- Поговорим о творчестве. Способность галлюцинировать – неотъемлемое качество творческой личности. Вернее даже, это врождённая способность любой личности. Галлюцинации бывают внутренними и внешними, позитивными и негативными…
Емеля монотонно, наукообразно и неинтересно рассказывал об устойчивости, объёме и перераспределении внимания. Больше половины семинаристов уже отходили ко сну. Акгвсентюк и сам чувствовал, что уплывает куда-то, когда заметил, что освещение в зале реверсивно поменялось: все светлые поверхности предметов заиграли оттенками тёмного и наоборот, контуры объектов проступили светящимися ультрафиолетовыми рёбрами, а лицо дремлющего рядом Курдюка закричало психо-делической цветовой гаммой. Внезапно дверь распахнулась, и в зал вкатился Император Линь Хо, три мандарина, а за ними многочисленная свита.
- Мы слишком долго блуждали в потёмках! – неестественно громко заявил Император.
Емеля – Рохля сбился и замолчал. Остальные, разом вынырнув из полудрёмы, уставились на пришельцев. "Э-то-точ-но-не-сон!" – отстучало в голове у Акгвсентюка.
- И как Вы можете убедиться, потёмки действительно порождают чудовищ, - Линь Хо широким жестом указал на семинаристов, полукругом сидящих в креслах. Кто-то протяжно присвистнул. Свист хрустальной пунктирной струёй завис под потолком.
- Это что, ещё за делегация?! – удивился Андрей Миронович, - С какой стати здесь эти китаёзы?!
- Заткнись, галлюцинация! – ответил ему первый советник. И Козлов заткнулся. Тело его, начиная с ног, втянулось внутрь себя до шеи и свернулось в розовый волосатый шар. Костюм опал, помялся и остался лежать в кресле. Рот раскрылся и нижняя челюсть, вывернувшись на изнанку, словно носок, натянулась и заглотила кожаную сферу, напялилась на голову, пожирая волосы от затылка до лба, и остановилась у бровей. Свёрнутый внутрь себя Козлов выглядел как огромный диплококк. Лишённый конечностей двухсферический цефалопод: из рас-тя-ну-то-го-на-о-бо-рот рта бессмысленно пялились и моргали глаза. Цефалопод дышал: неправильные его поверхности то раздувались, то опадали. Енькина охнула, вся обмякла телом, и растеклась по креслу. Акгвсентюк сглотнул.
- Ты, фантом, освободи место Его Мудрости, - приказал один из мандаринов Емеле.
Сановник простёр правую руку, наставил указательный палец и повёл им вверх. Емеля всплыл невесомо над креслом. Рука китайца двинулась вправо. Паря по наклонной вниз, как по невидимому фуникулёру, ведущий семинара переместился в угол зала и там завис в позе лотоса над полом.
- А вам не кажется… - начал Емеля. Китаец сжал кисть правой вытянутой руки. Верхняя губа, нос и брови лектора съехались в кучу, нижняя челюсть выдвинулась, а язык, не уместившись во рту, вывалился наружу.
"Мне-не-по-ве-рят-не–по-ве-рят!!!" – снова заговорил молоточек, стереоэффектно забивая гвоздики-слоги по дуге, от правого уха к левому. Акгвсентюк наклонил голову направо – что-то, металлически погромыхивая, перекатилось из левого уха в правое.
- Так, - сказал Император, удобнее усаживаясь на месте ведущего, - продолжим лекцию. Тема Дня – "Разборки со Временем". По неосознанным мотивам Джона Дана.
Придворные разместились на ковре посредине зала. Разложив деревянные таблички и стили перед собой, мандарины приготовились записывать мысли повелителя.
