Дружина воеводы Бажена быстрыми темпами шла к Засурью. Это селение стояло несколько южнее, чем Городище и почти на самой границе со степью. Не один раз во время степняковских набегов Засурье было полностью выжжено. Но снова и снова восставало оно на прежнем месте, словно птица Феникс из пепла. Воевода уж и ругался, уж и призывал к здравому разуму селян, но они все равно упорно строились на том же самом месте. И каждый раз Засурье принимало на себя первый удар степняков, которые приходили с полуночи. Вот и теперь история повторялась.
Воевода ехал впереди дружины мрачнее грозовой тучи. Опытный воин, он знал, что защитить Засурье от степняков дружина уже просто не сможет. Слишком много времени придется потратить, чтобы добраться до селения. Одним утешал себя Бажен, что можно будет догнать степняков и отбить взятый полон.
До Засурья дружина добралась только к вечеру. Сгущались сумерки, Дажьбог уже скрывал свой лик за дальними лесами. Верхушки деревьев сливались в одну черную зубчатую линию, поверх которой пролегла кроваво-красная полоса заката. С востока надвигалась темнота. Вдали уже можно было разглядеть первые робкие звезды, что начинали подмигивать с неба. И на фоне этой темноты яркими сполохами сверкал гигантский пожар, что бушевал сейчас на том месте, где было Засурье. Бажен скрипнул зубами: "Сколько раз говорил я им - не селитесь здесь, не селитесь! Каждый раз же все заново начинать приходится! И все равно не слушаются!".
Дружина добралась до селения уже в полной темноте. Весело трещал огонь на останках домов, черные обугленные бревна частокола бестолково торчали в разные стороны подобно гнилым зубам. Около ворот темнели наваленные грудой тела.
- Жаркая сеча была, - произнес кто-то из дружинников, оглядывая эту груду. - Не просто так суряне сдались.
По улицам селения проехать было невозможно. Жар не пускал воинов внутрь, шибал в нос горячим воздухом со сладким ароматом горящего мяса. Бажен прикрыл лицо рукой, наблюдая из-за нее за пожаром.
- Воевода! - сзади протиснулся Горазд. - Тут люди, в лесу схоронившиеся, пришли до тебя.
- Где? - воевода повернулся и прищурился, пытаясь в рухнувшей на глаза темноте разглядеть тех, кто пришел.
Это оказались пятеро селян, перепачканных в саже, засохшей крови и кое-как перевязанных тряпицами. Длинные русые волосы их обгорели, один вообще остался без них. По нежно-белой коже черепа черной полосой тянулся рубец от сабельного удара. Лоскут кожи, отхваченный им, свешивался на сторону и селянин постоянно придерживал его рукой, то и дело морщась. Все пятеро были здоровыми, крепкими и кряжистыми. Широкие ладони пахарей сжимали сабли и копья.
- Сколько было степняков? - первый вопрос воеводы привел селян в замешательство.
Они переглядывались, переговаривались, один, что-то горячо доказывающий, все время показывал рукой то в одну, то в другую сторону. Наконец вперед выступил седой, морщинистый, но еще крепкий дед с коротким акинаком в руке.
- Не ведаем того, воевода, - покачал он головой. - Много их было. Налетели, как туча, с двух сторон. Оттуда, - длинная рука деда указала на восток. - И вот оттуда. - Еще один взмах на юг. Поначалу-то мы с теми, что с восхода пришли, справлялись. Видишь, у ворот сколько положили? А немного погодя к тем еще с полуночи добавились. А разорваться мы не смогли.
- Много в полон забрали? - голос воеводы сорвался, стал хриплым.
- Да почитай что всех девок, да малых робят, что в поле работали, увели сразу. Молодых робят порубали, старух - тоже. Мы вот одни остались.
- Как же вам удалось уйти от них? - брови воеводы сурово съехались к переносице.
- Да как? Просто очень. Как увидели, что не совладать нам с ними, так стали отходить в лес. Они ж туда не суются. Вот и убереглись.
- Куда ушли степняки?
- Знамо куда - в степи, - хмыкнул дед. - Куда ж им еще иттить-то? Я ж говорю, в лес они не суются. Там их мигом лешии по буреломам растащат.
Воевода задумался. Не похоже было на серьезный набег. С таким количеством воинов степняки ходили гораздо дальше. А вести целую орду затем, чтобы разгромить только одно небольшое селение? Непонятно. Но тут же Бажен отбросил всякие размышления. Надо было догонять степняков, отбивать полон, да вершить скорбные дела на месте Засурья. Он отыскал глазами Горазда и махнул ему рукой.
