алекс. Ему не хотелось упоминать о том, что он даже не знает настоящих имени и фамилии Шилы. Кен неожиданно помог ему.
- Такой информации - кто, когда и куда вылетел и так далее - не дают кому попало, - сказал он.
- А как же вы станете искать?
- Я собираюсь обзвонить все дорогие отели. Тот, кого я разыскиваю, мог остановиться только в отеле высокого класса... - Он вдруг осекся. А почему, собственно, он так в этом уверен? Ей же понравилось в мотелях, ошибки быть не может! Но не может же он обзвонить все отели Лондона!
- А есть у вас фотография того, кого вы разыскиваете?
Алекс удивился.
- Нет. Почему вы об этом спросили? Я же не буду ходить с фотографией и расспрашивать прохожих!
- Видите ли, - задумчиво ответила миссис О"Кенти. - Просто мне показалось, что человек, которого вы ищете, - женщина. Я подумала, что эта женщина вам, должно быть, небезразлична, так что у вас может быть ее фотография, которая пригодится вам в розысках.
- Это и в самом деле женщина, - откровенно признался Алекс. В конце концов, ему нечего стыдиться. - Но у меня нет ее фотографии. Мы были знакомы всего два месяца.
- И что же?
- А потом она куда-то пропала.
И Алекс совершенно неожиданно для себя рассказал всю историю с самого начала этим людям, которых он практически не знал. Надо сказать, что жаловаться на недостаток внимания со стороны своих собеседников ему не пришлось. Они даже не заметили, что перед ними поставили чашки с кофе и десерт, так увлек их его рассказ. Когда он дошел до того, как Кора определила по фону в трубке, что бил именно Биг Бен, они ахнули.
- И из-за этого вы полетели в Лондон? - спросил О"Кенти. - Нерационально.
- Ничего, пусть нерационально, - с улыбкой сказала миссис О"Кенти. - Все нерациональное в конце концов и делает людей счастливыми.
- Но ведь звонила даже не она сама! Ее могло вообще не быть в это время в Лондоне. Понимаете?
- Я не подумал об этом, - признался Алекс. - Но вы, конечно, правы. Однако у меня, повторяю, нет выбора.
Наступила пауза.
- А почему она скрывается? - спросил Кен. - Почему она скрывается, если вы не ошиблись и она и в самом деле хочет выйти за вас замуж?
- Она и в самом деле хочет выйти за вас замуж, - скнова вмешалась его жена. - Я в этом не сомневаюсь. Я бы и сама с удовольствием вышла замуж за мужчину, который, будучи американцем, искал бы меня по всей Европе на основании одного только телефонного звонка. И вы знаете, мне кажется, что она скрывается потому, что ей надо покончить с каким-то делом. И что-то обдумать.
- Но почему она не позвонит мне?
- Потому что она пока не знает, что отвечать на те вопросы, которые вы ей зададите. Разве вы так торопитесь пожениться?
- Да, - сказал Алекс подумав.
Миссис О"Кенти рассмеялась.
- Вы торопитесь теперь, а раньше, если я вас правильно поняла, не слишком торопились.
- Вы хотите сказать, что Шила как бы наказывает меня?
- Может быть. Но лишь отчасти. Она просто хочет дать вам время, и себе тоже. Ведь вы никогда не думали раньше о женитьбе?
- Никогда, и готов поклясться, что Шила никогда не стремилась к замужеству.
- Вот и хорошо, что вы нашли друг друга. Торопиться вам некуда, у вас все впереди, и я совершенно убеждена, что все будет отлично. Поверьте мне. Я в первый раз слышу такую историю. Может быть, я не могу отличить сталь класса А от стали класса Б даже в первом приближении, но в нежных чувствах я разбираюсь.
- В нежных чувствах? - переспросил Алекс.
- Ну да. Ваша Шила - умница. Но и вы молодец. Вы должны быть благодарны судьбе за то, что она свела вас.
- А откуда она все-таки взяла столько денег? - спросил Кен, который предпочитал рассматривать всю историю с позиций логики.
- Шила богата, - ответил Алекс.
- Но разве у нее была нужда в чем-то откупаться перед вами?
- Ни малейшей. Я не знаю, в чем тут дело. Ума не приложу.
- Она послала вам деньги по доброй воле, - вставила миссис О"Кенти. - Видно, вы в чем-то ей невольно помогли, и она хотела как бы рассчитаться с вами.
"Ты набираешь очки", - вспомнил Алекс. Когда он не стал устраивать сцен по поводу ее неожиданного отъезда обратно в Нью-Йорк, а просто спокойно предложил подвезти ее до аэропорта, она сказала именно так: "Ты набираешь очки". Так вот что она имела в виду!
- Мне не нужно столько денег, - сказал он вслух. - Я бы хотел найти Шилу, тогда мне деньги понадобятся, потому что у нас будет семья. Без Шилы они мне ни к чему.
- Вам бы лучше и в самом деле не прикасаться пока к этим деньгам, - значительно произнес Кен.
Его жена посмотрела на него, вздохнула и ничего не сказала.
- И могу дать вам еще совет, - продолжал Кен. - Вы должны еще раз поговорить с теми людьми, которые поздоровались с этой женщиной в отеле, в тот день, когда вы отправились в поездку. Я думаю, что это несоответствие - самое главное.
- И я так думаю! - воскликнул Алекс. - Когда это случилось, я сразу предположил, что здесь вообще кроется ключ к разгадке! Ну почему он не признался, что знает Шилу? Я сам видел, собственными глазами, как он кивнул ей, проходя мимо нас, и жена его ей кивнула. Они сидели за соседним столиком и пили коктейль, а потом встали и вышли, а по дороге снова кивнули Шиле! Мне не могло померещиться, ни в коем случае не могло!
- Может быть, есть какая-то причина, по которой они не хотят признавать, что знакомы с ней, - сказал Кен. Он явно считал, что с Шилой дело нечисто, но старался не оскорбить чувств Алекса и не высказывать своих подозрений вслух.
- Нет. Такой причины нет. И я вам даже объясню, почему: они могли пройти мимо нас хоть десять раз и не кивнуть ей. Никто не обратил бы на это внимания, это точно. Я не знаю, как объяснить. Но я твердо знаю, что они кивнули ей потому, что сами хотели этого, и кивнули они как-то не холодно, дружески. Я уверен, что они ее хорошо знают.
- Вот видите, как жаль, что у вас нет ее фотографии!
- Да, - признал Алекс. - Была бы у меня фотография - я бы прорвался к этим Минлентам и показал ее им. Но что поделаешь, не составлять же фоторобот!
- А где она жила в Нью-Йорке? - спросила миссис О"Кенти после паузы.
- Не знаю. Я же сказал вам, у меня не было номера ее телефона, она всегда звонила сама.
- А могло ли такое быть, что в Нью-Йорке она жила в отелях?
Алекс задумался. Он несколько раз замечал, что Шила ставит на заднее сиденье его машины сумку довольно внушительного размера. Он никогда не интересовался, что у нее там, потому что вообще никогда ничем особенно не интересовался. Но там могли быть вещи, которые она брала с собой на несколько дней. Она часто и легко оставалась у него на ночь, и он никогда не замечал, чтобы она куда-то позвонила и предупредила, что сегодня не придет. У него дома осталось множество вещей Шилы - халат, две пижамы, зубная щетка, косметика, несколько платьев. Он приписал это поначалу ее богатству - почему бы не купить, чтобы не таскать с собой - но сейчас все представилось ему совсем в другом ракурсе.
- Вот видите, - сказала с улыбкой миссис О"Кенти, наблюдая за ним. - Возможно, вам следовало начать с того, чтобы обзвонить все отели у себя дома, в Нью-Йорке.
- Вот что, - решительно сказал Кен О"Кенти. - Может быть, и вам, и моей дражайшей жене не хочется, чтобы я вносил трезвую нотку в эту романтическую историю, но я совершенно точно могу вам сказать, что вам следует делать.
- И что же?
- Вы можете, конечно, заехать в Лондон, раз уж отговорить вас от этого, по-видимому, все равно не удастся. Можете обзвонить там отели, если вам уж так хочется. К тому же, если один раз на ваше письмо последовал ответ, то вполне возможно, что вам позвонят и в "Англетер". Хотя маловероятно: ведь, насколько я понимаю, письмо в банк вы отправили только вчера утром. Пока за ним придут - если придут...
- Теперь она будет проверять корреспонденцию в банке постоянно, - перебила миссис О"Кенти. - А узнав из письма, что вы ездили за ней по всему свету, обязательно объявится. Ручаюсь за это.
- Хорошо. Пусть так. Но потом, когда вы перестанете в Лондоне корчить из себя детектива, вы должны сделать одну вещь. И сделать обязательно.
- Какую? - нетерпеливо спросил Алекс.
- Вы должны сесть на телефон и не класть трубки до тех пор, пока не дозвонитесь сыщику, которого вам рекомендовали, и любыми путями не убедите его заняться вашим делом. Советую вам, если он снова будет отказываться, упомянуть сумму, которую прислали на ваш банковский счет. Романтическую сторону этого дела вы представите ему потом.
- В этом деле нет никакой романтической стороны, - сказал Алекс. - Просто мы с Шилой подходящая пара, и нам нужно пожениться.
- Никакой романтики, - заметила миссис О"Кенти.
- Потом вы пойдете к нему и расскажете ему все так же подробно, как только что рассказали нам. Только не говорите, что хотели бы иметь в будущем браке с Шилой трех детей, как сообщили нам. Будет довольно, если вы изложите факты.
- Если этот сыщик действительно так хорош, как о нем говорят, - вставила миссис О"Кенти, - то непременно скажите про трех детей. Это ему очень поможет. И про снежинки.
- Про снежинки придется рассказать, - согласился Кен. - Ведь именно из-за них вы отправились в Париж. Хотя ваше пребывание там нельзя назвать удачным. Но все-таки снежинки важны: ведь они были нарисованы на меню, что показывает, что ваша Шила снова возвращалась в тот же мотель. Если вы не ошибаетесь, конечно, и снежинки и в самом деле нарисованы ее рукой.
- Я не ошибаюсь.
- Ну что ж, - произнес Кен с некоторым сомнением, - вам видней. Вот все это вы ему и расскажите. А потом делайте то, что он вам скажет.
Алекс не возражал против этого плана. Он и сам понимал, что любое дело должен делать профессионал.
- Вы должны обязательно позвонить нам и сообщить, как идут дела, - попросила миссис О"Кенти.
- Ну конечно, - прообещал Алекс. - Вы знаете, я испытываю некоторую неловкость - я вас, наверное, утомил.
- Нисколько, - к некоторому удивлению Алекса и собственной жены, сказал Кен О"Кенти. - Мне было интересно вас слушать.
- Я благодарна вам и за то удовольствие, которое доставил мне ваш рассказ, и за то, что вы напомнили моему мужу, что мир не ограничивается конструкциями из различных видов стали.
- Миссис О"Кенти, - сказал Алекс, - я твердо верю, что увлечение своей работой обогащает человека.
- Согласна с вами, но чрезмерное увлечение сужает его мир до минимума, вам не кажется?
- Кажется, - согласился Алекс. - Но мне кажется также, что ваш супруг не безнадежен. В Нью-Йорке мы обязательно сходим в такие места, где он просто не сможет остаться равнодушным.
- Да, я думаю, мы приедем в Нью-Йорк, - сказал Кен.
- Разумеется, - подтвердил Алекс. - Вы обязательно должны будете приехать - я хочу, чтобы вы стали гостями на моей свадьбе.
Сейчас, уже в Лондоне, он с улыбкой и с некоторым смущением вспоминал всю сцену. Дело даже не в том, что супругам О"Кенти он впервые рассказал всю историю; дело в том, что он вообще в первый раз говорил с кем-то о своих личных делах. Никогда он не затрагивал своей частной жизни в разговоре с кем-либо, включая Шилу.
Оставив вещи в отеле, Алекс первым делом отправился в музей Шерлока Холмса на Бейкер-стрит, как обычно поступают иностранцы. Он вышел оттуда совершенно очарованный и пошел пешком к мадам Тюссо. Только после этого он подземкой добрался до Вестминстера.
Величие и красота Биг Бена поразили его. Несмотря на то, что небо затянуло тучами - привычная картина для Лондона! - зрелище было потрясающее. Конечно, он много раз видел знаменитую башню с часами на фотографиях и в кино, но никогда не думал, что она так хороша. Биг Бен бил каждые пятнадцать минут, и вскоре Алекс услышал его голос. Да, то самое! Кора была права! Хотя сомневаться было глупо, конечно.
Он прогулялся по Вестминстерскому мосту, стараясь не спускать глаз с Биг Бена. В результате он едва не вывернул себе шею, но зато полюбовался этой красотой со всех сторон и убедился, что Биг Бен отовсюду разный. Часы снова начали бить, Алекс остановился и зачарованно прислушался. Потом огляделся по сторонам.
Телефонных будок кругом было не так и много. Несколько штук стояли на небольшом перекрестке; в каждой будке стоял человек, другие люди на тротуаре ждали своей очереди позвонить. Он повернулся в другую сторону. Там тоже стоял целый блок телефонных будок, но вряд ли ему звонили оттуда: это было слишком далеко, бой часов не был бы так хорошо слышен. Особенно если учесть, что дверь будки, конечно, была закрыта.
Он прогулялся несколько раз мимо будок, присматриваясь к ним поближе. Точно: дверцы снабжены чем-то вроде пружинок, так что разговаривать с открытой дверью можно, только если придерживать ее рукой. Вряд ли она это делала.
Алекс снова поднял глаза на Биг Бен и даже вздронул: ветер разогнал облака, и на фоне яркого голубого неба часы были так хороши, что захватывало дыхание. За одно это спасибо Шиле! Если бы он не разыскивал ее, Бог знает, когда бы он сюда попал!
Шила бывала в Лондоне. Он вспомнил, как она рассказывала ему, что прошла всю обычную для туристов программу несколько раз, настолько понравилась ей столица Великобритании. Лондонские магазины привели ее в особое восхищение. Но больше всего она рассказывала о том, что разыскала концертный зал, выстроенный на месте того, где выступал шестилетний Моцарт во время путешествия с отцом. Именно здесь, в Лондоне, исполнялась его первая симфония - написанная восьмилетним ребенком! Помнится, Шила еще рассказывала, что здесь юный гений стал предметом научных исследований. Он обладал таким необыкновенным музыкальным слухом, таким ярким талантом, он так импровизировал на клавесине и работал с такой необычайной быстротой, что весь музыкальный мир Лондона пришел в волнение и занялся чудо-ребенком.
Два дня Алекс бродил, как зачарованный, по чудесным улицам. Он знал толк в городах, и Лондон глубоко потряс его. Он вынужден был признать, что яркая красочность Нью-Йорка уступала глубочайшей вековой величественности английской столицы. Он не стал от этого любить Нью-Йорк меньше, но подумал о том, что хорошо бы всем его жителям бывать почаще в Лондоне, впитывать в себя его культуру, особый европейский дух и привозить к себе домой. В энергичную Америку неплохо было бы добавить европейской души! А разнеженной Европе не помешала бы энергия Америки!
Вечерами и в обеденное время Алекс звонил по лондонским отелям, но совершенно безрезультатно. Несколько раз попадались фамилии, похожие на фамилию "Бэйзл", но всегда оказывалось, что это не Шила.
И все-таки его поездка в Лондон оказалась не напрасной.
Накануне отъезда он подошел к стойке портье, чтобы предупредить, что уезжает, и заплатить за номер. Пока портье искал нужные данные в компьютере, Алекс от нечего делать смотрел по сторонам; рядом, за стеклянной перегородкой, была небольшая конторка, на маленьком столике прямо возле перегородки стоял факсовый аппарат. Как раз шло какое-то сообщение. Алекс равнодушно смотрел на выползавшую из аппарата бумагу, пока вдруг не осознал, что это что-то ужасно ему знакомое. В следующую секунду он с величайшим изумлением понял, что это то самое письмо, которое он отправил из Ирландии в венский банк, - кто-то отправлял его по факсу!
- Пожалуйста, - вне себя от возбуждения обратился он к портье. - Прошу вас! Там факс! Я думаю, что это мне.
Заразившись его волнением, портье быстро нырнул за перегородку и принес листок.
- Мистер Кинтер? - спросил он, глядя на факс.
- Да.
- И в самом деле, это вам, прошу вас.
Алекс схватил листок. Это действительно было его письмо.
Любезная Шила! Я не намерен дожидаться, пока пойдет снег. Искал тебя в Вене и Париже. Теперь лечу в Лондон. Остановлюсь в гостинице "Англетер". Если будешь звонить, то звони сама. Алекс.
А внизу, под текстом, рукою Шилы было написано:
- Я люблю тебя.
Вместо подписи красовались две маленькие симпатичные снежинки.

ГЛАВА ВОСЬМАЯ. ПРЕДЕЛ ХОРОШЕСТИ

Дина Джиллет прибыла рейсом тридцать четыре в нью-йоркский аэропорт и, пока она проходила паспортный контроль, Дик стоял в толпе встречающих и собирался с духом. У него был особый план беседы с ней, который должен был принести свои плоды, и отказываться от него он не собирался. Дина Джиллет интересовала его, и первое, что он хотел выяснить, - это не была ли она заодно с Кларой Минлент. Правда, она училась в другом колледже, но он хорошо помнил, что Клара и не говорила, что они учатся вместе, а сказала "она тоже учится здесь". Тогда он решил было, что имеется в виду колледж, в котором они беседовали, но потом подумал: может быть, "здесь" означает "в Париже, во Франции".
К нему подошел полицейский.
- Она только что прошла паспортный контроль, мистер Дик, - вполголоса сказал он. - Сейчас получит багаж и выйдет. Не пропустите, это займет не больше двух минут. Красивая молодая женщина, на ней яркая куртка - салатового цвета со светло-коричневыми и ярко-синими полосками. Джинсы и белые кроссовки. В руках, не считая багажа, коричневая кожаная сумка, головного убора нет.
- Спасибо, - кратко ответил Дик.
Полицейский кивнул и уже повернулся, чтобы уйти, но тут же застыл.
- Вот она!
Дина Джиллет шла по проходу, легко неся небольшой чемодан. Она чему-то улыбалась и вообще была похожа на человека, вернувшегося после долгого отсутствия в любимый город.
Дик пошел за ней. Как только она выбралась из толпы и пошла легкой пружинящей походкой по залу, он догнал ее и слегка коснулся ее руки.
Дина остановилась, обернулась и уставилась на Дика с веселым удивлением.
- У Клары Минлент большие неприятности, - резко сказал Дик.
- Что? - удивилась девушка.
- У Клариссы Минлент большие неприятности, - повторил Дик, уже чувствуя, что его затея сорвалась.
- Мне очень жаль, - удивленно сказала Дина. - Мне действительно очень жаль. И что же, вы думаете, я могу ей как-то помочь?
У нее был необыкновенно приятный голос и какая-то особая манера выговаривать слова - тщательная и неторопливая. Дик вздохнул и вытащил свое удостоверение.
- Нет, откровенно говоря, я из полиции и хотел бы побеседовать с вами, - сознался он. - Мне просто нужно знать, знакомы ли вы с Клариссой Минлент, и теперь я знаю, что нет.
- Не знакома, - подтвердила Дина. Дик заметил, что она слегка нахмурилась. - А что же натворила эта Кларисса Минлент?
 - Пока не знаю, - сказал Дик. - Согласны ли вы поговорить со мной сейчас?
- Я только что прилетела и не была дома уже два месяца.
- Я отвезу вас домой на своей машине.
- С сиреной? - с улыбкой спросила Дина. Дик заметил, что ее напряжение несколько спало, она снова стала вести себя раскованно.
- Нет. Это не полицейская машина, а моя собственная, личная. Прошу вас, сюда, - и, чтобы не дать ей передумать, он стремительно провел ее на автостоянку.
Дина молча шла за ним; она слегка улыбалась, но все же видно было, что она пытается сосредоточиться. Дик положил ее сумку в багажник и усадил ее на сиденье пассажира.
- Куда ехать? - спросил он. - И не забудьте, пожалуйста, пристегнуть ремень.
Дина назвала адрес. Ехать было не слишком далеко, но это Дика вовсе не обрадовало. Он надеялся, что у него будет побольше времени, поэтому при виде пробки, которая ждала их на шоссе, только воодушевился. Это был хороший предлог отправится в объезд.
- Пробка, - сказал он, поворачивая налево, - но это не страшно, я знаю хорошую дорогу в объезд. Скажите, пожалуйста, вы ведь знаете, где находится мотель "Скорлупка"?
- Знаю, - отвечала Дина. Дику показалось, что у нее отлегло от сердца. - Недавно я там проезжала, остановилась на ночь в этом мотеле. Ну и отличный же мотель, доложу я вам! И хозяин - просто прелесть, он достоин лучшей участи.
Дик хотел задать вопрос, но она не дала ему даже открыть рта.
- Встретил он меня, как родную. Вы не поверите! И устроил удобно, и в ресторане ликером угостил. Я решила, что самое лучшее, что я могу сделать, - это выразить свой восторг по поводу мотеля. Люди ведь именно так это и воспринимают, им нравится, когда кто-то интересуется делом всей их жизни, как вам кажется?
Дик снова попытался ответить, но вопрос оказался риторическим - Дина ответа не ждала.
- Он мне показал мотель, и я подумала, что при желании отсюда можно кучу денег извлечь! Надо только кое-что усовершенствовать. Этот хозяин так мне понравился, что я решила помочь ему. Сейчас там, в мотеле, бассейн строится - это я ему нашла хорошую компанию и даже частично оплатила работы. У меня ведь есть свои деньги.
- Наследство? - ухитрился наконец Дик вставить слово.
- Да. Именно. Вы можете это проверить - у меня есть деньги в банке.
Дик это уже проверил. Как только стало известно, что Дина - гражданка США, он выяснил у парижской полиции, в каком именно городе она живет, и без всякого труда нашел ее. Навел он справки и о ее банковском счете. Деньги у нее и в самом деле были, их положили на ее счет еще в те времена, когда она была девочкой, а потом она получила крупную сумму от страховой компании - родители оформили специальную страховку к совершеннолетию. Происхождение денег сомнений не вызывало. Но верно было также и то, что Дина сняла со своего счета две трети этой суммы, чтобы заплатить за те работы, что велись сейчас в "Скорлупке".
- Я обязательно проверю, - пообещал он. - Впрочем, могу и поверить вам на слово. А скажите, много ли вам пришлось потратить?
- Довольно прилично. Но я рассчитываю купить мотель, объединившись с кое-какими знакомыми, и получить все обратно, а потом получать стабильную и высокую прибыль.
- А вы уверены, что Генри согласится?
- Кто этот Генри? - удивилась девушка.
- Так зовут хозяина "Скорлупки".
- А! Ну да, конечно! Я думаю, что он согласится продать. И причин тому две: во-первых, мы предложим такие деньги, что отказываться будет глупо; во-вторых, я собираюсь уговорить его остаться в мотеле, пусть даже оставить за собой часть денежных вложений и получать часть прибыли. И его самого, и обязательно его жену! Вы бы только видели, какие она составляет букеты!
- Я видел, я был в "Скорлупке" и тоже обратил на них внимание.
- Красота, мечта, а не букеты! - с воодушевлением произнесла мисс Джиллет. - Я послала ей в подарок несколько книг по икэбане.
"Каждая ценой по крайней мере в восемьдесят долларов", - заметил про себя Дик, но вслух сказал совсем другое:
- И вы вот так, всего один раз посетив мотель, решились на подобные расходы? И сразу приняли решение о покупке?
- Разрешите заметить вам... простите, я плохо рассмотрела тот документ, которым вы меня огорошили в эаропорту, и не успела прочитать вашу фамилию.
- Меня зовут Ричард Уиллет, - представился Дик. - Просто Дик.
- Так вот, мистер Уиллет, позвольте вам заметить, что хозяин мотеля тоже предложил мне не оплачивать счета, как только я пообещала прислать ему медные чайники.
- Бабушкины? - спросил Дик. - И, пожалуйста, называйте меня просто Диком.
Дина слегка закусила губу; в первый раз бойкость ей изменила, и Дик почувствовал, что ей не по себе.
- Ну да, - храбро подтвердила она. - Бабушкины. Ну, может, не совсем бабушкины, но это ведь и неважно, правда? Он видел меня первыый раз в жизни, но сразу же поверил мне.
- Позвольте вам заметить, мисс Джиллет, что величины это несоизмеримые. Та сумма, которую вы уплатили за номер в отеле, составляет сотую часть цены работ по строительству бассейна.
- Дело не в сумме, - сказала Дина недовольно. - Просто я поверила ему и мне так захотелось купить этот мотель!
- А раньше у вас когда-нибудь возникало желание приобретать придорожные мотели?
- Нет. Но это просто совпадение, понимаете? Я хочу сказать, что как раз начала думать о том, что деньги лежат мертвым грузом на моем банковском счете и хорошо было бы куда-нибудь их вложить, в какое-нибудь выгодное дело. Сверните здесь, пожалуйста, направо.
Дик послушно повернул руль.
- Вот мой дом, - сказала Дина.
- Вы живете одна?
- С подругой. Мы снимаем квартиру вдвоем, так как обе хотим жить отдельно от родителей.
- Вы любите Моцарта? - спросил Дик внезапно.
- Я предпочитаю музыку русского композитора Чайковского, - ответила Дина Джиллет после крошечной паузы. - Большое спасибо, что отвезли меня домой.
Дик молча помог ей выйти из машины, достал сумку из багажника.
- Спасибо, она не тяжелая, я сама донесу, - с улыбкой сказала Дина. Она явно не собиралась приглашать его зайти.
Дик кивнул головой и сел обратно в машину. Дина направилась к подъезду, но на полпути обернулась. Увидев, что Дик смотрит ей вслед, она помахала ему рукой.
- Мисс Джиллет! - окликнул Дик.
Дина сделала несколько шагов назад, по направлению к машине.
- Может быть, вам стоит все мне рассказать? - сказал Дик Уиллет.
- Безусловно, стоит. Я все и рассказала. Каждое сказанное мной слово - чистая правда.
Дик полностью поверил ей. Она говорила правду - просто это была не вся правда, так что общая картина полностью искажалась. Само по себе это было неплохо. Собственно, когда Дик вел расследование, его вполне устраивала и ложь, потому что ответ на вопрос: "Почему этот человек сказал именно это?" практически всегда приводил его к разгадке. При этом было совершенно неважно, насколько правдиво сказанное. Зато несколько раз бывало так, что сказанная кем-то чистейшая правда на какое-то время полностью сбивала Дика с толку, а соответственно - с пути истинного. И хотя сбивала ненадолго, все равно он терпеть этого не мог.
Он получил ответ на самый главный вопрос, который его интересовал. Дина Джиллет не была той самой подругой Клары, о которой она так живо рассказывала ему в Париже. Он ошибся. Это было странно, потому что Дик почти в этом уверился, но сомнений быть не могло - она просто не могла себя не выдать, когда он неожиданно обратился к ней в аэропорту. Имя Клары Минлент было ей незнакомо.
И на второй вопрос он также получил ответ - она что-то знала о шкатулке Моцарта. Тут тоже сомнений быть не могло. Ведь Дина, которая, кстати, ни разу не спросила его, почему полиция интересуется ее персоной или "Скорлупкой", уже была готова к вопросам такого рода, и все-таки чуть помедлила, когда он упомянул имя Моцарта - Дик умышленно сделал это в отвлеченной форме.
Личность Дины Джиллет так интересовала его, что он даже провел небольшую тренировку, задавая всем один и тот же вопрос: "Вы любите Моцарта?" Реакция была самой разной, но абсолютно все, к кому он обращался, все без единого исключения, несколько удивленно переспрашивали: "Моцарта?" Кто-то говорил: "Да, конечно", кто-то отвечал: "Нет, я люблю рок", Медведь - так тот просто молча вытаращил глаза. И тем не менее в реакции всех и каждого было что-то неуловимо общее; а Дина отреагировала совсем по-другому.
Бойкость девушки тоже не понравилась ему. Он ни минуты не сомневался, что это природная бойкость, но все же она говорила слишком уверенно, как будто кто-то подтвердил ей, что в ее действиях, о которых она рассказала Дику, нет ничего противозаконного. Проверить ее слова было очень легко, но в этом не было ни малейшего смысла.
Вероятно, расходы по строительству бассейна в "Скорлупке" ей возместили. Деньги могли, например, перечислить на какой-то другой счет, о котором он не знает, пусть даже в другой стране. Интересно было не то, почему она заплатила за бассейн, а то, почему его вообще начали строить.
Он вдруг осознал, что первые его подозрения беспочвенны. Как и всякий на его месте, он сразу же подумал, что под предлогом строительства бассейна роют землю, чтобы что-то найти или что-то спрятать. Но сейчас Дик понял, что это не так. Это было бы слишком глупо, слишком скоро после кражи шкатулки. Впрочем...
Интересовало его и то, зачем Дина Джиллет вообще впуталась во все это дело. Если бы она оказалась и в самом деле таинственной подругой Клары Минлент, то все можно было бы объяснить проще. Но теперь он исключил этот вариант. Тогда причем же здесь Дина? Каким боком приложить ее к этой головоломке? Кому она помогает, почему вмешалась в дела Генри и занялась этим дурацким строительством?
И вдруг Дику в голову пришла одна идея, идея странная, интересная и очень необычная. Он с удовольствием просмаковал ее - и отбросил. Это было бы очень любопытно, но опять же имело бы смысл только в том случае, если Дина и Клара знакомы. Раз они между собой никак не связаны, а в этом теперь практически нет никаких сомнений, то либо одна из них замешана в краже, либо другая. А жаль - идея была просто прелесть, такая красивая, такая забавная...
Но от нее пришлось отказаться, и Дик оказался на перепутье. Где искать ответ на загадку шкатулки Моцарта - в ванной Клары Минлент или в бассейне, строительство которого оплатила Дина Джиллет?

