#
Утром я пришел на работу в тихом настроении и сразу сел ничего не делать. Смотрел, расслабясь, на россыпь испещренных знаками ЭВМ листов, вяло замечая, как тексты Фортрана теряют четкость, расплываются, а потом толчками возникают вновь. Вот тогда-то начальники отдела и сектора и предложили мне съездить в командировку.
Я встряхнулся, принял позу сосредоточенного внимания и готовности немедленно броситься в бой. Я сказал, что не очень заинтересован куда-то в Улан-Удэ, да еще по поводу незнакомой аппаратуры.
Начальник отдела улыбнулся и обратился к начальнику сектора:
- Он что, не знает еще?
- Да, Костя, - вспомнил сектора, - тебя вчера не было... Такая новость: добавляется десятка к твоему окладу.
- А-а... Поеду, - ответил я, но без особой радости: Горобцу-то подкинули двадцать.
- А аппаратуру сейчас быстренько подучишь, - подытожил начальник отдела.
#
На другой день я стал собираться. Сообщил новость жене (тут у нас, увы, рушились многие планы - но десять руб все-таки произвели на жену впечатление). Нашел на карте Улан-Удэ и усек, что там глубокое озеро Байкал и горы. Не поехал со всеми отдельскими в колхоз, а заглянул ненадолго на работу убедиться, что качество документации на аппаратуру не оставляет мне надежды ее изучить. Зашел к координатору и узнал задание: "прикрывать" устройства отдела, что означает "смотреть на месте по месту".
Ночью, пока нас с женой ели комары, поднявшиеся из подвала, я со страхом подумал про сибирский гнус или как там его зовут. Решено было взять драгоценный "Ребепин", привезенный мною в прошлую командировку из Минска. Матвейке и жене оставался одеколон "Гвоздика".
В последний день дома я вышел погадать по трамваям, благоприятные ли будут результаты командировки. Трамвайное движение оказалось закрыто.
#
День отлета. Воскресенье. Сначала топаю на работу получить "оказию". Тяжеленный ящик. Перевязан не веревкой, а резиновым шнуром, и потому резво пляшет в руках, несмотря на массу.
На эскалаторе метро ящик пружинит, вырывается вперед и ударяет девушку на нижеползущей ступени. Девушка оборачивается и что-то говорит, но передо мною лишь прическа, а лицо далеко внизу, и я могу только предполагать, что девушка извинилась.
Ставлю ящик поперек лестницы, и тотчас через него сыплется целая группа иностранного вида господ, последний из каковых, чудом уцепившись за платье девушки, произносит, почему-то нажимая на "о":
- Кокой болван поставил?!
Но я спокойно рассматриваю людей на соседней поднимающейся лестнице эскалатора.
В вагоне метро пытаюсь гаданием прогнозировать ход командировки. Смотрю через плечо одного из пассажиров в его книгу. Первое слово - л ы с а я . Потом наклоняюсь к углубленной в чтение девчонке. Оказывается, у нее сумка с цветными фотографиями обнаженных женщин и текстом на ненашем языке. Не знаю, годится ли такой материал для гадания, укладывается ли в концепцию. Еще один источник информации свернул, к сожалению, свою газету, задев меня по очкам. Все же я успел выхватить - в п р о ш л о м м е с я ц е . . . Итак, результаты гадания ничего зловещего не предвещают. Что я в будущем облысею - и так знаю. А голые женщины - разве плохо? Для закрепления результатов оборачиваюсь через левое плечо и, уткнувшись носом в тугое поле военной фуражки, чуть намечаю губами плевательное движение.
Аэропорт. Результаты взвешивания благоприятные, доплачивать за проклятый ящик не надо. Сдаю его в багаж.
Девушка раздает статистические талоны, по три штуки. Требуется на каждом написать имя ближайшего родственника, или друга, или указать место работы, и все это с почтовыми адресами. Я заполняю на жену, родителей, Витю. На работу мне талона не хватает. Прошу дополнительный. Девушка смеется:
- Так ведь жена наверняка на работу сообщит! Что Вы беспокоитесь!
