Корсары Воздуха. Глава I. Сын капитана

Андрей Демин
Мы говорим не "штормы", а "шторма"
Слова выходят коротки и смачны.
"Ветра" - не "ветры" - сводят нас с ума,
Из палуб выкорчевывая мачты.
В.С. Высоцкий

Глава I "Сын капитана"

Но нам сказал спокойно капитан:
«Еще не вечер! Еще не вечер!»
В. С. Высоцкий

Велик и беспределен Воздушный Океан. Он бывает разный. То прозрачно-синий, сколько хватает глаз. То в эту синеву вплетаются легкие перышки облаков. То эти перышки начинают сливаться и вот уже не легкие белые кораблики плывут в бесконечном просторе, но тяжелые черные легионы грозовых туч тяжело ползут по одним им ведомым воздушным дорогам. Их гонят прорывы грубого могучего ветра. То вся беспредельность сереет, становится ниже, почти касаясь воды. И тогда нудный мелкий дождь поливает всю землю. Но стоит только проткнуть толщу облаков, как снова перед твоим взглядом разворачивается бескрайняя синева, а внизу расстилается ослепительно-белое облачное поле.
Точно так же было и сегодня. Я с крайним неудовольствием осматривал небо перед взлетом. С утра оттуда сыпал противный дождь. И что самое обидное - вечер был идеален. Ни одного облачка на небе. Огромный красный диск Солнца уверенно держал курс на посадку в воды Великого Океана, и ни одна наглая тучка не посмела воспрепятствовать этому. "Если солнце село в воду - жди хорошую погоду", - вспомнилась мне старинная морская пословица. Осмотрев еще раз небо и довольно улыбнувшись, я пошел к себе в дом.
Но ночью поднялся ветер. Его порывы гнули деревья в палисаднике почти до земли. Где-то гремел оторвавшийся лист на крыше. "Вернусь - надо будет прибить на место", - мелькнула мысль. Выкурив трубку на террасе, я снова вернулся к прерванному сну. А с утра проснулся под шум дождя. "Врут старые поговорки, - бреясь перед полетом, ворчал про себя. - Если бы, да кабы... Тьфу, пропасть!".
Верный "Бриганд" блестел мокрыми плоскостями на взлетной полосе. Я обошел вокруг самолета, похлопал машину по крылу, как обычно перед вылетом. Мне нравился этот самолет. "Бриганд" был последней разработкой технарей с Лонглина и Лагерхеда. Давно канули в прошлое времена "Лайтнингов", "Девастаторов" и "Миротворцев". На смену им пришли быстрые, верткие и практически неуязвимые "Бладхоуки", "Фурии", "Бриганды" и "Хоплайты". Спасибо Профу Шлейхману и его поистине золотой голове. Так стали появляться машины, от которых у имперцев волосы вставали дыбом. Угнаться на "Лайтнинге" за тем же "Бригандом" было практически невозможно. А по маневренности с ним рядом не стояли даже спецназовские "Медузы". Так что для молодого пилота лучшего варианта, чем "Бладхоук", придумать было нельзя.
Из-за задней спарки вынырнул техник. Чумазое лицо его сияло улыбкой.
- Ну что, Горд, - обратился он ко мне. - Все в порядке, машинка к полету готова. Работает как часы. Ни писка, ни скрипа. Долетишь без проблем.
- Если имперцы по дороге не попадутся, - мне пришлось охладить его радость. - Одному туговато придется.
- Не каркай, - техник втихаря перекрестился и сплюнул через левое плечо. - Все будет в порядке. Что с тобой, Горд? Что невесел?
- Да ну, - я махнул рукой. - Погода, мать ее так...
- А-а-а, тогда понятно, - протянул техник, вытирая руки куском ветоши. - Ну да ничего, для "Брига" это строго по барабану. Через облака пройдешь - и все проблемы.
- Ладно, хватит языком чесать, - я надел перчатки. - Давай подзадник.
Техник скрылся под крылом самолета, и вскоре вернулся, неся парашют. Надев его и закрепив все ремни, я тяжко вздохнул и запрыгнул на плоскость. Добравшись до кабины, откинул фонарь и уселся, потихоньку ругаясь на треклятую погоду и на то, что теперь снова придется вычищать кабину от занесенной с сапогами глины.
