АРХИВАРИУС И СЧАСТЬЕ
Жалованья не давали уже год. Стреляли на улицах тоже год, повергая Семенюка в ужас. Он дрожа выглядывал в узкое окошко, больше похожее на бойницу и видел заре-ва пожаров, бородатых людей, вооруженных ружьями и саблями, творивших с громки-ми криками свои безобразия. Боялся думать о происходящем, дрожал и удалялся в подвал, где было тихо и безопасно. Там сидел над пыльными документами и жадно искал свидетельства о славных временах родного города. Когда было счастье, несо-мненное и повсеместное. Семенюк в первый раз услышал о счастье ещё в детстве, но по малолетству не ухватился за это великое слово, продолжив пустое обитание без цели и смысла. Как все дети бегал пыльными улицами умирающего городка, запускал ко-рабли на мелеющей речонке, умеренно воровал яблоки из поповского сада, пострели-вал из рогатки ворон и посещал школу, где не особенно усердствовал в науках. Родите-ли сыном не занимались, поскольку были люди больные и бедные, поэтому все силы пускали на борьбу с многочисленными хворями и добычу хоть какого-то пропитания. На маленького Никитку внимания не обращали, говорили только чтоб не простужался и грамоту учил, потому как без грамоты никак, а от простуд происходят опасные ос-ложнения. Семенюк, как положено при родительских указаниях, послушно кивал голо-вой, допуская советы не далее внешней поверхности ушей, а сам в это время думал, что запустит корабль со старой мельницы. Там речка неожиданно прибодрялась и даже подавала надежду, что не закончиться через версту, а потечет дальше. Семенюк запус-кал корабли в надежде на то самое дальше. Любил представлять, что его нелепые ко-рабли, деревяшки и жесть, поплывут дальше и в этом дальше не только не утонут, но и вырастут до настоящих размеров, будут величиной с дом, а то и больше, точно как на картинках книг о пиратах, которые Никита видел у богатых одноклассников. Огромные корабли. Дальнейшей их судьбы не подозревал. Знал, что когда они подойдут к концу реки, то будут большие и настоящие, после чего исчезнут, как исчезает всё в конце. В 10 лет он узнал, что всё имеет конец. Даже Чёрный лес, находившийся за городом. Семенюк видел вдали темную громаду и думал, что это навсегда. А потом ему расска-зали, что лес заканчивается и дальше идут села и города. И реки заканчиваются и всё остальное. Семенюк в это верить не хотел и даже плюнул в глаз учителю, говорившему такое. Но это ничего не изменило, его чуть не выгнали из школы, а все подтвердили, что кончается всё. Это было обидно и оскорбительно, корабли запускать перестал, ожесточился на ворон, истребив их с десяток. Мог бы истребить и до конца, но отец стал брать с собой на работу. В маленькую комнатушку архива, скрытую за толстыми стенами. У отца было слабое зрение, а работа требовала много смотреть, поэтому Ни-кита стал глазами. Такой оборот ему не понравился, привык он к свежему воздуху и быстрому время провождению, а тут сидел, будто в клетке. Убегал сначала, но со временем смирился, обвык и уже даже не чихал, когда извлекал с верхних полок запы-ленный ворох документов. С интересом читал их и со священнодейственным ужасом понимал, что документы из прошлого. Ранее полагал, что оно проходило бесследно, накрывая всё бывшее черным полотном избывности. А тут целые кипы документов с подробностями про каждый год и если долго их читать, то и не поймешь уже где ты, там или здесь. Постепенно интересность чтения победила живость характера, и не стремился уйти раньше, даже наоборот засиживался подольше. Днями сидели с отцом в комнатушке архива выискивая свидетельства других времён. Тогда ему и попалось впервые упоминание о господине Покрикине. Упоминание полное страшных обвине-ний и наветов. Семенюк удивился такому напору страстей, для города необычному, всё здесь происходило тихо мирно. Потом умерла мать. Не сразу, целых четыре дня про-щалась она с жизнью в огне болезни и бреда. Они с отцом сидели рядом, слушали уд-рученные слова доктора, согласно кивали на заискивающие предложения гробовщика. Священника не звали, потому что отец в бога не верил. За годы своей работы в архиве он ни разу не встречался с упоминанием о присутствии бога, тем более с рассказами о делах его. Хотя неплюевский архив был в свое время лучший в губернии и если бы бог сии места посещал, то непременно был бы отражен в пыльных документах. Но ни сло-ва. Поэтому Семенюк в церковь ходил лишь по большим праздникам, чтобы начальст-во заметило и не заподозрило в нём пагубного безбожия, за которое могло и выгнать. Иного существования, кроме как в архиве и представить себе не мог, потому как при-способлен был лишь для копания в пыльных кипах. Всё остальное досаждало и меша-ло. Семенюку старшему тяжело было идти улицами на работу, тяжело было делать доклады начальству и ходить на базар за продуктами. Куда лучше было бы всё время сидеть в архиве, спрятавшись за толщью его стен, от ненавистного окружения суеты. За умирающей не жалел, привыкнув к безудержности смерти в документах. Даже не-много радовался, что теперь можно будет покинуть дом и поселиться с сыном в архиве. Никита тоже не жалел за матерью, потому как родства не понимал и смерти не чувст-вовал. Видел иногда похоронные процессии, знал, что закопают, а там червяки, но ужаса не чувствовал, потому как в малом детстве передавил червяков во множестве и кроме слизи да земли ничего в них не нашёл. Слегка недоумевая, зачем его отец сюда притащил, сидел около матери и смотрел на её бредовые метания, как она билась, про-щаясь с жизнью. Потом вдруг затихла, открыла глаза и схватила за руку. Притянула к себе и зашептала, обдавая жаром и слюнёй. Что-то про беды, про жизнь без единого просвета, бедность, болезни, непосильную ношу, а где же счастье? Как же без счастья человеку? Разве ж можно прожить и без счастья? По скотски это ведь. Счастье, счастье человеку нужно, без этого никак! Теребила ему руку, задыхалась и шептала, плакала, что счастья мало, ей и вовсе не досталось. Никита был к таким напряжениям непри-вычный, бумаги то поспокойней и не вопросы задают, а отвечают. Что сказать матери не знал, она всё требовала ответить ей почему, на каких основаниях и по чьему указа-нию лишена счастья в течении всей жизни. Где справедливость и кто её счастье похи-тил? Никита стал ей рассказывать о голоде 1876 года, сколько мещан тогда погибло, какие убытки понесли землевладельцы и прочее. Мать такому повороту удивилась и быстро утихла. Больше не бредила, ещё полежала немного и померла. Похоронили её, домик продали и переселились в архив, где была маленькая пустая комнатенка, не заполненная по причине сырости. Документы там гнили, а Семенюки устроились жить и вполне были довольны. Старший всё писал да нумеровал, Никита взялся счастье искать. Очень уж вопросы матери на него подействовали. И слово то звучало как - счастье! Как это не понимал, но знал что хоть понемногу должно быть у каждого и лучше этого на свете нет. Может и совсем на свете нет. Сколько не листал Семенюк документов, а ни в одном счастье не упоминалось. Может, как и бог, было оно только в словах человеческих, без вещественного наличия. Этого Никита боялся больше всего, потому что так хоть вопросы можно задавать, а если счастья нет, так только выть от горя.
