Стоит в поле Теремок-Теремок… Кто построил да оставил его в поле – так и осталось неясным, но стоит себе Теремок, красуется резными оконцами да ставеньками, дубовой лесенкой да небольшим цветничком, ждет хозяина ли, хозяйку. А тут бежит Мышка Норушкова. Норушкова, да Бездомова – тесно в норке своей “хрущевке” стало, вот и решила она другое местечко себе присмотреть. Мышка была незамужняя да одинокая. Что-то не складывалась никак жизнь ее семейная - маленькая да серенькая, тощенький хвостик, да голосок тихий – не особо женихи ее замечали. И одевалась она все как-то странно – чистенький, но старенький свитер-ангорка “летучая мышь”, с люрексом, юбка какая-то нелепая, кримпленовая, сапоги-“чулки”, в которых, похоже, еще ее бабушка-Мышь на танцы бегала. Средненькая, серенькая, незаметненькая. А кто и замечал, то все больше не ее саму, а припасы, на зиму холодную схороненные. Наговорят слов ласковых, расположатся в норке крохотной, тряпочки ее любимые затопчут-запачкают, кладовочку опустошат, да и убегут к другой какой, пусть менее хозяйственной, но пушистой и не такой серой. А Мышка вздохнет, выставит очередные забытые мужские тапочки за порог, да и снова крутится-вертится, набивает кладовочку, прибирает жилище. И снова дает себе обещание не верить словам мужским ненадежным. И вот надумала было Норушкова расширить жилье свое старое, а тут такая находка – Теремок, не низок, не высок. Кто живет? А никто. Забежала Мышка в Теремок, осмотрела, притащила вещички свои мышиные, вытерла пыль, разложила салфеточки и скатерки, да и поселилась.
Живет себе день, другой, месяц. Скучно одной, что ни говори. А тут Лягушка скачет мимо Теремка. Остановилась, поправила оборочки на платьице, да и спрашивает: “Теремок-Теремок, кто в Тереме живет?”. “Я, Мышка Норушкова, а ты кто?” “Я, Лягушка Квакушкова, пусти меня к себе в Теремок подружкой-компаньонкой”. Обрадовалась Мышка – вдвоем-то веселее Теремок обживать и впустила. Квакушкова оказалась дамой шумной и не капризной. Толстушка-хохотушка совсем засиделась “в девках” на своем болоте. Кавалеров да ухажеров всегда вилось вокруг нее стаями, да все как-то не нравился никто нашей Лягушке. “Какие-то они примитивные, - жаловалась она за чаем Мышке, - только и умеют, что песни орать, да за бока хватать, а вот для души, о поэзии там поговорить, о тайнах Вселенной – не с кем”. Норушкова вздыхала вместе с Квакушковой и соглашалась, но в душе считала, что подружка чересчур уж привередливая в вопросах о семье и браке. Да и не схватить Лягушку за круглый бок мог только мужчина с крепкими нервами и стальной выдержкой или уж совсем немощный в этом деле и хлипкий, уж больно она вся была аппетитненькая и мяконькая. “Я Принца своего жду, - доверительно рассказывала Лягушка, развешивая в шкафчик свои многочисленные цветастые платья, - знаю, что бродит где-то по болотам и ищет именно меня. А потом увезет в свое царство. А пока он еще не пришел, я здесь поживу”.
Так и живут, не ссорятся. Мышка по дому хозяйничает – убирает да стирает, а Лягушка пироги печет сдобные, цветочки в саду выращивает, да стихи свои любимые Норушковой по вечерам с выражением читает.
