Я сижу у дороги, у федеральной трассы Е 95, на плешивой жухлой траве и смотрю, как догорает в пыли закат, стелятся мутные облака над полуразобранным виадуком. Клубом душной жёлтой пыли меня окатила красная пятёрка. Загорелая девушка из-за стекла удивлённо вскинула свой взгляд, прищурилась. Я сижу у дороги, потому что я верю людям. Седовласый, задумчивый дедок обещал довезти до самого Киева, но километров через пятьдесят, он, вдруг, сказал, что заедет в какой-то город. Высадил у полуразрушенного здания с покосившейся, лопнувшим неоном, надписью «Автостанцiя», попросил обязательно подождать его 2 часа и укатил в небытие. И вот теперь я сижу в городе, название которого вылетело из головы где-то между Уманью и Белой Церковью и мне не остаётся ничего не делать, как водить ручкой в своей задрипанной тетрадке.
Рыжий закат и белые козы на серо-зелёном склоне виадука. Я сижу у дороги, и конечно, он может не приехать, а этот нелепый город послужил лишь поводом высадить меня. Но если всё время думать так, то можно и вовсе, в каждом человеке видеть лишь негодяя и лжеца. И не выходить на улицу и лежать под кроватью и слушать собственное дыхание.
Но тяжело дышать в чужом городе, воробьи беснуются в пыли на своих спичечных ножках. Полуголый, в шортах, парень, с папиросой на губе, взмахом ноги разогнал их, хмуро посмотрел на мои телодвижения и прошёл мимо. Машины вереницей ползут по дороге. Солнце почти закатилось за прогнутый хребет виадука, оставляя пламенные разводы в сером небе.
Я сижу у дороги. Я верю людям.
Дедок не приехал.
2. 08. 02. город Жашков