ПРАЗДНИК ПИВА
Лето было необычайно жаркое, последние три недели сплошной раскалённый ад от которого асфальт шел волнами, а реки трескались. Люди бесследно исчезали в черных трещинах, но оставшиеся не замечали этого. Жара. О прохладе уже позабыли, о дождях только мечтали, мокрые простыни вмиг теплеющие, душные ночи, попытки спастись в холодильнике, постаревшая луна. Хитрые морозили воду в кубики и ворочали потом их вялым языком в пересохшем рту. Но только самым ловким удавалось поймать за хвост исчезающую прохладу. Люди прятались под тенистыми деревьями, подставляли свои испотевшие тела струям вентилятора. Особняком стояли немногочисленные владельцы кондиционеров, которые даже ели горячей суп, ничуть не рискую упасть и умереть от теплового удара. Большинство же старалось не выходить на солнце, материло власть, истекало потом в замерших комнатах и мечтало. О зимушке зиме, снежной и морозной, представляло огромные сугробы и как в них нырять и нежиться. Но жара была столь сильна, а мечты столь обильны, что даже во снах сугробы стали таять и оседать. Люди боялись, как бы до осени снег совсем не растаял. Если снега не будет даже в мечтах, то очень многие сойдут с ума. А может зима никогда не наступит, потому что некоторые шептали, что всё приходит из мечтаний. Врут, когда говорят о смене времён года. Зима приходит не потому, что она должна, а потому что люди начинают мечтать о ней и хотеть. Уходит, потому что люди начинают мечтать про весну. Если даже в мечтах снег растает и полезет зелёная трава, то зимы никогда не будет. Нужно было сохранить снег в мечтах и самые крепкие не прыгали больше в мечтаемые сугробы, а наоборот отгоняли других. Если зима не придёт, то это лето будет длиться вечно и люди умрут. Люди не пирожки в духовке, чтобы жить в такой жаре.
Несмотря на неё воскресным утром к городскому парку стекались толпы людей самых разных возрастов и видов. Хотя заметно преобладали напряженные мужчины с истертыми лицами, среднего возраста и выше. Или дальше, скорее ближе. К смерти. Все они шли за пивом. Уже неделю город будоражил слух о пиве. О море пива, которое будут раздавать бесплатно и сколько хочешь, только глотки расставляй. В прошлом году такой халяве не поверили, пришло народу мало и как не старались, а пива много осталось. Повезли полупустые цистерны на завод. Мужики не могли себе этого простить и потому шли сейчас с твёрдым намерением выпить всё до дна, если не выпить, то хоть унести. Каждый тащил с собой тару, банки или фляги. Своего они не упустят! И не то что уж очень любили пиво. Куда больше ненавидели власть. Шептали, что воры, растянули страну, обокрали народ, в нищих превратили, теперь на чужом горе веселились. И бросали народу крохотку от урванных кусков в виде пива. Люди шли с намерением использовать эту крохотку полностью. Выпить всё и похулиганить, но так, чтоб милиция не поймала. Боялись её и недолюбливали, обзывали карателями, цепными псами, воровской охраной. Фашисты! Но всё это про себя или шепотом, а то изловят, отведут в участок и такую инквизицию сделают, что здоровье потерять совсем не долго. Эх, революцию бы, мигом вырезали всю гниль. Руки ещё твёрдые, сможет! Так думал крепенький старичок лет семидесяти. Узловатой дубовой палочкой прокладывал он себе путь в толпе, бережно неся матерчатую сумку с трехлитровой банкой и двумя полторалитровыми пластмассовыми бутылками. Своего упустить не собирался и даже надеялся заподеять власти какой-то вред. Причины для ненависти к власти были у деда более чем весомые. Ещё десять лет назад имел он на своей сберегательной книжке 60 тысяч рубликов и радовался своему богатству. Мог уверенно оборачиваться назад, удостоверяться, что жизнь прожита не зря и за собой есть достижения. Источником крупного по тем временам состояния