Степняки

Андрей Демин
А жаворонок-то как заливается! Горазд поднял голову, пытаясь разглядеть маленького певца. Да куда там! Черная точка теряется на фоне беспредельной голубизны небес и не понять, где же сейчас птаха. Только глаза заслезились от напряжения, да шею заломило. Горазд крякнул, потер больное место и снова вернулся к своему прерванному занятию.
Он лежал на вершине холма, что уже были редкостью в этих местах. Точнее, это был последний холм перед настоящей степью. Дальше, насколько хватало глаз, расстилалась совершенно плоская равнина, покрытая разнотравьем. Кое-где еще торчат отдельные купы деревьев, но это уже жалкое воспоминание о лесе. Здесь степь.
Степь. Горазд не любил ее. Даже ненавидел. Ненавидел за ее бескрайность, плоскость, бездревесность. Здесь некуда было спрятаться, не было родных и любимых дерев, дающих тень в жаркий день и укрывающих своими ветвями от дождя. Здесь Горазд чувствовал себя абсолютно голым и практически беззащитным. Ко всему прочему из степи приходили они.
Они накатывались на лес подобно темной мутной волне. Иногда их было мало, иногда - очень много. Они восседали на низкорослых лохматых лошадках, от них исходил крепкий и душный запах, лица их были узкоглазы, большескулы и темны, как кора дерева. Речь их была непонятна, гортанна и громка, а визг, который они издавали при атаке, заставлял сердце сжиматься и вызывал мурашки на спине. Они были отменными конниками, но никакими бойцами в пешем строю. Излюбленным приемом им служил обман, заманивание противника в засаду ложным отступлением. И горе тем, кто поддался на эту уловку. Они не знали пощады.
Набеги начинались уже с середины лета, когда степняки, откормившие своих лошадей на тучных весенних травах, отправлялись на Запад, чтобы поживиться богатой добычей в чуждых землях. Вот поэтому-то Горазд сейчас и лежал на вершине холма, до рези в глазах вглядываясь в степь. Около этого холма, именуемого Подорожным, сходились несколько серых ниток степных путей. Сакмы - так звали эти пути степняки, а следом за ними так же их стали звать и росы. Нет в русском языке слова, более точно и метко отражающего самую суть этих страшных и пыльных степных дорог, политых кровью и слезами полонян. Сакма - это слово несет в себе ужас. Сакма - и ярость просыпается в сердце воина, и сжимаются до белых костяшек кулаки, а на скулах набухают шишки желваков, ибо по сакме приходят сюда те, кого он ненавидит более всего. Сакма - и слышится визг конной атаки, свист крепких волосяных арканов, шипение кривых сабель, пение быстрых и метких стрел. Сакма несла погибель и полон. Поэтому за сакмами следили очень пристально. С каждым разом дозоры уходили все дальше и дальше, и все дальше и дальше становились дозорные, от которых зависел покой и безопасность.
Горазд со товарищи уже почитай что месяц сидел в одном из таких дальних дозоров. Но пока Боги хранили их землю - ни одного степняка замечено не было. Долгое и бездеятельное сидение изматывало, но воины не роптали, ибо понимали, что на них лежит вся ответственность за покой родичей. Начиналась самая жаркая пора. Вызревали хлеба, начинался покос, и совершенно необходимо было управиться с ним как можно быстрее, пока не нагрянула беда из степи.
Как давно росы обосновались в этих землях, Горазд толком не ведал. Старики говорили, что пращуры пришли сюда еще в незапамятные времена. Пришли, спасаясь от гнева рязанского князя Всеволода. Тот решил однажды, что вятичи, живущие на болотах, слишком много воли заимели. Где это слыхано, чтобы чернь жила по своим укладам, не признавала над собой князя и не платила ему положенную подать? Нагрянули в деревню княжие дружинники, согнали всех жителей в одно место и огласили княжий указ, в котором говорилось, что отныне они принадлежат Рязани, а посему обязаны отдавать Всеволоду часть потом и кровью выращенного урожая. Не стерпели такого унижения пращуры, взыграло ретивое в сердцах их и набросились они на дружинников. Крепки и умелы были княжии вои, но ничего не смогли они сделать с бешеной толпой. Кого прибили на месте, кого в болотах, окружающих деревню, утопили, а кое-кто сумел выбраться и донести обо всем Всеволоду. Страшно разгневался князь, собрал свою дружину и пошел на непокорных, дабы огнем и мечом привести их под свою власть. Но не стали ждать прихода дружины предки, собрались все вместе и ушли искать вольные земли. Глянулось им место на крутом берегу реки, что на границе со степью, и остановились они тут, и обосновали град, Городищем прозванный.