А в это время, на другом краю леса, в совершенно обычном заячьем домике произошла совершенно необычная, по заячьим меркам, семейная сцена. Жила нормальная семья Побегайцевых – муж, жена, пятеро деток разного возраста, парочка родителей-пенсионеров, незамужняя тетка-“старая дева”, племянник-студент да и семья соседей троюродной сестры мужа по матери, которые приехали в отпуск из города пособирать лесных ягод и грибов. Все как у всех – старшие занимаются дачей и своим здоровьем (бегают трусцой по утрам и вечерам, подсчитываю калории и отмечают в специальной тетрадочке количество прополотых грядок), студент валяется на диване с плейером и книжкой, рано полысевший муж работает программистом (а это говорит само за себя), гости гуляют по лесу и приходят только позавтракать, пообедать, пополдничать и поужинать, тетка вяжет бесконечные носки и варежки, а детки есть детки – делают все, что им полагается. Одна мать-Зайчиха Побегайцева ничем особо не занята. Да разве можно назвать работой стирку да готовку, уборку да проверку домашнего задания, консервирование да мелкий ремонт бытовой техники, хлопоты с засорившемся унитазом да штопку мужниных носков? Конечно же нет! Этим все занимаются. Но наша Зайчиха почему-то взбунтовалась. “Все, больше не могу!” Похоже, впервые Зайчиха Побегайцева подала голос. Дети перестали жевать, племянник уронил с громким треском очки, старшие Побегайцевы застыли от удивления, и даже муж оторвал от монитора окосевшие глаза и попытался сфокусировать на благоверной свой утомленный “Doom-ом” взор. “На-до-е-ло” – по складам произнесла Зайчиха, аккуратно повесила на гвоздик фартучек с вышитыми морковками, с которым не расставалась, похоже, даже ночью, щелкнула по розовому носу мужа, чтобы пришел в себя, и весело заявила: “Беру отпуск за свой счет, еда в холодильнике, следите за детьми, скоро буду”. И растаяла в проеме двери, оставив после себя легкий запах жареного лука и вареной капусты.
Что там случилось в доме после ее ухода – это уже другая история, а вот сама Побегайцева, оказавшись за воротами родного дома, как-то довольно быстро потеряла столь необходимую решительность. “Ну, ладно, - успокаивала она сама себя, - ничего с ними не случится, переночую у подружки, отдохну, высплюсь, успокою нервы, а то от любой мелочи вздрагиваю и реву. Кто же еще об этом будет заботиться, если не я сама?”. Кое-как уговорив свое чувство долга, скакала она к куме-Крольчихе на другой конец поля, а тут на пути стоит Терем-Теремок, не низок, не высок. “Кто-кто в Теремочке живет?” - робея от собственной смелости, спросила Зайчиха. “Я – Норушкова” - пискнула Мышь с грядки. “Я – Квакушкова” - низким голосом ответила Лягушка из окошка. “А я Зайчиха Побегайцева, в девичестве Поскакайцева, пустите в Теремок на денек-другой”. А почему бы и нет? Втроем веселее. Так и поселилась у них Зайчиха. Мышь быстро научилась у Побегайцевой готовить морковь по-корейски, а Квакушкова с удовольствием слушала рассказы о “тяжелой женской доли”, мечтая добавить в свою будущую поэму несколько трагических ноток. Сама же Зайчиха наконец-то смогла заняться тем, о чем мечтала во время бесконечных вечеров в обществе немытой посуды и гор не глаженого белья – она смотрела сериалы. При этом Побегайцева заламывала свои натруженные лапки, вытирала слезы и очень волновалась за всех героинь, потому что в каждой она узнавала себя. И дело вовсе не в каком-то видовом сходстве, даже напротив, внешние отличия еще больше подчеркивали родство женских многострадальных душ.
Живут себе втроем, не тужат, обживают Теремок. А тут Лисичка бежит – рыженькая, хорошенькая. Она только-только с юга вернулась, устала от моря, от солнца и от очередного своего жениха, который, так же как и все предыдущие, оказался Козлом. И мечтала Лиска только об одном – найти тихий и спокойный уголок, чтобы можно было отдохнуть от внимания и многочисленных поклонников. Остановилась у Теремка и спрашивает: “Терем-Теремок, кто в Тереме живет?”. А подружки наши как раз чай на веранде пили с гречишным медом: “Я - Мышка Норушкова. Я – Лягушка Квакушкова. Я - Зайчиха Побегайцева, а ты кто?” Лисичка ослепительно улыбнулась, показав прекрасные зубки: “А я – Лисичка Сестричкова, пустите и меня в Теремок”. Не сразу ей ответили. Одно дело – зверек мелкий, безопасный, а тут – что ни говори, хищник, хоть и такой симпатичный. “Я – вегетарианка, - тут же ответила Лиска, заметив сомнение на их мордочках, грациозно выгнула спинку и провела лапками по своим изящным формам, - мне нужно следить за своей фигурой”. Впустили и ее, рыженькую, тем более, Квакушковой не терпелось поподробнее расспросить у Лисички о диетах и вегетарианстве. Лягушка давно мечтала похудеть, да считала это дело довольно хлопотным и нудным, объясняя самой себе, что Принц и такой ее должен узнать и полюбить, на то он и Принц.