была большая теплица, где выращивал дед цветы и рассаду, которые потом продавал на базаре. Кого другого, давно бы уже милиция замела и привлекла, но дед был ветеран войны, от звонка до звонка, имел медалей множество и боевых фотографий несколько. Только станут его склонять за нетрудовые доходы, сразу начинает орать, что защитника отчизны обижают. Всё здоровье на войне положил, а меня обижать! Безобразие! Народ откликался, вступался, сам он жалобы строчил, в обком, до самого ЦК доходил. Много крови попортил всем и оставили его в покое, боялись связываться. Ему только этого и надо, работал себе, денёжку копил и радовался. Мечта была у него о ста тысячах. Скопить, чтоб стояли в книжке единичка и пять нолей. Тогда уж и умирать можно, не обидно будет. Сто тысяч! При одной мысли этой молодел дед и до баб хотелось. Его то жена померла, соседи трепали, что от тяжелой работы. Он эти мысли отвергал. Работали много, но ведь наравне. Слабая была, вот и померла. Стал себе новую подыскивать, но не успел, потому что перестройка случилась. Оказалось, что на книжке у него лежат не деньги, а чепуха. Пошли деньги прахом. Скоро и всё остальное пошло. Явились бритоголовые и широкоплечие хлопцы, сказали платить. За что? В морду дали. А он же ветеран, он же после войны ещё четыре года на вышках в Сибири пропадал, привык сам в морду тыкать, а не ему. В милицию заявил, те только посмеялись. К власти пошел, но она воровством занялась, не до того ей было. Снова молодцы пришли и снова морду били. Требовали платить. Осерчал старик и разгромил все свои теплицы. Лучше с голода помру, а платить не буду! Его снова побили для нравоучения и больше не трогали. Дед же злобой к власти воспылал и только мечтал, что о мести. А как ей отомстишь? Уже и окна бил и лифты портил, но власти вреда почти не было. За народные деньги всё восстановят. Перестал за газ и свет платить, хоть таким способом хотел возмещения добиться. Через три месяца приехали свет отрезать. Выбежал с топором, хотел отогнать, а там мужики крепкие, за ломы схватились. Против лома нет приёма, отступил и только матерился, глядя как лишают его электричества. Уехали сволочи, пошел к соседу, выставил литр самогона и закуску, сосед кинул провод. Я за них кровь проливал, а они меня света лишать! Твари! Смеялся своей хитрости. А тут ещё мёда ему привалило. Попросилась в квартиранты девица. Она из села была, в ПТУ училась, жить негде, а дом старика недалеко находится. Дед подзаработать хотел, когда оказалась, что денег у девицы нет. Гнать начал, а она возьми и улыбнись да так завлекательно, что вмиг всё понял и поладили. Старик в то время злость потерял, добреньким стал, размяк и пребывал в слюнявом состоянии, пока не забрали девку в вендиспансер. Его следом. Сифилис и ещё грибки какие-то. Столько стыда натерпелся, что и описать трудно. Ветеран, медалей на полгруди, а сифилис. Снова обозлился и на этот раз уж окончательно. Вылечился и стал дома ворожить, чтоб президент сдох и все помельче воры. Но нужных слов не знал и толку не было. Раз колдовал, когда стучат в двери. Открыл, а там женщина в курточке потёртой и шапке пуховой. Он было гнать её собрался, знал что кроме беды, от общения с бабой ничего не жди. Так оно и оказалось, только прогнать не смог. Она была из энергонадзора, документы показала и стала стращать огромными штрафами за самовольное подключение. Такими штрафами, что и дом опишут да заберут. Вот как. Вела она к тому, что лучше ей заплатить и всё шито-крыто, но не знала дедовскую предысторию. Тот как услышал, что и дом забирать собираются, собственными руками выстроенный дом, взбеленился, хвать топор и хрясь по лбу обушком. Дама упала. Глянул на неё и понял, что жизни в ней уже нет. За ноги вытащил на огород и зарыл. Потом только испугался. Могли