Трудно рассказывать о былом. В памяти сохраняется главное, к сожалению, забываются детали и подробности. Наверное, оттого, что яркое, прочувственное душой, вспоминается легче. Череду событий особенно осознаешь через годы, они как стержень определяли твой жизненный путь. Ты на закате своей жизни оглядываешься назад в свое прошлое, в прошлое своих предков, и хочешь рассказать о себе и об них, чтобы не кануло в бездну забытья истории судьба нескольких поколений русской провинциальной глубинки.
Наш поселок, Покровское, находится в Калужской области. До революции, в нем было имение Саввы Морозова. Наш дом был рядом с домом, в котором жили сестры Саввы Морозова. Мне рассказывала моя старшая сестра, как дети Саввы часто прибегали к нам.
Мама напечет пирожки с морковкой или шаньги с творогом. Поставит чугунки с пареной свеклой и с картошкой, испеченные в русской печке на стол. Господские дети после игр с удовольствием съедят крестьянскую пищу. Маме жалуются, что повара их закормили блюдами заморскими, невкусными и приторными. Когда они вернутся домой, у себя ничего не едят. Горничная сходила с ума, умоляла их, пообедать.
Тимофей, двухгодовалый Савва, Мария и Люлюта отказывались. Она, плача, об этом рассказывала маме:
-Боюсь сказать Зинаиде Григорьевне (жене Саввы Тимофеевича), моя мама, смеясь, отвечала ей:
-Не беспокойся они сытые. Не умрут с голода, съели, поди, два горшка.
Около поселка есть гора. По преданию в этой горе разбойник Кудеяр в пещере прятал награбленные сокровища. Правда ли это не знаю, но вход в мрачное подземелье закрывала железная дверь. Мальчишки пробирались вглубь пещеры, куда вели полуразрушенные каменные ступени. В тридцатых годах 20 столетия эту дверь заколотили, чтобы никто больше не мог приникнуть внутрь, так как своды пещеры стали обваливаться.
Сам поселок стоит на месте высохшего озера, по нему когда-то плавали корабли. Озеро внезапно исчезло. Как говорили геологи, вода ушла в глубину в карстовые полости, стало подземным озером. А речка течет до сих пор.
В мае 1905 году Савва Морозов выстрелил себе в сердце. Ходили слухи, что его убили. Мама говорила, что он сам покончил с собой, чувствуя, что его отстраняют от дел в Никольской фабрике, за помощь рабочим. Его сестры после смерти Саввы переехали в Москву. Нам оставили очень много вещей, одежду. Помню старинный красивый сундук. Когда открываешь его крышку, звучала музыка.
В 1939 году ночью в нашем поселке органы НКВД взяли под стражу сразу тридцать человек. Увезли в Калугу. Среди них был мой отец и дядя Володя, родственник Саввы Морозова. Через три дня маме сообщили, что приезжала забрать тело мужа. Мой отец умер, возможно, от сердечного приступа, а может быть, его избили до смерти. Но травм и синяков на теле не было видно. Впрочем, я работала медсестрой, знаю, можно сильно отбить пятки человеку, он умрет, а следов насилия нет.
Председатель исполкома и начальник милиции были завербованы еще до войны немцами. Во время оккупации они работали на немцев. После отступления немцев один из них пытался уйти от возмездия, попал на минное поле, подорвался, а второго поймали, направили в Сибирь в лагерь. Много вреда от них было. Все продукты в магазинах передали немцам. Они виновны в смерти тридцати человек, это они списки людей передали в НКВД.
Немцы вошли в поселок в конце августа или в начале сентября 1941 года. Сейчас точно не помню. Погода стояла теплая. Мы еще ходили босиком. Наверное, были каникулы. В школе занятий не было. В поселке есть фабрика, которая раньше принадлежала Морозовым. На этой фабрике работал еще мой дедушка. В советское довоенное время на ней делали чугунные печки, кастрюли, сковородки.
Немцы, как заняли поселок, на другой день объявили, чтобы все жители собрались у фабрики, они будут бесплатно раздавать всем желающим подарки.
У ворот фабрики стояли вооруженные солдаты. Во двор вынесли из складов печки, сковородки, кастрюли. Разрешалось взять по одной кастрюле и сковородке. Мне в то время было пятнадцать лет. Я поглядывала в сторону немцев, они были веселыми, шутили с населением.
Сама не знаю почему, но я решила взять две сковородки вместо одной, одна была поменьше с носиком, мне очень понравилась.
Прохожу мимо часового с автоматом, он останавливает меня:
-Geizige девушка, два берут, это не может! Пух-пух! – показывает мне автомат, а сам смеется.
Я прижимаю пониже плечи, боязно, но прохожу мимо него, думаю, авось пронесет. Счастливая прибегаю домой, чтобы похвалиться матери. Она мне говорит с гневом в голосе:
-Сволочи, подарки дарят. Кастрюли сделанные нашими руками!
Вскоре наступил голод. За продуктами ходили по деревням. Колхозники успели колхозное зерно попрятать по домам. Не голодали как поселковые или городские. Люди были разные, хотя и считались советскими. Многие наживались на бедах. К нам приехали на подводе из одной деревни. Узнали, что есть старинный сундук. За него отдали мешок картошки. А сундуку цены не было. В сегодняшнее время за него ни одну иномарку можно было бы купить. Но в войну за кусок хлеба отдавали самое ценное дорогое. Я с подругами меняла вещи на мучицу, хлеб, картошку. В одной деревне добрая женщина дала нам пуд картошки на двоих. Разрешила переночевать, уложила спать на полатях. Только погасили лампу. Стук в дверь. В сенях два немца.