Впоследствии Алекс никак не мог вспомнить, сколько времени он простоял столбом, не слыша деликатного покашливания портье. И лишь когда тот настойчиво окликнул его несколько раз, Алекс очнулся.
- Мистер Кинтер! - встревоженно спрашивал человек за стойкой. - С вами все порядке?
- Да, конечно, - не слишком убедительно пробормотал Алекс.
- Плохие новости? Может быть, вам что-нибудь нужно? Междугородний звонок заказать? Или билет на самолет? Чем я могу вам помочь?
- Новости просто замечательные, - сказал Алекс, постепенно приходя в себя. - Отличные новости! Самые лучшие новости, какие мне когда-либо доводилось получать!
- Я очень рад, - проговорил портье, глядя на Алекса с некоторой опаской.
- Но вы правы, мне нужно позвонить, - почти кричал Алекс. - Позвонить в Ирландию!
- Вы можете позвонить из своего номера, - осторожно оглядываясь по сторонам, сказал портье. - Сейчас я вам найду код.
- Я знаю код, спасибо! - и Алекс помчался вверх по лестнице, совершенно забыв о существовании лифта.
Он дозвонился в Ирландию с первого раза; ответила ему миссис О"Кенти.
- Миссис О"Кенти! - заорал Алекс. - Это Алекс Кинтер! Я получил от Шилы факс! Она меня любит!
- Ну конечно, любит, глупый вы человек, - сказала миссис О"Кенти. - Где она?
- Не знаю, - растерялся Алекс, которому даже в голову не пришло этим поинтересоваться.
- Посмотрите внимательно на факс.
- Здесь снежинки.
- Очень хорошо. У вас будет достаточно времени, чтобы ими налюбоваться. Пока посмотрите на верхнюю строчку - там должен быть высвечен тот номер, с которого факс прислан.
Алекс посмотрел. Однако номера факса не было, зато было название венского банка, где он оставлял письмо.
- Факс пришел из банка, - сказал он взволнованно.
- Значит, она только что получила ваше послание и сразу же ответила на него.
Это было логично. Шила в Вене! Она только что получила его послание и сразу же ответила!
- Что мне теперь делать? - спросил он, как маленький ребенок. - Опять лететь в Вену?
- Ни в коем случае, - решительно сказала миссис О"Кенти. - И не думайте даже. Ее в банке уже нет. Летите как можно скорее домой, в Нью-Йорк, и разыщите того сыщика, которого вам порекомендовали. Если не сможете его заполучить, то найдите другого, он не один на свете.
- Нет! - заявил Алекс решительно. - Я отыщу именно этого! Сказали, что ему нет равных!
- Очень хорошо. Но вы должны немедленно прекратить самодеятельность. Понимаете? Возьмите с собой этот факс, вообще все, что связано с вашей Шилой...
- Все не могу, тогда придется приглашать его к себе домой, - растерянно сказал Алекс. - У меня полно вещей, которые она мне подарила, или ее собственных вещей, которые она у меня оставила. Вся квартира ими битком набита.
- Если он сочтет нужным осмотреть все это, он к вам придет. Пока просто добейтесь, чтобы он вас принял, все ему подробно расскажите и делайте в точности то, что он вам посоветует. Прошло уже слишком много времени, я уверена, что он ее найдет. Или по крайней мере даст вам умный совет. И вот еще что...
- Да? - сказал Алекс.
Миссис О"Кенти поколебалась.
- Частные сыщики обходятся недешево, - сказала она. - Если у вас проблемы...
- У меня есть полмиллиона долларов, - рассмеялся Алекс. - Я полагаю, что этого хватит. Если он найдет Шилу, я готов отдать их ему безвозмездно. Лишь бы он отыскал ее до того, как в Нью-Йорке пойдет снег.
- Хорошо, - с облегчением сказала миссис О"Кенти; она, очевидно, относилась к тем людям, которые испытывают неловкость при любом упоминании о деньгах. - Я очень рада, что все так сложилось и что вы мне позвонили. А каким же образом вы догадались, что она любит вас?
- Она сама мне это написала! - сказал Алекс.
- Ну и правильно сделала. Иначе до вас никогда бы не дошло. А вы понимаете, что и вам следует сделать то же самое? Пока этот сыщик будет ее разыскивать, вы можете написать ей то же самое через тот же банк.
- Написать ей то же самое? Что я тоже... Разве я люблю ее? - спросил Алекс.
- Без сомнения. Полагаю, она знает это, но любой женщине приятно получить словесное, особенно письменное, подтверждение. И не тяните с этим.
- Не буду. Я не буду с этим тянуть, - твердо сказал Алекс. - Вы во всем правы, а я просто круглый идиот, и я не знаю, как мне отблагодарить вас.
- Глупости, - заявила миссис О"Кенти. - Впрочем, если вы хотите меня отблагодарить, то держите меня в курсе.
- Миссис О"Кенти, - сказал Алекс, - у меня есть хороший друг, Роджерс, я вам о нем рассказывал. Мы много лет друзья, и я именно его приглашу в шаферы. Но вы обязательно станете крестной матерью наших детей! Я прошу вас оказать нам эту честь.
- Охотно, - ответила миссис О"Кенти. - Причем, если я правильно запомнила ваш рассказ, мне придется стать крестной матерью трижды.
- По крайней мере, - подтвердил Алекс. - Это самое меньшее. А сейчас вы извините меня, я хочу отправить письмо. Сделаю все опять так, как в первый раз: напишу сопроводительное на имя управляющего, уж он мне поможет. Дойдет до Австрии быстро, максимум за день. Спасибо вам за все. И передайте привет Кену.
- Непременно, - пообещала миссис О"Кенти. - Я все ему расскажу. Буду с нетерпением ждать от вас сообщений.
Положив трубку, Алекс схватил со стола бланк "Англетера" и быстро написал:
Любезная Шила!
Я люблю тебя первый!
Алекс.
И он нарисовал внизу большую снежинку. Снежинка получилась немного кривая, но Алекс не стал ее исправлять. Ему казалось, что так она даже лучше отражала все, что он чувствовал.