Хлопнул закрытый фонарь. Техник показал большой палец и спрыгнул с крыла. Я включил "дворник" и, не торопясь, стал запускать все системы. Движок пару раз недовольно чихнул, выплюнул клуб пускового выхлопа и ровно загудел. Бросив взгляд на приборы, я убедился, что все в норме и щелкнул тумблером связи.
- Диспетчер, это "Черный Ястреб", разрешите взлет.
- "Черный Ястреб", это диспетчер. Ваша полоса - третья. Взлет разрешаю. Следите за машинами в воздухе. Счастливого пути, Ястреб.
- Спасибо, Ханц, - ответил я и прибавил тягу двигателя, выруливая  на рулежную дорожку...
... Белые облачные поля медленно тянулись под крылом машины. Однообразное гудение мотора, однообразная картина внизу - все это не настраивало на веселый лад. Солнечный диск уверенно бежал сзади, освещая кабину своими косыми лучами. Долго и нудно тянулось время. На меня даже напала отчаянная зевота. Чуть не разодрав рот в очередном зевке, я ругнулся и стал крутить ручку настройки рации, пытаясь поймать что-либо веселое. Вот сквозь треск и хрип помех донеслись бравурные марши Мутерлянда. Я улыбнулся. Барон не изменял своим привычкам, да и жители острова почему-то отдавали предпочтение именно этой музыке. Крутнув верньер еще на пару оборотов, я услышал веселенький фокстрот. Этим "баловался" радиомаяк Лонглина. Фокстрот сопровождал меня с самого детства. Эта музыка неслась изо всех приемников нашего дома, раздавалась на улицах Лонгтауна, мчалась по просторам эфира с радиомаяков острова. Теплая радостная волна разлилась по всему телу и я оставил эту волну, постукивая пальцами левой руки по рычагам тяги. Но вскоре и фокстрот надоел. Я снова потянулся к верньеру, но тут музыка прервалась.
- Говорит Лонглин! Говорит Лонглин! Всем внимание! На подходе сильный боковой ветер! Получено штормовое предупреждение! Всем летательным аппаратам, направляющимся к нам! Внимание! Посадка запрещена! Уходите на запасные аэродромы!
- Вот еще не хватало, - раздраженно пробормотал я, поморщившись. - Щаз, так я вас и послушал.
- Лонглин! Это Черный Ястреб. Какого дьявола вы закрываете аэродромы? Что, все так серьезно?
- Ястреб! - говоривший явно обрадовался, услышав мой голос. - Гордон, мальчик мой, серьезнее не бывает. Лучше не суйся к нам. Ветер до двадцати. Завалишься зазря!
- Ну, Мастер, это ты зря так разволновался, - голос Мастера Кира не узнать было невозможно. - Да хоть сорок! Неужели я не справлюсь?
- Горд, не дури! - Мастер испугался. - Свалишься, что я отцу скажу? Он же меня стрескает, не посолив.
- Да ладно тебе, старый волк, - я засмеялся. Забота старика позабавила меня. - Ничего со мной не случиться. Ты же сам учил меня с ветром разбираться.
- Учил, но не с таким ураганом! Сам капитан с ним не связывался, Горд. Уходи на запасной, последний раз говорю!
- Спокойно, Мастер, прорвемся. Не впервой.
- Все ясно, - Мастер разозлился. - Я сейчас же сообщу отцу!
- Ой, боюсь-боюсь, - я расхохотался. - Сообщай, Мастер! Сдавай своего любимого ученика!
- Ну, Горд, погоди! Если все-таки умудришься приземлиться, серьезный разговор тебя ожидает!
- Посмотрим, Мастер! Увидимся на земле!
- Псих ненормальный, - пробормотал Мастер. - Учти, Горд, юго-западный, семнадцать - двадцать. Облачность до пятисот. Твой - центральный. Полоса шесть. Удачи.
Я представил себе, как Мастер сейчас лихорадочно связывается с отцом, как вызывает на шестую полосу всех наличных спасателей, и какая буча сейчас поднялась на аэродроме. Да, зря я так расхрабрился. Боковой ураганный ветер - это вам не шуточки шутить. Легко быть храбрым, идя над облаками. А что ждет меня внизу? Об этом пока лучше не думать.
