Всем известна форма летающей тарелки. Но еще никто, включая специалистов NASA, не знает, как она устроена внутри.
Глеб ждал этого момента практически всю свою сознательную жизнь. Утром он проснулся с удивительно чистой головой, но шумящим желудком - сказывались неумеренные пряности тещиных блюд и бутылка грузинского вина "Вазисубани", которую Глеб выпил практически единолично.
Первая, очень ясная мысль: "Сегодня 1 января 2001 года. Наступил отсчет нового тысячелетия. Именно в этот день я должен выполнить завещание Академика".
Два дня назад - 30 декабря - он пересек границу в районе Гомеля, направляясь на городской автовокзал города Слуцка с очень странной миссией...
Глеб родился 3 октября 1964 года, в почти тот день, когда был сброшен своенравный Хрущев. Эксперименты кремлевского лидера над страной закончились, и она погрузилась на много лет в засасывающее всех болото, названное позже "периодом застоя". В прошлом году Глебу исполнилось тридцать шесть, из них восемь он прослужил в специальном подразделении войск связи.
И вот теперь ему было доверено, только ему известным способом, распорядиться тайной нескольких поколений советских ученых. Странная миссия Глеба была связана с одним из изобретений академика Семена Косберга, родившимся в городе Слуцке.
Глеб часто думал об этом и пытался понять, почему именно ему досталась эта странная роль, почему именно он должен выполнить долг перед давно ушедшими из жизни людьми. Обычный пионер из провинциального городка, мечтавший о коммунизме, когда на городской аллее закапывали металлическую гильзу с посланием детям 2000 года (магия круглой цифры так завораживала!), и которые, как все был уверен, будут жить при коммунизме. «Мне будет 36 лет, думал пионер Глеб, - ну вроде не совсем старый буду»
Уже несколько лет он жил за пределами Беларуси, оставаясь гражданином "синеокой" страны, нового независимого государства, находящегося в центре Восточной Европы. У Глеба был частный бизнес, его компания занималась средствами коммуникации, претворяя в жизнь то, что придумал физик Жорес Алферов, родившийся в этой стране, в городе Витебске. Благодаря ученому вся мировое общество потребителей получило сразу несколько направлений развития индустрии – компакт-диски и мобильные телефоны.
Где-то южнее на Украине родился изобретатель вертолета - Сикорский. Гении в этих странах рождались просто десятками.
Люди на этой земле были всегда горды и самобытны, они не стесняли себя отношениями с собственностью. Все, что появлялось сразу же шло по кругу или устраивался с виду бесцельный праздник. Возможно, поэтому единственной технологией в этой стране было рождение гениев. Другие технологии не приживались.
Два одаренных человека никак не могли договориться - кому придумывать, а кому безропотно исполнять, не внедряя в сложную идею другого ничего своего - отчего обычная шариковая ручка не будет писать, а кран не будет пропускать воду.
Что-то стоящее удавалось лишь при военном режиме или на энтузиазме. На этой земле рождались великие мечтатели, но здесь они были либо изгоями, либо сумасшедшими, либо правителями. Гениями их признавали там, где жили технологии, а значит те, кто претворял их неожиданные и громоздкие мысли в реальность.
Глеб долго не мог понять, почему на похоронах Сахарова эти пожелтевшие страницы достались именно ему.
Возможно, это было одно из звеньев той цепочки случайных встреч и знакомств, начиная с пионерского лагеря "имени героев Эльтигена" на Керченском проливе, где Глеб познакомился с красивой сверстницей Шурочкой из подмосковного города Дубна и заканчивая заседанием Совета правозащитных организаций, состоявшимся в Москве на следующий день после смерти академика Сахарова. Глеб представлял одну из региональных организаций.
Чудесным образом к нему тогда попала старенькая папка с надписью "Дело". Внутри находилась инструкция и бумаги с малопонятными записями, сделанными мелким нервным почерком, графики и картинки. Эти схемы и формулы уже десятый год не давали Глебу покоя. Иногда, в заурядных встречах с представителями власти ему мерещились активные действия спецслужб разных стран, охотившихся за этой папочкой.
В аэропорту "Бен-Гурион" его с пристрастием расспрашивали о цели визита в Израиль, несколько раз переворачивали содержимое автомобиля и карманов на границе Польши и Словакии, арестовывали и пытали в отделении милиции в Беларуси. Это было страшно тяжело - владеть тайной.