Так и появилась в Теремке Лисичка Сестричкова. Наполнился наш Теремок волнующими запахами духов, на столе появились соевые курочки и гусочки, деревянные стены домика украсили яркие картинки с портретами известных актеров из модных журналов. Лиска целыми днями крутилась у зеркала, кроила новые наряды, нежилась в ванной с душистыми травками. Ей даже удалось вытащить Норушкову из ее любимой юбки и одеть на нее простенький, но очень элегантный костюмчик. Все так и ахнули – у Мышки оказалась грудь и талия, да и вообще она из бесформенного незаметного грызуна превратилась в изящную даму. Квакушкова отказалась от пирогов, бегала с Лисичкой по утрам вокруг Теремка и даже перешла на соевых комаров. У похудевшей Лягушки вдруг обнаружились выразительные, удивительной формы глаза, удачный макияж делал ее личико даже очень симпатичным и милым. Единственное, о чем Квакушкова старалась не заводить с Лиской разговоры, так это о Принцах, так как последняя была уверена в том, что все Принцы со временем необратимо превращаются в Козлов. Лягушку, выросшую на рыцарских романах, это, конечно же, не устраивало. Побегайцева оторвалась, наконец, от телевизора и с удовольствием обсуждала с Сестричковой проблему преимущества семейного состояния, счет в этом споре пока был равным. Несмотря на некоторую несхожесть во взглядах, жили они весело и дружно, быстро привыкли друг к другу и казалось, что никто и ничто не повлияет на их крепкую женскую дружбу.
Однажды ночью проснулись наши подружки от воя печального, за душу берущего. Смотрят, а это Волчица на луну плачется, на судьбину свою горькую жалится. Удивились они этому, ведь известно, что Волчица – женщина самостоятельная и сильная. Уважали ее все в лесу и даже побаивались слегка – за слово крепкое да нрав скрытный. Волчица была “разведенка” – после неудачного брака осталась у нее только несклоняемая фамилия Серых, да стойкое презрение к мужчинам вообще. Что там произошло у них, никто не знает, видели только, что бежал Волк очень быстро от родного логова, поджав куцый хвост и поскуливая. Поговаривали, что любил он похаживать по деревенским дворняжкам, а какая Волчица потерпит в своем доме запах псины? Как там было на самом деле – никто не знает. Но с тех пор жила Серых одна. Особо ни с кем не задруживалась, да и прочие звери старались на ее дорожке не мелькать без толку. Что на уме у волчицы (да еще одинокой) – поди, разбери, мало, кто отважится заглянуть в глубину ее темных глаз. А зря. Там-то и билась нежная и израненная душа, тоскующая по теплому слову, уставшая от одиноких вечеров в пустом логове. Эта душа и кричала, плакала о своем горе холодной луне. И тут Волчица заметила, что не только луна оказалась свидетельницей ее слез. На крылечке Теремка толпились испуганные со сна подружки. Серых стало неловко. Все-таки ночь, да и вообще… “Кто-кто в Теремочке живет, кто-кто в невысоком живет?” - совсем уж некстати спросила она, чтобы хоть как-то нарушить застывшую тишину. “Я – Мышка Норушкова” первой подала голосок Мышка. “Я – Лягушка Квакушкова” - Лягушка от волнения забыла про диету и проглотила зазевавшегося комара. “Я - Зайчиха Побегайцева” - севшим голосом пролепетала Зайчиха, выглядывая из-за двери. “Я – Лисичка Сестричкова, а ты, Волчица, зачем к нам пожаловала?” - набралась смелости Лисичка. “Пустите меня в Теремок, плохо мне одной по лесу шастать”. Переглянулись подружки – не слишком ли легкомысленно впускать Волчицу в свой домик? Но полнолуние – странное время, об этом знают все женщины. В это время слушаешь сердцем, а оно не могло не услышать родственную страдающую душу. Так в Теремочке и поселилась Волчица Серых.