Объявляется посадка. Пассажиры оставляют кладь на столе, а сами проходят через электромагнитную раму, обнаруживающую металлические предметы. Если звенит звонок, пассажир отыскивает у себя этот предмет, отдает служителю - и повторяет попытку. Затем он получает все обратно, забирает со стола кладь и топает на поле.
Я прохожу с первого раза, но замечаю, что наручные часы остановились. Их все равно переводить, так как в Улан-Удэ время обгоняет ленинградское на пять часов.
На поле нам вручают вещи из багажа и еще ужин. Я несу левой рукой свой ящик, портфель подмышкой, а правой - горячий жирный железный аэрофлотовский сундук, царапающий мне ноги пломбой.
Около самолета, красавца ТУ-154-Б-04-ВК-5М!-9, отбирают багаж, а нас выстраивают против огромной трубы, прилепленной к фюзеляжу - двигателя самолета. Двигатель, или еще что-то там громко свистящее, запускают, и я бросаю портфель и стою оставшиеся двадцать минут, затыкая пальцами уши и открыв рот.
Затем пускают в самолет, заполняя места в направлении от носа к хвосту (а то "сядет на хвост" - объясняет стюардесса). Мне повезло, мой ряд второй от носа, и я одним из первых заэкранировался от дьявольского свиста за самолетной обшивкой. По-видимому, свист имел мощную ультразвуковую составляющую, из-за чего моя борода вдруг осыпается, стоит мне провести по ней рукой. Я не теряюсь - комкаю ее в ладони и естественным движением опускаю комок в сумку на спинке кресла.
На мое место "2а" выдано, оказывается, два билета. Я занимаю место "2б". Пришедшего затем претендента стюардесса отправляет в хвост. Я спрашиваю у "2а", любит ли он смотреть в окно. Ему все равно, и мы меняемся. Теперь я владелец двух иллюминаторов с сиреневыми опускающимися светофильтрами, лампочки для чтения в затемненном салоне и трубки, воздух из которой шевелит мне волосы на облысеющей в будущем голове.
Через полчаса взлетаем. Как говорится "под крылом" проплывает Нева, разворачивается Ладожское озеро. Я с интересом рассматриваю берег, ограничивающий озеро с юга. По берегу идут две нитки обводных каналов. Я знаю, что один из них новый, а другой - старый, по которому плавал на дровяных барках мой дед. Виден город Волхов с большой железнодорожной станцией, видна ГЭС, где мы с Борей искали трилобитов. Видны ниточки дорог, леса, разбитые на клеточки, видны какие-то совсем неузнаваемые прямые линии...
#
Стемнело. Подали ужин: котлету куриную (а на вкус - рыбную), пачку вафель, большой пакет перца, бумажный чай. В целлофановом пакете - вилку, ложку, ножик. Подали чашку с кипятком. От бумажки с чаем кипяток быстро почернел и очень вкусно запахло. Скоро, увы, выяснилось, что все вкусовые качества чая улетучились с запахом.
Седая женщина в кресле передо мной разорвала все выданные пакетики, в том числе и с перцем, и долго чихала. Потом пыталась выкинуть мусор в иллюминатор, но не нашла, как открыть. Мне было удобнее, так как на спинке кресла этой женщины для меня была сумка. В этой сумке мусор и лежал минут десять, прежде чем его пришлось выгрести в поисках вилки, ложки и ножа, собираемых по окон- чании ужина бдительной стюардессой.
Была остановка в Свердловске. К трапу самолета подкатил маленький обшарпанный автобусик, сразу же занятый мужчинами. Нам же пришлось ждать на ночном холоде следующего автобуса.
Водитель, лихой парень в надвинутой низко кепке, сидел в кабине с какой-то жеманной дамочкой. Из-за этого-то мы и ехали к зданию очень долго, то круто поворачивая, то резко тормозя. Один вредный мужичонка на каждом повороте елозил мне чемоданом по капрону, пришлось даже сделать ему замечание.
