Хижина в горах. Хабаров
За нашим домом глухая гора, а на ее вершине дощатая хижина. Каждое утро меня будит скрип открываемой двери. Принесли еду. Я встаю, иду на улицу. Быстро ем похлебку. И поднимаюсь на гору. Идти далеко. Шест на плечах, он же посох стал добрым помощником. С его помощью, я перепрыгиваю через трещины и ручьи. Тропа поднимаясь круто вверх, иногда узким карнизом вьется по краю пропасти. Надо торопиться, на верху ждут.
Все как в первый раз. Очередная фигура сидит на том же самом, единственным камне, перед хижиной. Я опускаюсь рядом на землю. Уже значительно легче удается сложить правильно ноги и выпрямить спину. Сидеть предстоит больше часа.
* * *
Прошел всего месяц, но мне он уже казался годом. Все началось рано утром, со звонка моего очень странного знакомого. С которым мне, довелось познакомились еще в Нью Йорке.
- Привет, чем занят? - поинтересовался он как обычно. И не дождавшись ответа, спросил - Ты не хочешь составить мне компанию в поездке в Непал?
Я только неделю назад сдал последний госэкзамен. Клинка куда я подал документы, ждала меня только в сентябре. Несколько последних дней я банально отсыпался. Абсолютно без всяких планов.
- Мой компаньон, с кем мы планировали поехать, лежит с переломом. А мне важно не пропустить одно событие. Вот решил позвонить тебе, тем более что ты как-то сам спрашивал о такой возможности.
Окончательно стряхнув остатки сна, я поинтересовался, когда планируется выезд. Он ответил, что если с загранпаспортом все в порядке, то в конце недели. То есть через три дня. С загранпаспортом все было в порядке. Через четыре дня самолет приземлился в Дели.
В какой то лавке, ведомой только моему спутнику, мы закупили снаряжение и одежду. За символичную плату, уже вечером вылетели в грузовом отсеке местного почтового «лайнера» в Катманду. Единственное чем порадовал полет, это тем, что почти целые сутки до этого мы ничего не ели. После посадки в Катманду, мы переночевали в том же грузовом отсеке вместе с пилотами, на туках с чем-то мягким. Рано утром самолет вылетел в Боднат.
Маленький иллюминатор грузового отсека, к которому я припал, изумлял величием и красотой лежавшего под нами ландшафта. Бесконечно длинные хребтины гор. Покрытых снегом в верхней их части, сочетались с темно-бурыми провалами ущелий отлогих склонов. Они напоминали стадо невероятных размеров животных, сбившихся в кучу, и бредущих в ведомом только им направлении. Порой, когда гряда заканчивалась очередным пиком, сверкавшим синевой белоснежной вершины, сходство становилось невероятным - животное задирало гигантскую мору вверх, и ело облака.
Самолет начал снижение. Безумная тряска при посадке, так что временами казалось, что посудина, в какой то момент просто развалиться. Затем гул двигателей начал стихать. Громкий, последний хлопок, как выстрел и вдруг наступила - Полная тишина! Складная лестница вместо трапа. Море солнца, и белоснежные вершины гор. Здраствуй, Тибет!
* * *
Целью нашего путешествия было небольшое селение в горах, путь до которого занял еще три дня. По пути мы останавливались в селениях, или в совсем одиноких хижинах. Стены, этих хижин были сложены из камней, а крыши покрыты досками и плоскими камнями. Нас кормили соевой похлебкой, и плоскими жесткими лепешками. Для сна, нам как правило отводили сарай, где мы спали на лежанке из сухой травы. Трава буквально кишела различными насекомыми, но усталость после многокилометровой ходьбы просто валила с ног, я отрубался практически мгновенно.
Единственный вопрос, который еще сохранялся в затухающем перед сном сознании - откуда, у моего уже не молодого спутника столько сил. Все, сон!
* * *
Мой спутник, Александр Дмитриевич - невысокого роста, широкий в плечах, с округлым как у изваяний Будды пузцом, бородатый мужичок. Крепкие, кожаные ботинки, явно одетые не в первое путешествие. Брезентовые камуфляжные штаны с кучей карманов, ветровка времен строительства коммунизма, и огромный современный туристический рюкзак. Пожалуй, особенно впечатляла постоянная лохматость его не по возрасту густых черных как смоль волос. Правда лоб уже был без них, да и местами проглядывала особенно контрастная седина. Борода росла без всяких правил, от чего он, напоминал только что разбуженного человека. Щелочки карих глаз, цепкий внимательный взгляд. Дополняло все это, постоянная посмеивающаяся улыбка.