- Слушай, Горазд Олексич. Ты сакмы лучше всех нас знаешь. Посему давай-ка, бери с собой дружинников, да в погоню за погаными. А я тут с немногими силами останусь. Постарайся догнать степняков, Горазд.
- Не сомневайся, воевода, - Горазд сверкнул глазами в темноте. - Догоним.
Он проехал вдоль дружины, отбирая с собой самых проверенных и смелых бойцов. Набралось с полсотни сабель. Немного, конечно, но для отбития полона вполне достаточно, ежели действовать с умом. А без головы и тысячей ничего не сделаешь. Горазд еще раз осмотрел своих воинов, лихо свистнул, развернул Богура, хлестнул его нагайкой, и отряд умчался в темноту. Бажен же, тяжко вздохнув, слез с коня и вместе с селянами пошел к воротам. Ему предстояло скорбное дело похорон погибших...
* * *
Быстро мчится в ночной темноте отряд Горазда. Со свистом проносятся мимо отдельные деревья, серая пыльная лента дороги ложится под копыта коней и тут же выскакивает сзади. Летят назад вырванные крепкими подковами комья земли. Молчат дружинники, хмурятся. Каждый думает о своем. Каждый из них потерял в таких вот набегах либо мать, либо отца, либо любую, либо вообще всю семью. Потому-то и отобрал их Горазд, ибо знает, что такие вои - самые злые и отчаянные. Они не убоятся степняков, сколько бы их не было и будут биться до последнего издыхания, лишь бы освободить полонян.
Горазд несется впереди. Ночная темнота - не преграда для его глаз. Видит он в ней, как кошка, так что ведет своих дружинников по свежему следу, который четко виден на сакме. След множества копыт, кое-где лежащие конские лепешки - все это подсказывает Горазду, куда именно пошли басурманы. И еще кипит в душе богатыря злость. Злость на то, что так позорно обвели его поганые вокруг пальца, затуманив глаза обманным ходом. "Ну, степняк, - рычит про себя Горазд. - Попадись ты мне. Живым тебе не уйти!". И не ведает богатырь, что нет среди тех, кого он так упорно догоняет, его врага. Возглавил этот набег, по приказу хана, его верный нойон - Есугей-батыр. Сам же Некун сейчас далеко на полдень, в степи, ждет новостей от него.
Скакали всю ночь. Несколько раз останавливались, меняли измотанных коней на заводных и снова мчались. Уже небо на востоке посерело, потом сменилось нежно-розовым цветом, потом выглянул из-за горизонта краешек светлого лика Дажьбога, а след степняков все не кончался. Спешили поганые, спешили побыстрее уйти в родные степи, подальше от острых сабель и быстрых стрел разгневанных росов, потому и не останавливались практически. По пути стали попадаться трупы загнанных лошадей. Пару раз в придорожной траве мелькнул белый девический сарафан, запачканный кровью - степняки убивали ослабевших пленников.
- Близко, близко уже басурманы, - бормотал себе под нос Горазд, слезящимися от ветра глазами вглядываясь в степь. - Не смогут они далеко уйти с полоном. Остановятся рано или поздно.
Стоянку степняков Горазд заметил издалека, когда Дажьбог уже начал свой путь по небосводу. Остановились они на берегу небольшой мелкой речушки, чтобы дать отдых коням и себе. Думали, что ушли далеко, что теперь росам не догнать их никогда, потому даже дозора простого не поставили. А может, настолько устали, что уснули дозорные на постах и не заметили пыльного облачка, стелящегося по сакме в их сторону.
Горазд остановился, приложил руку к глазам и внимательно всмотрелся в стоянку. По предварительному подсчету выходило, что степняков не меньше четырех сотен, ежели не больше. Полсотни его дружины против такой орды - это очень мало. Но каждый дружинник стоит трех, а то и четырех степняков, так что то на то и выходит.
- Избор, - Горазд подозвал к себе высокого, чернобородого воина. - Возьмешь Радмира и Пулшу, обойдете степняков сзади. Налетите на них, шум поднимите, а потом назад. Они за вами ринутся, а тут мы их и на сабли возьмем. Понял?
Избор молча кивнул, потом подозвал к себе указанных Гораздом бойцов, и они скрылись в высокой траве.
- А мы, други, потихоньку отправимся прямо на них. Как шум Избора услышим, так сразу в напуск. Бьем быстро. Не щадим никого. Главное - прорваться к полону, пока они его не перерезали.