В зале ожидания слонялись сплошные гопники. Да и женщины выглядели препротивно: все в мятых брюках, с короткими стрижками, неаккуратно накрашенные и все как одна - с большими позолоченными шарами и кольцами в ушах. У меня тоже золотые сережки-капельки, но в Ленинграде это все-таки смотрится.
В коридоре около туалета мне повстречался интересный мужчина в плюшевой медвежьего оттенка куртке, с приятелями, слегка пьяный, но с безукоризненной прической. Он воскликнул - "Черт возьми!".
Интересно, что он имел в виду? Неужели восхитился мною? Конечно, в полумраке коридора он не мог меня как следует рассмотреть, но - моя походка?! Походка хорошо поставленная, а тут я еще бессознательно добавила полета, едва удержалась, чтобы не щелкать по кафелю каблучками.
А вообще на меня пялились, даже слишком. Такой уж тут, в Свердловске, нетонкий мужик. Когда я направлялась к выходу, сразу несколько мужиков ринулись притиснуть меня в узких дверях. Смешно! Я чуть приостановилась и пропустила их. Растерянность была видна невооруженным глазом.
В салоне авиалайнера сосед хотел со мною заговорить, но я скользнула по нему мягким мимоходным взглядом, и он замолчал. Пыталась вспомнить, брала ли в киоске модный журнал, но не смогла. В сумке передо мною его не было. Что ж, решила подремать до Иркутска.
#
Была посадка в Свердловске. К самолету примчался низенький полугрузовик-автобус. Я пропустил основную массу, а сам вскочил, когда двери закрывались. Зато я первым вышел и первым был у буфета. Съел беляш с рыбой, выпил противный кофе. Отдался движению толпы и оказался на улице.
В ночи пело не менее десятка гитар. Меня поразило, сколько кругом молодежи. В своей штормовке я хорошо вписывался, бродил от кучки к кучке, слушал студенческие и блатные песни. Как много поют про любовь!
Через час нас повезли к самолету. Светили прожектора, лайнеры неспешно катились по бетону, неожиданно ловко разворачиваясь на месте. Как и в Ленинграде, пассажиров освистали у трапа и запустили внутрь. ТУ-154 взлетел. Подали ужин в картонной коробке: кусок куры и школьную булочку. Затем кофе. Я собирался немного поспать, но не получалось. Было ощущение, что в киоске я покупал какой-то журнал. Но куда его дел?
#
Над Иркутском мы. И у нас неприятность какая-то, летаем уже час. За этот час я хорошо рассмотрел Ангару, острова, церкви, кусочек Байкала. Пилоты вышли из кабины, один пошел по проходу, другой, молодой, остался подле первого ряда. С ним хорошо знаком гражданин с места "1в", сам, должно быть, пилот. Седую женщину с места "1а" услали в хвост, болтают довольно спокойно. Я понимаю, чтобы не паниковать.
Слух мой обострился, и я все хорошо слышу. Выпускали шасси, оно вышло, но сигнализация не сработала. Значит, нет фиксации, или концевик залип. Убрать шасси нельзя, так как блокировка. Значит, на брюхо не сядешь. В пилотской кабине задраились командир и второй пилот. Таков порядок. Бортинженер с пистолетом в хвосте. Все нормально, надо выжечь горючее, а на полосе за это время подготовятся.
Самолет кидает то вверх, то вниз. Стюардесса по радио объявила, что небольшая неисправность шасси, и командир специально кидает ТУ-154-Б-04-ВК-5М!-9 для более надежной фиксации колес. Что особой опасности пассажирам нет, и единственное неудобство - при посадке салон придется покидать через аварийные выходы, которых два в носу, оборудованных надувными трапами, и два в хвосте, оборудованных трубоспусками. Что выходы будут своевременно подготовлены экипажем, а порядок их использования следующий... И далее минут десять, в течение которых самолет безжалостно швыряло, милый женский голос неспеша читал, в какой последовательности, с каких мест и какие пассажиры встают, к какому выходу направляются, как кидаются вниз головой в трубоспуск и как боком вылезают, сохраняя выдержку и спокойствие, на надувной трап.