-Матка, корми! Milch, Fett, Eier.
Наевшись и выпив шнапса, немцы ложатся спать на лавки. В люльке у хозяйки месячный ребенок залился в плаче. Немец громко ругается:
-Das russische schwein! – берет ребенка, открывает заслонку устья печки и бросает в топку ребенка. Печь в деревнях топили утром, но жар сохранялся долго. Женщина падает без сознания на пол. Нас пробивает нервная дрожь, колотятся от страха зубы. Сон пропал. Слышим стон, это оживает несчастная мать ребенка. Немцы храпят. Женщина на ощупь водит рукой по стене, приближаясь к окну, поскрипывают половицы. В другой руке у нее топор. Раздался мягкий удар по телу. Крик. Она зарубила немца. Другой вскочил, забыв про свой автомат, без сапог перескочил через порог на улицу, звать на помощь немцев из других домов. Женщина села на лавку, заголосила:
-Девки, бегите огородом по картошке! Сейчас здесь будут немцы. Они вас убьют. Мы, забыв про свои узелки, кинулись прочь. Немцы ее расстреляли и сожгли дом.
Возвращались полем, попали под обстрел. Комком земли меня ударило в висок. Убить не убило, но волосы с тех пор на виске не растут. Помню другой случай. Зашли в один дом. Открываем дверь, а за столом сидят четыре немца.
В красном углу подле стола стыкаются две лавки, а сверху, над божницей, - две полки полавочника. Хозяйка возится у печки. Ухватом ставит котелок с кашей на шесток.
-Подайте, милостыню, - просим мы, нерешительно встав у порога.
Трое немцев молодые, а четвертый пожилого возраста, видимо воевал с нами в первую мировую войну. Он немного понимает по-русски. На кутной лавке возле печки стоят ведра с водой, горшки, чугунки и лежит только что выпеченный хлеб. Старый немец встает, подходит к лавке, берет хлеб в руки. Зовет нас к себе.
-Фрейлейн, zu mir, ко мне.
Я беру из рук немца горячий хлеб. У немца добродушное лицо. Кланяясь и разворачиваясь, мы идем к порогу. Но разъяренная хозяйка, опережая нас, встает у порога, тяжело дыша, отбирает у нас хлеб, потянув в себе, ломая его на части.
Немец бьет ее сапогом в зад. Женщина отскакивает от нас, как озлобленная собачонка. Немец, взяв другой хлеб, провожает нас до сеней, не давая хозяйке отобрать хлеб.
Немцы в поселке были недолго, месяцев шесть. Как началось наступление под Москвой, их погнали на запад. В наш дом попал артиллерийский снаряд, не немецкий, а русский, снес крышу. Мы переехали на другую квартиру. Я сразу пошла работать на завод, на котором начали изготавливать гранаты для нужд фронта. Пленные немцы в нашем поселке работали до 1949 года, строили дома.
В моей памяти сохранился разговор с одним пленным немцем, его привезли в больницу, где я работала медсестрой. Я ему перевязывала рану на руке, он случайно разрезал пилой запястье.
Он мне говорил:
-Вы нас не бойтесь, мы люди подневольные, уедем к себе. Нас заставили воевать. Бойтесь своих, бендеровцев, власовцев.
До сих пор не могу забыть его слова. В 1985 году к нам в поселок приехала из Сибири бывшая заключенная дочь старосты, его расстреляли, а ее как переводчицу, она работала в немецкой комендатуре, осудили. Через сорок лет она вздумала вернуться на родину, привезла своих детей и внуков. Наверное, мечтала, что ее встретят с распростертыми объятьями. Но народ не обманешь, ее узнали, не смотря на то, что прошло так много лет, с возмущением обратились в исполком. Не разрешили ей. Пришлось ей уехать в другое место. В то время была Советская власть. Сейчас настали другие времена. Поселок ранее цветущий в ужасном состоянии. Директора завода, который как-то старался выдавать во время зарплату рабочим, убили три года назад. Он возвращался с похорон, а на перекрестке его поджидала грузовая машина. Она протаранила “жигули”, убив насмерть не только его, но сестру с малолетним сыном.
Завод, построенным Морозовыми, купил какой-то азербайджанец. Заплату рабочим перестали выдавать. Вместо денег выдают продукты, которые покупают на Киевском вокзале в Москве. Продукты попорченные. Сколько людей отравилось от них, мрут прямо на глазах. Молодежь подалась на заработки в Москву. В поселке живут почти одни старики. Памятник В.И. Ленину, который не могли разрушить немцы, исчез за одну ночь, его сдали в приемный пункт цветных металлов.
Проходила недавно я по своей улочке, где прошло мое детство. Дом сестер Морозовых купили азербайджанцы. Они заменили нижние венцы в срубе. Остановилась я возле нашего дома, за калитку не решаясь зайти. Ведь там живут чужие люди. А азербайджанец увидел меня, зовет на чай:
-Слушай, - говорит, - кто здесь раньше жил? Старинный серебряный монет нашли. Не сказал, что много.
Откуда ему знать, что повсеместно у русских был распространен обычай, при закладке дома класть деньги под нижний венец во все углы, причем под красный угол клали более крупную монету. Дом строили для счастья, благополучия. Жили на своей земле испокон веков. Думаю, пройдет это лихолетье, вместо коробейников и торгашей возродятся на Руси патриоты Морозовы во славу и честь нашей Родины. А наш поселок будет знаменит не тем, что останавливался здесь легендарный разбойник Кудеяр, а трудом людей, здесь проживающих в прошлом, настоящем и будущем.