"Бриганд", подчиняясь движению ручки управления, легко и плавно пошел на снижение. Тягу придется увеличить, иначе с ветром мне не совладать. Хорошо, хоть имперцы по пути не попались. А то бы я вообще не долетел. Нет, кто спорит, задняя спарка с автоматическим захватом и ведением цели - хорошее подспорье в бою. Но если навалится хотя бы звено, то туго мне придется. Крутнув головой, я оценил обстановку. Вроде все чисто, никаких подозрительных точек на горизонте не видно. Ладно, поехали черти, ныряем в облака и выходим на Лонглин.
Болтанка началась уже на семи сотнях. Ветер действительно оказался бешеным. "Бриг" уподобился норовистому необъезженому скакуну. Пару раз серьезно взбрыкнув, он в следующий же момент провалился в воздушную яму. Внутренности мои немедленно прилипли к горлу, а завтрак отчаянно запросился наружу. Я недовольно крякнул и намертво вцепился в ручку, выравнивая самолет. Мотор надсадно заревел, вытягивая машину из провала. Ттолько полет немного выровнялся, как боковой порыв ветра чуть не сорвал "Бриг" в скольжение. Пришлось со всей дури давить на педали и выводить тягу чуть ли не на максимум, чтобы уберечься от такой "радости". А потом вообще стало весело. То и дело налетающий ветер сбивал машину с курса, порывался поиграть с ней, как с залетной бумажкой, сорвать "Бриг" в штопор. Закусив губу, я воевал со ставшим совершенно непослушным самолетом. Рев двигателя поднялся до самых верхних нот, из выхлопных труб полетела гарь несоженного топлива. Вся конструкция скрипела и стонала, жалуясь на то издевательство, которому ее подвергал пилот. "Может, все-таки лучше уйти на запасной, - стали появляться мысли. - На хрена мне сдался этот героизм?".
- Горд, ты как? - голос Мастера ворвался в наушники в момент очередного рывка "Брига".
- Нормально, Мастер, нормально. Облачность прохожу, - я постарался ответить как можно спокойнее. Но, видимо, получилось плохо.
- Слышу я как "нормально", - рявкнул Мастер. - Уходи на запасной! Немедленно!
- Хренка, Мастер! - я выровнял машину и теперь уже мог более спокойно говорить. - Я уже на подходе!
- Вижу я, на каком ты подходе! Тебя снесло на пять миль в сторону! А дальше еще хлеще будет! Уходи на запаску! Кироу уже готов!
- Мастер, отстань, ради Бога! Не мешай управлять машиной. Или веди меня, а не забивай эфир пустыми разговорами!
- Горд! - я похолодел. Это был отец. - Ты совсем с головой не дружишь или как?
Голос отца был совершенно спокоен и холоден. Вот так всегда. Ты хоть в лепешку расшибись, а он даже глазом не моргнет.
- В последнее время вроде конфликтов не наблюдалось, - попробовал отшутиться я, продолжая снижаться.
- Не заметно по тебе, - в словах отца проскользнула усмешка. - Ветер усиливается, Горд. Ну как, ты еще не раздумал садиться на Лонглине?
"Дудки теперь я уйду на запасной! - меня взяла злость. - Назло не уйду! Сяду, тысяча чертей! И никто мне не помешает!".
- Нет, не раздумал, - буркнул я, снова вытаскивая "Бриг" из ямы. - Что, мы так и будем вести светскую беседу?
- Слушай внимательно, Горд. Смещение - миля на сотню. Ветер уже до двадцати. Порывы с регулярностью в десять секунд. Юго-запад. Учти, что на шестую он тебя просто вышвырнет. Так что с тягой не переусердствуй. Убери на сотне до единицы и выжди очередного порыва. Потом клади машину на поток и заходи с упреждением. Шасси - только перед самой землей. Все понял?
"Елки-моталки! Мне что - десять лет? Учить он меня посадке при попутном ветре вздумал! Сам знаю!".
- Понял. Скажи Мастеру, пусть мне снос дает.
- Сам дам, - отец был предельно сосредоточен. - Выходишь из облаков. Внимательно, ветер сбоку!