Так бы и жили они в ладу и согласии. Только однажды…
Одним прекрасным утром, когда наши хозяюшки занимались своими обычными милыми делами, вдруг кто-то вежливо прокашлялся и бархатным голосом произнес: “Утро доброе, барышни. Кто-кто в Теремочке живет, кто-кто в невысоком живет?”. Барышни нерешительно замерли – голос принадлежал высокому, смуглому, улыбчивому и симпатичному незнакомцу. Первой тишину нарушила Норушкова. Она спрятала свои обкусанные коготочки под фартучек и звонко пропищала: “Я, Мышка Норушкова”. “Я, Лягушка Квакушкова”, - поддержала подружку Лягушка. “Я, Побегайцева, в девичестве Поскакайцева”, - робко включилась в разговор Зайчиха. “Я, Лисичка Сестричкова”, - кокетливо опустив реснички молвила рыжеволосая обитательница Теремка. “И я, Волчица”, - бросила Серых, потом, правда, взяла себя в лапы и уже вежливо добавила: “А вы кто, зачем пожаловали?”. “Михайло Потапыч я” - представился кареглазый красавец, - “Можно просто Миша”. Весело подмигнул и даже изобразил что-то вроде шутливого поклона с расшаркиванием. Квакушкова слабо ойкнула, ей померещилась тень белой лошади и блеск шпаги в темных складках бурого плаща. “Ходил по лесу, устал, пустите переночевать, не обижу”, - и застенчиво улыбнулся. Несмотря на всю нелепость просьбы (как никак – раннее утро, до ночи еще жить да жить), наши подружки синхронно кивнули, заходи, мол, гостем будешь.
Зашел Медведь в Теремок. А вместе с ним легким сквознячком потянуло неловкое молчание. Норушкова вдруг с беспокойством поймала себя на мысли, что думает об очередных мужских тапочках. О тапочках, один вид которых уверенно говорит: “В доме есть мужчина-хозяин!”. Мышка даже хвостик свой прикусила, чтобы отогнать навязчивый образ солидных и добротных тапочек. Квакушкова же лихорадочно пыталась вспомнить картинку из своего любимого романа. Не было никаких сомнений – именно такой же незнакомец мужественно улыбался со страницы зачитанной до дыр книги. Правда, там была ночь и чуть струящийся лунный свет, но гордый профиль, мужественная осанка – нет, не может быть никаких сомнений, это был он! “Он, наверное, обошел все болота в поисках меня, а я так легкомысленно здесь задержалась!” - корила себя Лягушка, изо всех сил стараясь не выдать бешеного стука своего маленького лягушачьего сердца. О чем думала Побегайцева, нетрудно было догадаться по еще более заметному раскосу ее больших и слегка выпуклых глаз. Она, добропорядочная мать и жена вдруг с пронзительной ясностью осознала, что всю свою сознательную жизнь ждала именно этой встречи. Она так и увидела славную картинку тихого семейного счастья – дубовый стол, белая скатерка с цветочками и огромное блюдо с румяными пирожками. Он, такой большой и домашний, не спеша, ужинает, и она, положив мордочку на лапки, с обожанием смотрит на него. Картина была настолько живой, что от запаха морковных пирожков и от переизбытка чувств Зайчиха чуть не потеряла сознание и поэтому покрепче ухватилась за косяк двери. Лиска тоже не устояла перед скромным обаянием неожиданного гостя. Она с тревогой думала о том, что не успела напудрить свой носик, а с утра и при таком освещении на нем вполне могли образоваться совершенно ненужные блики. Одно дело, когда нос блестит при каком-нибудь длиннобородом копытном, они все равно кроме капусты ничего не видят. Но при таком импозантном красавце стыдно находиться без макияжа и с остатками сладкого утреннего сна на лице. Но оторвать свой взор от Медведя она никак не могла, поэтому вспоминала о своем (т.е лисьем) носе и тихо страдала. О чем думала Волчица – трудно объяснить. Всегда выдержанная и собранная, она вдруг почему-то подумала о том, что и мышами, и лягушками, и зайцами с лисами можно иногда питаться. “Наверное, это будет не очень красиво, но против природы ведь не пойдешь” - пыталась она себя этим успокоить. Но почему-то спокойнее от этой мысли не становилось – одно дело от лютого голода подругой закусить, но совсем другое пойти на это из-за мужчины. Последнее никак не согласовывалось с волчьим кодексом чести. Но Медведь был настолько видным и интересным мужчиной, что все кодексы, уставы и прочие красные флажки казались по сравнению с его мужественностью не только ничтожно мелкими, но даже вредными для здоровья.
