Лимитчицу Сашеньку любовь настигла в больнице. Хитрый стоматолог с проворными ручками вылечил ей зуб и украл сердце. Произошло это как-то незаметно для самой Сашеньки. То есть, манипуляции с зубом она ощущала прекрасно, а вот пропажу сердца зафиксировала только когда врачина обосновался в нем прочно – без крови не вырвать.
Операцию по захвату ее по-провинциальному неискушенного сердечка доктор провел в три этапа. Точнее, приема.
На первый Сашенька явилась полуслепой от пульсирующих прострелов в верхней челюсти. Боль застила взор слезами и мешала разглядеть все достоинства пользующего ее врача. Лишь когда анестезия холодком схватила правую сторону истерзанного Сашенькиного защечья, мир для нее расцветился красками и деталями.
Среди прочего оказалось, что руки у доктора красивой формы, а глаза над марлевой маской имеют ярко синий окрас. Когда же стоматолог снял с лица защитную тряпицу, обнаружившаяся его красота настолько смутила Сашеньку, что она не смогла дать ответ на какой-то совсем простой его вопрос. Ляпнула что-то до крайности нелепое, пустив при этом слюнку на воротник - замороженные челюстные органы наотрез отказались слушаться хозяйку.
Глядя, как тот хохочет – откинув голову, и содрогаясь всем своим крупным телом (а был врач росточком метра два и весил не меньше центнера) - Сашенька неприязненно подумала, что не должен мужчина быть красивым таким. Пунцовые губы доктора и круглый подбородок с ямкой вызвали у нее цепочку ассоциаций, главными звеньями в которой стали румяный пупс из детства, бабкина матрешка и певец Филипп Киркоров. К слову сказать, поклонницей последнего Сашенька отнюдь не являлась.
Но все-же, внутри у нее что-то жарко екнуло, когда он коснулся ее руки, передавая талон записи на следующий прием.
Той же ночью Сашеньке приснился сон. Во сне этом, полном истомы и влажного томления, губы стоматолога целовали ее в нос и щеки, изредка выпуская на волю шершаво-шустрый язык, что-то жарко шептали, возбуждая охоту к поцелуям, но сорвать хоть один - в губы, Сашенька не могла, как ни старалась. Отчаявшись, она попыталась лизнуть ямку на круглом подбородке стоматолога, но снова промахнулась. Доктор обвел ее вокруг пальца, вымахав головой до туч, и с высоты небывалого этого роста принялся хохотать над крошечной вожделеющей Сашенькой. И, видимо от хохота, уронил ей на макушку пинцет, отчего она тут же проснулась, в равной степени разгоряченная, и уязвленная. Да и, что там кривить душой – влюбленная. По ту самую макушку.
На очередной прием Сашенька явилась нарядная и взволнованно пульсирующая. Замерла в кресле с подголовником, наблюдая как движется по кабинету богатырское тело доктора: от кресла к столику на колесиках – от столика к застекленному шкафчику – от шкафчика обратно к креслу. Вот он навис сверху , обдав девушку густым запахом самца со специфической кисломолочной отдушкой, и забилось у нее в груди сердечко, и и чуть не выпрыгнуло, когда игла с хрустом вонзилась в десну, заливая челюсть знакомым омертвением.
Полчаса пронеслись, как минута, и ничуть не охладили Сашеньку, напротив - раздразнили до невозможности. Доктор оказался большой мастак на тактильные провокации. Мягко брал за подбородок, скользко и долго водил пальцем в подъязычьи Сашеньки, наклонялся близко, едва не укладываясь своей грудью на пациенткину, а в рот ей смотрел с такой нежностью, что внутри у нее все начинало плавится от восторга и томления. Но больше всего Сашеньку подбодрило то, что он сам назначил ей третий визит, в котором уж вовсе, на ее взгляд, не было необходимости. «Посмотрим, все ли в порядке» - многозначительно сказал стоматолог и отказался от денег, подарив Сашеньке надежду - упругую и легкую, как воздушный шарик.
В общежитие Сашенька влетела на крыльях любви – молнией пронеслась в свою комнату мимо рыхлой вахтерши, унылой лифтерши и чванливого коменданта, и рухнула на кровать в счастливом изнеможении. Над головой ее тикали ходики. Тикали слишком медленно – до очередного приема, а также, как мечталось Сашеньке, до глобального поворота в ее жизни, оставалось двадцать пять с половиной часов.