Однако повезло. В связке одной нашёл письмо чиновника, посланного в Неплюевск во времена правления господина Покрикина. Чиновник должен был проверить источник невиданного неплюевского богатства, внезапно обрушившегося на городок и вызывав-шего не мерянную зависть у окрестных обитателей. Писали кляузы, что богатство происходит то ли от нечистой силы, то ли от турок либо других супостатов, Отечеству противных. Вот и послали чиновника для тайной проверки. Чиновник обнаружил, что богатство действительно есть и невиданной силы, так что скот плодиться невероятно, земля даёт по три урожая в год, из рек и озер на берега выбрасываются регулярно пу-довые рыбины и даже червонец, оставленный на ночь под подушкой, к утру прирастает дополнительным полтинником. То есть поистине удивительное процветание, однако без опасных корней, как то сообщалось в кляузах. Нечистой силы в городе не наблюда-лось и самой малости, пять церквей стояли и поражали золотым блеском куполов, священники были примерно упитаны, а горожане даже если бы и захотели, то ничего не смогли бы придумать, чтобы пожаловаться. Всё у них было хорошо и изобильно. Иноземного влияния тоже не было по причине очень дальнего расположения Неплюев-ска от всяческих границ. Да и непонятно зачем туркам или немцам было возводить этакое благополучие в середине другой страны. Очистив невиданное неплюевское богатство от подозрений, чиновник так и не просветил таинственное его происхожде-ние. Отчего в самом обычном городке с бедным населением и тощими землями, вдруг забуяла этакая благодать. Пояснил, конечно, что благоденствие местное целиком и полностью проистекает от попечительства государя императора, но так ведь попечи-тельство сие по всей империи действует, а пудовые рыбины только здесь на берега выскакивают. Семенюк эту удивительность заметил и стал сам искать объяснения благодати, которая в сравнении с нынешним нищенством городка очень вопросительна была. Перерывши много документов Никита вдруг обнаружил, что правил Покрикин много, а документов после него осталось мало да и те по случайности. Похоже было, что неизвестные злодеи специально истребляли свидетельства о том благоденствии. Натыкался Семенюк, на вырванные листы и замаранные строки. Спросил у отца, но тот стал махать руками и шипеть, поучая, что большой грех сомневаться в неполноте до-кумента. Чего нет, того и не было, а всяк документ полон и совершенен. Вымаранное и вырванное есть ни что иное, как забота начальства, убирающего вредное и оставляю-щего полезное. Благодаря такой прополке до сих пор зло не заполонило мир, хотя не в пример плодовитей и живучей добра. Старый Семенюк верил в начальство, даже тай-ком полагал, что оно и есть бог, раз утвердило архивы, в которых сберегается вся пол-нота правды. При таком обороте получалось, что присутствие начальства на земле весьма значительно и благотворно, как богу и полагалось. Благодаря начальству полу-чалось жалование и были заведены архивы. Благодаря начальству жизнь продолжалась в благом направлении, а не растекалась в стороны, чтобы окончиться в бесцельных болотах. Если нет, то и не надо и не зачем об этом думать. Про счастье отец ничего не знал, сказал лишь, что бабьи это выдумки, чтоб голову морочить, не счастье человеку надобно, а порядок, когда предначертано и исполняется. О Покрикине и говорить не захотел, полагая, что ежели анафеме предан, то лучше его забыть и себя упоминанием столь мерзким не загрязнять.
Однако Никита не отступил, даже ещё с большей яростью стал свидетельства искать и по обрывку, по горсточке слов на желтой бумаге, находил сведения. Первым откры-лось, что благоденствие Неплюевское прямо было связано с господином Покрикиным, неизвестно откуда в город явившемся и в короткое время ставшим его правителем. Тут и началось изобилие невиданное, с отелами в полсрока и неподъемными урожаями, с тем, что целый сапог, обильно смазанный дегтем и положенный в погреб весной, к осенью давал три сапога хорошего качества. С порванного сапога выходил один целый, так что и бедняки могли пользоваться благами напиравшего богатства. Закончился сей рай аккурат в тот день, когда приехавший в город губернатор с солдатами пленил гос-подина Покрикина и отправил под суд. После того исчезло богатство и нахлынула такая бедность, что с непривычки неплюевцы даже вешаться стали. Да в таких количе-ствах, что губернатор вынужден был запретить ввоз любого веревочного товара в Не-плюевск, чтобы хоть частично охранить местных обывателей от преждевременной смерти. Тем население и спас, потому что крови неплюевцы боялись и вены не резали, а топиться было негде по причине крайнего обмеления местных рек и колодцев. Так население в городке сохранилось, но всякая зажиточность исчезла полностью. И как не пытались её возродить, даже железную дорогу провели, но ничего не помогло и кроме голода да эпидемий, примечательных событий в Неплюевске и не было. Ну разве что баптисты уехали подальше от бедности и был пойман смутьян с пистолетом за пазухой.