- Каждый знает, что такое время, – начал Император, - солнечные часы с точностью до одного деления показывают нам его и наши тени следует за стрелкой часов. Я говорю вам: не пытайтесь направить ваши тени в противоположную сторону, - не получится, сил не хватит! Подумайте сами и не горячитесь. Если Тень управляет движением Солнца на небе, то куда Вам, с вашим слабым здоровьем, и слабой концентрацией внимания? Я спрашиваю Вас: кто из сидящих в этом зале галлюцинаций готов пожертвовать частью своей эфемерной жизни, чтобы слиться с Тенью? Вот Вы, - певец анахронизмов ушедшей эпохи, Вы готовы? Или Вы, - живой реестр знаний психологии? Или Вы, мадам Ковригина, – производное от функции "спать". А может, Вы, - производное от функции "жрать", Вы - Умка, готовы? Никого!
- О чем, собственно, идёт речь? – спросил Барбизан.
Советник слегка коснулся невидимой указкой-пальцем лица Барбизана. Кривая хирургическая игла проворно прошила кетгутом губы, и рот исчез. Игла тоже. Кетгут рассосался. Вместо губ образовалась плохо выбритая поверхность. Операция прошла безболезненно. Барбизан, похоже, не заметил изменений. Акгвсентюк сморгнул - ничего не изменилось. Он наклонил голову налево – металлический шар немедленно локомодировал из правого уха в левое.
- Причин для беспокойства нет, - отвечал Император, - даже если Вы чего-то и не понимаете. Даже при наличии слабой устойчивости, незначительного перераспределения и малого объёма внимания, можно добиться поразительных результатов, визуализируя и управляя своими галлюцинациями. В том числе и теми, что связаны со временем. В этом легко убедиться. Подайте-ка, вон тот экспонат, поименованный как Мышь-Полёвка, и поставьте её на середину зала на колени.
Мышь взяли подмышки, выволокли и бросили на середину зала.
- Вы обвиняетесь в ограблении и убийстве! – рявкнул Император.
Воздух в помещении сгустился и пошёл волнами, искажая формы объектов.
- В чем Вы обвиняете меня? - Мышь подняла глаза на Его Мудрость.
- Вы обвиняетесь в краже и убийстве Времени, – прошептал сзади один из придворных, - слушайте и смотрите обвинительную речь…
Она прошла сквозь тысячи белковых формообразований и родилась вновь. И Время вновь открыло для неё дверь и, в сиянии звезды типа G, показало свою последовательную конечность. Время выделило ей около восьмисот сорока месяцев, двадцати пяти тысяч пятьсот пятидесяти дней и ночей, шестьсот тринадцати тысяч двухсот часов, тридцати шести миллионов семьсот девяносто двух тысяч минут, двух миллиардов двухсот семи миллионов пятьсот двадцати тысяч секунд… и бесконечность мгновения.
Итак, она родилась и начала убивать время. И делала это всю жизнь, минута за минутой, час за часом. Первое своё преступление она совершила тогда, когда сказала "Мне скучно". Отдавать отчёт в том, что ты делаешь, и продолжать убивать своё время – вот истинная вина Мышки-Полёвки. Лицемерно оправдываясь фразами "Мне нечем заняться", "Руки не поднимаются ничего делать", она уничтожала главную свою ценность, и знать ничего не хотела о том, как мучается, как стонет её река, истекая, капля за каплей в никуда. За рутиной привычных занятий и ничегонеделания, час за часом, кусок за куском, безжалостно, как мясник, она вырезала куски своей жизни и отдавала их на съедение бессмысленному морганию. Могла ли знать она, что на самом деле теряет? Чем, на самом деле, обкрадывает себя? Сколько бесконечных мгновений, которыми одарило её Время, прошли мимо? Сколько потрясающих состояний ОЗАРЕНИЯ и НОВОГО ПОНИМАНИЯ погибло?! Сколько заново рождающих ИЗМЕНЕНЕНИЙ умерли, не зачавшись?! Сколько, Мышь?
- Простите мне мой пафос, – устало сказал Император, - но это лишь половина её вины.
Он помолчал секунду, затем выбросил указательный палец.