Не знали только пращуры, что на неспокойной земле решили они обосноваться. Вскорости стали приходить степняки. Немало крови было пролито, немало слез, пока вятичи не смекнули, что негоже дожидаться беды из степи. Лучше самим пойти ей навстречу и попытаться не пустить ее на порог своего дома. Так и появились небольшие конные дозорные дружины, которые стали ходить на Восток, рубить засеки и становиться дозорными заставами. Очень скоро дозорные отказались от оружия предков - тяжелых длинных мечей, а перешли на легкие сабли, крепкие луки, да небольшие топоры-чеканы. Меч очень хорош в пешем бою, иногда неплох и в конной сече, но все же негоден в быстрой сшибке со степняками, где нужна скорость и ловкость. Да и не было у степняков кольчуг. А коли нет защитного доспеха, то к чему меч? Саблей рубиться гораздо сподручнее.
Горазд немного повозился, устраиваясь поудобнее на жесткой земле. Солнце медленно ползло по небу, до прихода смены еще было далеко. Плоский простор степи был пуст. Воин даже заскучал. По травинке, что стояла прямо перед носом Горазда, упорно карабкался маленький черный жучок. Воин отвел взгляд от степи и стал смотреть на труды жучка. Вот он добрался до самого верха травинки (которая, наверное, казалась ему огромным деревом), остановился, пошевелил усиками, повертелся в разные стороны, а потом раскрыл прозрачные крылья, что скрывались под твердым панцирем, и с тихим жужжанием улетел. Горазд улыбнулся. "Всякая тварь своей жизнью живет, - подумал он. - Всяк свои труды выполняет. Вот и я так же, как и этот жучок, живу, что-то делаю, а для Богов, наверное, такой же малый и беспомощный. Смотрит сейчас Дажьбог на меня, как я на этого жучка и так же улыбается".
Горазд поднял глаза и обмер. На горизонте, там, где трава смыкалась с небом, показалось несколько черных точек. Воин сразу напрягся и прищурился, пытаясь разглядеть, кого же несет по степи. Точки медленно приближались, увеличивались в размерах. Вот уже можно разглядеть, что это конные. Трое всадников, не торопясь, ехали в сторону дозора Горазда. Вскоре воин уже смог разглядеть их. Степняки! Сердце гулко бухнуло, замерло, потом заколотилось птицей в силках. Низкорослые мохнатые лошадки, шапки, отороченые мехом, вечные халаты, широкие шаровары, сапоги с короткими голенищами. Слева на боку висят сабли, за спиной у каждого короткий выгнутый лук и тугой колчан со стрелами. Небольшой круглый щит заброшен за спину. За голенищем у каждого торчит засапожный нож. Узкие глаза пристально осматривают все вокруг, а широкий нос втягивает горячий степной воздух, словно пытаясь в его терпком травяном аромате уловить запах врага.
Степняки явно не спешили и ничего не опасались. До Горазда донесся отголосок тягучей нескончаемой песни, что так любили петь степняки, качаясь в седле во время длинного пути. На передовой дозор это явно не походило. Рос ожесточенно поскреб рыжую бороду, а потом почесал затылок, соображая, за каким же лешим занесло эту тройку в их края. Мысли ворочались с трудом, как жернова старой мельницы. Так ничего толком не придумав, Горазд решил дождаться, когда степняки подъедут поближе, а там уже действовать по обстоятельствам.
