Михаил Иванович был недоволен. Со вчерашнего вечера он не мог найти себе места. Одно дело любоваться мутными фотографиями красавицы, сделанными с помощью телеобъектива, и совсем другое – увидеть в каких-нибудь пяти метрах от себя все ее трепещущее юное тело, вплоть до трогательной девичьей складки между выпуклыми, почти безволосыми срамными губами.
Хмуро уставившись в окно на серую, бесформенную глыбу гостиницы «Москва», он раздраженно стучал пальцами по блестящей полировке стола. По другую сторону стола сидел его неудачливый помощник Павел.
- Зачем было устраивать эту дурацкую погоню? – опять проворчал Михаил Иванович. – Разве я неясно выразился? А? Говорил я тебе, сначала все продумать и только потом действовать?
Павел ничего не отвечал, понуро уткнув взгляд в пол.
- Они и так пострадали, Михал Иваныч, - еле слышно пробормотал, наконец, молодой человек. – Разбили весь передок машины, а Виталик сломал себе руку.
Воцарилось неприязненное молчание.
- Ладно, - нарушил тишину Задольский. – Даю тебе последний шанс исправиться. У тебя в распоряжении три дня. Чтобы в пятницу девка была в Лумбагре. Не справишься – пеняй на себя.
Лумбагрой назывался небольшой участок побережья в Либерии, стране, расположенной в Западной Африке. В то время как большинство нуворишей, знакомых Задольского, скупали за бешеные деньги виллы на Лазурном берегу и в курортных поселках Испании, Михаил Иванович почти за смешную сумму приобрел себе в пользование роскошный белокаменный дворец неподалеку от Пальмового Мыса. Это место идеально отвечало его потребностям и желаниям. Асфальтированная полоска частного аэродрома находилась сразу за кирпичными стенами владения. Никакой тебе таможни, никакого паспортного контроля. В Шереметьеве у думского комитетчика также были налажены контакты. Идиллию полной свободы передвижений венчал персональный турбореактивный самолетик – VIP JetLiner.
Подобные обстоятельства позволяли Михаилу Ивановичу вести раздольную жизнь. Он уже несколько раз прокрутил удачную схему, при которой три-четыре девушки вывозились из страны «на пикник», затем принуждались к участию в разнузданных оргиях в Лумбагре, ну а когда они депутату надоедали, он продавал их в надежные руки. В Либерии до сих пор существовал настоящий рынок рабов, и о дальнейшей судьбе русских наложниц можно было не беспокоиться – один из публичных домов в Магрибе, или, в лучшем случае, должность пятой или седьмой жены в серале.
Когда Татьяна проснулась, она долго не могла понять, где находится. Постепенно мысли прояснились, и события вчерашнего вечера вновь заставили ее сердце учащенно биться. Кто ее преследовал? Чего им было нужно?
Девушка лежала с открытыми глазами, прислушиваясь к тишине дома. Похоже, что Сережа либо еще спит, либо уже куда-то ушел. В комнате не было слышно ни звука. Манекенщица вспомнила, как она дразнила вчера фотографа, и ей стало стыдно, горячая кровь прилила к мочкам маленьких ушей. И что это на нее вчера нашло? Раньше она никогда себе такого не позволяла.
Фотомодель откинула одеяло в сторону – ее прекрасное голое тело дышало накопленным во сне жаром, тонкий цветочный аромат исходил от ее гладкой, сливочно-белой кожи.
Девушка перевернулась на бок и поджала колени к груди. Пальцы левой руки скользнули в полувлажную ложбину между пухлыми ягодицами и осторожно ощупали гладкие сегменты выпуклого мускульного кольца. От неприятных ощущений не осталось и следа, и на ощупь ее заднее отверстие, кажется, вернулось в свое прежнее состояние.
Татьяна немного помассировала свой мягкий анус, чувствуя, как он отзывчиво раскрывается, затем вновь смыкает свои створки.
«Ты, подруга, совсем поехала на анале!» – иронически подумала манекенщица.
Она поднесла пальцы к трепещущим ноздрям и вдохнула собственный пряный запах. Внутри ее матки хлынула вниз жаркая волна возбуждения. Соски сразу сжались, превратившись в твердые бусины розового цвета.
Продолжая гладить ритмично сокращающийся сфинктерный мускул, Татьяна пропустила другую руку между гладких бедер и нащупала твердую горошину клитора. Промежность уже была вся мокрая.
Фотомодель начала привычные концентрические движения двумя пальцами над набухшим капюшоном твердого отростка.