Впрочем, проскочили они быстрее, чем чаялось. А дальше стрелки времени и вовсе завращались с бешеной скоростью. Доктор не стал откладывать любовь в долгий ящик и поцеловал Сашеньку по-французски сразу же после того, как убедился, что ее пломба на месте. День они закончили у него на квартире.
Доктор любил ее искусно и неутомимо перед зеркалом в коридоре, потом перед зеркалом в спальне и, наконец, в душевой кабинке с зеркальными стенками. Размякшую, едва не падающую в обморок от блаженной усталости и новых ощущений Сашеньку совсем не задел тот факт, что ни в одном из зеркал она не разу не встретилась глазами со своим любовником. Смотрел тот преимущественно на себя.
Самообожание доктора вкупе с прочими его недостатками оставалось незамеченным Сашенькой еще две недели, потом пелена с ее глаз пала. Прецедентом этому послужила утренняя тошнота, которая стала беспокоить Сашеньку с завидной регулярностью. Ее соседка по комнате, многоопытная Сонюшка, понаблюдав два дня за Сашенькиными бросками к тазику, на третий буднично поставила диагноз: «беременна ты, подруга!».
Сашенька подняла лицо от только что извергнутой массы. В глазах ее был ужас. Впрочем, недолго – скоро его вытеснила идея, простая и, естественно, гениальная: они с доктором должны пожениться и вместе воспитывать цветущего пунцовогубого младенца, который, конечно же, не замедлит появиться на свет по обретении законного отца.
Ее возлюбленный обозвал этот план бредом, что впервые заставило Сашеньку взглянуть на него критически. От нее не укрылось, что известие о желудочном бунте и задержке месячных вызвало у стоматолога самодовольную ухмылку, которую он, правда, тут же поспешил скрыть под маской озабоченности.
«Задержка – это нетипично, нетипично» - пробормотал он, заставил Сашеньку открыть рот и, ощупав пальцем пространство над недавно запломбированным зубом, полюбопытствовал: «не беспокоит?»
Сашенька выплюнула-вытолкнула палец доктора и процедила «НеТ». Столь неизящный уход от темы оскорбил ее до глубины души. Стоматолог не поспешил исправить положение. Даже прощаясь, он то и дело поглядывал на себя в зеркало, прыская самодовольством из всех пор своих, а Сашеньке демонстрируя индифферентность, за исключением разве что странной заботы о ее зубоздравии. «Если вдруг десенка вздуется – сразу ко мне!» - крикнул он, когда она выскочила за дверь. Сашенька едва его расслышала. В ушах ее гремел похоронный марш.
Доктор словно в воду глядел. Через десять дней ее десна вздулась и покраснела. Беспокойно оглаживая ее языком, Сашенька ощущала странную рыхлость тканей и шаткость злополучного зуба. Казалось, потяни его двумя пальцами - он выскочит из десны с той же легкостью, что корнеплод из разбухшей земли. Избавиться от зуба самостоятельно Сашенька не рискнула, и, кляня, на чем свет стоит бессердечного доктора, оказавшегося еще и безруким, отправилась знакомой тропой в альма-матер всех своих бед. Бывший возлюбленный встретил ее радушно и даже слегка покаянно, но во взоре его, прилипшем к Сашенькиной опухшей щеке, без труда читалось нетерпение.
Это моментально охладило заискрившую было Сашеньку. «Увы, -мысленно резюмировала она, сидя с открытым ртом, - профессионал в нем сильнее мужчины». Подтверждая правоту Сашеньки на все сто, доктор с радостным оживлением ковырялся в ее десне. «Тек-с, тек-с», - повторял он, - «оч-чень неплохо!», Сашенька почувствовала как из десны что-то осторожно тянут, затем громко чмокнуло, и на ладони у доктора оказался Сашенькин зуб – полый, как крошечная шкатулка, и почему-то без корня.
«Не закрывай рот! – взвизгнул стоматолог, заметив, что Сашенька намеревается сомкнуть челюсти. - Я еще не закончил!». Он снова навис над девушкой, запустив между ее губ пинцет. Она чувствовала, как он примеривается к чему-то в районе удаленного зуба, затем вновь раздался чавкающий звук с легким прихрустом, и стоматолог, воскликнув: «ух , крепыш-то какой!» торжествующе извлек из Сашенькиного рта нечто крошечное, и, как с ужасом осознала Сашенька секундой позже, - шевелящееся.