День пролетел незаметно. Михайло Потапыч шумно рассказывал всякие забавные случаи из своей жизни, прибил покосившуюся полочку с книгами, приготовил великолепный плов, вскопал пару грядок и спел с чувством несколько романсов. Нужно ли объяснять, что творилось в душе Мышки, Лягушки, Зайчихи, Лисицы и Волчихи? По-моему, все было слишком ясно.
Чем бы это все закончилось – даже боюсь предположить. Скажу только с уверенностью одно – это был самый тяжелый вечер и самая долгая ночь для всех жительниц Теремка. Они не спали. На одной чашке весов лежала та самая дружба, о которой так часто любят говорить женщины и при упоминании которой пренебрежительно фыркают мужчины, а на другой – что-то пьяняще-дурманящее, еще не любовь, а влюбленность, но такая романтическая и многообещающая. И только Медведь звучно посвистывал во сне, ни сном, ни духом не чуя, какой переполох наделал в слабых женских сердцах. Наверное, все кончилось бы довольно печально. И крепкая женская дружба безнадежно рассыпалась бы, как легкий спичечный домик под уверенным мужским шагом. Наступило утро. Бессонная ночь сделала свое дело – подружки были бледные, мятые и грустные. Они неловко отводили глаза, не решаясь начать тяжелый, но необходимый разговор. Но, как иногда случается, утро оказалось мудрее и вечера и ночи. В дверь Теремка постучали… На пороге стояла Медведица. На ее круглом лице легко можно было прочитать все вопросы к обитательницам Теремка. Тут был и привычный: “Кто-кто в Теремочке живет…”, и вежливый: “Извините за раннее вторжение…” и самый главный вопрос, однозначно проявившийся в виде нахмуренных бровей. Кроме бровей этот же вопрос красноречиво дублировался внушительной скалкой в ее крепких лапах… Я не хочу утомлять уважаемых слушателей описанием этой несимпатичной сцены. Все-таки это сказка. Скажу только, что Медведь стеная и держась за свой могучий лоб двумя лапами, уныло плелся следом за суровой супружницей. А наши подружки молча смотрели им вслед. Скалка оказалась той самой волшебной палочкой, что спасла их Теремок.
Так и закончилась эта история. Добавлю от себя, что Зайчиха в скором времени вернулась в семью, где ее с радостью встретили послушные дети, любящий муж и заботливые родственники. Квакушкова приняла предложение руки и сердца от обычного Лягуха из соседнего болота. “Зато он отличный муж и отец” - с гордостью рассказывала потом Лягушкова, “ А со всеми этими Прекрасными Принцами сплошная головная боль”. У Сестричковой случилось несколько головокружительных романов, последний из них все еще длится, поэтому я не буду забегать вперед с прогнозами. А Волчица открыла свою фирму и, как я слышала, дела у нее идут совсем не плохо. А Норушкова так и живет в Теремке – ухаживает за цветочками около дома, занимается заготовками на зиму. И с нетерпением ждет выходных. Потому что каждую субботу в Теремке собираются ее любимые подружки. Они накрывают большой стол на веранде, пьют чай с медом и малиновым вареньем и разговаривают. Спросите о чем? Да о том же, о чем разговаривают любые женщины, когда остаются со своими близкими подружками – о любви, о детях, о своих мужьях и чужих, о странных и непредсказуемых сюжетах, которые каждый день подбрасывает наша с вами жизнь. И что самое интересное, в их милую компанию довольно органично вписалась Медведица. Она оказалась веселой говоруньей-хохотуньей с легким и покладистым характером.
И я там была, чай с медом пила. Эту историю про Теремок от них услышала, да вам ее и рассказала.