ведь видеть соседи, как шла к нему. Значит схватит милиция и в тюрьму посадит. На старость лет в зэка превратится. Так этой мысли испугался, что изготовил петлю и ждать стал. Чуть явится милиция, а он от них убежит, от всего убежит. Три дня в напряжении ждал, пока не постучали. В окошко глянул, стоит несколько человек в форме. Залез на табуретку, петлю в руки взял, тут его качнуло. И грохнулся с верхотуры, упал, сознание потерял. Милиция шум услышала, стучали, потом дверь выломали. Он очнулся, а рядом уже врачи. Руку сломал. Хотел досадовать на небрежность свою, когда подошёл старший из милиционеров и стал утешать. Мол для всех жизнь сейчас трудная, что поделаешь. А вот в петлю лезть не надо, притом такому уважаемому человеку. Отец, всю войну ведь прошел, немцы не убили, а теперь умирать надумал, нельзя. Про бабу ничего и не спросили. Из уважения. Ушли скоро, а он смеяться стал. Вот оно как бывает. Вспомнил, как в Сибири за беглецами гнались. Он первый бежал, молодой был, горячий. Вдруг вываливается из-за камня зэк с ружьём, смерть уже тут, беглец стреляет, он падает в снег, ждёт второго выстрела, ведь двустволка, но только крик. Голову поднял, а нет никого. Поскользнулся злодей от первого выстрела и упал в яму. Там его и дострелил. Так оно в жизни бывает. Достал самогона, сальца порезал, лучка и попраздновал. Оценил бабу в 10 тысяч рубликов и тем порядочный кусок долга изъял. Если посчитать, сколько всего пакостей сделал и не заплатил, то на треть выйдет. Хотелось, чтоб все долги забрать, поэтому готовился дед к большому поджогу. Присмотрел одно здание, там размещались те мордовороты, которые его били. Сейчас то они серьёзные люди, на больших машинах ездят, в дорогие костюмы одеты, прямо цари. А тогда шантрапа была. На людских деньгах разбогатели. Домину себе купили в центре города, красивый домина, старинной постройки, деревянные перекрытия, только зажги, а уж потом не потушишь. Старик уже разведал, как туда с чёрного хода заходить, прикупил канистру с бензином. Туда бы и баллон кислородный, но сам не дотащит, а свидетели не нужны. Хватит и бензина. Главное зажечь вечерком, чтоб не сразу хватились. Собирался вскорости и отплатить государству с ворами, вот пива дармового напьётся, может и колесо в бочке пробьёт, шило специально припас.
Но только слишком много народа собралось, чтоб рассчитывать на пивное изобилие. Прямо толпы валили. В прошлом году не поверили, что бесплатное пиво будет, а оно было, да так много, что и осталось ещё. Теперь уже не хотели пропустить халявы, поэтому считай всё мужское население города пришло, кроме власти и бандитов. У тех пива и так хватало. Народ шёл к летней эстраде, где стояли шеренгой желтые бочки. Перед ними три ряда бравых ОМОНовцев с дубинками и щитами. Это для охраны демократии. Народ скапливался на большой асфальтной площадке, обсаженной большими вербами. Между деревьями установили железные решетки, чтобы упорядочить подход к пиву. Сейчас площадь плотно набивалась народом и постепенно заполнялась. На передние ряды напирали и подвигали их к ОМОНу. Передние ряды отчаянно сопротивлялись, инстинктивно опасаясь приближаться к силам правопорядка. Но подходящий сзади народ подпирал и постепенно притиснул передние ряды к милиции. Та установила перед собой железные решетки и этим остановила продвижение. Ждали. В толпе недоумевали почему же не допускают к пиву. Носились разные слухи. Особо кощунственным казался тот, что раздавать пиво не будут, а только продавать, хоть и по сниженным ценам. Да как же так? Обещали же! Опять дурят, собаки! Вешать их надо! Воруют, воруют, а людям не могут и пива уделить! Обнаглели! Стрелять! Толпа волновалась и плотнела. Народ всё подходил, что впереди делается неизвестно, толкались. Вдруг там пиво уже стали