- Принял, - я подвернул машину так, чтобы порывы не били в плоскость. - Вижу воду! Три сотни! Мастер, черти тебя раздери, какие пять?!
- Пока ты болтался в облаках, они снизились. Действуй, Горд. Смотри, не засыпься!
- Действую!
Получилось то, чего я опасался. Меня вынесло поперек полосы. Пришлось закладывать вираж и попробовать пройти посадочный круг. Н-да, при таком урагане это проблематичное дело. Весьма и весьма. Сквозь пелену дождя я видел размытые контуры посадочных огней и сверкание мигалок пожарных машин, собравшихся около полосы. Нет, цепляться к доку матки куда как проще, чем садиться на землю. Определенно проще, скажу я вам. Пройдя четвертый контрольный пункт, я попытался развернуться на заход. Не тут-то было! Ветер, злобно воя, уперся в нос "Брига" и стал сталкивать его с курса. И где же их попутный? Что, поменялся за пять минут? Ладно, уходим на третий круг.
Вот теперь уже пошло получше. Порывы стали подталкивать машину сзади. Теперь я понял свою ошибку. Первые два раза  я заходил на посадочный совсем с другой стороны. Вот ветер и вредничал. Теперь же он словно подхватил машину крепкими надежными руками. Даже его бешеные порывы уже не воспринимались, как пинки и толчки, а как довольно жесткая, но ведущая в нужном направлении горка. Я относительно спокойно прошел все точки, вышел на полосу и постепенно стал снижаться, убрав тягу до минимума. Стало слышно пение ветряных струй в плоскостях. Практически на сотне я выпустил шасси и, воспользовавшись очередным "пинком" ветра, довольно-таки аккуратно сел. Удар, прыжок, еще удар, прыжок, и "Бриг" покатился по полосе, гремя стойками шасси. Я совсем убрал тягу и зажал тормоза. К грохоту стоек прибавилось противное гудение тормозных колодок.
Докатившись до рулежной дорожки, я повернул машину с взлетной полосы и выкатился к ангарам.
- Третий открыт, Горд, - снова заговорил отец. - Закатывайся прямо туда.
Третий, так третий. Я разглядел раскрытый зев ангарных ворот и вкатился внутрь, тут же вырубив двигатель. Ангарные ворота  закрылись. Винт пару раз провернулся и замер. Наступила тишина.
И только тут я почувствовал, что весь взмок. Почувствовал, как ноет после напряжения посадки тело, как по спине сбегают струйки пота. Рубашку под курткой - хоть выжимай. Я стащил шлем, провел рукой по мокрым волосам и открыл фонарь кабины. От дальних дверей к машине бежали фигурки технарей. А сзади неспешно шествовали (другого слова я просто не подберу) Мастер Кир и Натан Закарья - мой отец...
... - Ну что, герой, пришел в себя? - отец улыбался, сидя в своем любимом кресле и, по старой привычке, положив ноги на стол.
Я молча кивнул, вытирая волосы. Душ после такой посадки был как нельзя кстати. Еще бы грамм пятьдесят "Охотников за удачей", так было бы вообще хорошо. Но знал я, знал, что отец никогда не догадается поставить на стол квадратную бутылку с черной наклейкой, с которой скалился вечной своей ухмылкой Веселый Роджер. А потом трубка с "Ликиртом" и спокойно посидеть с часок, ни о чем особо не думая.
Отец заулыбался еще шире, потом наклонился и тут же ко мне в руки полетела бутылка. От неожиданности я чуть было не выронил ее. Вот смеху бы было.
- Стаканы где обычно. Там же найдешь и свой "Ликирт", - отец опять откинулся в кресле, разглядывая меня.
Я поднялся и протопал к старинному шкафу красного дерева, что уже очень давно стоял в углу отцовского кабинета или, как все в доме называли эту комнату, "каюты". Достав стакан, я повернулся и вопросительно посмотрел на отца.
- Что смотришь, Горд? Бери сразу два. С твоей посадкой мне тоже требуется разрядка. Ты что же, паршивец, решил отца в гроб раньше времени вогнать?
- Ничего подобного, - я достал еще стакан, выудил из табачного ящика упаковку "Ликирта" и вернулся к столу. - Просто зачем мне тащиться на запаску, если я спокойно могу сесть на основном?
