Скоро мне пойдет четвёртый десяток. Не так уж и мало: по нынешним возрастным меркам позади почти половина пути, который, как всем известно, не бесконечен. Поэтому не удивительно, что появилось желание осмыслить случившееся.
Первое, что приходит в голову, — мысль о том, что жизнь, в сущности, ужасно короткая штука. Вот кажется, ещё вчера я учился в школе, первый раз в жизни поцеловал свою одноклассницу Наденьку... — а уже половина жизни. И сделать, в общем-то, ничего не успел. Так, несколько десятков статеек да пара книжек, возможно, никому не нужных. Впрочем, остались воспоминания. Ну, например, вот эти.
В тот день я ехал с Митричем в метро, из Беляево. Где-то около "Октябрьской" он спросил про жену. Я ответил, что мы развелись, правда, не добавил, что по-прежнему встречаемся и довольно часто make love. Помню, уже хотел ему рассказать, но что-то помешало: то ли природная скрытность, то ли поезд остановился, и пора было выходить. А через пару минут после этого Митрич сказал, что хочет познакомить меня с девушкой. Теперь, по зрелому размышлению, я понимаю: если б он знал, что я "деру" свою бывшую жену, с Иветтой знакомить меня бы не стал. Так что всё дело случая.
И в тот, другой раз я тоже ехал в метро... Интересно, если написать об этом рассказ, то получится примерно так.
Он ехал в метро. Три месяца назад сломалась его машина. Машина досталась от бабушки. По наследству. Не то, чтобы бабушка ездила на машине, нет, после её смерти остались деньги, их как раз хватило на новенький "запорожец". Теперь, при свободных ценах, пустяковый ремонт стоил больше, чем вся машина, когда он её покупал...
Три месяца почти каждое утро он ездил в редакцию на метро. За это время маршрут со всеми пересадками, переходами был отработан до автоматизма. Ему даже не приходилось надевать очки, чтобы прочитать указатели и названия. Оставались лишь особые приметы. Например, вот этот железный букет цветов под потолком на "Чеховской". Последнее время каждый раз он садился в вагон напротив этого букета. А на "Менделеевской" ждал поезда возле радикала "ОН". "Почти как в шпионском фильме", — иронично констатировал он. Впрочем, так было удобнее всего на самом деле, это он выяснил методом проб и ошибок — сказывалась его педантичность вкупе с техническим образованием.
Почему-то именно сегодня ему вспомнилось, как он первый раз в жизни приехал в Москву. Тогда ему было двадцать пять. За плечами политех в провинции. А приехал он поступать в аспирантуру.
Курский вокзал. Яркая, захватывающая, непонятная толпа из приехавших, уезжающих, встречающих и провожавших. И он среди неё — как щепка в океане. Правда... Именно так он и ощущал себя в то давнишнее утро на Курском вокзале. Он купил в привокзальном киоске карту, нашел на ней Раушскую набережную, спустился в это самое метро... Было 23 февраля, тогда ещё отмечали, все были весёлые, и в институте на Раушской тоже — сразу усадили за праздничный стол выпить. А потом была койка в общаге, мучительные годы аспирантуры, безденежье... и ради чего собственно? Настоящий патентный поверенный, как именовали в старину, из него так и не получился. Нет, не его это...
И с Иветтой тоже не сложилось. "Ушла от тебя твоя Иветта, твой маленький ласковый зверь", — мысленно сказал он себе. Впрочем, дело прошлое, время лечит от всего. Главное, что она жива, где-то рядом в этом огромном городе; главное, что она есть. А тогда... тогда он не понимал, что если женщина решила уйти и уходит, её уже ничем не остановишь. Это раньше надо было быть умным, мужественным, решительным... В общем, всё, что ему оставалось, — это сказать Иветте какую-то банальную фразу о том, что он очень её любит и добавить: “Помнишь старый фильм на последнем сеансе в "Иллюзионе", в прошлом году? В этом фильме двое очень долго не виделись друг с другом — мужчина на несколько лет был вынужден покинуть страну. Но наступил день, когда можно было вернуться. Он приехал и сразу позвонил своей любимой — он был рядом с ней, в одном городе. А она... она лежала в постели с красивым молодым парнем. Но решила всё сразу: сказала мальчику, чтобы он собирался, что у неё очень важная встреча... Я хочу, чтобы ты когда-нибудь вернулась. И я тоже решу всё сразу”.
Нет, всё! Стоп! Не надо никакого рассказа. Это слишком больно! Даже вспоминать — непереносимо! как будто что-то сосет под ложечкой, обрывается внутри, ты теряешь частицу себя и не знаешь, как жить, что делать, о чём думать.
Тогда мы гуляли по узенькому тротуару на берегу Яузы. В студёной воде с ледяной крошкой, с обломками льдин ныряли утки. В воздухе чувствовалась весна, а мы расставались, и для меня все вокруг было похоже на осень. Всё случилось так неожиданно, что казалось, мир перевернулся, мне постоянно не хватало воздуха, света, хотя вокруг ярко сияло мартовское солнце. Впрочем, по-другому это, наверно, и не бывает.