разливать, а мы тут ждём манны небесной. Вперёд надо, вперёд! Толкались, увеличивая и без того не малое давление. Раздались первые крики. Самые слабенькие и те, которые с детьми, плюнули на пиво и стали пытаться уйти. Не тут то было. Вокруг была стена тел и пробиться было невозможно. Кричали просили. Да пропустите же! Мужик, отойди, ребёнок плачет! Проходи, я не против. Только сам видишь какая толкучка. Старик жалел, что слабых не выпускают, меньше народа, больше кислорода. В данном случае пива. Сам пристроился к одной девице в шортиках и лифчике. Прижался, вроде толпа давит. Толпа и давила. Солнце начинало припекать, жарко, девица вспотела и стала пахнуть очень аппетитно. Хотелось её полапать, но притиснули так, что рукой не ворохнуть. И так приятно, чувствовал упругое тело и вспоминал былое. Пусть подольше пива не дают. И не собирались. Первые ряды стояли уже несколько часов, видели сквозь строй милиции вожделенные бочки, мучались в ожидании. Бочек было 15 штук, считали сколько это будет всего. Спрашивали и ОМОНа, когда начнут раздавать. ОМОН грозился по морде и приказывал молчать. Не ваше собачье дело. Из толпы полетели анонимные выкрики, что сами вы собаки и вешать вас надо вместе с хозяевами. Милиция одну решетку приоткрыла, выхватила несколько первых попавшихся и стала бить в назидание остальным. Сильно били, до потери сознания. Потом отнесли куда-то. Народ притих. Когда же, когда? Ещё в тени можно было стоять, хоть и там душно, а на солнце совсем ад. Не продышать. Особенно тяжело было невысоким. Несколько человек схватилось за сердце и кричали, что им плохо. Но ничего поделать было нельзя. Теряли сознание и продолжали стоять, падать было некуда. Говорят, что раздавать пиво будут в полдень. Мало кто мог посмотреть на часы, по общим предположениям выходило, что ждать ещё несколько часов. Сволочи, не могут просто раздать пиво, ещё помучить должны. Показать людям, что вы никто, холопы, а мы сила. Твари поганые. Революцию бы, тогда и показали, кто на самом деле твари. Говорят 25 бочек и стоят на самом солнцепёке. До 12 часов нагреется пиво. Это тоже от власти привет. Чтоб не радовались люди, а давились. Тёплое пиво, это же пойло. Везде хотят народ выебать, скоты. Если во всех бочках по 900 литров, то всего выходит минимум 20 тонн пива. Значит по литру, а то по два на брата, хорошо бы! Наверняка разбавили, без этого не могут. Жаль, что поёрзать нельзя, такая уж девица аппетитная. Как бы передние не вылакали всё пиво. А то сами разберут по ведру, а другим ничего. Пусть милиция контролирует! Чтоб по справедливости! Наконтролирует, дубинкой по голове. Да уж, сволочи. Мужики, выпустите, отлить надо! Кто тебя держит? Иди. Да ведь стена! То тоже. Что ж делать? Терпеть. Не могу! Скоро к густому запаху пота стал прибавляться запах мочи. Ты что делаешь! Не могу терпеть. Ах ты тварь! Но даже драться не могли, такая теснота, только в лицо друг другу плевали. И зачем я сюда пришёл, лучше бы на пляж, так позарился на дармовщину. Скорей бы раздавали. Тьфу, черт! Банка треснула! Ну, невезение! Во что же набирать? Столько простоять и не набрать! Надо было пластмассовые бутылки брать. Дурак, дурак. Мамочка, страшно! Хороша, хороша. Пускал слюни, трогал губами загорелое плечо. Булочка. Вдруг из первых рядов пришёл стон. Оказывается, менты одну бочку открыли и пьют. Сволочи! Холуи! Людей не пускают, а сами лакают! Безобразие! Издевательство над народом! А нам? Пива! Пива! Даёшь! Хватит ждать! Нечего над людьми издеваться! Вперёд, мужики! Толпа ломанулась, первые ряды упёрлись в решетку, крики, хруст костей, некоторых продавили. ОМОН пытался отрезвить людей дубинками, но не помогала, толпа напирала и через решетку, словно в мясорубке вываливались куски мяса. Открыли огонь в воздух и только тогда толпа