Медведь даже стучал под столом ногами от нетерпения, поджидая Дика, но тот вынужден был его разочаровать.
 Он нашел Дину Джиллет, что было нетрудно, потому что она даже не потрудилась спрятаться за другим именем, встретил ее и побеседовал с ней. Однако ничего нового эта беседа не дала.
- Она все подтвердила, - устало рассказывал Дик. - Она отправила деньги на строительство бассейна в "Скорлупке" со своего счета. Счет ее - никаких сомнений.
- Вы что, проверяли?
- Да, там есть один человек, кое-чем мне обязан, - сказал Дик Уиллет.
- Ах да, я и забыл, что во всех странах такие есть.
- И во всех банках, - подтвердил Дик. - Впрочем, я ведь не собирался делать ей ничего плохого и легко мог получить разрешение на получение такой информации - мой знакомый просто сэкономил нам время. Так вот, счет ее, с тех самых пор, как она была малышкой. С него и пошли деньги.
- А что насчет ее связи с Кларой Минлент?
- Никакой связи. Сомнений быть не может. Так держать себя в руках невозможно. Я подошел к ней без всякого предупреждения и, не представляясь, упомянул Клару. Если бы она хотя бы слышала когда-нибудь ее имя, она бы себя немедленно выдала. Позавчера Клара Минлент вернулась в Нью-Йорк. Я знаю об этом от леди Минлент - Кларе удалось сдать какие-то там экзамены досрочно, и она не стала дожидаться Рождества. Я мог бы побеседовать насчет Дины и с ней тоже, но убежден, что это бессмысленно. Они незнакомы.
- Вы, стало быть, хотите сделать вывод, что Дина Джиллет не замешана в это дело?
- Ни в коей мере, - спокойно сказал Дик Уиллет. - История со строительством бассейна в "Скорлупке" очень меня интригует. Меня интересуют также книги по икэбане и медные чайники, явно купленные в антикварном магазине.
- Причем здесь книги и чайники?
- Пока не знаю, - признался Дик. - Была одна идея, но выяснилось, что она никуда не годится. Ужас, до чего жалко! Идея - прямо мечта! - Странные все-таки вещи происходят в этом мотеле, подумал он. Сначала известный политический деятель красит синей краской зеркало в своей комнате, хотя ему и вообще совершенно нечего делать в мотеле такого класса, потом находят коробку из-под бесценной шкатулки Моцарта, потом проезжая девица строит за свой счет бассейн во дворе и дарит жене хозяина и самому хозяину дорогие подарки... Удастся ли ему вообще когда-нибудь увязать эти факты?
- По-вашему выходит, что мы зря ее искали.
- Вы почти правы. Почти. Единственное, что удалось сделать, - это получить от нее подтверждение. Но вы же понимаете не хуже меня, что она не сделала абсолютно ничего плохого. Полиция не может предъявить ей ни единого обвинения, даже самого маленького. Она распорядилась собственными деньгами так, как сочла нужным. Никто ей не указ.
- Я в это не верю.
- О господи! Я тоже! Но от этой молодой дамы мы ничего не добьемся, можете не сомневаться. Ее кто-то здорово натаскал, и она знает лучше нас, что опасаться ей нечего.
Дик замолчал. Его преследовало упорное ощущение, что дело не только в этом. Дина не проявляла почти никакой нервозности, какую обычно демонстрируют нормальные граждане, столкнувшись с полицией. Была еще какая-то причина, по которой она не сомневалась, что ей ничего не грозит. Какая? Высокопоставленный защитник? Джонсон? Чепуха! На имя Джонсона среагировала Клара, а не Дина Джиллет, а они друг с другом не знакомы. Да Джонсон и не станет никогда покрывать преступников!
Едва он вспомнил о Джонсоне, как опять к его мыслям тут же прицепился брат-близнец, и Дик отмахнулся, как от назойливой мухи. Кто-то постучал в дверь.
- Мистер Дик, - виновато сказал вошедший полицейский. - Я знаю, что вы заняты! Но понимаете, там вам звонят. Этот человек ищет вас уже два дня, названивает без конца и только что заявил мне, что будет звонить до тех пор, пока вы не ответите. У него какое-то очень срочное дело. Его фамилия Кинтер.
- Хорошо, - коротко сказал Дик. - Сейчас иду.
- Пожалуйста, возвращайтесь потом ко мне, - сказал Медведь. - Мы с вами еще не все обсудили.
Дик кивнул и направился к себе в кабинет. Телефон звонил - звонок перевели сюда с коммутатора.
- Слушаю, - сказал Дик, взяв трубку.
- Господин Уиллет, - сказал мужской голос. - Вероятно, я веду себя слишком бесцеремонно. Но мне нужно...
- Ничего страшного, - ответил Дик. - Ваша невеста нашлась?
- Вы меня помните? - удивился звонивший.
- Конечно. Впрочем, если быть точным, я помню ваш голос, а не вас.
- Нет, моя невеста не нашлась, - сказал Кинтер. - И по этому поводу я вам и звоню. Выяснились новые обстоятельства. Прошу вас! Пожалуйста! Вчера я узнал, что я люблю ее!
- Свою невесту?
- Да.
- Потрясающе!
- Прошу вас, мистер Уиллет...
- Просто Дик, - перебил Дик. - Ну что с вами сделаешь - приезжайте. В конце концов вы правы - раз вы любите вашу невесту, надо принимать самые решительные меры. Вы можете приехать прямо сейчас?
- Я уже приехал, - сказал Алекс. - Я стою на улице, у входа в полицейское управление, в той будке, которая слева от входа.
- А откуда вы узнали, где именно я работаю?
- По номеру телефона.
Дик вздохнул.
- Хорошо. Проходите внутрь. Я скажу, чтобы вас пропустили.
Не успел он положить трубку и пригладить волосы, как Алекс уже вошел к нему в кабинет.
- А! Это вы! - тут же воскликнули оба хором. Однако память у Дика оказалась получше, чем у Алекса.
- Где я вас видел? - возбужденно спросил Алекс.
- В лифте парижского отеля, - немедленно вспомнил Дик.
- Точно! Правильно! Господи! Так это были вы! Если бы я знал!
- Что вы делали в Париже?
- Искал свою невесту.
- В Париже?
- Да. А также в Вене и в Лондоне.
- И вы хотите, чтобы я тоже разыскивал ее там же?
- Я хочу, чтобы вы выслушали меня, - попросил Алекс. - Где искать, вы решите сами.
- Это справедливо, - согласился Дик.
- Что касается гонорара... - начал Алекс.
- Господин Кинтер, - мягко перебил Дик. - Я думаю, что вопрос с гонораром мы обязательно уладим к обоюдному удовольствию. Сейчас его обсуждать мы не будем.
- Я просто хотел сказать, что у меня есть средства, чтобы вы не беспокоились.
- У меня тоже есть средства, так что я не беспокоюсь, - сказал Дик. - Слушаю вас.
Алекс глубоко вздохнул.
- Я познакомился с Шилой за два месяца до ее исчезновения, - начал он. - Встретились мы случайно, она чуть не врезалась в мою машину. Мы сразу понравились друг другу и стали часто встречаться. Но она всегда звонила мне сама, так что у меня нет и никогда не было даже номера ее телефона.
- Вообще никаких зацепок?
- Никаких. Она всегда звонила сама.
- Разрешите мне заметить, господин Кинтер, что вы были очень покладистым женихом, - сказал Дик.
- Зовите меня просто Алексом, - сказал Алекс. - Я тогда еще не был женихом. Мне и в голову никогда не приходило, что я могу стать ее женихом. И... понимаете, Шила очень богата. Однажды я спросил номер ее телефона, чтобы договориться о встрече, она под каким-то предлогом отказала, и я уже больше не хотел...
- Понятно, - сказал Дик, глядя на своего собеседника с новым уважением. Алекс нравился ему.
- Однажды она предложила мне проехать по стране и останавливаться на ночь в мотелях, - продолжал Алекс. - Ее это интересовало, она ведь ни разу в жизни не была в мотеле. Мы поехали. - Он замолчал, собираясь с силами.
- По шоссе из Нью-Йорка в Норфолк, я помню, вы в прошлый раз об этом упоминали, - заметил Дик.
- Да. Но я еще забыл вам сказать, что когда мы с ней сидели в день отъезда в отеле "Импайер", она показала мне на знакомых - лорд и леди Минлент.
- Лорд и леди Минлент? - насторожился Дик. Впрочем, их знает чуть ли не весь город, а если эта Шила богата, то знает наверняка.
- Да. Но вы понимаете, тут что-то странное. Когда я начал искать Шилу, я позвонил лорду Минленту и спросил его, не знает ли он, где ее искать. Возможно, он не дал бы незнакомому человеку номера телефона, но я просил хоть передать ей, что я беспокоюсь, и попросить ее мне позвонить. Но он клялся, буквально клялся, что не видел в холле "Импайер" никаких знакомых. Причем мне показалось, что он говорил правду.
- Может быть, ваша Шила знала их, а они ее нет?
- Нет, - упрямо сказал Алекс. - Такого быть не может. Сам лорд Минлент тоже предположил то же самое, но я твердо помню, что именно они кивнули ей - скорее они ей, чем она им, хотя она им тоже ответила легким таким кивком.
- Вы знаете, это недоразумение такого рода, которое потом объясняется как-нибудь очень просто, я с такими сталкивался много раз.
- Так объясните мне его, - попросил Алекс. Дик покачал головой.
- Я должен сначала выслушать всю историю. Итак, вы отправились в поездку.
- Да. Мы ехали и ехали... и знаете, мне показалось... вернее, я почти уверен, что Шила хотела остановиться в одном мотеле, совершенно определенно, что она хотела остановиться именно там, хотя говорила мне, что не знает этой дороги и никогда не была там.
Дик поднял глаза и постарался спросить как можно спокойнее:
- И как же назывался этот мотель?
- "Пестрая утка".
Дик испытал почти физическое разочарование. Однако рассказ молодого человек интересовал его все больше. Если бы он сказал "Скорлупка", стало бы, конечно, еще интереснее.
- Кто-нибудь узнал вашу невесту в то время, что вы ездили по мотелям?
- Нет. Никто, я совершенно в этом уверен. Пусть вас не удивляет и не смущает, что я отвечаю так быстро, - я много думал обо всем этом. Шила ни от кого не пряталась. Она никого не пыталась избегать. Она ни с кем не здоровалась, я ни разу не заметил ничего подозрительного. За исключением одного - приехав в мотель, она сразу после ужина уходила в отведенную нам комнату, ни на минуту не оставалась со мной в баре.
- И что же? Это было необычно?
- По правде сказать, да. Шила была очень вынослива, мы часто посещали рестораны, потому что она любила вкусную еду и хорошие танцы. Она могла плясать до упаду. Понимаете - не танцевать, а именно плясать. Она любила вести ночной образ жизни.
- Может быть, стоит начать с того, чтобы навести справки в тех ресторанах, где вы бывали вместе?
- Не получится. И об этом я уже думал. Мы все время ходили в разные места.
- И никто там ее не знал?
- Нет, но в этом не было ничего странного. Шила прекрасно знала, что наши материальные возможности сильно разнятся, и ей ни разу даже в голову не пришло предложить мне самой оплатить счет. Это было бы уж слишком. Поэтому она ходила со мной в недорогие рестораны - наверняка раньше там и ноги ее не было. Она была очень тактична.
- Господин Кинтер, - сказал Дик. - Вы же сами понимаете, что поскольку необычной была сама ваша поездка по мотелям, она могла уставать от нее.
- Нет, - подумав, ответил Алекс. - Она не уставала. Согласитесь, что, если человек устал настолько, что спешит побыстрее уйти к себе и заснуть, это не может не отразиться на его внешности и манере поведения. Шила была свежа как... - он хотел привычно сказать "как огурчик", но в последний момент передумал и сказал: - Свежа как роза. Ни малейших признаков усталости. - Он вспомнил, как блестели ее глаза, когда они ужинали в "Утке", как она горячо восхищалась интерьером и фигурками птиц на камине. - Я совершенно уверен, что она не уставала, или, во всяком случае, уставала не настолько сильно, чтобы сразу уйти к себе и даже не посидеть со мной в баре. Да ей и не с чего было уставать.
- Как это не с чего? Кто вел машину?
- Почти все время я, иногда Шила.
- Кстати, чья это была машина?
- Моя. Шила предложила поехать на моей машине, и я не видел причин, по которым должен был отказывать ей.
Дику перестала нравиться эта история. Похоже, дама преследовала свои цели.
- Она как-нибудь... - он замолчал, подбирая слова. - Она как-нибудь изменила свою внешность, когда вы ездили по мотелям?
- Не знаю. Она надела простую дорожную одежду, но ведь это совершенно нормально.
- А лицо?
- На Шиле были темные очки.
- А раньше она их носила?
- Носила. Но только другие - модные и довольно дорогие. В поездку же она надела самые обычные очки, какие можно купить на каждом углу, - наверное, купила специально.
- И что же, она всегда носила очки? - хмурясь, спросил Дик.
- Во всяком случае, она стала носить их не прямо в поездке, а недели за две до нее - у нее вдруг начали побаливать глаза, она жаловалась на резь, на слишком яркий свет.
- У нее были с собой вещи?
- Небольшая дорожная сумка.
- Вы видели, что там внутри?
- Специально нет, но несколько раз она ее при мне разбирала. Мне кажется, там были только обычные дорожные принадлежности, белье, косметика.
- Ну и что же произошло потом?
- Мы проездили неделю с чем-то. А потом вдруг Шила сказала, что ей надо срочно вернуться домой. Она получила какое-то известие.
- Когда?
- Что - когда?
- Когда и каким образом она получила это известие?
- Господи, мне и в голову это не приходило, - сказал потрясенный Алекс. - В самом деле - когда и где она могла получить известие? Мы не расставались ни на одну минуту, если не считать того времени, когда кто-то из нас был в душе или когда она уходила наверх спать без меня. Может быть, именно в это время?
 Дик покачал головой. Ему уже было не просто интересно, а очень интересно.
- Но ведь никто не знал, где вы, - сказал он. - Такое простое соображение не приходит вам в голову? Или ваша подруга всякий раз сама выбирала мотель?
- Никоим образом. Кстати, к концу поездки ей все это стало немножко надоедать, и она уже, по-моему, вообще не обращала на мотели внимания. Мы тормозили у первого попавшегося. А ведь именно в конце поездки ей и должно было прийти сообщение. Ничего не могу понять!
Совершенно очевидно, что она собиралась оставить его и уехать с самого начала, подумал Дик, но оставил это соображение при себе и спросил совсем другое:
- Скажите, вы останавливались в таком мотеле - "Скорлупка"?
- Не помню, - неуверенно сказал Алекс. - Однако я что-то слышал про скорлупку.
- Очень вас прошу, постарайтесь вспомнить, что именно.
- Сейчас... а, вспомнил! Когда я вам звонил перед отъездом в Лондон, мне ответили, что вы в скорлупке. Я еще ломал себе голову, что это такое.
Дик отметил про себя, что дежурному надо надавать по шее, чтобы не болтал лишнего, и задал следующий вопрос.
- А если показать вам мотель, вы вспомните, останавливались ли в нем?
- Может быть. Но я не уверен. Понимаете, их было так много...
- Ну хорошо. Итак, вы поехали обратно.
- Нет. Шила полетела самолетом из Норфолка, а я вернулся на пароме.
- Откуда вы знаете, что она полетела самолетом? Это она вам сказала?
- Я сам отвез Шилу в аэропорт. И знаете, когда я ей это предложил, она почему-то сказала: "Ты набираешь очки". Я тогда не обратил внимания. И только потом подумал...
- С тех пор вы о ней ничего не слышали?
- Слышал, - сказал Алекс. - прежде всего вскоре я получил банковский перевод - на полмиллиона долларов.
Дик поднял глаза.
- На сколько?
- На полмиллиона долларов. Даже немного больше.
- Вы серьезно?
- Совершенно серьезно.
- И как она это объяснила?
- А она этого не объясняла. Просто пришло извещение из банка, что деньги поступили на мой счет, - и все.
- А почему же вы решили, что это от нее? Больше некому?
- Просто я затребовал копию перевода. И там, на этой копии, были нарисованы снежинки на полях. А Шила всегда и везде рисовала снежинки.
- Снежинки? - переспросил Дик. И тут же, резко поднявшись, бросил на ходу, спеша к двери. - Пожалуйста, подождите меня здесь. Прошу вас ни в коем случае никуда не уходить.
Алекс остался сидеть на стуле. Не зря он сюда пришел - Дик ему очень понравился, к тому же он явно заинтересовался его рассказом. Надо же ему было быть таким дураком и не представиться тогда своему спутнику в лифте. Ведь тот сам обратился к нему, могла бы завязаться беседа... Эх!
Дик вернулся и положил на стол перед Алексом запечатанную в целлофан карту.
- Вы когда нибудь видели это? - спросил он.
Алекс взял карту в руки. Он с удивлением рассматривал желтую ленту знакомого шоссе, похожую на дорогу, вымощенную желтым кирпичом. Потом пригляделся.
- Нет, я этого не видел, - сказал он взволнованно. - Но я уверен, что это карта Шилы. Посмотрите сюда. Видите? Она всегда рисовала снежинки именно так! Где вы взяли это? Зачем ей понадобилась эта карта? Что это значит?
- Снежинки... - бормотал между тем Дик. - Снежинки... Скажите, как звали вашу невесту? Она называла вам свою фамилию?
- Шила Бэйзл.
- Как?! - воскликнул Дик.
- Шила Бэйзл, - тревожно повторил Алекс.
- Бэйзл? А вы уверены? Как пишется эта фамилия? Вы когда-нибудь видели, как она пишет ее?
- Конечно. Когда я регистрировался в мотелях, я для краткости указывал только инициалы, когда была очередь Шилы - она писала эту фамилию.
- И как же она пишется? - настаивал Дик.
Заразившись волнением своего собеседника, Алекс схватил со стола ручку и написал на первой попавшейся бумажке:
- Basle.
- Так, - сказал Дик. - Это просто потрясающе. У меня слов нет. Вам придется снова подождать здесь. - И он вышел, не слушая расспросов и возражений Алекса.
Отсутствовал Дик в этот раз дольше, чем в первый, но вернулся все же довольно скоро.
- Позвольте сказать вам, господин Кинтер, - сказал он, - что ваша невеста найдена. Я знаю, как ее зовут на самом деле. Я знаю, кто она такая.
- Где она?- выдохнул Алекс.
- В Нью-Йорке.
- Это точно?
- Совершенно точно. Я не стану томить вас, как делается в детективных книгах, даже очень хороших, и скажу вам все сразу же. Вашу невесту зовут Кларисса Александра Шейла Дебора Минлент. Длинновато, а? Она дочь лорда и леди Минлент, потомственная аристократка. Шейла - ее третье имя; очевидно, ей казалось проще назваться Шилой. Недаром леди Минлент сказала мне, что Кларисса - далеко не полное имя ее дочери. Родители зовут ее Кларой.
Поскольку Алекс не мог вымолвить ни слова, Дик продолжал.
- Поэтому лорд и леди Минлент и не подтвердили вам, что узнали кого-то в холле "Импайер". Вы сказали "знакомая", и им просто в голову не пришло, что речь может идти об их собственной дочери. Вероятно, они видели, как она кивнула на них и показала их вам, и даже и не предполагали, что вы могли не знать, что они, так сказать, довольно близкие ее родственники.
- Я так и знал, - медленно сказал Алекс, - что разгадка в том, как вели себя лорд и леди Минлент.
- И вы правы. Если вы все еще сомневаетесь, добавлю, что вся ванная комната дочери лорда и леди Минлент выложена кафелем со снежинками. Я видел такие снежинки на карте, сразу обратил на это внимание. И, осматривая ванную Клары, как я ее по-прежнему буду называть, никак не мог понять, что мне здесь не нравится - на что-то надо было обратить внимание, но я никак не мог сконцентрироваться именно на снежинках.
- Так вы только на основании снежинок думаете, что это она? - воскликнул Алекс. - Но ведь может быть, что...
- Нет. Снежинки служат уже скорее проверкой. Точнее, я догадался именно из-за снежинок, а потом вы сами подтвердили мне, что я не ошибаюсь.
- Я подтвердил?
- Скажите, господин Кинтер, ваша невеста когда-нибудь упоминала имя Моцарта?
- Моцарта? - удивился Алекс точно так же, как и все, на ком Дик экспериментировал, заговаривая внезапно о великом композиторе. - А как вы догадались?
- Догадался? О чем я догадался?
- Шила невероятно много знала о Моцарте. Она часто упоминала особенности его биографии. Мне кажется, она знала о нем чуть ли не все.
- Вас это удивляло?
- Нет. Ничуть. Почему это должно было меня удивлять? Правда, однажды я спросил ее о каких-то подробностях жизни Россини, и она не могла мне ответить. Я обратил на это внимание и... ну да, можно сказать, я удивился, потому что Россини ее любимый композитор.
- Похоже, у нас с ней вкусы сходятся, - с удовольствием сказал Дик. - Божественная музыка!
- Да, но я все-таки не понимаю...
Дик улыбнулся.
- Господин Кинтер, - сказал он. - Среди дошедших до нас писем Моцарта - а их, к счастью, великое множество - особое место занимают его письма к двоюродной сестре, то есть к кузине. Он называл эту свою кузину ласковым словом, которое в переводе с немецкого диалекта тех мест, где он тогда жил, означает что-то вроде "кузинушка". По-немецки это выговаривается так - Базле. А пишется так, как вы мне только что показали, - и он протянул Алексу листок бумаги, на котором было написано Basle. - Она просто переиначила фамилию на английский лад и присвоила ее себе.
Алекс тупо уставился на бумагу. На него обрушилось сразу слишком много неожиданностей, и пока он не испытывал ничего, кроме восхищения виртуозной работой сыщика.
- Вы просто чудо! - вырвалось у него. - И какой вы образованный человек!
Дик замахал руками.
- Пожалуйста, не приписывайте мне чрезмерных достоинств! К сожалению, я не могу принять эту похвалу. Я знаю о письмах Моцарта к кузинушке только потому, что веду сейчас расследование, в процессе которого мне пришлось читать все, что связано с именем Моцарта, с особым вниманием. Вот и все.
- Вот и все, - повторил Алекс. - А что это за расследование?
- Боюсь, что мне придется привлечь вас к нему самым тесным образом, - вздохнул Дик. - Видите ли... Короче, не могли бы вы ответить на мои вопросы?
- О господи! Ну конечно! Я только схожу повидаться с Шилой и сейчас же вернусь сюда!
- Одну минуту, - поднял руку Дик. - Пожалуйста, повремените!
- Но мне хотелось бы убедиться в том, что она - это она! Понимаете? Надеюсь, вы не обидитесь и не расцените это как недоверие! Просто я так долго искал ее!
- Господин Кинтер... Алекс, - сказал Дик. - Я прекрасно понимаю ваше нетерпение. Но и вы должны прислушаться ко мне. Дело, которое я веду, связано с Кларой Минлент, новые факты много объясняют, и мне совершенно необходимо задержать вас. Возможно, что это будет в интересах самой Клары, или Шилы, или как ее там зовут.
- Шила, - твердо сказал Алекс.
- Если вы настаиваете. Но вам следует остаться здесь и побеседовать со мной. А чтобы успокоить вас... подождите, пожалуйста, еще минуту, - и он снова вышел из кабинета.
Алекс сидел, совершенно оглушенный. Вот это да! Пожалуй, теперь придется сражаться с родителями Шилы за право жениться на ней. И даже за право называть ее именно так, как он привык. Ну что ж, он готов. Его даже обрадует, если женитьба на Шиле дастся ему нелегко, после преодоления каких-то препятствий. Пусть видит, что и он тоже на что-то годится! Он вспомнил, какое странное чувство испытывал, глядя из машины на Минлентов, когда выслеживал их тогда в кафе. Его тянуло к ним, хотелось подойти, поздороваться, поговорить с ними. Так он родители Шилы! Невероятно. Срабатывало, наверное, какое-то особое чутье.
Дик вернулся, сел на свое место и молча протянул Алексу фотографию. Несколько секунд в кабинете царило молчание.
- Да, - сказал наконец Алекс несколько севшим голосом. - Это она. Шила. Только прическа совсем другая - она такую никогда не носила.
- Я взял это фото у ее родителей, - сказал Дик. - Такую же прическу носит и ее мать. Вероятно, у нее просто не было выбора: родители считали прическу аристократической и вынуждали ее носить именно такую. Очень хороша ваша невеста, мистер Кинтер, действительно хороша! Глаза у нее... она похожа на такую, знаете, кокетливую рыбку, каких иногда рисуют в детских книжках.
- Когда я искал Шилу в "Пестрой утке", этот официант, Джон, сказал, что у нее морские глаза, - заметил Алекс.
- Молодой человек наблюдателен, глаз у него острый, - сказал Дик, все еще глядя на фотографию. - Вы знаете, я буду рад, если все кончится хорошо и вы поженитесь. Мне кажется, это будет хорошо для... Шилы, она явно чувствует себя одинокой и не особенно нужной даже самым близким людям.
- Вы совершенно правы, - заметил Алекс.
- Почему вы так думаете? Ведь она не рассказывала вам о своей семье.
- Никогда. Но я чувствовал, что... понимаете, если можно так выразиться, я чувствовал, что у нее нет никого, кроме меня. Мы много раз ходили вместе по магазинам, она постоянно покупала мне подарки - всегда недорогие, чтобы не ставить меня в дурацкое положение, но очень милые. Вы знаете, когда умерли мои родители, мне было всего-навсего четырнадцать лет. И с тех пор ни один человек на свете не знал, какой сорт кетчупа я предпочитаю всем остальным или что я люблю чуть остывший кофе. А Шила - она знала. Она не просто никогда не забывала об этом, а, мне кажется, находила удовольствие в том, чтобы об этом помнить. А ведь эгоистичные, избалованные родителями люди, как правило, ничего такого не делают. Им и в голову не приходит интересоваться окружающими.
Дик слушал чрезвычайно внимательно.
- Шила не просто не кичилась богатством и происхождением, а прилагала все усилия, чтобы я не замечал никакой разницы между нами. И если я постоянно помнил об этом, то только потому, что вообще стараюсь быть в этих вопросах как можно щепетильнее. И она покупала недорогие подарки и всегда водила меня только по недорогим ресторанам - я ведь всегда спрашивал, куда ей хотелось бы пойти. Никогда она не давала мне специально почувствовать, что у нее много денег! Что касается происхождения - я об этом просто понятия не имел. То есть я прекрасно это знал, благородство было видно в каждом ее движении, но никогда не думал, что...
- У нее не так уж и много денег, - заметил Дик. - Минленты практически разорены.
- Да что вы говорите? - удивился Алекс. - Это же замечательно! Я только что думал о том, что они, пожалуй, постараются помешать мне жениться на Шиле. Но вы уверены в том, что говорите? Ведь она всегда носила все самое дорогое, делала дорогие покупки - я имею в виду, для себя, и машина у нее была самая что ни на есть...
- Ничего удивительного. Минленты из того сорта людей, которые просто не могут не пускать пыль в глаза. Они будут сидеть голодными, но купят дочери дорогую машину.
- И, вероятно, не из-за желания позаботиться о дочери, а просто потому, что в этой машине ее видят все знакомые, - сказал Алекс.
- Боюсь, что вы правы.
- Значит, вот почему она была такая! - сказал Алекс. - Эх, я дурак! Все принимал как должное. Впрочем, и она тоже...
- Что она тоже? - прицепился Дик. - Что вы имели в виду?
- Вы понимаете, я совершенно уверен в том, что Шила не собиралась возвращаться ко мне.
- То есть? - спросил Дик, хотя это совершенно соответствовало его собственным предположениям.
- Она попрощалась со мной в аэропорту Норфолка так... необычно. И потом - она не хотела возвращаться, она собиралась просто исчезнуть из моей жизни - и все. А потом, видимо, решила или поняла, что не может и не хочет. - И он рассказал о телефонном звонке незнакомки, о том, как Шила фактически предложила ему жениться на ней и как он стал разыскивать ее по всему свету. Дик очень заинтересовался - больше всего его интересовал телефонный звонок.
- Вы можете охарактеризовать голос той женщины, которая вам звонила? - спросил он.
- Приятный голос, - уверенно ответил Алекс. - Пожалуй, даже очень приятный.
- Акцент?
- Да. То есть не то что акцент, а такая манера - знаете, она не спешит, каждое слово выговаривает.
- Чеканит?
- Нет. Я бы не сказал. То есть можно было бы и так сказать, если бы голос у нее не был таким мягким. Ей надо работать гипнотизером - речь прямо обволакивает.
Дик кивнул головой. Это, несомненно, была Дина. Если бы он встретился с этим человеком хотя бы на один день раньше, он уже спрашивал бы Дину не о Кларе Минлент, а о Шиле Бэйзл. И эффект был бы совсем другим.
Он посмотрел на Алекса. Конечно, эта Клара-Шила - особа эксцентричная, но она любит этого приятного человека, сомнений нет. Поэтому и назвалась своей подруге тем же именем. Вероятно, имя Клары Минлент ассоциируется у нее с родителями и со всеми прелестями домашней жизни, а Шила Бэйзл - со свободой, с мужчиной, которого она любит, с той жизнью, которую она хотела бы вести.
- Ну и что же было дальше? - спросил он.
- Я, наверное, кажусь вам помешанным, - сказал Алекс.
- Господин Кинтер, я привык ко всему. Кроме того, из вашего рассказа видно, что вы продолжали работать, практически даже не утратили интереса к работе, что, разыскивая женщину, которую собираетесь взять в жены, вы думали о том, что теперь должны будете больше зарабатывать и меньше ездить в деловые поездки. Уверяю вас, это никак не сойдет за признаки безумия. Прошу вас продолжать, говорить все как есть, и не беспокойтесь о том, что я стану плохо о вас думать.
Алекс продолжал свой рассказ. Дик даже про расследование забыл - у него было такое ощущение, что он слушает какую-то занимательную летопись. Несколько раз он весело смеялся. Мозг его, однако, четко фиксировал все детали, так что при необходимости их можно было извлечь из глубин памяти. Дойдя до факса со снежинками, Алекс спохватился:
- Да! Я же принес его с собой! Вы можете сами убедиться! - Он достал факс и положил его рядом с картой. - Видите, снежинки точно такие же.
Дик внимательно рассмотрел снежинки на карте и на факсе. В голову ему неожиданно пришла совершенно новая мысль, которая поворачивала все расследование на совершенно другой путь.
- Скажите, пожалуйста, - спросил он. - Вы когда-нибудь носили белые шелковые шарфы?
- Шарфы? - удивился Алекс. - По правде сказать, я не помню, но все же могу почти с полной уверенностью сказать, что нет. Дело в том, что я не люблю белый цвет. Признаю его элегантность, но - не люблю.
- И Клара об этом знала?
- Какая Клара? - спросил Алекс.
- Шила.
- А! Да, знала. Она как-то пришла в белом костюме и, как всегда, спросила моего совета, и я ответил, как есть: костюм отличный, ей идет, но я не люблю белый цвет. Кстати, после этого она в белом никогда не ходила. Теперь придется.
- Почему придется? - не понял Дик.
- Потому что я собираюсь подарить ей свадебное платье.
- Понятно, - сказал Дик. - И как это я не догадался? Одну минутку, - он снял телефонную трубку, вполголоса сказал в нее кому-то "Принесите, пожалуйста, шарф, который проходит по делу о шкатулке". - Сейчас мы все-таки покажем вам эту вещицу.
- Что за шкатулка? - насторожился Алекс.
Дик медлил. Может ли идти речь о причастности этого человека к делу? Пожалуй, нет, никоим образом. А вот помощь от него может поступить очень действенная.
- Ваша невеста только что лишилась очень ценной вещи, - пояснил он.
- Это ничего, - сказал Алекс.
- Ничего-то ничего, да только это шкатулка, которая в свое время, как утверждают некоторые коллекционеры, принадлежала Моцарту.
- Кому? - воскликнул Алекс.
- Моцарту. Вольфгангу Амадею Моцарту.
Алекс снова хотел что-то спросить, но тут вошел полицейский с шарфом.
- Спасибо, - сказал Дик. - Ну, Алекс, вы видели когда-нибудь эту вещь?
 Алекс взял шарф в руки и добросовестно осмотрел его.
- Нет, - сказал он. - Совершенно твердо могу заверить, что ничего подобного я никогда не носил.
- Этот шарф не носил никто, - заметил Дик. - Это мог быть шарф Шилы?
- Нет. Впрочем, не знаю. Может, она носила такие без меня? Раз она снята на фото с прической, какой я у нее ни разу не видел, так у нее, может, и шарф такой был? При мне она никогда больше не ходила в белом, самое белое, что у нее было, - это воротнички на некоторых платьях и блузках.
Дик вернул шарф полицейскому и кивком отпустил его.
- Скажите, - продолжал Алекс. - Что вы там говорили про шкатулку?
- Вы знаете, кто-то украл из дома Минлентов шкатулку Моцарта, которая принадлежала вашей невесте по завещаю ее деда. С тех пор я эту шкатулку разыскиваю, и разыскать ее мне надо непременно. В доме были найдены этот шарф и эта карта. И вот сейчас мне пришло в голову, что кто-то, возможно, хотел бросить тень на вашу невесту, которая тут совершенно ни при чем.
- Как это ни при чем, если это была ее шкатулка? А, вы подумали, что... Ну что вы! Зачем!
Дик размышлял. Если его новая догадка верна и кто-то пытался бросить тень на дочь Минлентов, которую он теперь не знал, как и назвать, то совершенно непонятно ее поведение и в особенности ее испуг, когда она услышала, что он ведет расследование, и когда он упомянул имя Джонсона. Впрочем, может быть, этому есть какое-то другое объяснение?
- Алекс, - сказал он вслух. - Прошу вас поехать со мной в "Скорлупку". Как можно скорее.
- Мне надо увидеться с Шилой! - воскликнул Алекс. И тут же замолчал. Его вдруг осенило, что просто пойти к Шиле и заговорить с ней - не самый лучший вариант. Он придумает что-нибудь другое. - Хорошо, если надо, я готов.
Дик внимательно посмотрел на него.
- Вы хорошо себя чувствуете, господин Кинтер?
- Да, конечно! И зовите меня просто Алексом! Я прекрасно себя чувствую, только хочу подумать, как бы поэффектнее появиться перед ней.
- Я убежден, что вы непременно придумаете что-нибудь сногсшибательное. А сейчас мы узнаем расписание поездов, и если есть подходящий, отправимся в "Скорлупку". Мне обязательно надо знать, останавливались ли вы в этом мотеле. Может быть, дело обстояло так: кто-то знал, что вы отправитесь в путешествие, и подбросил карту, а вы в "Скорлупке" даже не были. Хотели навести на вас подозрение, но не знали, в каких именно мотелях вы остановитесь, потому и пометили на карте их все.
- Это карта Шилы, - сказал Алекс.
- Не знаю, не уверен. Если вы о снежинках, то сами понимаете, что срисовать их в случае необходимости совсем не сложно. Это под силу любому, тут не нужны способности художника. Может, кто-то нарочно подделался под ее руку? Вот это мне и надо проверить. Мы поедем поездом, потом немного машиной, и я обязательно доставлю вас назад. Вас устраивают эти условия?
- Вполне, - сказал Алекс. - Впрочем, у меня есть одно дополнительное.
- Какое?
 Алекс показал Дику портрет Шилы, который все это время не выпускал из рук.
- Я оставлю это у себя.
- Ирэн Адлер, - пробормотал Дик.
- Что? - встревожился Алекс.
- Что вы всполошились? Я говорю, Ирэн Адлер - Шерлок Холмс тоже поставил одно-единственное условие, а именно: он оставит у себя ее фото. "Скандал в Богемии".
- Фу ты, - сказал Алекс с облегчением. - Мы сейчас столько говорили о разных именах и выяснили такие потрясающие вещи, что я подумал, будто...
- Надо читать классику, - сказал Дик.
- Я прекрасно помню Конан Дойля, - заверил Алекс. - Превосходно. Просто я сейчас не в лучшей форме. Шерлок Холмс сумел вынудить Ирэн Адлер показать ему, где хранится важная для него фотография, сымитировав пожар в ее доме.
- Верно, - сказал Дик с удовольствием. - С вами можно иметь дело. И раз я уступаю вашему условию, вам придется сделать мне еще одно одолжение: после "Скорлупки" мы посетим еще и "Пеструю утку". Согласны?
Алекс не возражал.
- Поехали!
Он распорядился, чтобы кто-нибудь позвонил в "Скорлупку" и предупредил Генри. У него самого времени уже не оставалось - нужный им поезд должен был отойти через сорок минут.
- А что вы имели в виду, - продолжал свои расспросы Дик уже в поезде, - когда сказали, что "была очередь Шилы регистрироваться в мотеле"?
- Мы договорились платить по счетам по очереди. И тот, чья очередь была платить, регистрировался. Кстати, когда я еще перед отъездом сказал Шиле, что не намерен кататься за ее счет и буду непременно оплачивать свою часть расходов, она мне сказала: "Ты об этом не пожалеешь". А потом, когда я предложил отвезти ее в аропорт, сказала: "Ты набираешь очки".
- Вот как, - заметил Дик и больше до конца поездки не произнес ни слова.
Одна эта фраза разбивала его предположения. Если Клара-Шила была ни при чем, то что могло означать это страное высказывание? Только одно: она заранее знала, что просто использует Алекса Кинтера для своих целей, собиралась расплатиться с ним за это, и была довольна тем, как он себя держит. Он "набирал очки" - и сумма, которую она предполагала ему дать, увеличивалась. Однако полмиллиона! Нет, скорее всего, это все-таки Клара.
Но каким боком тогда замешан во всем этом Джонсон? Не говоря уже о брате-близнеце? А ведь замешан - недаром Клара так остро среагировала на вопрос о нем. Ну хорошо, будущий мэр Нью-Йорка решился участвовать в краже шкатулки Моцарта накануне выборов, наплевав на несколько лет напряженной борьбы ради полумиллиона долларов. Вторая половина миллиона досталась этому Алексу Кинтеру, а с чем осталась Клара - вообще неизвестно. Это совершенная дикость, но предположим, что это было именно так, - чего только не бывает на свете! Но ведь это все равно не объясняет, зачем Джонсону понадобилось красить зеркало в мотеле в синий цвет! И уж чего совсем не объясняет, так это проклятого брата-близнеца, который вообще неизвестно как сюда затесался!
Ну что ж, теперь дело сдвинется с мертвой точки. Так всегда бывает. Теперь у него есть замечательный помощник - Алекс Кинтер. Ему повезло: молодой человек разумен и весьма заинтересован в раскрытии тайны.