Это всё Никите было неинтересно, он ведь счастья искал. И нашёл упоминание. По-лицмейстер, прибывший в город устранять Покрикинские безобразия, с удивлением обнаружил, что время правления безбожника и мерзавца, истребившего не один деся-ток горожан и в конце концов сжегшего город, почитается неплюевцами, как время счастья, когда земной рай прибывал в их забытом городке. Более возмутительных из-мышлений полицмейстер и представить себе не мог, поэтому приложил все усилия к исправлению мозгов горожан, в частности устроил публичные порки для выбивания дури, попам велел рассказывать еженедельно о покрикинском вреде, тому же обучать и детей. Однако служака был честный и через год в отчете признал, что несмотря на все меры заблуждения мещан не только не уменьшаются, но даже растут, достигая величин богопротивных. Некоторые горожане утверждать даже стали, что Покрикин был месси-ей, посланной для построения рая для праведников, однако грешники возмутились и убили мессию, уничтожив рай. Теперь же больше мессии не будет. Разочаровался бог в людях и пошлёт на них огненного ангела с мечом, который всех грешников истребит, оставив разве что несколько десятков наиболее преданных неплюевцев. Ужасная сия ересь хоть за пределы Неплюевска и не распространялась, но в городе держалась креп-ко, вплоть до высылки всех сектантов в Сибирь. Действие сие предпринял губернатор, вознамерившийся раз и навсегда городок утихомирить. Проведены были обыски, изъя-то всё написанное жителями, даже завещания, после чего наиболее заблудшие были отосланы в Сибирь, менее заблудшие жестоко выпороты, остальным же дано было приказание жить смирно, иначе беда. С тех пор Неплюевск утишился и о господине Покрикине стали забывать да так сильно, что и спросить Семенюку было не у кого. Поэтому вся надежда была на архив, потому как бумага сильней человеческой памяти и ей приказать нельзя, в отличие от человека.
Но Семенюку даже если бы и приказали, то не бросил бы счастье искать, очень увлёкся этим. Тут ещё про смысл жизни ухватил. Отец жалование получил и послал в лавку купить чая да сухарей, другим и не питались. Никита бегом туда, тоже чувствовал неудобство за стенами архива, отвык от небокопчения уличного и хотел быстрее об-ратно, за толстую тишь каменных стен. Взял фунт чая и четыре фунта сухарей, только бежать, когда разговор услышал. Приказчик с оборванцем спорили за жизнь. Надобен ли ей смысл или и так обойдётся. Приказчик настаивал, что смысла в жизни ни на грош, идёт себе не ведая откуда и куда. Оборванец на это ярился, слюнёй пырхал и доказывал, что смысл у жизни есть, потому как без этого нельзя. Семенюк остановился и прислушался, ставая то за приказчика, то за бродягу. Кто говорит, тот и прав, пока говорит. Но больше всё-таки склонялся, что смысл жизни есть, так красивее выходило. И вмешался.
-Я думаю, что смысл у жизни есть!
Так закричал, что и приказчик и бродяга аж вздрогнули.
-Счастье смысл!
Они на него удивлённо поглядели и хором спросили:
-А что такое счастье?
Семенюка стало стыдно от не знания и он убежал. По дороге наткнулся на пьяного и чуть было не рассыпал покупки, но пьяный упал на мостовую и спрыснул её кровью из разбитой головы. Никита прибежал в архив и стал думать что такое счастье, потому что только искать его мало, нужно и высказывать как это. Взялся снова документы штуди-ровать, но кроме записи, что счастье есть послушание, ничего не нашёл. Уничтожили о счастье всякое напоминание. Тут подумалось, кто это делал. По отцу выходило, что начальство и в полезных целях, но ведь без счастья человеку нельзя! Значит зло доку-менты уничтожало. Далее не задумывался - счастье важнее, о нём думать надлежит, его искать нужно! Ведь счастье есть! То есть так сказать, что счастья нет и нечего его ждать нельзя. Было оно, было при господине Покрикине, хотя и всюду, где остались упоминания о нём, стояли рядом преступления. Сёла окрестные жёг, попов в карету впрягал, сектантам головы рубил, луну изнасиловал, не говоря уж о многих женах и девицах неплюевских. Все же преступления покрикинские перечислены были полиц-мейстером и занимали пятнадцать с лишним листов убористого почерка, заканчива-лись сожжением Неплюевска во имя вящей покрикинской славы. Упиралось, что после того огня и произошло оскудение города, арест же безобразника не причем. Однако некоторые свидетельства были, что и после пожара изобилие продолжалось, за не-сколько дней, пока не приехал губернатор, даже несколько домов успели сами отстро-иться. Но как только закованного в цепи Покрикина положили на телегу и увезли, так сразу всякий рост в Неплюевске прекратился и началось всецелое увядание, длящаеся до сих пор. Оно даже правильно было, что с появлением Покрикина началось, а с уез-дом исчезло, Неплюевское благоденствие. Пожар же был не причем, много в истории городка была пожаров, но ни один из них далекоидущих последствий не имел. Это Семенюк понял, в наличии счастья убедился, но дальше стал вопрос, как это самое счастье притянуть сюда. Тут прямо стена пред ним выросла, потому что и в покрикин-ские времена источник счастья неизвестен был, сейчас и подавно. Связан с господином Покрикиным это понятно, но откуда взялся сам он и как со счастьем связался - полная загадка. Перелопатил Семенюк все документы, но ответа не нашёл. А тут отец сказал, что в других городах архивы побольше гораздо и полнее значительно. Это для Никиты был удар, потому что считал он, что архив есть полное сосредоточение всей истины и чтобы ни было, то в нём отражено. Хотя бы частично. Но отец сказал, что сей архив лишь капля и во всяком городе есть архив. Все архивы и дают море, все архивы - это всё, а один - лишь частичка. Семенюк был не дурак, понимал, что счастье создание огромное и в частички не уместиться, а значит целиком он его во всех этих пыльных стопках не найдёт. А хочет. Очень хотел и ради поиска счастья готов был даже поки-нуть архив и идти к другим, чтобы со временем обойти все и собрать образ счастье по крохам. На базаре украл у нищего суму, взял у отца три рубля денег на дорогу и ушёл в губернию. Там пристроился сначала дворником в архив, потом старательность показал и получил разрешение с документами работать. Взялся счастье искать и уже близко был, когда смута началась. Сначала деньги платить перестали, потом стрелять стали и все сбежали. Семенюк обрадовался, окна забил досками, чтоб не влезли разбойники какие и стал вплотную счастье изучать, лишь иногда прислушиваясь к стрельбе и кри-кам за стеной. Рядом с архивом склад был армейский, его в первую очередь разорили и Никита успел два мешки муки украсть и котомку изюма. Тем и жил. Ещё из разоренно-го собора свечек натягал, теперь читал сутками, спать даже забывал. В губернском городе покрикинские дела проверяли слабо, поэтому много интересного прочел. Что изобилие неплюевское взялось от необычайной жизненной силы господина Покрикина. Как бы осеменял он ей окрестные земли, воды и даже воздух из чего богатство и заро-ждалось. Имелся среди документов даже доклад некоего кадета, что сила жизненная не покинула господина Покрикина даже после ареста. Сей кадет навещал своего отца, от растраты сошедшего с ума и помещенного в лечебницу. Там же содержался и господин Покрикин, сильно постаревший и грустный. Кадет сообщал, что главный санитар ле-чебницы, некий Быков, неволивший и всячески издевавшийся над всеми больными, Покрикина использовал особенно - заставлял мочиться в бутылку. Потом мочой поли-вал свой огород и достигал невиданных урожаев, на которых богател. Чтобы получить больше мочи, заставлял Покрикина пить до раздувания и кормил только селёдкой. Кадет предлагал Быкова примерно наказать, а Покрикина из лечебницы изъять и ис-пользовать на благо Отечества. Например поливать покрикинской мочой гору червон-цев и получать большую для казны прибыль. Если бы не последнее предложение, то никто на кадетское предложение внимания не обратил бы, а так из армии уволили и поместили в больницу к отцу. Сумасшедшим там место.
Семенюк понял, что счастье происходит от жизненной силы и взялся её искать. Жалел, что Покрикин уже умер и не как расспросить. Но был уверен, что есть документ про жизненную силу в архиве и искал. До тех пор, пока не взломали двери и не выволокли его на свет белый. Семенюк и понять ничего не успел, когда погнали на площадь. Там всё население собирали. Такого ещё не было, грабить грабили, вешали понемногу, но чтоб весь город согнать! Говорили, что очередная банда всё население истребит и в опустевшем городе поселится. Такое не исключено было. Хотя банде вольнее бродить по свету и грабить, нежели оседать. Никита в этом не понимал и всё думал про жизнен-ную силу, как бы самому ей овладеть, потом всех счастьем обеспечить. Горожан нако-нец всех собрали на площади, даже стариков неходящих принесли. И объявили, что вошла в город не банда какая, а полк Красной армии во главе с матросом Жныкиным и товарищем Хребто. Цель у полка истребить всяческую контру, что уже почти сделано и начать строить коммунизм, что только начинается. Коммунизм же есть полное и навсе-гдашнее счастье для всех достойных. Вот. Горожание это всё слушали и старались не шуметь. Кто золотишко успел спрятать, то улыбался, кто нет, тот вздыхал и один Се-менюк был счастлив. Не по настоящему, предварительно, но счастлив. Ведь даже и подумать не мог, что и кроме него нашлись люди, обошедшие все архивы и нашедшие путь к счастью. Будут строить счастье, с завтрашнего дня начнут. Семенюк бросился к благодетелям, чтобы помощь предложить, рассказать всё что знает, но был отогнан грозными всадниками. Ничуть не обиделся, потому что чувствовал счастье рядом. Счастье будет. Одному трудно и то действовал, а тут целый полк. Вернулся в архив и так и не смог заснуть до следующего утра. Всё обдумывал как это оно будет. Только расцвело, потрогал мешки с мукой, но там ничего не прибавилось. Вышел на улицу, стал принюхиваться, пробовал на вкус землю, с дерева осмотрел окрестности, спустил-ся к реке. Нашел лишь несколько жаб, а рыба не выбрасывалась. Потом сообразил, что может жадные горожане всю взрослую выловили, маленькая же должна подрасти, потом уж выбрасываться на берега пудовыми телами. То, что никаких изменений к счастью не обнаружил, Семенюка не расстроило, может, не там искал. Укрепил доска-ми дверь в архив и отбыл искать руководство счастьем. Начальство, но не то, о котором говаривал отец, а настоящее Начальство, которое укажет путь к счастью.