Вторая волна ударила в низ ее матки. Затем еще одна, и еще…
Она намочила во рту средний палец левой руки, и холеный, отполированный розовый ноготь легко раздвинул эластичную преграду ануса. Палец погрузился сразу на две фаланги в жаркую, как печь, глубину прямой кишки.
Накатывающие волны начали сливаться в один непрекращающийся поток.
- М-м-м, - замычала, стиснув зубы, Татьяна.
Анальное отверстие разверзлось вокруг ее погруженного внутрь пальца, выпятившись, как раскрытый цветок, и в этот момент поток приятных ощущений со всей силой обрушился водопадом мощного оргазма.
Сфинктер пульсировал вокруг ее пальца, как быстрый насосик, стараясь избавиться от чужеродного тела в прямой кишке. Непередаваемое блаженство унесло вдаль ее сознание, и манекенщица застонала во весь голос, уже не отдавая себе отчета, что она находится в чужой квартире.
Ее палец был постепенно изгнан из горячей и скользкой глубины, дыхание мало-помалу успокоилось.
Фотомодель опять закрыла глаза, сон вновь подступал уже к ней. Она потянула на себя одеяло и сразу же заснула.
Иннокентий почти все утро возвращался мыслями к последней воскресной встрече с Татьяной. Как неотступное наваждение, вновь и вновь перед его внутренним взором вставало волнующее тело манекенщицы, хоть и было оно им исследовано уже вдоль и поперек.
Жаркие видения мешали нормально работать, из-за постоянной эрекции он был вынужден все время сидеть за столом и поминутно вызывать по всяким мелочам секретаршу Элеонору, чтобы она подала ему то одну, то другую папку.
Улыбка на ее ухоженном лице становилась все лукавее, уголки больших накрашенных губ зазывно выгибались. Она словно читала его мысли, и ее прямой взгляд заставлял его отводить глаза в сторону.
Нет, работать в таком состоянии было решительно невозможно.
Иннокентий имел опыт и более близкого общения с собственной секретаршей. Однако та ухватилась за один-единственный случай их близости трехмесячной давности, чтобы выжать из него максимальную выгоду. Банкир был вынужден уступить давлению, вдвое повысив ее зарплату и выписав ей приличную премию в качестве компенсации за неудобства. По правде говоря, все неудобства, похоже, пришлись на его сторону. Элеонора не желала соблюдать дистанцию учтивого подчинения, поэтому любая просьба с его стороны исполнялась с таким видом, словно это была очередная интимная услуга. Уволить ее было невозможно - она была племянницей его старого друга. Приходилось терпеть.
Зазвонил интерком.
- Иннокентий Петрович, на городском Татьяна, - с заметным неодобрением в голосе сообщила Элеонора.
- Спасибо, я возьму, - быстро ответил Иннокентий и переключился на указанную линию.
- Иннокентий, только не надо мне сразу выговаривать, я тебе звоню по очень важному делу, - раздался в трубке напористый голос его обворожительной любовницы.
Татьяна вкратце описала вчерашнее происшествие, умолчав об «обнаженке» на показе «меховых изделий».
- Ты думаешь, это что-то серьезное? - спросил банкир.
В трубке отчетливо слышался подозрительный шорох. Не иначе, опять Элеонора подслушивает!
- Ну-у, я не зна-а-а-ю, - протянула манекенщица.
Ей была нужна защита, и Иннокентий, как всегда, был готов оградить ее от любых неприятностей в жизни. Татьяна чувствовала это всем своим сердцем, и теплый прилив благодарности нахлынул на нее.
- Иннокентий, я люблю тебя! – сентиментальным голосом призналась она.
- Танечка, прошу тебя, не появляйся дома! Мало ли что, - горячо заговорил ее друг. – Я не могу прямо сейчас уйти с работы, жду итальянскую делегацию, но вечером мы обязательно встретимся. Ты можешь остаться у Сергея часиков до восьми?
- Нет, ты что! У меня же сегодня съемки! – возмутилась фотомодель.
- Тогда позвони мне, как только освободишься. Пока!
Руководитель банка немного посидел с закрытыми глазами, пытаясь сосредоточиться на работе. Его мозг и чресла были охвачены пламенем. Откуда такая похоть?! И это в его то возрасте!
Под тонкой материей дорогих брюк возвышалась упрямая дубинка восставшей плоти.
Иннокентий снова подумал об Элеоноре. Может быть, стоит попробовать сразу обговорить цену? Но чтобы потом никаких притязаний, никакого шантажа!