Наконец, самолет перестало кидать. Командир объявляет по радио, что неисправность локализована и посадка возможна. Закладывает уши: земля быстро приблизилась, замелькала посадочная полоса, самолеты, автобусы, пожарные машины, колонна зеленых дорожных механизмов... И самолет идет вверх.
Из первого ряда слышу:
- Шасси осмотрели снизу. Посадку разрешили.
Я еще раз вижу кусочек Байкала, горы, и снова земля, З е м л я , двинулась к нам, закладывая уши...
#
Мы были над Иркутском. Мой сосед с места "2б" все хотел заглянуть через окошко куда-то под брюхо самолета, едва не облокачиваясь на мои колени. Ничего бы был мужчиночка, если бы не эта его невоспитанность. А там - подумаешь! - речка, церкви русского вида, трубы дымят. Что отсюда, сверху, разглядишь? Для этого надо ехать по улицам на автобусе или, лучше, еще ниже - в автомобиле.
Вышел молодой человек в пилотской форме, совсем юнец. Принялся разговаривать с кем-то из первого ряда, а поглядывал на меня. Конечно, и при утреннем освещении я ничего, а вот посмотрел бы он на меня вчера вечером, на свеженькую и веселую! Говорят-то о какой ерунде: шасси... концевик не сработал... Вот глупые мужчины! Им легко живется, у них законченная картина мира, безо всяких неясностей. Появляется непонятное - они его сразу обзывают словечком, например, "концевик", и уже спокойно про это говорят, все покорено, обуздано, наперед известно! Только Женщина (да - с большой буквы!) знает, как вывести мужчину из его глупого состояния - и знакомые вроде бы ему слова перестают у бедного соответствовать "действительности".
Салон сильно раскачивало, мне стало дурно, но наконец приземлились, поехали. Какой захламленный аэродром! Как не стыдно! Устроили свалку самолетов вдоль дороги! Можно подумать, тут они каждый день падают!.. Эти-то, стоят в ряд чинно-благородно, но стекла битые и ржавчина! А вертолеты словно размякли на солнце!
Как лихо разъезжают служебные машины! Прямо под самолетами проскакивают! Отчаянные парни - сибиряки! Ну-ка! Вон, вон повернулся, ишь, зубастый, как небрежно держит баранку! Ах, врезался в трап... Это он специально, быстрее чтобы трап ехал, его подталкивает! Остроумно! Ой, этот раззява-водитель трапа так сильно ткнулся в наш самолет... Вон он, уже вылез и направляется поболтать с дружками. Хи-хи! Как ему автобус лихо путь перерезал! Надо же, гонщики! Страшно из самолета выйти!
Здание аэровокзала не произвело на меня впечатления. Такое же, как многие другие. Всюду солнце, пыль. Я узнала, что багаж будут выдавать нескоро, и решила пока отметить билет в транзитной кассе. И вот тут Иркутск, сибирь и вообще азия меня разочаровали. Пять транзитных окошек обслуживала одна склочная кассирша, бегавшая взад-вперед. Она суетилась, ругалась, хватала билеты из рук пассажиров, кидала билеты обратно - и всем орала одно: билетов нет! Мест нет! Подойдите через час!
Неразбериха была такая, что лишь минут через двадцать я дозналась, что на Улан-Удэ существует запись. Я разозлилась, и это помогло пробиться сквозь толпу и сунуть в окошко билет. Кассирша чиркнула небрежно красной пастой и бросила мне его обратно. На билете теперь стоял номер очереди - 36. Обидно большой. У очкастой девчонки, прилетевшей вместе со мной, но правильно сориентировавшейся, был 7-й.