- Посмотрите на неё! – закричал он вновь, - ОНА ТА, КТО КРАДЁТ И УБИВАЕТ ЧУЖОЕ ВРЕМЯ!!! Смотри на меня и отвечай. Сколько людей ты обокрала?! Они приходили в твою жизнь и уходили оттуда обворованные. Оставляли тебе самое дорогое – Время, и ничего не требовали взамен. Не все конечно. Но многие. Одни отдавали часы, другие годы. Зачем ты обокрала его жизнь и убила годы его Времени?!
- Но ведь и он пользовался моим! – попыталась возразить Мышь.
- Аргумент отклоняется. Это самооправдание. Что ты сделала, чтобы отпущенные ему бесконечные творческие мгновения слились с твоими? Что сделала Ты, чтобы просыпаться и жить в его снах? Ты оправдываешься потому, что в твоём Мире есть место случаю. В твоём мире живёт гильотина по имени СКУКА! Ты ищешь оправдания и пеняешь на судьбу. Ты говоришь: "на всё воля Всевышнего".… Да, на всё Моя Воля! Слушайте ВСЕ! Суда присяжных не будет! Я приговариваю её своей мудростью и властью, данной самому себе! Я приговариваю её к повешению на Локальной Временной Петле и ЗАЦИКЛЕННОСТИ на Один День! Я лишаю её разум глаголов времени. Привести приговор в исполнение немедленно! Да будет так, как сказал я!
- Ужас!!! – закричали придворные, - Высшая мера! Какая жалость, а ведь у неё растёт дочь. Это жестокий, но справедливый приговор.
"Она не виновата!" – хотел крикнуть Акгвсентюк, плохо представляя себе, к какому испытанию приговорили Мышь-Полёвку. Но, подумав о Козлове, не крикнул. Абсолютная тишина заполнила зал. Линь Хо вынул шёлковый платок, наигранно вытер глаза и взмахнул.
- Начинайте отсчёт.
ИСПОЛНЕНИЕ ПРИГОВОРА
Мышь стояла посредине лекционного зала на коленях, опустив голову. Ничего не происходило пока. И оттого, всё мучительнее становилась каждая секунда.
- Три-четыре!
Голос-гонг пошёл со всех сторон круглой оранжевой волной, сомкнулся в точку в центре головы, вывернулся в свою противоположность и раскатился кругом сквозь одушевлённые и неодушевлённые объекты. Точка внутри головы сверкнула, и вытянулась в жёлтую струну. Задрожала. "Каждая секунда идёт за следующей, а та - за предыдущей. Ты боишься – значит желаешь". Мысль появилась, вильнула хвостом и пропала. Мышь ждала.
"Что-нибудь происходит?" Мышь вскинула глаза на императора. Тот деловито саморазбирался на части: отстегнув и вынув нижнюю челюсть, он аккуратно положил её на спинку кресла. Там уже лежали глаза, маслёнка и правое ухо.
- Десять - восемь! – ударил голос.
Император с креслом скользнул вниз – её взгляд взлетел, опрокинулся, ушёл в мёртвую петлю, уткнулся в собственный затылок на миг, прошёл насквозь и замкнулся сам на себя. "Здесь искривляется время" – снова мелькнула мысль. Она увидела…
- Шесть - двенадцать - двадцать семь!
… ленту-спираль, грациозно медленно вращающуюся против часовой стрелки. Кольцо за кольцом, сегмент, за сегментом, всего двадцать семь, - лента извивалась плотью событий. Всё - от первого детского воспоминания, через первый и последний звонок школьных лет, через замужество и рождение дочери, через…. До настоящего мгновения, в котором она ждала исполнения приговора - было упаковано в двадцать семь радужных фрагментов-колец. Прожитое ей Время беззвучно танцевало перед её лицом, то, завязываясь одним гигантским узлом, то, разворачиваясь во всю длину.