Город был пуст и тих, население прятало имущество и молодых девок, понимая счастье по-своему. Мёртвыми улицами шёл к площади Семенюк и широко раскрывал рот от того, что будет. Вдруг грохнул выстрел, рядом просвистела пуля, но не заметил эту мелочь за громадностью мыслей.
-А ну стой!
Только когда всадник встал на его пути и ожёг ногайкой, Никита остановился.
-Кто такой?
-Где Начальство счастья?
-Кто такой, спрашиваю!
-Начальство мне ваше нужно.
-Застрелю!
-Я по счастью знаток, который год изучаю.
-Документ у тебя есть?
-Про счастье?
-Про тебя!
-Нет документа.
-Ну хоть стой, обыщу тебя.
Человек слез с лошади и стал хлопать Семенюка по бокам.
-Чё это у тебя в кармане?
-Бумаги, всё что про счастье нашёл.
-Далось оно вам, это счастье. Ищут, ищут, бередят людей. Жили бы да и жили, а то счастье, счастье.
-Не понимаешь ты.
-Понимаю, всё понимаю, чай не дурак. Нету счастья, нету. Хоть головой об стенку бейся, а нету. Поэтому просто жить надо, так нет же залезет дурь в голову.
-Э, дорогой ты мой, неправда это. Есть счастье, правду тебе говорю - есть! У меня доказательств полно. Уже было счастье и недалеко отсюда, а раз было, то и будет. Там один человек устроил, а тут целый полк, как же не будет!
-Ну иди, докладывай.
Человек вскочил на лошадь и поехал дальше, а Семенюку стало неприятно и вовсе не от удара нагайкой. Оттого, что не понимал человек счастье и отрицал. Вдруг подума-лось, что большинство людей по невежеству своему про счастье не знают и счастья не хотят. Как им объяснить, как их привести к счастью? Много сложных вопросов на пути к нему, но Семенюк и не ожидал лёгкости, теперь он не один, теперь будет легче и быстрей. Спешил по мостовой к бывшему зданию дворянского собрания, на котором белой краской уже написали "ШТАБ СЧАСТ, больше написать не удалось по причине окончания краски. Никита счёл это хорошим знаком и подошёл к часовому.
-Я по счастью. Хочу с нашими начальниками поговорить.
-Не контра?
-По счастью я. Уж не один год изыскую.
-Ну проходи.
Семенюк не спросил где начальство располагается и потому стал искать по этажам. Здание было пустое, сильно ограбленное, разломанная мебель в коридорах и ободран-ные обои. На видном месте висел портрет императора с выковырянными глазами. Ни-кита шастал, но встретил только двух похмельного вида бойцов, которые спросили махры.
-Нет у меня махры, а где начальство то ваше?
-Здесь где-то расположилось. Тебе то кто нужен, Жныкин или товарищ Хребто?
-А кто по счастью главный?
-Это Хребто.
-Значит к нему.
-Ну ищи, ищи.
Нашёл по треску половиц. В одной комнате сильно трещали, Семенюк туда заглянул и ошалел. Стоял перед ним невысокий худой человек с трещиной на лбу, пульсирующем кровавом сгустке на виске и необычайной тяжестью в глазах. Такой тяжестью, что когда глянул, так Никита дрожь в коленях почувствовал и вспомнил, как тащил мешок с мукой. Тогда не в пример легче было.
-Ты кто такой?
Голос у человека был со скрежетом, так что не возможно было избежать преисполне-ния внутренним ужасом. Если бы не счастье, то умирать архивариусу, а то хрипло, но ответствовал.
-Семенюк я. По счастью пришёл поговорить, сам его уже сколько лет изыскивал, а тут вы.
-Что знаешь про счастье?
-Что есть оно.
-Правильно.
-И уже даже было в здешних краях.
-Враньё.
-Никак не враньё, документы есть! Недалеко тут городок, Неплюевск, я оттуда родом, так там точно счастье было. И не так, что перепились мужики и показалось, а длитель-но, более 10 лет! Тут уж не обманешься!
-Говорю, что враньё. Не было раньше счастья, быть не могло, это точно и несомненно.
-А что ж это тогда было, в покрикинское властвование то!
-Не знаю, но счастья до сих пор и чуточки не было, только вот мы взялись и сделаем.
-Точно сделаете?
-Точно. Все расчеты имеются, по науке все и с помощью техники.
-Наукам в школах учат, неужели думаете столь тонкий предмет простецким школярст-вом осилить?
-Дурак. Наука есть вышина немереная и глубина непознанная. Пока она была испод-воль, до тех пор не было в ней силы для счастья, но мы её взяли и в основу положили, так что теперь на научных дрожжах непременно хлеб счастья произростёт, достаточ-ный для всех людей, сколько их не собереться.
-А жизненная сила?
-Что такое жизненная сила?
-Её применять для счастья будете?
-Не нужна она.
-Как же не нужна, если без неё нельзя?
-Ошибаешься ты. Можно.
-В чем же тогда счастье будет?
-В утишении. Это комиссар наш по счастью придумал, Степан Желобков. Хорошая задумка и на все вопросы ответ. Сейчас я позову его, он тебе объяснит. Степан, Степан, ходи сюда!
Семенюк стоял окаменевший. Выходило, что счастью его находки неправильны и сколько лет не то искал. И мог бы всю жизнь прозябать не там, где надо, счастье прозе-вал бы! Страшно становилось от таких мыслей и сердце болело. Человек с тресканным лбом подошёл и принюхался.
-Да ты не расстраивайся так. Пущай ошибался, зато сейчас с нами будешь счастье строить. Вижу ты ко счастья трепетен. Это хорошо.
-Очень я хочу счастья. Это мне мать привила, когда умирала, сказала, что нельзя без счастья человеку и нужно искать обязательно. Есть оно и только добыть требуется.