отхлынула. Сволочи, сволочи, убивают наших! Фашисты! Сами пьют, а людям дуля! Ненавижу! За деньги хотят продавать! Будто мало с нас содрали! У меня на книжке 27 тысяч было, четыре машины! А сейчас и хлеба купить не за что! Ворьё! Денег захотели, хер вам! Ублюдки! За коммунистов нужно голосовать, они порядок наведут! Завыли сирены. Это пожарных вызвали, будут народ из брандспойтов поливать! Разогнать хотят, пиво продать, а деньги поделить! И здесь обжулят, твари! Старичок уже покусывал плечо, перешёл на шею, тонкую, загорелую, сзади покрытую заметным только на солнце пушком. Как персик. Кусь, кусь. Сладенькая. Не кричишь и правильно, никто не услышит. Как жаль, что пошевелиться нельзя, горю весь, а без толку, в штаны. Подъехали несколько карет скорой, констатировали смерть у продавленных, пытались помочь раненным за решеткой. Открывать нельзя, иначе толпа хлынет и всё сметёт. Ждали распоряжения городского начальства, которое на загородной базе отмечало чей-то юбилей. Без него боялись брать на себя ответственность милицейские чины. Ругали последними словами, тех, кто задумал эту бесплатную раздачу. Разве с нашими можно по-хорошему? Свинью за стол, она и ноги на стол. С нашими надо покруче, кулаком в зубы, дубинкой по голове и поймут тогда быстро, а сейчас распоясались, кричат, ругаются, требуют. Имеем право! Ограбили, разворовали всё, так хоть пиво предоставьте, скоты! А и неплохо бы, чтоб водой полили из шлангов, а то такая жара, что жить нельзя. Теснота, жара, вонь. Многие от сжатия и старах обделались, густел воздух в толпе, скоро и плохо видно станет. Несколько сердечников уже умерли. Родители пытались детей поднять на руки, но не ворохнуться было. Матери истошно кричали, видя как гибнут малыши, другие радостно думали, что успели заранее детей поднять. Большинство не замечало. Сколько же можно ждать! Надоело! Конфетка, чисто конфетка, сладенькая! Кусал до крови, хоть так желая утолить жажду плоти. Тепленькая, нежненькая, кричи, кричи. Убивают! Менты по толпе стреляют! Танки едут! Президенту жаловаться! Мы не виноваты, это они! Не надо оправдываться! Вешать их! На кусочки! Умираю, умираю, братцы. Плохо мне, валидолу бы. Есть валидол, но в кармане, не могу долезть. Жарко. Меня стошнит сейчас. Не вздумай! Сука!! Пиво давай! Хватит мучить людей! Зарплату третий месяц не платят, совсем с копейки сбилась, хлеб не за что купить! Дети придут со школы, есть хотят, молчат, сядут по углам и смотрят в потолок, а мне тошно становиться! Как же так! Всю жизнь работала, а сейчас дети голодают! Директор две машины дорогущих купил и поехал с любовницей на острова! Любовница вся в золоте, из столицы выписал, будто тут ему ****ей мало! Они так не умеют. Может и по два с половиной литра достанется! Только быстрей начали давать, а то уж сил нет стоять. Подогни ноги и виси. Тело болит, сдавили то как, точно в тисках. Говорят вроде первые ряды уже пьют. Через час-другой и к нам очередь придёт. Поверни голову, поверни, губки твои хочу отведать, ну поверни же, а то кусаться буду. Стой, куда, нельзя сознание терять. Протиснул чудом руки ей в шорты. Млел. Вот бы все разошлись, оттащить её в кусты и позаниматься. Парк знал хорошо, местечко найдёт. Ах ты сучечка. Хотят по тридцать копеек продавать. Это недорого. Что недорого! Обман! Они бесплатно должны раздавать, ведь за народные деньги куплено! Не платить, ментов разогнать и пить самим! Так у них автоматы. В толпу стрелять не будут, выборы скоро. Уже стреляли! Что им выборы, как захотят, так и напишут цифры. Нас председатель уже результаты отвёз, хоть выборы только осенью. Во как. Собаки, собаки, Сталина бы на них, чтоб ездили воронки, тогда может и побоялись бы воровать так бессовестно! Это всё от неверия, потеряли люди Бога и себя следом. Нельзя без