Трое конных подъезжали все ближе и ближе. Не доезжая версты до Подорожного холма, они остановились и стали совещаться. Горазд напряженно всматривался в тройку, раздумывая, стоит ли зажигать сигнальный костер или все обойдется. Но вот двое степняков повернули назад, а оставшийся все так неспешно продолжил подъезжать к лежке роса. Горазд осторожно, боясь потревожить хотя бы одну травинку, вытащил из-за плеча лук, наложил стрелу и прицелился в приближающуюся фигуру. "Давай, поближе подъезжай, - думал он, прищуриваясь и натягивая тетиву. - Давай, родной, еще немного поближе". Степняк приблизился на расстояние полета стрелы и встал как вкопанный, устремив взгляд прямо на вершину холма. "Неужто заметил? - испугался Горазд. - Ежели так, то сейчас сорвется и умчится назад". Он навел стрелу точно в грудь степняка, затаил дыхание и спустил тетиву. Щелчок по кожаной рукавице прозвучал подобно удару грома. Тонко пропела уходящая к цели стрела. Степняк взвизгнул, волчком крутанулся на месте и помчался к своим соплеменникам. Стрела бесполезно воткнулась в землю. Горазд ошарашенно моргал глазами, совершенно не понимая, как удалось поганому уйти от верного выстрела. Степняк тем временем уносился все дальше и дальше и вскоре исчез, превратившись в точку, слившуюся с травой.
Рос поднялся и посмотрел вслед умчавшимся степнякам, все гадая, что же это могло значить. На набег явно не походило. Передовые дозоры их войска всегда двигались очень быстро и сторожко, стараясь не перемещаться по сакмам, а скрываясь в траве. Ко всему прочему, разведчики уже прекрасно знали расположение русских застав и не стали бы они так беспечно себя вести вблизи дозора. Что-то здесь было не так, но что, Горазд никак не мог понять. Он раздосадованно хлопнул рукавицей по коленке и снова улегся, скрывшись в высокой траве. "Стрела только зря пропала, - думалось Горазду. - Теперь Ратибор всю душу вынет, если не верну". Стрелы у воинов очень ценились, после каждого сражения они тщательно собирали их, потому что мастера жили далече, а в дозорах без стрел никак не обойтись. Если ими разбрасываться, то и без оружия немудрено остаться. "Но все-таки, как же он умудрился увернуться от стрелы! Ловок степняк, ловок!"

* * *

Некун любил лето. Что ни говори, а летняя жара все же лучше зимнего пронизывающего холода, когда ледяной ветер порывами налетает на стенки юрты, швыряясь в них пригоршнями колючего снега. Летом вдоволь и солнца, и тепла. Степь покрыта пышным травяным ковром, на котором так хорошо пасутся табуны. Лошади, изголодавшиеся за зиму на скудных кормах, что добывали из-под плотного снежного покрова, откармливаются, выглаживаются, становятся крепкими. Они очень быстро набирают силу и выносливость, а это значит только одно - ближе к середине лета снова можно отправиться на закат, к лесам, чтобы быстрым налетом пройти по селениям урусов и вернуться с богатой добычей. Несмотря на то, что Некун уже не один раз бывал в лесных краях, все равно он боялся леса. Боялся его зеленой стены, боялся таинственного полумрака, что таился под кронами деревьев, боялся самих деревьев, потому что за каждым из них мог таиться высокий светловолосый и белокожий воин. Но недаром носил Некун гордое прозвище Некун-багатур. Он никогда не показывал свой страх, а, напротив, шел всегда впереди и пока духи степи хранили своего любимца.
В этот год, однако, все было по-другому. Старый шаман рода - Джезра, живший в отдалении от основного кочевья, внезапно заявился к Некуну сам. С кряхтеньем согнувшись перед низким пологом входа, старик буквально заполз в юрту Некуна. Тот чуть было не поперхнулся кумысом, когда увидел согнутую фигуру перед собой. Джезра разгладил реденькую седую бородку и без приглашения уселся напротив хана.
- До моих старых ушей дошли слухи о том, что славный Некун-багатур снова собрался в поход? - голос шамана напоминал скрип давно не смазываемых колес походной повозки.
Некун молча кивнул, поставив чашку рядом с собой. Он ждал продолжения.
- Я не сомневаюсь в смелости, силе и могуществе Некуна, - продолжил свою речь шаман. - Но..., - узловатый палец старика уткнулся в грудь багатура. - Но в этот раз ты не пойдешь на закат.
Некун немало удивился. С чего бы это шаман вдруг стал указывать ему, что и как он должен делать? Нет, хан уважал Джезру, не раз советы старика спасали ему и его людям жизнь, но чтобы так...
- Почему шаман решил, что он может указывать мне, что и как делать? - узкие глаза Некуна стали еще уже, и в них блеснул злой огонек.