Все-таки из Иркутска в Улан-Удэ летело по расписанию шесть самолетов. Я с помощью молодого солдатика отнесла свой багаж в камеру хранения и отправилась смотреть Иркутск.
Город оказался похож на Ленинград. Ангара - на Неву, только без набережных, быстрая, чистая. В музее оказались картины, как в Эрмитаже (Шишкин, Рерих, Куинджи, Айвазовский) - только, разумеется, количеством поскромнее. В магазинах - то же самое, что и в Ленинграде, но опять же скромнее. Русские церкви - шатровые и огненные, классические. Транспорт - трамвай и троллейбус, места мне никто не уступил, хотя сидели все больше молодые мужчины. Одеты были горожане по случаю жаркой погоды легко: сарафанчики, брючки, кофточки.
Я поела в блинной и вернулась на аэровокзал. Там у транзитных касс воевали все те же лица. Хотя улетело уже два самолета на Улан-Удэ, и второй, и третий номера оставались. И девчонка N 7 - тоже. Я с ней познакомилась. Ее звали Оля, она преподавала немецкий, бывала за границей. Сейчас ехала в Улан-Удэ к сестре, а затем собиралась вместе с ней на Байкал, на турбазу авиаторов. Увы, лапы не имела.
В окошке N 5 произошло движение. Склочная кассирша хватала и вновь бросала телефонную трубку, лихорадочно перебирала бумажки на столе. Пассажиры это восприняли как сигнал, и начался новый штурм.
Толстая женщина, держа под мышкой ребенка, энергичными поворотами ввинчивалась в толпу. Рыжий парень, пригнувшись к полу, проскочил между мной и Олей. Но мы поставили на место нахала, оттащив его за ремень брюк. Он зло шевельнул усами и со словами "у меня же комиссия!" исчез. Через мгновение я заметила его усатую физиономию по ту сторону стекла. Он пытался обнять кассиршу - та взорвалась и чуть не рассыпалась от возмущения. Усатая физия опять там пропала и возникла здесь, оттирая меня. Я выговорила:
- Что же Вы зевали? С Вашим талантом всюду ввернуться...
- У меня талант по буфетной части! - отвечал рыжий. - А тут комиссия приедет, лакировочка срочная нужна!
Насчет билетов оказалась ложная тревога. На третий самолет мест не было. Ограничились перекличкой.
- Ольга Прошлова!
- Я!!! - орала моя знакомая, размахивая билетом.
- Екатерина Климова!
- Здесь, - ответила с достоинством я.
- Нет ее? Вычеркиваю! - крикнула кассирша.
- Здесь я, здесь!!!
После переклички мы прошли в буфет. Там имелось пиво и видавшие виды пирожные. Но к нам протиснулся давишний рыжий парень и обещал счудодействовать.
- Хотите шампанского?
Я посмотрела на пьяниц у колонн, оценила жару и выдала желание посложнее:
- Молока.
- Хм. Идите, занимайте столик на втором этаже, подальше от любителей змия, - дал указание талант по буфетной части.
Через пять минут он принес литровую бутылку молока и сочни. Оля похвалила парня. Я с сомнением изучала его усы. Их цвет зависел от освещения. В кассовом зале они выглядели рыжими, здесь же стали иссиня черными.
- Девушки, - вдруг лекторским тоном завелся парень, - вся жизнь игра. Но игра не для всех. Избранные... Большинство людей - бараны. А я из баранов выбился, все это - тут он повел скупо рукой - крутится для меня. И вы крутитесь, вам повезло, что жизнь прибила вас ко мне...
- Нам это поможет добраться в Улановку? - встряла Оля ехидно.
- Нет, каким-то высшим силам, организующим игру, не угодно, чтобы я туда так запросто попал. И поэтому мы с вами, девочки...
- Спасибо, - прервала рыжего я. - Спасибо за буфет. А в плане авиаперевозок нам с Олей лучше быть баранами и держаться подальше от Вас.
И мы с Олей оставили рыжего с его буфетными чудесами и пошли искать небарана с чудесами билетными.