Темные стекла отражали ее глаза, такие же темные. Она смотрела на них или сквозь них. Кто знает? Что она видела в своих глазах или там, по ту сторону стекла? Кто видел? Двадцать два года, двенадцать из которых она спрашивала себя: «Зачем я? Почему я? Кто я?», истекли 47 минут назад, а ответ лишь на мгновение приходил к ней, но чаще он просто ошибался дверью или забывал адрес. И сейчас он даже не позвонил, чтобы предупредить, что не придет на назначенное ей свидание. Она могла ждать лишь его и те другие никогда не могли ничего дать ей, кроме бессмысленных ласк и глупых слов. Они уходили, а она, закурив, смотрела в темнеющее небо на невинные звезды, зажигающиеся в нем и ждала. Банка заполнялась окурками, а небо звездами. Утром она выходила из дома с темными кругами под глазами, и соседи считали ее наркоманкой и шлюхой, но они ошибались. Она просто ждала. Ожидание сделало ее глаза темными, а руки мертвыми. Дикие кошки не боялись ее, они доверяли ее рукам и терлись об ее ноги, принося в своих шкурах южный ветер. Лишь птицы не любили ее, наверное, потому, что она не могла согреть их в ноябрьскую стужу. Она согревала насмерть... Это открыл ей тот, кого она встретила однажды в маленьком сквере у детских качелей. Тот, в чьих усталых руках черное становилось белым, тот, кого она согрела... Это было давно, а сейчас темные стекла отражали ее глаза, такие же темные. Но ожидание ее было светлым. Это он сделал его таким, это было единственное, что он сделал. А потом она умерла. Смерть совсем не изменила ее, смерть ничего не изменила. Лишь соседей удивило то, что глаза у нее оказывается были светло-голубыми, почти такими же светлыми, как утреннее небо в Раю.