-Построить. Заходи Степан, вот пришёл человек, тоже дорогу к счастью искал, забрёл далеко и не туда, но человек прямой и горящий, наш человек. Расскажи ему, как сча-стье будем строить, что не путался он, а шёл с нами в шаг.
Степан был человек небольшой, чуть полноватый и со слезящимися глазами. Голосок имел тонкий и взволнованный. Долго крутился, будто не знал с чего начать.
-Да ты не мнись, говори как есть, как делать будем.
-Я всегда как про счастье говорю, волноваться начинаю. Уж больно оно приятное и дух захватывает. Аж сердце болит. Значит счастье у нас будет и обязательно, потом что расчёт точный есть, а расчёт сильнее всего. И обязательный. А расчёт такой, что сча-стье человеку только свободному будет, пока человек в плену, не видать ему счастья. Значит освободить его надо. И совсем освободить, а не так, что барина прогнать да офицерьё. В каждом человеке внутренний барин сидит, который к счастью никак не отпустит. Значит нужно этого внутреннего барина удалить. Я так думаю, что он в за-тылке где-то и можно его ножом удалить. Но врачей у нас нет, врачи все за белых, поэтому мы по-другому решили идти. Барина этого голодом уморить. Такого ещё ни-кто не догадывался сделать. Если человеку еды мало давать, то он сначала мучаться будет, бунтовать, а потом привыкнет и успокоиться. Когда умрёт в нём барин внутрен-ний, то станет человек свободным. И тут же счастье на него свалиться. Так вот.
Они улыбались, а Семенюку было обидно, потому что не понял.
-Что?
-А счастье то отчего?
-Чудак-человек! От свободы!
-Не понимаю. Я вот свободный, а счастья нет.
-Кто тебе сказал, что ты свободный?
-Сам знаю. Как смута началась, начальство сбежало и никто мне не указывает.
-Глупо мыслишь. Сказано же тебе, что не снаружи основная забота, а изнутри. Вот почему ты не счастливый?
-Так ведь счастья ж нет.
-Почему нет?
-Его устроить надо. Как в Неплюевске было.
-Где?
-В Неплюевске. Там пришёл господин Покрикин и счастье устроил.
-Откуда знаешь?
-Документы читал. Я весь архив перелопатил.
-Я ему ж говорю, что не может такого быть!
-Не может, ошибка тут какая-то Толя, сейчас разберёмся. Значит говоришь счастье было?
-Было.
-И от чего?
-От богатства. Пёрло оно страшное. Коровы по трое телят два раза в год приводили, рыбины в пуд весом на берега выбрасывались, куры норовили два раза нестись, сапоги сами плодились, а червонец под подушкой полтину за ночь давал! Вот оно что было!
-И думаешь счастье?
-Счастье. Так об этом и говорили неплюевцы, так и писали.
-Когда?
-Что?
-Когда говорили, когда писали? Во время или после счастья?
Семенюк задумался. Сколько не вспоминал, а выходило, что после писали, ни один во время.
-Видишь!
-Может им некогда было во время счастья писать.
-Не было никакого счастья! Изобилие может и было да только изобилия человеку нико-гда не хватит. Сколько ни есть, а большего хочется. Есть корова, вторую охота, поймал рыбину, еще бы, и к червонцу пару желательно! Жаден человек, сидит в каждом ма-ленький барин и помыкает. И сколько изобилия не давай, сколько не плескай богатст-вом, а мало человеку будет, разве что перепьются и будут под заборами валяться, еле языками ворочая, что уж не смогут ничего пожелать, ну так ведь это разве счастье! Скотство это. Скотина ниже человека, это всякому понятно, счастье же человека выше, поэтому вверх надо идти, а не вниз. Мы так делать и будем. Вверх. Выше человека только машина, вот к ней то и должен человек идти. А чтоб машиной стать, должен человек освободиться. Свобода, когда не кидает тебя из стороны в сторону, когда не обступает суета, а идешь себе вперёд и не беспокоишься. Будто паровоз по колее. Нет ему необходимости сворачивать и возможности нет. Идёт себе вперёд и нет в нём ни желаний, ни обид, ни боязни, ни волнений. Свободен и счастлив. Конечно, из человека паровоза не сделаешь, уж очень несовершенный, но приблизить можно. Опять же умо-рив внутреннего барина. Чтоб не мельтешил человек, не метался, а в счастье погрузил-ся и там пребывал. Трудно будет по началу, сдерживать придется, но как только сча-стья достигнут, так сразу и успокоятся, потому как для счастливого человека ничего нет и ничего не надо. Всё равно не понял?
-Чувствую, но кусками! Можно ещё подробнее, чтоб осознал. Именно само счастье.
-Можно. Сперва всех людей в одно образуем, чтоб не было отличий. Вытащим их из нор-домов, потому что счастье на виду образуется, а не по закуткам. Работой их зай-мём, работа дурь из человека значительно выгоняет. Кормить начнём едой счастья.
-Это как?
-Специальная еда, чтоб морить внутреннего барина. Всю другую еду истребим, чтоб только эта и по норме. Оно сперва рассчитано, чтоб хватало. Потом меньше сделаем, потом ещё. Человек толком и не заметит, как в нём внутренний барин сдохнет, а сча-стье начнётся. Так вот и обсчастливим всех.
-Как всех? Многие то не согласны.
-Всех надо.
-А может оставить, не хотят и не надо, чего с ними возиться?
-Нельзя. Люди чужому счастью завидовать будут и разрушить захотят. Надобно, чтоб всех сразу в счастье и навсегда. Станет на земле тишина, ни войн, ни ругательств, ни боли, ни бед. Будто в лесу безлюдном. Всё счастье заполонит.
Семенюк задрожал и схватился за сердце.
-Братцы, хорошо мне! Братцы сердце сейчас разорвётся от радости! Установиться сча-стье и будет навсегда! Так и будет, братцы, так и будет!