бога. Может и по три литра будет, может у них ещё в резерве бочки. Ты куда блюёшься за шиворот! Прекрати! Убью гада! Пиво то никудышнее, прокислое. Они хорошего народу не дадут. Падлы, хуже фашистов. Хотят деньги за прокисшее пиво содрать, ну орлы! Обнаглели, нет на них управы, вот и изгаляются! Твёрдая рука нужна. Ничего не нужно, прикипел к ней, обслюнявился и только охал. Вроде обещают через полчаса раздачу начать, уже и продавщиц привезли. Значит за деньги? Пусть они ими подавятся, педерасты! Стрелять! Я и рыбку прихватил, бутылочки наберу, в сторонку отойду и побарствую. Рыбка свеженькая, солёная. Плохо, что пиво теплое. Не страшно, домой приду, в морозильник засуну и охлажу. И то верно. Глянь, что дед вытворяет. Орёл ещё. Девка то без сознания. И вырядилась же, ***** *****ю. Они все сейчас так одеваются, надеются на ****у счастье словить. Выросло потомство. Ментов штук триста, откормленные все, что борова, с автоматами. На ментов у них денег хватает, расплодили их тьму, ходят, бандитов обминают, зато рабочего человека бьют нещадно. Сволота. Хорошо хоть жена не пошла, она у меня слабая, задавили бы уже. Ох и толкучка. Чего баба орёт? Малого её затёрли. Не напирай! Это разве я, это сзади. Передайте назад, чтоб не напирали, людей ведь о железо плющит! Не напирай! Сейчас. Сами впереди пристроились, тройную норму возьмут, а нам не напирай. Мы тоже хотим! К бочкам идите! Там менты. Гнать их! Сам иди и гони, если смелый такой. Да пошёл ты! Сколько можно ждать? Уже полдня стоим, разве так можно? Им всё можно, они правители. Говорят на базу выехали, там выпивон их ждёт, закуска шикарная, ****ей навезли в чём мать родила, праздник будет. Скоты! Ведь всё за наши деньги! А тут пива жалеют. Пусть жалеют, подольше бы, подольше. Цыпуля моя, мушечка, а я паучок. И кровь то не соленная, а будто мармелад. Хорошо, что стриженная, волосы не мешают. Карамелька. И лейку взял, а то как наливать. Всё продумал. Должны бесплатно, тем более что порченное. У меня и денег нет. Должны, должны. И воняет же, будто в туалете затопленном. Что воняет, то воняет. Воздух становился вязким от испарений, солнце поднималось и уже почти все были под его безжалостными лучами. Ноги опусти, хитрый нашелся висеть! У всех ноги болят. Да отстань, мёртвый он. Орите, чтоб пускали к бочкам, а то все передохнем! Не передохнем, войну прошли, не сдохли, тут тем более. Как с такой булочкой сдохнуть, тут только потребляй. Шам-шам-шам. Такая сила народу стоит, если бы двинулись все в один момент, так бы и проломили ментов, пиво стали пить. А так стоим, как стадо, они этим и пользуются. Говорят, что два автобуса баб повезли, чтоб на каждого начальника по две приходилось. Зажрались! Туда бы толпой пойти, да на вилы их поднять, чтоб почувствовали. У меня кум там кочегаром работает, так рассказывает, что никакой возможности нет. Бегают бабы и отвлекают, волнуют человека. Он бы и словил одну. За это в морду дают. Уже разливают! Человек сто отоварились. По три литра дают! Это много, нам не хватит! Хватит, обещают ещё подвезти. Хоть бы это не упёрли. Готовь посуду! Как же приготовишь, если не двинуться. Ну тогда представляй, что пьёшь уже. Теплое пиво – вша. Ты холодным представляй, будто аж горло дерёт. Зачем представлять? Для приятности. И то оно. Столько на жаре стоят, хоть в мыслях прохладятся. Служивые, пускай народ к пиву! Истосковались уже! А по морде? Скоты, не умеют и говорить по-людски, всё про морду. Жить совсем не возможно. Так спёрло, что не продышать. И вонь. Голова кружится, давка, жара, сдохнуть в толпе. Собачья смерть. Ещё и обделался. Ну пускайте же! Пива! Пива! Давай орать, а то чего стоять? Пива! Пива! Не жидись, дай народу простора! Пива, пива, пива! А то хуже будет. Вы народ не злобите, мы терпеливые, но если