О рассказе

Олег Шинкаренко
Я все же решил растолковать рассказ «Два старика»: почему он, по моему мнению, не юмористический и что он значит, поскольку он вовсе не абсурден, как полагают многие. Это, конечно, не исчерпывающее толкование, но, мне кажется, наиболее близкое к истине.
Итак, рассказ начинается с представления объекта - «двух стариков», за которыми ведет наблюдение объект – автор. Что такое «два старика», почему они «смотрят друг на друга»? Это очень важный вопрос. На самом деле стариков никаких нет! Автор рассказа видит нечто, что, по его мнению, напоминает двух стариков. Это, безусловно, симметричная структура. На протяжении рассказа становится понятно, что разницы между двумя стариками нет никакой – они не являются отдельными существами. Это одно создание. Мысль о том, что объект, наблюдаемый автором, никак не разделяется, настойчиво повторяется на протяжении всего рассказа: они внешне совершенно одинаковы, говорят о себе всегда «мы», совершают симметричные действия, как если бы они принимали участие в соревновании по синхронному плаванию (без всяких сомнений они бы заняли там первое место, поскольку по определению синхронизированы: когда вы улыбаетесь – улыбка симметрична), наконец, обстоятельства жизни их также симметричны (наверное, и на фронте они стреляли из одного ружья!).
Что делает автор-субъект, видя подобное «безобразие» и «бесформенность»? Он пытается придать наблюдаемому явлению привычные очертания и смысл. Автор не знает, что это такое, однако, высказывает предположение, что это, очевидно, не что иное, как «два старика». Так ребенок, не понимая назначения какого-либо предмета, превращает его в игрушку. Но наблюдаемый объект вовсе не пассивен. Более того: для стариков автор – сам объект. Они быстро берут инициативу в свои руки и делают первый шаг: «медленно улыбаются» и «спрашивают точное время». Это попытка внешней синхронизации. «Два старика» не обладают человеческими эмоциями, однако, улыбаются (медленно, поскольку им непривычно впервые имитировать улыбку), чтобы в первую очередь установить эмоциональный контакт с человеком. Затем, в силу того, что для них не существует времени (вернее, время для них не имеет никакого значения: секунда или миллион лет – все равно), они спрашивают у человека его человеческое время. В самом деле: если бы они не сделали этого, какое-нибудь из их действий могло бы случайно превысить продолжительность жизни объекта-человека, или произойти столь быстро, что осталось бы незамеченным им.
Человек, увидев, что контакт возможен, пытается как-то использовать его, извлечь из него какую-то выгоду. Утилитаризм – одно из основных свойств человека. Ему кажется, что бесполезное не имеет смысла. Мысль продать гантели приходит в голову человеку внезапно. Старикам вовсе не нужны никакие гантели, но они делают вид, что жить без них не могут и приводят различные доказательства этого. Поскольку это явная неправда, их ложь производит комическое впечатление. Даже доказательства физической немощи крайне неубедительны: они напоминают скорее какой-то балет. «Старики» казалось бы, хотят быть ближе и понятнее человеку, но происходит наоборот. История, рассказанная ими, никак не укладывается в рамки гуманистического сознания: на какой конкретно они были войне? Что это еще за «колониальные анклавы»? Они рассказывают о кителях так, будто никогда их не видели, но имеют о них смутное представление. Очевидно, что никаких кителей у них нет и не было никогда. «Два старика» - это константа: от них ни прибавить, ни убавить. Ни кителей у них нет, ни гантели им не нужны! Для чего же тогда весь разговор? Что это за явление? Это именно явление – «епифания» на языке греческого православия. «Старикам» нечего сказать человеку, поэтому они молчат. Достаточно того, что они появились и таким образом укрепили веру в свое существование. Их комичное поведение - не что иное, как чудо, призванное подтвердить их невещественную, внелогическую, иррациональную природу: то, что вызывает эмоцию, безусловно, существует! В конце концов, автор сам понимает безуспешность какого либо дальнейшего общения с этими существами. Они хотя и есть, но пользы из этого извлечь никакой не возможно, и даже рассказ об этом получается такой, что совершенно ничего не понятно: кажется смешно и напоминает литературу абсурда – бесцельность существования порождает кризис отношений и коммуникации, разговор утрачивает смысл… Но рассказ совсем не об этом! Это в корне неправильное его понимание! Нет ничего более далекого от этого рассказа и от меня, чем абсурд! Два старика и автор – это искусство и художник.
 
      ДВА СТАРИКА

     Два старика  смотрят  друг  на друга.  Они голые по пояс и на
груди у них седые волосы.  Они медленно улыбаются и  спрашивают  у
меня точное время. Я смотрю на часы и отвечаю им достаточно вежли-
во. Я говорю им,  что продаю гантели, и спрашиваю: не хотят ли они
у меня их купить. Старики интересуются весом гантелей. Я отвечаю:
     - Каждая весит десять килограмм, но путем несложных манипуля-
ций вес можно снизить до шести.
     Старики считают мое предложение достойным внимания. Они гово-
рят:
     - Мы давно хотели увеличить некоторые  мышцы.  Мы  всю  жизнь
стремились к этому, но не было такой возможности. Теперь мы благо-
дарны Вам за Ваше предложение!
     Старики демонстрируют  мне свою мускулатуру,  поворачиваясь и
так и сяк,  сгибая при этом искореженные артритом суставы. Я и без
того вижу,  что мышцы их совершенно усохли: бицепсы болтаются, как
полотенце, остальные кости просто покрыты высохшей  пятнистой  ко-
жей, мешок живота висит в меру отвратительно.  В общем они даже не
противны и еще могут внушать уважение, напоминая про кости забытых
предков. Они говорят:
     - Мы - ветераны четвертой войны за независимость колониальных
анклавов. Когда не жарко, мы надеваем специальные кители с медаля-
ми за боевые заслуги.  Заржавевшие булавки  медалей  не  позволяют
снимать их с кителей, к тому же мы опасаемся, что из окантовки не-
которых орденов выпадут  фальшивые  бриллианты.  Поэтому  вот  уже
шестьдесят лет  мы сохраняем кители в неприкосновенности.  Стирать
их ни в коем случае нельзя,  но так как от носки они пачкаются, мы
никогда не  надеваем их,  а только рассказываем,  что можем надеть
при случае. К счастью никто не требует этого от нас. Кители доста-
точно ветхие и,  вися в шкафу вместе с другой одеждой,  отпугивают
от нее моль.
     Старики молчат некоторое время.  Я тоже молчу,  не зная,  что
сказать.
     - Ничего,  кроме этих кителей, у нас нет. Поэтому мы голые по
пояс, - наконец, говорят они.
     Опять они  молчат,  и  молчание их меня уже раздражает,  хотя
сердиться на них нет никаких причин. Наконец, они говорят:
     - Кителей  у  нас  тоже нет.  Мы продали их за долги.  Стыдно
признаться, но мы продали их вместе с медалями:  все равно они  не
снимались.
     Я как всегда чувствую себя дураком, понимая, что гантели ста-
рики купить у меня не смогут из-за своей бедности, да и вообще они
не нужны им:  весь разговор они завели для того,  чтобы только  не
омертветь окончательно.  Вопросы  и движения позволяют им продлить
день, а договор со мной - неделю. Старики смотрят на меня, неловко
потирая руки. Я думаю только об одном: кому же продать гантели?