- Духи степи сказали мне, что это будет твой последний поход, если ты не послушаешь меня, - Джезра ничуть не испугался. - Светловолосые стали слишком сильны, чтобы ты смог справиться с ними в этот раз.
- Нет такой силы под этим небом, которая смогла бы остановить меня! - зло прошипел Некун, наклоняясь почти что к лицу шамана. - Или ты забыл, как в прошлом году я расправился с дэвом, что посмел посягнуть на наши земли?
Джезра рассыпался в тихом смехе. Он смеялся долго и так, что даже слезы навернулись на глаза. Но смех этот звучал только внутри юрты, дабы никто снаружи не смог его услышать. "Однако, шаман хитер, - подумал Некун, глядя на смеющегося Джезру. - Не позволяет нечестивым звукам выйти наружу, дабы никто не подумал, что надо мной кто-то может насмехаться".
- А ты забыл, почему ты смог победить дэва? - вопросом на вопрос ответил Джезра, отсмеявшись и вытирая глаза сухой морщинистой рукой. - Неужели помощь старого шамана пропала даром?
- Ты прав, - медленно произнес Некун, остывая и досадуя на себя за эту вспышку, недостойную истинного багатура. - Но с чего ты взял, что светловолосые стали сильнее дэвов?
Шаман покачал головой, внезапно став невероятно серьезным.
- Они многому научились за это время. Если ты пойдешь в поход на закат, то знай, что противостоять тебе будут не только те, кто живет в начале леса. К ним на подмогу могут придти и другие - из дальних лесов. И еще - духи степи стали бояться того, что обитает в лесах. Вот почему я советую тебе отказаться от этих планов.
Некун задумался. Вообще-то шаман редко когда ошибался, багатур привык верить Джезре. Но то, что тот прелагал сейчас выходило за всякие рамки. Отказаться от похода на закат, отказаться от прекрасной добычи, отказаться от светловолосых полонянок - нет, к такому повороту Некун был не готов. И что он скажет своим батырам? Что их славный хан испугался слов старого выжившего из ума шамана? Да тогда его выгонят из рода и имя Некуна навеки будет опозорено! Некун покачал головой.
- Нет, Джезра, я не буду отказываться от задуманного.
Старик тяжело вздохнул.
- Хорошо, Некун, дело твое. Как решил, так и поступай. Глупо было надеяться, что славный багатур послушает старого шамана. Но учти, если что-то пойдет не так, сразу возвращайся. Не медли, иначе ты останешься без своего рода. И еще одно - есть одна вещь, которая поможет тебе. Эта вещь разделена на две части. Одна часть лежит далеко на восход отсюда, у порога высоких гор. Другая же - далеко на закат, в лесах, принадлежащих светловолосым. Так вот, багатур, запомни: если ты и какой-нибудь багатур урусов сможете найти две части этой вещи и соединить их, то у тебя отпадет необходимость каждое лето ходить на закат.
Сказав так, шаман с кряхтеньем поднялся и, пятясь, вышел из юрты. Некун было хотел вскочить и остановить Джезру, но потом передумал. То, что сказал шаман, было настолько необычным и невероятным, что мысли в голове хана пришли в полный беспорядок. Они метались, сбивались в кучу, потом опять разбегались, совсем как лошади в табуне на который напали волки. Все попытки привести их хоть в какой-нибудь порядок закончились ничем. Некун махнул рукой и отогнал от себя эти раздумья, решив, что об этом можно будет поразмыслить потом...
... К первым холмам Некун отправился, прихватив с собой только двух нукеров. Остальные воины остались дожидаться его в полном недоумении: с чего это вдруг хан решил сам отправиться на разведку? Некун ничего не стал объяснять, просто приказав им дожидаться своего возвращения.
