Над по-осеннему глубоко-свинцовым озером темнело и хмурилось небо. Обремененное беременными дождем тучами, оно тянулось к земле, изредка разражаясь слезами. Невозможно было без содрогания смотреть на него: где-то на глубине души начинали копошиться самые неуютные воспоминания и ворочались грустинки. Тихо. Серо. Даже ветер притих как-то необычно, наигравшись осенними рыжими листьями. Он тоже грустил. Пришла та пора осени, когда уже не пишутся восторженные стихи, а слова на бумаге грустны и не разборчивы.
Грязно-коричневые тропинки хлюпают и пружинят под ногами. Мертвая мокрая трава сникла. И без того низкорослые, некогда серебристые ивы, сиротливо жмутся к земле. Кланяются не на шутку разыгравшейся осени, уже уставшей от ярких красок, похожих на ошалевший костер. Даже тишина молчала. Не звенела, как в мороз. Не дрожала, как летом. Изредка по-осеннему бесцветную тишину нарушало мрачное хлопанье крыльев. Вороны, так подходящие к этому пейзажу, зябко вздрагивали. Но даже они, хозяева осеннего вечера, не решались каркать.
Зеркально глубокое озеро тяжело лежало на поверхности земли. В этом сером вечере на озере белели два лебедя. Они гордо и бесшумно текли по черной гладкой воде, грациозно вытягивая шеи. Зачем они здесь, среди блеклости, жухлости и тоски? Среди осени? Они плыли, держась рядом, чуть касаясь друг друга белыми крыльями. Крылом к крылу. Сердце к сердцу. Она, изогнувшись, потерлась о его тонкую шею. Он - осторожно коснулся перьев на ее белоснежной спинке. И все. И снова они тихо текли по стоячей черной воде. В этом прикосновении - вся глубина любви, которую только может понять птичье сердце. А сердце то - лебединое... И в этом молчаливом танце по мертвенно-зеркальному озеру звучала песня лебединой любви. Она текла по осенней воде, мимо грязно-рыжих листьев, плыла по холодному воздуху, - вверх, к тяжелому небу, еще выше. Но не было ветра, который донес бы ее до людей.
… А в городе осень уже плакала. Капли стучали по мостовым, по граниту набережных, по мостам, висевшим молчаливо. Барабанили по скамейкам опустевших из-за промозглой сырости парков. По деревьям, постаревшим еще на одно лето. По крышам, по мощеным булыжником улицам. Осень скреблась к НЕЙ в окно. А ОНА сидела у окна и тоже плакала. Капли текли по щекам, подбородку, по тонким рукам, запястьям, костяшкам стиснутых кулачков. Разбивались о белый подоконник. Он называл ее Котенком, уютно свернувшуюся у него на коленях. А она тихо жмурилась от тепла его больших ладоней… Глупо. И только проклятые соленые капли падают и падают на серый, и без того мокрый асфальт. Почему? Ну почему ТАК?
…а в городе хозяйничал вечер. Он отвоевывал улицы у дня, темнел, обнимая зажигающиеся фонари. Синий вечер шагал по гранитным ступеням, бился о каменные бока сфинксов и львов. Отражался от стекол. В дом его не пускали – там был уютный свет настольных ламп. И вечер обиженным котенком заглядывал в окна, мечтая посидеть в кресле.
Зато на улице – был его дом. И люди были в гостях у вечера. Вечер заботливо укутал ЕГО сумерками. ОН смотрел вверх, в небо. Еще выше. Туда, где теряется воображение и рвется связь. По лицу текли капли дождя. ОН смотрел в никуда. Простывшая осень остужала чувства, смывала с города последнюю пыль лета. Мокрые дороги звали в путь. Только этот путь заканчивался пустотой темной комнаты, ярко-синей, от вечернего взгляда улицы, где в тишине, между молчанием стен, мечется бессмысленно «почему?». Которое никому не нужно. Которое ничто не изменит. Поэтому - вечер, ветер и осень. И только дождевые капли удивляются соленому вкусу его лица...