Генри Стиннен стоял у окна и внимательно следил за тем, как рабочие устанавливают в стены будущего бассейна какие-то металлические конструкции. Время шло, наступала зима, вести работы скоро станет трудновато, потому они торопились - бассейн строился как по волшебству.
Вся надежда на Дика, подумал Генри. Не может же он этого так оставить! Бесплатный сыр бывает только в мышеловке, благотворительность нынче не в моде, особенно такая странная. Значит, остается предположить, что кто-то оплатил львиную часть работ, взяв с него для виду жалкие пять тысяч.
Спрашивать рабочих было бессмысленно - их дело десятое, их направили сюда, они и явились. Вся надежда на Дика! По правде сказав, когда Дика удалось наконец разыскать и поведать ему всю историю, Генри испытал огромное облегчение. Словно тяжесть ушла с его плеч, перекочевав на плечи сыщика.
Он медленно прошел в ресторан, чтобы посмотреть, как идет приготовление обеда. В зале он задержался, чтобы еще раз полюбоваться чайниками - выглядели они изумительно. Чайники, дорогостоящие книги, бассейн... Как он будет расплачиваться?!
Скоро Дик со своим спутником должны были уже приехать - получив из полиции информацию о том, что Дик срочно выехал к нему за какой-то информацией, Генри тотчас же направил на станцию одного из своих сотрудников, который знал сыщика в лицо. Не мог же он допустить, чтобы тот брал напрокат машину!
Как это частенько случается, Генри, с нетерпением поджидавший Дика, пропустил момент, когда машина подъехала к мотелю. Выходя из ресторана, он услышал голос сыщика, который осведомлялся о его местонахождении. Генри быстро вышел в холл.
- А где ваша собачка? - спросил он, пожимая руку Дика.
- Сегодня я его не успел захватить, - отвечал Дик. - Срочное дело - не собирался сюда, просто надо кое-что выяснить. Пожалуйста, познакомьтесь - это мистер Алекс Кинтер.
Генри и Алекс сразу узнали друг друга и, здороваясь, улыбнулись.
- Вы ведь останавливались у меня, да? - спросил Генри. - Стойте! - Он резко повернулся на каблуках и молча уставился на Дика.
- Если вы когда-нибудь продадите свой мотель мисс Дине Джиллет, - сказал Дик, - то приходите работать в полицию. Я охотно вас возьму.
Генри не понял; Алекс тоже с удивлением взглянул на Дика. Дик не стал объяснять им, что девяносто девять обычных людей из ста сразу же завопили бы, что узнали в Алексе Кинтере того самого человека, который останавливался в мотеле, в той же комнате, где нашли шкатулку, - и так далее, и так далее... Генри же, хоть и не сдержался в первый момент, сразу же прикусил язычок и стал ждать от Дика сигнала - можно ли говорить свободно.
- Если я правильно вас понял, - вы уже видели господина Алекса Кинтера, - сказал Дик. - Вы можете говорить совершенно свободно. Где и когда?
- Прошу вас в ресторан, обед готов, там и поговорим.
Алекс открыл рот и хотел что-то возразить, но Дик опередил его.
- Безнадежно, поверьте, - сказал он. - Я здесь был несколько раз, и ни единого разу мне не удалось ускользнуть, не наевшись как следует. Вы разоритесь, если станете кормить всех бесплатно, - предупредил он Генри.
- Не беспокойтесь, это моя забота, - улыбаясь, сказал Генри и повел гостей к ресторану. - Вот сюда, пожалуйста.
Они вошли в ресторан, и Дик снова увидел медные чайники и каминные щипцы с кочергой. В первый раз ему не удалось как следует их рассмотреть, потому что он был взволнован услышанными от Генри новостями, а сейчас они предстали перед ним во всей своей красе. Он даже охнул от восторга и поспешно подошел к камину.
- Бог ты мой! - восторженно сказал он, осторожно беря щипцы. - Какая же красота! Господи, вы и представить себе не можете, как я люблю красивые вещи. - Он внимательно осмотрел кочергу и чайники и, поскольку хорошо знал в том толк, снова отметил про себя, что они стоят целое состояние. Конечно, это были абсолютно новые вещи, которые делала какая-то хорошая фирма под старину - но из меди лучшего качества, привлекая лучших мастеров. Насчет бабушкиного наследства - сказки. Впрочем, он и не сомневался. Куплю себе все-таки такую красоту, решил Дик, куплю непременно, хотя расход изрядный - даже при его довольно значительных средствах это все-таки было немало.
Оторвавшись наконец от щипцов, он подошел к столу, за который уже усадили Алекса.
- Раз вы хотите говорить со мной, я, вероятно, должен составить вам компанию, - сказал Генри, тоже занимая место за столом. Он улыбнулся, заметив, что Дик постарался сесть так, чтобы любоваться чайниками. - Итак, я видел господина Кинтера, когда он приезжал ко мне в мотель с молодой дамой и останавливался в одной из комнат. И если я не очень ошибаюсь, это была так самая комната, где и нашли потом... сами знаете что.
Дик молчал. Если Алекс и Шила-Клара останавливались в этой комнате, то значит, именно она оставила там коробочку. Он не мог понять, в чем дело, концы не состыковывались. Шкатулка была при ней, она хотела куда-то ее увезти. Зачем было долбить пол в мотеле и прятать ее?
Впрочем, одно предположение сделать было можно. Клара должна была передать кому-то шкатулку, а чтобы это не бросалось в глаза, чтобы не встречаться с этим человеком лично и не вызывать подозрений, она оставила ее в номере мотеля, а тот на другой день приехал и забрал.
Но это выглядело логично только на первый взгляд. Зачем было Кларе идти на подобный риск? Откуда могла она знать о том, что пол в номере не моют ежедневно - логичнее было бы предположить другое, ведь во всем отеле царит полнейшая чистота, он обратил на это внимание еще во время первого своего визита. И откуда она могла знать, что тот, кому она собиралась передать бесценную шкатулку, попадет именно в ту комнату?
- Скажите, пожалуйста, - обратился он к Генри, - не просил ли вас кто-нибудь уже после отъезда господина Кинтера с его спутницей, чтобы вы разместили его именно в этой комнате?
- Нет.
- Кроме тех фактов, которые мы с вами уже обсуждали, не было ли чего-нибудь такого, что казалось бы необычным и было бы связано именно с этой комнатой?
- Нет.
Дик обратился к Алексу.
- Вы совершенно уверены, что останавливались здесь?
- Да, конечно. Я помню... вас, - обратился он к Генри.
- Генри Стиннен, - спохватился Дик. - Простите меня, я вас не представил, но вы так радостно приветствовали друг друга, как старые знакомые, - совершенно вылетело из головы.
- Я тоже помню вас, мистер Кинтер, - ответил Генри. - Вы подходили ко мне заплатить. Мистер Кинтер не мог знать, в какую именно комнату его поместят, - обратился он к Дику, - и не обращался ко мне ни с какими просьбами.
- А его спутница?
- Не знаю. Я ее почти не видел. Погодите-ка! - он встал и быстро вышел из ресторана. Отсутствовал он не больше двух минут, но за это время уже успели принести обед.
Генри вернулся с большой книгой в руках.
- Это книга проезжающих, - пояснил он. - Вы можете здесь найти записи, сделанные вашей рукой?
Алекс кивнул, отложил вилку и стал листать книгу.
- Вот, - сказал он. - Первое октября. Мы выехали двадцать девятого сентября, так что здесь и должны были оказаться примерно первого. Вот это моя рука. Видите? Я всегда для краткости писал: "Мистер и миссис К." - Кинтер.
Дик молчал. Это разбивало все его предположения. Он точно знал, что до шестого числа шкатулка находилась на положенном ей месте, в будуаре леди Минлент.
Хотя...
- Посмотрите сюда, - вмешался Генри, не дав ему додумать. - Видите вот эту запись? - и он значительно посмотрел на Дика.
Несколькими строчками ниже, после двух других фамилий, было написано: "Мистер Д."
Александр Джонсон.
- Комната та же самая? - коротко просил Дик.
Генри кивнул.
- А вы уверены, вы точно помните?
- Мне не надо помнить, я проверил записи.
Значит, Алекс и Клара-Шила переночевали в этой комнате, а потом в ней поселился Джонсон, который зачем-то и покрасил трюмо в синий цвет. Он вспомнил рассказ Генри о том, что Джонсону показывали комнату в то время, как предыдущие жильцы из нее еще не выехали.
В его памяти всплыл случай с вышитым гобеленом со знаками Зодиака5. Тогда тоже случилось нечто необъяснимое, но он смог разгадать эту тайну.
Дик нахмурился. Как это тогда он, столичный сыщик с ярко выраженным талантом и превосходной репутацией, поучал этого провинциального комиссара? Он объяснял ему, что если произошло что-то странное, то это бывает трудно понять только поначалу. Потом же, когда пройдет время и станет видно, к чему это странное привело, уже можно определить цели тех, кто это отчудил.
 А к чему же привело то, что Джонсон выкрасил трюмо в своей комнате? И эта странная фраза - "Моей хорошести есть предел". Так сказал ему Джонсон, встретив его случайно на улице.
Дик Уиллет смотрел на расставленные на столе аппетитные закуски, на напряженные лица Генри и Алекса, на блестящие медные чайники у камина и почти ничего не видел. Так вот она, разгадка, которой он ждал так долго и безуспешно!
Вот так, подумал Дик. Осталось только разобраться, как связаны между собой Джонсон и Клара, почему упоминание его имени вызвало у нее такую реакцию. Ведь если верить Генри, то в мотеле она не видела его. И если это разъяснится, то тогда Дик смело сможет сказать, что уже знает, совершенно точно знает, зачем Александр Джонсон выкрасил синей краской трюмо в мотеле "Скорлупка".

ГЛАВА ДЕВЯТАЯ. ПЕРВЫЙ СНЕГ

На другое утро Алекс Кинтер поднялся довольно рано. Чистя зубы в ванной, он случайно глянул в расположенное под потолком маленькое оконце, и тут же охнул, роняя щетку.
Он быстро прополоскал рот, потом кинулся в комнату и первым делом отключил телефон. Одевался он лихорадочно, то и дело поглядывая в окно. Тучи, которые он увидел в окошко ванной, сгущались и сгущались, становились темно-серыми - того и гляди, из них посыплются снежинки, и тогда Шила, держа свое обещание, успеет объявится первой! И он не успеет!
Через полчаса Алекс, облаченный в строгий темный костюм, который он надевал лишь в сверхторжественных случаях и которого Шила ни разу не видела, и в ослепительно-белую сорочку с нарядным галстуком, уже ехал по дороге к дому Минлентов. Путь занял чуть больше сорока минут; подъехав, Алекс поставил машину возле небольшой группы деревьев, которую приметил еще в прошлый раз, поскольку именно здесь ждал выхода из дома лорда Минлента, и стал терпеливо ждать.
Примерно через полчаса из боковой двери вышел какой-то человек. Вероятно, это был шофер, потому что он направился в сторону гаража. Алекс приподнялся на своем сидении. Шофер широко распанул дверь, и Дик увидел ярко-красную машину Шилы, благодаря которой они познакомились. И подумать только! Лорда Минлента он подстерегал здесь - да не здесь! Всего-то на полметра дальше! Но с того места нельзя было видеть, что находится в гараже - иначе он еще тогда увидел бы и, конечно, сразу же узнал ее машину.
Шофер между тем подогнал к двери дома другую машину - темно-коричневый форд. Из дома вышли лорд и леди Минлент, сели в машину и уехали. Алекс успел заметить, что одеты они были просто - насколько это вообще возможно для них.
Он ждал. Еще через полчаса из дома вышла женщина. Шила! Алекс замер, вглядываясь в знакомые очертания ее фигуры и походки. Он с легкостью узнал ее манеру слегка размахивать левой рукой при ходьбе и тот совершенно особый жест, каким она иногда бралась за лацкан пиджака, чуть встряхивая при этом головой. Насколько он мог видеть, на ней был костюм песочного цвета и берет.
Она прошла в гараж. Алекс поспешно дал задний ход, проехал половину улицы и свернул в узкий проезд между домами. Встал он так, чтобы не было видно номера его машины, даже если ей придет в голову заглянуть сюда. Через пять минут машина Шилы пронеслась мимо в сторону Нью-Йорка. Безобразие, подумал Алекс. Носится, как угорелая, совершенно себя не бережет. Он решил, что, как только сделается ее законным супругом, первым делом на правах мужа запретит ей ездить с высокой скоростью, купит новую машину, которая не даст больше ста тридцати, и приделает к ее сидению дополнительный ремень безопасности.
Он вернулся к дому. На сей раз ожидание было совсем коротким - лорд и леди Минлент вернулись. За ними вышел шофер, который нес какие-то свертки. Ездили за покупками, понял Алекс. Интересно, какие же это покупки они совершают лично? Вероятнее всего, газеты: лорд Минлент держал в руках целую пачку.
Все трое вошли в дом, затем шофер вышел и ушел куда-то вправо. Вероятно, там находились какие-то другие помещения, с дороги их не было видно.
Пора, решил Алекс.
Он совершенно открыто подъехал близко к дому, остановил машину, вышел и направился к подъезду. И хотя он страшно волновался, как не волновался еще ни разу в жизни, звонок получился уверенным.
Дверь открыла молодая особа в очках.
- Да?
- Мне нужно поговорить с лордом и леди Минлент, - твердо сказал Алекс.
- Ваше имя? Вам назначено? - девушка удивилась - вероятно, в такую рань посетителей не жаловали.
- Нет, - заявил Алекс. - Впрочем, да. Я звонил лорду Минленту по телефону, чтобы кое-что выяснить у него, и он просил, чтобы я проинформировал его, когда выясню. Сам он мне помочь не смог.
- Это срочно? - неуверенно спросила секретарша.
- Сверхсрочно. И сверхсекретно. По личному делу, - внушительно сказал Алекс.
- Кто там, Мэгги? - раздался из дома женский голос. Алекс помнил этот голос: тогда, в "Импайер", именно он предложил прогуляться перед сном.
- Какой-то человек к лорду Минленту, - ответила Мэгги.
- К лорду и леди Минлент, - поправил Алекс.
- К лорду и леди Минлент, - послушно повторила Мэгги.
- Кто такой?
- Алекс Кинтер, - опережая вопрос, назвал Алекс свое имя.
- Кто это? Не знаю его. Да пусть заходит! - в первый раз подал голос лорд Минлент.
Мэгги отступила, махнула рукой, показывая направление, и Алекс вошел в гостиную.
Леди Минлент, в том же костюме, в котором она выходила из дома, стояла возле стола, расправляя цветы в вазе. Лорд Минлент перебирал пачку свежих газет.
- Добрый день! - поздоровался Алекс, чувствуя, что волнение его достигает предела. Надо успокоиться, подумал он, а то говорить не смогу.
- Добрый день! - хором ответили Минленты. Их спокойный аристократический выговор являл собой полнейший контракт взволнованному говору Алекса.
- Меня зовут Алекс Кинтер, - пробормотал он, вдруг струсив.
- Поздравляю, - не без иронии заметил лорд Минлент. - Надеюсь, что у вас, мистер Кинтер, действительно важное дело. В это время я обычно не принимаю гостей. Так я вас слушаю.
Алекс молчал. Он и не предполагал, что будет так страшно. В полнейшем изумлении он вдруг почувствовал, что готов повернуться и выбежать вон, словно школьник, который боится укола и удирает из медицинского кабинета.
Он в панике поднял глаза - и увидел близко лицо лорда Минлента. Шила. Те же светлые глаза с необычным разрезом, те же широкие скулы, даже волосы растут так же, образуя на середине лба острый угол. Мгновенно почувствовав облегчение, он произнес с твердостью и достоинством, каких и не подозревал в себе всего минуту назад:
- Лорд и леди Минлент, я имею честь просить у вас руки вашей дочери, Клариссы Александры Шейлы Деборы Минлент. - И, поскольку супруги Минлент остолбенели на месте и безмолвствовали, добавил. - Я хочу, чтобы она стала моей женой.
Воцарилась тишина. Первым пришел в себя лорд Минлент.
- Ах вот как - вы хотите, - несколько неуверенно сказал он. - Да кто вы такой?
- Меня зовут Алекс Кинтер, - повторил Алекс, которому снова изменила храбрость. Он вдруг остро почувствовал, кто перед ним: родители Шилы. Он должен им понравиться, должен.
- Это я уже слышал, - проворчал лорд Минлент.
- Я работаю, меня только что назначили на новую должность, довольно престижную, и высоко ценят на работе, - сказал Алекс, чувствуя, что это звучит как-то не совсем скромно. - Соответственно, я буду получать большую зарплату, - все-таки добавил он.
- Как ваша фамилия? - спросила леди Минлент, которая тоже уже успела взять себя в руки. Самообладанию у этих людей стоило поучиться.
- Кинтер. Алекс Кинтер.
- Что это - Кинтер? - несколько надменно спросила леди Минлент, поворачиваясь к мужу.
- Не знаю, мне это имя незнакомо.
- Я не принадлежу к аристократической фамилии, - набравшись мужества, сказал Алекс. - Мои родители уже умерли, но оба они были самыми обыкновенными американцами. Папа оставил мне немного денег, но они так и лежат нетронутыми - я сам умею зарабатывать на жизнь, я обязуюсь прилично обеспечить жену и детей. - Он вдруг вспомнил про полмиллиона долларов, лежавшие в банке, но говорить об этом было совершено немыслимо.
- Жену и детей, - не без иронии повторила леди Минлент. - Наши внуки будут Кинтеры? - снова повернулась она к мужу.
Лорд Минлент пожал плечами.
- Клара делает, что хочет. - Алекс снова не понял, что речь идет о Шиле, но через мгновение сообразил. - Если она спросит меня - я против. Происхождение надо ценить. Но она меня не спросит.
- Почему вы так думаете? - спросил Алекс, которому в этих словах почудилась горечь.
- Потому что я этого не заслужил, - ответил лорд Минлент.
Леди Минлент подняла руку, как бы предостерегая его от излишней откровенности при постороннем.
- Я совершенно уверен, - сказал Алекс, вдруг поняв, как нужно себя вести, - что Шила... то есть ваша дочь спросит вас. Она обязательно постарается получить ваше согласие, хотя я и не утверждаю, что она не выйдет за меня замуж, если не получит его. Все равно выйдет. Но ваше мнение для нее будет крайне важно - поймите, если бы я не был в этом уверен, я не пришел бы сюда, а договорился бы с ней напрямую.
Минленты молча смотрели друг на друга.
- В любом случае, - сказал лорд Минлент, отводя взгляд от жены, - решать ей. Я... вы мне нравитесь. Я не стану говорить ей о том, что я против, но если она сама не захочет...
- Она согласна, - сказал Алекс.
- Значит, вы все-таки сначала спросили ее.
- Нет, мы об этом еще не говорили, - признался Алекс. - Но она согласна.
Лорд Минлент пристально посмотрел на него.
- А, ладно! - вдруг сказал он. - Моей дочери пора выходить замуж! Пусть выходит, за кого хочет! - Он посмотрел на жену, и Алекс почти физически почувствовал, чего он не договаривает. Конечно, ему хотелось сказать: "Пусть она вступает в брак с тем, кто ей по сердцу, раз уж этого не удалось сделать нам!"
За окном раздалось шуршание шин. Лорд и леди Минлент уставились на дверь. Шила, понял Алекс. Сейчас войдет сюда. Ведь она, конечно, видела и не могла не узнать его машину.
Это и в самом деле была Шила, но она не вошла в гостиную. Они слышали ее голос - она о чем-то тихо переговорила с Мэгги, после чего ее каблучки простучали мимо двери.
- Приехала Клара, - сказала леди Минлент. - Она прошла к себе. Если хотите, можно попросить ее спуститься в гостиную.
Алекс замялся, с тоской глядя на дверь.
- Я полагаю, - решительно вмешался лорд Минлент, - что молодому человеку надо пройти к ней. Ничего! - добавил он, видя, что жена готова возразить. - Думаю, что несколько необычные обстоятельства позволяют нарушить приличия.
- Но Клара переодевается.
- Не думаю, - сказал лорд Минлент. - Я полагаю, она ждет господина... господина Кинтера.
Алекс благодарно осмотрел на него. Недаром Шила так на него похожа!
- Хорошо, - сдалась леди Минлент. - Поднимитесь наверх, поверните налево, дверь Клары вторая по коридору.
Алекс вышел, едва не забыв поклониться, и поднялся по лестнице. Он ни о чем не думал. Дверь, о которой говорила леди Минлент, была приоткрыта; он вошел и увидел Шилу.
Все в том же костюме цвета песка она стояла около кресла, не садясь в него, и на лице ее было написано ожидание. Едва увидев Алекса, она просияла; в глазах ее вспыхнула такая радость, что он почувствовал себя самым счастливым человеком на свете. Быстро подойдя к Шиле, он взял ее за руку.
- Трое сыновей, - сказал он вместо приветствия. Голос его звучал довольно твердо, но глуше, чем обычно. - Я говорю о сыновьях, потому что дочек может быть сколько угодно.
Шила кивнула. Она была точно такая же, какой он ее запомнил: чуть холодноватая, несмотря на горячую радость по поводу их встречи, открытая, простая и понятная. Точно! В Шиле вроде бы было много таинственного - и знаменитые фразочки невпопад, и манера прятаться, не оставляя номера телефона, и неизвестно откуда взявшееся богатство - но несмотря на все это, Алекс всегда вопринимал ее именно так: открытая, простая и понятная. Просто чудеса!
Не сводя с него глаз, она спросила:
- Как же ты меня все-таки отыскал? И что еще ты мне предложишь? Помимо трех сыновей? И чего ты попросишь у меня?
- Помимо трех сыновей, а вернее сказать, до них, я предложу тебе белое платье с фатой, расшитой снежинками, золотое кольцо, свадебный букет и вечер в ресторане. Потом я тебе предложу положение супруги начальника отдела по связям с Европой в известной фирме. Еще я купил тебе в Париже кольцо и блузку. А просить я у тебя ничего не буду - надо бы попросить твоей руки, но ее я только что попросил у твоих родителей.
- Да что ты! - немножко испуганно воскликнула Шила. - Вот это да! И что же?
- Твой отец не возражает.
Шила недоверчиво посмотрела на него.
- Ты шутишь?
- Нет. Я покорил его с первого взгляда.
Она внимательннее всмотрелась в Алекса, сжала его руку и, поняв, что это правда, рассмеялась.
- Но он хочет, чтобы ты подтвердила свое согласие, если я правильно его понял, - сказал Алекс. - Так что нам надо спуститься вниз.
- Сейчас? - испугалась Шила. - А ты не думаешь, что...
Но Алекс уже вел ее к двери. Больше он не позволит ей перехватить инициативу - хватит и того, что без нее он бы в жизни не додумался на ней жениться.
Шепотом препираясь, они спустились по лестнице. Шила слабо сопротивлялась, но, подойдя к двери и поняв, что деваться ей некуда, взяла себя в руки, и на лице ее появилось выражение решимости и гордого женского достоинства. Они вошли в комнату рука об руку, и Шила твердо сказала:
- Папа, я выхожу замуж за господина Кинтера.
Лорд Минлент вздохнул.
- Поздравляю, - сказал он печально.
- Да кто вы такой, в конце концов! - воскликнула леди Минлент. - Откуда вы взялись?
Алекс глубоко вдохнул и, не спуская глаз с Шилы, которая села в кресло у окна и тоже не отрываясь смотрела на него, стал подробно рассказывать о своей работе, своем образовании, своих доходах и перспективах на будущее.
За окном свершилось между тем важнейшее событие - пошел первый снег.