Семенюк сел на пол, потому что голова кружилась, а перед глазами разбегались белые круги.
-Хочу в счастье! Побыстрей хочу! Давайте сейчас моего внутреннего барина убивать!
-Погоди. Сперва надо несознательных устроить, потом уж сами войдём. Пригодишься ты для построения счастья. Грамоту знаешь?
-Знаю.
-А считать обучен?
-Могу.
-Будешь при штабе счастья состоять. Нам пока самим в счастье нельзя, должны о дру-гих позаботиться, потом и сами.
-Невмоготу мне ждать!
-Сколько ждал и ещё немного подождёшь, ишь какой прыткий. Не для чего-нибудь ждёшь, для счастья ждёшь!
Семенюк скривился, но согласился, понимая, что правы новоприобретенные товарищи.
-Нам и самим в счастье охота, но сдерживаемся, что уж поделаешь.
-Надо, так надо. Буду работать лучше, чтоб счастье ускорить.
И началось в губернском городе Яркове построение счастья. Сперва выровняли все улицы, снося мешавшие дома, чтоб всё было как под линейку. Население поселили в цехах местных заводов и забором оградили, чтобы не разбегалось. Стали гонять на работу и попутно строили машину по производству еды счастья. Через неделю пошли первые порции, стали людей к счастью приучать. По графику уменьшали порции, ору-жие смиряли недовольных и вскоре первая партия счастливцев была готова. Существо-вали свободно, безо всяких желаний и мучений, с явным отсутствием внутреннего барина. Команды выполняли, работы делали и всё без малейшего сопротивления. Се-менюк ходил вокруг первых счастливцев, обсматривал, трогал и дрожал от ясности счастья. Как ни крути, а было оно в этих людях, внешне измученных и худых. Семенюк и сам был измученный, работы было невпроворот, счастью строжайший учёт требовал-ся, а народу грамотного мало. Забыл когда спал, недосуг и есть было, но как не умучи-вался, а счастья не было. Потому что не по системе. От забот внутренний барин не умирал, а только затихал, ожидая момента, чтобы проснуться и снова захватить челове-ка. Чтоб его умертвить, нужно было еду счастья потреблять и строго по мере. Тут Ни-ките и вопрос придумался.
-Степан, а что если счастливого человека снова кормить беспорядочно, что будет?
-Будет возвращение в несчастье, опять под власть внутреннего барина.
-Как же так, ведь он убитый уже.
-Внутренний барин это ж не человек, что убил и всё. Внутренний барин, это сало, вот тут в затылочке оно помещается. Нарастает от лишнего питания и начинает человеком верховодить. Убить его нельзя, можно лишь усушить и так держать. Вроде как взапер-ти. Но чуть стена разрушиться, так сразу и опять несчастье воцарится. Постоянно надо человека правильно кормить, тогда и будет порядок. Вроде, как Гог и Магог внутрен-ний барин. Всегда за стеной его держать надо, чтоб не вырвался.
-А как же быть, когда все в счастье уйдут? Кто будет питание делать, за нормами сле-дить?
-Это сейчас я и думаю. По всему выходит, что сперва придётся самым преданным остаться и в несчастье терпеть, других счастьем обеспечивая. Потом уж сделают маши-ны такие, что сами будут еду счастья делать и распределять. Все люди станут счастли-выми и будут жить, пока машинами не заменяться.
-Это зачем?
-Для полноты счастья. В человеке то, даже осчастливленном, сидит возможность к несчастью, жир будущий нависает. Поэтому есть опасность прекращения счастья. А в машине такого нет. Машина она счастью надёжная и совсем преданная. Пока машина плодиться сама не может, человек нужен. А когда сможет, тогда уж человек исчезнет и пропадёт, чтоб совсем не препятствовать счастью. Но это не скоро будет, пока нужно самим счастье строить.
Семенюк от таких планов дрожал и голова болела, не в силах вместить огромные мас-штабы мыслей. Машины, полное счастье, навсегда. И без конца. Это он догадывался, что настоящее счастье должно быть вечным, иначе обман. Метался по городу, опись вёл. Всё продовольствие собиралось в склады и перерабатывалось на еду счастья. Еду потом выдавал строго порционно. Главное для счастья теперь стала дисциплина, чтоб некие хитрецы не смогли по две порции получать и тем самым счастьем брезговать. Семенюку была задача уследить за каждой порцией, чтоб не было мухлежа. А чуть что, то даден был пистолет. Если не стрелять, так хоть сигнал подать. В месяц Никита рабо-ту наладил, чтоб еда счастья только по документам и под роспись шла. Когда устроил всё, то затосковал. По всему выходило, что общее счастье строить ещё годы. Оно ока-залось, что земель много, страны на них разные, есть и такие, что за морями, океанами расположены, только плыть до них несколько месяцев, а уж счастье устанавливать и вовсе долго. Сначала ведь нужно внешних бар согнать, а они кое-где и крепко сидят. Так будешь метаться по свету, счастье обустраивать, а потом без счастья и умрёшь.
-Степан, как же это будет, что жизнь на счастье положил, а сам счастья не испытал?
-Не будет такого. Может срок установим, что десять лет счастье строишь, потом име-ешь право нырнуть в него до скончания века.
Десять лет. Семенюк представил сколько это дней ждать и заплакал. Долго, ой как долго. Еще с месяц потерпел и прошение подал на скорейшие осчастливливание, пото-му как нет никакой возможности терпеть, сердце просит и организм вянет от предчув-ствия счастья.
-Нельзя, тебе сказано, нельзя! Время сейчас не то, врагов много! Думаешь нам неохота в счастье уйти! Только об этом и думаем! Но сейчас уйдём, а завтра шваль какая-нибудь придёт, постреляет нас и затушит навсегда, это,… как это?