После минутного колебания он нажал на кнопку интеркома.
- Элеонора, будьте любезны, еще чашечку кофе.
- Одну минуту! – ее воркующий голос прозвучал торжествующе.
Она действительно читала мысли, эта расчетливая ****ь!
Секретарша вошла в кабинет через две минуты, неся на маленьком круглом подносе золотую чашечку, полную дымящегося ароматного кофе. Ее карие глаза излучали триумф, возможно не знакомый даже Цезарю, встречаемому ликующим плебсом у ворот в Город.
Банкир осмотрел ее стройную фигуру, затянутую в строгий серый костюм, соответствующий кодексу одежды заведения. Небольшая грудь, но тонкая, гибкая талия и полный, упругий зад, водруженный на длинные ноги идеального сложения. В меру полные бедра и сухие лодыжки, небольшие круглые колени и превосходные икры истинно французской бутылочной формы.
Видимо, раньше страх мешал ему внимательно ее разглядеть.
- Элеонора, я понимаю, что этот разговор может показаться Вам неподобающим… или даже непристойным, - неловко выговорил Иннокентий Петрович. – Я просто хочу, чтобы наши отношения вышли, наконец, на чисто деловой уровень.
Он запнулся.
- Иннокентий Петрович, я все понимаю, - с чарующей улыбкой произнесла его подчиненная. - Я готова полностью исполнять все Ваши пожелания в любое удобное для Вас время.
Элеонора обольстительно улыбнулась и наклонила голову, продолжая смотреть на него из под ровно остриженной челки.
Почувствовав, что теперь наступил его черед сделать следующий шаг по скользкой дорожке, мужчина прокашлялся и с трудом выдавил: «Я думаю, что вопрос заключается в цене, не так ли?»
Чтобы скрыть неловкость, он начал набивать табаком трубку, внимательно глядя на собственный большой палец, приминающий волокнистые листья.
- Я понимаю, Вам хочется установить что-то вроде единого тарифа… Что ж, я согласна, - заявила секретарша и гордо задрала подбородок, по-наполеоновски сложив руки на груди. Она чувствовала себя победительницей, полной хозяйкой положения.
- Сколько? – спросил банкир, не поднимая глаз от своего мерно работающего пальца.
- Тысячу, - коротко ответила Элеонора и несколько раз моргнула.
Это была ее зарплата за полтора месяца.
«Тысячу!» – подумал Иннокентий. «И почему это все молодые девушки всегда начинают считать с тысячи!»
- Вы же знаете, Элеонора, что это нереально, - сказал банковский начальник. – Таких расценок просто не существует!
- Что ж, тогда забудем о нашем разговоре, - жестко ответила его секретарша. Ее нижняя губа едва заметно задрожала.
«Какого черта!» - подумал банкир.
- Хорошо, пусть будет тысяча! Но я должен быть уверен, что за этим не последует больше никаких требований! Это раз, - деловито заговорил Иннокентий Петрович. Он внезапно почувствовал себя в своей стихии, словно он оговаривал сейчас условия очередного займа, а не торговался с собственной секретаршей, как с проституткой.
- Вы также не должны выдвигать никаких ограничений по … э-э-э… по способам и методам нашего взаимодействия! Это два!
Он перевел дух и ослабил узел модного галстука.
- И чтобы это оставалось только между нами! Это три! – закончил банкир.
- Я согласна, - кротко ответила Элеонора.
Воцарилось напряженное молчание.
- Вы можете закрыть дверь на замок! – бросил ей начальник.
Цокая тонкими каблучками по ослепительному зеркалу паркета, секретарша подошла к двери и заперла ее на два оборота ключа. Она подошла по очереди к каждому из трех окон в виде огромных арок и задернула плотные бархатные шторы.
Чувствуя, как возбуждение вновь начало толчками посылать кровь в виски, банкир начал снимать с себя пиджак, галстук, рубашку, наконец брюки. Он аккуратно вешал каждую вещь на спинку стула, подчиняясь какому-то идиотскому внутреннему требованию.
Напротив него Элеонора довольно быстро освобождалась от собственных одеяний, обнажая весьма аппетитное, чувственно изгибающееся тело. Небольшая круглая грудь была увенчана крупными коричневыми холмиками сосков. Треугольник темных волос между ее полными бедрами был аккуратно подбрит с боков и снизу, так что была отчетливо видна плотная щель между выпуклыми большими губами ее вульвы.
