За окном ходят кругами отражения в зеркалах, которые я выставил за дверь. Под козырьком моей глупой бескозырки – отсутствие горизонта, обрезанное по контуру ржавыми ножницами. Я боялся, что ты красива. Но всегда, глядя на себя, я знал: рядом со мной ты - чучело. Прыщавая дура. Жидкие волосенки, бесцветные маленькие глаза. Вот я – идеал. Бородой напоминаю полу-корсатора. Ужимками – шимпанзе. Когда я приседаю, мир ухмыляется завистливо – мои брюки не оставляют ему шансов превзойти меня в изяществе.
Мой друг Алеша купил новый трактор. На нем вгрызался в бетонные ступени твоего ожидания. Я же лишь сидел на них, потрескавшихся, как соски молодой матери-неумехи. Считал морщины на твоем лбу. Думал: «Как же ты некрасива, любимая». Я всегда опасался сравнения и жил только с уродами. Моя собака напоминала труп профессора Мориарти. По сравнению с моим соседом Квазимодо – просто юный накрашенный педераст-балетоман. Моя бывшая жена пугала своим лицом ворон – те отлетали стаями на страшный юг. До срока.
Поэтому когда я узнал тебя, то приуныл сначала. Твой узкий лобик выглядел соблазнительным утюжком. Пухлые пальчики и щечки намекали на ангеловатость. Кудри, легкие, как органы дыхания млекопитающих, вызывали зависть в лысеющем одногорбом дворнике, игриво украшающем мой двор неумными прыжками.
И вот я уже почти поверил, что ты красивее чем можно. Что зеркало отразит тебя и не даст мне. Оно в следующий раз просто скривится и мое прелестное лицо пойдет рябью. И вот мой друг Алеша въехал в нашу жизнь на своем новом тракторе, красном, как девица. Он считал себя очень эротико. Эротико-тико. Алеша носил шерстяное трико цвета загрустившего манго и очки без дужек, оправы и стекол. Он зачесывал волосы на зад и строил планы на перед. Твой, между прочим. Он хотел быть рядом с тобой и пользоваться флером моей красоты, которую я дарил тебе, надрывно, но искренне, как Анна Каренина. Этого я пережить не смог. Я опечалился и стал густым и серым, как смог. Я дружески ударил Алешу веслом, найденным у тебя за пазухой, извини, я взял его без спросу. Заливаясь хохотом, кровью и дешевым виноградным пойлом, Алеша покинул нас.
И в этот момент я почувствовал, что время пришло. Я подвел тебя к зеркалу. Мои пунцовые, как Рапунцель, губы, мои синие, как твой папа, глаза, мои вьющиеся, как дорога к твоему девичеству, волосы искушали меня и терзали твой взгляд, полный муки несовершенства.
Я спросил у зеркала: «Кто на свете всех смелее, всех левее и правее?»
Молчаливое стекло поцеловало мой каменный лоб и отвернулось навсегда. В ужасе я высмотрел всю воду из бассейна. Ты же лишь засмеялась, и зеркало прикипело постыдной амальгамой к твоим неизящным пальцам. Ты щелкнула пальцами и бассейн заныл протяжно, стараясь уйти от твоего силуэта, как боксер уходит от резкого крюка в челюсть.
И тогда я спросил у НИХ: Что же мне делать, о ВЫ? Кто же красив теперь в этом мире как Я – я или все-таки она? И тогда ОНИ ответили мне, но я уже не знал, где заканчивался я, и где начиналась ты.
Мы красивы, как я. Мы едины, как ты. Мы смотрим в плоскость воды и видим шар времени.
Мы любим меня.
Мы очень любим только меня.
Время стекает в пруд, где белыми саванами плавают цветы, которые носят мое имя. С ревнивым подозрением я наблюдаю их изнуренно-красивые тела.