Она была на его устах, в глазах, даже в его движениях. Он посвятил меня в цель нашего путешествия еще перед вылетом. Один его непальский знакомый предупредил его, что в одном из монастырей умер настоятель. И двое кандидатов, готовят себя к обряду посвящения. Только один из них будет избран этой процедуры. Все, кто будут присутствовать, на этом обряде посвящения получат передачу. Он еще что то рассказывал об этом обряде, но я честно говоря сам не очень понял - что такое передача. Тем более, что он все время посмеивался над моими вопросами. В нужную нам деревню мы пришли к вечеру третьего дня.
* * *
Боль в спине, от однообразного сидение под монотонное гудение моего очередного соперника превращалась в кошмар. Казалось, что все тело пронизывает раскаленный металлический прут. Я начинал вертеться, стараясь найти более удобное положение.
Гудение прекращалось. Мы вставали, становились в стойку, я начинал повторять его движения. Сначала просто руками и ногами, потом и при помощи шеста.
Мне сложно судить, сколько мы разогревались, но атаки всегда начиналась одинаково внезапно.
Первый раз когда я оказался на горе, мой провожатый сделал несколько последовательных гимнастических движений и замер, не спуская с меня глаз. Я попытался повторить его движения, решив что это такой обряд, и даже с интересом стал ожидать продолжения. Но он не двигался. Его странное поведение, его ожидающая поза, да и вообще вся эта фигня начинала давить на нервы. Мне вобще стало казатся, что от меня чего то ждут и я должен что то сделать. Я сделал движение в его сторону, и тут же отлетел сбитый ударом с ног. Затем он дождался, когда я поднимусь, и нанес другой более жесткий удар. В общем те, первые несколько дней я в основном падал, абсолютно не понимая, что здесь происходит, и почему меня все время лупят.
* * *
Ничего этого не предвещал, тот наш первый вечер в деревне. После ужина, в котором было даже что-то мясное, впервые за долгое время нашего путешествия. Наевшись и выпив большую пиалу напитка, отдаленно напоминавшего пиво, я задремал в углу хижины. Когда я проснулся, гости собравшиеся у хозяина этой хижины уже наполовину разошлись. Мой спутник, о чем-то расспрашивал сидевшего с ним старика, на непонятном мне языке. Мой желудок урчал, борясь со съеденным. Я встал и спросил где здесь туалет. Александр Дмитриевич неопределенно показал на подростка сидевшего у двери, и сказал ему какую то фразу.
Мы вышли во двор, и подросток оказавшийся девчушкой, тут же не смущаясь присел во дворе. Никогда не задумываешься о таких вещах, но в тот момент я испытал неловкость и решил отойти немного в сторону. Тем более, вдруг вспомнил, что туалетной бумаги мы с собой не взяли. Необъятное небо, с рассыпанными сверкающими кляксами звезд. Млечный путь, пересекавший всю эту сияющую красоту, действительно напоминал молочную полосу влитую в антрацит ночного небосклона. И темнота вокруг хоть глаз выколи. Темнота на столько сгустилась вокруг что дальше идти было уже просто невозможно.
* * *
На следующее утор, после первой драки, когда мне опять указали на гору, я отказался выходить из сарая, в котором спал. Мне ничего не сказали, но еды не дали. Еще через день, проголодав сам и не принеся ничего моему спутнику, я побрел на гору сам. Когда мне дали в руки шест, первое время я считал, что он просто мне мешает. Посох же, в руках соперника превращался в грозное оружие, беспощадно жалившее мое покрытое синяками тело со всех сторон. Затем я начал пытаться им отбивать удары. Вернее это громко сказано - отбивать. Из десятка точных, резких движений мне удавалось остановить два - три. Но и это уже было прогрессом. Когда очередная экзекуция кончалась, я еле доползал с горы домой.
* * *
То наше первое утро в этой деревне, началось с криков и гвалта местных жителей. Протерев глаза, я обнаружил что Александр Дмитриевич сидит в кругу селян и они перебивая друг друга о чем-то громко спорят. Когда я попытался приблизиться к ним, то достаточно грубо был водворен на свое место. «Зашибись» - подумал я, похоже, аборигены не такие и приветливые, как показались сначала. Александр Дмитриевич, как-то грустно посмотрел на меня и глазами показал, что бы я ничего не делал.