- Три – девять – двадцать семь! – почти пропел голос-гонг.
Лента пароксизмально связалась в тугой узел и превратилась в цветной куб. "Три – на три - на три. Рубик-кубик. Руби – куби – кон – руби!" – запел детский голос в её голове. Теперь все двадцать семь ситуаций-событий были упакованы в три грани куба по девять комнаток в каждой – всего двадцать семь. Каждая комнатка-событие имела свой порядковый номер. Все ситуации упорядоченно строились слева направо сверху вниз грань за гранью. "Руби – куби – кон – иди!" – пропел голос, и она оказалась внутри первого, самого первого своего воспоминания. Она оказалась в какой-то комнате, где никого не было. Затем появились взрослые, и она услышала голос матери…
- Один на три, на два!
Шёлк, щёлк, щёлк.
… комната завертелась волчком, её вжало в пол, волна тошноты подкатила и отступила. Сейчас она видела ряды учебных столов, услышала шелест бумаги, шарканье ног и голос учителя…
- Три на два на раз!
Шёлк, щёлк, щёлк. Ускорение, кошмарный круговорот и… солнечный ясный день. Река, свежий ветер, на том берегу тёмная полоса леса, уходящая за горизонт…
- Два на три на два!
Шёлк, щёлк, щёлк. Она увидела его лицо совсем близко, глаза в глаза. Запах волос и шёпот…
- Три на раз, на два!
Шёлк, щёлк, щёлк. Плачь ребёнка, ночь, день, плачь, бутылочки и соски…
- Два на три, на три!
Шёлк, щёлк, щёлк. Школьники выстроились в ряды. Запах портфеля, запах футляра для карандашей, гладиолусы и астры…
Гонг-голос ускоряясь, щелчками вбивал новые сочетания цифр, и она раз за разом всё быстрее перемещалась, беспорядочно оказываясь в прожитых событиях и покидая их. И снова возвращалась для того, чтобы через тошнотворное головокружение прыгнуть в следующую ситуацию. Чудовищная сила мотала её внутри куба…
В какой момент всё закончилось, она не поняла. Она снова увидела императора. Линь-Хо протёр правый глаз платком, вставил его на место и строго посмотрел на Мышь-Полёвку.
- Расскажи, что ты сейчас чувствуешь.
Мышь вздрогнула. Её разум разваливался на части: секунды – дни – года - мгновения откалывались кусками и существовали одновременно. Все эпизоды жизни рваными полосками хаотично плавали в вакуоле Времени.
- Рассказывай, что чувствуешь! – рявкнул Линь-Хо.
- Сейчас перед исполнением приговора, когда звучит первый звонок, и дети ждут начала, она плачет и не даёт спать потому, что животик болит и разбросаны игрушки. А мама сказала их убрать после встречи с ним, до тех пор, пока продолжается последний бал на уроке рисования, перед сдачей сессии. Я очень переживала, когда дочь заболела, а меня оставили одну. Было страшно, и я вспоминала, как выйду замуж, и у меня будут дети…
- Слушай внимательно! – перебил её лепет Линь-Хо, - Месяц это совсем мало. Месяц назад было то же число, что и теперь. Через месяц будет то же число, что и теперь. Средняя продолжительность жизни - семьдесят лет. Это восемьсот сорок месяцев. Умножь прожитое тобой время в годах на двенадцать. Теперь от восьмисот сорока отними то, чего у тебя уже нет. Сколько получилось? Сколько тебе осталось? Сколько времени тебе осталось для того, чтобы реализовать себя в этой поганой жизни?!
Линь Хо поднялся с кресла.
- Ну ладно, повеселились, пошли дальше. Приведите здесь всё в порядок и за мной.
Он шагнул сквозь стену и исчез. За ним потянулись придворные.
- Всё. Конец лекции! - объявил Емеля.
Семинаристы просыпались, потягивались в креслах, вставали и выходили в молчании. Понемногу зал пустел.