Ехали они медленно, специально не скрываясь. Багатур решил, что так будет гораздо сподручнее найти того человека, который был ему совершенно необходим. Нукер затянул свою извечную песню, такую же старую, как и эта степь. Колыхались травы, сухой степной ветер поднимал пыль на вытоптанной сакме, звякала сбруя лошадей, тянулась песня. Некун ехал, отпустив поводья, и размышлял о том, как же все-таки причудливо складывается его жизнь. Четвертый сын у своей матери, он не мог рассчитывать на большую и славную судьбу. В юности ему даже пришлось испытать на себе всю горечь рабства. И тогда, бесконечно униженный, Некун даже мечтать не мог о том, что имел сейчас. А теперь... А теперь он сам был могучим главой рода, владеющего огромными табунами. И никто в округе не смел даже помыслить о том, чтобы посягнуть на земли рода Некуна. Даже дэвы - страшные степные чудовища - обходили его земли стороной после того, как хан убил одного из их сородичей, по недомыслию вздумавшего обосноваться на его земле. Не один успешный поход на закат уже был за спиной рода Некуна, и немало урусок ходило в рабынях у его воинов. Но то, что предстояло ему в этот раз, не шло ни в какое сравнение ни с одним прежним набегом. Старый Джезра рассказал багатуру такое, от чего у того волосы зашевелились под шапкой.
Но это надо было сделать. И прежде всего потому, что тогда багатур мог бы забыть о летних походах, и обо всех врагах. Их просто не будет.
Но прежде всего Некуна волновал один очень трудный вопрос. Как ему найти нужного спутника? Зная "любовь" урусов к себе и своим сородичам, хан очень сильно сомневался в том, что кто-нибудь из урусутских багатуров согласится на его предложение. И самое главное - с ним еще надо было умудриться поговорить, не расставшись прежде этого со своей головой. Да, старый Джезра задал задачу поистине невыполнимую...
... Некун остановился перед  возвышающимся холмом и стал пристально вглядываться в его вершину. Он знал, что здесь находится один из передовых дозоров урусов. Хан видел, как дозорный, скрывающийся за высокими травами, так же пристально вглядывается в него. Он даже почувствовал, как напряженно работает голова у этого уруса, как он пытается понять, почему же враг не скрывается, а стоит совершенно открыто. Вот рука дозорного двинулась за спину и появился лук. Противный холодок разлился внутри багатура. "Нет, из этого ничего не получится, - подумал он, напрягаясь и пытаясь разглядеть момент, когда тетива щелкнет, выпуская в его сторону оперенную смерть. - Старый Джезра совсем выжил из ума...". Додумать Некун не успел. Тетива щелкнула, и он стремительно развернул коня, одновременно ударив его пятками. Из напряженной груди вырвался непроизвольный взвизг, и Некун помчался к своим нукерам быстрее той стрелы, что сейчас бессильно уткнулась в дорогу...

* * *

- Ну как? - сзади к Горазду подошел Ратибор. - Что степняки? Не буянили особо?
- Нет, - Горазд встал, уступая место другу. - Только странная какая-то разведка появлялась.
- Что за разведка? - Ратибор, уже собравшийся было улечься, остановился и посмотрел на Горазда снизу вверх. - И что это твоя стрела на сакме делает?
Горазд рассказал все как было. Ратибор сел и задумчиво уставился на сакму.
- Странно все это, - сказал он. - Степняки так не должны себя вести. Либо они архи опоролись, либо... - дружинник попытался почесать себя в затылке, но наткнулся на шлем и улыбнулся. - Не ведаю я, что может быть еще. Скажи воеводе, может он что-нибудь поймет? А еще лучше сходи-ка к Власу. Волхв-то точно разведает, что на уме у этих степняков.
Горазд кивнул и отправился вниз, в сторону степи, чтобы подобрать свою стрелу. Ратибор уже скрылся в траве, так что Горазд, когда повернулся, чтобы идти назад, уже не увидел друга. "Хорошо скрывается, - подумалось ему. - Даже шелом не блестит". Горазду всегда приходилось в дозор надевать шапку, потому что блеск шлема выдавал его. Обойдя холм, дружинник вошел в тень небольшой рощицы, где скрывались их кони. Верный Богур при виде хозяина вскинул голову и тихонько заржал, приветствуя. Горазд похлопал коня по крутой шее, подтянул подпруги и одним прыжком взлетел в седло. Он обернулся на дозор и тут же замер. С дальнего холма, что находился немного южнее и сзади Подорожного, в небо поднимался столб дыма сигнального костра. С вершины кубарем скатился Ратибор.
- Горазд, давай быстро скачи в слободу, передай воеводе, что степняки на Засурье пошли. Видишь, Переслав знак подает? - Горазд кивнул. - Поднимайте дружину, да на выручку спешите. Эх, Горазд, обманули нас степняки в этот раз. Глаза отвели.