-Костерок счастья, разгорающийся на нашей трудовой земле!
-Во-во, костерок, кострище, пламя. Сам же знаешь, что спичку легчайше потушить, костёр возможно, но пожар лесной, когда полыхает всё на сотни вёрст, его не поту-шишь! Мы сейчас пока костерок, к одном городе только строимся да ещё товарищ Ленин в Москве счастье готовит. Врагов у нас много, ходят толпы баринов различных, которые опять хотят узду надеть и в суету впрячь! Не бывать этому!
-Не бывать!
-Если выдержим, если за счастье костьми будем ложиться. Или не хочешь счастья?
-Хочу!!!
И так зубы сцепил, что один не выдержал и треснул. Больно. Но это боль была чепухой по сравнению с тем, что счастье было рядом, а он должен был ждать. Десять лет! Семе-нюк не любил время за его бесцельность. Течёт себе, холодное и ненужное. Некоторые боялись время, но Никита хохотал. Он лично истребил в городе все часы, чтобы время не мешало скорейшему установлению счастья. Время давит человека, заставляет его бежать и мельтешить, время кнут. Он рассчитывал победить время счастьем. Так бы и было, но нужно ждать. Зуб болел да так сильно, что Семенюк привязал к нему нитку, её к забору и пришпорил лошадь. Зуб вырвало, боль, которую Никита хотел заглушить криками про счастье, но рот заполнился кровью и кричать не было возможности. Тогда погнал лошадь к реке. Мчал, прижавшись к лошадиной шее, потому как ездил плохо и боялся свалиться. Остановил лошадь на берегу, слез и загрузая в песке ушёл полоскать кровоточащий рот. Долго гонял за щёками воду болотного вкуса, выплёвывал её в алой зарисовке, когда на другом берегу показались несколько всадников и стали рассматри-вать город. Указывали нагайкой, что-то тихо обсуждали, Семенюка на кладке в камы-шах не заметили. И уехали бы, но тут заржала лошадь, которой досадили оводы. Ники-та бросился бежать в кусты лозы, тут же раздались выстрелы. Упал с болью в ноге и прямо в грязь. Достал пистолет и, слабо прицелившись, выстрелил. По неопытности не учёл, что в пистолет набилась грязь и с такого оружия стрелять нельзя. Разнесло прямо в руке, куском металла ударило в голову и Семенюк потерял сознание даже не успев подумать, что умирает счастья не отведав.
Очнулся уже в штабе счастья, над ним возились два полковых фельдшера. Сказали, что в ноге рана чепуховая, разве хромать будешь слегка, а вот рожу сильно ковырнуло.
-Глаз левый того и носа кончик оторвало. Ничо, баб сейчас вдовых много, найдёшь.
Пришёл Хребто вместе со Степаном.
-Белые оказались. Две роты пехоты, пушка и казаки. Ушли гады, у них же по три лоша-ди в заводе. Остальных порубили. Видишь, сколько желающих счастье затоптать, гото-выми тут надо быть. Подлечим меня и пойдёшь в строй. Молодец, что тревогу поднял. Заработались мы, про осторожность забыли. Теперь посты выставили, не подойдут гады. Как голова?
-А, пустое. Я то вот чё удумал. Кто-то из вас уже в счастье был?
-Из нас нет, мы ж в последнюю очередь, когда счастью уже никакой опасности не бу-дет.
-Так и думал. Что ж это мы счастье на самотёк бросили?
-Это чего это?
-Того, что вдруг там некая скрытная контра среди счастливых верховодит, а надёжных людей, чтоб её извести в счастье нет. Не так что ли?
-Не может быть в счастье контры. Какое ж это счастье, если контра?
-А вдруг, контра она живучая, внутренний барин тоже. Вдруг сначала затихает он, а потом привыкнет и опять верховодить начинает, а счастливые то сообщить не могут. Опять кабала.
-Не может такого быть!
-Проверить надо. Я то чё предлагаю. Сейчас мне всё равно валяться, выздоравливать. В строй пока негодный, работать тоже. Так вы меня на время в счастье направьте, а когда заметите, что выздоровел я, то обратно возвращайте. Расскажу я вам не завёлся ли там червь какой, жажду свою по счастью трошки утолю и тогда уж буду служить до самого окончательного построения, без боязни, что помру счастья не отведав.
Хребто принюхался.
-Правду говорит.
Посмотрел на Степана. Тот даже слегка обиделся.
-Нет там контры. Но попробовать можно. Для пущей верности и надежного спокойст-вия. Сейчас тебе график составлю.
Семенюк почувствовал себя преждевременно счастливым.
-Ты мне поскорей сделай, чтоб в полсрока! Я вытерплю!
-Сделаю всё как надо, со счастьем торопиться нельзя.
Следующие дни Семенюк только лежал и кушал маленькие кусочки еды счастья, жир-ной и с заметным яичным привкусом. Начал терзать голод, но Никита не замечал его в своём порыве к счастью. Блаженно смотрел на белый потолок, где суетливые мухи наоставляли следов. Улыбался. Много вспоминал. Как услышал о счастье, задыхаю-щиеся слова матери. Отца. Надо было бы съездить за ним, но ничего, скоро счастье для всех будет. Новые товарищи. Хребто, честный и тяжелый, Степан, умный, как сто архивов. Они построят счастье. От них счастье не уйдёт. Через неделю счастье стало появляться моментами, а через две Семенюк был уже полностью там и судя по спокой-ности вида никакой контры не обнаружил. Чем всех очень обрадовал. Хотя никто и не сомневался. Счастье то было несомненное и не с потолка, а по науке, усиленной чаяни-ем сердец. Тут уж непременно случится. И готовы были на всё, чтобы скорее построить счастье да самим нырнуть в его навечные дали.