В какой-то момент ему открывался, становился, понятен смысл завещания Академика. И смысл этот способствовал прозрению; что же дальше делать с этой тайной.
Когда в нищей стране проводятся научные исследования и находятся средства для финансирования огромных центров для создания наукоемкой техники, рано или поздно ученые начинают чувствовать ответственность за отсутствие элементарных удобств для граждан в повседневной жизни. И главное - ответственность за концентрацию власти, отбирающей практически все у истощенной экономики.
Глеб успокоился, когда 30 декабря поздним вечером направил свою "Мазду" в ворота военного городка, где уже много лет жили родители жены, и куда он ранее отправил свою супругу и двоих детей. Самый опасный участок был преодолен, и одна из папок, находившаяся в багажнике его автомобиля, содержала труды нескольких поколений ученых, которые, по всему так получалось, 1 января он должен был уничтожить.
За эти годы у него было несколько вариантов для дальнейших действий.
Первый. Выкупить или арендовать у государства тот злосчастный туалет на автовокзале Слуцка, и сделать так, чтобы там стало, наконец, чисто. Тогда бы он не нарушил завещания и со спокойной совестью передал бы документы в Академию Наук. Но с другой стороны Глеб понимал, сколь символично со стороны Академика, было требование чистоты в уборной.
Второй. С помощью средств своих компаний, которых в его единоличном или совместном владении к этому времени было уже пять, самому начать изыскания по проекту. Он должен был бы заработать средства своими проектами в фармацевтике, автоперевозках и мобильных средствах коммуникации.
И тогда, для финансирования проекта воздухолета или летающей тарелки он бы использовал как бы не "народные" деньги. Но это был блеф - все заработанные им деньги тут же вкладывались в уже существующие окупаемые проекты или отдавались специальным государственным органам, регулярно изобретающим различные государственные акты - как снимать излишки.
Тем более, несмотря на формальное владение компаниями, ему было бы трудно объяснить генеральным менеджерам - куда уходят зарабатываемые средства и почему они идут не на пополнение оборотных средств. Еще труднее было бы не выглядеть сумасшедшим, если даже просто сказать, что средства идут на летающую тарелку.
Третий. Передать документы и технологию в развитые страны, способные двигать прогресс без особого ущерба для граждан собственной страны. Единственное требование завещания - не врагам нашей страны. Формально, у сэсэсэров, как Глеб иногда называл очень похожих между собой граждан новых государств, образовавшихся после распада СССР, не было врагов. Но, все действия мировых финансовых организаций были направлены с одной стороны в быстро окупаемые проекты, с другой, шла не менее ожесточенная экономическая война. И даже такой громогласно провалившийся проект как "Ирридиум" был привлекателен для большинства крупных и мелких инвесторов по причине его простоты: "мобильник" работает в любой точке планеты. Инвестор-потребитель из развитой страны понимал как это плохо - зона "невидимости" для мобильного телефона. Остальные, потребители - не инвесторы, совсем не понимали, за что переплачивать в 100-200 раз. Поэтому из пяти тысяч клиентов "Ирридиума" три оказались из Пентагона. Незадолго до нового тысячелетия 300 спутников были "спущены" в океан. И в этой ситуации проект летающей тарелки или воздухолета вряд ли мог быть привлекателен своей отдаленной реализацией. Короче говоря, Глеб очень сомневался во всех возможных вариантах, кроме одного единственного.
В почерневшей от времени папочке было всего 12 страничек. Для Глеба почти не составляло труда выучить содержимое наизусть. Теперь его память была материальным воплощением труда огромного сообщества советских ученых.
В два часа пополудни пошел сильный снег, Глеб вышел с шестилетним сыном к подъезду и увидел автомобиль на две ладони покрытый снегом. Глеб нажал на кнопку брелка сигнализации, "Мазда" пикнула, сработал центральный замок, и Глеб, нажав на еле заметную кнопку, немного приоткрыл крышку багажника. Через образовавшуюся щель в багажник попало немного снега. Снег упал на папку. "Конечно, он знал куда упасть", - подумал Глеб о прямой зависимости происшедшего, как о точном следствии закона бутерброда, всегда падающего маслом вниз.
