За стеной орёт телевизор. Мы с женой начинаем ворочаться – послал же господь соседку – ещё час можно было спать.
Слушай, – шипит моя любимая, спрятав голову под подушку, – ты бы зашёл к ней; может, она звук не умеет регулировать.
Раньше мы и ведать не ведали, кто там за стеной. На своей лестничной площадке не знаешь толком, кто проживает, а уж в соседнем подъезде тем более. Да и какая была разница – никто не беспокоил.
Выяснили: за стеной обитает старуха, глухая, одинокая.
Четверг. Я простудился, просидел три дня дома и «прелесть» соседства со старушкой и её телевизором прочувствовал своими ушами, заметив, однако, закономерность: днём в промежутке между тремя и пятью часами её громогласный «приятель» умолкал. Возможно, старуха, притомившись, ложилась вздремнуть, но где характерный храп? – тишина. Я взял программу передач и стал ждать. Телевизор отключился как раз посреди сериала для домохозяек. Выглянул в окно: может, там что-то особенное. Нет, всё обыкновенно: деревья стоят, с них облетают листья; асфальтовая дорожка уходит к подъезду другого дома; по дорожке девочка с собакой гуляет.
Суббота. Обычный семейный обед на кухне, когда не нужно никуда торопиться; когда с застывшей чашкой у рта, под женское щебетание о том, что у подруги опять запил муж, а у начальницы украли новенький AUDI, можно смотреть на улицу: на большую лужу, на упавший в неё завёрнутый осенний лист, который теперь парусником путешествует по луже. Возле лужи бегает собака и лает.
Жена просит: принеси из комнаты конфет. Я иду в комнату, и достаю из серванта вазочку с конфетами. За стеной у старухи тихо. Я приношу конфеты, опять смотрю в окно, и в голове у меня всё связывается. Сейчас, – говорю и, наскоро одевшись, выскакиваю на улицу. Точно! Старуха сидит на кухне и смотрит в окно. Возвращаюсь с открытием.
Представляешь, она телевизор выключает, когда выходит гулять эта девчонка.
Странно, девочка вместо телевизора, – удивляется моя милая.
Воскресенье. Я наведываю мать. Она живёт в другом районе, и выбираться к ней чаще одного раза в неделю не удаётся, хотя надо бы – она уже старенькая. Всегда, когда выхожу из автобуса, знаю: стоит завернуть за угол, и взгляд отыщет окно, в котором будет отодвинута штора, и я увижу её. Она ждёт меня. Я побуду с ней три-четыре часа и опять пойду к остановке, и она будет стоять у окна и смотреть мне вслед, пока я не скроюсь за углом.
Я ей рассказал про старуху и девочку. Мать взглянула на меня удивлённо и разъяснила: она же её встречает и провожает, – и добавила: – а то зачем жить.