Ратибор махнул рукой и хлестнул Богура плеткой. Конь с храпом присел на задние ноги и прыгнул вперед, чуть не выбросив Горазда из седла. Тот вцепился в луку и выправился. Затем он огрел коня нагайкой еще пару раз и, пригнувшись к шее, помчался в сторожевую слободу, где стояла дозорная дружина...
... В ворота слободы Горазд влетел подобно степному вихрю. Ошарашенным стражам у ворот он крикнул только одно слово: "Сполох!". Копыта коня загремели по утрамбованной сухой земле улиц, пыль взвихрилась столбом. Редкие пешие прижимались к домам, с испугом провожая взглядом несущегося всадника. Горазд осадил Богура перед воротами дома воеводы, спрыгнул с коня и влетел в калитку. Воевода Бажен, крепкий и мощный старик, упражнялся на широком дворе с отроками, обучая их владению саблей.
- Как ты рубишь?! Как ты рубишь?! - кричал воевода на одного из отроков, который все никак не мог срубить лозу так, чтобы отрубленная часть воткнулась рядом со стволом. - Это же сабля, а не коса! С оттяжкой бей, с оттяжкой! Смотри...
Бажен выхватил у отрока саблю и мощным ударом рассек лозу напополам. Верхняя часть подпрыгнула и аккуратно воткнулась в песок рядом с нижней.
- Понял теперь? - воевода повернулся к отроку. Тот поспешно закивал. - Дальше тренируйся, - Бажен вернул саблю и тут заметил запыхавшегося Горазда. - Что?!
- Степняки пошли на Засурье, - выдохнул Горазд, вытирая пот со лба. - Беримир костер зажег!
- Поднимай дружину, - воевода сразу посуровел, густые брови сдвинулись к переносице. - Много их?
- Много, - кивнул Горазд. - И идут быстро. Дым густой.
- Понятно, - Бажен развернулся и крикнул гридням. - Мой доспех, саблю, коня. Быстро!
Гридни засуетились, забегали. Суета поднялась невообразимая.
- Горазд, давай собирай всех на площади. Пусть берут с собой припаса дней на пять. Чувствую я, жаркое дело предстоит.
Горазд побежал к выходу со двора. В калитке он почти столкнулся с высоким крепким стариком в длинной белой рубахе и с амулетом на шее. Длинные седые волосы старика были перехвачены серебряным обручем, а борода, такая же седая, опускалась почти до пояса. Старик опирался на деревянный, искусно украшенный посох со светлым камнем наверху.
- Горазд! - старик отошел в сторону, давая дорогу дружиннику. - Зашибешь, конь степной!
- Прости, Влас, - Горазд поклонился старику. - Степняки на Засурье прошли, спешу я очень.
- Погоди, воин, - сухая рука Власа легла на плечо Горазда. - Где степняки прошли?
- Югом. Беримир их заметил и знак подал.
- А у тебя что-нибудь сегодня было? - глаза волхва, казалось, видят дружинника насквозь.
- Было, - быстро кивнул Горазд. - Но какие-то странные они были. Как архи обожравшиеся. Не таились, ехали медленно. Потом двое вернулись, а один подъехал на полет стрелы и все смотрел в мою сторону.
- А ты?
- Что я? Выпустил в него стрелу. Да ловок степняк оказался, увернулся от нее, да умчался к своим.
- Запомнил ты этого степняка? - Влас еще пристальнее вгляделся в лицо дружинника.
- Да что я, волхв, что ли, чтобы с первого взгляда лица запоминать. Одинаковые они все. Хотя... - он помолчал, вспоминая. - Ежели еще раз встретится доведется, не спутаю ни с кем. Одежда у него другая, да шрам вот здесь.
Горазд указал на правую щеку. Волхв покивал головой.
- Это хорошо, что ты его запомнил. Запомни его хорошенько, ибо неспроста этот степняк здесь объявился.
- Ты-то откуда ведаешь?
- Я ведаю очень многое. Даже то, что тебе неведомо. Когда вернешься, загляни ко мне на Перунову поляну. Разговор есть.
- Хорошо, Влас, - Горазд снова заторопился. - Обязательно загляну. А пока, прости, мне надо дружину поднимать.
Он пропустил волхва внутрь, а сам выскочил на улицу, взлетел на коня и помчался по дворам дружинников.