Глеб осторожно достал Т-образное приспособление для очистки стекол, приобретенное год назад в Швейцарии, когда его дочка училась в Розенберге, частном приюте для детей самых богатых людей планеты. В той школе, как и во всей Швейцарии, для детей было все мыслимое и немыслимое. Кроме родителей.
Слава богу, первая жена Глеба осенью забрала дочку из Сан-Галлена в Киев, теперь она учиться гораздо ближе от своей мамы, хотя по-прежнему почти не живет в большом доме ее новой семьи. Здорово и то, что Глеб стал гораздо чаще видеть свою старшую дочь. И теперь, он задержался на три дня в Киеве, по дороге в Минск, совершенно безотчетно посвящая все это время ей, тринадцатилетней подрастающей красавице с пытливым жгучим взглядом, как у своей матери.
- Папа, давай я почищу, - сказал Женька, маленький Колобок в пуховой полосатой китайской курточке, прерывая напавшие на Глеба переживания.
- Только перчатки одень, - ответил Глеб, и, заметив в руке какую-то ярко-зеленую штуковину, добавил: - Давай игрушку мне.
Пока Женька очищал борта машины, Глеб рассматривал игрушку, с двенадцатью кнопками, как у мобильного телефона и смешной мордочкой. Глеб нажал на одну из кнопок. Игрушка издала громкий тональный звук, потом нажал на другую кнопку - звук был тоном повыше.
- Жека, а как это называется? - спросил Глеб.
- Ты что, папа? Это же "телепузик", про него еще мультик по РТР идет, - ответил мальчик таким тоном, будто его папа был последней деревенщиной, а не руководителем крупной корпорации средств мобильной связи.
Глеб перевернул игрушку - с обратной стороны крупно и гордо тисненая в пластике была надпись "MADE IN CHINA".
- Да, отстал я от жизни, - сказал Глеб, погружаясь в мысли…
…Когда на последнем догоравшем листе надписи и рисунок летающего танка весом в 150 тонн стали светлее сгоревшей бумаги, Глеб посмотрел на Жеку, увлеченно переживающего весь процесс сжигания папки. Это был, возможно, тот случай, когда Глеб над таким, со стороны казавшимся пустяшным делом, переживал во много раз сильнее.
- Ну, все, - обречено произнес Глеб.
- А больше нет, - Женька шустро поднялся и заглянул в багажник.
Глеб наступил ногой на пепел и провернул несколько раз ботинком на 90 градусов - туда и обратно. "Я развеял по ветру интеллект нескольких десятков гениальных людей и труд десятков тысяч простых граждан невероятно некогда могущественной страны", - подумал Глеб. Комок в горле неведомо как превратился в несколько сентиментальных слезинок взрослого и достаточно циничного мужчины.
Когда немного отъехали от леса, "шипованная" резина автомашины соскочила с наезженной колеи и Глеб с трудом выровнял руль, и вспомнил про Жеку, возившегося на заднем сидении.
- Так, как ты говоришь, "Телепузик"? - всеведуще спросил Глеб, немного исправляя конфуз своей былой непросвещенности. А про себя подумал: "Зря я патентовал это слово "Неткоммуникатор" для передачи с помощью такого устройства текстовых сообщений в Интернет и на мобильные телефоны. Надо позвонить Манишу Веазу в Питер, с которым мы когда-то половину Украины завалили дешевой аскорбиновой кислотой".
Так ученое слово "Неткоммуникатор" превратилось в "телепузика" - с маленьким дисплеем вместо лица, которое улыбается, подмигивает, а когда вы нажимаете на кнопочки - появляется текст, который через год Жека будет набирать в школе на перемене, а когда будет идти домой, отправит Глебу на "мобильник" с обычного телефона-автомата. "ПАПА НЕ ЗАДЕРЖИВАЙСЯ СЕГОДНЯ У МАМЫ ДЕНЬ РОЖДЕНИЯ".
Глеб найдет свою пищащую "мобилу" с сообщением сына и вспомнит события годичной давности, когда он не успел к 29 декабря на день рождения…
"Она у меня Козерог, очень обидчивая", - без сожаления, а скорее с нежностью подумал Глеб, и взглянул на висящую на кресле теплую куртку.
Минск – 2 января 2000 г.