Потом, его куда то увели. Пол дня я просидел в хижине без воды и еды, под охраной троих мужчин. Когда я попросился по нужде на улицу, на что я потратил немало жестов и времени, то меня вывели и подвели к стене, хоть я и пытался опять отойти в сторонку. Но мне преградили путь и указали на стену. Терпеть уже не было больше сил, и я под неодобрительные взгляды отлил на стену.
* * *
- Ты даже не представляешь, в какую неприятную ситуацию мы попали.
Только через день, я смог увидеть своего спутника, и поговорить с ним.
- Мы нарушили очень грозное табу. И должны теперь дождаться ламу из соседнего монастыря, который решит, как с нами поступить - объяснял он мне ситуацию.
Ситуация была хреновой. Он находился под замком, до прибытия Ламы. По местным обычаям заключенных здесь не кормят. Еду им приносят только родственники или их друзья. И здесь нельзя купить еду, ее можно только заработать.
- И еще, - он помолчал, оценивая мою реакцию на услышанное - тебе придется пройти испытание. Я точно не знаю, какое оно будет, но тебя уже начали готовить к нему. И поверь, это единственный способ покинуть эти места с миром.
Мы говорили через дощатую дверь, с единственным окном, в которое могла пролезть разве что плошка с едой. Дверь была закрыта на цепь, пропущенную в два железных кольца вместо ручек, и закрыта на какой то древней конструкции навесной замок.
- Господи, бред какой то. Здесь крыша, так название одно, разобрать и деру. Неужели они за нами гонятся будут.
- Будет хуже если они не погоняться - как обрезал, ответил он.
* * *
Соперники, менялись. Сначала это были подростки, обладавшие необычайной прыгучестью. Затем техничные мужчины, медлительность которых была обманчива, а желание достать их шестом, часто оборачивалась обманным ударом, блокировать который было почти невозможно.
В ком-то из них я уже узнавал жителей деревни. Кто-то, как я понял, жили невдалеке. Когда они добирались до селения по вечерам, сначала они приходили смотреть на меня. Местные приводили их ко мне и не без удоволствия показывали мои синяки и ссадины. Мол мы уже поработали над ним.
Я не могу сказать, что это были злые или недружелюбные люди. Уже к концу первой недели многие приветственно кивали мне при встрече. Мои раны по вечерам обмывала и даже чем-то смазывала пожилая женщина.
В мои обязанности входило наполнить поилки для животных. На это вначале уходило более трех часов беготни, затем двух. Деревянные ведра и достаточно тяжелые сами по себе. Вода в ручье голубого цвета, а на ощупь просто ледяная. Когда пьешь, ломит зубы.
Натаскав воду и подметя двор дома, в котором ночевал, я получал миску еды на себя и на сидевшего в запертой хижине моего компаньена.
* * *
Иногда противниками были старики. Их манера ведения боя была наиболее жестокой. Несколько атак в наиболее болезненные места, по суставам, а затем методические удары в уже плохо сгибаемое тело. Вообще понятие пощады им помоему им небыло знакомо.
Утренние разминки не проходили даром, я перестал задыхаться и уже более результативней работал с шестом. Конечно я не был так ловок как они, но научился пользоваться им как щитом.
Вобще в какойто момент я поразился метаморфозе моего отношения ко всему происходящему. Поняв что новой драки, а как следствие и новоых синяков и шишек не избежать я перестал придавать им значение. И вдруг я перестал бояться ударов. Нет я не перестал чуствовать боли, но в момент боя я перестал бояться пропустить удар, и как следствие я научился предвидеть более серезные атаки. И вот тогда во мне появлялось какое то новое чувство, это чуство совершенно не походило на чуство азарта или злости. Наоборот оно делало меня как-бы отстраненым от самой схватки. И в тоже время в секунду заставляло группироватся и уклонятся от казавшихся уже пропущенных аттак.
Прямой выпад. Прыжок назад, широкий защитный взмах, смена рук. И опять закрыться. Снова выпад, широкий на всю длину шеста чтобы захватить место куда приземлится после прыжка мой соперник.
* * *
Однажды я взвыл. Меня еще днем, очень сильно отделал грузный плотный непалец, из соседнего селения. Сначала, он пропустил пару серьезных ударов, но уже через несколько секунд сбил меня с ног и буквально размазал по земле.