Осторожно придерживая кровавый сгусток пинцетом, доктор обмыл его из резиновой груши с металлическим хоботком и, сунув под лупу, продемонстрировал Сашеньке: «ну разве не красавец?». Под увеличительным стеклом «сгусток» превратился в существо, до жути напоминающее эмбрион. Каракатица сучила багровыми ручками и ножками и разевала микроскопический пунцовый рот.
«Что это?» - проблеяла Сашенька, рассматривая кроху со странной смесью отвращения и восхищения. Ее била дрожь. «Не что, а кто, - поправил ее стоматолог. – Мой клон. Карликовый подвид. Довольно удачный экземпляр получился , нужно признать!»
Он ободряюще потрепал Сашеньку по голове: «В этом, конечно, и твоя заслуга есть – молодая, хорошо усваиваешь витамины, здоровенькая. Вот он и вымахал у тебя в десне, как на дрожжах. Богатырь!»
«А с зубом что?» – тупо спросила Сашенька.
Доктор ссадил эмбрион на ладонь и, игнорируя вопрос, направился к единственному шкафу, находившемуся на запоре. Отомкнув замок, он распахнул дверцы и подозвал к себе девушку.
- Хорошего человека должно быть много, не так ли? – сказал он Сашеньке, кивнув на полку с плотным рядом банок-колб. Всего их было штук пятнадцать, и в каждой находилось по миниатюрной копии стоматолога.
Голые, они таращились на Сашеньку часто моргая, и застенчиво жались к задним стенкам своих стеклянных тюрем. Сходство с доктором было потрясающим, но не абсолютным – где-то он выглядел слишком толстым, где, наоборот – дистрофичным, у одного из клонов отсутствовала левая рука.
«Повредил пинцетом, когда вытаскивал» - пояснил стоматолог, заметив Сашенькин взгляд, задержавшийся на калеке.
Кроме того, клоны явно были разновозрастными. Среди основной массы, выглядящей, как и их непосредственный родитель, лет на тридцать пять, Сашенька приметила экземпляр совсем крошечный, по-детски пухлявый и чуть более светловолосый, чем остальные – вероятно, именно таким доктор был в три года. Через две банки сидел клон седой и сморщенный, с капризным обвислым личиком – видок возлюбленного спустя лет сорок, Сашеньку неприятно покоробил.
- Процессы метаболизма у клонов идут намного быстрее. - заметил доктор, почесав нос. - Парочка моих первенцев уже сдохла от старости. Но… Я работаю над увеличением срока их жизни. Этот, - доктор кивнул на клон, выношенный Сашенькой,- должен протянуть никак не менее тридцати годков.
Капнув из пипетки чем-то маслянистым новорожденному в рот, он сунул его в свободную банку. На фоне остальных лежащий на спинке клоненок выглядел особенно маленьким и жалким. Сашеньке на глаза навернулись слезы.
- Так что с зубом? - снова спросила она, но уже не ради интереса, а чтобы пробить щипучий комок в горле.
- Что-что? Да ничего. Корень твоего зуба преобразовался в скелетную ткань клона, остальное служило ему защитным колпаком и теперь, как видишь, ни на что не годится. Разве что на сувенир… - стоматолог извлек из плевательницы белую скорлупку и протянул Сашеньке.
Сашенька зажала зуб в кулаке и, кинув прощально-тоскливый взгляд на шкафчик с клонами, покинула кабинет. В груди у нее было тесно, в голове – пусто, а в душе прочно засело чувство потери. Перед глазами ее стояло существо с пунцовым ртом и маленькими конечностями – голое, беззащитное, нуждающееся в опеке. Как-то доктор будет заботиться о нем? Зуб жег ей руку, смотреть на него Сашеньке было больно, словно на колыбель, оставшуюся пустой после смерти младенца. Проходя мимо помойки, Сашенька запустила зуб в ближайший бак.
Через неделю УЗИ подтвердило ее беременность – срок перевалил за месяц. Когда Сашенька вышла из кабинета диагностики, на лице ее лучилась улыбка. «Уж тебя-то никто у меня не отберет», – прошептала она тому, кто поселился в ее животе. И, облизнув зарастающую лунку из под зуба, впервые не ощутила печали.