- Видел я твою "спокойную посадку", - отец все улыбался. Похоже, он решил просто подразнить меня. - Ползал, как беременная баба, вокруг да около. Скажи мне, ас, какого дьявола тебя понесло первый раз против ветра?
- Немного не рассчитал, - буркнул я, наливая виски в стаканы. - И, в конце концов, кто меня уверял, что при заходе ветер будет попутный?
- Я уверял, - отец посмотрел на меня пристально. - Ты видел носок при заходе?
- Откуда?! - я возмутился. - Ливень, как из ведра. Какой носок?
- А полез на посадку. Эх, молодо-зелено. Скажи спасибо Профу, что придумал "Бриганд". Попробовал бы ты такой фортель провернуть на "Девастаторе". Непременно угробился бы.
- Ну, слава Богу, "Девастаторы" - уже прошлый век, - я забил трубку и стал ее раскуривать.
Отец поморщился. Он не одобрял курения, сам никогда не курил, но... куда деваться, коли родной сын пристрастился к трубке? После нескольких неудачных попыток отучить меня от этой "вредной привычки", он махнул рукой.
- Да-а-а, - протянул он, рассматривая виски на свет. - А были времена, когда от этого прошлого века даже "Медузы" имперские бегали.
- Они и сейчас от них побегут, буде таковое случится, - я выпустил клуб дыма в потолок. - Я лучше сейчас тебе вот что скажу. Смотрю я на то, что сейчас твориться на нашем Архипелаге и не нравится мне все это...
- И что же тебе не нравится? – отец с интересом посмотрел на меня. – На мой взгляд, в Архипелаге все спокойно. Империя уже не суется к нам лет пятнадцать, считай. Здорово мы их тогда проучили. Красные тоже помалкивают в тряпочку. Спокойно и размеренно все, Горд. Что может не нравиться?
- Да, папа, сразу видно, что давненько ты  с Лонглина не выбирался. И вроде разведка работает у тебя неплохо, а удивляешь ты меня своими рассуждениями. Во-первых, - я загнул один палец, - Империя снова начинает наглеть. На Западе уже пролететь спокойно невозможно, чтобы не нарваться на них. Я уж молчу про Юг. Там они вообще чувствуют себя полными хозяевами. Слышал про Бандерас? А про Хронос? А еще про огромное количество мелких островов, на которых даже своих губернаторов нет? Все они уже подмяты Империей, и над ними главенствует знаешь кто? Лора Гомес, папа.
- Что? – глаза отца сверкнули злобой. – Лора Гомес?! Как это получилось?
- По наследству, папа, по наследству, - я загнул второй палец. – Во-вторых, красные не такие тихони, как кажется с Лонглина. «Черный Лебедь» уже вытеснен вплоть до  Картера. Четыре крупных острова Востока и десять более мелких теперь уже числятся в Красном Архипелаге и носят совершенно другие названия. Большевики перекрыли все воздушное пространство и не пускают к себе даже купеческие караваны. Любой, кто посмеет сунуться к ним, будет сбит. Проверено. И не только мной. Мне продолжать?
- Продолжай, - от расслабленности отца не осталось и следа.
- Хорошо. Где славные корсары? «Охотники за удачей» остались только на этикетке виски. «Черный Лебедь» развалился. «Черепа» осели на Севере и даже думать забыли про охрану караванов. «Белые Шляпы», «Безумный эскадрон», «Гусары» – где они все? «Ариен зольдаттен» Барона дружно сидят на Мутерлянде и Габсбурге, дуют свое «Фройляйн» и трескают сосиски с капустой. А где то море маток и прочей техники, что было в Архипелаге в твои времена? Почему купеческие караваны идут практически без прикрытия? Ты знаешь, какие убытки несет тот же Кривой Дог?
- Погоди, Горд, - отец остановил меня движением руки. – Но на смену нам пришли вы. Как вы себя называли? Молодые волки? Так что же, молодые оказались слабее стариков?
- Нет, папа. Молодые оказались не слабее. Молодые сделали ставку на спокойную жизнь. Практически все сейчас занимаются какими-либо делами, ударились в купечество, крутят свои делишки. Какое им дело до былой славы Свободного Братства?