Иннокентий подошел к ней, уже совершенно голой, в трусах, поднятых парусом над неуспокаивающейся эрекцией. Одной рукой он выпростал член из под нижнего края ткани, затем легонько нажал на затылок своей секретарши. Та без слов опустилась на колени и словила открытым ртом тяжело качнувшийся орган.
В кабинете руководителя крупнейшего банка страны раздалось жадное хлюпанье и чавканье. Струйки слюны стекали на его сморщенную, подтянувшуюся от возбуждения мошонку, капали на пол.
Сейчас он вспомнил, как Элеонора соблазнила его в прошлый, единственный, раз. Тогда тоже все происходило с изрядным акустическим эффектом, что его очень сильно возбудило. Звуки были несомненно по ее части.
На паркетном полу между его ступнями образовалась небольшая лужица. «С таким водозапасом пожары тушить!»- мелькнуло в мозгу у банкира. Мягким движением ладоней он остановил ее маятником ходившую голову и заставил ее подняться.
- Встаньте сюда на колени, - Иннокентий показал на массивный журнальный столик из черного дерева. Рядом с ним стояла в кадке огромная пальма.
Секретарша забралась на столик, и банкир велел ей повернуться лицом к пальмовому горшку.
Его взору предстала мерцающая, как белоснежный шелк, луна ее широкого зада.
Банкир пропустил ладони между упругими, как мячи, ягодицами и раздвинул их в стороны, открывая гладко выбритую канавку с широким, плоским кольцом сфинктера, расположенным над толстым, расщепленным генитальным бугром.
Элеонора еле слышно простонала. Большое коричневое кольцо резко сжалось, обозначив глубокие радиальные морщинки сильного мускула.
- Вы часто занимаетесь анальным сексом? – спросил Иннокентий, проводя подушечкой большого пальца по нервно сжатому коричневому бутону.
Девушка ничего не ответила, но ее пальцы, обхватившие самый край цветочного горшка, впились глубоко в жирный чернозем, питающий корни тропического растения. Из ее влагалища громко вырвался воздух: «Фр-р-р-р!». Такие возбуждающие звуки заставили банкира действовать расторопнее.
Он молча напустил собственной слюны в левую ладонь, подставленную лодочкой, и начал смачивать задний проход секретарши пальцами другой руки.
По ее телу изредка пробегала крупная дрожь, дыхание было прерывистым.
- Постарайтесь не напрягаться, не то Вам будет больно, - спокойно сказал банковский начальник, наводя скользкий от ее слюны член на мокрый, блестящий сфинктер.
Судя по всему, Элеонора действительно очень часто занималась анальным сексом. Толстый ствол его пениса было легко проглочен извращенным отверстием.
Иннокентий Петрович произвел несколько медленных движений тазом вперед и назад. До предела растянутое коричневое кольцо повторяло его движения, словно присосавшись к гладкой коже члена.
Секретарша громко застонала, ее пальцы еще глубже погрузились в фертильный грунт.
- Запомните, Элеонора, отныне мы начинаем новую жизнь, - звенящим от возбуждения голосом произнес банкир. – Никаких опозданий, никаких просьб уйти пораньше! Никаких пререканий с начальником! Вы будете делать то, что Вам положено по должности!
Его движения постепенно становились ритмичнее и быстрее.
Теперь в большом кабинете отчетливо слышались звуки, производимые расширенным анусом секретарши при каждом размашистом проникновении члена ее начальника. Загоняемый мощным поршнем воздух искал себе выход, и находил его, издавая ужасно неприличное акустическое сопровождение.
Пытаясь ослабить амплитуду извращенного рефрена, Элеонора протянула обе руки назад и изо всех сил раздвинула в стороны полные ягодицы, чтобы максимально расширить проход.
На белоснежной коже широкого зада появились черные полосы, оставленные ее перепачканными в земле пальцами.
Но вместо того, чтобы стать слабее, непристойные звуки заметно усилились, и теперь каждый толчок Иннокентия сопровождался громким «Фр-р-р-р! Фр-р-р-р!», подстегивающим его возбуждение.
Задыхаясь от похоти, он выдернул твердый, как сталь, пенис из расширенного отверстия и излил обильную порцию семени на выпуклые полушария женского зада, исполосованные черными следами грунта.
- Надеюсь… Вам… все… понятно? – насилу переводя дыхание, осведомился банкир.
В ответ послышалось какое-то неопределенное мычание. Элеонора дышала, как загнанная лошадь, уткнувшись лбом в волосистый ствол пальмы.