Отряд свернул с сакмы, направляясь в сторону стоянки. Зашелестели под копытами коней степные травы, скрывшие всадников почти что с головой. Коротко засвистели суслики, суетливо шмыгающие в норы при виде людей. Степной орел, чувствуя скорую поживу, снизился и сузил круги.
Но вот со стороны стоянки донесся лихой посвист, а следом за ним - визг степняков. Поднялся шум, гортанные голоса нарушили тишину степи. Зазвенела сталь. Горазд приподнялся на стременах, вглядываясь в ту сторону, потом вырвал из ножен саблю и молча махнул ею вперед.
Словно стрелы, выпущенные из лука, ринулись на степняков дружинники. Ветер засвистел в ушах, трава легла под натиском лошадей, застегала по сапогам всадников.
- Эге-ге-гей!!! - многоголосый рев повис над атакующими.
Отряд Горазда ворвался в стоянку, разнося все на своем пути. Отлетел в сторону перевернутый казан, рухнула походная тренога. Юрты сносили, как соломенные домики, разрубая шкуры их покрывающие, разваливая поддерживающие жерди. Обезумевшие и ничего не понимающие спросонья степняки носились по лагерю с дикими воплями, слабо пытаясь защищаться. Но русские сабли находили их везде, пробивали защиту и разваливали ненавистные тела.
- К полону заходи, к полону, - заорал Горазд, указывая клинком в сторону ряда повозок, стоящих в центре стоянки. - Не дай их порезать.
Голос богатыря перекрыл шум битвы, пронесся над полем, как ураган. Разрубив надвое сунувшегося к нему степняка с копьем, Горазд развернул Богура и стал продираться к увиденным повозкам. Еще два наконечника копий отлетели в стороны, а следом за ними покатились отрубленные узкоглазые головы. И еще, и еще... Горазд уже потерял счет тому, сколько он погубил врагов, пока прорывался к полону.
У повозок русичей встретил сам Есугей с нукерами и ближайшей охраной. Бился батыр отчаянно. Как подкошенные валились вокруг него убитые степняки, но сам нойон пока был даже не задет. Как ни старались русичи, так и не смогли они хотя бы царапину оставить на латах Есугея. Горазд рванулся в его сторону, разрубил подставленное копье, крутнулся вокруг, заставив того повернуться вслед за собой, а потом насел на батыра, оттесняя его от повозок, крикнув своим:
- Полон освобождайте!
Как ни силен был Есугей, но все же Горазд оказался сильнее. Уже горячий соленый пот заливал глаза батыру, уже рука отказывалась подниматься, отбивая сыплющиеся градом удары, а русич все бил и бил, и казалось, что нет в нем усталости. Зло сверкали серые русские глаза из-за личины шлема, хищно скалились зубы, вздувались бугры мышц, поднимая кольчугу, храпел и пытался укусить степняка конь. И стало казаться Есугею, что сам дух степей - великий Тэмуджин - нападает на него, а не урусутский багатур.
Горазд видел, что степняк совсем выдохся. Его шатало, рука уже почти что бестолково и слабо отводила его удары. Отбив очередную защиту, Горазд замахнулся и широким ударом слева рассадил противника наискось надвое. Рухнул Есугей к ногам коня Горазда и померк свет в его глазах.
А тем временем дружинники отбили повозки с полоном, и теперь выводили их из лагеря, отмахиваясь от совсем озверевших степняков. Из повозок слышался плач, иногда выглядывало зареванное молодое лицо. Тогда дружинники зло скалясь, заталкивали его обратно, крича:
- Не суйсь, ежели жить хочешь! Сиди там!
Уходили по возможности быстро. С грохотом летели повозки по сакме, скрипели колеса, надсаживались погонщики. Горазд уходил последним. Разгромленные степняки даже и не думали о преследовании. Они остались на месте разбитого и порубленного лагеря, в бессильной злобе грозя кулаками вслед уходящим урусам.
На скаку Горазд пересчитал своих. Семерых недоставало. Все-таки нашли богатырей горячие стрелы или острые сабли. А может, короткое копье с бунчуком пробило крепкое тело. "Семеро, - подумал Горазд. - Плохо. Много людей потерял". И еще брала богатыря досада на то, что так и не привелось ему встретиться с тем степняком, что видел он в дозоре. Как ни искал его Горазд, но так и не нашел. Нигде не мелькнул знакомый шрам и халат. "Ладно, степняк, сведет нас еще сакма в этой жизни. Тогда и посчитаемся"...