ГЛАВА ДЕСЯТАЯ. ШКАТУЛКА МОЦАРТА

Дик Уиллет сидел в кресле напротив Медведя и подробно рассказывал о событиях прошедших дней. Явление Алекса Кинтера в полицию изрядно прояснило все обстоятельства. Теперь многое было совершенно понятно; не знал Дик только одного: как и где найти шкатулку Моцарта.
- Я возил его в оба мотеля, - рассказывал он Медведю. - Генри сразу вспомнил его. Они останавливались в "Скорлупке" и жили в той же самой комнате, что и... - он резко остановился, едва не назвав имени Джонсона, но быстро нашелся - в той самой комнате, где нашли коробку от шкатулки.
- Стало быть, все-таки виновата эта самая Клара? - спросил Медведь.
- Все говорит о том. Но тогда вот объясните мне следующее. Предположим, она увезла свою собственную шкатулку - хотела продать ее без ведома родителей и потратить деньги на неизвестные нам нужды. Между прочим, я не сомневаюсь, что так оно и было. Но я хочу понять другое: зачем она вытащила в "Скорлупке" шкатулку из коробочки, продолбив каблуком пол...
- Каблуком? - изумился Медведь.
- Этого никто не доказал, - спохватился Дик. - Это я для пущей образности. Итак, она проделала в полу здоровую дырку, положила туда шкатулку в коробочке, а потом оставила коробочку там, а шкатулку, по-видимому, увезла с собой просто так. А ведь она могла просто выбросить коробочку, если она больше не была ей нужна. Для чего навлекать на себя лишние подозрения? Ведь если бы не коробочка, никто не связал бы странных происшествий в мотеле со шкатулкой Моцарта. Так почему же она вела себя так странно? И с какой целью затеяны теперь в мотеле строительные работы? Ведь вы понимаете не хуже меня, что это неспроста. Таких совпадений не бывает, тем более, что сомнений в личности Дины Джиллет уже практически нет: именно она та самая подруга Клары Минлент, о которой она рассказывала мне в Париже.
- И какие у вас версии? - спросил Медведь.
Дик вздохнул.
- По правде сказать, я пока не очень-то понимаю, что к чему, - беззаботно сказал он. - Но мне совершенно ясно: если мы поймем, почему она оставила коробку в той комнате под полом, мы поймем все, включая и то, где сейчас шкатулка Моцарта. - У него все же мелькнула трусливая мысль о том, что шкатулку за все это время могли увезти очень и очень далеко, но он мужественно продолжал. - Поэтому надо хорошенько подумать. Что же все-таки произошло и происходит сейчас в этом мотеле?
- И не забудьте, что в "Скорлупке" стали искать потому, что там кто-то зеркало синей краской покрасил, - напомнил Медведь.
- Это может быть и не связано со шкатулкой, - осторожно сказал Дик. - Сами понимаете: похоже просто на бессмысленное хулиганство, может, кто-то пошутил.
- Странные шутки.
- Согласен. Но вот вы, например, видите здесь какую-нибудь связь со шкатулкой?
- Нет.
- И я тоже не вижу.
- И вы серьезно думаете, что это может быть случайность? Сперва там прячут шкатулку Моцарта, а потом вдруг красят зеркало?
- Конечно, я видал и не такие случайности, - храбро сказал Дик. Ложь жгла ему язык: он ведь знал, что на Медведя вполне можно положиться. Но ведь леди Беата доверилась ему, и он считал своим долгом даже не произнести ни разу имени Джонсона. Довольно уже того, что он попросил Медведя выяснить, есть ли у него брат-близнец. Кстати, с братом тоже еще не все ясно...
- Ну а что в другом мотеле? - спросил Медведь, прерывая размышления Дика.
- В другом? В "Пестрой утке"?
- Если он так называется.
- Да ничего особенного. Алекса Кинтера там никто не узнал, кроме официанта и менеджера - обоих зовут Джонами, к которым он приезжал специально, когда разыскивал свою невесту. В тот день, когда он и Клара Минлент останавливались в этой "Пестрой утке", его никто почти и не видел - они ехали допоздна, и он почти сразу ушел спать.
- Они ехали допоздна, - повторил Медведь.
- Именно. Алекс Кинтер совершенно уверен, что по какой-то причине его невеста - я, между прочим, все время теперь спотыкаюсь, не знаю, как ее и назвать - хотела остановиться именно в этом мотеле. В тот вечер они ехали долго, и она все не желала останавливаться у других мотелей, мимо которых они ехали, даже сама села за руль. Больше ни разу он не заметил ничего подобного.
- А в "Скорлупке"?
- Ни в коей мере. "Скорлупка" не исключение. Больше ни разу Алекс Кинтер не заметил, чтобы эта самая Шила Бэйзл Клара Минлент хотела остановиться именно в каком-то определенном мотеле. Он совершенно уверен, что ничего подобного и не было.
- Странно!
- Очень странно, - сказал Дик задумчиво.
- А может быть, она спрятала шкатулку под пол, потому что хотела кому-то передать ее? У нее был с кем-то сговор, что шкатулку заберут из этой комнаты?
Дик немного испугался. Он все время боялся, что Медведь додумается до этой идеи. Впрочем, единственное, что было в ней страшного, - это то обстоятельство, что вслед за Алексом и Шилой пресловутый номер "Скорлупки" занял Джонсон, а докопаться до этого будет непросто, почти невозможно. Да и недостатков у этой версии было множество, и Дик решительно взялся за дело.
- Тогда почему Алекс Кинтер так уверенно заявляет, что его спутница не рвалась в "Скорлупку"? Хорошо, предупреждаю ваше возражение: предположим, она проделала это так хитро, что он и не заметил. Но я в это не верю ни на секунду: эти молодые люди просто созданы друг для друга, их соединяет такая прочная нить взаимопонимания, что диву даешься. Но даже если Алексу Кинтеру и изменила проницательность, то зачем тогда тот, кто взял шкатулку, оставил на месте коробочку? Ведь это улика! Самая настоящая улика, наводящая полицию на след шкатулки Моцарта! И потом: вот вы, лично вы, можете поверить, что кто-то так обошелся с подобной вещью?
- Пожалуй, нет, - подумав, ответил Медведь.
- То-то и оно! А ведь вы не видели своими глазами того, что видел я: не видели, как ужасно грубо, как-то нарочито грубо был разломан пол в "Скорлупке". Надо быть полнейшим кретином, чтобы оставить там драгоценную шкатулку, а Клара Минлент, уверяю вас, не может пожаловаться на недостаток рассудительности.
- Вы так уверены, что это сделала она?
- Да, - сказал Дик Уиллет. - Это сделала Клара. Но где сейчас шкатулка, я не знаю. Поскольку содержимое ее было продано, а Клара явно об этом не знала, я очень боюсь, что случилось что-то скверное...
- Почему вы думаете, что она об этом не знала?
- Да просто потому, что я смотрел ей прямо в глаза, когда рассказывал о продаже с аукциона письма и перстня Моцарта. Она вся побелела. Я с самого начала подозревал именно ее - в этом деле было что-то неуловимо женское, а ведь никакие другие женщины, кроме Клары, в не замешаны не были. Не леди же Минлент долбила пол "Скорлупки" каблуком! С самого начала я подозревал Клару Минлент, и при этом одним из основных моих аргументов была дерзость преступления. Украсть такую вещь! Которую просто так не продашь и не скроешь! Слишком большой риск, но вот ее обладатель мог это сделать - ведь ему не грозит судебное преследование, он просто не хочет, чтобы об этом знали домашние. Так что с первого дня, когда я еще в глаза не видел Клары, а видел только ее фотографию, я знал, что она замешана в этом. Но уверенность, полная уверенность, появилась у меня только в Париже, когда я наблюдал за ее поведением. Правда, тогда я пришел к выводу, что она просто что-то знает...
- Возможно, вы были правы.
- Время покажет. Но я убежден, что она замешана. Ведь это объяснит тогда и самое странное: несовпадение дат. Конечно, Клара прекрасно знала, в каком порядке ее мать складывает свои драгоценности, и вполне могла взять шкатулку и раньше, подложив какую-нибудь похожую коробочку.
- Не произвести ли обыск в "Пестрой утке"? - спросил Медведь.
- Я думал об этом. Не вижу смысла. Нет. Конечно, то, что она хотела остановиться именно в "Пестрой утке", не почудилось Алексу Кинтеру. И это обязательно впоследствии объяснится. Но разгадка дела - в "Скорлупке". Когда мы поймем, почему шкатулку увезли, а коробочку оставили на месте, да еще в таком идиотском тайнике, все и прояснится.
- А не поговорить ли вам с Кларой Минлент?
- Не знаю, надо подумать. Но полагаю, что особого смысла в этом нет. Она ничего не скажет, потому что твердо решила ничего не говорить, а ведь у нас нет ни единого доказательства.
- У меня нет даже полной уверенности, - вставил Медведь. - Я хочу сказать, что не уверен до конца в том, что именно она увезла шкатулку. И откуда тогда взялись карта и белый шарф?
- Может быть, - медленно сказал Дик, - кто-то пытался бросить тень на Клару?
- А что, это мысль. Ведь вы говорили, что леди Минлент уверена, что видела шарф среди покупок своей дочери.
- Клара отрицает это, говорит, что у нее никогда не было такого шарфа.
- Вы ей верите?
- Нет.
- А что вы теперь намерены предпринять?
- Подождать. Не забывайте, что Алекс Кинтер нашел свою невесту. С моей помощью. И я совершенно уверен, что эта пара договорится, - будем надеяться, что лорд и леди Минлент не будут чинить препонов. Не забывайте, что Клара Минлент, или, как ее называл и будет называть ее жених, Шила Бэйзл переслала на счет своего жениха крупную сумму. Он убежден, что это сделала она, и у него есть для этого основания, - о снежинках Медведю почему-то говорить не хотелось. - Он обязательно, обязательно спросит у нее, что это за деньги, как они к ней попали и почему их переслали на его счет, хотя последнее совершено очевидно.
- Очевидно? Я и представить себе не могу...
- Потому что вы не знакомы с Алексом Кинтером, - перебил Дик. - А вот я совершенно точно знаю, почему деньги были ему пересланы, а сам факт их появления на его счете окончательно убедил меня в том, что Клара замешана в этом деле. Я убежден, что, начиная всю эту эпопею с поездкой по мотелям, она собиралась использовать Алекса Кинтера в каком-то качестве, чтобы улететь под каким-то предлогом из Норфолка и больше никогда не появляться в его жизни.
- Может быть, просто ей было удобнее ехать с мужчиной, потому что на парочку никто не обратит внимания, а одинокая молодая женщина-путешественница может вызвать излишнее внимание и интерес и даже подвергнуться опасности?
- Вероятно. Я думаю, ей было важно, чтобы их никто не заметил и не запомнил - Алекс сказал, что в каждом мотеле она рано уходила спать. Правда, он не замечал, чтобы она пряталась, но для этого она достаточно умна - прятаться явно было нельзя, это как раз бросается в глаза. Алекс Кинтер рассказал также, что примерно за две недели до поездки Шила начала жаловаться на резь в глазах и стала постоянно носить черные очки. Я думаю, не надо пояснять, почему: она уже знала, что предпримет, и хотела, чтобы он привык видеть ее в очках, чтобы он не насторожился, если она вдруг оденет их прямо в поездке. И она сказала ему: "Ты набираешь очки". Он не обратил на это тогда внимания, но запомнил. Она хотела расплатиться с ним за что-то - вероятно, за помощь. Они были знакомы всего-навсего два месяца - те самые два месяца, на которые прекращается учеба в колледже. Лето. И Клара-Шила в любом случае должна была исчезнуть из его жизни, вернувшись в колледж. Есть очень много указаний на то, что после поездки она не собиралась вновь встречаться с Алексом Кинтером.
- Так почему же встретилась?
- Да просто потому, что вдруг почувствовала, что без него не может. Ее подруга Дина позвонила Алексу Кинтеру и сообщила, не называя имен, о том, что есть некая молодая особа, которая вдруг страшно захотела выйти за него замуж. Я не сомневаюсь, что брак с Алексом Кинтером - это и есть та самая замечательная идея, которую подала Кларе Дина Джиллет и о которой она мне рассказывала в Париже. Вероятно, Дина поняла, что чувство, подобное тому, которое связывает этих людей, губить нельзя, это просто преступление, и растолковала Кларе, что к чему. Получилось, что та вроде как прозрела. Но что сказать Алексу Кинтеру, когда они встретятся? Как объяснить ее таинственное исчезновение, то, что она назвалась другим именем, а самое главное - присылку денег на его счет? Потому она и затаилась: вдвоем с подругой они ломали голову, что и как следует объяснить молодому человеку, а пока позвонили ему. Я думаю, что Клара-Шила, открыв, что любит Алекса Кинтера, удивилась не меньше, чем удивлялся сам себе и он, разыскивая ее по всей Европе. Потому она и не выдержала, ей надо было убедиться, что она не ошибается: их намерения совпадают, чувства взаимны.
- Так раз она прислала ему деньги, значит, это она сама продала перстень и письмо Моцарта?
- Это невозможно, Клара не могла этого сделать. А вот Дина могла, и я полагаю, именно она это и сделала. Ее паспорт по моей просьбе проверили, когда она прилетела в Нью-Йорк - там есть отметки о том...
-... что она побывала в Австрии, - закончил за него Медведь.
- Нет, не в Австрии. В соседней Германии, но и этого достаточно. Вероятно, у нее была с собой заверенная копия завещания деда Клары Минлент, а также заверенное нотариусом разрешение от Клары Минлент вывезти принадлежащее ей имущество в Германию. Правда, когда я искал на таможне, ничего найти не удалось: никто не помнит, чтобы предъявлялись подобные предметы. Но это ничего не значит: Дина могла иметь бумаги при себе просто на всякий случай, а на вещи ее никто даже не обратил внимания, могли ее и не досматривать. По документам - студентка, гражданка США, летит во Францию, оттуда в Германию, причем почти налегке - кто станет интересоваться ее пожитками? Ведь наверняка взяла с собой одну небольшую дорожную сумку.
- Что они, девицы эти, понимают? - махнул рукой Медведь. - Могла и вовсе без всяких документов отправиться.
- Не думаю, - ответил Дик. - Обе они - разумные взрослые девушки. Я убежден, что они обо всем позаботились.
- А как же она смогла продать такие вещи? Неужели просто пришла на аукцион, как говорится, с улицы?
- Тут уж мы вступаем в область догадок, - развел руками Дик, - но я полагаю, что у них просто случайно нашлись какие-то зацепки.
- Так что все-таки вы теперь намерены делать?
- Встретиться с Алексом Кинтером. Мне не нравится то, что происходит. Похоже, что Шила-Клара влипла в какую-то неприятную историю. Теперь у нее есть человек, на которого можно опереться, - это тот редкий случай, когда брак будет заключен не просто по любви, а по полному взаимопониманию и согласию. Так что я убежден, что Клара многое ему расскажет...
- Мистер Дик, - просунул голову в дверь дежурный, - вам звонят. Алекс Кинтер - вы сказали, чтобы с ним соединяли в любое время.
- Иду! - вскочил Дик. - Впрочем, вы можете перевести звонок прямо сюда.
- Господин Уиллет, - торжественно сказал Алекс, когда Дик взял трубку, - мы - я и Шила - надеемся, что вы окажете нам честь и придете на нашу свадьбу!
- С удовольствием, - в некотором замешательстве ответил Дик - он-то думал совсем о другом.
- Я переговорил с родителями Шилы, - возбужденно продолжал Алекс. - Я успел до того, как пошел снег! Я сам нашел Шилу до того момента, который она назначила, - и все это благодаря вам! Они согласились, у них выбора не было. Свадьба состоится в январе.
- Зачем ждать так долго? - улыбаясь, спросил Дик. - Мне кажется, вы уже вполне притерлись - ведь у вас огромный стаж. Два месяца!
- Ее мать стоит на своем, - сказал Алекс с некоторой досадой, - придется устраивать помолвку... кстати, на помолвке вы тоже станете нашим гостем... что-то вроде обручения, и только потом - свадьбу.
- Очень хорошо, желаю вам счастья. Скажите, вы спросили у нее, откуда она взяла полмиллиона долларов, пришедшие на ваш счет?
- Нет, - растерялся Алекс. - Это совершенно вылетело у меня из головы. Мы говорили только про шкатулку. Я сказал, что знаю о том, что шкатулка пропала, а она сказала, что шкатулка принадлежала ее дедушке, что он оставил эту шкатулку ей, потому что любил ее. Никто не знал, действительно ли шкатулка принадлежала Моцарту, поэтому Шила и интересовалась жизнью Моцарта - помните, я вам говорил, что она почти все про него знала. Но она сказала, что ни о чем не жалеет, шкатулка не особенно интересует ее. Это, конечно, неправда, - просто ей не хотелось огорчать меня.
- Почему вы думаете, что это неправда? - спросил Дик.
- Не знаю... не могу вам сказать, - снова растерялся Алекс. - Я всегда все понимаю, когда дело Шилы касается. Она очень переживает из-за шкатулки, я это чувствую... И она не хочет об этом говорить, вот я и не стал настаивать.
- Но ведь вы, конечно, не можете обойти молчанием тот факт, что на ваш счет поступили такие деньги?
- Простите, я не совсем вас понимаю, - после короткого молчания ответил Алекс. - Вы хотите сказать, что Шила... - он опять замолк, а потом совершенно неожиданно сказал. - Да, это возможно.
- Что возможно? - спросил Дик.
- Она могла сделать то, о чем вы подумали.
- Зачем? - спросил Дик.
- Чтобы не связываться с родителями. Если бы дед был жив, она бы никогда не стала трогать шкатулку. И ведь это была ее шкатулка.
- Если бы ее дед был жив, она бы никогда не стала трогать шкатулку, - задумчиво повторил Дик. - Так, я все понял.
- Что - все?
- Абсолютно все. Я перезвоню вам, мистер Кинтер. А пока - не могли бы вы сделать мне небольшое одолжение? Позвоните, пожалуйста, вашей невесте и спросите у нее, что это за деньги, которые она прислала на ваш банковский счет. Ведь она получала те письма, которые вы оставляли ей в банке, так что сомнений в том, что прислала деньги именно она, быть не может.
- У меня и не было сомнений, - сказал Алекс. - Хорошо! Я спрошу.
Едва он повесил трубку, как Медведь, ерзавший на стуле, с нетерпением спросил:
- Что это вы поняли? Ну что?
- Я понял абсолютно все, - сказал Дик. - Надо только придумать, как достать шкатулку из того места, где она теперь находится. Полагаю, что это будет не так уж и просто, но можно будет устроить.
- Ради Бога! - простонал Медведь. - Объясните же, в чем дело!
- Ну нет! - возразил Дик. - Ведь если я представлю шкатулку, этого будет достаточно, верно?
- Верно, если вас не волнует мое здоровье. Я получу разрыв сердца.
Снова зазвонил телефон; Дик сразу же сам взял трубку и услышал счастливый голос Алекса Кинтера.
- Шила сказала, что это ее приданое! - радостно крикнул он.
- Благодарю вас, - сказал Дик. - Никогда в жизни мне не доводилось получать более полезной информации. А теперь скажите мне еще кое-что. Могу ли я прийти на вашу помолвку... или как там это называется?
- Конечно! - воскликнул Алекс Кинтер. - Я же для того и звонил, чтобы лично пригласить вас!
- А нельзя ли устроить так, чтобы я попал в дом Минлентов, когда там будет Шила? И вы тоже, - добавил он из вежливости.
- Ничего нет проще. Только, может быть, лучше пойти всем вместе куда-нибудь?
- Да, так действительно будет лучше, - согласился Дик. Мертвяще-бездушная атмосфера в доме Минлентов действовала ему на нервы. Хорошо, что этот приятный джентльмен вырвет Клару оттуда - она это заслужила.
- Я все организую и сразу же вам позвоню, - пообещал Алекс. - Кстати, я вам выслал чек.
- Какой чек? - не понял Дик.
- Здравствуйте! И вы еще спрашиваете, какой чек! Ведь вы выполнили работу, которую я вам предложил, с блеском! Вы нашли Шилу буквально за пятнадцать минут!
Дик сильно встревожился.
- Господин Кинтер, - сказал он как мог внушительнее, - я был обязан отыскать вашу Шилу в рамках того расследования, которое веду на работе. Мне не надо от вас ни единого цента. Я верну ваш чек обратно и убедительно прошу вас больше не поднимать эту тему. В какое положение вы меня ставите? Вы только представьте себе, что скажут на работе, если узнают, что я получаю от частных лиц оплату за то, что обязан делать по долгу службы!
 Медведь, сидевший в кресле напротив, только рукой махнул, но Дик не обратил на это внимания.
- И давайте закончим на этом, больше мы это обсуждать не будем.
- Хорошо! - согласился Алекс с внезапной легкостью, которая показалась Дику подозрительной. - Я вам перезвоню.
- Что там еще за самая полезная информация, какую вы получали в своей жизни? - спросил Медведь, как только Дик положил трубку.
- Полмиллиона долларов - приданое Клариссы Александры Шейлы Деборы Минлент, - сказал Дик.
- И она перевела приданое на счет своего будущего супруга, даже не дождавшись, пока он сделает ей предложение, - сказал Медведь. - Информация и в самом деле полезная. Так услышу я ответ или нет?
- Вы увидите все факты, собранные мною и систематизированные, - ответил Дик. - А предположение свое я должен проверить. Я не хочу оказаться посмешищем.
- Вы никогда не ошибаетесь, и прекрасно это знаете, - сказал Медведь.
- Вот именно. Я это так хорошо знаю, что все время боюсь сорваться. Поэтому, чем лучше у меня репутация, тем тщательнее я себя контролирую. Я принесу вам все факты, на основании которых сделал свои выводы - может быть, вы сделаете другие выводы. И прошу вас только об одном: дайте мне свободу действий.
- Ну что с вами поделаешь, - со вздохом ответил Медведь. - Но не забудьте про факты.
- Я никогда ничего не забываю, - сказал Дик Уиллет.
И через час на стол Медведя легла бумага, на которой было написано:
Карта, на которой снежинками были обозначены ВСЕ мотели, расположенные на шоссе из Нью-Йорка в Норфолк.
Белый шарф, который нашли на лестнице в доме Минлентов и принадлежность которого до сих пор не выяснена.
Отверстие в полу мотеля "Скорлупка" было проделано грубо и неумело.
В отверстии оставлена коробочка, которая явно указывает на то, что здесь побывала шкатулка Моцарта.
Алекс Кинтер рассказал, что его спутница, как впоследствии выяснилось, - Клара Минлент, В КАЖДОМ МОТЕЛЕ рано уходила спать, оставляя его в баре, что было ей совершенно не свойственно.
Дорогостоящий ремонт и перестройка мотеля "Скорлупка", затеянный подругой Клары Минлент и, вероятно, ею самой. Подарки, которые получил Генри Стиннен, - тоже вовсе не дешевые.
Клара сильно встревожилась, когда ее посетил в Париже полицейский и стал рассказывать о том, как ведется следствие о шкатулке Моцарта.
Родители Клары подумывали о том, чтобы продать шкатулку, и не скрывали этого намерения от своей дочери.
Клара Минлент была любимицей своего деда, она изучала жизнь Моцарта, желая, вероятно, разобраться, действительно ли шкатулка принадлежала когда-то ему.
Медведь не знал, что Дик снял ксерокопию с этого интригующего списка и сделал там дополнительные записи. Одна из них гласила: "Джонсон прибыл в мотель, ему была предоставлена комната, которую как раз освобождали Алекс Кинтер и его спутница, и он покрасил трюмо в своей спальне в синий цвет". Вторая была сделана чуть ниже, потому что все надписи шли в строгом хронологическом порядке: "Клара Минлент особенно сильно испугалась, когда в беседе с ней я упомянул имя Джонсона".
После этого Дик еще довольно долго сидел за столом, хмурясь и пытаясь найти место для записи о том, что у Джонсона оказался брат-близнец, с которым в Париже происходит что-то непонятное, но так и не смог.