- Не могу больше, у меня все болит. Позавчера пропустил удар по спине, моча была весь день красной. Александр Дмитриевичь, давайте бежать, нам до полиции добраться, а там объявим себя американцами, захваченными террористами - уже не жаловался, а умолял его я.
Принося очередную порцию похлебки.
- Хватит ныть, тоже мне мужик называеться. Болит у него все. Пару раз палкой получил и все, сопли развесил. На днях прибудет Лама. Я думаю, все образумится, - успокаивал он меня.
- Может оно, конечно, образумится, но я то могу и не дожить - не унимался я.
- Похудел уже килограмм на двадцать. Не могу я драться как они, и вообще не понимаю, зачем се это. Что мы им такого сделали. Я просто хочу жить как раньше. Хочу домой.
- Жить, дожить - передразнивал он меня. - Что ты мелешь. У тебя есть исключительная возможность доказать этой жизни, что она тебе не зря досталась, и ты ею дорожишь, а не размениваешь на годы и всякие глупости.
Странная у него улыбка. Вот плохо тебе, так что все полный ****... Да и вещи он говорит странные. Но поговорили и домой шел я уже зная, что утром снова побегу на гору, за очередной серией тумаков и синяков.
По утрам я уже почти взбегал на два километра вверх в гору. Сидеть в позе лотоса, тоже уже мог часами. И даже парировал или уклонялся от большинства ударов. Я начал проводить свои атаки, не сколь результативные сколько отчаянные. Нет, это было не отчаянье. Скорее, что то более глубокое чем отчаянье.
Я больше напоминал механизм, запомнивший последовательность примитивных движений, и вся моя жизнь свелась к максимально правильному их повторению.
* * *
Моя одежда уже порядком пообтрепалась и представляла собой жалкое зрелище. Хозяин хижины, дал мне куртку из плотной домотканой ткани, с застежками из деревянных палочек. Она выглядела жутковато, но была теплой. А одна из женщин подарила мне длинный шарф. Он был сплетен из плотной матери. Длинный настолько, что длина позволяла обмотать им даже голову, особенно когда с гор спускались холодные туманы. Или когда задувал особенно холодный ветер, с таких казавшихся близкими вершин.
* * *
За все это время, я совсем не обращал внимание, на окружавшую меня красоту. Горы, ущелья, жизнь местных жителей были частью той напряженной жизни, в которой я жил.
Но что на меня произвело особенно сильное впечатление, это труд камненосов. Они шли по горным дорогам, и в большие заплечные мешки из грубой дерюги, закрепленные специальной лямкой на голове, складывали находимые на дороге камни, единственный строительный материал той местности. Они выходили с восходом солнца, а возвращались к его заходу.
Однажды ночью я не провалился в сон как обычно, а лежал, просто слушая ветер. Сквозь звуки ветра я расслышал вой, пронзительный и тоскливый. Это волки и ущелье подвывали злобному северному ветру, который рвал еловую дранку с крыши хижины.
* * *
На следующий день в селенье прибыл Лама. Я узнал об этом, когда спустившись с горы после очередного поединка обнаружил что поилки уже наполнены водой.
Жители, собрались под навесом, где сидел пожилой человек. На нем был балахон темного цвета и удивительно белый для этих мест шарф. Он сидел на деревянной скамеечке, и о чем-то беседовал с моим спутником. Мне жестом показали, что бы я подошел.
Лицо ламы было округлым, почти без морщин. Лама окинул меня взглядом, и на какое то мгновенье заглянул мне в глаза. В его взгляде поражала удивительная живость глаз. Да и вобще гляде ему в глаза сложно было соеденить их возраст с возрастом его абсолютно седой старческой бороденки.
Когда они закончили разговор, Александр Дмитриевич отвел меня в сторону и сообщил что, решение принято и испытание будет завтра. Лама сам испытает меня на горе. Больше он ничего не добавил, лишь посоветовал, что бы я поел и шел отсыпаться.
Потому, что завтра предстоит вставать очень рано.
* * *
Всю ночь мне снился дом, родители, какие то простые картинки из прошлой жизни, все это перемешалось с горой и волком, который ждал меня в серых сумерках на склоне горы.
Разбудили меня действительно раньше, чем обычно. Мы молча вышли из селения, и в предрассветных сумерках поднялись на гору. Если не все селение, то большая его часть была уже там. Там же были и мои соперники из соседних деревень.