В лесу было тихо. Вечер здесь облепил деревья черным «завтра», еще не успевшим родиться. С любопытством, будто впервые, глядя на Землю, появлялись звезды. Они отражались в стеклянной поверхности озер, в волнистых морях, в чьих-то глазах.
Шелестел дождь. По озеру тихо плыли два лебедя, касаясь друг друга крыльями. Белыми силуэтами осенней ночи. Послесловием красивой сказки. В тишине быстро стареющего вечера раздается лебединый крик. Кто сказал, что лебеди не умеют плакать? Лед – пусть тонкий, хрупкий, хрупающий – затягивал озеро. Еще не очень смело, но уже настойчиво. По-прежнему трусливо не показывается ветер. Осень хнычет, но ее упрямые слезы падают на стекло озера и исчезают без следа. Падают на деревья, на игольчатые тропинки и поржавевшие папоротники. Капают на спины лебедей. Они не улетают, только лебединая песня поднимается над озером, над молочным туманом, над лесом. Песня взаимной любви, так редко встречающейся у людей. Взаимной любви, которую так легко не заметить…
… а в городе шалил ветер. Он разносил уставшие листья, теребил ветки забывшихся сном деревьев. Шуршал по скатам крыш. Ветер отчаянно дул на лужи, пытаясь поднять волну. Стараясь сделать их морем. Но лужи не умели быть морем. Или не хотели. Ветер обижался, затихал, и так же как вечер с завистью подглядывал в окна, где уютно светились абажуристые торшеры.
…- Пойдем, - звал ОН. - Смотри какой замечательный вечер. Пойдем… - ОН смущенно замолкал, робея от мысли, что ОНА действительно захочет пойти с ним. Боясь даже представить, что – откажется. Эти «Что если?..» вихрем вертелись у НЕГО в голове…
- Пойдем, - задумчиво соглашалась ОНА. Но ее настораживало его смущение. А вдруг ОН зовет ее из вежливости.
И они молча шли рядом. Ветер смотрел на них и с тихой завистью соединял их руки, плечи. Заполнял собой пространство между ними. ОН и ОНА вздрагивали от прикосновений втискивающегося ветра. Но непонимание вставало между ними колючими ежиками. Отталкивало.
- А, может, - не пойдем? – спрашивала ОНА, сдерживая протест сердца.
- Да, наверно, - угрюмо соглашался ОН, скомкивая желание взять ЕЕ за худенькие плечи и никогда больше не отпускать. ВОТ, - ТОЛЬКО ИЗ ВЕЖЛИВОСТИ, ТАК И ЗНАЛ! ТАК И ЗНАЛ…
Только бы не заметил, что я расстроилась!
Они развернулись и пошли в разные стороны. А вечер задумчиво смотрел им в след, не желая расставаться ни с НИМ, ни с НЕЙ. Они шли в разные стороны.
ОН - к мосту, где на решетчатых ограждениях морские коньки. К реке, которая похожа на дельфина. К фонарям, которые шарами висят над мостом, как маленькие планеты. Приближались фонари, река и мост.
ОНА – к дому, где в окне не горит свет, где ее никто не ждет. Она шла по лужам, не глядя под ноги. Дождь хлестал ЕЕ по лицу. Ветер трепал волосы, изо всех сил противясь тому, чтобы ОНА шла в другую сторону. Толкал ЕЕ обратно.
Говорят, у человека есть своя звезда. Сейчас надменно-холодные звезды смотрели на двух людей, которые верили, что взаимной любви не бывает.
…Осень летала над городом. Город сгорбился под тяжестью дождей. Серым был воздух. И – никого. Только в кирпичиках домов был свет. А по городу: по мостам, тротуарам, лужам - шел ОН, запрокинув мокрое лицо к небу. А у распахнутого окна сидела ОНА. ОНИ поймут, увидят. У них впереди – взаимная любовь, которой нет. Только сейчас на озере, по тяжелой воде, покрывающейся хрупающим льдом, тихо плывут два лебедя. И поднимается к надменным звездам лебединый крик. Но его по-прежнему никто не слышит…