Алекс Кинтер выбрал для встречи ресторан, так сказать, средний - чтобы не изменять своим привычкам, с одной стороны, и не огорчать будущую тещу, с другой. У него были свои предположения о том, почему Дик хочет собрать всех вместе, и он с некоторыми нетерпением ожидал, во-первых, раскрытия тайны, хотя она не слишком его беспокоила, а во-вторых, предвкушал спокойный ужин. В последнее время у него было очень много хлопот.
Подготовка к свадьбе шла полным ходом. Писались приглашения, заказывались платья и костюмы, устраивались приемы. Алекс, раз и навсегда решив, что подчинится желаниям Шилы, коль скоро она собирается устроить все так, как хотелось бы ее родителям, старался быть полезным и действительно был полезен. Лорд Минлент также, как мог, помогал; леди Минлент, очень расстроенная, но покорившаяся, не отходила от дочери и постоянно донимала Шилу примерками, разговорами, советами и разными мелочами.
В последний момент Дик спутал Алексу все карты - он внезапно позвонил и попросил устроить так, чтобы на ужине присутствовала также и Дина Джиллет. Алекс, который уже познакомился с Диной, не возражал; он попросил Шилу договориться с Диной, а сам предупредил ресторан, что ожидается не пятеро, а шестеро гостей. Получив согласие Дины, он перезвонил Дику.
- Вы собираете нас всех, чтобы эффектно сказать, кто виноват? - спросил он. - Я помню, у Эркюля Пуаро была такая привычка - собрать всю компанию в одной комнате и постепенно выдать, кто виновник.
- Идиотская идея, - недовольно сказал Дик. - Хочу напомнить вам, что Эркюль Пуаро то и дело расследовал преступление, которое я расследовать не умею, не хочу и не стану. Я имею в виду убийство. А убийца - существо опасное. Ему терять нечего, он уже перешел некую черту, отделяющую его от людей. Находиться с ним в одной комнате рискованно. Если бы еще этот Эркюль Пуаро подвергал при этом опасности себя - это его личное дело. Но он подвергал опасности и других людей, которых сам же туда и собрал! Совершенно непростительно. Особенно если учесть, что все это делалось просто для пущего эффекта.
- Я не думал об этом, - признался Алекс.
- Потому что это просто замечательные произведения, с первоклассно выписанным сюжетом и, самое главное, английским юмором, который нельзя сравнить ни с одним другом юмором на свете. Я и сам подумал об этом только потому, что это моя работа и я смотрю на такие вещи под совершенно иным углом зрения, так что не рассчитывайте: ничего подобного не будет.
- Может быть, вы просто поставите перед нами на стол шкатулку Моцарта? - спросил Алекс Кинтер.
- Может быть, - согласился Дик. - Но совершенно точно - не сегодня.
- Откровенно говоря, она мне надоела, - признался Алекс. - Я бы очень хотел поскорее о ней забыть и заниматься только своими семейными делами. Но нельзя: Шиле жалко шкатулку.
- Это она вам сказала? - спросил Дик.
- Не совсем. Но она не любит говорить об этом, я думаю, просто не хочет говорить о грустном.
- Вы ей как-нибудь объяснили, почему я приглашен сегодня на ваше торжество?
- Никакого особенного торжества, во-первых, - сказал Алекс. - А во-вторых, тут и объяснять нечего: я рассказал Шиле, как разыскивал ее, рассказал и о том, как вам удалось мне помочь.
- Это очень хорошо, - оживился Дик. - Вы этим в свою очередь очень помогли мне.
- Помог? Чем?
- Теперь я не буду испытывать неловкости во время сегодняшнего ужина, - уклонился от прямого ответа Дик.
- Шила будет очень рада вас видеть. Я понимаю, что за столом разговоров о шкатулке не избежать, надеюсь, вы ее не слишком расстроите.
- Не беспокойтесь, - заверил Дик. - Все будет в порядке. Я уже выезжаю.
Дик прибыл в ресторан первым; он назвал свое имя, и его тут же проводили за столик. Потом явились Клара-Шила, Алекс и Дина - втроем, все вместе, отметил Дик. Он обратил также внимание на то, что девушки сели рядом, а Алекс Кинтер занял место возле своей невесты.
Не успели они поздороваться и заказать напитки, как приехали родители Клары. Приветствия возобновились; началась обычная в таких случаях неразбериха с выбором напитков и блюд. Наконец официант принял заказ и отошел.
- Как подвигается дело с розыском шкатулки? - спросил лорд Минлент у Дика.
Дик вздохнул.
- Неважно. А если уж говорить откровенно, то и совсем плохо.
Лорд Минлент многозначительно переглянулся с женой, словно хотел сказать: "Я так и знал!"
- Чем дальше идет расследование, тем больше запутывается эта история, - продолжал Дик смиренно. - Определенная надежда есть, но я полагаю, что если нам и удастся отыскать шкатулку, то не раньше, чем мисс Минлент и мистер Кинтер станут законными супругами.
 Он краем глаза заметил, что Дина подняла глаза и пристально на него посмотрела.
- Пока же придется наблюдать снова за мотелем "Скорлупка", - продолжал Дик, не глядя на Дину и стараясь не смотреть также на Клару. - Там началось какое-то подозрительное строительство... - он замолчал, ожидая, не вмешается ли Дина, но она и глазом не моргнула. - Поэтому придется снова вернуть в мотель полицейский пост, я уже отдал распоряжение. Жаль хозяина, но что поделаешь.
- Почему вам жаль хозяина? - спросила леди Минлент, в то время как все остальные словно воды в рот набрали. Алекс Кинтер был занят только своей соседкой по столу и почти не слушал, а Клара-Шила и Дина, напротив, внимали сыщику слишком напряженно; все их силы, похоже, уходили на то, чтобы сохранить непроницаемое выражение лица.
- Да потому что он очень хороший человек, и мотель у него хороший, а расследование чрезвычайно вредит бизнесу. И дело не только в том, что он не может сдавать тот номер, который охраняется полицией - речь идет о его репутации. Я очень симпатизирую Генри Стиннену, - и Дик подробно рассказал, как приезжал в мотель "Скорлупка", как Генри заботился о его собаке, как кормил полицейского, стоявшего на посту, хотя его присутствие в доме раздражало хозяина и очень вредило бизнесу, как ни разу не отпустил ни его самого, ни приехавших с ним гостей без хорошего и вкусного угощения.
Официант принес закуски, их уже почти съели, а Дик все продолжал свой рассказ. Ораторствовал он один - остальные участвовали в беседе лишь редкими репликами. Расписывая мотель "Скорлупка" и те усилия, которые пришлось приложить Генри для его процветания, он прекрасно видел все вокруг себя и ничего не упустил: заметил и то, что Клара-Шила почти не ест, и то, что они с Диной ни разу не взглянули друг на друга, словно боясь, что кто-то заметит, как они обмениваются выразительными взглядами, и то, что леди Минлент явно просто скучает, а ее супруг недоволен. Заметил он и то, что Алекс Кинтер тоже стал слушать с некоторым интересом, потому что прежде ничего не знал о "Скорлупке", а гостеприимство Генри, которого он посетил вместе с Диком, оставило у него, конечно, самые приятные воспоминания.
- Все это очень интересно и даже трогательно, - сказал лорд Минлент, когда Дик наконец умолк. - Но меня больше беспокоит не хозяин этого мотеля, а моя дочь.
- Папа... - начала Клара.
- Да-да, моя дочь! - не дал сбить себя лорд Минлент. - Она, как вам известно, выходит замуж и уже лишилась значительной суммы денег, если учесть, сколько стоили письмо Моцарта и перстень. Я бы хотел, чтобы она сохранила по крайней мере шкатулку. Если, конечно, ее удастся отыскать.
- Письмо Моцарта и его перстень - если это и в самом деле его перстень - сейчас в Австрии. Моцарт страстно любил Вену. Так что будет только справедливо, если все это останется там.
Минленты онемели.
- И это заявляет полицейский! Но ведь это была наша собственность! - не веря собственным ушам, возмущенно воскликнул наконец лорд Минлент.
- Насколько мне известно, не ваша, а вашей дочери Клариссы Александры Шейлы Деборы Минлент, - возразил Дик.
В том, как он произносил полное имя девушки, чувствовалась тщательно скрываемая насмешка, и лорд Минлент, поняв это, еще больше разгневался. Клара улыбнулась и слегка коснулась руки Алекса, лежавшей на сгибе ее локтя.
- Пусть нашей дочери Клары! - согласился лорд Минлент. Он с трудом сдерживался, почти кричал. - Но ведь вы должны понимать, что ее судьба и ее финансовое положение нам не безразличны. Ее вещь исчезла, мы обратились в полицию, и работа полиции, насколько я понимаю, состоит в том, чтобы найти пропавшую ценность и вора.
- Конечно, я вас понимаю, - сказал Дик еще смиренней, чем прежде. - Я только полагаю, что вора искать не так важно - важнее найти пропавшую ценность и вернуть ее мисс Минлент. Мы делаем все возможное.
- Значит, этого недостаточно, - ледяным тоном сказала леди Минлент. Дик и бровью не повел.
- Конечно, недостаточно, - признал он. - Но я просто ума не приложу, как мне быть, - и он жалобно посмотрел на Клару, упорно не поднимавшую головы от тарелки. Зато на него пристально смотрела Дина, и он переадресовал свой жалобный взгляд ей. - Вы ведь знаете, у меня репутация... Ведь я же еще не загубил почти ни одного дела! Просто не представляю себе, как с ней распрощаться! - Дик еще ни разу в жизни не говорил ничего подобного и чувствовал себя совершеннейшим идиотом. - Мне все время кажется, что на меня станут пальцем показывать, - все-таки прибавил он.
- По просьбе мамы и папы расследование ведется в строгой тайне, - вдруг сказала Клара.
- Это так, но... Вы же понимаете, слухами земля полнится. Да и потом - начальство же мое полностью в курсе!
Принесли горячее. Дик взялся вместе со всеми за еду, потому что ему хотелось, чтобы те, для кого он произнес свою пламенную речь, получше ее переварили. У него было и еще, что сказать, но это подождет, он успеет перед десертом. К тому же пища, которую подавали в этом ресторане, вполне стоила того, чтобы ради нее отвлечься от дел.
Дик, тщательно изучивший меню, остановил свой выбор на утке под апельсиновым соусом и с удовольствием покончил с ней. Сидевший напротив Алекс Кинтер не отставал от него, воздавая должное превосходному бифштексу. Лорд и леди Минлент деликатно ковыряли у себя в тарелках какие-то овощи, Дина вяло копалась вилкой в восхитительных с виду спагетти. На тарелке Клары остывали нетронутые креветки.
- Вы будете есть сладкое? - спросил у Дика Алекс Кинтер, взявший на себя в этот вечер роль хозяина.
- Спасибо, с удовольствием. Компот из персиков.
В предвкушении компота из персиков Дик неторопливо размышлял. За столом шла вялая беседа ни о чем, а ему надо было как-то снова повернуть разговор к шкатулке Моцарта. Он уже начал беспокоиться, как сделать это половчее, потому что все здесь были слишком хорошо воспитаны, чтобы вернуться к неприятной теме - довольно было того, что она вообще возникла за обедом - как вдруг Алекс помог ему.
- Надеюсь, вы не расстроились, - обратился он к Дику. - Мы ведь прекрасно понимаем, что вы делаете все, что от вас зависит. - Он помолчал, и Дик сразу понял, о чем именно он молчит: ему хотелось сказать, что меньше всего его интересует, найдется ли шкатулка Моцарта, но он считает невозможным сказать это вслух.
- У меня такие проблемы, - вздохнул в ответ Дик, благодарно глядя на Алекса. - Выяснилось, что в это дело может быть замешан один... ну, словом, один высокопоставленный человек, и я очень боюсь причинить ему неприятности. Это сейчас ему совсем некстати, я хочу сказать, особенно некстати. - Он увидел, как Клара резко нацепила на вилку кусочек креветки и нервно сунула его в рот. - Вы знаете, я из-за этого очень переживаю, - доверительно делился он со всей компанией, - ведь, может быть, он и вовсе ни при чем, а я ему ведь могу нечаянно карьеру испортить! Так неприятно!
- А что это за человек? - спросила леди Минлент.
- Мистер Уиллет не может назвать его имени, это же так понятно, - неожиданно сказала Дина и взяла Клару за руку. - Мы на минутку.
Клара поднялась, и обе девушки направились в сторону холла. Дик с надеждой воззрился на официанта, который нес на подносе что-то красивое и яркое. Компот из персиков. Это именно то, что ему сейчас нужно!
Собственно, для лучшего исполнения роли ему следовало притвориться, что у него нет аппетита, но на это не было никаких сил. Кроме того, то, что он хотел сделать, было уже сделано. Поэтому к тому моменту, когда Клара и Дина вернулись, от компота из персиков остались одни воспоминания.
Обед завершился в полном молчании. Клара и Дина попросили мороженого, но почти не дотронулись до него, лорд и леди Минлент сообщили, что они на диете, и отказались от десерта, а Алекс уничтожил изрядный кусок яблочного пирога.
Дик выбрал момент, когда Алекс отошел, чтобы оплатить счет, и подошел к нему.
- Замечательная девушка ваша невеста! - сказал он вполголоса. - Только немного горяча. Но вряд ли это такой уж существенный недостаток.

Весь следующий день Дик безвылазно просидел в полицейском управлении, а ближе к вечеру, когда Медведь уже собирался уходить домой, вошел в его кабинет и плотно закрыл за собой дверь. Медведь вопросительно поднял на него глаза.
- Шкатулка Моцарта, - кратко сказал Дик и поставил прямо на какие-то бумаги на столе изящнейший деревянный ящичек, украшенный чудесной резьбой и утыканный сверкающими камнями, как пудинг изюмом.
Медведь в полнейшем остолбенении смотрел на шкатулку. Потом протянул руку и осторожно потрогал ее. Шкатулка была реальна. Открыть крышку он все же не решился, словно боясь, что если поднять ее, шкатулка тотчас же взорвется.
Наконец он задал простой вопрос:
- Где вы это взяли?
- Мне это принесли, - просто ответил Дик.
- Хорошо, - кивнул Медведь, - очень хорошо. Превосходно. Я полагаю, надо возвратить шкатулку лорду и леди Минлент.
- Шкатулка принадлежит их дочери Кларе, - сказал Дик. - Я попросил бы у вас разрешения отдать ее хозяйке в день свадьбы. Кларисса Александра Шейла Дебора Минлент в январе выходит замуж. Ждать осталось не так уж и долго.
Медведь не отрывал от шкатулки глаз.
- Вы произвели арест? - спросил он.
- Нет.
- Будем ли мы информировать Минлентов о том, что шкатулка нашлась?
Смирение Медведя несколько смутило Дика. Ведь он имел полное право задавать вопросы, а Дик обязан был на них отвечать. Собственное поведение вдруг показалось ему отвратительным - ну что это за манера выпендриваться! Бог наградил его талантом, так надо заставить этот талант служить на благо людей. А Медведь - тот обладает другим талантом. Он смог разглядеть и оценить Дика, молчаливо признать, что Дик стоит больше, чем он сам, он приложил столько усилий, чтобы заполучить его в полицейское управление. А ведь здесь у сыщика возможностей гораздо больше, чем если бы он работал частным детективом!
Признать, что кто-то другой лучше тебя делает то дело, которому ты посвятил свою жизнь, - это уже нелегко. А Медведь смог это сделать. И сейчас он терпит выходки Дика, к тому же спрашивая у него разрешения на то, что он имеет полное право сделать по своему усмотрению!
- Как вы сочтете нужным, - уважительно сказал Дик. - Я полагаю, что мы сделаем доброе дело, если сможем держать язык за зубами до свадьбы их дочери. Но если вы считаете, что нужно немедленно рассказать все Минлентам...
- Неважно, - перебил Медведь. - Как хотите. Они не вызывают у меня особой симпатии. Дело находится на контроле. Я просто доложу, что шкатулка найдена, никто не станет проверять, поступила ли эта информация к Минлентам, да никому и нет до этого дела. Пресса ведь не в курсе.
- Я принесу вам приглашение на свадьбу к мисс Минлент, - сказал Дик. - Я рассказал им о вас. Они очень хотят, чтобы вы почтили их своим присутствием.
Дик лукавил - это только что пришло ему в голову, об этом и речи не было. Но он, конечно, без проблем сумеет получить у Алекса Кинтера такое приглашение.
Медведь просиял, и Дику стало очень приятно. На него самого аристократия только тоску наводила, но детское благоговение Медведя перед теми, кто мог поставить перед своей фамилией слова "лорд" и "леди", не раздражало его. В конце концов, это совершенно безобидно, и к тому же дает ему возможность что-то сделать для своего начальника.
- Вы сможете даже принести с собой чудесный подарок, - заметил с улыбкой Дик, указывая на шкатулку.
И тут же понял, что снова дал маху: лицо Медведя окаменело.
- Я не собираюсь присваивать чужие лавры, - сказал он резко.
- Не понимаю, что вы имеете в виду, - ловко разыграл удивление Дик. - Я служу в полиции, поэтому все мои достижения, если их и можно назвать полностью моими, принадлежат полиции, а начальник здесь вы. Если ваши подчиненные хорошо работают, то это ваша заслуга, и больше ничья. И не приложи вы в свое время таких усилий, меня бы тут не было, так что мои успехи - ваши успехи. Это совершенно справедливо, я ведь получаю зарплату.
- Без которой вы, конечно, давно умерли бы голодной смертью, - примирительно заметил Медведь. - Очень хорошо, считайте, что вы меня убедили, но шкатулку на свадьбу дарить все-таки будете сами.
- Я очень благодарен вам за доверие, - продолжал церемониться Дик. - Я рад, что вы пошли мне навстречу и согласились отложить вручение шкатулки до дня бракосочетания. Чтобы пояснить вам, почему я просил об этом, замечу, что мисс Минлент станет тогда миссис Кинтер, замужней дамой, так что, хотя ее прав на шкатулку и сейчас никто не оспаривает, сможет полностью распоряжаться своей собственность. Мне кажется, я даже знаю, как именно она ею распорядится. Ведь ее родители до такой степени ею не интересовались, что даже понятия не имели, что она изучает жизнь Моцарта; для них эта шкатулка - просто вложение денег, дорогая вещь, которую можно продать. И хотя продать ее они, конечно, собирались и в самом деле в пользу Клары, ей было проще действовать таким образом, чем объяснить родителям, почему она считает продажу невозможной. Она вполне заслужила право сохранить шкатулку - как память деда. Давайте подождем.
- Шкатулка будет храниться в моем личном сейфе, - распорядился Медведь. - Можете идти.
Дику снова стало неловко. Он даже не спросил, каким чудом Дик разыскал шкатулку, - не хочет нарываться на отказ.
- Разве вы не хотите знать, как мне удалось добиться такого успеха? - спросил он мягко.
- Как вам будет угодно.
- Мне неприятно, если я вас обидел, - сказал Дик искренне. Ему и в самом деле было не по себе. - Но вы же прекрасно понимаете, что... у аристократов свои секреты. Если я дал слово их хранить, я их должен сохранить. К тому же я и сам еще далеко не все знаю.
- Как вам будет угодно, - повторил Медведь.
Дик вздохнул и снова сел.
- Вообще-то идею мне подал Алекс Кинтер, - сказал он. - Ну, не совсем Алекс Кинтер... Во всяком случае, именно он попросил у меня фотографию своей невесты, навел меня на мысль о "Скандале в Богемии"...
- О каком скандале? - не понял Медведь. - Что еще за скандал и почему в Богемии? И где это вообще - Богемия? Я об этом ничего не знаю.
- Так называется один из рассказов о Шерлоке Холмсе, - пояснил Дик. - "Скандал в Богемии". Тот же Алекс Кинтер упомянул о том, что Шерлок Холмс не стал разыскивать фотографию, которую ему поручили разыскать. Он заставил Ирэн Адлер, прятавшую фотографию, показать ему, где она находится.
- Как?
- Я помню все почти наизусть и рассказать вам мне нетрудно, - сказал Дик. - Но я вам очень советую перечитать. Если у вас нет, я охотно дам вам книгу. - Обычно он никому не давал своих книг, тем более самых любимых, но сегодня ему очень хотелось как-то сгладить неловкость и что-нибудь сделать для Медведя. - Коротко говоря, он устроил так, что Ирэн сама показала ему, где находится фотография - невольно, конечно. А я знал, что не смогу убедить мисс Минлент все мне рассказать. Значит, надо было просто сделать так, чтобы она вернула шкатулку.
- Самой себе?
- Сначала мне, - возразил Дик. - То есть нам. Вы знаете, это было не так уж и трудно. После того, как мы встретились наконец и смогли побеседовать с Алексом Кинтером, это дело вообще стало легким. Я хочу сказать, легким для того, чтобы понять, что к чему, но вернуть шкатулку было не так-то просто. Клара имеет на нее полное право.
- Значит, это она увезла шкатулку?
- Нет, - сказал Дик. - Она ее не увозила.