...Месяцем раньше, в январе, я провожал тебя в командировку в Индию. Мы ехали в такси по Ленинградскому шоссе в Шереметьево, ты курила — это ты делала всегда, когда нервничала. Рейс был на Сингапур через Дели. Ты действительно нервничала — такие поездки бывают не слишком часто в жизни. А потом мы с тобой прощались. Мы стояли по разные стороны барьера — ты уже прошла таможенный досмотр — и пожирали друг друга глазами. Тебе надо было заполнить какой-то бланк. Ты отвлеклась, а я подошел поближе. Я стоял совсем близко от тебя. Но ты... ты меня не видела. Ты растерянно смотрела туда, где я был раньше и не находила меня в пёстрой толпе. Хотя теперь я был рядом, совсем рядом с тобой.
И вот, когда ты вернулась из Индии, всё это повторилось. Нет, не в аэропорту. Там ты сама увидела меня первая. Печально, но это повторилось в нашей супружеской жизни.
...Мы гуляли по узенькому тротуару на берегу Яузы. В студёной воде с ледяной крошкой, с обломками льдин ныряли утки. Небо было чистое-чистое, какое бывает только в марте. В воздухе чувствовалась весна, а мы с тобой расставались. В Индии ты полюбила другого.
— Он добрый, — говорила ты. — Я, наверное, дурно поступила, но я не виновата, что люблю его. Это сильнее меня. Я балдею от него, мне с ним офигительно хорошо.
И мне нечего было тебе возразить. Можно только ждать, что будет дальше. Ты же можешь уйти и от него. Потому что в этом мире мы часто принимаем желаемое за действительное, серое за яркое, увлечение за любовь. А слова, слова очень часто отличаются от поступков. И, наверно, только время может расставить все точки над " i ", точно оценить на своих весах правильность тех или иных наших решений. Только время...
А тогда неделю за неделей я вёл себя, как богатый бездельник. До середины дня валялся в постели, потом смотрел утренние газеты, не спеша что-нибудь ел и шёл на прогулку. Спешить некуда. И что ещё делать, когда надо, чтобы шло время?! Хорошо, что при моей профессии не нужно ходить на работу. Именно тогда я понял, что лист бумаги, ручка и письменный стол — это, пожалуй, всё, что требуется мне для работы. Конечно, удобней работать на персональном компьютере, особенно, если есть хороший редактор текста — я предпочитаю "чи-райтер", но и "лексикон" тоже сгодится. Хотя, куда важнее другое: хочется писать или нет. Видимо, выспренно это называют "состояние души".
... — Понимаешь, это какая-то фантастика, — говорил я тебе однажды. — Ты сидишь. У тебя нет ни единой мысли, ты совершенно пустой и, кажется, не напишешь больше ни строчки. Никогда. Но стоит только взять бумагу и карандаш или сесть за пишущую машинку, и твои герои начинают действовать, с ними происходят увлекательные события, они любят или ненавидят, тоскуют и смеются. Это всё — уже помимо тебя, помимо твоей воли. Они как бы начинают жить в своём собственном измерении, куда вход тебе запрещён, попросту невозможен. Вот уж никогда не думал, что так действительно бывает. Никогда не предполагал, что так будет происходить со мной.
Ты молчала в ответ. Не верила, что так бывает? Было наплевать на мои переживания? Скорее, и то и другое вместе...
Иногда мне кажется, что я выбрал не самую удачную профессию. Есть в этом что-то неестественное — представлять себе чужую жизнь, мысленно жить этой чужой жизнью, а потом садиться за пишущую машинку и выстукивать маленькими чёрными зверьками всё пережитое. И это вместо того, чтобы на самом деле влюбляться, ревновать, смеяться и плакать, играть и выигрывать, работать, отдыхать, — в общем, ЖИТЬ. Хотя, одно не исключает другое, если всё — в строчках на бумаге и наяву — происходит параллельно. Параллельно... Почему бы и нет? Человек ведь не может быть сочинителем постоянно... Только вот последнее время, если мне хочется красивую молодую девчонку, я не иду знакомиться на дискотеку или в кафе, а просто вспоминаю свою первую любовь...
Всё, хватит копаться в этой берлоге мыслей, — так я обзываю свою раскалывающуюся от чрезмерных воспоминаний голову. Скоро тридцать лет; почему бы это хорошенько не отметить и, желательно, как-нибудь весьма нестандартно?!
*_______________________________________________
Полностью повесть Андрея Гусева “Господин сочинитель” напечатана в сборнике с одноимённым названием в 1994 году в Москве; переиздана в книге Андрей Гусев “С мандатом Хроноса”, М., 1995, ОИПД ВЦ ГКС России.