- То есть ты хочешь сказать, что Свободного Братства больше не существует?
- Фактически – да.
- И что же ты предлагаешь?
- Что я прелагаю? – я замолчал, обдумывая ответ. В таком деле торопиться явно не стоило. От моего ответа сейчас зависело очень многое. – Я предлагаю вот что. Надо возродить хотя бы одну команду. И дать понять всем, что корсаров воздуха слишком рано списали со счетов. В первую очередь надо начать трепать имперцев на Западе. Возобновить охрану караванов. Хотя бы того же Кривого на первое время. Ну и о свободном промысле забывать тоже не стоит. Я же говорю, Империю давно не ставили на место. Вот она и зарвалась. Горх Седьмой еще молод и горяч. И историю, похоже, он учил слишком плохо. Необходимо напомнить уроки.
- Сделать так, чтобы «Охотники за удачей» ассоциировались не только с известной маркой виски?
- В самую точку, - я докурил трубку и стал ее вычищать. – Если ничего не делать, то Архипелаг съедят с двух сторон. С Юга – империя, а с Востока – красные. И кто знает, кто еще сидит на Далеком Западе и на Севере. Вести, приходящие оттуда, тоже не радуют. Если мы хотим остаться самими собой, то надо действовать.
Отец задумался. Он потягивал виски, рассматривал картину на стене каюты и я видел, как напряжен его взгляд. Работу его мозга можно было практически пощупать руками. Повисла тишина, нарушаемая только тиканьем корабельных часов над рабочим столом отца. Я откинулся на спинку дивана, держа стакан в руке, и ждал. Такое ожидание было привычным. Отец никогда не размышлял вслух, не делился с тобой возникающими мыслями. Но когда он начинал говорить, то картина, разворачивающаяся перед тобой, поражала своей логичностью и закономерностью. Поэтому я молча ждал, когда он заговорит.
Медленно падали минуты. Я уже допил стакан, забил и выкурил вторую трубку, а отец все молчал. Трубочный дым синими пластами повис в неподвижном воздухе каюты. Я помахал рукой, разгоняя их и поднялся. Дальше сидеть и ждать было просто невозможно. Похоже, озадачил я отца очень серьезно.
- Да, Горд, правильно решение, - вдруг заговорил отец. – Сходи к матери. Мне надо еще немного поразмышлять.
Он поднялся, прошел к своему столу и открыл заветный ящик. В этом ящике был собран весь архив старых «Охотников за удачей». Отец принципиально не признавал новых технологий и упорно отказывался от перевода архива в электронный вид. «Мне эти бумаги греют душу, - нередко говорил он, перебирая уже изрядно истрепанные карты, листы, корабельные журналы и летные книги. – Здесь вся моя молодость и история нашей семьи. А машина… Машина бездушна, она не может сохранить все, что хранится здесь. Пусть все это будет красиво и здорово, но душа здесь больше жить не будет. Я этого не хочу». Однажды я все-таки самостоятельно перебросил архив на свою машину. Отец посмотрел на это, хмыкнул, и забыл про него. Несколько моих попыток заставить его просматривать документы на машине полностью провалились.
Я вышел из каюты и отправился в комнату родителей. Мама возилась с моей летной курткой. Сколько раз я ей говорил, что не надо ее трогать, что она меня устраивает и в таком виде, но в каждый мой прилет куртка оказывалась в умелых маминых руках. Она зашивала неизбежно появляющиеся дырки, подновляла вытертые участки и каждый раз что-то переделывала. Да так, что по отправлению я не узнавал свои «доспехи».
Я вошел в комнату и остановился на пороге. Тихо стрекотала швейная машинка. Свет от настольной лампы освещал склоненную мамину голову. Я улыбнулся. Мне все время казалось, что мама не стареет. Годы шли, а она все оставалась той Красоткой Бет, что озорно улыбалась со старых пожелтевших фотографий из архива отца. Пролетевшее время не смогло проредить ни ее белых кудрей, ни согнуть спину, ни избавить от всегдашней веселости. Конечно, морщинок на лице прибавилось, но выглядели они так, словно не годы наложили их, а просто она слишком часто и заразительно смеялась. Морщинки бежали мелкой сеточкой от уголков глаз к вискам. В детстве я часто любил забраться к ней на колени и гладить их, любуясь красотой маминого лица.
