Этого давно следовало ожидать. Мысль, которая и прежде ночным комаром вызывала некоторое раздражение и суету в наполненной работой и бытом голове, наконец-то созрела и спелым орехом щелкнула где-то в теменной области. «Странно, вроде бы там должна находиться зрительная кора, 17 или 18 поле» - по привычке определила стереотаксические координаты вылупления злополучной мысли. А злополучность ее заключалась в том, что она была о том самом ненаписанном романе, обрывки которого иногда попадались в письмах, на спектральных характеристиках научных статей, в неопределенных разговорах с подружками (« я тут роман пишу, эротический, когда допишу, обязательно покажу»). Жизнь, как нарочно, подсовывала невероятно любопытные и соблазнительные сюжеты, по сравнению с которыми самая слезоточивая бразильская мелодрама покажется суровым документальным фильмом. Но вот спокойно сесть и попытаться облачить все это сказочное богатство в строгие словесные формы – на это времени не хватало. Вернее, время-то было, не было как раз того самого состояния, когда что-то словно включается и не записывать все это уже не можешь. Попутно убивается пара несчастных карандашей, случайно разгрызанных в процессе рождения «бессмертного творения», горит кастрюля, забытая на плите, теряется килограмм-другой с проблемной зоны (либо от волнения, либо от неусидчивого состояния этой самой зоны), короче, схема знакомая и до боли уже надоевшая своей повторяемостью.
Итак. Ребенок спит. Сосед наконец-то загнал свою машину в гараж, с чувством захлопнул ворота. Интересно, он целует свою машинку на ночь в блестящий и выпуклый капот, как делал один мой слишком хороший приятель, расставаясь до утра со своей «девяткой»? Пришлось оторваться от стола и прижаться носом к холодному стеклу, пытаясь прочитать по сутулой фигуре, освещенной неверным светом луны, романтическо-эротическое состояние ее владельца. Пожалуй, этот машину не поцеловал. Зато, наверное, вся нерастраченная нежность и ласка достанется жене. «А-а-а-бниму жену-у-у-у» Стоп. Соседи уже спят. Иначе опять начнут мебель над головой передвигать. И дался мне этот автомобилевладелец! Сейчас придет домой, пахнущий железом и бензином, скинет свои грязные ботинки… Или нет, прямо в ботинках так и пройдет на кухню, громыхнет кастрюльной крышкой, выудит пальцами кусок мяса, а потом, жуя, приложится масляным подбородком к жениному уху. «Встречай, родная, вот он я, люби меня скорее, корми меня вкуснее…» Нет, как-то я сегодня настроена не игриво. Что-то не то пишется, не то думается, не то вспоминается. Было же что-то хорошее, светлое, волнующе-трепетное! Как бы это пореалистичнее: «… его глаза светились страстью и желанием. Сильные и крепкие руки сжали ее хрупкое тело, губы, жадные, ненасытные выпили с поцелуем последние, слабые попытки хотя бы видимого сопротивления. Ее грудь налилась горячей и тянущей болью, дрожь охватила все ее естество…» Бред какой-то. Он пришел усталый и злой. Начальник опять сказал ему что-то не то, посмотрел как-то по особенному противно, и от этого нет никакого желания и настроения заниматься всякими глупостями на ночь глядя. «Спать, спать, спать и не смотри на меня так. Нет, смотришь. Ну, не смотришь, так думаешь. Значит, даже не думай. Ну, ладно, уговорила, можешь погладить мне спинку. Как же с вами, женщинами, тяжело живется». И крепкий младенческий сон, здоровый и полноценный. Можно тихонько прижаться к любимой спине и попытаться заснуть. Нет, пожалуй, так ничего не напишешь. Это что за воспоминания такие, из какого фильма ужасов? Ведь что-то было такое, что не стыдно вынести на бумагу, оформив томными ахами и охами, вздохами и криками… Пожалуй, покричишь – тут ребенок, там родители… И опять не постиранное белье, надо бы пораньше встать и сварить борщ, в школу не забыть бы забежать на собрание, опять какие-то «тройки» появились… Ой-ей-ей, хорошая эротика, качественная… Вспомни-ка самый романтический вечер – свечи, там, белье всякое «возбудительное», музыка. Что-то такое было. И свечи, и музыка, и ужин на двоих… Вдвоем и пришли – он и приятель. Оба грязнущие, как поросята, довольные – машина по дороге сломалась, а они ее починили. Сами! В полной темноте! И показывают мне ту самую несчастную коробку передач, что именно и как в ней отвалилось. Охаю и ахаю, пытаясь прикрыть оголенные части тела, чтобы случайно не выпачкаться в машинном масле. Но мои оголенности никого не пугают. Ужин при свечах съедается на одном дыхании, а потом я до трех ночи внимательно слушаю по десятому разу подробнейший рассказ, «как это было». Было смешно, конечно. А может, это и есть такая вот эротика? А всякое «… поцелуй легкой бабочкой коснулся набухшего, словно майская почка, розового бутона ее груди…» - все это для таких дурочек, как я, которые рыдают ночами, зачитываясь книжками в ярких обложках, на которых красивые мужчины красиво любят красивых женщин? Хотя, когда же в последний раз я такое читала? Да-да, в роддоме. Самое подходящее место для подобной литературы. Белая комната, наполненная зеленоватыми женщинами, больничный запах, а ты где-то там, в шуршащем длинном платье, тонешь в глазах прекрасного незнакомца, легко скользя в медленном танце… «Мамашки! Да бросьте вы читать всякую ерунду! Нареветесь, а потом детки всю ночь не спят».
Нет, пожалуй, отложу-ка я свой роман до следующего раза. Пока опять не щелкнет. А пока… «кружусь в упоительном танце, чувствуя тепло его руки. Ресницы счастливо дрожат, а я боюсь взглянуть ему в глаза, чтобы случайно не выдать, не обжечь его тем жаром, что полыхает в моем сердце. А впереди целая ночь, бесконечная, усыпанная миллиардами звезд. Звезд, каждая из которых будет рада упасть, чтобы исполнилось наше желание…»