Сидит мальчик на пеньке и плачет. А рядом – девочка, тоже плачет; опускает глаза, и слезы вываливаются ей на грудь из-под накрашенных ресниц. Мальчик что-то говорит, почти навзрыд, она успокаивает его и сама успокаивается. Слева от нее маленький затих, понимает - что-то не так: негоже плакать тетям, а тем более дядям. Его папа не плачет, никогда-никогда, даже когда плачет. Трещит костер. Девочка Катя совсем успокоилась, только руки все еще пробивает мелкая, колючая, неровная дрожь.
- Маленький, чего ты хочешь? – неожиданно обращается она к маленькому, и большой мальчик Петя вдруг перестает плакать.
- Чего ты хочешь? Я исполню любое твое желание, потому что я тетя-фея.
- Я хочу… я хочу…
- Ну же, любое-любое.
- Я хочу… полный мешок шишек.
Маленький замолкает. Большой мальчик Петя тоже. Он смотрит, как девочка Катя на четвереньках собирает сухие коричневые шишки. Кулек почти наполнен, костер почти сожрал когда-то сырые еловые ветки…
- А теперь пошли жечь шишки. Тетя-фея берет маленького за руку, и они медленно, крошечными шажками длиною в трехлетнюю жизнь маленького бредут к костру.
- Бросай, - говорит Катя маленькому, - не бойся.
Он боится. Катя берет шишку и швыряет в оранжевый рот костра. Ням, и нету шишки, только вспышка. У маленького вспыхивают рыжим голубые глазищи. И вот уже он сильной крошечной ручкой подкармливает огонь.
- Маленький, кого ты больше любишь, маму или папу? Маленький странно молчит. Там, в ста метрах от него, спрятавшись за ветками сосен, сидят рука об руку его родители. Сидят и молчат. Давно молчат, с тех пор, как родился маленький. Катя хочет рассказать ему правду, которую сможет понять маленький мальчик, проживший под соснами три, уже три года. Сможет понять и сможет принять. Но захочет ли принять?
- Знаешь…
- Кота Фикуса.
- Что?
- Больше всех я люблю кота Фикуса.
- А после кота Фикуса? Маму или папу?
- Бабушку Зину.
- А после?
- Давай жечь шишки.
«О, Господи, - мокрыми глазами говорит тетя-фея, - он знает, он ведь все знает. Маленький, ты все знаешь?» Маленький слишком близко подходит к огню, искорками пламя бежит по его ресничкам и белой челке, играет румянцем на бледных, болезненных щечках.
- А где папа? – все так же неожиданно спрашивает маленький.
- Хочешь к папе? Почему? Тебе плохо со мной?
- Пошли к папе.
- Ты любишь папу?
- Да.
- Знаешь, маленький, я тоже люблю папу… Фея Катя затихает, прикрывает ресницами неожиданный стыд, мечтающий прорваться сквозь бесстыжие глаза. - Я тоже люблю папу… И уже про себя: «Твоего папу…».