Ион Друцэ "Океларь ченуший"
Традучере де Андрей Александру
СЕРЫЕ ОЧКИ
У Фэнаке есть очки. Пара больших серых стёкол. Он их носит день изо дня, с утра до вечера. Ходит и смотрит сквозь них. Смотрит на дома, на заборы, на людей. Красивые очки. Как он заимел их, не известно. Фэнаке говорит, что это он получил премию за общественную работу. Мол, наградил его возле колодца тётушки Иляны один большой начальник из района. Вы, может быть, удивитесь – почему именно у колодца тётушки и не у другого колодца, ибо в деревне, слава богу, кругом колодцы. Но затем увидите: тётушка Иляна живёт на краю деревни, возле шоссе, которое тянется из Кишинёва, и колодец стоит именно у края шоссе.
Случилось как-то, что у начальника, возвращавшегося откуда-то, забарахлила машина возле этого колодца. Они остановились, и, в то время, пока шофёр набирал воду, начальник вышел немного размять ноги. Увидел Фэнаке, подозвал его. Уселся на стульчик, забытый тётушкой у ворот, и принялся расспрашивать Фэнаке, как поживает колхоз. Ну, и, конечно же, не мог не наградить его. Так говорит Фэнаке.
Между прочим, односельчане придерживаются примерно такого же мнения. Действительно, проезжал большой начальник и останавливался возле колодца тётушки. Действительно, шофёр попросил ведро у соседей, и в то время, пока набирал воду, начальник усаживался поговорить с Фэнаке. Здесь следуют различные мнения: одни говорят, что и не думал начальник награждать его - вытащил очки из кармана, чтобы протереть, и забыл на стульчике. Другие говорят, что даже и не вынимал – очки, просто-напросто, выскользнули сами из кармана. Наконец, некоторые (правда, их очень мало) считают, что не выскользнули бы они так легко, если бы не было там Фэнаке.
Так или иначе, у Фэнаке есть очки. Он носит их день изо дня и никогда не снимает. Когда они пылятся, он вытирает их двумя листиками, сорванными с дерева, и вновь смотрит сквозь них. Смотрит на дома, на заборы, на людей смотрит.
Что делает он там в деревне – трудно сказать – прошёл два раза сквозь все возможные места в селе и начал обходить их в третий раз. Что он лентяй, между прочим, никто не осмелится сказать – ходит, бедняга, отбивает пятки; ходит, машет подолом одежды, когда цепляет его рукавом на ходу... Иногда видишь его таким уставшим, что еле передвигает ноги, и так сильно хочет, бедняга, домой, чтобы отдохнуть чуть-чуть, да нельзя. Не пускают его очки. Серые их стёкла требуют, чтобы их носили ежедневно по всем дорогам, чтобы их показывали людям. И Фэнаке так и ходит с очками серыми на кончике носа, очками большими, красивыми.
Между прочим, Фэнаке просто ничто по сравнению с очками, которые носит. Фэнаке, так сказать, не может выделять тепло, когда слишком жарко, а когда холодно, ему неуютно. Очки же, однако, носятся хорошо и летом, и зимой. Потом, Фэнаке, когда трезвый, хвалит руководство, а когда пьяный, ругает его. Очки же никого не хвалят и не ругают. Фэнаке большой охотник пошутить, и когда тебя встречает, начинает улыбаться прежде, чем ты успеешь открыть рот, побуждая тебя развеселить его чем-то. Очки, однако, никогда не улыбаются, даже если шутка твоя смешна. Сидят холодно, подвешенные там, под бровями, и, в то время, пока Фэнаке смеётся с охотой, очки глядят в твою душу с таким презрением, что у тебя пропадает желание шутить. И пока стоишь, болтая с Фэнаке, очки эти, как какая-то преданная собака, следят за каждым словом, каждым дуновением. И, в конце концов ты начинаешь ненавидеть всё это. Уходишь, полный отвращения, восвояси – Фэнаке тебя просит рассказать ещё одну-другую небылицу, а очки начинают тебя предупреждать:
"Напрасно, букашка, виляешь ты... Можешь ходить месяц, два, и всё равно тебе достанется. Потом сам увидишь, ты..."
Внушают такую ненависть и презрение стёкла эти серые, что решаешь больше не встречаться с ними. Но пара стёкол тебя не оставляет. Очки пасут тебя целыми днями, они ждут тебя, если ты уходишь из деревни, если ты заболеваешь – терпеливо ждут, когда пройдёт болезнь, и всё прогуливаются возле дома, и ожидают тебя за углом, куда бы ты не шёл. И именно тогда, когда начинаешь забывать о них, когда тебе становится приятен этот мир, возникают внезапно перед тобой, и говорят:
– "Напрасно, букашка, виляешь ты... Лучше берегись..."
Они тебя предупреждают раз, два раза, сотню раз, и, в конце концов ты начинаешь ненавидеть этот дом, ты не можешь спокойно съесть кусок хлеба, заработанный своим потом. И насколько честным не был бы заработок, начинаешь думать, что нельзя: это же злодеяние, однако, может быть сделано, так что берегись...
"Берегись, ты, поймают тебя черти..."
Но одно знай хорошо – если поймают тебя очки эти, тогда будет грустно. Пройдёт время, и начнёшь радоваться – вот, мол, прошло столько времени и очки пока не надоели... Знаешь, и у них есть некая человечность... Бедные очки...
Начинаешь собирать все Фэнакины шутки, и, когда тебя сильно захватывает, принимаешься выговаривать их дрожащим голосом, глядя куда-то под ноги, но если поднимешь глаза на серые стёкла, мурашки пробегают по спине:
"Напрасно, букашка, виляешь ты..."
1958