«Поскольку русалки в наше время ловятся варварскими способами, я Филарет Валаамов сын, летописец при монастыре святого Фрола равноапостольного, составляю этот перечень способов ловли русалок, которые должны быть запрещены незамедлительно.
И за сим буду я ходатайствовать перед настоятелем о поддержании моего прожекта, и перед властями уездного города Ольшанска о введении его в силу изданием подобающего циркуляра. Ибо ежели не прекратить этих варварских способов добычи оной живности, то предвижу я, что скоро таковой живности в речке Ольшанке не останется вовсе.
На случай, ежели я своим вмешательством в дела мирские прогневаю настоятеля, составил я сей документ в трёх свитках, из каковых с одним я завтра же отправлюсь челом бити, второй свиток я оставляю у себя в дому, а третий схороню в месте, которое будет мной выбрано надежно и скрытно.
Предже, нежели перечислять способы, мною осуждаемые, скажу я, что не осуждаю я выманивание русалок на песню, на хороводные игры и прочие потехи народные, которые в традицию вошли и нашими предками нам завещаны. Буде какая русалица на песню выплывет, то коли и она столь глупа, что даст себя в руки взять, то беды большой не вижу в том, чтобы поймавшему её поиграть с ней, да и выпустить, а нет, так можно её забрать в другое озеро или к какому омуту на ручье, чтобы она жила в прикорме, была ручная и выплывала по зову добрым людям на потеху, детям в назидание. Если обращение с ней ласковое и не жестокое, то долго она может прожить в дружбе с человеком, известны случаи, что и до тридцати лет в дружбе были с которой из них люди, что поймали и приручили, а что о двадцати лет, то мне доподлинно известно, ибо я и сам с одной таковой дивой имел отношения, и выплывала она из Ольшанки по зову моего свистка, изрядно к тому приспособленного.
За сим, уповая на милость божью, приступаю я к перечислению методов, которые стремлюсь запретить, ибо осуждаю от всего сердца, как противные богу, человеку и природе.
Первый из осуждаемых мною методов состоит в налаживании приманок на русалок в виде венков из полевых цветов, связок мелких и легких, и посему делу плавающих предметов, цвета яркого и привлекательного, среди которых наставлены крючки, петли и другие хитрые ловушки. Ибо известно, что русалки до цветных предметов очень падкие, и интересуются тем, что красиво плывет на воде. К тому же всякий знает об их глупости и доверчивости. По этой причине на такую приманку русалок легко поймать, а которые не поймаются, то сильно повреждены будут, а сказывают люди знающие, что раненая русалка долго не живет. Потому этот способ сильный вред наносит.
Вторым я назову установленные через реки и в заводях различные сетки из конского волоса плетенные, каковые русалки со своей слепоты под водой не замечают, и попадаются в них, либо ранятся, что также я осуждаю велико.
Третьим способом я назову ловлю оных существ на свечи и иные огни в ночи, потому как известно их безмерное любопытство и их манеру выплывать на огонь в ночи.
И все же самым мерзким и богопротивным способом я назову обман и посулы любви. Ибо русалки до того доверчивы и на любовь падки, что ни слов, ни интонаций, ни обстоятельств не разумеют, и всякое играние почитают за любовные ухаживания. А буде на таковую страсть они отзывчивы, тако привязываются на всю их недолгую жизнь к человеку, заманившему их ложными посулами и призывами. И то, право слово сказать, что не всякий пес так к хозяину привязывается, как прикипает иной раз русалка к предмету своей любви. Також и со мной бывало такое, что оная русалица, прирученная мной выходить на свист, после того, как приносила мне рыбу, и брала с моих рук репу или хлебный мякиш, всегда ласки моей ожидала, без чего я оную не отпускал, чтобы не потрепать её волос, хоть и были они влажные и пахли рыбой, а порой позволял себе погладить нежные плечи её и грудь, каковая яко у девственницы бела, нежна и упруга была.
И когда таковая русалица прикипает к человеку всею своею языческой душою, то, сказывают люди, не может она терпеть разлуки ни одного дня, с тыим человеком, и ежели он отлучается надолго, то начинает она выть, скулить, дикие песни по ночам тянуть, рыбу и птицу вспугивать и на крещёный люд страхи наводить. Також и со мной случилось, что вынужден я был отъехать на поклонение святым мощам в Собор пресвятой богородицы, и по возвращении узнал, что люди нашли на берегу выбросившуюся из воды русалицу, по всем признакам ту самую, и которая билась о берег и пищала. А когда её палками и баграми вытолкнули в воду, то снова она на берег выбросилась, и с тем через сутки погибла, а схоронили её не по христианскому обычаю, ибо сей люд некрещёный, а закопали на окраине леса, и сверху положили камень без надписи и без обозначения, чьи зарыты останки.
Тая смерть, хоть и некрещёной отверженной твари, сильно тронула мое сердце, и хотя не о чем было жалеть, однако ж вознёс я к Господу нашему молитву за упокой её языческой души, в чем каюсь ныне».
* * *
На этом рукопись, писанная на пергаменте и найденная при строительстве в городишке на берегу реки Бердь в оловянной трубке запаянная, обрывается, поскольку остальная её часть, составляющая наружную часть рулончика, в которую она была свернута, истлела и восстановлению не подлежит.
Сказывают люди, что Бердь раньше называлась Ольшанкою…