На камне у хижины сидел Лама. Мы опустились рядом. Началась медитация. За время, которое я провел у этого камня, я уже мог свободно повторять сложносочетанные звуки простой мантры.
Но мой голос впервые слился с общим хором. Волна удивительного спокойствия накрыла меня. Я перестал с тревогой ожидать предстоящего мне испытания. Мое тело расслабилось, и завибрировало в такт Мантры. Мысли, которые облекались в образы, от произносимых мною слогов мантры, приобрели удивительную чистоту. Они превратились в свет, исходивший от моего лба, и уносящегося в небо. Такие же сгустки света, исходили от большинства собравшихся. Эти лучистые потоки переплетались и объединялись в единый, мощный поток стремящийся вверх. Мое сердце билось ровно, как никогда.
Так - так. Так - так. И я поймал его ритм, его энергию, питавшую каждую частичку меня. Удивительные, вибрации наполняли мое сознание.
Все оборвалось резким звоном колокольчиков, закрепленных на посохе Ламы. Я понял, что должен встать. Но я не встал как раньше, я просто подумал о том, что я должен встать. В следующую секунду, я отметил как мое тело легко перенеслось в центр круга.
Еще один удар посохом, и звон колокольчиков возвести о начале испытания.
Противников я не видел, но чувствовал. Чувствовал ихнею силу, гибкость, даже запах.
Руки сами направили шест в том направление, куда пришелся удар. Но я не парировал этот удар как раньше, я дал возможность сопернику немного провалиться. Затем, резко выбросив ногу вперед, вложил в удар всю ту энергию, что переполняла меня.
Звук падающего тела мне уже был безразличен, так как я уже видел другого противника и чувствовал еще нескольких ожидавших своей очереди.
Мне сложно сейчас объяснить, что это был за бой. Не все удары я блокировал, и несколько раз сам отлетал на камни. Но удивительным было то, что я совсем не чувствовал боли, а то мое чуство приобретенное мной стало чуть ли не главным на что я полагался в той схватке.
Тело как будто напрямую общалось с моими рецепторами зрения, слуха и обоняния. А затем разряжалось сложной последовательностью рефлекторных движений приобретенных в те ранние утренние часы. Далее я просто отмечал движения своего тела, так как в том безумном танце, которое оно совершало, пытаться контролировать его или тем более думать было просто не возможно.
Соперников было сразу несколько. У меня были дни, когда на горе я занимался с двумя партнерами. Но здесь их было много, и они постоянно менялись. Атаки сыпались одна за другой. Тело стало сгустком энергии танцующий танец под звуки ударов шестов.
Все остановилось так же внезапно, как и началось. Звон колокольчиков, и отсутствие угрозы вокруг.
* * *
Мы покинули деревню в тот же день. Нам даже дали осла, которого мы должны были вернуть кому-то в конце нашего пути, и приличный запас провизии в дорогу. Мне подарили тот самый шест, с которым я уже стал неразлучен, и куртку с шарфом в которых я ходил все последнее время.
Состояние после передачи было настолько эйфоричным, что говорить о чем либо мы смогли только утром следующего дня.
- Александр Дмитриевич, а все таки, какое табу вы нарушили? Почему нас так наказали, вас посадили под замок, а на мне разминалась пара деревень.
Он засмеялся, весело заливисто, со слезинками на глазах. Так можно смеяться только искренне, от души. Прошло некоторое время прежде чем он смог говорить.
- А ты что так и не понял, что табу нарушил ты?
- Как это? - я ошалело, уставился на него.
- А кто нагадил на могилу их легендарного воина, не ты? Может дядя? Еще и свой носовой платок, измазанный в дерьме оставил. Эстет однако.
Я замер пораженный
- Здесь осквернение карается крайне жестоко. Убить, может и не убили бы, но оскопить могли. У нас бал только один шанс, это доказать что ты тоже воин. И у тебя это надо признать получилось.
- То есть я теперь легендарный воин Шао Линя?
Александр Дмитриевичь, опять закатился в заливистом смехе. Я невольно так же улыбнулся.
- Ты в детском саду зарядку делал?
- Все делали.
- Так вот запомни, что тому что ты научился они учатся в возрасте, когда ты зарядкой занимался. Посто наше с ними представление о зарядке очень разниться.
Больше я ничего не спрашивал.