взовьёмся, так мало не покажется. Кровью харкать будете! А ну иди сюда, умник! Сейчас посмотрим, кто кровью харкать будет. Били, больше ногами. Скоты. Товарищи, смотрите – Бог! Вон, вон, вверху, как есть Бог! Товарищи, Бог пришёл, спасены, спасены. И точно. Да кажется это, от жары. Как же кажется, если Бог! Спаси нас господи и помилуй! Стыдно, братцы. Вроде указывает рукой. Это он вперёд приказывает! Нет! Да! Вперед, с нами крестная сила! А ну разойдись мелюзга поганая. Вперед, к бочкам, не отмажетесь! Толпа рванула и снова продавливали сквозь решетку, обезображенные тела, крики, кровь, ужас. Сам Бог показал, давай, давай! Наше пиво, наше! Начали стрелять поверх голов. Не бойся, всех не положат! Пиво давай! Пиво! Танки подгоняют, гусеницами народ давить будут! Дерьмократы! Пидоры! К стенке их! Ведь бог, бог, только он наверх показывал, а не вперёд. Господи, прости и помилуй! Хорошенькая моя, плачь, плачь, нет ничего людских слёз слаще, а твои и вовсе сахар. Из пулеметов расстреляют, трупы увезут и скажут, что ничего не было! Так и сделают, твари! Передние ряды уже напрочь выкосили! Может если так, то и по пять литров. Хорошо бы. Толпа отхлынула от окровавленных решеток. Милицейские офицеры бегали и хватались за головы. Ведь спишут всё на нас. Скажут вы виноваты, хотя сами это светопреставление устроили! Что делать? Открыть решётки, сметёт их толпа, может давка образоваться, совсем плохо будет. Так оставлять тоже нельзя, потому что начальство голову снимет за трупы. Ещё десяток списать можно будет, а больше, это уже скандал, не дай бог телевидение прискачет. Послали две трети отряда зайти с тыла, отрезать пути подхода толпы и вытаскивать людей из задних рядов, чтобы могли отойти передние. ОМОН обошел площадь и вклинился с тыла. Опрокинул запоздавших охотников до пива и стал выдёргивать людей из задних рядов. Народ отчаянно сопротивлялся, пиво вроде рядом, а забирают. Сволочи! Опять обмануть хотят! Толпа метнулась вперёд, снова полезли продавленные, стреляли поверх голов, но ничего не помогало. Тем временем народ, отогнанный от площади, обозлился. Там же пиво уже раздают! Значит, одним есть, а другим шиш? Тут как раз стадион рядом строили, залежи арматуры. Неизвестно кто первый крикнул. А мы им покажем! Задолбали, совсем на голову сели! Денег не платят, на всём жульничают, а тут ещё и на праздник не пускают! Твари! Там пиво, там салют, а не пускают. Вооружайся, хватит терпеть! Уж пиво не упустим! Вперёд мужики! ОМОН такого остервенения не ожидал, да ещё в спину. Разрезали их строй и стали добивать. Часть толпы присоединилась, а часть рванула вперёд, от греха подальше. Импульс был сильный, свалили решётку, легко прорвали жиденькую цепь милиции и припали к бочкам. Ура! Победа! Мигом опрокинули, пиво потекло из люков, набирали, давка, кровь, трупы, вопли, запах мочи и пота, страх, витающий в воздухе. Милиционеров затаптывали, мелькали бесы, перевернули машины, зажгли. Наша власть, наша, мы им покажем! Тут явились победители с арматурой. Насаженные головы. Как мы их! За все обиды! Сколько издевались над нами, сколько били и плевали! А мы их так! Крови напьёмся! Где пиво? Мало пива. Так ведь город! Ментов нет, айда! Наш город, мы победили! Зашибись! Кто адреса богатеньких знает? А ну, ведите! Революция, грабь награбленное! И автоматов несколько есть! Ну мы им покажем! Кто хочет ехать за город, начальство дрючить? Собирались группы желающих. Дед во всём этом не участвовал, утащил девку в кусты, связал ремнём руки, в рот запихал тряпицу и тешился. Всё никак не мог насытиться, пока не дёрнулся и смертельно затих. Через время девка зашевелилась, старичка стряхнула с себя, встала на ноги и побежала. В городе слышалась стрельба и горели несколько домов. Праздник кончился, начались трудовые будни.