Шелестела листва, чирикали птицы, над головой прогудел шмель. Ермолай сел на скамейку, подставил лицо солнечным лучам и закрыл глаза. Душа медленно согревалась. Солнце далеко, там горячие протуберанцы, а здесь тихо и прохладно, подумал Ермолай.
- Да, хорошо вот так вот... И идти никуда не надо, - отчетливо произнес кто-то над левым ухом.
Легла тень.
- Будь добр, уважаемый, не загораживай мне солнце, - попросил Ермолай, не размыкая глаз.
Ответа не последовало, но свет засиял сквозь веки.
...Когда он открыл глаза, рядом обнаружился мужчина еще не старый, но и не молодой, с бородкой клинышком и в старинном сюртуке с блестками. Тот в театральной позе упирался в землю тростью с золотым набалдашником.
- Ваша как фамилия? - спросил Ермолай.
- Зовут меня по разному. Я - служитель. Но не простой, а старший.
- Старший лейтенант?
Неизвестный господин поморщился.
- А вы откуда будете, старшой? - спросил Ермолай, а сам подумал: "ясно - из психушки".
- Издалека, молодой человек, издалека. Можно сказать, с других планет.
- Ну и как там, на Марсе, есть жизнь?
Тот поднял брови.
- Разумеется.
- И на Луне?
- И на Луне тоже.
- И на Солнце?
- Вот на Солнце нет. Там горячо.
- Ошибаетесь, товарищ. На Солнце живут огненные люди - в киножурнале показывали.
- Да разве это жизнь - так, одно недоразумение.
Мог бы найти что-то пооригинальнее, покачал головой Ермолай, но продолжил:
- Значит, они там прозябают?
- Ну, существуют.
- А кто их видел?
- Па-азвольте, а в киножурнале...
- Я соврал.
- Что ж из того - мысль произнесенная есть правда, - с грустью заметил господин в сюртуке.
- То есть, пардон...
- Любое утверждение рано или поздно подтверждается. Не в этом мире, так в другом. Вот, сударь, такой пример. Вообразите, что идете себе тихо по проспекту, никого не трогаете. Вдруг - постовой: нарушаете, гражданин. Ни, говорите вы, иду себе, никого не трогаю. А он все свое: пройдемте, мол. Приводит в отделение, составляет протокол - такой-то, мол, преодолевая известное расстояние по улице Мясоедовской, обозвал Председателя Президиума Верховного Совета гнидой и собакой...
- Э-э-э, погодь, - заволновался Ермолай. Ему стало нехорошо. - Я никогда не произносил столь скверных слов.
- Ой ли? А в младом возрасте почтовый ящик кто поджег? - с ленинской хитринкой в глазу возразил собеседник. - Тоже, скажете, не было?
- Не было такого.
- Чудак человек. Вы, батенька, чудак. Деяния наши с нами навек и остаются, уже - глядь, нас нет, а они туточки. И не только деяния, а и самые что ни на есть бестелесные помыслы, а также помыслы о том, о чем помыслить боимся, головой трясем, отгоняем. А они осуществляются, материализуются то есть. Вот ирокезы верят, что сны сбываются...
- Ирокезы необразованные и вымерли.
- Ирокезы бессмертны, а вы, гражданин хороший, передергиваете.
- П-попрошу держать себя в рамках, - нервно и заикаясь проговорил Ермолай.
- Виноват, увлекся, - сбавил тон господин. - О чем, бишь, я... Ах, да. Душа бессмертна и страхи наши бессмертны....
- А Бог есть? - перебил его Ермолай. - И он, конечно, на небе.
- Ну, в общем, да.
- А я атеист.
- Атеизм дело хорошее. Да что ж из того? Можно, к примеру, народ спасать от пьянства - во всяких там обществах трезвости, агитировать там, с лекциями разъезжать. Но ведь рюмочка доброй настойки перед обедом для здоровья весьма полезна, для физического и душевного...
Незнакомец подмигнул и продолжил:
- Или вот. Придет, скажем, тетка такая сухощавая, пенсионерка то есть, в храм, накупит свечей - и давай напропалую ставить. Могла бы сырки глазированные купить, а она - свечки. Каждая - десять копеек, а если даже она штук семь-восемь купит, так ее не убудет. И батюшка доволен, и старушенция совесть успокоила.
Молчание длилось минуту, пока Ермолай его не нарушил:
- А правда, что вас можно убить серебряной пулей?
Тот молча достал из кармана алюминиевый портсигар с изображением космического спутника, не спеша закурил. Вскоре пепел начал опадать вниз, прожигая отверстия на его новеньком сюртуке. Кримплен, догадался Пирогов. Наконец, собеседник изрек:
- То непобедимо, что не имеет протяженности. Что же до бестелесного духа - он без проблем может даже болезнью нехорошей заболеть. Только так, для смеху. И нос отвалится, и бездыханным ляжет на мраморный стол. А потом встанет и пойдет. Ну, мне пора (черт посмотрел на часы). Так что разрешите откланяться.
В голове у Ермолая перемешалось. Он ожидал, что видение рассеется, но черт весьма материально поднялся со скамейки, кряхтя, пожал руку (рука у него была влажная) и вприпрыжку удалился в сторону ближайших огородов. По пути он дважды споткнулся и захромал на левую ногу.
Вечером Ермолай пошел в церковь, где на пороге его стошнило. А наутро он отправился в милицию оформить явку с повинной.