Когда я проснулся, увидел страшную картину над моей головой. Красно-бурое небо, как в фантастическом фильме, с огромной беспощадной скоростью, словно в убыстренной съёмке, неслось на юг. Тучи, своими красноватыми перьями навалились на меня. Ураганной силы ветер загудел в ушах, погнул тонкие стволы придорожных деревьев, стал грызть мой спальник, забираться вовнутрь. Я сгрёб все вещи под себя, застегнул спальный мешок до конца, весь съёжился. Впервые за эти девять дней на трассе мне стало одиноко и так страшно, что я вновь почувствовал себя маленьким мальчиком. Где-то ближе к бензоколонке, к Мелитополю, тоскливо завыла собака. Ветер подхватил лай, ударился в меня. Мне стало очень холодно. Я не знал сколько времени. Может четыре утра, может быть больше. Со щемящим чувством одиночества мне захотелось домой. Я слишком мал, слишком слаб, что бы преодолеть эту стихию, бескрайнее, перерытое украинское поле, кровавое метущееся небо и ветер. На трассе было тихо, не единой машины, только вой собак и ветра. Мне показалось, что если я сейчас засну, они придут и выгрызут мне нос, или пойдёт страшный ливень, и меня не станет. Я весь сжался и заснул, закрыв нос руками….
И мне показалось, что пришёл бог огня. Это был маленький сухенький старичок с рыжей жесткой бородой и выцветшими бровями. Он сел на край кровати и стал с интересом наблюдать, как я сплю.
- Который час? – спросил я.
- Час жизни, - ответил он.
- И когда это не жизнь….
- Знаю, знаю, - перебил меня старичок, - А осколок странного сна… Я наперёд знаю все твои песни…
- Это не моя песня. Я пишу нехорошие песни, - сказал я.
- Будет тебе. А вот мои песни, - и бог огня вскинул руку, указывая на несущееся в вышине небо. Оно пылало, как вечный огонь на марсовом кладбище под тяжёлым осенним дождём.
- А почему оно горит? – спросил я.
- Оно всегда горит, просто ты не замечал этого раньше.
- А почему заметил сейчас?
- Видно настал час…
- Какой час?
- Час жизни. Я же сказал тебе. – Глаза старичка переливались странной синевой. Я только теперь заметил, что слова, которые он произносил не совпадали с движением его губ. Рот искривлялся, как линия ассоцилографа. Кардиограмма ночного мелитопольского неба. Мне стало не по себе, я вжал голову в спальник.
- О чём ты думаешь? – спросил бог огня.
- О том, что бензозаправочные собаки придут и отгрызут мне нос, - сказал я.
- Им не нужен твой нос.
- А что им нужно?
Он задумчиво смотрел перед собой, потом стал говорить:
- Никогда нельзя быть полностью уверенным, где сон, а где явь. Иногда кажется, что вот, вот оно, оно самое, настоящее, единственно важное и бесконечное. Но каким-нибудь тихим утром в пять двадцать по московскому времени, вдруг понимаешь, что ничего больше нет, да и было ли…. Всё распалось, как похмельный сон. А жестокая явь предоставляет счёт в виде головной боли и неподъёмной тяжести. И это приходится тащить, тащить… Но вот ты снова проснулся, теперь уже от этого, и ничего больше нет, нет даже той тяжести. И снова проснулся, и снова, и снова…
- Это старая песня, - сказал я.
- Ты не поверишь, если я скажу, что здесь всё старо…
- Где здесь? – спросил я.
Его лицо исказила странная ухмылка.
Я смотрел на небо и не мог поверить, что оно может быть таким. Кровавые глыбы в буром зареве, казалось лава небесная разлилась и течёт с огромной скоростью в небытие…
- Ты проиграл! – неожиданно сказал старичок.
- Нет, - сказал я. – Нет, - твёрдо сказал я.
Он снова усмехнулся, поднялся с пенки и медленно пошёл в сторону бензоколонки. Взрыва я не слышал…
Собрался я быстро. Впервые за время поездки надел свитер и джинсы. Под неунимающиеся порывы северного ветра, я вышел на трассу. Скинул рюкзак и встал на обочине. Дорогу разбавлял жидкий рыжеватый свет. Солнце мутилось у самой земли, за быстрыми тучами. Машины окатывали шумом и утренним безразличием.
Через час остановилась потрёпанная шестёрка. Круглолицый мужичок активно закивал головой и сказал, что по пути, он едет в Херсонскую область к горячо любимой тёще. Машина каждые десять минут глохла. В конце концов он вырвал что-то из её горячего чрева, вставил пустой шланг куда-то напрямую, а другим концом в канистру с бензином. Приставил её к лобовому стеклу и прижал капотом. Машина завелась и больше не глохла.
- Вы, наверное, часто так делаете? – спросил я.
- Нет, - усмехнулся мужичок, - в первый раз попробовал.
Солнце поднялось выше. Небо стало совсем голубым и светлым. Сильно пахло бензином.