ГЛАВА ОДИННАДЦАТАЯ. БРАТ-БЛИЗНЕЦ

В первые дни января наступившего года, сразу после того, как отгремели Роджественские и новогодние праздники, в одном из лучших ресторанов Нью-Йорка с большой помпой отмечали бракосочетание Алекса Кинтера и Клариссы Александры Шейлы Деборы Минлент. Сначала лорд и леди Минлент, скрепя сердце, признали было, что им не по карману подобное празднество, но Алекс Кинтер, после короткого совещания со своей невестой, заявил им, что берет все расходы на себя.
Это почти примирило леди Минлент с выбором дочери, и на свадьбе она превосходно выглядела и была в очень хорошем настроении. Она до такой степени ничем не показывала, что собравшееся общество ей непривычно, что Дик даже заподозрил, что, может быть, оно ей просто понравилось.
Он мягко отклонил предложение официанта положить подарок на специально для этого приготовленный столик, уже заваленный яркими коробками, и скромно отошел в сторону, глядя, как новобрачные здороваются с гостями. По тому, как Алекс Кинтер особенно тепло приветствовал приятную женщину в серебристо-голубом платье и ее мужа и представил им свою жену, Дик понял, что это, вероятно, мистер и миссис О"Кенти. Увидев, как Алекс ищет кого-то глазами, он окончательно понял, что не ошибся.
- Мистер Дик, можно попросить вас подойти! - позвал Алекс. - Познакомьтесь: Ричард Уиллет, человек, которому я обязан своим счастьем... а это - мистер и миссис О"Кенти. Собственно, им я тоже обязан своим счастьем - почти в равной мере.
- Очень рад, - кланяясь, сказал Дик. Краем глаза он увидел, что лорд и леди Минлент тоже направляются в их сторону. - Заодно позвольте преподнести вам подарок, - он стал разворачивать блестящую упаковку.
- Может быть, не здесь? - недовольно спросила подошедшая леди Минлент.
- Мне просто хочется поскорее снять с себя ответственность, - улыбаясь, сказал Дик и снял последнюю бумагу. - Позвольте вам представить: шкатулка Моцарта. Рад вручить хозяйке.
- Благодарю вас, - церемонно сказала Шила, не глядя на Дика, и взяла шкатулку в руки.
- Господи! - воскликнула леди Минлент.
Гости, почуяв, что происходит что-то необычное, подошли так близко, как позволяли приличия, и рассматривали шкатулку в руках невесты. Лорд Минлент не спускал глаз с Дика.
- Где же вы ее взяли? - чуть понизив голос, наконец спросил он.
- Как говорил Шерлок Холмс премьер-министру Англии во "Втором пятне", у нас тоже есть свои маленькие профессиональные тайны, - невозмутимо ответил Дик.
Алекс взял шкатулку из рук жены и внимательно ее рассмотрел.
- Красиво, - сказал он без особой радости. - Спасибо, я рад за вас. Может быть, мы теперь займемся свадьбой?
- Господин Кинтер, - сказал Дик внушительно. - Вы теперь отвечаете за имущество вашей супруги. Позвольте напомнить вам, что шкатулка Моцарта стоит приличных денег, и вы обязаны в целости и сохранности передать ее своим детям. Вам не кажется, что позаботиться о ней надо получше?
Алекс удивленно посмотрел на Дика.
- В самом деле! - сказал он. - Что это я? Но куда же нам ее деть сейчас...
- Может быть, в ресторане есть сейф, - подсказал Дик. - Если хотите, я охотно займусь этим. - И он, не дожидась ответа, отправился к менеджеру, с которым заранее обо всем договорился. Вскоре шкатулка была уже водворена в сейф и надежно заперта.
Возвращаясь в зал, Дик увидел бледного, несколько растерянного Медведя. Разодетый в пух и прах, он держал под руку свою жену, которой тоже явно было не по себе.
 Однако и Алекс Кинтер, и Шила, которым Дик заранее объяснил, что к чему, оказались на высоте. Они встретили Медведя, словно самого дорогого гостя, Шила громко, так что слышали почти все, выразила благодарность полиции за то, что была быстро найдена принадлежавшая ей ценность. Медведь кланялся, краснел, бормотал что-то невнятное. К некоторому удивлению Дика, лорд и леди Минлент тоже подошли поздороваться с Медведем и поблагодарить его за шкатулку; Дик видел, как Медведь оглядывался, вероятно, разыскивая его самого и желая сказать, кому принадлежит главная заслуга в розыске шкатулки, но нарочно спрятался за спины присутствующих. Кто-то тронул его за плечо.
- А! - радостно воскликнул он, обернувшись. - Это вы!
Перед ним стояла леди Беата Сатерленд - в умопомрачительном платье, вся в изумрудах, сияющая и веселая. Дик страшно обрадовался ей.
- Я явилась сюда потому, что надеялась помочь, - заявила леди Беата, пожимая ему руку. - Вдруг вам опять понадобится моя помощь?
- Как Билли? - спросил Дик.
- Отлично. А Болли?
- Еще лучше. Мне и в самом деле нужна ваша помощь. Видите вот ту пару? Тех, которые сейчас беседуют с родителями невесты? Это мой дорогой начальник, и я очень хотел бы, чтобы вы с ним поговорили.
- О чем? - осведомилась леди Беата, разглядывая Медведя, который от смущения стал уже почти багровым.
- Все равно. Вы - леди, для него этого достаточно. Но он очень, очень хороший человек, - поспешно пояснил Дик, заметив тень на ее лице. - Я привел его сюда, потому что в его тяге к людям благородных кровей нет ничего плохого, а мне очень хотелось сделать ему что-нибудь приятное.
- Тащите его сюда, - со свойственной ей свободой речи заявила леди Беата. - Вы знаете, что я без предрассудков, но все-таки самой бежать знакомиться...
- Нет проблем, все устроим, - благодарно сказал Дик. - Может быть, вы будете немножко скучать... - начал он, поколебавшись.
- Я все поняла, - перебила леди Беата. - Давайте его сюда. А что я с этого буду иметь?
- Все расскажу, - поняв намек, пообещал Дик.
- Что Джонсон?
- Прошел в мэры.
- Я знаю, что он прошел в мэры, - с некоторым раздражением сказала леди Беата. - Я спрашиваю, что с той историей... ну, вы понимаете, о чем я говорю. И как поживает его брат-близнец?
Дик несколько помрачнел. Историю с братом-близнецом еще предстояло прояснить. И если обо всем остальном он догадался, то таинственный близнец, которого он не смог отыскать в этом художественном заведении, все еще его тревожил.
- Ничего не могу сказать про близнеца, - честно признался Дик, - но что касается той истории, то вы видите перед собой ее естественное окончание, - и он повел рукой.
- То есть?! - воскликнула леди Беата.
 - Все расскажу, - повторил Дик. - Но главное позади.
- Хорошо, поверю вам на слово, - согласилась она. - Жду вас обоих завтра к семи на ужин.
- Нас обоих?
- Я имею в виду вас и Болли.
- А, понятно, спасибо.
- А сейчас извините меня, мне надо кое о чем переговорить с метрдотелем, - сказала леди Беата и отошла. Дик несколько удивился: он был уверен, что она хоть и не станет задавать больше вопросов, но захочет поболтать с ним еще. Он наблюдал, как метрдотель, увидев идущую к нему леди Беату Сатерленд, чуть не бегом кинулся навстречу; она вполголоса сказала ему несколько слов, указывая куда-то в сторону молодоженов, и метрдотель почтительно кивнул.
Закончилась наконец долгая процедура встречи гостей. Усевшись за стол, Дик оглядел зал и сразу увидел, что леди Беату посадили рядом с Медведем. Так вот что она шепнула метрдотелю! Слушая тост, который произносил шафер жениха, его друг и сослуживец Роджерс Асторс, Дик с улыбкой наблюдал за своим начальником. Медведь выглядел смущенным, но леди Беате удалось растопить лед в рекордно короткий срок, и вскоре они уже дружески беседовали. Не удовлетворившись этим, она включила в разговор еще и супругу Медведя. Похоже, что все трое болтали не без удовольствия, Дик с облегчением отметил, что леди Беате, кажется, даже не скучно. Но Медведю-то сколько радости - ведь он не мог не читать о ней в газетах, а теперь сидит вот так, запросто, за столом и беседует. Даже положил ей в тарелку какого-то салата - несколько больше, чем требовал этикет. Вероятно, от избытка чувств. Леди Беата, не моргнув глазом, все съела. Отсутствием аппетита она не страдала никогда.
Соседкой самого Дика оказалась миссис О"Кенти, и он охотно поболтал с ней. Он хорошо помнил, что рассказывал о ней Алекс Кинтер. Именно она посоветовала ему бросить бесплодные поиски и обратиться в полицию, к профессионалу. Он должен быть ей благодарен. И Дик, проявляя чудеса галантности и любезности, с удовольствием занимал соседку разговором - тем более, что она оказалась умной и ненавязчивой. Правда, он отметил, что муж ее - зануда, каких поискать, но тот, к счастью, все больше молчал.
Свадьба понравилась Дику. Каким-то чудом, несмотря на чопорный шикарный интерьер ресторана, несмотря на смешение гостей - сюда ведь явились и друзья Алекса Кинтера, и чуть ли не весь высший свет, приглашенный супругами Минлент, - обстановка была сердечной и очень приятной.
Выпив бокал шампанского за счастье молодоженов и с удовольствием закусив, Дик вызвал полицейскую машину. Ему хотелось лично проследить за тем, чтобы шкатулка Моцарта, из-за которой он принял столько мучений, благополучно прибыла в свой новый дом. Дик уже знал, что мистер и миссис Кинтер собираются жить пока в квартире Алекса, который наотрез отказался переехать в дом Минлентов, - это было его единственное возражение против планов тещи. Знал он и то, что сейф у Алекса есть, и то, что молодые супруги намерены приобрести себе вскоре другую квартиру, где шкатулка будет храниться в подобающих условиях. Знал Дик также и о том, что средства на покупку квартиры у них есть.
Он стал искать глазами Шилу и Алекса, чтобы попрощаться. Найти их оказалось нетрудно: на невесте было ослепительно белое платье и фата, усыпанная вышитыми белым шелком снежинками разной формы и размера.
- Этот цвет вам очень идет, - решительно сказал Дик, подходя к Шиле. - И вообще белый - это очень красиво. Пожалуй, вы были неправы, - вскользь заметил он Алексу.
- Пожалуй, неправ, - охотно согласился тот. - Вы едете домой?
- Да. Вас будет ждать полицейская машина. На ней шкатулку отвезут в ваш дом и запрут в сейфе.
Алекс кивнул.
- Спасибо, что вразумили меня, - сказал он. - Я тут изображал из себя бескорыстного идиота, а ведь вы совершенно правы: шкатулка будет принадлежать нашим детям.
- Примите еще раз мои поздравления, миссис Кинтер, - церемонно сказал Дик, легонько пожимая руку Шилы.
Шила в первый раз подняла на него глаза и с силой сказал:
- Спасибо.