Мама любила меня до самозабвения. Она отдавала мне всю себя, без остатка. После моего рождения папа остался без верного ведомого. Пришлось ему  в срочном порядке искать нового, потому что Красотка решительно отказалась от участия в каких бы то ни было авантюрах «Охотников за удачей». Она осела на Лонглине, где капитан к тому времени построил собственный дом, и целиком посвятила себя мне. Через пять лет у меня появилась сестра, а еще через два года – брат. Но все равно я остался «маминым любимчиком», как ни странно. Гарна и Джек до сих пор дразнят меня «маменькиным сынком», хотя таковым я никогда не был.
Машинка прекратила свой стрекот и мама повернулась ко мне.
- Что ты на пороге встал? Заходи, Горди.
Елки-моталки, сколько раз ей говорить, что не могу я терпеть этого уменьшительно-ласкательного варианта своего имени?! Так до седых волос и останешься Горди.
- Получил от отца на орехи? – мама улыбалась. От этого морщинки около глаз собирались вместе.
- За что? – я изобразил удивление.
- За свой фортель сегодняшний. Вздумал героя из себя изображать. Нам-то каково, ты об этом подумал?
- Подумал, - пробормотал я, чувствуя себя последней сволочью.
- Не подумал, - мама потрепала меня по голове. – Что ж с тобой сделаешь, Горди. Взрослый ты уже. Очень взрослый.
Мама вздохнула. Ну вот, еще не хватало. Чтобы Красотка грустила, такого не было никогда за всю историю семьи. Все-таки стареют мои предки. Стареют, и никуда от этого не денешься. А тут еще я со своими радикальными идеями…
- Чем отца озадачил? – мама, даже не слыша нашего разговора, очень точно угадала, что прилетел я не просто так.
- Мысль у меня одна появилась…
- Хочешь «Охотников» возродить? – в глазах мамы появилась хитринка.
- Откуда ты знаешь? – я всерьез удивился. Об этом я не говорил ни с кем, кроме отца.
- А мне даже и знать нечего, - мама тихо засмеялась. – Ты же Закарья, Горди. А Закарья не может спокойно сидеть на одном месте. Ему подавай полеты, воздушные сражения, абордажи и прочую прелесть корсарской жизни. Как будто я твоего отца плохо знаю. Возраст у тебя подошел, Горди. Кровь зовет.
- Но мама… - начал было я.
- Ничего, Горди, - она погладила меня по руке. Я заметил, что и на маминых руках уже есть морщины. – Ничего. Отец тебе поможет. Ты в этом не сомневайся. Он сам бы взялся за это дело, да годы уже не те. А тебе сам Бог велел поднять славу воздушных чертей на щит. Империя слишком обнаглела. Чересчур. Да и красным их руки загребущие поотшибать не мешало бы. Как мы им в свое время их поотшибали. Так что в нашей помощи не сомневайся. Вот погоди, еще и старые волки на совет соберутся. Тогда тебе придется все свои задумки выкладывать и критику выслушивать. А критиковать они умеют, в этом не сомневайся. Так что готовься к серьезному разговору, Горди.
- Да я готов.
- Ну вот и хорошо, - мама снова вздохнула. – У сестры-то еще не был?
- Не успел еще. Как она?
- Хорошо. Дочка растет, хулиганит уже. Выматывается она с ней.
- А как же Горн?
- Горн целыми днями в мастерских. Дик последнее время деятельность развернул очень активную. Не одному тебе, похоже, мысли про «Охотников» приходят, - мама снова хитро посмотрела на меня. – Вот и делают они аж по несколько машин в день.
- Понятно, - протянул я. Это значило только одно – с техникой проблем не будет, раз Большой Дик такую работу затеял.
Пискнул вызов интеркома. Мама протянула руку и нажала кнопку ответа.
- Мать, Гордон у тебя? – похоже, отец что-то решил.
- У меня. Сидим, беседуем.
- Скажи ему, что я подумал. И кое-что решил. Пусть идет ко мне.
Мама повернулась ко мне.
- Слышал?
Я кивнул.
- Иди, Горди. Да благословит тебя Господь…