прежде чем прочитать этот рассказ, настоятельно Вас прошу ознакомиться с Котенкиным произведением, ставшим началом нашего нового героя: http://www.proza.ru:8004/2002/05/26-79
Благодарю Вас.
Теперь я понимаю, каким ты видишь меня.
Ты каким-то офигительным, неведомым образом заставляешь меня этому поверить. И я не могу сказать тебе спасибо за это, как любой нормальный человек.
- 1 -
Ты не знаешь, что значит быть Учителем. Ты плохо читала "Игрока" Достоевского, да Господи, ты ж вообще его не читала, а засыпала на второй трехчасовой серии "Преступления и наказания".
Но я понимаю тебя.
Там, в этой великой книге было такое понятие: "outchtel".
Оно было унизительным, смешным и, даже на словах,....словно обнищалым.
Ты не знаешь, что значит быть учителем.
Это глядеть в зеркало и не узнавать ни одной родной черточки, не знать и не видеть своих отца и матери, хотя они наверняка есть и были: мама, папа и черточки...
Это глядеть в свое лицо и каждый раз видеть метаморфозу вместо облика. Нет, разумеется, у меня никто не отнимет (да и не собирается) длинного носа, белобрысины, впалого подбородка.
Но если бы это позволяло оставаться самим собой, слышишь?!!
Я иногда встречаю таких на улицах. Мне грустно и ему грустно. Мы, перекинушись пустыми взглядами, бежим мимо, словно боимся, что нас закоротит, как электроды...
У меня нет прошлого или, во всяком случае, его не должно быть. Иногда во сне мне приходят видения из детства - и я просыпаюсь в тот же миг в холодном поту. Мне незачем говорить тебе, о чем они, потому что забота суть выпущенная на свободу жалость.
Я живу своей головой, своими выдумками и поэтому я так беден. И я не добьюсь ничего от этой жизни, но она поймет это слишком поздно.
МНЕ НАСРАТЬ НА ТО ЧТО Я !!!
И если ты не понимаешь, ради чего я живу, ради чего стою тут и каждым волоском ощущаю правду и вонь своих слов, если ты не врубаешься в это, я просто пойду дальше, в следующий дом, где точно так же не смогу внятно объяснить, откуда я и кто, зачем хожу и жуву по этому миру.
И меня не прогонят только потому, что я не спрошу их о том же самом в ответ.
Поэтому я Учитель.
Потому что я ухожу от тебя, засрав всю комнату пеплом, масляными пятнами - ковер, и кучей гадостей - душу.
Может, ты вспомнишь мое лицо, когда будешь оттирать их....
А я буду помнить тебя всегда, всю свою нелепую жизнь.
- 2 -
- Что ты делаешь, все ж сгорит на фиг !! - прокричала я, влетая на кухню, и тут же закашлялалсь от нестерпимого чада. Вся комната была в тумане, который пах табаком, сгоревшими яицами, апельсином и чем-то еще, что я не смогла различить сразу. Ощущение, надо сказать, было довольно аппетитное, если бы не резь в глазах.
- Take it easy, дочь моя, все в руках Господа.... мда. Надеюсь, ему придется по душе моя яичница, как ты думаешь?
- Чудило! - весело хмыкнула я и, оклеймавшись, перехватила сковороду на подоконник. А он там резал сало. Никогда не видела, чтобы сало чистили, как картошку. Из получившихся "опилок" он лепил бутерброды, посыпая их тертым сыром и зеленью. Потом он достал странного вида мешочек и стал орошать из него огарки яичницы.
- Что это? - спросила я.
- Уууу, котенок, это убийственная смесь. Сушеные личинки красных муравьев, смешанные с доброй половиной вашего ботанического сада.
Меня перекосило.
- Ну ладно-ладно, аппетит я тебе терять не позволю. Это всего лишь японские специи, смешанные с кинзой, карри, красным перцем и диетической солью. Никто от этого еще не умирал.
- А кто-то это еще ел??
Он грозно глянул на меня и снова зашуршал в рюкзаке.
...
- Почему ты вернулся? Вот так, вдруг...
- Ты же знаешь ответ, пушистая... - сказал он, стягивая другой ботинок.
- Проходил мимо?
- Ага.
- Где был?
- Не помню. А я не писал?
- Ни строчки.
- Да ты и не ждала писем.
- Прав.
Пауза повисла ухмыляющаяся, пушистая, словно мягкая игрушка.
- Выпьем, подруга! Чего грустить по тому, чего никогда, может, и не было.
Он достал полупустую бутыль без этикетки. Подозрительно прозрачную.
- Что это? - строго, я.
- Ты пей! - строго, он.
В нос ударил запах плова. Что за бред?...
- Ты же знаешь, я...
- Пей, говорю!
В следующий миг по телу, легким, гортани, даже ягодицам разлилась плазма, а еще через секнуду на душе было тихо и тоскливо, как в выгоревшем лесу.
- Как ты могла сейчас заметить, я наполовину выжжен, а наполовину пуст. Как сгоревшее дерево, у которого внутри до пожара жили белочки.
Главное, котенок, вовремя менять эти половины местами... - сказал Учитель и перевернул бутылку.
- Кхе!! Господи, в тебе просто тонны импозантности и ни грамма здравого смысла! - сказала я хриплым, неузнаваемым голосом.
- Хахаха, котя моя, не смеши мои шнурки, кому он сдался, этот здравый смысл!
- ну... мне, например.
- а... тогда ладно, - проговорил он и как-то сразу погрустнел.
Я решила добить его интеллектом.
- А еще знаешь, чего в тебе не так?
- Руби!
- Самокритика. Она у тебя какая-то извращенно-жгучая и потому приелась и бездействует. Трансцендентальная такая самокритика. Когда бьешь себя по больным местам и тем самым костенеешь окончательно...
- Самокритика?!! Да что ты такое говоришь!! Разве это инструмент сознания? Это забава, игрушка слишком хорошо изучивших себя людей, брелок с двадцатью двумя мелодями, мелодиями - каждая на свой лад - для толпы, души, ума, черта, бога и дьявола.
Самокритика - фигня!! Рефлексия, котенок, - вот это болезнь... только ей еще никто до нас не болел.
- Ты есть свое варево будешь, кашевар? А то я утром все в унитаз спущу, не думай...
Он завидно заработал скулами, изящно привставая, чтобы смахнуть со штанов огарки.
Потом, как обычно, мы сидели на подоконнике, выключив свет, и болтали ногами, курили.
- Иногда я чувствую себя Карлсоном. Таким же безобразным, толстым, тупым и жадным до чужого дядькой. - Он жалобно свистнул трубкой.
- Ты гораздо хуже, милый.
- Почему?
- Потому что я с детства люблю эту книжку. Карсоново не бывает.
- Хм, может вместо них бываю я?
Я прижалась к его плечу и, зажмурившись, сладко зевнула.
- ....ммм, вылитый котенок!...
- Брысь спать. Только сначала отскребись. Ванна за углом.
- А ты? - спросил он, влезая в комнату.
- Я седьмой сон досмотрю, когда с тебя сойдет последний слой загара...
Он, шлепая босыми пятками, поплелся в ванну.
- Винни ?...
Замер, даже в темноте я почувствовала, как он ошарашено уставился на меня вполоборота...
- Я помнила тебя все это время. И ждала. И ты знаешь... внешне ты совсем не изменился.
Он, едва сдерживая слезы, сел на колени и стал целовать пальцы моих ног.
>>