Билли, спаниэль леди Беаты Сатерленд, нескогда проведший с Диком почти полтора месяца, радостно приветствовал его у двери. Он дружелюбно обнюхал Болли и, подчиняясь приказу хозяйки, не стал выражать претензий из-за присутствия другой собаки на его законной территории. Билли и Болли были братьями по отцу, но собакам не дано, увы, понимать таких тонкостей.
Он улеглись рядом у дивана, на который их хозяева уселись с явным намерением просидеть так несколько часов. После превосходного ужина Дик собирался выполнить свое обещание и рассказать леди Беате о том, что случилось за последние несколько месяцев, что прошли с того дня, когда Генри Стиннен бочком вошел в его кабинет и рассказал странную историю с выкрашенным зеркалом.
- Итак, представьте себе молодую особу... - начал он. - Вас ведь не надо предупреждать о необходимости хранить тайну? Хорошо! Итак, молодая особа умна от природы, довольно независима, даже не собирается выходить замуж, ей это просто не нужно. Она живет в холоде.
- То есть? - не поняла леди Беата.
- Она живет в холоде, - повторил Дик. - Ею не интересуется никто, включая родителей. Они беспокоятся только о соблюдении приличий.
- Минленты? - сразу догадалась леди Беата. - Да уж! Тут вы правы - они никогда не занимались этой бедняжкой Кларой. Я мало ее знала, но мне всегда было ее жаль.
- Минленты сильно обеднели, - продолжал Дик. - Они вынуждены были распродать те ценные вещи, которые у них были, потому что считали святым своим долгом никому не дать заметить своего положения. Их дочь Клара, у которой есть голова на плечах, охотно стала бы работать, но они и слышать об этом не желали. Они оплачивали счета дочери, требуя при этом, чтобы она покупала все самое лучшее, но все-таки экономила. Звучит это туманно, и они никогда не поясняли ничего конкретного. Однако если Клара пыталась купить себе что-то подешевле, то неизменно навлекала на себя материнский гнев. Она не позволяла себе даже лишнего стакана коктейля, делая вид, что любит напитки подешевле, но все терпела, потому что не только чувствовала свой долг перед родителями, но и любила их. Пока они не пришли к обычному в таких случаях выводу: не захотели выдать Клару замуж.
- Я слышала об этом, - вставила леди Беата. - Они хотели выдать ее за...
- Это неважно, - перебил Дик. - Итак, Клара чувствовала себя в собственной семье, скажем так, неуютно. От природы она наделена немалым здравым смыслом, и никак не могла понять, зачем жить в дорогих отелях, покупать дорогие вещи, если у людей нет на это средств и при этом растет дочь - то есть она сама. Дело было не в том, что у Клары болело сердце, когда она видела, как транжирятся деньги, которые должны были перейти к ней по наследству. Ее просто возмущала недальновидность родителей. Она никак не могла понять, что позорного в том, чтобы экономить деньги или работать. Но родители поступали по-своему, Клара ничего не могла поделать, деньги тратились почти без счета. В семье оставалась одна-единственная ценная вещь. Это была шкатулка Моцарта.
- Чья? - удивилась леди Беата.
- Моцарта. Некогда, как утверждает семейная легенда, шкатулка принадлежала великому австрийскому композитору Вольфгангу Амадею Моцарту. Это резко повышало ее цену. Шкатулка принадлежала деду Клары. Родители отмечают, что Клара очень любила его, но я сильно подозреваю, что даже они не понимают, какая любовь и какое понимание связывали Клару и старшего лорда Минлента. Так вот: родители вознамерились продать шкатулку, чтобы обеспечить своей дочери приличное приданое. Официально шкатулка принадлежала Кларе, а не им, она могла ею распоряжаться по своему усмотрению, но скандалить с родителями ей не хотелось, а продать шкатулку деда казалось чудовищным. Что бы вы сделали на ее месте?
- Сбежала бы, - без запинки ответила леди Беата. - Вместе со шкатулкой. Впрочем, подождите! Как это сбежала бы! Ведь Клара не хотела огорчать родителей! Ну тогда можно не сбегать, но шкатулку надо как следует припрятать!
- Вот именно, - сказал Дик. - И куда бы вы ее припрятали?
Леди Беата задумалась.
- Можно арендовать где-нибудь сейф, - сказала она неуверенно. - Но это тоже недешево, а потом - не навечно же!
- Вы мыслите в правильном направлении, - одобрил Дик.
И тут леди Беату осенило.
- Сделать так, чтобы шкатулка как будто сгорела в каком-нибудь пожаре или чтобы ее как будто похитити! - воскликнула она.
- Вы умница, - с удовольствием сказал Дик. - Именно так Клара и поступила.
- Но как же...
- Сейчас все расскажу, верьте моему слову, - сказал Дик. - Итак, Клара стала думать, как обезопасить свое имущество, не выходя замуж за предложенного ей жениха и не скандаля понапрасну с родителями. Проблему шкатулки, думала Клара, которая тогда вообще не собиралась выходить замуж, надо решить кардинально, раз и навсегда! Кроме того, ей требовались деньги: надо было, во-первых, оплатить учебу в том колледже, который был ей по душе, а не в том, который выбрали ей лорд и леди Минлент по признаку дешевизны. Она собиралась сделать это тайком от родителей, которые ни разу за три года не удосужились позвонить ей в колледж и узнать, как у нее дела, как подвигается учеба и как она себя чувствует. Во-вторых, у нее уже был сообщник, и она собиралась щедро вознаградить его.
- Сообщник?
- Клара случайно познакомилась на улице с человеком, который стал ее близким, очень близким приятелем, а потом и ее мужем.
- Алекс Кинтер? Вы знаете, он мне ужасно понравился! Он хоть свежего воздуха в это болото вдохнет!
- Вы совершенно правы, я тоже на это надеюсь. А если и не вдохнет, то он, по крайне мере, вытащил оттуда Клару. Итак, она решила, что Алекс Кинтер поможет ей, но не собиралась посвящать его в это дело. Между тем, Алекс Кинтер стал единственным человеком на свете, для которого она много значила и который много для нее значил. Обратите внимание на то, как оригинально развивался этот роман: ни тот, ни другая поначалу даже не подозревали о том, как они относятся друг к другу. Клара намеревалась привести свой план в исполнение с помощью Алекса Кинтера, а потом исчезнуть, выслав ему его долю денег банковским переводом.
- Непохоже, - с сомнением заметила леди Беата. - Не понять, что вчерашние жених и невеста - любящая пара, может только слепой и глухой.
- И тем не менее, уверяю вас, все так и было. До сих пор я передавал вам информацию точную, известную мне. Теперь я вступаю в область догадок. Но я совершенно уверен, что не ошибаюсь.
- Так, - с интересом произнесла леди Беата.
- Клара Минлент купила карту и отметила на ней все мотели, какие там значились. Она еще не знала точно, какой из них поможет ей выполнить ее план, поэтому поступила именно так. Она обожает снежинки и невольно отметила мотели именно снежинками, забыв, что для Алекса Кинтера это четкий опознавательный знак. Карту надо было оставить дома, чтобы ее передали полиции - если мать и отец вообще решатся вызвать полицию. Клара была почти уверена, что они этого не сделают - такое нарушение приличий! Она почти не ошиблась. То есть лорд и леди Минлент примчались в полицию немедленно, но категорически настаивали на том, чтобы дело разбиралось втайне. Ни один репортер каким-то чудом так ничего и не узнал.
- Я тоже ничего не слышала, - сказала леди Беата. - Правда, я обычно не интересуюсь сплетнями, но все же, думаю, если бы это было известно, мне бы рассказал кто-нибудь.
- За какое-то время до этого Клара купила в подарок Алексу Кинтеру белый шелковый шарф. Но именно тогда он случайно сказал ей, что терпеть не может белого цвета. Шарф оказался не у дел, и Клара, видимо, чтобы добро не пропадало, решила использовать и его, чтобы сбить полицию со следа. Шарф был брошен на лестнице вместе с картой - она догадалась только освободить его от упаковки.
- А куда же она уехала со шкатулкой?
- Минуту терпения, - сказал Дик. - Итак, Клара договорилась с Алексом Кинтером, что они поедут отдыхать и будут останавливаться в придорожных мотелях. Эта идея ему понравилась. Он не знал и не подозревал в то время, что у Клары были определенные цели. Общаясь с Кинтером, она называла себя Шилой Бэйзл.
- Даже имя придумала?
- Не совсем придумала, - сказал Дик. - Фамилию она взяла из биографии Моцарта. Шейла - ее третье имя, потому что ее зовут Кларисса Александра Шейла Дебора Минлент. Как вам это нравится?
- Ничего страшного, - беспечно сказала леди Беата. - Просто я вам никогда не говорила, как зовут меня. Еще хуже.
- Надеюсь, вы избавите меня от этого и сейчас, - пошутил Дик. - Для меня вы всегда останетесь просто Беатой. Итак, наша Клара-Шила изменила, насколько могла, свою внешность, поменяв под благовидным предлогом свои платья на удобную дорожную одежду. За две недели до этого она стала жаловаться на резь в глазах, так что Алекс Кинтер привык видеть ее в черных очках. Они отправились по мотелям.
- А шкатулка? - снова нетерпеливо спросила леди Беата.
- Сейчас дойдем и до шкатулки. Заметьте еще, пожалуйста, что у Клары есть хорошая подруга, с которой она познакомилась во Франции, на студенческом балу. Ее зовут Дина Джиллет, на свадьбе она была подружкой невесты. Эта самая Дина Джиллет, как я подозреваю, рассказала Кларе об одном мотеле с очень запоминающимся интерьером. Впрочем, тут я не уверен: может быть, об этом ей рассказала и не Дина.
- Неважно, - сказала леди Беата. - И что же?
- На случай, если Алекса Кинтера начнут расспрашивать, он обязательно вспомнил бы мотель "Пестрая утка", разукрашенный в семь цветов радуги. Поэтому Клара постаралась устроить так, чтобы в этом мотеле они обязательно остановились.
- А кто стал бы расспрашивать Алекса?
- Полиция. Видите ли, Клара была почти уверена, что полицию родители вызывать не будут. Но на этот случай, казавшийся ей маловероятным, она приготовила объяснение: Алекс Кинтер рассказывает о своей поездке с некой Шилой Бэйзл, ее ищут, естественно, не находят, и дело должно заглохнуть само собой. Она привезла Алекса Кинтера в этот мотель, а потом они останавливались в других, но Клару интересовало лишь одно: возможность спрятать коробку от шкатулки Моцарта так, чтобы тайник не казался слишком простым, но в то же время сразу же нашелся бы.
- Коробку от шкатулки Моцарта? - медленно переспросила леди Беата.
- Да. Шкатулку держали в специальной коробке. Клара, конечно, не могла не знать, где дед заказывал ее, а может быть, таких в доме было несколько. Но все же я думаю, что если хорошенько опросить соответствующие мастерские, кто-нибудь вспомнит молодую девушку, заказавшую подобную коробку. Клара положила коробку в трюмо своей матери. Леди Минлент складывала драгоценности в одном ей известном порядке, чтобы твердо знать, что никто не лазил в ящик трюмо и не рылся в ее личных вещах - кстати, отличный метод, рекомендую. Но дочь, конечно, знала порядок, в котором лежали немногие оставшиеся у матери украшения, наизусть. Таким образом, леди Минлент, открывая ящик, видела коробку и думала, что шкатулка на месте. На самом деле шкатулка хранилась... - он сделал интригующую паузу. Даже Билли и Болли затаили дыхание. - Шкатулка хранилась в комнатах Клары.
- Где? - воскликнула леди Беата.
- В комнатах Клары, - повторил Дик. - Мне принесли шкатулку в управление, и я думаю, что это был первый случай, когда она покинула пределы дома Минлентов. В то время, как я осматривал комнаты Клары, шкатулка лежала где-то в потайном местечке и смеялась надо мной.
- Но почему же...
- Клара выбирала мотель, в котором можно было оставить коробку, - продолжал Дик. - И выбрала "Скорлупку". Она как-то определила, что пол в их комнате не цельный. Я думаю, что по звуку - Клара переняла от деда страстную любовь к музыке, на свадьбе, когда все пели хором, я обратил внимание на то, какой у нее превосходный слух. Специально прислушивался. Короче: Клара, пока Алекс Кинтер внизу пил в баре пиво, сумела разобрать пол под их кроватью и поставила в проделанную дырку пустую коробку.
- Господи Боже!
- Молодые люди провели в мотеле весь день - Клара хотела убедиться в том, что горничные не найдут коробку раньше времени. Если бы во время утренней уборки коробка нашлась, она отменила бы свой план, я думаю. Пока в комнате наводили порядок, Клара была поблизости. Но все обошлось, стало ясно, что коробку найдут не скоро, и уже к вечеру они собрались уезжать. Этот Алекс Кинтер на удивление покладистый человек, она только сказала на ночь глядя: "Ну что, поехали?" - и он только кивнул. И тут возле мотеля остановился Джонсон - у него неожиданно сломалась машина.
- А!
- Да, вот именно, - а! Генри счел за честь принять такого гостя, провел его по мотелю, чтобы показать комнату, которую как раз освобождали те двое, что теперь являются супругами Кинтер. Алекс Кинтер уже спустился вниз и сел в машину. Клара задержалась, чтобы, как я предполагаю, позвонить своей подруге Дине Джиллет и сказать ей, что дело сделано. Именно в этот момент к двери подошел Джонсон, пришедший посмотреть свой номер. Вы только подумайте, какое стечение обстоятельств! Я не знаю, что конкретно говорила по телефону Клара, но что-то такое Джонсон услышал, а Генри как враз в это время отдавал горничной какие-то указания, так что он ничего услышать не мог. Джонсон - человек чести и совести, даром что политик. Но что ему было делать? Сообщить в полицию? Он не мог, никак не мог, из-за своего положения. Как бы дело ни повернулось - его непременно впутали бы, конкуренты уж постарались бы, а ведь выборы на носу! Но и оставить это дело просто так он тоже не мог! Он ведь не знал, что никакого состава преступления тут, по сути, нет, и думал, что происходит что-то серьезное. И он сделал очень простую вещь - но настолько умную, что я удивляюсь, как он до этого додумался! Он выкрасил зеркало в синий цвет! Это практически ничем ему не грозило, потому что Генри никогда в жизни не смог бы доказать такое нелепое обвинение, но привлекало внимание к той самой комнате. Я думаю, он колебался, как ему быть, может, у него что-то другое на уме было, а утром он спустился в холл, где никого не было, случайно открыл одну из дверей и увидел банки с краской и кисти. Тут-то его и осенило. Ему ведь надо было просто сделать что-то очень необычное, и то, что он сделал, ничуть не хуже любой другой выходки. Шофер уже расплачивался за ремонт автомобиля, за услуги мотеля Джонсон заплатил сам. Он видел, что успевает благополучно уехать, а в книге проезжающих он записан как "мистер Д". Не исключаю также, что он неплохо разбирается в людях, раз уж сумел занять такое положение, так что понял: Генри не станет поднимать шум.
- С ума сойти можно! Крыша едет! - выдохнула леди Беата.
Дик уже привык к тому, что она часто употребляет выражения, которые не пользуются популярностью в высшем обществе, и невозмутимо продолжал:
- Поэтому он мне и сказал: "Моей хорошести есть предел". Он имел в виду, что у него не хватило мужества открыто выступить свидетелем, но все же он постарался сделать то, что было возможно, не бросая на себя тень. Но в тот момент я не так его понял.
- А что же Клара?
- Клара для виду продолжала поездку по мотелям, но вскоре ей это наскучило. К тому же она заранее передала для продажи Дине Джиллет содержимое шкатулки Моцарта.
- А там было содержимое?
- Да. Я на это известие среагировал так же, как и вы. Меня тоже сразу не поставили в известность. В шкатулке лежал дорогой перстень - считалось, что и он принадлежал Моцарту, хотя я сомневаюсь в этом...
- Почему? - с горящими глазами спросила леди Беата.;
- Перстень очень дорогой, а Моцарт был беден. Он с трудом зарабатывал своим детям на хлеб. Их у него было шестеро. Но это неважно: довольно одного подозрения, намека на то, что перстень принадлежал великому Моцарту, - и коллекционеры уже готовы платить денежки. Да и драгоценные камни в перстне были самые настоящие. Я совершенно уверен, что Клара знала, кому предложить перстень и собственноручное письмо Моцарта, которое тоже находилось в шкатулке. Я убежден, что дед много рассказывал ей о тех, кто изучает жизнь Моцарта, может быть, он даже советовал ей напрямую, куда обратиться, если она захочет обратить шкатулку или ее содержимое в деньги. Продажу взяла на себя Дина Джиллет.
- И как?
- Миллион долларов, - кратко скзаал Дик. - Половина этой суммы пришла на банковский счет Алекса Кинтера, который к этому времени уже вернулся в Нью-Йорк и как раз начал с удивлением замечать, что ему страшно не хватает Шилы. Вместо того, чтобы обрадоваться полученным деньгам, держать язык за зубами и тратить их в свое удовольствие, он принялся разыскивать Шилу Бэйзл по всему свету - ну, во всяком случае, по всей Европе. Только потерпев неудачу, он пришел ко мне.
- По всей Европе? - удивилась леди Беата. - Почему именно в Европе?
- Были причины. Это долгая история. Сначала он стал узнавать, откуда пришел денежный перевод, выяснил, что из Вены, и поехал туда. Он знал, что это от Шилы, - на полях перевода она снова нарисовала снежинки.
- А сама Клара?
- А сама Клара уехала в Париж. Перед этим она с неудовольствием узнала, что родители все-таки обратились в полицию. Впрочем, то ее не слишком расстроило: она ведь твердо знала, что шкатулку никогда не найдут, и была уверена, что все сойдет на нет само собой. В Париже, в колледже, она начала тоже скучать по Алексу Кинтеру. Ей необыкновенно повезло: ее подруга Дина, вместо того, чтобы завидовать счастью подруги и пытаться отговорить ее, сразу поняла, что перед ней редкое, хорошее чувство, губить которое - грех. Она уговорила Шилу - я говорю Шилу, потому что Дина тоже знала ее именно под этим именем - не валять дурака, убедила ее, что надо выходить замуж за Алекса Кинтера, вызвалась ему позвонить. Думаю, это было нелегко: Клара из тех, кто и не помышляет о замужестве, так называемая холостячка от природы. Кстати, таким часто везет, и они находят единственную, необычайно подходящую им пару.
- Но почему она и при подруге назвалась другим именем?
- Я думаю, это не для того, чтобы обмануть Дину, - ответил Дик. - И вообще, я много думал об этом. Мне кажется, что имя Клары Минлент для нее означало дом и соблюдение приличий, а имя Шилы Бэйзл - свободу и волю, возможность делать то, что нравится. Я даже полагаю, что она называла Дине и свое настоящее имя, хотя бы разок, но та его просто забыла, поскольку всегда обращалась к Кларе по имени - Шила.
- Но ведь в колледже...
- Я тоже совершил эту ошибку, - перебил Дик. - Сначала пытался искать ее в том же колледже. А ведь Клара сказала: "Она тоже учится здесь", и я мог бы сразу догадаться, что она имеет в виду "здесь" - в Париже.
- Понятно.
- Дина позвонила Алексу, сказала несколько туманных фраз - дескать, есть некто, кто хочет за вас замуж выйти и тому подобное. Он моментально понял, в чем дело - именно после этого он и кинулся на поиски в Европу, до этого искал Шилу только в Нью-Йорке. Между прочим, звонил Минлентам, но идентифицировать девушек не удалось.
- Почему?
- Это тоже отдельная история, мне сейчас не хочется отвлекаться. Итак, Шила успокоилась и совсем было уже заключила, что ее план отлично сработал, но тут явился я.
- Вы?
- Да, я. Я уже тогда подозревал, что она в этом замешана, только не знал, почему.
- То есть?
- Я осматривал дом Минлентов, и вся ванная Клары... Шилы разукрашена снежинками.
- Но ведь тогда вы еще не были знакомы с Алексом Кинтером.
- Нет. Но я видел такие же снежинки на пресловутой карте, я сам твердил Медведю, что разгадка этого дела - в карте, я...
- Какому Медведю? - спросила леди Беата.
- Тому самому, которого вы так лихо развлекали вчера за столом. Кстати, спасибо вам за это, - ответил Дик.
- Не за что. У вас очень даже симпатичный начальник. И жена у него милая, только очень уж стеснительная и молчаливая.
- Я приехал в Париж и отправился побеседовать с Кларой, - Дик умолчал о том, что искал и брата-близнеца Джонсона. С близнецом вообще все было неясно. - Сам мой визит, то, что я не поленился прилететь из Америки в Париж, обеспокоили ее. По закону опасаться ей было нечего, если только обвинения в сокрытии деталей от следствия или даче ложных показаний, но она вообще тревожилась, что заварила такую кашу. Когда я упомянул о том, что содержимое шкатулки уже продано в Вене, она здорово испугалась: ей стало совершенно ясно, что расследование идет полным ходом, так что дело не только не сошло на нет, но и неизвестно, чем кончится. Немного она боялась за Дину - ведь именно Дина продавала вещи, и хотя они принадлежали самой Кларе, а она всегда подтвердила бы свое добровольное согласие на продажу, все же это было опасно. Клара недостаточно опытна, чтобы проделать то, что задумала, но достаточно умна, чтобы понимать и чувствовать опасность. Она научилась от родителей прекрасно владеть собой, и после этого всего еще держалась. Но тут я упомянул Джонсона.
- Она что, знает его?
- Нет. Но перепугалась смертельно. Причем здесь Джонсон? Еще и политические какие-то интриги! Что же она натворила, неужели она кого-то подвела? Что теперь делать? Она поняла, что сглупила, но назад дороги не было. Кстати, я забыл одну милую деталь. Даже я признаю, что деталь милая, хотя поначалу она меня здорово запутала.
- Не интригуйте, рассказывайте сразу.
- Уехав из "Скорлупки", Клара, вероятно, подумала о том, что нанесла, во-первых, материальный ущерб хозяину мотеля, а во-вторых, у него могут быть неприятности с полицией. Она обеспокоилась. Это надо было как-то исправить! Когда появилась такая возможность, они с Диной проехались по той дороге еще раз. Кстати, официант "Пестрой утки" впоследствии рассказал Алексу Кинтеру, увидевшему на меню знакомые снежинки, что дама, нарисовавшая их, вроде бы говорила о своем намерении поехать в Париж. Так что он отправился туда искать свою невесту, как он ее уже тогда называл.
- Что, прямо на Елисейских полях?
Дик пожал плечами.
- Искал по отелям, звонил повсюду, делал, что мог. Не нашел. А Клара и Дина прилетели на короткий срок в Америку, даже не сказав ничего родителям. В "Пестрой утке" они были вместе, но в "Скорлупку" Клара заходить поостереглась. Вместо нее туда поехала Дина, которая вызнала у хозяина все обстоятельства, после чего он получил дорогие подарки. Например, медные чайники и кочерга для камина. Замечательные, доложу я вам, чайники, да и кочерга отменная! А какие каминные щипцы! Я бы и сам такие с восторгом купил. Стоит все это, кстати, целое состояние, дорогие вещи чистой меди. Дина послала жене Генри книги по икэбане, потому что узнала от Генри, что она увлекается цветоводством.
- Цветоводством?
Дик кивнул.
- Да, она и без всяких книг и учебников составляет прекрасные букеты, у нее настоящий талант.
- Значит, она ему сделала эти подарки, даже не потрудившись придумать какой-нибудь предлог?
- Эта Дина - просто прелесть, так и располагает к себе, так что ей легко было вызвать у Генри доверие. Впрочем, потом Генри все же позвонил мне, заподозрив что-то неладное, особенно когда у него вдруг начали строить бассейн.
- То есть как это - вдруг начали строить бассейн? - удивилась леди Беата.
- Две наши очаровательные молодые леди решили компенсировать Генри все неудобства, а поскольку они располагали значительными средствами, то и оплатили строительство в его мотеле бассейна. Я понимаю, поверить нелегко, но это факт. Дина перевела деньги со своего личного счета - на случай полицейской проверки, а Клара возместила ей расходы. А знаете, как я до этого додумался? Когда я разыскивал эту Дину Джиллет, я ходил в ту компанию, которой она поручила стрительство бассейна в "Скорлупке". И когда я стал удивляться, что она заплатила почти всю сумму и спросил менеджера, не кажется ли ему это странным, он ответил: "Может быть, она была у него в долгу. И хотела таким образом ему долг вернуть". Поначалу я не обратил на это внимания, а потом припомнил эту фразу - и тут-то меня и осенило! Вы знаете, я рад, что пришлось вернуться к этой мысли. Когда мне первый раз пришло в голову, что эти две молодые самоуверенные дамы таким образом просто возмещают Генри причиненный ему ущерб, мне это показалось маловероятным, но зато как красиво! И я рад, что не ошибся.
- Так значит, Клара...
 - Она очень надеялась, что смогла вознаградить по заслугам обоих мужчин, которых невольно впутала в это дело, - Алекса Кинтера и Генри Стиннена. Совесть ее была теперь чиста, она только-только успокоилась - и тут я нанес ей визит! Но что она могла поделать? Было уже поздно, и она только с ужасом наблюдала за происходящим. Я в это время разбирался со строительством бассейна - вы же понимаете, мне пришло в голову, что там роют, потому что что-то ищут. Тем более, что меня сбивало с толку и странное совпадение - полицейский пост был снят всего за два дня до приезда в "Скорлупку" Дины. Чистейшая случайность, но ведь я был обязан ее учитывать. Впрочем, первый же визит в мотель и в фирму, производившую работы, разубедил меня. Я понял, что надо искать другие причины строительства бассейна, но их не было. И тут как раз Алекс Кинтер сказал, что Клара Минлент очень любила своего деда и ни за что не продала бы шкатулку Моцарта. Если бы дед был жив, она вообще не стала бы трогать шкатулку, сказал мне Алекс Кинтер. И вот тут-то я и предположил, что все дело было именно так, как я вам рассказываю.
- И что же?
- Я встретился с Кларой, которая к тому времени уже стала официальной невестой Алекса Кинтера, и понял: надежды на то, что это перепуганное существо что-то мне расскажет, нет ни малейшей. Она решила для себя, что станет отсиживать и молчать - и будь что будет! Конечно, прошу не понять меня неверно: Клара не из трусливых. Она боялась не за себя.
- О да, я понимаю!
- Тогда я напросился в гости, да так, чтобы присутствовали и Клара, и Дина. Я не сомневался, что они решают все вопросы вдвоем. Полагаю, что в настоящий момент, пока я рассказывыаю все это вам, Клара Минлент Шила Бэйзл рассказывает ту же историю своему мужу, Алексу Кинтеру, - только, конечно, со своей точки зрения. Когда мы сидели в ресторане - я, Клара, Дина, Алекс и лорд и леди Минлент - мне удалось выставить себя таким кретином, что жалость к моей беспомощности и тупости могла бы растопить самое каменное сердце. Я показал в самом грустном свете то, что происходит в мотеле Генри, расписал яркими красками, как это ему вредит, намекнул на неприятности, ожидающие Джонсона... не пугайтесь, я, конечно, не назвал его имени, вышло даже лучше. Туманный намек на "одно высокопоставленное лицо" звучит в свете моих планов просто шикарно! Короче, и Клара, и Дина поняли две вещи. Первое: мне нужен не вор, а шкатулка Моцарта - иначе у меня будут крупные неприятности на службе, у Генри - в мотеле, а у Джонсона - в мэрии. Второе: я не отступлюсь, и как бы лорд и леди Минлент меня ни унижали - а они, к сожалению, за столом не слишком старались, хотя я на них очень рассчитывал и злил их, как только мог, - все равно буду искать и искать шкатулку Моцарта. А ведь полицейское рассследование, в которое я так вцепился, будет вредить всем этим людям все сильнее и сильнее. Я попал в точку. На другой день шкатулку принесли мне прямо в управление "с курьером". Подозреваю, что курьером была Дина Джиллет.
- Прямо перед свадьбой! - воскликнула леди Беата.
Дик покачал головой.
- Нет. Это было почти месяц назад. Просто Клара приложила столько сил, чтобы спасти память своего деда, что мне не хотелось рисковать и снова отдавать ее лорду и леди Минлент, которые из самых лучших побуждений могли бы распорядиться ею не так, как следовало. Я принес ее на свадьбу, поскольку Клара теперь-то уж полная хозяйка своей судьбы и имущества. Кстати, устроить это мне помог Медведь. Хотя, строго говоря, он не имел права этого делать. Шкатулку держал в сейфе в своем кабинете - такую ответственность на себя взял!
- Я же сказала, он отличный человек, - решительно заявила леди Беата.
- Но судя по тому, как Клара проводила меня вчера, она поняла, что я просто корчил из себя дурачка, - с удовольствием сказал Дик. - Она все поняла, она мне благодарна. Представляю, какая тяжесть свалилась с ее души! Шкатулка цела и теперь уж никуда не денется - Алекс Кинтер позаботится об этом, у всех все наладилось, мотель Генри будет процветать, Джонсон стал мэром.
- Вы будете преследовать эту Клару?
- Зачем это? - удивился Дик.
- Но ведь она ввергла вас в такие хлопоты...
- Да уж! - согласился Дик. - Но я не думаю, что ей что-то грозит. Во-первых, о том, что произошло, знаю только я один, и я не собираюсь ни с кем откровенничать.
- А ваш начальник?
- Нет, - поколебавшись ответил Дик. - Он привык, что я всегда приношу результаты своих трудов, но почти никогда не раскрываю своей кухни. Но есть и нечто более важное: пока мы гонялись за шкатулкой, удалось раскрыть несколько довольно серьезных преступлений. Главным образом, благодаря тщательным обыскам во всех мотелях, отмеченных звездочками на пресловутой карте. Одно из преступлений связано с наркотиками, так что жаловаться полиции не приходится. И шкатулка нашлась, и торговцы этой дрянью за решеткой.
- Просто не могу поверить, что все это время шкатулка, которую вы искали, находилась в доме Минлентов! - воскликнула леди Беата.
- Больше просто негде, - ответил Дик. - Я уж и так, и так прикидывал. Все равно получается, что это самое безопасное место. Я проверил: полиция обыскала весь дом, но Клара в это время находилась там и легко могла решить эту проблему: ведь обыск шел не одновременно во всех комнатах. А шкатулка не такая уж большая. Обыскав дом, полиция удалилась, и Клара поместила шкатулку в какое-то потайное местечко, куда никому не придет в голову заглянуть. Карта и шарф валялись у выхода, все были уверены, что шкатулку в коробочке вынесли из дома, проводить вторичный обыск смысла не было. А главное - только представьте себе, как хитро - ведь если бы ее и нашли, это ничем не грозило Кларе!
Оба замолчали, и собаки, как по команде, подняли головы.
- Я еду отдохнуть, - сказал Дик после паузы. - Видит Бог, я это заслужил. Беру с собой жену, сына и Болли. Полагаю, что мы остановимся в мотеле "Скорлупка". Правда, туда не пускают собак, но я уверен, что Генри это уладит. Хоть погода и не для отдыха, у него тепло, везде отопление. На лыжах походим, там лесок рядом. Летом опять наведаемся, уже бассейн будет.
- И я с вами, - заявила леди Беата. - Я перечитала "Собаку Баскервилей". Замечательно! Теперь собираюсь перечитать и все остальное, полное собрание сочинений Конан Дойля мне уже доставили. А в "Скорлупке" никто не будет отвлекать телефонными звонками и бесконечными приглашениями на идиотские ужины. Для Билли там тоже, я надеюсь, место найдется?
- Безусловно! - Дик поднялся. Распрощавшись с леди Беатой, которая все еще находилась в состоянии задумчивой восторженности, и с некоторым трудом выведя из квартиры Болли, который не желал расставаться со своим сводным братом, он отправился домой.
Доставая ключ, Дик услышал из-за двери восторженные голоса домашних. Когда он вошел, жена и сын, возбужденно переговариваясь, искали на кухне наилучшее место для двух великолепных медных чайников, кочерги и каминных щипцов - их только что прислали в подарок Дику Уиллету какие-то анонимные дарители. Они не указали не только своих имен, но даже и адреса - вместо этого в графе "адрес отправителя" были нарисованы три маленькие красивые снежинки.

В доме леди Беаты Сатерленд проходило торжество, посвященное вступлению Александра Джонсона в должность мэра города Нью-Йорка. Медведь, которому леди Беата послала приглашение без всякого напоминания от своего друга Дика Уиллета, просто раздувался от гордости - Джонсон только что очень любезно пожал ему руку.
Дик Уиллет, очень нарядный и веселый, находился в центре внимания. Его многие знали, всем хотелось с ним поговорить. Он с удивлением заметил, что среди приглашенных не только Медведь, мистер и миссис Кинтер, вернувшиеся из двухнедельного свадебного путешествия, но даже и Генри Стиннен. Дик впервые увидел его супругу и с любопытством смотрел на нее. Само присутствие Генри означало, что леди Беата как-то ухитрилась открыто обсудить с Джонсоном все дело, и это давало Дику возможность хотя бы попробовать выяснить еще кое-что.
Накануне он почти два часа беседовал с Кларой Минлент - вернее сказать, с Шилой Кинтер. Наедине, даже ее муж под каким-то предлогом удалился. Клара подтвердила все его выводы и очень мило попросила у Дика прощения. Он повторил ей то, что сказал и леди Беате: во время поисков шкатулки Моцарта поймали и разоблачили нескольких опасных негодяев. Читать нотации Кларе смысла не было - она и так все поняла, решил Дик. Получила хороший урок и больше никогда не станет делать ничего подобного.
Он даже вступил с ней в своеобразный сговор. Разбирая обстоятельства дела, он проснял все мелочи, которые оставались для него неясными, и в частности спросил, зачем Клара ездила в Лондон. Ведь там Алекс Кинтер тоже ее разыскивал, услышав бой Биг Бена на своем автоответчике.
- Ни я, ни Дина не были в Лондоне, - ответила Клара. - Очень прошу вас: не говорите Алексу, он расстроится. Дина звонила ему из той квартиры, кторую мы с ней в Нью-Йорке снимали, оплачивая пополам, - мне надо было такое место, где я могла отдохнуть от родителей, а они никогда не интересовались, где я и что я делаю. Им было довольно, что я никогда не переходила за рамки приличий. Это та самая квартира, в которую вы привезли Дину из аэропорта. Просто мы оставили включенным телевизор, думали, пусть будет шумовой фон, а по телевизору шла какая-то пьеса Пристли. И там по ходу действия бил Биг Бен...
Подарок Шилы и Алекса Дик решил принять. Ему казалось, что он прекрасно понимает, какие чувства движут молодыми людьми: Дик отказался от денег, а им так хотелось как-то отблагодарить его! Алекс видел, с каким восторгом рассматривал Дик в "Скорлупке" чайники, и запомнил это, а Клара, конечно, знала, где покупают такое чудо.
Неясным оставалось только одно: брат-близнец Джонсона. Дик тревожился. Мало ли что, всяко бывает! Он вспомнил лицо того человека, на которого ему указали, как на Стива Джонсона. Разве это брат-близнец? А если он с какой-то целью выдает себя за Стива Джонсона? А если там ведется какая-то игра, о которой надо обязательно предупредить новоиспеченного мэра! Дик будет рад, когда это разрешится: брат-близнец висел над ним темной тучей в течение всего расследования, наделал ему хлопот и проблем в Париже и надоел до чертиков.
Случаются же чудеса - Дику удалось остаться с Джонсоном наедине. Впрочем, возможно, чудо сотворила леди Беата, подумал Дик, глядя, как она с невинным видом уводит жену Джонсона и тех, кто только что стоял рядом с ним, "посмотреть оранжерею".
Джонсон весело смотрел на Дика, и тот понял, что леди Беата многое ему расказала.
- Мистер Джонсон, - решительно начал Дик. - Я вел известное вам расследование, и в процессе расследования узнал от леди Сатерленд, что у вас есть брат-близнец. Сказать по правде, я беспокоился, поскольку по известному вам синему поводу не знал, что и думать. Находясь в Париже, я попытался найти вашего брата, и убедился, что там под его именем учится совершенно другой человек. Вы об этом знаете?
- Я все знаю, - доверительно ответил Джонсон, чуть понизив голос. - Видите ли... мы со Стивом и в самом деле близнецы, но разнояйцовые. Именно близнецы, а не двойняшки. Такие близнецы могут быть даже разного пола. И между нами нет и никогда не было решительно никакого внешнего сходства.

Кипр, март 1999
1 См."Охотники за луной"
2 См. "Шоколадная пыль".
3 См. "Девятнадцатый лорд".
4 См."Ни за что на свете".
5 См. "Дюжина дяди Тома"


 

ШКАТУЛКА МОЦАРТА 1
ГЛАВА ПЕРВАЯ. ТАЙНА МОТЕЛЯ "СКОРЛУПКА" 1
ГЛАВА ВТОРАЯ. БРАЧНОЕ ПРЕДЛОЖЕНИЕ. 11
ГЛАВА ТРЕТЬЯ. ОТЛИЧНОЕ АЛИБИ 26
ГЛАВА ЧЕТВЕРТАЯ. КАРТА ВИН 35
ГЛАВА ПЯТАЯ. СООТЕЧЕСТВЕННИКИ 47
ГЛАВА ШЕСТАЯ. БАССЕЙН 57
ГЛАВА СЕДЬМАЯ. "Я ЛЮБЛЮ ТЕБЯ". 70
ГЛАВА ВОСЬМАЯ. ПРЕДЕЛ ХОРОШЕСТИ 82
ГЛАВА ДЕВЯТАЯ. ПЕРВЫЙ СНЕГ 97
ГЛАВА ДЕСЯТАЯ. ШКАТУЛКА МОЦАРТА 100
ГЛАВА ОДИННАДЦАТАЯ. БРАТ-БЛИЗНЕЦ 109