(былинка)
Вот все девочки пэтэушные да разьехались на каникулы. Ну и я к бабке-деду поехала на деревню за сорок вёрст. Деда старый алкаш на пенсии, кормил куру рябую любимую да день кажинный квасил до чёртиков, вот сидит теперь на бобах. Так шо в хате рубля завалящего он вчерась по сусекам скрёбучи да заначки бабкины знаючи - а найти хрена лысого смог!
Тода молвлю я так сочуственно: сколько помню себя, дед болезный мой, на комоде яйцо-копилка в утке пряталась хохломской. Ты ж ховал от меня ее старый жмот, шоб копейки твои я не тырила. Заяц плюшевый на яйце том кис да с иголками в жопу натырканный.
Стал по новой склеротик всю хату вверх дном перевёртывать да обыскивать. В драной тумбочке за газетами все ж копилку таки засёк. Коло уха потряс: звон малиновый. А разбить на полу - дык жеж хлопотно в раскоряку потом загробастывать трудовую копейку свою. Положил дед яйцо глинобитное в таз ляминевый-малированный, молоточком ***к его - по фигу, посильней еще раз – а хренушки.
Тут и бабка пришла вся молошная. За версту несет фермой, органикой. Пдсобилала дедуле да скалкою как хлобысь по яйцу - ну каменное - шо у мамонта-птеродактиля. Ну осколочек хоть бы какой отлетел - с арматурой яичко беленькое!
Хлебанул дед рассолу да с тинкою, до соседей попёрся до Мышкиных. Отмечают там возвращение Васьки ихнего с флоту-армии. Ну и бабка за ним лапотяшная шоб до дому потом доташить эту пьянь.
Закручинилась я, села в горнице, у окошка с видом на уличку. Потомукак до танцев две ноченьки да два дня куковать мне молодушке. Гляжу вдруг: добрый молодец, пьяный в жопу в трусах семейственных да калитку пихает тапочком. Никак Мышкин Васёк обозначился. Ну калготки надеть успела я.
С бычьим взглядом вошёл, шатаеться. Мол яичко разбить-почесать пришел, на подмогу мол - я дотумкала. А сам в махоньких тапках с помпончиком, трусы синие в белых зайчиках прикрывает руками трясучьими.
Колыхнулася розова кофточка, ажно пуговка рашпилилася! Улыбаеться гад со значением. С-под трусов его мято жеванных солнце красно встает так улыбчиво. Небо синее с белым облачком сантиметра на три приподымливает.
Рот раззявила я от смущения, от мущинского взгляда нескромного. Как увидел он пасть мою алую шо без двух зубов недостатошных так и бросился в ноги - эх яблочко! Стал тельняшечку рвать на грудях.
Напужалась матроса я пьяного и калготок мне жаль пошти новеньких. Нет шоб речью меня завлекательной да гостинцами взять романтишную. Так хвостом гад виляет распущенно с красной грозной боеголовкою.
Осерчала я по трезвянке-то. В позу встала защитно-отпорную. И яичко-копилку как молот тот скрытно спрятала за спиной. Гад меня за коленочку мацает, пристаёт за бедро нежно-розовое, чуть калготки многострадальные мне не рвет, окаянный, по шве.
Ухватила я книжку любимую «Сказки русские» типа народные да как ёбну ему промеж облачков так шо тучки все разогналися. Завопил матрос Мышкин, в ремонт понес он торпеду свою воспалённую, кружку вылил студёной воды на её, почесал яичко опухлое. Из сеней вышел мстительно с вилами. Бросил якорь на рейде средь горницы и взглянул на меня ненависливо.
Зашпилила я верхнюю пуговку да яйцом ему белокаменным захуярила в лоб змей-горынычу. От удара звон был хрусталевый будто трахнулись два колокольчика будто лопнули маковки зрелые будто батюшка крест уронил. И разбилось яичко и с грохотом полетели копейки серебрянно и поджав свой цветочек завяленькой злыдень Мышкин свалился под стол.
Посредь жёлтых копеек совдеповских я нашла ту иголку самую шо по дурости малолетошней я забросила деду в яйцо. Тода села я раздовольная и иголочкой вновь обретенною я заштопала розову кофточку и калготки прямо по шве.
Потом в харю Мышкину пырскнула, соловейке-разбойнику молвила: нахрена ж ты мне, козлик опущенный, нахрена мне такой ухожор.
Скушно деушке на деревне-то, тусовать меня нет поцаньчика. Сказки русские вот почитываю – так колбасит шо мочи нет. Замутила я сказку нехилую для детей подросткового возраста, а сама сижу дура дурою. Кто же щасте мне принесёт?